Ведьма и Дуболом

1

Серафима

По какому-то идиотскому определению, утро должно быть добрым. Люди, как заколдованные, произносят эту фразу друг другу. И, не важно, по сути, доброе ли утро, на самом деле или же, самое отвратное, гадкое, неприятно пахнущее. В моем доме это лицемерное словосочетание под строжащим запретом, посему, едва завидев меня, Тимофей отвешивает поклон и спрашивает:

- Как спалось, Сера? – на нем уже летний костюм. Рубашка, застегнута на все пуговицы. Тима выглядит безукоризненно. На мне халат до пят и недовольное выражение лица.

- Какая разница, как спалось, если пришлось проснуться? – Тимофей мой водитель и охранник, а еще, по совместительству – кот. Черный и упитанный. Или наоборот? Сначала кот, а потом все остальное? Хотя какая, в сущности, разница, раз передвигается он, пока что, на двух ногах, и выглядит как чистокровный армянин?

Спускаюсь по лестнице вниз. Она полукруглая, деревянная. Ступени отполированы так, что я вижу в них свое отражение. Тимофей идет следом. Его шагов не слышно, он будто передвигается по воздуху. Особенность Тимофея – оставаться беззвучным, при желании, - мне особенно нравится.

Едва я заканчиваю спуск, Тимофей огибает меня по дуге. Идет впереди, для того чтобы распахнуть передо мной двери столовой. Его движения отточены временем.

Дубовый, трехсотлетний обеденный стол (ровесник особняка), на двадцать четыре персоны уже накрыт к завтраку, правда, всего лишь на две персоны.

Тимофей отодвигает мне стул. После, усаживается сам, по мою левую руку. Еще одна традиция, которую никто не смеет нарушать.

Арнольд – мой домоправитель появляется на пороге, едва я успеваю расправить на коленях накрахмаленную, белоснежную салфетку. Приветствует кивком головы. Арни высокий, худой как палка и молчаливый, как портрет его отца над каминной полкой. Его семья служит моей вот уже два века. И положа руку на сердце, могу признаться, что лучшего домовика просто не сыскать.

Согнувшись в три погибели, Арнольд закатывает в столовую большую тележку. Клоши, накрывающие тарелки, блестят так, словно их ни разу не касалась рука человека. Хотя, если вдуматься, то люди и вправду ни разу их не касались. Домовики, коты в человеческом обличии и ведьмы – не в счет.

- Я буду яичницу, Арнольд, - нарушаю тишину. – Ржаную гренку с сыром и кофе, - передо мной он ставит именно то, что просила.

Тимофей берет с тележки свой завтрак сам: жареная белая рыба и высокий стакан молока. Я уже давно не комментирую его вкусовых пристрастий. Тимофей ест почти всегда оно и тоже, на завтрак, обед и ужин. Рыба и стакан молока. Когда он достает меня своей излишней назойливостью, я угрожаю заменить треску, в его рационе, на минтай. Это срабатывает неизменно. Правда ненадолго. Но пара дней тишины мне гарантированно.

- Чем планируешь заняться, Сера? – тщательно пережёвывая кусочек тоста, выразительно погладывая не его тарелку. Опять начинает меня доставать. Тимофей тоже смотрит на кусочек блестящей, маслянистой рыбки, но не сдается. – Я серьезно! Ты несколько месяцев не выходила из дома. Хочешь, сходим в парк? Прогуляемся, проветримся, а?

- Я не пальто, чтобы меня проветривать, - отрезаю.

Тим бросает робкий взгляд за мою спину. Там, как обычно, замер Арнольд, в ожидании моих пожеланий. Неужто у домовика ищет поддержки? Смешно.

- Хорошо, - его плечи немного поникли, видимо он не дождался от Арни ничего. – А чем хочешь заняться? – настырничает. Но меня это, отчего-то не злит. Что, в общем-то странно. Обычно Тимофею позволялось гораздо меньшее, прежде чем я выходила из себя. Я задумываюсь. Нет, не над тем, с какого рожна я позволяю Тиму лишнее, а над тем, чем я хотела бы заняться. – Ладно, - он и вовсе сдувает под моим задумчивым взглядом. – Скажи, Арнольд, ты сможешь приготовить минтай так же вкусно, как треску?

- Минтай – кошачья рыба, - голос домовика скрипучий, как старая металлическая калитка. – Я могу подать ее в сыром виде, - Тимофей собирается что-то ответить, но не решается. Кивает. Пыхтя, возвращается к своему завтраку.

- Ты знаешь, я бы съездила в строительный магазин, - наконец отвечаю. Тишину, что повисла, можно было резать ножом. Кажется, что даже часы перестали тикать.

- Хорошо, - поспешно соглашается Тимофей, снова смотрит мне за спину, а следом на меня. – А зачем, Сера?

- Нам давно следует отремонтировать оранжерею.

- Верно, - скрипит Арни. – Запасы трав стоило бы пополнить. Вот только ни одна не растет в открытом грунте.

Тимофей оживляется.

- Стало быть, минтай отменяется? – благосклонно склоняю голову, заканчивая свой завтрак.

Арни помогает мне подняться, отодвигая стул. Тимофей тоже встает.

- Поедем, как будешь готова?

Оставляю вопрос без ответа.

***

Готова я оказалась ближе к вечеру.

На мне шифоновая юбка серого цвета в пол, белая облегающая рубашка, широкий кожаный пояс, туфли на высокой шпильке и неизменные перчатки. Я ненавижу физические контакты.

- Восхитительно выглядите, - Арни подает мне маленькую шляпку. Верчу ее в руках и возвращаю домовику. Она явно не подходит для строительного супермаркета.

Тимофей тоже переоделся. На нем строгий похоронный костюм и белоснежная рубашка, лакированные туфли начищены до блеска. Этакий франт.

Пожалуй, с домоседством я слегка переборщила. Тима радуется рядовой поездке, будто это приглашение на Шабаш.

2

Я поняла, что промахнулась с досугом, едва покинула салон автомобиля. Я оказалась в самом настоящем, гудящем улее. Голова начала звенеть еще до входа в торговый зал.

- Не пойду, - говорю, разворачиваясь на пятках.

Тимофей, не задавая вопросов, несется следом. Успевает распахнуть передо мной заднюю, пассажирскую дверь.

- Прости, прости! – запрыгивает на водительское. В зеркале заднего вида вижу его виноватый взгляд. – Я не подумал, что стоит тебя отговорить. После такого перерыва тебе вредно такое скопление народа.

- Я тоже не подумала, - вздыхаю.

- Давай подберем материалы по интернету? У этих, - тыкает на неоновую вывеску строительного супермаркета. – Есть свой сайт. И доставка есть.

Еще час мы выбирали материалы, новое остекление, розетки и выключатели.

- Покатаемся? – спрашивает Тимофей с мольбой. Соглашаюсь.

Мы мчим по вечернему городу. Тим слегка опустил стекло с моей стороны. Ветер треплет волосы. – Ты улыбаешься, - сообщает. Его взгляд задерживается на мне через каждую секунду. – Не злишься? Я ведь облажался.

- Давай поедим чего-нибудь? Только Арни не говори.

- Давай, - от переизбытка чувств, Тима едва из костюма не выпрыгивает. – Ресторан? Кафе? Хочешь под зонтиком, на Набережной? Там красиво сейчас, огней много горит. Правда и людей должно быть прилично.

- Ты говорил, что есть закусочные, где можно заказать, не выходя из машины.

- Есть такие, да. Поедем?

Мне понравилась булка с мясной котлетой, помидором, соленым огурцом и листиком салата. Тимофей взял себе такую же булку, но с рыбной котлетой. Он ел, не сдерживая мурчания.

- Вкусно, да? – кончиком языка он слизывает соус с губ.

- Скучно, - вырывается само собой. – Но, вкусно, да, - поспешно поправляю себя.

Тимофея моя оговорка настораживает, на долю секунды. Он молчит, разглядывая мое лицо в тусклом свете приборной панели. Мы оба сидим спереди, уплетаем фаст-фуд и смотрим на темную гладь реки. Точнее на нее смотрю я, а Тима смотрит меня.

- Не думаешь найти себе занятие? – спрашивает, едва я возвращаюсь на заднее сиденье.

- От чего ты осмелел, в последнее время?

- И не осмелел вовсе, - тушуется. – Я боюсь тебя по-прежнему. Я просто, переживаю за тебя, Сера. Арни, кстати, тоже, - хмыкаю. – Я серьезно, Сера. Оранжерея почти развалилась. Дом разваливается. Еще немного и особняк будут стороной обходить, как проклятое место.

- Не преувеличивай.

- Я серьезно. На прошлой неделе мы с Арни вырубили ядовитый плющ, на южной стене. Вышли на следующий день, а он на месте! Еще пышнее разросся. Особняк погибает, Сера…

- Ты знаешь, что…

- Знаю, - тихо перебивает. А у меня глаза округляются от такой наглости. – Ты не виновата! А себя наказываешь.

Отворачиваюсь к окну, и Тимофей замолкает, видимо чувствуя, что еще хоть одно слово и он снова начнет гадить в лоток.

Меня переполняют эмоции. Дело дрянь! Опускаю окно полностью и дышу полной грудью прикрыв глаза.

Три месяца назад я совершила оплошность. Коснулась ладонью, без перчатки, кожи мужчины в лифте бизнес-цента. Случайно.

У людей есть сценарий их жизни. На самом деле у каждого человека их миллиард. Когда-то очень давно, Господь наградил людей даром – правом выбора, и такое понятие как Судьба просто исчезло. У людей больше не было судеб, предначертанных сверху, были лишь те, что они выбирали себе сами. Я их вижу, едва коснувшись человека. Некоторые картинки явные, четкие, будто фильм – означает, что это случится и ничего не изменить. Человек принимает решения на протяжении долгого времени, именно те, что и приводят его, в итоге, к тому, что я вижу. А есть нечеткие, размытые, будто рябь на воде, означающее, что один поворот или еще одно решение, способны картинку изменить.

С тем мужчиной, в том лифте, картинка была зыбкой. Я видела, что сегодня вечером, вернувшись домой он, разуется на пороге. Оставит портфель в прихожей. Долго будет мыть руки в ванной. А после, зайдет в комнату без света, на ощупь отроет сейф. Зарядит пистолет, и…

Мужчина тогда от меня отшатнулся. Будто что-то почувствовал. А может, просто, увидел мое перекошенное лицо.

Тимофей нашел его, по запаху, что остался на моей коже. Тем же вечером, он подкараулил его на парковке и легонько сбил машиной. Отвез мужчину в больницу, с переломом запястья и черепно-мозговой. Тот все порывался домой. Но седативное, обезболивающее сделали свое дело, и мужчина остался в клинике на ночь. Лишь спустя три недели, в новостях, я узнала про этого мужчину. Его убили, с особой жестокостью. Мужчина оказался заядлым игроком, и к моменту, когда мы встретились, он должен был огромное, просто огромное количество денег. В моем видении он, таким образом, спасал себя.

Если бы у меня было больше времени, я бы смогла это увидеть. Разобраться. Поставить на него защиту. Но у меня этого времени не было.

3

Мой дом, в темноте ночи, теперь и мне виделся логовом бабайки. Он же место моей силы, и моей слабости. Как только хозяин этого дома начинает чахнуть, особняк увядает вместе с хозяином. Зарастает сорняком, разрушается.

Арнольд распахивает дверь. Свет фойе создает на мокром гравии золотистую дорожку.

Тима заходит первым.

- Опять жрал какую-то дрянь? – шипит на него Арни. – Надеюсь не из помойки?

Надо же, учуял.

- Я с хозяйкой был, - волосы Тима становятся дыбом, будто ему шевелюру воздушным шариком натерли.

- Ну-ка, тихо! – захожу в дом. В нос ударяет запах сырости. Зябко ежусь. – Арни, растопи камин в гостиной. И давайте, выпьем какао, - оба смотрят так, будто меня подменили. Игнорирую. Прохожу мимо и поднимаюсь к себе в спальню. – Спущусь через пол часа, - бросаю не поворачиваясь.

***

Видеть Арнольда, сидящего в кожаном кресле, весьма необычно. Сколько себя помню, он ни разу не присаживался, в моем присутствии. Улыбаюсь, прикрывая лицо широкой чашкой. Тимофей, понятно, он же кот. Наглости у него хоть на рынке продавай. Тот сидит, развалившись в кресле, как будто в нем и родился. Мы странная компания, если присмотреться.

- Вкусно, Арнольд, - домовик поднимает уголки губ, что должно быть, означает улыбку. Делает глоток и смотрит на огонь. Не его щеках выступает румянец. – Особняк, и правда, в плохом состоянии, - озвучиваю свои мысли. Оба тут же смотрят на меня.

- Вчера заклинило дверь в кладовую, - сообщает Арни. – Не смог открыть, без магии.

- Я так же в ванной застрял, неделю назад, - поддакивает Тим.

- Да уж. Орал так, будто март на дворе. Думал хозяйку разбудишь, - Арни стреляет в Тима глазами, черными, словно вулканический песок. Я смотрю на все это, и молчу. Их перебранки стали чаще, в последнее время. Может и на обитателей дома действует губительно моя апатия.

- Где мои сапоги? – спрашиваю. Оба замирают на полу слове.

- Какие? – спрашивают хором.

- Те самые, в которые ты ссал, пока был маленьким, - смотрю исключительно на Тима.

- Желтые что ли? – уточняет Арни. Тимофей в это время скукоживается весь. – Резиновые?

- Они самые. Арни найди сапоги. Одевайтесь оба, пойдем посмотрим оранжерею, - Тимофей расцветает в улыбке, а Арнольд снова поднимает лишь уголки губ.

На мне брендовый плюшевый костюм изумрудного цвета, синие резиновые перчатки до локтей и желтые сапоги. Осматриваю себя в зеркале и морщусь. Гадость какая! Я выгляжу как разорванная в клочья цветная бумага для детей дошкольного возраста. Мои рыжие волосы – как пазл из того же конфетти.

- Хочешь, шляпку надеть? – Тим осматривает меня с ног до головы и протягивает мне маленькую, кокетливую шляпку-цилиндр, канареечного цвета. Еще раз осматриваю свое отражение. Она подходит к сапогам.

- Шпильки, - командую. Собираю кудри в пучок на затылке, прикрепляю шляпку. Еще раз себя осматриваю, поворачиваясь к зеркалу разными ракурсами. – Ммм, - вздыхаю. – Моя прабабка сейчас в гробу переворачивается. Эти штаны, - оттягиваю ткань на бедрах. – Просто ужасны.

- Ты великолепна, Сера! – Тимофей кивает, сложив обе ладони в районе сердца.

- Наша хозяйка сама красивая женщина в мире, - соглашается Арни. Оба в черных брюках и светлых рубашках. И я, на их фоне, как картина Ван Гога. Ну хоть не потеряют меня в темноте.

- Пошли, - командую.

Тим идет впереди, подсвечивая мне путь. Ему свет фонаря без надобности, он прекрасно видит в темноте. Сзади Арни. Домовик за короткое время, умудрился упаковать корзинку для пикника с ночным дожором. Судя по брякающему звуку, там не обошлось без бутылки вина. Улыбаюсь.

Едва я вижу оранжерею, сбиваюсь с шага.

- Этого не может быть! - выдыхаю. Мои провожатые останавливаются следом. Осматриваются по сторонам. Принюхиваются. Будто нас окружает опасность. – Всего лишь два месяца прошло? – не верю свои глазам. Оранжерея похожа на хибару.

- Именно так, - скрипит Арни, едва он понимает, что мои слова имеют отношение только к одному объекту. – Она быстро пришла в негодность. Крыша почти разрушена. Сквозняки губят травы. С витражей пропал рисунок. Видите?

Я захожу первой.

Сердце сжимается. Пульс оранжереи еле бьется. Я почти ее убила. Снимаю перчатки и касаюсь пальцами сухого, полопавшегося грунта, в кадках на столах. Ему уже не помочь.

- Арни, мне нужен свет.

- Секунду, - Арни начинает тихо бормотать, набирая постепенно амплитуду. Едва свет вспыхивает, я зажмуриваюсь.

А открыв глаза, долго молчу, осматриваясь по сторонам. Не верю, что прошло так мало времени. Должен пройти не один год, чтобы превратить цветущую оранжерею в экспонат военных хроник. Все мертвое, прогнившее, покосившееся. Витраж, блин, выцвел! Хотя это, в принципе, невозможно. Поднимаю голову. Крыши практически нет, только лунное, звездное небо над головой.

- Все кадки отсюда, - показываю на ровные ряды мастаков. – Надо убрать. Землю из них вытряхнуть, - Арни и Тим следят за каждым движением моих рук, ловят каждое слово. – Мне нужен оргоний, пелемариот, белая фиалка, васильковый цвет, - Арни кивает. – И хмель с розовой водой, для витражей.

Арни вернулся быстро, со всем, что просила. Тимофей, тем временем опустошал кадки.

Мы трудились до самого рассвета.

Уходили, почти, без задних ног.

А утром, проснувшись, я сразу направилась в оранжерею.

Она выглядела немного лучше. Многие материалы придется заменить. Магия тут бесполезна. Кажется, доставка должна быть сегодня.

Срочно необходимо найти себе занятие – лекарство от хандры!

- Может заняться поиском пропавших животных? – спрашиваю в пустоту. Как раз в эту секунду мой взгляд останавливается на пожелтевшей странице газеты. Местной, если судить по названию.