Ведьмины пряности

Глава 1

Рассвет в Чернолесье был делом неспешным и влажным. Первые, еще робкие лучи солнца пробирались сквозь плотный полог древних елей и дубов, растворяясь в клубах тумана, поднимавшегося от мшистых болот. Воздух пах сырой землей, хвоей и чем-то неуловимо диким, первозданным. Но в маленьком, покосившемся от времени, но удивительно крепком домике на самой опушке, где лес уступал место заросшим папоротником лугам, пахло иначе. Пахло уютом, теплом и... свежеиспеченным хлебом.

Марта Чернокот стояла у широкого, добротного кухонного стола, заваленного мисками, горшками и пучками сушеных трав, развешанных под самым потолком. Ее руки, сильные и ловкие, несмотря на прожитые годы (сколько именно – Марта давно перестала считать, считая это дурной привычкой), месили тесто. Не просто месили – они вкладывали в него что-то большее. С каждым толчком, каждым шлепком по присыпанной мукой доске по кухне расходились волны спокойствия и домашнего благополучия. Это был ее утренний ритуал, ее медитация и зарядка одновременно.

На голове у Марты, прикрывая седые, туго заплетенные в косу волосы, красовался клетчатый платок. На плечах был накинут старый, выцветший, но чистый фартук, испещренный загадочными пятнами – то ли от ягод, то ли от зелий. Лицо ее было добродушным, с сеточкой морщинок у глаз, говорящих больше о смехе, чем о заботах, и с острым, цепким взглядом темных глаз, который мог быстренько оценить и спелость яблока, и настроение зашедшего на огонек тролля.

– Так, милая, – проворчала она себе под нос, шлепнув по тесту последний раз. – Сегодня ты должна быть особенно послушной. У нас гости. Важные.

Тесто действительно послушно легло в большую глиняную миску, покрытую льняным полотенцем, чтобы подойти в теплом уголке у печи. Марта вытерла руки о фартук и повернулась к плите – не обычной, а массивной, кирпичной, занимавшей добрую четверть кухни. Она была сердцем дома. В одной из ее топок уже весело потрескивали дрова, согревая чугунные конфорки и огромный котел, в котором что-то булькало, источая умопомрачительный аромат грибного супа. В другой, более прохладной топке томились горшочки с утренней кашей, щедро сдобренной лесными ягодами и капелькой меда диких пчел.

– Пряник! – позвала Марта, не повышая голоса. – Завтрак!

Из-под стола, где стояла корзинка с мягкими лоскутками, мгновенно вынырнул крупный, пушистый кот угольно-черного окраса. Его глаза, ярко-желтые и невероятно умные, сияли ожиданием. Но не еды. Пряник гордо прошествовал к специальному крючку у двери, где висел... крошечный, сшитый на кошачью мерку, фартучек из той же ткани, что и у Марты. Он терпеливо ждал, пока хозяйка поможет ему облачиться в этот знак отличия.

– Ну вот, мой главный дегустатор и мышелов верховный, – улыбнулась Марта, завязывая тесемки фартучка за широкой кошачьей спиной. – Сегодня у нас на пробу – новый рецепт успокоительных пряников. Старый Борован опять ворчит, что гномы-рудокопы по ночам стучат слишком громко. Надо его немного... умиротворить.

Пряник важно мурлыкнул, явно одобряя миссию. Получив свой фартук, он чувствовал себя не просто котом, а полноправным членом кухонного братства, ответственным за качество продукции и поддержание порядка (особенно в вопросах, касающихся упавших кусочков).

Марта налила в две глиняные миски густую ягодную кашу, посыпала их толчеными лесными орехами и поставила одну на пол для Пряника, другую – на стол для себя. Кот принялся есть с достоинством, время от времени поглядывая на хозяйку, которая, прихлебывая горячий травяной чай с мятой и душицей, составляла в уме меню на день.

– Суп грибной – он уже почти готов, – размышляла она вслух. Пряник поднял голову, прислушиваясь. – Хлеб дойдет как раз к обеду. Для Борована – пирог. Знаменитый грибной, с трюфельной крошкой, как он любит. Он сегодня за ним придет, обещал. – Марта поморщилась. – Если, конечно, не передумает из-за вчерашней ссоры с лешим у Проклятого Ручья. Ох уж эти старики... Ну, пирог их точно помирит. Им обоим. – Она хитро подмигнула Прянику. – Потом надо сварить варенье из солнечных ягод, что собрала вчера. И... – Марта задумалась, ее взгляд упал на пучок необычных, серебристо-сизых листьев, висевших в самом темном углу. – И попробовать тот новый рецепт чая для крепкого сна. Старуха Агафья жаловалась, что сны тревожные снятся. Проверим на Прянике? – Кот немедленно прекратил есть и уставился на хозяйку с немым укором. Марта рассмеялась. – Шучу, шучу, пушистик! Сначала на себе попробую. Как всегда.

Завтрак прошел в тишине, нарушаемой лишь треском дров в печи, довольным чавканьем кота и бульканьем котла. Марта мыла посуду, поглядывая в окно. Туман уже начал рассеиваться, открывая вид на залитую утренним солнцем лужайку перед домом, где росли не только обычная мята и ромашка, но и кустики с листьями, мерцающими как лунный свет, и странные цветы, похожие на застывшие капли росы. Это был ее сад – аптека, кладовая и предмет гордости. Каждое растение знало свою хозяйку и росло для нее особенно пышно.

Внезапно Пряник насторожился, поднял голову и громко мяукнул, глядя на дверь. Через мгновение раздался осторожный стук – не в дверь, а в специальную деревянную плашку, прибитую чуть ниже, у самого порога.

– Входи, гном, не стесняйся! – крикнула Марта, вытирая руки. – Дверь не заперта!

Дверь скрипнула, и в кухню, сгибаясь под тяжестью огромного, покрытого инеем мешка, ввалился Борован. Он был типичным представителем своего народа: коренастый, широкий в плечах, с длинной, тщательно заплетенной в косички бородой цвета воронова крыла, в которой застряло несколько еловых иголок и что-то блестящее. Его лицо, обветренное и красное, как спелая свекла, сейчас выражало глубокое недовольство. На нем был тяжелый кожух, подпоясанный массивной цепью, и сапоги с подковами, оставлявшие на чистых половицах Марты грязные следы. Пряник фыркнул.

– Марта! – проревел Борован, швыряя мешок на пол с таким грохотом, что задребезжала посуда на полках. – Ты не поверишь, что этот мохнатый недотёпа опять учудил!

Глава 2

Полдень в домике у опушки наступил вместе с благоуханием грибного пирога, который Марта с торжественным видом извлекла из печи. Корочка была идеально румяной, сквозь аккуратные прорези пробивался соблазнительный пар, несущий ароматы леса, сливочного масла и тех самых драгоценных трюфелей. Пряник, забыв о дремоте, сидел у печи, вытянув мордочку к источнику неземного благоухания, его желтые глаза сияли священным трепетом дегустатора.

Борован, уже заметно успокоившийся после двух мисок супа и чая с медовухой, мурлыкал что-то одобрительное, не сводя глаз с пирога. Малышка-тролль, наевшись, робко улыбался, осторожно облизывая ложку размером с лопату.

– Ну, что, господа судьи, – с легкой театральностью произнесла Марта, ставя дымящийся пирог на стол поверх специальной деревянной подставки. – Готовы к вердикту? Главный эксперт, Пряник, займи свой пост!

Кот, не дожидаясь второго приглашения, ловко запрыгнул на свободный угол стола рядом с пирогом, приняв величественную позу. Его фартучек был безупречен.

Марта взяла широкий нож, нагрела лезвие над пламенем свечи (старая привычка, помогавшая идеально резать нежное тесто) и сделала первый разрез. Хруст корочки был музыкой. Ломтик, полный сочной, ароматной начинки, с аккуратными кусочками грибов и темными вкраплениями трюфелей, она положила на маленькую тарелочку и поставила перед Пряником. Второй, гораздо больший кусок, достался Боровану. Третий, не менее внушительный, – Малышки. Себе Марта отрезала скромный кусочек.

Наступила торжественная тишина, нарушаемая лишь довольным чавканьем тролля. Борован, зажмурившись, откусил, тщательно прожевал, и по его бородатому лицу расплылось выражение блаженства, смыв последние следы гнева.

– Марта... – пробормотал он, с трудом глотая. – Это... это шедевр. Даже лучше, чем в прошлый раз. Трюфели... они просто тают... – Он умолк, полностью погрузившись в гастрономический экстаз.

Пряник деликатно обнюхал свой кусочек, аккуратно откусил крошечную часть, долго жевал, прищурив глаза в знак глубокой концентрации, и наконец громко и одобрительно мурррррррркнул. Вердикт был вынесен: пирог безупречен.

– Вот и славно, – удовлетворенно кивнула Марта, откусывая свой кусочек. Да, баланс идеальный. Магия сытости и примирения работала на полную мощность. Теперь оставалось только дождаться Ставрула.

Не успели они доесть, как раздался новый стук в дверь – на этот раз не внизу и не сверху, а будто со всех сторон сразу, словно стучали ветки деревьев. И голос, проникший сквозь щели, был скрипучим и немного насмешливым:

– Старая карга! Открывай! Я чувствую этот запах за версту! И гномий дух тут витает... Фу!

Марта улыбнулась. Леший Ставрул явился. Пряник насторожил уши. Борован немедленно нахмурился, но уже без прежней ярости, скорее по привычке.

– Входи, Ставрул! Дверь открыта для тех, кто стучит вежливо! – крикнула Марта.

Дверь распахнулась, впустив порцию свежего, чуть смолистого лесного воздуха. На пороге стояла... точнее, *колыхалась* фигура, сотканная из теней, мха и сухих веток. Лицо Ставрула было похоже на корявый сучок с глубоко посаженными, светящимися зеленоватым светом глазами. Его длинные, гибкие руки-ветви нервно постукивали по косяку. Он окинул взглядом кухню, задержавшись на Бороване и огромном пироге.

– Ага! – скрипуче воскликнул он. – Гномишко-вредитель тут! И мой трюфели уплетает! Украл, наверное!

– Сам вре-ди-тель! – рявкнул Борован, вскакивая, но Марта властно подняла руку.

– Садись, Ставрул, – сказала она спокойно, указывая на место рядом с Борованом. – Пирог еще теплый. И мед, как обещала, есть. Дикий, медвежий. Сила в нем – на целую зиму хватит.

Леший недоверчиво покосился на Борована, но запах пирога и упоминание меда сделали свое дело. Он неловко, как паук, вплыл в комнату и уселся на скамью, стараясь держаться от гнома подальше. Марта поставила перед ним тарелку с огромным куском пирога и маленький горшочек с густым, темно-янтарным медом.

– Теперь, – сказала Марта, садясь напротив них и наливая всем по кружке крепкого чая (Пряник получил маленькое блюдце с молоком), – рассказывайте по порядку. Без крика. Что случилось с грибными плантациями?

Выяснилось, что история была типичной для их вечной вражды. Борован расширил свои подземные ходы под любимым дубом Ставрула, чем сильно потревожил корни и лесных духов, обитавших в них. Леший, в отместку, напустил на трюфельные поляны семейство прожорливых барсуков, которых он считал своими «лесными санитарами». Борован, обнаружив погром, обвинил Ставрула в прямом вредительстве. Леший же считал, что гном сам виноват, лезет куда не просят.

Марта слушала, попивая чай, время от времени подливая медовухи в чай оппонентам. Пирог делал свое дело – разгоряченные речи постепенно стихали, заменяясь ворчанием, а затем и вовсе умолкали, уступая место сосредоточенному чавканью. Магия хорошей еды и мудрого посредничества творила свое. К концу пирога Борован и Ставрул уже обменивались не оскорблениями, а деловыми предложениями: гном соглашался укрепить корни дуба особым каменным раствором, а леший обещал «поговорить» с барсуками и выделить Боровану новую, еще более богатую трюфелями полянку подальше от своих владений. Малышка-тролль, завороженно наблюдавшая за примирением, тихонько икнул от переполнявших его чувств и сытости.

Проводив недавних врагов, ставших на время просто ворчливыми соседями (Борован утащил половину оставшегося пирога, Ставрул – горшок с медом, а Малышка получил мешочек с успокоительными пряниками «на дорожку»), Марта вздохнула с облегчением. Очередной кризис миновал. Кухня выглядела как после небольшого урагана – крошки, пятна, грязная посуда. Пряник уже деловито вылизывал свою тарелку.

– Ну, помощник мой верный, – устало улыбнулась Марта, снимая платок и проводя рукой по влажному от печного жара лбу. – Пора наводить марафет. А потом за варенье браться.

Уборка под мерное мурлыканье Пряника, сновавшего между ног и «помогавшего» подметать хвостом, прошла быстро. Марта вымыла горы посуды, протерла стол, подмела пол, вытряхнула крошки из фартука Пряника (кот воспринял это с достоинством, как необходимый ритуал). Она уже собиралась доставать ягоды для варенья, как вспомнила про старуху Агафью и ее тревожные сны. И про тот пучок серебристо-сизых листьев – сонной полыни.

Глава 3

Вечерние тени уже густо ложились на тропинку, ведущую в деревню Грибное Урочище, когда Марта и Пряник покинули свой дом. Воздух стал прохладнее, наполняясь ароматами влажной земли и ночных цветов. Но Марта почти не замечала привычных запахов. В ноздрях у нее все еще стоял тот сладковато-горький шлейф магической моли, а на кончиках пальцев не утихало легкое, назойливое покалывание. Пряник шел рядом, его черная шерсть сливалась с сумраком, только белый фартучок и блеск настороженных глаз выдавали его присутствие. Он не мяукал, не отвлекался на ночных жучков – его внимание было полностью сосредоточено на хозяйке и невидимой угрозе, поселившейся в их кухне.

Деревня Грибное Урочище была невелика – несколько десятков домиков, притулившихся к опушке Чернолесья, мельница на тихой речушке да общая площадь с колодцем-журавлем. Жили здесь люди, гномы вроде Борована, пара семей троллей, несколько отшельников-леших на окраинах и, конечно, ведьмы вроде Марты и Старухи Агафьи. Домик Агафьи стоял чуть в стороне, у самого леса, старый, почерневший от времени, но крепкий, с диковинными резными ставнями, изображавшими сплетения корней и спящих сов.

Марта постучала в дверь, украшенную связкой сухих стручков жгучего перца и пучком чертополоха – классической защитой от недоброго глаза.

– Агафья? Это я, Марта. Открой, старушка.

Из-за двери донеслось шарканье, бряканье засовов, и наконец дверь скрипнула, открыв узкую щель, из которой выглянуло сморщенное, как печеное яблоко, лицо с острым носом и очень бодрыми, не по годам, голубыми глазами.

– Марта? – проскрипел голос Старухи Агафьи. – Что так поздно? Беда? Чуяла я, чуяла! Сердце ныло с самого утра! Входи, входи, холодно же! И кот твой заходи, фартук не запачкает!

Марта и Пряник протиснулись в тесную, но уютную избу, заставленную сундуками, полками с банками и пучками трав и завешанную вышитыми полотенцами. В печи потрескивали дрова, наполняя комнату теплом и запахом печеной картошки. Агафья, маленькая и сгорбленная, но удивительно шустрая, засуетилась, усаживая гостей за стол, уставленный глиняными мисками и горшочками с чем-то темным и густым.

– Садись, садись! Пряничек, вот тебе уголек теплый! – Агафья ткнула кочергой в печь, указывая Прянику на теплый кирпич у подножия. Кот, почуяв дружелюбие и отсутствие магической угрозы (пока), с достоинством устроился на указанном месте. – Чайку? У меня как раз травяной, с мелиссой да мятой. Успокаивает. Хотя мне, видишь ли, не помогает! – Она укоризненно тряхнула головой, увенчанной колпаком из грубой шерсти.

– Агафья, – начала Марта, выкладывая на стол пучок сонной полыни и завернутые в ткань пряники. – Ты говорила о тревожных снах. Расскажи подробнее. Это очень важно.

Старуха налила чай в две толстые глиняные кружки, села напротив Марты и пристально посмотрела на нее своими пронзительными голубыми глазами.

– Важно? – переспросила она. – Значит, неспроста. Сны... Марта, они жуткие. Как будто я падаю в глубокий колодец, полный тишины. Не просто тишины, а... высасывающей все звуки. И в этой тишине – шелест. Тонкий-тонкий, как крылья комара, но их миллионы. И холод. Ледяной холод, который идет изнутри. И чувство... пустоты. Как будто все, что внутри меня светилось – тепло, воспоминания, даже простые мысли – все это выедают. Остается только шелест и холод. И страх. Просыпаюсь вся в холодном поту, сердце колотится, как бешеное. И так – третью ночь подряд. – Агафья сжала свою кружку костлявыми пальцами. – Что это, Марта? Болезнь? Или... знамение?

Марта почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Описание было слишком точным. Шелест крыльев. Холод. Пустота. Высасывание энергии... или магии? Она вспомнила серебристо-серый рой в кладовке, их ненасытный голод.

– Агафья, – сказала Марта медленно, выбирая слова. – У меня в кладовке... завелась моль. Магическая моль.

Старуха Агафья замерла. Ее голубые глаза расширились до предела.

– Моль? – прошептала она. – Пожирательница Сути? Здесь? В Грибном Урочище? Но... но откуда? Они же... они же давно не появлялись! Разве что...

– Разве что? – резко спросила Марта.

Агафья замотала головой, испуганно оглядываясь по сторонам, будто боялась, что моль услышит.

– Разве что из Запретных Мест, – прошептала она так тихо, что Марте пришлось наклониться. – Из Там... Где Молчание. Где все застыло.

Марта почувствовала, как кровь отливает от лица. Запретные Места. Зона Молчания. Это было далеко на севере Чернолесья, место, куда даже лешие боялись заходить. Говорили, что там время остановилось, магия искажена или вовсе отсутствует, а жили существа, не имеющие имени. И если моль пришла оттуда...

– Но как она могла добраться? – пробормотала Марта больше для себя.

– На ком-то, – безжалостно констатировала Агафья. – Или на чем-то. Кто-то принес. Намеренно или по глупости. – Она вдруг схватила Марту за руку, ее пальцы были холодны как лед. – Марта, ты должна ее уничтожить! Пока не поздно! Они же... они же могут сожрать все! Все наши запасы, все обереги, всю магию места! Очаг погаснет, Марта! Совсем погаснет!

– Я знаю, Агафья, знаю, – успокоила ее Марта, хотя сама была неспокойна. – Я уже приняла меры. Изолировала очаг заражения. Но мне нужна помощь. Специалиста.

– Специалиста? – Агафья нахмурилась. – Кто тут у нас специалист по пожирающей магию нечисти? Разве что... – Ее лицо исказилось гримасой отвращения. – Ох, только не она! Не эта бумажная мушка!

Марта тяжело вздохнула.

– Да, Агафья. Она. Тоша.

Старуха фыркнула и отхлебнула чаю, явно пытаясь прогнать неприятный образ.

– Ну что ж... – пробормотала она. – Лучше уж ее бумажная волокита, чем крылатая пакость. Иди, Марта. Иди к фее. Но будь осторожна. И с ней, и с... с этим. – Она кивнула в сторону кладовки Марты, хотя той и не было видно. – А я... я попробую твой чай с полынью. И пряничек. Авось хоть одну ночь посплю спокойно. Дай-ка я тебе на дорожку... – Она заковыляла к одной из многочисленных полок и достала маленький холщовый мешочек. – Соль. Обычная, но... заряжена на защиту от паразитов. Старый рецепт. Посыпь порог и вокруг зараженного места. Может, поможет сдержать, пока фея со своими бумагами разбирается.

Глава 4

Резкий щелчок замка кладовки прозвучал как выстрел в гробовой тишине кухни. Тоша, ее лицо было бледным, но руки не дрожали, быстро достала из кейса нечто похожее на тонкий серебряный шнур. Он мерцал холодным светом. Фея начала стремительно обматывать им дверную ручку и косяк, нанося сложные узлы, которые светились и затухали, оставляя после себя невидимую глазу, но ощутимую энергетическую пелену.

– Герметизация уровня "Ледяная Паутина", – отрывисто пояснила она, не отрываясь от работы. – Сдерживает распространение спор и энергетических эманаций. Но это временно. Очень временно. Особенно против... этого.

Ее взгляд скользнул к Марте, прижимавшей к груди дрожащего Пряника. Кот жалобно скулил, его тело напряжено до предела, желтые глаза были полны животного ужаса. Его белоснежный фартучек теперь украшало то самое крошечное, но невыносимо зловещее черное пятнышко. Оно не было просто дыркой. Оно было воронкой в ничто, холодной точкой, от которой шел легкий морозный ветерок, невидимый, но ощутимый кожей. Марта чувствовала, как ее собственная магия, ее тепло, невольно тянутся к этому пятну, словно пытаясь залатать бездну.

– Пряник... – шептала Марта, гладя кота по голове, игнорируя ледяное покалывание в пальцах. – Держись, милый, держись. Я здесь. Все будет хорошо. – Но слова звучали пусто. Она видела боль в его глазах, боль не от раны, а от нарушения самой его сути.

Тоша закончила с дверью и подошла. Она достала из кейса не увеличительное стекло, а странный прибор – два кристалла кварца, соединенные тонкой серебряной проволокой. Она навела кристаллы на пятно на фартуке Пряника.

– Энергетический скан, – прошептала она. Кристаллы замигали тревожным фиолетовым светом. – Как и опасалась. Не просто повреждение ткани. Это очаг некротической пустоты. Частица того, что несет в себе моль. Она... выедает пространство. Магию. Суть. Если не остановить, пятно будет расти. Поглотит ткань, потом... – Она не договорила, но ее взгляд на Пряника был красноречивее любых слов.

Холодный ужас сковал Марту сильнее любого ледяного заклятия. Поглотит кота? Ее Пряника? Ее верного друга и хранителя очага?

– Что делать? – спросила она, и ее голос прозвучал хрипло, чужим. – Как это остановить?

Тоша убрала прибор, ее лицо было сосредоточенным.

– Во-первых, изоляция объекта. Фартук нужно снять. Осторожно. Не прикасаясь к пятну голыми руками. Во-вторых, локализация очага на нем. В-третьих... – Она взглянула на запечатанную дверь кладовки. – В-третьих, уничтожение источника. Но стандартные методы против этой... модификации... могут быть неэффективны. Или опасны для окружающей среды. – Она достала из кейса пару тонких серебряных щипцов и небольшой свинцовый контейнер с герметичной крышкой. – Держите кота крепче. Это может быть больно.

Марта крепче прижала Пряника, шепча ему слова утешения, которые сама едва слышала. Кот выл, вырывался, чувствуя приближение опасности. Тоша ловко подцепила щипцами завязки фартучка у спины Пряника и быстро расстегнула их. Затем, с хирургической точностью, она подвела кончики щипцов под край фартука у самого пятна и резко дернула. Фартук соскользнул с кота и повис на щипцах. Пряник дико взвыл, как будто у него оторвали кусок души.

– Глупости, – резко сказала Тоша, но в ее голосе слышалось напряжение. – Физической боли нет. Это психосоматика из-за разрыва магической связи с предметом силы. – Она быстро свернула фартук пятном внутрь и запихнула его в свинцовый контейнер, захлопнув крышку. На металле сразу же выступил иней. – Свинец сдерживает распространение пустоты. На время.

Пряник, освобожденный от фартука, но все еще дрожащий, забился в угол под столом. Его желтые глаза, полные обиды и страха, смотрели на Марту. Она опустилась на колени, протягивая к нему руки.

– Пряник, милый, иди ко мне. Пожалуйста. Без фартука ты все равно мой самый главный помощник. – Голос ее дрожал. Кот медленно, недоверчиво выполз, позволил взять себя на руки. Его тело было холодным. Марта прижала его к себе, пытаясь согреть своим теплом, своей магией очага. Она чувствовала, как его врожденная, кошачья магия, обычно теплая и мурчащая, теперь казалась ослабленной, дрожащей, как огонек на ветру.

– Состояние пациента стабилизировано, но требует наблюдения, – констатировала Тоша, ставя контейнер с фартуком в самый дальний угол кухни, подальше от кладовки и от них. – Теперь о главной проблеме. – Она указала на запечатанную дверь. – Карантин "Черный Иней" подразумевает полную изоляцию объекта и привлечение сил регионального уровня ЛИМВиНФ. Но... – Она запнулась, впервые за вечер выглядев неуверенно. – Но учитывая природу угрозы и возможную связь с Зоной Молчания... вызов официальных инстанций может вызвать... избыточную реакцию.

– Избыточную? – переспросила Марта, качая на руках Пряника. Кот начал тихо мурлыкать, но это мурлыканье было слабым, надломленным.

– Оцепление деревни. Принудительную эвакуацию. Возможное тотальное очищение зоны, включая ваш дом, магическими огнеметами класса "Феникс", – холодно перечислила Тоша. – Стандартный протокол для угрозы распространения Пустоты. Риск для не-магического населения считается неприемлемым.

Марта почувствовала, как земля уходит из-под ног. Очищение? Ее дом? Ее сад? Ее кухня? Все, что она создавала годами, все, что было ее магией и ее жизнью?

– Нет, – резко сказала она. – Этого не будет. Мы справимся сами. Здесь и сейчас.

Тоша скептически подняла бровь.

– Марта Чернокот, я ценю вашу решимость, но мы имеем дело с аномалией, не поддающейся стандартной классификации! Мои ресурсы ограничены! "Звездная Роса" лишь замедлила часть роя! Аэрозоль на основе сонных маков может усыпить обычную моль, но против частиц Пустоты? Я сомневаюсь! Нам нужны специалисты по онтологическим аномалиям! Артефакты подавления!

– А пока они едут, моль сожрет мою кладовку, "Слезы Моря", а потом и весь дом! – запальчиво возразила Марта. – Или твои "очистители" спалят все дотла! Нет. Мы ищем другой выход. Местный. – Она посмотрела на Пряника. Кот уткнулся мордочкой в ее плечо. Без фартука он выглядел уязвимым, почти голым. – Ты сказала, что Пустота выедает магию. Суть. Значит, против нее нужно что-то... противоположное. Не разрушение, а... созидание. Не холод, а жар. Не пустоту, а... наполненность.

Глава 5

Тишина, наступившая после ослепительной вспышки и исчезновения Пустоты, была гулкой и хрупкой, как тонкий лед на первом утреннем ручье. Марта стояла посреди кухни, держа теплый, целый и невредимый фартук Пряника, и не могла поверить, что все кончено. Тоша методично щелкала своими приборами, сканируя каждый уголок кладовки, но ее обычно строгое лицо выражало лишь глубочайшее изумление.

– Показатели в норме, – наконец объявила она, убирая кварцевый сканер. – Энергетический фон стабилизирован. Остаточные следы аномалии ничтожны и быстро рассеиваются. Никаких признаков рецидива. Артефакт "Слеза Моря" в полной сохранности. Печать не нарушена. – Она посмотрела на Марту. – Это... беспрецедентно. Подавление онтологической инвазии методами кулинарной магии. Этот случай войдет в... в анналы ЛИМВиНФ. После заполнения всех форм, разумеется.

Марта лишь кивнула, ее внимание было приковано к Прянику. Кот сидел под столом, его желтые глаза, все еще широкие от недавнего ужаса, с надеждой смотрели на фартук в руках хозяйки. Его мурлыканье было тихим, прерывистым, словно моторчик, который еще не уверен, стоит ли заводиться.

– Иди сюда, солнышко, – мягко позвала Марта, опускаясь на колени. – Все позади. Смотри, он как новенький.

Она протянула фартук. Пряник осторожно потянулся мордочкой, обнюхал ткань. Его усы задрожали. Он ткнулся носом в знакомую клетчатую материю, и по его спине пробежала волна облегчения. Громкое, глубокое мурлыканье, настоящее, сильное, заполнило кухню, вытесняя остатки напряжения. Марта помогла ему надеть фартук, завязала тесемки с привычной ловкостью. Пряник выгнул спину дугой, потянулся всем телом, от кончика носа до хвоста, и громко, победно мяукнул. Казалось, даже ткань фартука излучала чуть больше тепла, чем обычно.

– Ну вот, – выдохнула Марта, гладя кота по голове. – Снова в строю, главный дегустатор и мышелов верховный.

Тоша наблюдала за этой сценой с редким для нее смягченным выражением.

– Восстановление магической связи с предметом силы произошло успешно, – констатировала она. – Психоэмоциональное состояние субъекта стабилизируется. Однако рекомендую наблюдение в течение 24 часов. И... усиленное питание. Для восполнения энергозатрат.

– Об этом я уже позаботилась, – улыбнулась Марта, вставая и направляясь к печи, где еще тлели угли от ритуального костра. – Грибной супчик разогреется за минуту. А пока... – Она открыла шкафчик и достала небольшую миску с золотистым, слегка липким тестом. – Солнечное печенье. Как раз то, что доктор прописал. И не только ему.

Она быстро раскатала тесто, вырезала формочкой в виде солнышка несколько кружочков и отправила их на сковороду, стоявшую на еще теплой плите. Аромат, который пошел по кухне, был не просто вкусным – он был целебным. Сладкий, теплый, с нотками ванили, корицы и чего-то неуловимо летнего, словно концентрированное солнце. Пряник немедленно устроился у печи, его нос вздрагивал, а мурлыканье стало громче и увереннее.

Тоша, тем временем, достала из своего кейса целую стопку бланков и устроилась за столом.

– Форма ЛИМВ-1а "Заявление о факте несанкционированной магической активности", – объявила она, беря перо. – Пункт первый: дата и время обнаружения аномалии. Пункт второй: точное место локации. Домик на опушке Чернолесья, координаты... – Она задумалась.

– Координаты – "у большого дуба с дуплом-совой", – подсказала Марта, помешивая суп. – Так все здесь ориентируются.

Тоша фыркнула, но записала. Пока она методично заполняла графы, описывая "объект аномалии (подозреваемый гибрид Magica Lepidoptera Destructor с элементами Пустоты, предположительно Зоны Молчания)" и "предпринятые меры изоляции (энергетическая решетка "Плавильный Котел")", Марта разливала по мискам густой, ароматный суп. Пряник получил свою порцию в любимой мисочке, Марта поставила миску перед Тошей, а себе взяла тоже.

– Пункт восьмой: методы нейтрализации, – Тоша подняла глаза, ее перо замерло над бумагой. – И вот тут, Марта Чернокот, мне нужны... подробности. Как вы это назвали? "Ритуал Очага"? С применением "катализатора Пустоты" (артефакт: фартук кота Пряника, поврежденный) и "концентрированного потока энергии Созидания" (источник: очаг хозяйки, усиленный дубовыми поленьями, травами солнца и солнечными ягодами)? – Она выглядела так, будто сама не верила, что произносит эти слова.

– Да, – просто ответила Марта, откусывая хрустящее, золотистое солнечное печенье. Оно таяло во рту, наполняя теплом и странным ощущением... целостности. – И сработало. Пряник, подтверди!

Кот, уплетавший суп, громко мурррррркнул, не отрываясь от миски. Его фартук был безупречен.

Тоша тяжело вздохнула и начала писать, время от времени бормоча себе под нос: "...нетрадиционная методология... синтез противоположных онтологических принципов... требует дальнейшего изучения... потенциально революционный подход при условии строгого контроля...".

Пока фея утопала в бюрократии, Марта наслаждалась простыми вещами: вкусом супа, теплом печи, довольным мурчанием Пряника. Казалось, что кошмар позади. Но в глубине души шевелилось беспокойство, подогретое словами Агафьи и Тои: "Кто-то принес". Откуда? И зачем?

Тоша закончила заполнять последний лист, аккуратно сложила бумаги, запечатала их сургучной печатью с символом ЛИМВиНФ (скрещенные пинцет и лупа) и встала.

– Документация оформлена. Копия останется у вас. Оригинал я отправлю с феечьей почтой в Центр. Ожидайте возможного визита комиссии для... детального опроса и сбора образцов. – Она посмотрела на крошки солнечного печенья на тарелке. – Могу я... взять одно для анализа? В рамках изучения... побочных продуктов нестандартной нейтрализации.

– Конечно, – разрешила Марта, улыбаясь. – Два бери. Одно для анализа, другое... чтобы подкрепиться. Ты сегодня герой не меньший, чем Пряник.

Тоша слегка покраснела, аккуратно завернула два печенья в чистый лист пергамента и положила в кейс.

– Спасибо. Ваша... кулинарная магия... впечатляет. Возможно, ЛИМВиНФу стоит открыть специализированный отдел по аномалиям бытовой магии. – Она поправила очки. – Я пойду. Надо отправить отчет. И... отдохнуть. – Она выглядела измотанной, ее крылышки поникли. – Будьте осторожны, Марта Чернокот. Если моль была занесена намеренно... это может повториться.

Глава 6

Лежащая на ладони Марты ягода была крошечной, сморщенной, как изюм, но невиданного угольно-черного цвета. Она не отдавала влагой или сладостью спелого плода – лишь источала тонкий, пронизывающий холод и тот самый сладковато-горький шлейф Пустоты, что витал в кладовке во время нашествия моли. Пряник фыркал на нее, отступая, его шерсть топорщилась, а желтые глаза сузились до щелочек, полных первобытной настороженности.

Марта сжала ледяную ягоду в кулаке. Холод проник сквозь кожу, заставив суставы ныть. Это было не воображение. Не отголосок кошмара. Это был материальный знак. Предупреждение. Или вызов.

– Значит, он был здесь, – прошептала она, глядя в сторону леса, где растворилась темная фигура. – И следит.

Тревога, холодная и острая, сжала сердце сильнее ледяной ягоды. Но Марта Чернокот не была той, кого легко сломить. Она пережила Пустоту в своих стенах. Она спасла Пряника и свой очаг. И теперь этот очаг нужно было защитить не только от незваных тварей, но и от того, кто их прислал.

Она резко разжала кулак. Ягода упала на деревянный пол с тихим стуком, похожим на упавшую каплю воды. Пряник прыгнул назад, зашипев.

– Спокойно, помощник, – сказала Марта твердо. Она взяла совок и щетку, подмела ягоду, не прикасаясь к ней голыми руками, и выбросила в еще теплую золу печи. Угольки на миг ярко вспыхнули, шипя, когда холодная субстанция коснулась их, а затем погасли. Запах гари смешался с едва уловимым шлейфом Пустоты и исчез.

– Вот так, – выдохнула Марта. – Никаких следов. Никаких подарков от незнакомцев. Теперь, – она хлопнула в ладоши, стараясь вернуть кухне ощущение нормальности, – завтрак. Нам нужны силы. И ягоды из сада. Самые солнечные, самые теплые.

Пряник, видя решимость хозяйки, постепенно успокоился. Его шерсть легла, хотя настороженность в глазах осталась. Он последовал за Мартой в сад, где уже играли первые лучи солнца. Воздух был свеж и чист, пах влажной землей и травами. Но Марта заметила неладное сразу.

Цветы, те самые, что похожи на застывшие капли росы, обычно сияющие перламутром на рассвете, сегодня казались тусклыми, будто припорошенными невидимым инеем. Листья лунных кустиков, обычно мерцающие серебром, были матовыми. Весь сад, ее гордость и источник силы, выглядел... притихшим. Обессиленным. Как будто тепло и свет солнца не могли до конца прогнать ночной холод, принесенный темным незнакомцем и его ледяной ягодой.

Марта нахмурилась. Она осторожно коснулась листа сонной полыни. Растение ответило слабым, едва ощутимым дрожанием, словно от холода. Ее связь с садом, обычно такая живая и радостная, сегодня была приглушенной, как голос сквозь вату.

Она собрала ягоды – солнечные, золотистые, но их привычное тепло было менее ярким, чем обычно. Даже пчелы, обычно жужжащие с первыми лучами, сегодня лениво перелетали с цветка на цветок.

– Нехорошо, – пробормотала Марта, возвращаясь в дом. – Совсем нехорошо.

Завтрак – оладьи с солнечными ягодами и густой сметаной из погреба соседки-гномки – прошел в тишине. Пряник ел с аппетитом, но без привычного энтузиазма, часто поглядывая на дверь и окна. Марта чувствовала, как холодок тревоги, принесенный ягодой, сидит где-то глубоко внутри, не давая полностью расслабиться.

Она уже собиралась взяться за проверку старых записей прабабки Морвенны в поисках защитных рецептов, как раздался громкий, тревожный стук в дверь. Не в деревянную плашку внизу, как у Борована, и не ветвями со всех сторон, как у Ставрула. Это был отчаянный барабанный бой кулаком в саму дверь.

– Марта! Открой! Беда! – голос был хриплым, знакомым. Борован. Но в нем звучала паника, которую Марта слышала редко.

Она распахнула дверь. На пороге стоял гном. Но это был не привычный ворчливый, но крепкий Борован. Его лицо было землистым, борода растрепана, в глазах – настоящий ужас. За ним, согнувшись и дрожа, стоял Малышка-тролль. Огромный парень выглядел жалко, его бурая шерсть была покрыта инеем, а большие глаза полны слез.

– Что случилось? – спросила Марта, пропуская их внутрь. Пряник насторожился у печи.

– Лес, Марта! Лес! – выдохнул Борован, тяжело опускаясь на скамью. Он трясся, и дело было не только от холода. – Он... он замерзает! Изнутри!

Малышка кивнул, издав жалобный всхлип.

– Холодно... – проскрипел он. – Очень холодно... Все белое... И тихо... Страшно тихо...

– Говори толком, Борован! – прикрикнула Марта, наливая ему кружку крепкого чая. Гном схватил кружку дрожащими руками, сделал большой глоток.

– Я пошел на ту новую полянку, что Ставрул показал... за трюфелями, – начал он, запинаясь. – Иду... а под ногами... хруст. Не листьев. Льда. Тонкого, как стекло. На траве, на грибах... на всем! А воздух... как в леднике! Дыхание паром идет. Я к дубу Ставрула – а он... Марта, он стоит белый! Весь в инее! И не шевелится! Ставрул нигде не виден! Я кричу – тишина! Как в могиле! Только этот... этот проклятый хруст под ногами! Я рванул обратно... и встретил Малышку. Он из-под валуна вылез – весь в инее, чуть не замерз!

Тролль подтвердил кивком, потирая огромные руки, пытаясь согреть их.

– Камень холодный... очень... – простонал он. – Внутри дрожал... как осиновый лист.

Марта слушала, и ледяной ком в ее груди сжимался все сильнее. Замерзающий лес. Иней. Гнетущая тишина. Это было слишком похоже на ее сон. И на Зону Молчания, о которой говорила Агафья.

– Вы видели... кого-нибудь? – спросила она осторожно. – Темного, в плаще?

Борован нахмурился.
– В плаще? Нет. Никого. Только... – он замялся. – Только показалось... будто в глубине леса, в тенях, мелькнуло что-то бледное. Как лицо. Но без глаз. Пустое. И холод от него... волной. Я думал, испугался, померещилось.

Марта посмотрела на Пряника. Кот сидел, как статуя, его желтые глаза были прикованы к окну, за которым виднелась опушка леса. Его шерсть снова медленно поднималась дыбом. Он чувствовал это. Чувствовал надвигающийся холод.

– Это он, – тихо сказала Марта. – Тот, кто принес моль. Тот, кто оставил ягоду. Он здесь. И он начал свою работу. – Она встала. – Нужно предупредить остальных. Агафью. Деревенских. И... нужно идти в лес. Найти Ставрула.

Глава 7

Воздух у самой опушки леса был не просто холодным. Он был высасывающим. Как будто сама жизнь, тепло, звуки – все втягивалось в какую-то невидимую воронку. Трава под ногами хрустела тонким, зловещим льдом, покрывавшим не только травинки, но и опавшие листья, и даже стволы молодых березок ближнего подлеска. Тишина стояла абсолютная, гнетущая. Ни шелеста, ни птичьего чириканья, ни жужжания насекомых. Только их собственные шаги, гулкие и чужие в этой мертвой тишине, и учащенное дыхание Борована.

– Вот... – прошептал гном, указывая дрожащим пальцем вперед. – Видишь?

Марта видела. Знакомые дубы и ели, еще недавно шумящие жизнью, стояли, как призраки, окутанные густым, неестественно белым инеем. Он висел не пушистыми шапками, а сплошной, тяжелой пеленой, искрящейся в редких лучах солнца, пробивавшихся сквозь мглу. Листья на дубах были скованы ледяным панцирем, ветви согнулись под невиданной тяжестью. Лес казался застывшей декорацией из стекла.

Пряник шел впереди, его черная шерсть резко выделялась на фоне белизны. Он не мяукал, не отвлекался. Его нос был приподнят, уши напряжены, хвост держался трубой. Он шел уверенно, словно ведомый невидимой нитью. Марта чувствовала, как его врожденная магия, его связь с домом и очагом, тонкой, но прочной нитью тянется вперед, сопротивляясь всепроникающему холоду. Его фартук, казалось, излучал крошечное тепло.

– За Ставрулом, – уверенно сказала Марта. – Пряник ведет к нему. Держитесь ближе. И не выпускайте термос из рук, Борован.

Гном крепче прижал к груди термос с Супом Единения. Тепло, исходившее от него сквозь стенки, было единственным утешением в этом ледяном кошмаре. Малышка шагал позади, его огромная тень скользила по заиндевевшим стволам. Он постоянно оглядывался, его большие глаза были полны животного страха перед тишиной.

Чем глубже они заходили в лес, тем сильнее становился холод. Дыхание превращалось в густые клубы пара, ресницы покрывались инеем. Иней под ногами становился толще, хруст – громче. Казалось, сама земля замерзала. Марта чувствовала, как ее собственная магия, ее связь с природой, с травами, с самой жизнью леса, подавлена, приглушена этим вселенским холодом. Как будто кто-то гигантской рукой накрыл лес ледяным колпаком.

– Тут! – внезапно мяукнул Пряник, остановившись у подножия огромного, старого дуба. Это был дуб Ставрула. И он был едва узнаваем. Весь, от корней до верхних ветвей, он был скован толстым слоем прозрачного, как стекло, льда. Ветви, обычно живые и гибкие, были застывшими когтями, впившимися в белесое небо. В дупле, где обычно дремала или наблюдала сова, висела лишь ледяная сосулька. Никакого движения. Никакого признака лешего.

– Ставрул! – крикнула Марта, ее голос прозвучал неожиданно громко, но тут же был поглощен тишиной, как камень, брошенный в бездонный колодец. Ни ответа, ни шевеления.

– Он... он внутри? – сдавленно спросил Борован, глядя на замерзший дуб с неожиданным сочувствием. Все их ссоры померкли перед этим ужасом. – Заживо заморожен?

– Не совсем, – ответила Марта, подходя ближе и кладя ладонь на ледяной панцирь, покрывавший кору. Холод немедленно пронзил ее до костей, заставив вздрогнуть. Но подо льдом она почувствовала... слабый, едва уловимый пульс. Не крови. А самой жизни дерева, духа места. Ставрул был неразрывно связан с дубом. Если дуб замерзал – замерзал и он. Но искра жизни еще тлела. – Он здесь. Глубоко. И он борется.

Она огляделась. Вокруг дуба земля была покрыта особенно толстым слоем инея, образующим причудливые, острые узоры. Казалось, холод концентрировался именно здесь. И тогда она увидела их. Крошечные, почти невидимые на белом фоне. Серебристо-серые точки. Моль. Та самая магическая моль, что напала на ее кладовку. Но не десятки. Сотни. Тысячи. Они сидели на ледяных кристаллах, на коре дуба, медленно двигая крылышками, и от них исходил тот самый сладковато-горький запах Пустоты. Они не просто жили в холоде – они его питали, высасывая последние крохи тепла и магии из дерева и запертого в нем лешего.

– Они везде... – прошептал Малышка, съеживаясь. – Кусаются?

– Не кусаются, – мрачно ответила Марта. – Но делают хуже. Они – инструмент. Как иглы холода. – Она повернулась к Боровану. – Суп. Сейчас. Разливаем по мискам. Всем. Даже... – она посмотрела на замерзший дуб, – даже ему.

Борован быстро открутил крышку термоса. Пар, густой, золотистый и невероятно ароматный, хлынул наружу, столкнувшись с ледяным воздухом. Запах живой земли, горячих трав, солнечных ягод и силы речной рыбы разлился вокруг, как ударная волна тепла. Моль на ближайших кристаллах встрепенулась, зашевелилась, словно почувствовав угрозу.

Марта разлила суп по мискам – Боровану, Малышке, себе. Четвертую, большую миску, она поставила прямо на корни замерзшего дуба, у самого ствола.

– Пейте, – приказала она. – Думайте о тепле. О доме. О жизни. О Ставруле.

Она поднесла миску к губам. Суп был все таким же живительным. Каждый глоток гнал прочь внутреннюю дрожь, наполнял силой и странной уверенностью. Борован пил жадно, его землистое лицо постепенно розовело. Малышка причмокивал, согреваясь изнутри, иней на его шерсти окончательно растаял, оставив лишь влажные пятна. Пряник лакал суп из своей маленькой миски, поставленной Мартой рядом, и его мурлыканье, хоть и тихое, снова зазвучало как боевой гимн.

Марта не только пила сама. Она сосредоточилась. Она представила, как тепло супа, не просто физическое, а наполненное магией единения, теплом очага и их общей волей, растекается по ее рукам. Она опустила ладони на ледяной панцирь дуба, прямо над местом, где почувствовала слабый пульс жизни.

– Слышишь, старый пень? – прошептала она. – Держись. Мы пришли. С теплом. С угощением.

Она направила тепло в лед. Не огонь, который мог бы расколоть хрупкое дерево. А именно тепло. Нежное, настойчивое, как дыхание весны. Тепло Супа Единения, умноженное ее волей.

Сначала ничего не происходило. Лед оставался твердым и холодным. Моль вокруг заволновалась сильнее, их серебристые крылышки задвигались быстрее. От них потянулись тонкие струйки еще более сильного холода, пытаясь погасить живительное тепло.

Глава 8

Дорога обратно в деревню казалась короче, но не легче. Хотя лед на тропинке таял под лучами солнца и шагами Ставрула, который шел позади, тяжело переставляя корявые ноги-корни, ощущение победы было неполным. Спасенный дуб оживал, сбрасывая остатки инея, а вокруг него лес постепенно освобождался от ледяных оков, но тень угрозы висела в воздухе плотнее, чем когда-либо. Слова лешего «Он вернется» звучали в ушах Марты громче треска оттаивающих веток.

В Грибном Урочище их встретили не радостными криками, а тревожным молчанием. Жители – люди, гномы, пара троллей – столпились на площади у колодца. Лица были бледными, испуганными. Старуха Агафья, кутаясь в платок, энергично жестикулировала, что-то объясняя собравшимся.

– Марта! – крикнула она, увидев их. – Слава корням и камням! Живы! А то мы уж думали... Лес-то как реветь начал! Лед с деревьев грохотом падал! Все думали – обвал!

– Не обвал, Агафья, – ответила Марта, подходя. – Освобождение. – Она кивнула на Ставрула, который мрачно ковылял следом, вызывая робкие возгласы удивления. Его древесный облик, пронизанный зелеными прожилками, был непривычен для деревни. – Но враг не побежден. Он отступил. Ненадолго.

– Враг? – переспросил староста деревни, крепкий седобородый гном Громар. – Это кто же? Морозный великан? Ледяной дракон?

– Хуже, – буркнул Ставрул, его скрипучий голос заставил многих вздрогнуть. – Он без имени. Он – Холод из Там, Где Молчание. Сеет иней и тишину. И крылатую пакость. – Он ткнул сучковатым пальцем в воздух, как бы указывая на несуществующую моль.

Марта кратко объяснила суть угрозы: темный незнакомец, магическая моль, высасывающая тепло и жизнь, замороженный лес и его спасение. Когда она упомянула Суп Единения, многие переглянулись с надеждой.

– Значит, есть защита? – спросила молодая женщина-человек с ребенком на руках. – Твой суп, Марта? Он согнал лед?

– Он дал силу бороться, – поправила Марта. – Но это был лишь котел на четверых. Чтобы защитить всю деревню, весь Урочище... Нужно больше. Нам всем нужно стать сильнее. Готовиться. Укреплять свои дома, свои очаги. И я... – она сделала паузу, глядя на собравшихся, – я начну с главного очага. С моей кухни. И призываю всех, кто может помочь. Принести дров – дубовых, сухих. Трав – любых, что растут у вас, полных жизни и солнца. Овощей с грядок, злаков из запасов. Рыбы, если есть. И веры. Веры в то, что наш дом, наше тепло сильнее любого холода.

Ее слова подействовали. Страх в глазах людей стал уступать место решимости. Гномы закивали, тролли заурчали одобрительно. Даже Старуха Агафья перестала ворчать.

– Ладно, Кухарка, – сказал староста Громар. – Говори, что нужно. Мои сыновья уже побежали за дубовыми плахами. Агафья, мобилизуй травниц. Остальные – по домам, собирать запасы! Все, что может гореть ярко или пахнуть жарко!

Деревня ожила, засуетилась. Марта, Ставрул, Борован и Малышка (который гордо шел рядом с «спасителем леса») направились к домику на опушке. Пряник, чувствуя всеобщий подъем, шел впереди, его фартучек развевался, как знамя.

На кухне Марты начался невиданный хаос. Приносили охапки дров – не только дубовых, но и ясеневых, березовых, сосновых (для смолистого жара). Старуха Агафья с помощницами тащила корзины трав: зверобой, мяту, чабрец, крапиву, душицу, иван-чай, даже редкие солнечные и лунные цветы из своих тайных запасов. Гномы катили бочонки с зерном, мешки с корнеплодами. Тролли приволокли огромные связки репчатого лука и чеснока («От всякой нечисти!»). Кто-то притащил огромного, только что пойманного осетра. Кто-то – бочку меда диких пчел. Стол, пол, все свободные поверхности быстро покрылись горой припасов.

– Марта, – пробурчал Борован, протискиваясь с корзиной картофеля, – ты же не накормить армию собралась, а... ну, гору свернуть?

– Не гору, Борован, – ответила Марта, окидывая взглядом богатство. – Очаг. Самый большой и самый жаркий очаг, который только можно разжечь. – Она взяла огромный, редко используемый котел, который обычно пылился в сарае. – Помогайте! Чистить! Резать! Мы варим не суп. Мы варим Защиту.

Работа закипела. Ставрул, к всеобщему удивлению, оказался мастером на все руки – его корявые пальцы-сучья удивительно ловко чистили корнеплоды и шинковали капусту. Борован и гномы кололи дрова и поддерживали огонь в печи, которая уже гудела, как паровоз. Малышка под присмотром Агафьи чистил рыбу, стараясь не раздавить нежное мясо. Люди и тролли резали овощи и травы. Пряник, как главный инспектор, обходил рабочие места, бдительно следя за качеством нарезки и иногда одобрительно мурлыкая.

Марта руководила процессом, как дирижер. Она не просто бросала ингредиенты в котел. Она создавала симфонию защиты.
* **Основа:** Чистая вода из колодца, заряженная добрыми пожеланиями всех, кто ее носил.
* **Костяк:** Крупные куски дубовых кореньев, толстые ломти корнеплодов (свекла, морковь, пастернак) – символы устойчивости, связи с землей.
* **Щит:** Грибы, принесенные жителями – подберезовики, лисички, опята. Их земляная сила должна была стать барьером. И горсть трюфелей от Борована – для глубины и связи с лесом.
* **Клинок:** Острые, жгучие ноты. Лук, чеснок, хрен, перец-чили. Их резкий аромат и вкус должны были резать холод.
* **Жизненная сила:** Овощи с грядок – капуста, кабачки, фасоль. Зерно (ячмень, пшено). Куски жирной рыбы – осетра, щуки. Их энергия роста, плодородия, движения против застоя.
* **Тепло солнца и света:** Травы – зверобой, чабрец, календула, крапива. Мед. Солнечные ягоды. Их магия должна была стать внутренним огнем.
* **Связь и защита:** Щепотка «Слез Моря» из кувшина Марты. И по капельке крови (добровольно!) от каждого, кто участвовал в готовке – Марты, Ставрула, Борована, Малышки, Агафьи и старосты Громара. Не для жертвы, а для клятвы. Клятвы стоять вместе.

Котел бурлил, как вулкан. Пар, густой, многослойный, окрашенный ароматами земли, леса, солнца и жара, поднимался к потолку, наполняя кухню и вырываясь наружу через открытую дверь. Аромат был ошеломляющим, живым, пьянящим. Он разносился по всей деревне, гнал прочь остатки страха, наполняя сердца теплом и странной бодростью.

Глава 9

Тишина, наступившая после последнего гула котла и победного мяуканья Пряника, была недолгой. Ее тут же сменила лихорадочная деятельность. Слова Марты – «разливайте каждому дому» – стали приказом к действию. Староста Громар взял командование на себя, его голос, обычно спокойный, теперь гремел как горный обвал:

– Эй, Широкобороды! Тащите ковши, черпаки, ведра! Аккуратно! Это не вода, это наша защита! Агафья, твои девчата – с кисточками! Обмакнете и окропите пороги, окна, углы! Люди – по домам, готовьте миски! Каждому члену семьи – по полной чаше! Выпить до дна! Ни капли не оставить!

Кухня Марты превратилась в раздаточный пункт. Гномы, кряхтя, выносили ведра с густым, светящимся янтарным бульоном. Девушки со связками травяных кисточек следовали за ними, обмакивая их в ведра. Тоша, забыв про протоколы, ловко управлялась с большим ковшом, разливая суп в миски и кружки, которые подносили жители. Пряник, заняв пост на подоконнике, следил за процессом с одобрением, время от времени облизывая лапу – дегустация паров его вполне удовлетворила.

Марта наблюдала за этим, стоя на пороге. Усталость валила с ног, но внутри горел огонь – огонь очага, умноженный сотней сердец. Она видела, как первая ведро понесли к дому Агафьи. Старуха, причитая о драгоценной чистоте порога, тем не менее сама взяла кисть и щедро окропила им свои резные ставни, косяки дверей и даже крыльцо. Брызги супа, попав на дерево, не оставили жирных пятен, а словно впитались, заставив старую древесину на миг излучать мягкое золотистое сияние. Затем Агафья завела внуков внутрь, и через открытую дверь Марта услышала ее наказ: «Пейте, не мешкая! Каждый глоток – гвоздь в крышку гроба тому ледяному уроду!»

То же самое происходило по всей деревне. У домов гномов, чьи двери обычно украшали рунические защитные знаки, теперь сверкали свежие капли Супа Единения. Тролли, чьи жилища под валунами были попроще, щедро поливали пороги прямо из ведер, бормоча заклинания на своем гортанном языке. Даже мельница на речке получила свою долю – староста Громар лично обмазал супом лопасти и дверь.

А потом началась тихая часть ритуала. Люди заходили в дома, закрывали двери. На улице воцарилась непривычная для дня тишина, нарушаемая лишь шелестом кистей да шагами раздатчиков. Но Марта чувствовала, как меняется само пространство Урочища. Воздух, еще недавно наполненный тревожным холодком, стал теплее, плотнее. Как будто над деревней поднялся невидимый купол из теплого стекла. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь утреннюю дымку, казался ярче, золотистее. Даже птицы, замолкшие после ледяного нашествия, снова защебетали в кустах у реки.

– Работает, – прошептала Тоша, подойдя к Марте. Фея сняла очки, протирая их платком, и Марта увидела в ее глазах усталость, но и искреннее изумление. – Энергетический фон деревни... он стабилизировался и усилился. Формируется когерентное поле защиты. На основе... эм... кулинарно-коммунальной магии. Это беспрецедентно. – Она посмотрела на пустой котел. – Ваш суп... это не просто еда. Это... символ. И очень мощный конденсатор коллективной воли.

– Это дом, Тоша, – просто ответила Марта. – Просто дом, который все любят и хотят защитить. И да, он вкусный. – Она слабо улыбнулась. – Пойдем, выпьем по чашечке сами. И Пряника накормим. Заработали.

Они вернулись на кухню, где остатки супа еще хранили тепло. Пряник получил свою порцию в любимой миске и принялся трапезничать с достоинством, временами поглядывая на окно. Марта и Тоша сидели за столом, пили густой, ароматный бульон. Его вкус был знакомым, но сегодня он ощущался иначе – как глоток самой уверенности, спокойствия и силы. Усталость отступала.

– А что с тем... Хранителем Глин? – спросила Марта, вспомнив глиняный свисток. – Мы его позвали. Он придет?

Тоша нахмурилась.
– Хранители Глин... они вне времени. Они могут прийти мгновенно. Или через сто лет. Или не прийти вовсе. Их мотивы непостижимы. А плата... – Фея вздрогнула. – Они могут попросить что угодно. От горы кристаллов до первенца. Но если они решат, что угроза миру земли реальна... они придут. И тогда... – Она не договорила, но в ее глазах был немой ужас и благоговение перед древней силой.

Внезапно Пряник перестал есть. Он поднял голову, уши навострились, нос задрожал. Его желтые глаза пристально смотрели не на дверь, а на... северное окно. Он тихо, предупреждающе заурчал.

Марта и Тоша встали. Они подошли к окну. Снаружи все было спокойно. Теплый купол над деревней казался нерушимым. Но...

Но на опушке леса, там, где начинались тени деревьев, воздух мерцал. Не от жары. А от инея. Тонкого, почти невидимого, но уже ложащегося на пожухлую траву серебристым налетом. И тишина оттуда веяла особенная. Глубокая. Высасывающая звук.

– Он здесь, – прошептала Марта. – На пороге.

Пряник прыгнул на подоконник и глухо зашипел, выгнув спину. Его шерсть встала дыбом. Фартук казался ярче на фоне темнеющего окна.

В этот момент раздался крик с улицы. Человеческий. Полный ужаса.

Марта и Тоша выбежали из дома. На площади, у колодца, стояла молодая женщина – та самая, с ребенком на руках. Она указывала дрожащей рукой на небо. Ребенок плакал.

Над деревней, над самым теплым куполом, плыли облака. Обычные утренние облака. Но одно из них... было неправильным. Оно было не белым, а фарфорово-белым, слишком гладким, слишком... твердым на вид. И от него тянулись вниз, к самому куполу невидимой защиты, тончайшие, почти прозрачные нити. Как щупальца медузы. Или корни льда. Они касались купола, и в местах касания золотистое сияние защиты меркло, покрывалось инеистым узором, который тут же таял, но ненадолго – нити настойчиво искали слабое место.

– Это он! – крикнул Борован, выбегая из соседнего дома с топором в руках. – Смотрите! Ледяной якорь бросает!

Старуха Агафья вышла на крыльцо, подняла костлявую руку с пучком чертополоха и начала что-то быстро бормотать, плюясь через левое плечо. Свет вокруг ее дома вспыхнул ярче.

Тоша достала из кармана блузки небольшой прибор, похожий на компас, но со сложными светящимися шкалами.