Ведьма для князь-сокола

Пролог

— Вот не зря мы, Алёнка, сюда приплыли. Чует моё сердце, улов хороший будет, — сказал дедушка, довольно потирая ладони и привязывая лодку к большой коряге. — Но здесь нужно держать ухо востро! Озеро это вроде и тихое, но дурная слава о нём ходит. Люди сказывают — в этих местах часто водную нечисть видят.

Я поглядела на песчаный берег, чтобы убедиться, что вокруг никого нет.

— Боязно мне что-то, деда, — прошептала, невольно поёжившись и пристально глядя на тёмные тени деревьев.

Меж тем на смену безоблачному, жаркому дню пришла прохладная летняя ночь. В воздухе витали густые ароматы вечернего леса. Тишину нарушали только лёгкий плеск волн и мерный скрип деревьев.

Колышущаяся вода поблёскивала в свете луны серебристыми искорками.

Мне минуло уже четырнадцать вёсен, но это было моё больное место. Ровесницы все как на подбор высокие да стройные, одна я в рост не пошла.

После смерти родителей и бабушки мы с дедом остались вдвоём, и теперь он часто брал меня с собой то в лес за грибами, то на реку за рыбой. В этот раз я сама напросилась с ним на дальнее озеро.

— Говорят, как выйдет на небо рогатый месяц, заухает, забулькает в камышах и выплывает со дна водяной, тиной обмотанный. Ты, главное, как увидишь его, прячься, а не то под воду затянет, — продолжал пугать меня дед. — Я за хворостом схожу, а ты сиди смирно, без единого звука.

— Угу! — еле слышно отозвалась я. — Ты только поскорее возвращайся, а то жутко мне тут одной.

— Я быстро обернусь, Алёнка. Глазом моргнуть не успеешь, — пообещал дедушка и вскоре скрылся в зарослях ивняка.

Как только его шаги стихли, звенящая тишина навалилась на меня. На берегу ветра не было слышно, но я прислушивалась к каждому звуку, к каждому всплеску воды и к каждому шороху в кустах.

Никого вокруг, только сверчки стрекотали, комары жужжали да филин ухал в непроглядном боре. Но страх растревожил меня до озноба.

Ещё покойная бабушка рассказывала, что в такие ночи, как эта, русалки выбираются на берег, садятся на ветви и песни поют, а если увидят кого поблизости, то могут утянуть за собой на дно.

Чёрная поверхность воды внезапно пошла рябью от ветра, как будто он стремился проникнуть в самую глубину. То там, то здесь начали вздуваться огромные пузыри, тёмная масса с громким плеском вынырнула со дна и, словно живая, задвигалась, задёргалась и застонала.

Сглотнув от страха, внезапно пронзившего весь позвоночник, я бросилась в кусты. Продираясь сквозь них, почувствовала, как к коже прикоснулись чьи-то холодные, крючковатые пальцы.

«Неужто шиши́га шалит?» — мелькнула мысль.

От волнения глаза ничего не видели. Едва вырвалась из зарослей, пустилась бежать вниз по склону, только бы подальше, только бы успеть спастись. Страх, что нечисть нагонит и увлечёт на дно, бил в спину сильнее кнута, подстёгивал не останавливаться ни на миг.

Я не понимала, слышала ли голоса, крики и девичий смех или это мне всё мерещилось, но не обернулась ни разу. Сколько так бежала без оглядки, трудно сказать. Ноги гудели, грудь распирало от быстрого дыхания, которое стало рваным и колючим.

Упала без сил, понимая, что бежать уже нет никакой мочи. Даже пошевелиться не могла, чувствовала, что если сделаю хоть шаг, то умру. Я жадно хватала ртом воздух, который уже не помещался в груди. Пытаясь остановить головокружение и тошноту, на миг прикрыла глаза, а когда распахнула их, поняла, что вокруг тёмный лес, и только столб лунного света жадно тянется ко мне с верхушек деревьев.

Вой волков поблизости эхом отозвался в ночи.

— Мамочки, — одними губами прошептала я. — Что ещё за не́жить таится в этом лесу?

Вроде и похоже на волчье завывание, но намного грубее. И от этого звука тело оцепенело. Всё во мне кричало — беги! Но куда? Вокруг лишь непроглядные тени и тёмные силуэты деревьев.

Я всё-таки поднялась, пробежала несколько шагов, и тут меня в воздух подкинуло, дух захватило на мгновение, и перед глазами круги пошли, а потом я с силой опустилась на что-то мягкое.

От неожиданности и ужаса растянулась на земле, пыталась встать, но ноги скользили, начала отползать прочь, пока не упёрлась спиной в дерево.

— Ты чего шумишь? — услышала я скрипучий старушечий голос и вздрогнула.

— Я тут… сижу… — заикаясь пробормотала я, пытаясь рассмотреть в темноте ту, что заговорила со мной, но тьма была такой густой, что сквозь неё с трудом проглядывали даже силуэты деревьев. — А вы кто?

— А кого ты тут встретить хотела? — недовольно буркнул голос, и незнакомка вышла в полосу лунного света.

Я увидела высохшую сморщенную старуху. Из одежды на ней была рыболовная сеть, обмотанная несколько раз вокруг тела. Её рука, сильно напоминающая обтянутый кожей скелет, неожиданно дёрнула меня за запястье. Хватая ртом воздух, я пригляделась. Глаза незнакомки были открыты, полностью белёсые, вместо радужки — бельма, а бескровные губы едва шевелятся и силятся что-то сказать.

— Ну-ка, ты! Как тебя?.. Поди сюда! — чмокнула она губами.

«Ведьма, как есть кики́мора болотная», — подумала я и не закричала только потому, что горло сдавило спазмом.

Глава 1.

С той поры прошёл год. Пока дедушка здоров был, жили мы спокойно и радостно, а зимой унесла его неведомая лихорадка.

Пошла я в услужение к богатому соседу. Всё бы ничего, да недавно сынок его, Фрол, из похода кня́жеского вернулся, и теперь житья мне от него не стало: то руки распускает, то губами слюнявыми тянется.

Умерли родные. Нет больше у меня никого, и некому за меня, горемычную, заступиться.

С самого рассвета работа на кухне кипела: посуду в корыте нужно перемыть, обед наготовить, а на утренней и вечерней зорьке ещё скотину накормить и подоить.

Руки от ледяной воды одеревенели, но лучше так, чем в избе перед глазами Фрола мельтешить.

Чтоб его лихоманка взяла!

Подумав о ненавистном хозяйском сынке, вздрогнула, но торопливо отогнав мрачные мысли, вернулась к работе.

Одна отрада: когда с делами управлюсь, можно будет рукоделием заняться — рушники да рубахи узорами причудливыми вышивать, или в лес сходить — берёзкам-подружкам на судьбину мою нелёгкую пожаловаться.

Долгими зимними вечерами я любила выводить хитрые завитки под тихие, заунывные песни. В голове рисовала, как красавец-молодец с сапфировыми глазами и кудрявыми волосами наденет рубаху, залюбуется моей работой. Представляла образ милого суженого, нежные объятия да сладкие поцелуи, сама смущалась и краснела от глупых мыслей.

Теперь-то я понимала, какими нелепыми были мои мечты. Судьба оказалась ко мне немилостива.

«То ничего, некоторым гораздо хуже бывает, — уговаривала я себя, вспоминая бабушкины наставления о смирении и терпении, но представляя Фролкины объятия и поцелуи, мне аж тошно делалось. — Нет! Никогда этому не бывать, лучше в реке утоплюсь!»

Удачно выйти замуж я не помышляла. Кто ж в семью сироту-бесприданницу примет?! Но хоть бы вдовец какой добрый да работящий посватался, я, может, и согласилась бы, лишь бы подальше от Фрола да дружков его наглых, да развязных.

Под вечер, прихватив ведро, отправилась в хлев доить коз. Рогатые неслухи радостно заблеяли, они признавали только мои руки, упрямо не даваясь никому.

— Алёнка, а ну, ступай сюда! — послышался недовольный окрик хозяйки. — Опять, наверное, бока отлёживаешь. Вот свалилась на мою голову помощница.

— Здесь я, Прасковья Никитична, — почти сразу ответила я, выглянув из хлева. — В козлятник пошла.

— Смотри у меня! — строго добавила она и погрозила пухлым пальцем. — Просто так кормить не стану. На хлеб заработать надо.

У крыльца стоял Фрол и, сложив руки на груди, нахально ухмылялся.

Не поднимая на него глаз, я вернулась в хлев, подпёрла вилами дверь и тихо поцокала, подзывая животных. Мягкая шёрстка приятно грела озябшие руки.

— Родные мои, заждались уже? Сейчас, сейчас я быстро, — ворковала, одновременно обмывая вымя тёплой водой.

Через мгновение в дно ведёрка ударились первые тугие струи молока.

— Ну вот и всё, — сказала я, погладив последнюю, шестую, козу по спине.

Всех до одной обласкала и подоила. Заботливо прикрыв ведёрко куском белой ткани, выпрямилась и наткнулась на Фрола, стоявшего позади.

— И нравится тебе такая жизнь? Умаялась, поди, за день? — с притворной заботой спросил он, пытаясь обнять меня за талию.

— Уйди, не то закричу, — попятилась я.

«Как вырваться? Он хоть и неповоротливый, да тут бежать некуда», — мелькнула мысль.

Я начала медленно отступать к дальней стене хлева.

— Кричи. Матери скажу, что сама мне проходу не даёшь. Выгонит из дому, пойдёшь по дворам побираться. А если приласкаешь да в уста поцелуешь, так и я для тебя расстараюсь. Хочешь, сапоги сафьяновые с ярмарки привезу, хочешь платок шёлковый, а хочешь, бусы с серьгами подарю? — голос Фрола перешёл в хриплый шёпот. — Ты только скажи!

— Не подходи! Убью, если тронешь! — предупредила я.

— Ух, так даже лучше! Люблю норовистых кобылок усмирять, — Фрол едко усмехнулся и рванул вперёд.

Со всей силы размахнувшись деревянным ведром, полным молока, я стукнула хозяйского сынка по голове. Он не успел отпрянуть, ведро коснулось его плеч, молоко расплескалось, залив напавшему лицо и рубаху.

Я вжалась в дальний угол. Отступать было некуда. Мокрый и разъярённый Фрол надвигался на меня подобно быку.

«Всё, убьёт сейчас», — подумала я и съёжилась, ожидая удара, но в этот момент в дверях появилась Прасковья Никитична.

— Ах ты, зараза криворукая! Хозяйское добро портить вздумала, — зычно завопила она.

Не замечая сына, подскочила ко мне, схватила за косу, стала таскать и приговаривать:

— Вот тебе, чтобы неповадно было молоко разливать. Вот так, вот так.

Я пыталась отстраниться, но от её тяжёлой руки так просто было не уйти.

— Ну что, будешь ещё добро портить? Будешь? — приговаривала она, продолжая таскать меня за волосы.

На дворе уже собрался народ, и это подначивало её всё больше, всё сильнее. Она ходила вокруг меня и сыпала ругательствами:

Глава 2.

Первые капли дождя упали мне на лицо. Я оглянулась. Дорога до деревни утонула в тёмной сумрачной дымке, а значит, не было для меня теперь пути назад. В последний раз бросив взгляд на родные места, я направилась в неизвестность. Не знаю почему, но мне казалось, что лес — это единственное место, где мне будут рады.

Тёмные деревья встречали молчаливо. Они, словно сказочные великаны, охраняли вход в свои мрачные чертоги. Тихий шёпот листвы действовал успокаивающе, будто со мной говорил родной человек.

Когда я пробиралась через тёмные заросли, у меня появилось странное ощущение: вроде и проходила по этим местам много раз, а всё вокруг каким-то незнакомым было.

В ответ на мою не высказанную вслух мысль по кронам ближайших деревьев пробежала волна, а в следующее мгновение на поляну из неглубокого оврага вынырнули быстрые тени.

Полупрозрачные девы с колышущимися, словно в воде, волосами серебристо-жемчужного цвета кружились вокруг меня. Их тонкие фигуры были прикрыты лёгкими сарафанами, а ноги едва касались земли, отчего казалось, что лесные красавицы парят над поляной. Незнакомки хихикали и перешёптывались между собой.

— Кто вы? — тихо спросила я, но эхо тут же подхватило мои слова и гулко разнесло по всему лесу.

— Вы…вы…вы…

Одна из девушек осторожно коснулась моего запястья и потянула за собой. Будто звала.

— Куда ты меня ведёшь? — снова спросила я.

— Ведёшь…ведёшь…ведёшь… — повторило эхо.

Я замерла, не понимая, что делать, но любопытство взяло верх: решила последовать за лесной девой.

Она всё глубже уводила меня в непролазную чащу. Мы пробирались по узким тропинкам и тёмным зарослям, и я уже начала сомневаться в своём решении, хотела развернуться и бежать назад, но тут передо мной открылась небольшая поляна, освещённая лунным светом.

Подружки лесной девы окружили меня и стали что-то тихо напевать. Мне никогда не приходилось видеть более удивительного зрелища.

Внезапно девушки расступились — краем глаза я заметила огонёк вдалеке. Он то пропадал, то снова показывался, мелькая между деревьями. Ещё бабушка рассказывала, что огни, которые появляются в лесу и на болотах — это души умерших. Но этот свет не казался мне опасным. Он неудержимо манил меня. Постояв немного, я направилась в ту сторону. И чем ближе подходила, тем спокойнее мне становилось.

Вскоре передо мной показалась избушка. От посторонних глаз её скрывали густые заросли тёмных деревьев. Стены увивали стебли плюща.

Словно пауки, плетущие свою замысловатую паутину, они цеплялись за выступы и сучки. Узловатые, похожие на щупальца ветки торчали со всех сторон, будто когда-то двигались, а теперь застыли в танце. Крыша, укутанная мхом и лишайником, сливалась с листвой. Странные символы, вырезанные на дверях, добавляли мрачности и таинственности избушке.

Вокруг витали ароматы душистых лесных трав и древних тайн. Из трубы вился сизый дымок. В единственном окне светился тусклый огонёк. В небе над избушкой плавали тучи, создавая вокруг причудливые узоры из теней и света, словно сама природа пыталась предостеречь отчаянных смельчаков от входа в этот дом.

Я услышала тихое покря́хтывание. В следующее мгновение дверь распахнулась, и на пороге показалась древняя старуха в одежде из листьев, с волосами, похожими на корни деревьев. В руках она держала длинный посох, вершину которого украшала ветка, напоминающая хвост змеи. Глаза её сверкнули странным огнём.

— Что за гость явился на порог моего дома? — пробормотала она, и голос её, в отличие от внешности, оказался довольно сильным.

— Простите бабушка, что потревожила в такой час, — испуганно попятилась я. — Кажется, я заблудилась, шла, шла и вышла к вашей избушке.

— А что ты так поздно в лесу делаешь? Где твои родные? — нахмурилась она.

— Нет у меня никого. Одна я на белом свете осталась, — тяжело вздохнула, опустив глаза.

Старуха внимательно посмотрела на меня, покачала головой, будто решала, стоит ли впускать в дом незнакомого человека.

— А как звать-то тебя, горемы́чная?

— Алёнкой кличут.

— Проходи, коли ничего дурного не замышляешь, — прокашляла старуха.

— Что вы бабушка?! — испуганно воскликнула я. — Не со злым умыслом я к вам пришла.

— Ну-ну, — хмыкнула хозяйка, пропуская меня внутрь. — Люди часто одно говорят, а в голове другое держат.

В доме старуха уже не выглядела такой безобразной, как мне показалось вначале.

Длинный шерстяной убру́с[1] почти полностью закрывал её сгорбленную фигуру, оставляя открытыми только иссушенную крючковатую руку да покрытое глубокими морщинами лицо. Так как волосы её были убраны, узнать седые они или нет, не представлялось возможным.

— Так как, говоришь, мою избушку нашла? — строго спросила она, запирая на засов дверь. — Кто тебя сюда послал? А ну, говори!

— Так сама я… — еле слышно прошептала я.

— Врёшь! — рыкнула старуха и обезумевшими глазами, похожими на два уголька, уставилась на меня. — Не скажешь правды, пожалеешь!

Сердце моё едва не выскочила от страха.

Глава 3.

Воздух внутри дрожал от паров. Они окутывали скромное убранство комнаты плотной пеленой. Железный котелок, несколько кастрюль, сковородок, вёдер, глиняные горшки и плошки, погнутый ковш, полдюжины простых ножей и деревянных ложек составляли всю домашнюю утварь. На печи в чугунке что-то булькало и клокотало. Большие и маленькие золотистые тыквы в избушке лежали повсюду: на подоконнике, на столе, на лавках. Травы пучками висели вдоль стен. Куколки соломенные сидели по лавкам.

Пахло вкусно: пряно и терпко. Казалось, время в этом месте замерло, погружая в состояние умиротворения и спокойствия.

В углу избушки стоял большой дубовый стол, на котором были разбросаны странные инструменты, глиняные плошки и пучки трав. По всей видимости, здесь находился алтарь для совершения таинств.

— Иди хоть поешь, горемычная, — сказала лесная отшельница, поставив передо мной деревянную чашку с хлебом и кружку молока. — Другого ничего нет. Не ждала я сегодня гостей.

— Спасибо, бабушка, — улыбнулась я, присаживаясь на лавку.

Ощутила нестерпимый голод, несмотря на то, что находилась под впечатлениями от увиденного. В меня всё больше проникало ощущение пугающей таинственности, которой была наполнена избушка.

Хлеб пах так вкусно, что хотелось просто с наслаждением вдыхать его аромат.

— Оголодала-то как! — покачала головой хозяйка. — Видать, ела давно?

— Угу, — промычала я.

— Ну ничего, завтра кашей накормлю.

— Я у вас не задержусь, — предупредила я, высыпая последние крошки хлеба в рот. — Вот только ночь пережду и дальше пойду.

— Куда это ты собралась? Разве не домой твой путь лежит? — удивилась старуха.

— Жаль, но нет, — тяжело вздохнула я. — В деревню мне нельзя, потому как я хозяйкиного сына ведром огрела и всё молоко на землю пролила.

— И чем же молодец заслужил такое? — усмехнулась хозяйка.

— Словно репей прилипчив был, — ответила я.

Старуха раскатисто захохотала.

— Ну, Алёнка! Ну, девка! — вытирая, выступившие от смеха на глазах слёзы, сказала она. — Ох, и бедовая же ты! Ладно, оставайся. Утром решим, что с тобой делать. Зачем-то ведь боги тебя мне послали. Ты ложись на лавке, а я на печку полезу.

Как назло, спать совершенно не хотелось. Долго лежала с широко открытыми глазами. Дом завывал ветром в трубе, скрипел ставнями и половицами, словно вздыхал, кряхтя по-стариковски. Казалось, он жил, собственной, одному ему ведомой жизнью. Где-то за печкой покашливал домовой, слушая заунывное стрекотание сверчка.

Глаза начали потихоньку слипаться, всё-таки был длинный день.

Я проснулась от скрежета кочерги, которой старуха выгребала из печи золу.

— Доброго утречка, бабушка! — сказала я, ёжась от зябкой сырости.

За окном малиновым заревом разливался рассвет. Слышно было, как на все лады щебечут в кронах птицы, приветствуя новый день.

— И тебе не хворать, — прокряхтела старуха, взяв с лавки пустую бадью. — Как спалось, горемычная?

— Спасибо, хорошо, — ответила я и, подскочив, кинулась ей на помощь. — Что же вы, бабушка, с утра пораньше по хозяйству хлопочете? Хотите я вам помогу?

— Ну, подсоби, коли не шутишь, — сказала старуха, передавая мне ведро. — Колодец за домом найдёшь.

Вскоре огонь в печи стал весело потрескивать, распространяя тепло. На столе дымилась горячая каша в чугунке с обжаренными луком и грибами.

— Хозяйственная ты, Алёнка. Оставайся у меня. Мне как раз помощница нужна, — внимательно поглядев на меня, сказала старуха.

— Да как же это! — всплеснула я руками. — Здесь вам одной-то тесно. Я вам только мешать стану.

— Не помешаешь ты мне, горемычная. Будем с тобой в лесной чаще жить: тебе не боязно, да и мне веселее. Можешь звать меня Неми́рой.

— Спасибо вам за доброту, бабушка Неми́ра, — ответила я, поклонившись до самого пола.

— Ишь ты, кланяется, будто боярыне! — фыркнула хозяйка. — Благодарность твоя мне без надобности. Но хочу предупредить: будешь послушной да тихой, поладим мы с тобой, а начнёшь норов показывать и огрызаться, то придётся нам расстаться.

— Что вы, бабушка, не стану я вам перечить. Вы ко мне со всей добротой и пониманием, и я вам тем же отплачу, — сказала я.

В тот день я приняла предложение Неми́ры и осталась в избушке, стоящей в центре непроходимой чащи. Вскоре я поняла, что бабушка эта была самой настоящей ведуньей. Могла и умела то, что простому человеку и не снилось.

Глава 4.

После нескольких лет, проведённых рядом с бабушкой Неми́рой, я поняла, как много не знала.

Она научила меня не только собирать травы и готовить из них целебные настои, но и общаться со всем живым вокруг. Она говорила, что каждое растение и животное имеет свою силу, свою мудрость и нужно уметь слушать их.

Уже через год я с лёгкостью составляла лечебные сборы, делала мази, а через два года научилась общаться с животными, растениями и насекомыми, перестала бояться лесную и болотную нечисть.

— Алёнка, куда тебя понесло спозаранку? — проворчала Неми́ра. — Нам с тобой в город нужно съездить, чтобы пополнить запасы в кладовой.

— Вот завтра с рассветом и отправимся. Сегодня я ещё трав соберу, отваров и настоек наготовлю, а мы их потом на ярмарке продадим или обменяем, — улыбнулась я, вытаскивая корзинку из-под лавки.

— И то верно, — кивнула Неми́ра. — Твои мази и растирки всегда большим спросом пользуются. Вот не зря я тебя у себя оставила. Я ещё тогда почуяла, что в тебе сила особая имеется. Видать, в твоём роду колдуны или знахарки были.

— Я того не знаю, — развела руками. — Мама умерла, когда я ещё маленькой была, а бабушка мне ничего не рассказывала.

Утро встретило лёгкой сумеречной дымкой, которая, словно сахарная, таяла, растворялась прямо на глазах, обещая, что день выдастся погожим.

Знакомая дорога убегала вдаль, манила и звала за собой. Две пичужки, заметив меня, вспорхнули с ветки и деловито запели над головой.

— Белогрудка, Пестря́нка, как поживают ваши детки? — окликнула я их.

Птицы, перебивая друг друга, громко защебетали, рассказывая о своём житье-бытье.

— Неужели уже такие большие? Вот здорово! Передавайте им привет от меня!

Пропев несколько трелей, они полетели по своим делам, оставив лишь шелест ветра в листве. Я прошла мимо небольшого прудика, минула залитую солнцем поляну с россыпью самых разных цветов и остановилась под тенью клёна, растущего на берегу ручья. Изящные листья дерева слегка подрагивали при малейшем дуновении ветерка, вселяли в меня спокойствие и умиротворённость. Казалось, мир приостановил свой вечный бег. Тишина поглотила всё вокруг. Лёгкая прохлада, тихое журчание воды, песни кузнечиков гармонично вписывались в это безмолвие. Я заворожено слушала, залюбовавшись на узоры неба, видного сквозь крону дерева.

Спустилась к ручью, перебралась по камням на другой берег и нырнула в заросли. Пока шла, мне всё время казалось, что слышится то ли стон, то ли писк — странный жалобный звук.

«Может, нечисть лесная шали́т?» — подумала тогда я, но, не успев сделать последних нескольких шагов, замерла. Под огромным дубом лежал старый волк, а вокруг бегал маленький волчонок. Большой зверь уже не мог открыть глаз, только тяжело дышал. На боку у него виднелась глубокая рана.

Я испугалась, но Неми́ра учила доверять чутью, а оно нашёптывало, что опасности для меня в этом месте нет.

— Ты что здесь делаешь? — спросила я у волчонка, поглядев по сторонам. — Где твои родные?

— Родителей убили охотники, — пискнул зверёк.

Моё сердце сжалось от жалости. Я подошла ближе, села на корточки и погладила светлую лобастую голову.

— Это мой дедушка, — заскулил волчонок, облизывая морду хищнику. — Он ранен. Пожалуйста, помоги ему, добрая женщина.

Маленький зверёк бросился ко мне и стал дёргать за подол.

— Я… постараюсь, — заикаясь, произнесла и присела, чтобы получше рассмотреть рану у волка. Кровь из неё вытекала толчками.

«Плохо дело», — подумала я, пытаясь найти вену, чтобы остановить кровь.

И тут я услышала хриплый стон. Волк, собрав последние силы, приоткрыл глаза и глянул на меня с неподдельной грустью. Я испуганно попятилась.

— Не трать свои силы, дева. Мои дни сочтены, — раздался хриплый голос волка. — Лучше помоги волчонку. Он хоть и отважный, но ещё слишком маленький. Ему не выжить одному в лесу.

Раненый хищник закрыл глаза и тяжело задышал, исчерпав до донышка свои силы. Волчонок рядом жалобно заскулил.

— Я помогу, обещаю, — сказала я и нерешительно положила руку на морду волка.

— Спасибо, — вырвался тихий вздох из его груди, а затем он перестал дышать вовсе.

Волчонок отчаянно завыл, потом заскулил протяжно и жалобно.

— Пойдём, маленький, не нужно здесь оставаться, — прошептала я, вытирая слезу, но волчонок не тронулся с места.

Медленно я начала отходить от мёртвого волка. Малыш сидел рядом с ним, облизывал его морду своим быстрым язычком, время от времени поднимал голову и рычал.

Я отошла довольно далеко. Ручей давно скрылся за ветками деревьев, и даже журчание воды перестало слышаться. Наконец, за моей спиной раздался треск ломаемых ветвей, из-за кустов выскочил светлый комок шерсти. Это был волчонок. Остановившись неподалёку, он настороженно уставился на меня своими жёлтыми глазами.

— Не бойся меня, малыш. Мои родные тоже умерли. Теперь я живу в избушке Неми́ры, и тебе там место найдётся, — сказала я, присаживаясь рядом.

Волчонок смотрел на меня и по-прежнему молчал, словно раздумывал, можно ли мне доверять.

Глава 5.

— Зачем ты его в дом привела? — ругалась Неми́ра. — Виданное ли дело, чтобы зверь лесной с людьми жил?!

Бабушка ворчала, искоса поглядывая на волчонка, который сидел под лавкой и время от времени рычал на неё.

— Посмотри-ка на него, ещё и зубы показывает, того и гляди вцепится! — бурчала Неми́ра. — Вот сейчас возьму веник да отхожу его.

— Не ругайтесь, бабушка, — успокаивающим тоном проговорила я. — Рат ещё маленький, многого боится, к тому же сегодня потерял всех родных. Прямо как я когда-то. Меня ведь вы из дома не выгнали.

— Ты человек, а то зверь лесной, — уже тише выговаривала Неми́ра. — Пусть снаружи сидит и дом сторожит. Хоть какая польза от него будет.

Я нагнулась к волчонку. Светлая шерсть на его спине встала дыбом, но он молчал, с любопытством осматривая всё вокруг.

— Мы тебе под крыльцом дом соорудим, там и будешь жить, — сказала я, ласково погладив его по светло-серой шерсти. — Ты, наверное, голодный? Пойдём, я тебя покормлю.

Налила в глиняную миску остатки вчерашнего ужина, положила костей и пододвинула ближе к нему. Волчонок осторожно потянул носом воздух и учуял целый букет волнительных ароматов.

— Не бойся! Ешь! — подбадривала я его.

Рат подошёл ближе, принюхался и начал с аппетитом есть.

Оставшееся до вечера время я провела со своим новым другом. Он оказался довольно смышлёным и любопытным.

Выскочив на улицу, Рат сам облюбовал место под крыльцом, устроился на мягкой подстилке и быстро заснул. Видимо, почувствовал себя в безопасности.

В избушку заглядывал изредка и только, видимо, из любопытства, когда внутри начинало что-то булькать и стучать.

— Вот, нашла забаву. Нормальные люди коров да кур заводят, а мы волков, да ещё таких странных — со светлой шерстью, — выговаривала Неми́ра, поглядывая на нас, но и сама частенько улыбалась, наблюдая за маленьким лесным жителем, который то весело проказничал, то спал под крыльцом свернувшись клубком.

На торг мы попали только через несколько дней. Оставив Рата сторожить дом, сами отправились в город. Выехали рано, до рассвета, сложив на повозку все приготовленные заранее настойки, отвары и мази.

Телега время от времени подпрыгивала на ухабистой лесной дороге, заставляя то и дело нас обеих ойкать на кочках. Было тихо, если не считать пьянящей трескотни птиц над головой.

Солнце едва позолотило верхушки деревьев, когда мы направили лошадь по знакомой дорожке из леса к селению. Колёса мерно скрипели, нагоняя сон. Вскоре мы выкатили на большую поляну, покрытую яркими летними цветами.

— Ох, цветов-то сколько! — вскрикнула я. — Бабушка, как венок сплести охота!

— Сорви да плети доро́гой, кто ж не даёт, — равнодушно глядя на пёстрый ковёр, фыркнула Неми́ра.

Спрыгнув с телеги, я принялась рвать упругие стебли. Вскоре на коленях у меня лежала пёстрая гора дивно пахнущей красоты. Через несколько минут в моих руках стала появляться лента цветочного узора. Скрепив концы травинкой, я надела венок на голову, а затем тихо, как на посиделках с подружками, затянула грустную песню. Нежная мелодия лилась, словно ручеёк, наполняя воздух тёплым благоуханием звуков.

— Ох, и певунья же ты, Алёнка! — выдохнула бабушка Неми́ра, когда я закончила. — Красотой да голосом парней околдуешь. В городе от женихов отбо́я не будет.

— Не хочется мне замуж. В прошлый раз от Фро́лки проклятого еле отвязалась. Мне в лесу хорошо живётся. Или я вам надоела уже?

— Что ж ты такое говоришь, заполо́шная? — воскликнула Неми́ра. — Вот раньше мне и словом перекинуться не с кем было, а теперь целыми днями твою болтовню слушаю.

— Вы, бабушка, только скажите, я ведь не буду столько говорить, — испугалась я.

— Да что уж, развлекай старуху, — махнула рукой Неми́ра. — Мне с тобой веселее стало, да и песни твои одно удовольствие слушать. Я ведь в молодые годы тоже певуньей слыла. Бывало, как затяну песню, и разнесёт её эхо по всему лесу, даже птицы замолкали, заслушивались.

Так, за разговорами мы и не заметили, как подъехали к городу. Перед нами открылись впечатляющих размеров ворота в высоком деревянном частоколе.

Стоял торговый день, поэтому створки были отворены. Нашу телегу остановил усатый чернявый стражник чуть старше меня в распашном кафтане с короткими рукавами.

— Кто такие будете? — спросил он, грозно сдвинув брови и приподняв меч.

— Ты что, Во́йко, не узнал меня? Травница я, с внучкой приехала, мазей да настоек привезла. Сам же у меня зимой сбор для матушки брал, или уже позабыл? — обиженно поджав губы, спросила Неми́ра. — Кстати, как она поживает?

Стражник неожиданно отступил и меч убрал.

— Слава богу, всё у неё хорошо, — буркнул он. — Вы это…проезжайте уже, чего встали.

— Привет матушке передавай. Скажи, навещу её как-нибудь, — продолжала говорить Неми́ра.

Стражник кивнул и мотнул головой в сторону города.

Мы въехали на широкую улицу, выложенную досками, кое-где треснувшими от влаги и бесчисленной череды копыт и колёс. Город встретил нас суетой и шумом. Навстречу попадались телеги, полные товаров, окрестные жители торопились на торг. На улице толпились мужики, бабы, ребятишки. Все они спешили по своим делам.

Глава 6.

Мы проехали мимо торговых рядов. Скоро на телегу перекочевали кули с мукой, несколько мешочков с крупой, корзина с яйцами, свиной окорок и даже корм для лошади.

— Осталось нам масла раздобыть и можно возвращаться, — сказала Неми́ра, с довольным видом осматривая покупки.

Ехать спешно не получалось. Доверху гружённая телега катилась медленно, лошадь, спотыкаясь, тянула её по деревянной мостовой. Пока Неми́ра рьяно торговалась с хозяином очередной лавки, я решила прогуляться. Внимание привлекли ряды с оружием. Я остановилась, начала рассматривать мечи, стрелы, щиты и кольчуги. Рука коснулась металлического кружева. Холодная сталь клинка блестела на солнце.

— Здравствуй, красавица, — послышался незнакомый голос за спиной.

Я обернулась. Передо мной стояли два бравых молодца.

— Зачем тебе мечи да кинжалы острые? Неужели с басурманами драться собралась?

Парни дружно загоготали. Их трудно было назвать красавцами: один — круглолицый, нос курносый с веснушками, другой — рыжий здоровяк.

— А хочешь, я тебе бусы лазо́ревые подарю? — спросил круглолицый и многозначительно подмигнул, уперев в меня наглый взгляд.

— Не надо мне от вас ничего, — пробормотала я, медленно отступая к телеге.

Почувствовала, как сердце забилось быстрее. Они надвигались всё ближе, и я вновь испытала отчаянный страх.

— Оставьте меня! — крикнула я, но парни всё громче хохотали.

— Ты не торопись убегать, — усмехнулся рыжий здоровяк. — Если тебе Яшка не понравился, так я ведь тоже холостой. И ежели что со всей серьёзностью могу.

В этот момент в дверях лавки показалась Неми́ра. Увидев ужас на моём лице, она окатила молодцов сердитым взглядом.

— Чего к девке пристали? — проворчала она. — Идите по своим делам.

Парни опасливо покосились на неё и поспешно ретировались.

Неми́ра уложила кувшинчик с маслом на телегу, заботливо завернув его в холстину.

— Зря ты, Алёнка, от судьбы убегаешь. Парни-то вроде ничего, ладные да красивые. Вышла бы за одного из них замуж, детишек бы нарожала. А так со мной старухой век вековать будешь. Виданное ли дело, чтобы красота такая прятала себя от людских глаз, — ворчала под нос Неми́ра.

— Да разве же нам с вами, бабушка, плохо живётся? — растерянно спросила я.

— Не спорю, живём мы с тобой дружно, — покачала головой Неми́ра. — Но мне бы хотелось ещё детишек твоих понянчить.

— Ох, смотри-ка, скоморо́хи! — восхищённо всплеснула я руками, пытаясь перевести разговор на более безопасную тему. — И свирели при них. Может быть, послушаем?

Худощавые парни в залатанных рубахах плясали, высоко вскидывая ноги, били в бубны, гудели в свирели и рожки. Один из них, разбежавшись, завертелся как колесо от телеги, заставляя зевак расступиться. Другой затянул песню о боярыне-красе, проплывая мимо павой, будто молодка. Тут вывели медведя. Он притопывал лапами, поворачивался и махал головой.

Зрители дружно хохотали, а я не могла оторвать взгляда от этого яркого зрелища.

Посмотрев на скоморохов, мы продолжили путь. Уже почти добрались до северной башни, когда набатный колокол начал монотонно отбивать удар за ударом. Стражники захлопнули створки городских ворот. На площади собрался народ.

Мы замерли на месте. Звук колокола мог означать только одно — нападение врага.

— Что тут происходит? — спросила у кого-то Неми́ра.

— Чужаки на город идут! — слышалось со всех сторон.

Я испуганно начала озираться. За всю мою недолгую жизнь мне лишь однажды приходилось сталкиваться с вражеским набегом, но тогда я была слишком мала, чтобы что-то понимать.

Помню только, как мы с бабушкой прятались в погребе. Там было темно, душно и пахло мышами. Мне неудержимо хотелось реветь от страха, а бабушка прижимала к себе, и от её тепла я успокаивалась.

С её слов, после каждого набега оставались только разрушенные и сожжённые дома, да множество исковерканных судеб.

В последние годы я вообще жила в избушке, отгороженной от всего мира дремучим лесом. Самой большой неприятностью для меня было повстречать на своём пути кикимору или лешего.

Сглотнув от страха, внезапно пробившего позвоночник, я спросила дрожащим голосом: — Бабушка Неми́ра, что нам теперь делать? Как мы домой попадём?

— Не бойся Алёнка, — ответила она, сжав мою руку. — Это не тот враг, которого тебе надо бояться. Твой главный враг вперёди будет. А с этими чужаками наши воины справятся.

Глава 7.

Народ вокруг заволновался. Каждый боялся, что нападающие прорвутся в город, и тогда уж пощады не будет ни старому, ни молодому.

Чужаки медлили, а защитникам это было только на руку. Дружи́нники князя уже успели натянуть кольчуги и занять оборону.

— Переговариваются. Кричат, чтобы сдавались, — галдели в толпе.

— Много ли их? — спрашивали одни.

— Сможем ли устоять супротив врага? — уточняли другие.

Вдоль городских стен лежали готовые поленницы дров и котлы, чтобы варить смолу. Грудами валялись брёвна, чтобы ломать осадные лестницы. Дружи́нных было немного. На защиту города встал, в основном, посадский люд.

Над домами зловеще стелился чёрный дым. Это защитники варили смоляное варево, чтобы лить на головы нападающим.

— К бою!!! — внезапно заорал воевода.

В тот же миг всё пришло в движение. Матери ребятишек по домам попрятали.

Неми́ра лошадь за поводья взяла и к сараю потянула, приказав мне за ней следовать, а затем под телегу дёрнула со словами:

— Ты, девка, не высовывайся. Сейчас стрелы да камни полетят, ещё заденут!

— Щиты! Щиты готовь!!! — закричал мужик неопределённого возраста, уже седой и сутулый, хотя довольно крепкий.

Нападавшие явно не желали длительной осады, а кидали все силы, чтобы вскочить на стены одним мощным броском.

Стрелы начали свистеть в воздухе. Мечи зазвенели. Крики и стоны смешались в один оглушающий звук. Вскоре кругом уже бушевало моря огня.

Прикрываясь щитами от наших стрел, нападавшие подкатили к воротам тараны. Мощными ударами начали крошить толстые городские стены. Послышался грохот, от которого внутри всё сжалось и заложило уши. Бой закипел, сыпались камни и стрелы, кричали люди, отовсюду слышались вопли раненых и умирающих. Подбадривая себя гиканьем, чужаки устремились на городские стены, но защитники стойко держали оборону.

Одна стрела воткнулась в край телеги. Пламя тут же занялось, облизывая дерево, грозя спалить все наши припасы.

Лошадь испугалась, дёрнулась.

Я выскочила из своего укрытия, начала успокаивать взволнованное животное и сбивать огонь. В конце концов, мне удалось справиться с пламенем.

— Ты куда это, девка, подалась? — закричала Неми́ра, пытаясь схватить меня за рукав.

В этот момент мой взгляд скользнул по залитой кровью земле. Тела валялись повсюду. Я бросилась на помощь к одному безусому отроку, белёсому как одуванчик. В правом плече у него виднелось бурое пятно с тёмными краями, из которого струйкой вытекала кровь. Рядом валялась переломанная стрела с алым наконечником.

«Наверное, вытащил из себя», — подумала я и кинулась оттаскивать его к стене сарая и останавливать кровь.

Прижала руки к ране отрока, почувствовала покалывание в пальцах, которое с каждой секундой усиливалось. Отчаянно колотилось сердце. Я замерла. Да. Вот оно… чужая боль начала вливаться в меня как тягучая едкая жижа, окутывала каждую клеточку, наполняя и растворяясь. Пальцы начали гореть. Ладони запекло так, что мне показалось, с них вот-вот слезет кожа. Приоткрыла глаза, но меня ослепил свет, такой яркий, что на мгновение я зажмурилась.

Снова распахнула веки и глядела в белую пустоту. Тело сотрясалось от невидимых волн, а потом постепенно перестали гореть руки, очень медленно, и свет стал рассеиваться.

Лёгкий стук, и грудная клетка начала приподниматься под моими руками. Настолько незаметно, что это ощутила только я.

Вздохнула так громко, что заболели рёбра, и в глазах потемнело на мгновение. Почувствовала, как по щекам покатились слёзы. Подбородок стал мокрым, а я смотрела на бледное лицо отрока и заметила, как дрогнули его ресницы.

Он открыл глаза, удивлённо глянул на меня. Живой… Я медленно поднялась с колен.

Неми́ра из-под телеги высунулась и заорала:

— Ты что это такое, Алёнка, удумала? Совсем жить надоело?

Я только отмахнулась от неё, заметив рядом мужчину без сознания.

Она выбежала вслед за мной, стала помогать оттаскивать раненых и останавливать кровь. Времени и сил на то, чтобы сращивать переломанные конечности и затягивать раны, не было. Этим можно будет заняться, когда дадут отпор чужакам.

— Ух и бедовая ты, — ворчала Неми́ра. — Сидели бы себе тихо, авось и пронесло бы.

— Не могу я, бабушка, сидеть сложа руки, когда кругом смерть и кровь ручьём льётся, — крикнула я, пошатываясь от усталости.

Повсюду слышался звон выбивающего искры металла: удары, удары, удары. Крики, стоны, ржание коней. Защитники города отчаянно сражались за свои жизни, но нападающие тоже не сдавались, бросая на стены всё новые силы.

Глава 8.

Рядом что-то громыхнуло. От ужаса я завизжала, уши руками зажала, а как всё стихло, по сторонам поглядела — крыша у сарая горела, а прямо передо мной на дороге молодец лежал.

Бросилась я к нему, а он без памяти. Внезапно огромный камень, разрывая воздух, ударил по столбу, поддерживающему крышу навеса. Она обвалилась, поднимая клубы пыли. Громко закричав, я упала на раненого. Через минуту приподнялась, превозмогая пульсирующую боль в висках.

Сарай, где укрывалась Неми́ра, был цел, в то время как дом напротив охватил огонь. Я огляделась, вокруг лежало несколько мёртвых тел, присыпанных пеплом и обломками. Этим несчастным я уже ничем помочь не могла.

«Нужно бы раненого с дороги убрать. Не ро́вен час, ещё стрелы да камни полетят», — подумала я и попыталась сдвинуть его с места.

Мо́лодец оказался очень тяжёлым. Я осмотрела его ноги-руки — вроде целы, только на лбу виднелась глубокая ссадина, да на затылке наливалась шишка размером с лесной орех.

Я головы его коснулась, а волосы у него светло-русые, мягкие, вокруг пальцев, как змейки, кольцами завиваются. Он их на лбу перетянул кожаным ремешком, видимо, чтобы в глаза не лезли. Сам статный, косая сажень в плечах, а вместо бороды пока мягкий пушок.

Рубаха тёмная золотыми узорами вышита, а воинский пояс вполовину тоньше того, что я видела у воеводы, и висел на нём только меч.

Молодец тихо застонал, веки распахнул, и я от неожиданности замерла. Глаза у него оказались синие-синие, как драгоценные самоцветы.

— Кто ты, красавица? — спросил, а сам в упор поглядел, взгляда не отвёл. — Или я уже попал в райские кущи и вокруг меня девицы красы невиданной хороводы водят?

— Я Алёнка, — еле слышно прошептала, и голос будто не мой стал. — И ты, молодец, пока жив, только ранило тебя, но если мы сейчас не уйдём с улицы, то оба к праотцам отправимся.

Тяжело опираясь на моё плечо, молодец сделал несколько шагов. Вдруг к нам подбежал немолодой воин в полинялой свите.

— Живой! Ну, слава богу! — радостно крикнул он, по-отечески прижимая к себе молодца.

«Видно, отец или дядька», — промелькнуло в голове.

И тут со стен раздался крик: «Отходят! Отходят вороги!»

Чужаки сделали ещё один выпад, подхватили убитых, раненых и пропали в чаще. Возле городских стен остались лежать только палые лошади. Вокруг наступила звенящая тишина.

Я прижала руку к сердцу, словно это могло успокоить его стук.

— Дядька Анисим, как думаешь, ещё отряды будут? — спросил незнакомый воин, оказавшийся рядом.

— Думаю, что нет, получили они от нас сегодня, — пожилой устало стянул с головы шиша́к.

На улице становилось людно: вокруг нас собралось не меньше дюжины крепких парней.

Раненый молодец присел на бревно. Я увидела, что ему стало лучше, и решила незаметно отойти, но тут он схватился за голову и рухнул на траву.

Я снова бросилась к нему.

— Ох, и худо мне, — жалостливо простонал он.

— Где болит? Ты только скажи! Я бабушку Неми́ру позову, она тебя вмиг на ноги поставит, — тревожно оглядываясь, проговорила я.

Попыталась подняться, но не смогла, потому что он схватил меня за руку и слабым голосом произнёс:

— Не зови. Просто посиди со мной, мне и легче будет.

Я послушно опустилась рядом с ним на корточки.

— Перед глазами, наверное, всё кружится? — сочувственно спросила я.

— Ох, и кружится, — выдохнул он.

Дружи́нники, ухмыляясь, потихоньку стали отходить.

— Куда это они? Только гоготать горазды, помогли бы лучше раненому другу, — нахмурилась я, опять пытаясь подняться.

— Да не спеши ты так, — снова настойчиво удержал меня мо́лодец, — просто поцелуй, мне и легче станет.

— Как это поцелуй? — удивилась я, хлопая глазами.

— Уж так мне худо, неужели тебе трудно? — он с укором посмотрел на меня.

— Чего это ты удумал? — нахмурилась я. — Или издеваешься?

— Может, это у меня в первый и последний раз. Может, я от ран ночью умру, — насупился молодец.

— Чего тебе помирать-то? — я испуганно всматривалась в его лицо, пытаясь разглядеть причину нездоровья.

«Может, и правда, ему плохо? А вдруг я впопыхах не увидела серьёзной раны?» — вопросы крутились в голове.

Вздохнув с досадой, я наклонилась вперёд и целомудренно чмокнула парня в лоб.

— Да ты никак хоронишь меня? — насупился он.

— Нет! Что ты? — испуганно вскрикнула я, нагнулась и, краснея, прикоснулась губами к мужской щеке.

В тот же миг этот бесстыдник схватил меня в объятия, прижал и начал страстно целовать. Поцелуй был таким быстрым и неожиданным, что я не успела сомкнуть зубы, и молодец смог не только проникнуть, куда не звали, но даже коснулся нёба кончиком языка.

Догадавшись, что меня просто провели, я начала брыкаться, щипаться и бить обманщика по плечам.

Глава 9.

Дальше всё закружилось в безумной круговерти. Меня куда-то тащили, я с трудом понимала куда, а главное, зачем, только машинально передвигала ноги. Вскоре заперли в мрачной темнице. Через маленькое окошко, расположенное под самым потолком, проглядывали солнечные лучи, и сквозь них было видно, как поднимались и проплывали в воздухе частицы пыли. В помещении пахло сыростью и соломой.

— За какую провинность меня заточили здесь? — я непонимающе пожала плечами. — Как без спросу целоваться лезть, так это запросто, а как отпор дала, значит, меня под замок сажать? Ну уж нет, светлейший князь, на такое я не согласна.

Я подошла к окошку и тихонько свистнула. Через несколько минут между железными прутьями мелькнула чёрная головка и белые щёчки синицы. Мгновение, — и птица оказалась внутри, села на ладонь, поглядывая на меня, то одним, то другим чёрным глазком.

— Здравствуй, Задира. Извини, что отвлекла тебя от важных дел. Мне нужна твоя помощь, — сказала я.

«Ци-ти-ти», — пропела синица.

«Ладно, проси, чем смогу помогу», — поняла я.

— Разузнай, сколько стражей дверь караулят, — велела я.

«Ци-уить», — свистнула синица и вылетела в окно.

«Сейчас узнаю», — услышала я.

Вскоре она вернулась и защебетала: «Ци-пинь», «ци-ти-при».

«Значит, никого нет, — промелькнуло в голове. — Видимо, подумали, что никуда не денусь».

— Это хорошая новость, — кивнула я. — А теперь погляди-ка, какой там замок.

«Ци-ти-пи», — пропела синица, когда вновь вернулась.

— Вот и отлично, спасибо тебе Задира. Дальше я сама управлюсь, — сказала я и прикоснулась пальцами к висящему передо мной солнечному лучу.

Он слегка дрогнул, а после ожил, превращаясь в тонкую золотистую нить. Я наматывала её на руку, словно верёвку, пока не решила, что достаточно.

Пройдя немного вдоль стены, увидела небольшую норку и прошептала:

— Мышка, мышка, возьми нитку, завяжи в узелок, чтобы мне открыть замок.

Из норки выглянула крохотная мордочка мышонка. Он схватил маленькими лапками кончик золотой нити и юркнул в щель между досками.

Не прошло и пары минут, как мышонок показался под дверью и довольно пискнул.

— Спасибо тебе, — улыбнулась я, потянула за нить и услышала, как заскрежетал железный засов.

Ещё немного усилий, и дверь с тихим скрипом отворилась.

«Не сковали кузнецы такой замок, чтобы мне было его не открыть, — усмехнулась я. — Да́ром учение Неми́ры не прошло».

Я осторожно выглянула наружу и осмотрелась. На улице кипела работа. Люди вокруг расчищали завалы, разбирали балки обгоревших изб, латали дыры в городских стенах. Никто не обратил на меня внимания. Испачкав лицо сажей, я нырнула в ближайший проулок.

Теперь любой стражник принял бы меня за обычную горожанку, спешащую по своим делам.

Неми́ру я нашла недалеко от городских ворот. Она сидела на телеге, смиренно сложив руки на коленях, и что-то шептала. Со стороны казалось, что она возносит молитвы богу.

— Поехали, бабушка, а то на вас уже народ с любопытством посматривает, — тихо сказала я, присаживаясь с другого края телеги.

— Что-то ты долго, девонька, — не оборачиваясь, проворчала Неми́ра. — Я уже подумала, что ты решила остаться.

— Нет, мне там не понравилось, — буркнула я. — Хозяин оказался совсем не гостеприимным: ни накормил, ни напоил, только под замок посадил.

Неми́ра хмыкнула, легонько дёрнула поводья, и лошадь медленно зашагала по дороге. Я вжала голову в плечи и опустила глаза, стараясь ни с кем не встречаться взглядом.

За городом шелестели деревья, задорно перекликались птицы, сквозь листву пробивались яркие солнечные лучи, виднелся край голубого небосклона. В воздухе плавали ароматы хвои и цветов.

Высокие деревья вцепились в лазурное небо, словно огромные руки. Тихий шелест листвы нарушал лишь заунывный скрип колёс. В этом непрерывном шёпоте я слышала голоса деревьев, птиц и зверей. Каждый из них рассказывал мне свою историю.

— Бабушка, а если князь решит погоню послать? — спросила я.

— Пусть посылает, — хмыкнула она. — Долго будут искать, а лес предупредит нас обо всех непрошенных гостях. Я преследователей заморочу, все дороги им переплету.

По едва заметным лесным тропам мы добрались до маленькой избушки. Окружённая высокими соснами и мощными дубами, она словно растворялась в зелёной пелене леса. Её стены, пронизанные магией, казалось, жили своей жизнью.

— Вот мы и дома, — выдохнула Неми́ра, слезая с телеги.

Волчонок с радостным визгом выкатился нам под ноги. Он глядел с любопытством и даже позабыл, что надо рычать.

— Привет, Рат! — улыбнулась я. — Как ты тут? Не скучал ли без нас?

— Что ему скучать? Зверь всегда найдёт себе занятие, — сказала Неми́ра, взмахнула рукой. Купленные товары плавно приподнялись и медленно полетели в распахнутые двери избушки. Мешок с кормом спрыгнул с телеги и сам вразвалку пошёл к сараю, а лошадь послушно поплелась следом за ним.

Глава 10.

Утро наступило неожиданно рано. Тихо покряхтывал за печкой домовой. Внезапно у двери раздалось жалобное скуление, и в тот же миг что-то влажное коснулось моей щеки.

«Алёнка! Просыпайся! Рассвело уже», — повизгивал волчонок.

— Встаю, — пробормотала я и даже отворачиваться не стала. — Тебе, наверное, есть хочется?

Зверь громко рыкнул и полез носом под ладонь, требуя ласки. Ну и как на такого злиться? Я с удовольствием запустила пальцы в его мягкий светлый мех и потрепала за ухом.

— Пойдём уже, ненасытный! Ой! — захихикала, когда волчонок схватил за подол понёвы и с силой дёрнул.

По дому разливался аромат душистого горячего хлеба. Открыв дверь избушки, я потянулась и глянула на небо. Солнце уже встало и готовилось подняться над деревьями. Пока оно только набиралось сил, чтобы добраться до земли сквозь плотный покров листьев. Я поёжилась. Воздух был наполнен свежей утренней сыростью.

Во дворе уже хозяйничала Неми́ра.

— Доброе утро, бабушка! — поздоровалась я.

— И тебе не хворать, девонька, — морщинистое лицо Неми́ры расплылось в довольной улыбке. — Не даёт выспаться найдёныш твой?

— Он ещё маленький. Ему играть хочется. Пойду, по лесу с ним прогуляюсь. Может, ягод насобираю, — ответила я.

— Позавтракать не забудь, егоза. И будь осторожна, люди князя по округе бродят, тебя ищут. С самого утра в лесу шум стоит, всех зверей распугали, — буркнула Неми́ра, поглядывая на деревья.

— Да разве ж они меня изловят? — усмехнулась я. — Даже если увидят, то поймать всё равно не смогут. Лес уж не выдаст.

— Иди уже, попрыгунья! — фыркнула Неми́ра.

Под холстиной на столе меня ждала краюха хлеба, глиняная кружка молока и горячая каша. От предвкушения трапезы заурчало в животе. Подтянув к себе миску, я принялась за угощение. Досталось и волчонку.

После сытного завтрака мы отправились в лес. Рат неотступно шёл следом за мной, хватал за рукав и тянул вглубь чащи. Поддавшись любопытству, я побежала за ним. Вскоре перед нами раскинулось мучнисто-синее море черники.

— Вот это да! — не смогла удержаться я, разглядывая крупную ягоду, облепившую тонкие веточки кустов. — Здесь не на одно лукошко хватит.

Упругие шарики застучали по дну корзинки. Не удержавшись, закинула несколько ягод в рот, и зажмурилась — вкуснотища!

Продолжая собирать чернику, почувствовала на себе чужие взгляды. Волчонок предостерегающе зарычал и злобно сверкнул глазами. Я повернулась и увидела, как из-за дерева вышли три крепких молодца в доспехах и с оружием.

«Видимо, это те самые люди, о которых предупреждала Неми́ра», — подумала я.

Молодцы удивлённо уставились на меня, и один из них решительно шагнул вперёд.

— Вот ты, где, ведьма проклятая. Мы тебя с самого утра разыскиваем! Светлый князь требует тебя доставить в город, — хмуро вымолвил он.

«Кажется, я их уже видела», — прищурилась я.

— Это вы из-за меня в доспехи облачились да мечи приготовили? — усмехнулась я, уперев руки в боки. — Неужели я так опасна для троих смельчаков?

— Ты давай не очень-то потешайся, — огрызнулся дружи́нник, взявшись за рукоять оружия. — Следуй за нами, как приказано.

— Ох, и напугали же вы меня, добрые молодцы! — фыркнула я и, прищурившись, пробормотала. — А вот сейчас как чарами ведьмовскими вас опутаю!

Первый дружи́нник вздрогнул и отступил, а двое других обменялись испуганными взглядами.

— Колдовское заклинание прошепчу, — продолжала завывать я дурным голосом, взметнув руки вверх. — И наведу на вас смертельную порчу.

Волчонок в тот же миг выскочил из кустов, бросился вперёд, вцепился в ногу первого дружинника и свирепо зарычал. Шерсть его встала дыбом.

— Берегись! — закричала я, вслед за этим послышался истошный мужской вопль.

Молодцы рванули в разные стороны, а их товарищ в панике пытался отпихнуть зверя. Воспользовавшись моментом, я быстро скользнула за деревья.

— Рат, ко мне! — скомандовала я, через мгновение волчонок уже сидел рядом и чесал за ухом задней лапой. — Спасибо, маленький защитник, но в следующий раз, если не прошу, не торопись мне помогать. Я бы и сама с ними справилась.

Зверёк обиженно отвернулся.

— Ну ладно, не сердись, — примирительным тоном сказала я волчонку, погладив по мягкой шёрстке.

— А эти, тоже мне вояки! — оглянулась я, продолжая слышать гневные крики кня́жеских дружи́нников. — Вот и пусть ещё поплутают. Впредь неповадно будет честной народ пугать!

Подняв руки, я начала выводить колдовской узор и шептать заклинание:

«Заворожу, заколдую, все тропинки оплету я.

С тёмным ветром повяжу́, стражу князя закружу».

Стёжки-дорожки вспыхнули на земле и начали на глазах разбегаться, и нельзя было понять, какая из них приведёт к дому Неми́ры, какая отправит в город, а какая могла увести ничего не подозревающих молодцев прямо в топкое болото.

Глава 11.

— Ну что, отправила людей князя блуждать по округе? — хмыкнула Неми́ра, заметив меня.

— Неужто доложили? — усмехнулась я.

— Вся живность в лесу только об этом говорит.

— Пусть добрые молодцы немного прогуляются. Очень уж ретивыми оказались, — отмахнулась я.

— Ну, так-то оно так, конечно, — протянула бабушка. — Только князь может не простить обиды и ещё людей пошлёт.

— Нешто не справимся с ними? — хихикнула я. — Будет нужно, я и его по самым извилистым тропкам ходить заставлю.

— Ох, Алёнка, бедовая ты у меня! — покачала головой Неми́ра.

Следующие дни как-то совершенно незаметно слились в один. Рано утром мы уходили с бабушкой на дальнее озеро, где росли самые редкие травы. Рат всегда увязывался за нами. Если поблизости кто-то фыркал в кустах или слышался хруст ветки, то волчонок рычал и кидался на невидимого врага, отчего этот самый неприятель старался поскорее унести ноги.

Лес казался мне загадочным и прекрасным существом, в котором жило множество удивительных созданий. В каждом шорохе листвы, каждой птичьей песне, каждом луче солнца, что пробивался сквозь ветви, я видела волшебство и загадку.

Бабушка рассказывала мне о существах, которые скрывались в гуще зелени, о древних тайнах, живущих под кронами деревьев.

Каждый раз, возвращаясь, я чувствовала, что частичка этого места остаётся со мной, наполняя мою жизнь чем-то удивительным. Так прошла седмица.

Проснувшись рано, я застала Нем́ру за её привычным делом — перетиранием трав. С помощью заклинаний она заставила пестик и ступку работать, а сама пересыпала готовые смеси по мешочкам. Сладко потянувшись, я поднялась с постели.

Солнечные лучи проникали в комнату и освещали изрешечённое морщинами лицо Неми́ры. Длинные седые пряди волос свисали по её плечам, из-под тонких бровей пристально смотрели на меня глубоко посаженные глаза.

— Доброе утро, бабушка, — сладко зевнула я.

— Не знаю, доброе ли оно? — пробормотала Неми́ра, продолжая пересыпать травы.

— Что случилось? — спросила я, откидывая назад длинную светло-русую косу.

— Беда у нас. Сам князь в лес пожаловал, — сказала она. — И он очень зол на тебя.

— Да разве это беда? — отмахнулась я. — С ним мы тоже как-нибудь сладим.

— Ну-ну, — пробормотала Неми́ра под нос. — Все бы тебе веселиться, егоза. С самим князем решила но́ровом потягаться? Смотри, не заиграйся. Утянет он тебя в любовный пыл, ой, утянет!

— Глупость это всё! — я небрежна передёрнула плечами.

После завтрака я решила пойти на прогулку со своим верным спутником волчонком.

— Держись подальше от ручья, князь со свитой туда свернул, — крикнула вслед Неми́ра.

— Не беспокойся, бабушка. Не поймать ему меня, — ответила я.

Стояла прекрасная погода. Дул лёгкий ветерок, разгоняющий надоедливых насекомых. Светило солнце. Заливались птицы.

Ещё издали я услышала ровный цокот копыт.

— Наверное, князь со своими людьми, — прошептала я Рату, пытаясь рассмотреть всадника.

Богатая, расшитая замысловатым узором одежда выделялась ярким пятном среди зелени. Красавец-конь нетерпеливо бил копытом под хозяином. Слегка сощуренными глазами молодец вглядывался в заросли вдоль тропинки.

«Точно князь. Интересно, а где его гри́дни[1]? — подумала я. — Неужели отстал от товарищей своих?»

Из чистого озорства я выглянула из укрытия и спряталась вновь. Князь заметил меня и направил коня в мою сторону. Усмехнувшись, я стала перебегать от одного дерева к другому, заманивая его в чащу.

— А ну, стой! — крикнул он.

— Ага! — ответила я и со смехом кинулась к кустам.

«Здесь коню не пройти. Придётся князю пробираться пешком», — хмыкнула я.

— Стой, тебе говорят! — снова закричал он, слезая с коня и накидывая поводья на низко торчащую ветку. — Всё равно поймаю!

— Поймай! — усмехнулась я, подмигнув Дубра́вицам и Зелени́цам, лесным девам, что прятались в густой листве.

— Май… май… май…— они подхватили и разнесли звук по всему лесу.

Князь кинулся в одну сторону, но голос уже звучал позади. Он развернулся — голос уже слышался слева. Огромная ветка упала поперёк тропинки, едва не задев его.

Тут Пущеви́к на помощь пришёл: начал руками-сучьями царапать и хватать за одежду незадачливого путника.

Князь отчаянно пытался выбраться из западни: то одна ветка вцепится в кафтан, то другая встанет на пути. С десяток ссадин и порезов уже красовалось на его благородном лице.

Я только посмеивалась, наблюдая за неудачными попытками поймать меня. Он уже был вне себя от ярости, на чём свет стоит, клял лес и всех его обитателей.

— Поймаю, и тогда милости не проси! — закричал князь, и эхо разнесло по лесу: «Проси, проси, проси!»

— Дурной у тебя нрав, молодец, — рассердилась я. — Сначала девицу спасаешь, а потом убить грозишься.

Глава 12

— Выходи, не бойся. Не трону я тебя, — князь отступил.

— А не врёшь? — прищурила глаза я, с любопытством разглядывая его.

— Вот тебе слово моё кня́жеское, — ответил князь. — Пальцем не трону. Только если слегка пожурю.

Я вскинула подбородок и не спеша вышла из тёмных зарослей на освещённую солнцем поляну.

— За что это? — удивилась я.

— Как это за что? — спросил князь ухмыляясь. — Ты меня прилюдно оскорбила, за такую провинность полагается наказание. Но я готов простить тебя, если подойдёшь и поцелуешь.

— Как тебе не совестно, кня́же, такое просить? Думаешь, если я сирота, то за меня и заступиться некому? Да я сама отпор могу любому дать! — возмущённо вскрикнула, делая шаг вперёд.

— Да понял я уже, понял, что был не прав, — махнул рукой князь, отступая чуть в сторону. — Лучше поведай, почему такая девица-раскрасавица в лесу дремучем живёт?

— Нравится мне здесь, да и молодцев приставучих не водится, — усмехнулась я, перебирая косу тонкими пальцами.

Князь удивлённо посмотрел и спросил:

— А не боишься, зеленоглазая, что зверь дикий на тебя нападёт, или лихой человек обидит, или нечисть вдруг повстречаешь?

— Звери меня все в лесу знают, с нечистью местной тоже уговор имеется, а людей мне бояться нечего. Кто ко мне с добром, тому и я помогу, а кто со злом явится, пусть сам боится, — ответила я.

Князь задумчиво посмотрел на меня, нахмурился, оглянулся, словно к чему-то прислушивался.

Теперь я увидела его затылок, волосы коротко стриженные. Глядя на его прямую спину, невольно хотелось и самой расправить плечи — высокий, статный. Настоящий богатырь! Сердце трепыхалось испуганной птицей от взгляда на него.

— Чудная ты, веду́нья. Рядом с тобой и я странным становлюсь, — наконец вымолвил он. — А может, ты морок на меня навела или зельем колдовским опоила.

От его насмешливого тона и надменного взгляда я горделиво вздёрнула подбородок.

— Возвращайся-ка ты в город, князь, — тихо сказала я. — Поздно уже.

«Гляди-ка, что удумал: зельем я его опоила? Вот супоста́т окая́нный!» — про себя ворчала я.

— Как же я вернусь, если ты меня в непроходимую чащу завела? — удивлённо вскинул брови князь. — Видно, хочешь, чтобы я тут сгинул.

— Мой друг проводит тебя к дороге. Следуй за ним, не заблудишься.

Князь взглянул на меня и глаза наши встретились. Я вспыхнула и быстро отвернулась. Больше на князя не смотрела.

— Рат, проводи гостя в город, а потом возвращайся, — сказала я.

Князь недовольно фыркнул, но послушно последовал за волчонком, и вскоре их силуэты растворились в густых зарослях. Я смотрела им вслед, пока очертания неясных фигур не исчезли из виду, только потом печально вздохнула и отправилась домой.

— Что-то ты больно хмурая сегодня? — спросила Неми́ра, увидев меня. — Случилось чего?

— Ничего не случилось, — пожала плечами. — Вот только князя в лесу повстречала.

— И что он? — бабушка насторожилась.

— В город отправила с провожатым.

Неми́ра, заметив, что я не расположена говорить, больше не стала приставать.

Вскоре вернулся волчонок и привычно забрался под крыльцо. Моё настроение с каждой минутой портилось всё сильнее. Полночи я не могла уснуть. Мысли текли медленно, вяло, тяжело и своей беспросветностью напоминали болотную жижу. Перед глазами стоял весёлый с хитрой улыбкой князь. Он словно звал за собой вглубь густого леса.

Остаток ночи я то проваливалась в недолгий тревожный сон, то находилась в дремотном состоянии, когда реальность видится, словно через пелену плотного тумана.

Рассердившись на саму себя, вскочила. А ну, хватит дурацких мыслей!

Откинула одеяло, спустила босые ноги на ледяной пол, поднялась и с закрытыми глазами пошла к двери. На ощупь отыскала ковш, зачерпнула воды из стоявшей на лавке бадьи и вышла на крыльцо. Ночь выдалась промозглой. Холодный воздух почти сразу пробрался под тонкое полотно рубахи. Кваканье лягушек и мерный стрёкот сверчков не отозвались покоем в душе.

Завернув за угол дома, я повернулась в ту сторону, где уже проглядывала полоска будущего восхода, и тонкой струйкой начала лить воду из ковша на лицо. Мои губы с усилием шевелились, на выдохе шепча защитный заговор, торопясь, но, не сбиваясь, как учила Неми́ра.

Намокшая рубашка облепила тело, вытягивая тепло, босые ступни онемели от ледяной росы, но я ничего не чувствовала. Старалась прогнать тревожные мысли и дурное предчувствие.

— Алё-ё-ёнка-а! — послышался тихий далёкий голос.

Казалось, звук шёл одновременно со всех сторон, словно множество голосов слились в один.

— Алё-ё-ёнка-а! — снова, то ли стон, то ли хриплый шёпот поблизости.

Я с опаской посмотрела на высокую стену деревьев, стоявшую поодаль. Странный звук заставил меня вздрогнуть и замереть.

«Это что ещё такое? Кто меня может звать? И голос какой-то странный, вроде как нечеловеческий, — подумала я. — С нечистью местной мы договорились: они к нам не лезут, в лесу не бесчинствуют, а мы их не трогаем».