Вера. Искушение цыганки

Глава 1

- Ребёнка мы вам отдать не можем! Девочка маловесная родилась, слабенькая. Ей нужно массу набрать, - твёрдо сказала медсестра детского отделения.

- Ну, сами привезёте, - повела печами цыганка.

И пошла по коридору роддома, грациозно покачивая бедрами. Вишнёвого цвета юбки гордо развевались, каблучки стучали, на руках звенели браслеты. Красивая, женственная, молодая.

- И не скажешь, что только вчера родила! – провожая взглядом черноволосую красавицу, восхищённо сказа одна из рожениц.

Любопытные женщины толпились у окон, наблюдая, как цыганка садится в автомобиль. Внизу её ждал супруг, такой же смуглый и чернявый, как она сама.

- Что же, вот так девчушку и оставит?! – воскликнула молоденькая санитарочка. – Она отказ написала?

- Нет, - отрицательно покачала головой акушерка.

- Ох уж эти цыгане! – возмущённо бросила другая, пожилая медсестра с волосами фиолетового оттенка. – Помню, лет десять назад рассказывала мне кума, - она в детской поликлинике работает, - что стояла у них на учёте цыганская семья. И рожали каждый год по ребёнку. Как-то пошла она к ним проведать новорожденного. Смотрит – мать стиркой занята. Спросила, где ребёнок. А та отмахнулась, мол, с ним где-то дети играют. Нашёлся мальчик в траве. Лежал там, весь мошкарой искусанный.

Юная санитарка вытаращила глаза, поражённо глядя на старшую коллегу.

- Ужас какой! Она же мать!

- Вот у соседки моей было, что свекруха за дитём не уследила. Тот кипяток на себя опрокинул. Но то ж свекруха, ей что? Дети дочери – родные внуки, а дети сына – это дети невестки, - пробурчала тётя Катя, как раз протиравшая тут же пол.

- Ой, не скажите, тёть Кать, - отозвалась акушерка, Полина Юрьевна. - Почему-то многие думают, что свекрови не могут быть хорошими. Если женщина добрая и мудрая, то она и невестку примет, и зятя по-человечески, не будет гробить счастье своего же ребёнка. А мама, к огромному сожалению, и родная может быть такой, что никому не пожелаешь.

Все согласно закивали.

- А что потом было с тем цыганёнком? – спросила санитарочка Даша.

- Понятия не имею.

- Хоть бы живой был, - вздохнула девушка.

- А им-то что? Ещё нарожают. Вон, какое здоровье лошадиное! Вчера только рожала, да без сил потом валялась на кушетке, а сегодня, как ни в чём ни бывало, нарядилась и ушла.

Однако цыганка на следующий день явилась за дочерью. Сопровождали её двое старших сыновей, мальчики семи и пяти лет. Ребёнка всё-таки отдали. Мать завернула малышку в простое байковое одеяло и унесла.

Назвали девочку Верой, потому что родилась в конце сентября, аккурат на православный праздник День Мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Бабка тогда всё причитала, что зря так ребёнка нарекли, не хорошо детей в честь мучеников называть. Но мать Злата и отец Михаил твёрдо решили, что будет их дочь Верой. И хотя девочка едва успела появиться на свет, она тут же была обещана в жёны четырёхлетнему мальчику Мирославу, которого нежно звали Миро. Всё согласно цыганскому закону, когда сватают с пелёнок. Судьба малышки оказалась предрешена. В шестнадцать лет она выйдет за Миро замуж, нарожает детишек и будет до конца жизни воспитывать их и заниматься хозяйством. Так живут тысячи цыганок по всему свету.

Но Господь одарил Веру кукольной внешностью, ангельским голосом и крутым нравом… Повзрослевший Миро первым заметил, какая ему досталась незаурядная невеста. Вере было тринадцать, когда она верхом подъехала к конюшне, спрыгнула с лошади прямо в руки черноглазому юноше с кудрявой чёлкой.

- Миро! – воскликнула девочка, пытаясь вырваться. – Напугал! Отпусти!

- Где была, красавица? – белозубо улыбнулся парень. – Опять по горам скакала?

- Да, гуляла просто. Сказала, отпусти. Нельзя нам обниматься до свадьбы. Да и потом ещё два года нельзя будет на людях миловаться и даже рядом сидеть!

- Какая ты у меня строгая! Не отпущу, пока не поцелуешь!

- Что? – испуганно вытаращилась на кавалера Вера.

Миро ведь знал, что она неприкосновенна. На людях скромно держался. А когда наедине оставались, всякий раз так и норовил сунуться с поцелуем или невзначай приобнять. Веру это раздражало и даже злило. Она была равнодушна к парню. Не то, чтобы он ей совсем не нравился. Она видела, как он хорош собой и ладно скроен, как весел и беспечен. Но никаких глубоких чувств у неё к нему не было. Так, просто симпатия. Бабушка говорила, что не обязательно любить будущего мужа. В их языке даже слова такого нет «любовь». Муж должен жену оберегать, она его – уважать. На том и держится семья. Наверное, это правильно.

Веру не зря прозвали Графской дочерью. По нраву гордая и независимая, и отец её Михаил носил фамилию Графский. Вроде как когда-то его предка некий граф от верной гибели спас. Тот, считай, заново на свет родился и спасителя своего стал как отца почитать. Потому так их род и прозвали.

Вот вроде почти аристократка, а ничего в жизни кроме родной деревни и моря не видывала. На море Вера любила ходить. Сидеть там на камнях подолгу, слушать шум волн. И на лошади мчать вдоль берега утром, когда ещё нет отдыхающих. Как фурия, проносилась по воде, вздымая вокруг мириады брызг. Юная, беспечная, прекрасная.

Но однажды её жизнь круто поменялась. Когда одной летней ночью она стояла и смотрела на огонь, пожиравший её дом. Девочка не плакала. Но в душе всё мертвело. Закусила губу с такой силой, что та покраснела от прилившей к коже крови. Там, в доме, горели её мать, отец и два брата.

Ещё утром она убежала к бабушке, повздорив с братом Артуром. Обиделась на его глупые шутки, и ушла. Мать в тот день тоже собиралась к бабуле наведаться. Но почему-то не пришла. Вера ждала-ждала, и не дождалась. Душа не на месте была, будто чуяла неладное. Хоть уже и дело к полуночи близилось, но девочка сорвалась и помчалась назад, в родительский дом. Зарево увидела издали. Но и подумать не могла, что это у них. А теперь вот стояла, не шелохнувшись, и глядела на огонь. Прямая и жёсткая. Лицо не выражало никаких эмоций. Лишь в уголках глаз поблёскивали невыплаканные слёзы. Такая худая, тонкая, и такая беззащитная перед лицом горя. Обиженная на весь мир девочка.

Глава 2

Сняв кроссовки и закатив почти до колен джинсы, Вера ступила босиком на мокрый песок. Как раз в этот момент накатила волна и пальцев коснулась холодная вода. По коже побежали мурашки. Мелкие капельки брызг окропили одежду. Но тело быстро привыкло к холоду и стало хорошо. Девушка пошла по самой кромке, где вода лишь чуть касается песка и снова отступает. Золотые крошки облепили смуглые ступни. Местами попадались ракушки и камни. Но Вера не замечала их уколов. Она наслаждалась свободой. Волосы перебирал ветерок, соленый воздух наполнял лёгкие, оседал на губах и ресницах. Она шла, теперь почти не чувствуя тяжести рюкзака за плечами, зажав в пальцах кроссовки и щурясь от солнца. Хотелось петь, танцевать, или хотя бы просто кричать от радости. Такое удивительное ощущение полноты жизни неожиданно накрыто её, что едва хватало сил сдерживаться и не броситься в пляс. Нет уж, зачем сдерживать себя, если хочется? И Вера вдруг побежала. Помчалась, поднимая тысячи брызг, взрыхляя ударами пяток песок, удивляя прохожих и ленивых окрестных собак. Навстречу своей новой жизни.

Когда пригрело солнце, настроение значительно улучшилось. Вера усмехнулась, вспомнив, как общительный кавказец, желавший доставить её до города, был послан грубо и со смаком. Так, что у него глаза округлились от столь богатого словарного запаса хрупкой незнакомки. Потом она убегала что есть мочи, даже запыхалась. Всё ждала, что её нагонит шум колёс и что эти тип выскочит, помчится за ней, схватит сзади за рюкзак. Но он дал по газам и скрылся из виду.

Решила про себя, что надо быть осторожнее, а то так можно на придурков каких-нибудь нарваться. Зарежут ещё, как Миро. Когда опасность миновала, даже смешно стало. С перепугу Вера вспомнила все самые крепкие словечки, которые знала. Она не раз слышала, как Мария и другие цыганки вот так грубо выражались во время разговора. А уж какими словами крыла саму Веру Мария, стоило той провиниться, даже вспоминать не хотелось. Глядя на старших товарок, девушка тоже пробовала курить. Правда, всего один раз. Она ужасно закашлялась, глаза слезами заволокло, а в горле ещё долго першило. Поэтому больше к куреву не тянуло.

Городок хоть и был старинный, маленький, но в нём бурлила жизнь. Повсюду бегали загорелые дети, лица которых были озарены тем, так остро ощутимым лишь в детстве, чувством беспредельного счастья. Улочки наполнялись нарядными курортниками и местными жителями, пахло каким-то рыбным блюдом, кажется вкуснейшим супом по-судакски. Вера ощутила, как в животе требовательно заурчало. А ещё пахло хвоей и всё вокруг заливало южное солнце. Изредка мимо Веры проезжали туристы на велосипедах и электросамокатах.

Обжигающе горячий и жутко масляный беляш, купленный на рынке, и съеденный со скоростью звука, особого удовольствия не принёс, но хотя бы утолил голод. Теперь надо было решить вопрос с проживанием и думать, что предпринять. Оставаться тут или поехать подальше, чтобы уж точно не нашли? Идея пришла сама собой, и Вера помчалась на автостанцию. Купила новую симкарту, билет на автобус, и осталась там ждать своего рейса. Чем дальше она уедет, тем больше вероятности, что никто её не найдёт. Да и всё, что она задумала, проще осуществить в крупном городе.

Спустя несколько часов она была ещё дальше от дома. В автобусе немного подремала, и это придало её сил. Вера впервые оказалась совершенно одна в таком крупном городе! Край голубых вершин, царей, фонтанов, истории... Она здесь родилась. И никогда не воспринимала Крым, как место для пляжного отдыха. Для неё это были потрясающая природа, горы, утёсы, маленькие деревеньки, где на узких тропах бегают ловкие худые козы… Это извилистые изгибы старинных улочек и уютные дворы красивейших южных городов, дикие берега, которые ещё здесь остались. А вот пляжи, переполненные отдыхающими, Вера не любила. Но судьба решила над ней подшутить, потому что работу девушка нашла как раз неподалёку от городского пляжа. Ей предстояло продавать сувениры отдыхающим. Стоявшие в ряд палатки с всевозможными мелочами, которые так любят скупать туристы, были растянуты в ряд на протяжении всего пути к морю. Люди там требовались постоянно. Потому что платили немного, а работать весь день под жарким солнцем не каждый хотел. Пробовали, понимали, что тяжело, и сбегали. Хозяин палатки, Мираб, страшно обрадовался вопросу Веры, не требуется ли ему продавец. Буквально сразу она стала за прилавок. Сообразительная и хваткая от природы, на ходу разбиралась, что и как надо делать. Да и, по сути, ничего там трудного не было. Главное следить, чтоб ничего не стащили, и не забывать записывать, что продала. Ну и сдачу, конечно, правильно давать. Вера решила, что поработает здесь пару-тройку дней, освоится, комнату найдёт, и будет искать место получше. Конечно, продавцом она быть не собиралась. Хотела устроиться куда-нибудь танцовщицей или узнать, может где-то кастинг проходит в артистки.

Жильё тоже долго искать не пришлось. Девушка по имени Надя, которая тоже торговала рядом, предложила Вере жить вместе. Оказалось, она обитала в хостеле неподалеку. Цена за проживание показалась Вере совершенно мизерной. Правда и условия там были не ахти. Шесть коек в маленькой комнатушке. Душ и туалет один на всех. Небольшая кухонька и прачечная имелись. Всё это располагалось в подвале жилого дома и вряд ли было организовано законно. Но Веру это не смущало. Ей ведь нужно всего пару дней там пожить, пока не подвернётся место танцовщицы. К слову, танцевать она хотела не где-нибудь в ночном клубе. О подобных местах девушка была наслышана, но, естественно, это работа не для неё. Танцы обязательно должны быть приличные. Это главное условие.

На крайний случай, если ничего подходящего в ближайшее время найти не получится, девушка решила поискать место горничной в отеле. Убирать она умела. Только вот боялась что её, цыганку, могут просто не взять на такую работу. Наслышана была о предвзятом отношении к людям её национальности.

Первый рабочий день оказался очень трудным. Обессиленная, вымотанная девушка даже не поела и не познакомилась с соседками. Пришла и легла спать.

Глава 3

- Эй, подруга, и куда это мы на ночь глядя собираемся?

Надя упёрла руки в бока и уставилась на Веру, сощурив глаза.

- Мираб позвал поговорить, - ответила та, не поворачивая головы.

Она расчёсывала свои роскошные волосы.

- Сказал, что о работе надо потолковать.

Надя вдруг засмеялась.

- Ты совсем дура или притворяешься? – воскликнула она – О работе, ага.

Вера, наконец, повернулась.

- А что?

- Ты в курсе, что девушка, которая до тебя у него работала, ушла, потому что забеременела? От него.

- Я не знала. И что?

- И я от него аборт делала, - понизив голос, сообщила Надежда.

Зелёные глаза Веры удивлённо расширились.

- Любит он девок портить. Так что не вздумай ходить. Если, конечно, сама не хочешь.

- Но… как же так? Он тебя, что, заставлял? – растерянно спросила Вера, положив расчёску под подушку.

За неимением другого места, там у неё хранились кошелёк, телефон и прочие личные вещи.

- Считай, заставлял. Тоже вот так по наивности согласилась пойти с ним вечерком о работе потолковать.

Мирабу на вид было лет тридцать-тридцать пять. Молодой, не толстый, внешне довольно хорош собой. Взгляд только у него наглый, даже плотоядный, и в разговоре постоянно проскальзывают пошлые шуточки, намёки какие-то. Вера старалась не придавать этому значения. Но после слов Нади ей стало противно до тошноты. Нет уж, не пойдёт она никуда. Представила его рожу и её чуть не вырвало. Если полезет к ней с поцелуями, она точно не сдержится, изобьёт в кровь.

- А что, правда, Мираб Женьку беременную отпустил? Она аборт сделала или оставила ребёнка? – оживилась одна из соседок по комнате, женщина лет тридцати по имени Лида.

- Вроде как оставила, - ответила Надя.

- Ой, девочки, вы наивные какие-то. Ну, она же по доброй воле с ним крутила шашни, - подала голос четвёртая обитательница комнаты, Виктория. - У меня дед тоже бросил бабушку беременную. Представляете, в те-то годы, да в селе! Ох и позор! Дед был красавец казак! А бабушка невзрачная, но с характером. Не спасовала, и послала его нахрен, к его красивой любовнице! К слову, это ещё до брака у них вышло. Ребёнка, мою маму, родила сама. А через год этот пижон на коленях вымаливал прощение. Короче, прожили они вместе до глубокой старости и вырастили четырёх дочерей. Так что по-разному бывает. Мужики в основном трусы невротичные. Может ваш Мираб испугался ответственности, а потом ляльку увидит и поймёт, что в жизни самое ценное!

- А дед, небось, так и гулял всю жизнь, - ехидно заметила Лида.

Но Вика на это ничего не ответила.

- Сначала бросят, пропадут, а потом детей им подавай, - Надя присела рядом с Верой и хмыкнула. - Сами женщин осуждают, что не разрешают встречи, а как таким разрешать-то? Не понимаю.

- Да, главное женщине никогда не терять достоинство и не умолять мужика. Пусть он сам вымаливает прощение и доказывает, что любит! – категорично сказала Лида.

- Девочки, а может, винца выпьем? – оживилась Вика. – Я купила у знакомой бутылочку. Говорит, настоящее, массандровское.

- О, давай, - оживилась Лида.

Надя тоже потянулась за своей кружкой.

- Я не хочу, - сказала Вера и, забравшись на кровать с ногами, уткнулась в свой телефон.

Полилась женская болтовня, приправленная жалобами на начальство, сплетнями, воспоминаниями, рассказами о личном. Вера в этом участия не принимала. Думала о своём. А потом ни с того ни с сего проговорила:

- Может быть, со мной Мираб хотел именно о работе поговорить? И приставать не собирался?

Надя чуть вином не поперхнулась.

- А с той девушкой, что забеременела, у него какие были отношения? – спросила Вера. – Любовь?

- Ну какая любовь? Не смеши. Настоящая любовь не такая.

- А мне кажется, понимание, что такое любовь, очень индивидуально, - принялась философствовать Лида. - Любовь – самое необъяснимое, удивительное и слишком личное чувство, поэтому шаблонов, каких-то правил или канонов для её определения быть не может. К каждому человеку она приходит по-разному, её чувствуют и переживают по-разному...

- О, Лидка, как ты хорошо сказала! Давай выпьем за это! – Вика потянулась к ней, чтобы чокнуться кружками.

- Наверное, меня завтра Мираб уволит, - сказала Вера равнодушно. – За то, что не пришла.

- Что будешь делать, если уволит? – спросила Надя.

Та пожала плечами.

- Не знаю. Другую работу буду искать. Вон, санитаркой можно в больницу пойти.

Лида замахала на неё руками.

- Ты что! Придумала тоже! Я восемь лет назад работала санитаркой. И поверь, это неприятно, тяжело и опасно. Вынеси банки с плевками, вынеси дерьмо, всё обработай, помой два или три раза коридор. Палаты мыла один раз. А если умер пациент - свяжи, отнеси с помощью других больных в морг, обработай кровать и промой палату. А опасна эта работа, потому что я в инфекционном отделении работала. Если думаете, что это лафа, а не работа, то я вас разочарую. Увы, нет. Там ишачишь за копейки. Но было время, пришлось. Никому бы не посоветовала туда идти. И не потому, что это низкоквалифицированный труд. Мы тут с вами тоже не директора. Не важно, кто кем работает. Жизнь непредсказуема. Сегодня мы в короне, а завтра мы моем полы. Оставайтесь людьми в любой ситуации.

Все согласно закивали.

- Да уж, ты, Вер, сто раз подумай, прежде чем в санитарки идти, - проговорила наставительно Надя.

- А куда меня возьмут без образования, да ещё и с моей внешностью? – в вопросе Веры сквозила затаённая обида.

- Ой, про внешность она заговорила! – воскликнула Вика. – Это последнее, о чём тебе надо думать. Внешность у тебя из нас всех тут самая-самая. Глазищи какие зеленющие, волосы – роскошь! Фигурка тоже отпад.

- Интересный вы народ, цыгане, - перебила ту Лида. – Порядки у вас свои, мораль своя.

- Да, Верунь, расскажи нам о вашем народе, - оживилась Надежда. – Интересно же! Я ж сама немного цыганка, а ничего о вас толком не знаю.

Глава 4

Лида вскочила и бросилась открывать.

- Ой, девчата, я и забыла совсем. Егорка приехал, племянник мой. Хотела вам сказать, что зайдёт сегодня, и забыла! Затуркали меня со своими разговорами!

В комнату вошёл парень. Все взгляды тут же обратились на него. Любопытные, оценивающие, заинтересованные. Егор Юсупов, как представила его Лида, учился на МЧСника. Высокий юноша, накачанный, широкоплечий. Он словно заполни собой всё пространство их маленькой комнатёнки. У него были соломенного цвета кудри, синие глаза и ямочка на подбородке.

- Здравствуйте. Лид, я на минутку, - смущённо проговорил молодой человек. – Только от матери передать вот…

Он протянул пакет с продуктами.

- Так, не выдумывай, - Лида принялась хозяйничать, расчищать место родственнику и искать для него кружку. – Садись с нами, посиди. Девчонки у нас вон какие все красавицы, как на подбор.

- Да я вижу, - улыбнулся юноша.

Вера мельком взглянула в сторону гостя и продолжила игру в маджонг на телефоне. А вот он задержал на ней свой взгляд чуть дольше.

- Это наша Верочка, - видимо, заметив интерес племянника, сказала Лида. - Верусь, давай к нам.

- Не хочу, спасибо, - отозвалась та. - Правда, не хочу. Голова что-то болит.

- Это потому, что не высыпаемся мы с этой работой проклятой, - констатировала Вика.

Потянулись разговоры «за жизнь», вспоминали смешные случаи, рассказывали о себе. Егор посидел чуть больше часа и ушёл. Соседки Веры вскоре после этого тоже свернули своё застолье, завтра ведь всем рано вставать на работу.

Рабочий день начался как обычно. Вера навела порядок на прилавке, добавила товар на место проданного вчера, и сидела пила газировку, щурясь на яркое утреннее солнце. Он появился неожиданно из толпы прохожих, сновавших туда-сюда в течение всего дня.

- Привет!

Солнце закрыла широкая мужская фигура. Вера подняла глаза на стоявшего перед ней человека.

- Привет, Егор.

- Узнала! – обрадовался он.

- Конечно, узнала, - она улыбнулась краешком губ.

- Что тут у тебя за сокровища? – Егор окинул заинтересованным взглядом прилавок.

- Вот, ракушки, магниты, подставки под чашки, зеркала, календарики, брелков разных много. Зажигалки ещё, - принялась перечислять Вера.

- Не, я не курю.

- Открывалки для бутылок, ножи, - продолжала девушка.

- И не бухаю. И на перо никого сажать не собираюсь, - засмеялся парень.

- Ну, тебе не угодишь, - Вера делано надула губки, будто недовольна.

- Ну почему, я очень даже невзыскательный покупатель. Вот, колокольчик возьму.

Он выбрал самый красивый из всех представленных на витрине – со штурвалом и видами Крыма, позолоченный. Заплатил деньги, а потом вручил его Вере.

- Это тебе.

Она растерянно взяла сувенир в руки.

- Спасибо. А зачем? Он же дорогой…

- От меня на память. Себе брелок возьму, а друзьям магнитиков.

Егор принялся выбирать покупки. А когда скупился, не ушёл. Маячил рядом, настойчиво предлагал мороженое Вере купить, и выяснял, какое она предпочитает, а девушка отказывалась.

- Верка, чего не работаешь, а трындишь стоишь? – внезапно послышалось совсем рядом.

Мираб. Стоял злой, смотрел исподлобья.

- А то гляди, уволю и пойдешь ртом зарабатывать.

- Слышишь, дядя, - обернулся к нему Егор. - Ты как с девушкой разговариваешь?

- А ты, пацан, чего засуетился? Твоя подстилка, что ли?

Ответом на это стал удар кулаком в лицо. Куда конкретно, Вера, побледневшая от шока, толком не поняла. Она вообще ничего не успела осознать. Слишком быстро случилась перебранка. Судя по хрусту, у Мираба сломан нос или челюсть. Легко отделался. Таким кулаком, как у Егора, можно с одного удара убить. Пока хозяин палатки, согнувшись и закрывая лицо руками, матерился и сплевывал кровь, парень взял Веру под локоть.

- Пойдём отсюда.

- Эй, сука, ты мне ещё бабло должна. Сейчас выручку пересчитаю, там точно недостача! Перепуганная Вера метнулась назад, но Егор удержал её.

- Он же на меня недостачу повесит, - пролепетала она. - Скажет, что я деньги из кассы украла или ещё что-нибудь.

- Да пошёл он! Чёрт какой-то. Ничего твой Мираб не сделает. А если тронет тебя, почки ему отобью.

- Егор, ты что! А вдруг тебя посадят? У него же связи. Он и с полицией на короткой ноге, - быстро говорила Вера, пока они всё дальше отходили от набережной с сувенирными палатками.

- Ничего он не сделает, не переживай. Пойдём лучше чаю попьём. Или кофе.

Расположились за столиком уличного кафе. И пока ждали заказ, Егор спросил:

- Часто он тебя вот так обижает?

- Нет. Первый раз. Но я тут работаю меньше недели.

- Ясно. Дальше ещё хуже было бы. Он оборзел. Привык, что девки молчат. Ещё и пристает наверняка.

- Он меня приглашал поговорить вчера вечером. Но я не пошла.

- Тогда понятно. Злится на тебя. Хотел развести на секс. Вчера это же как раз когда я у вас был?

- Ну да.

Постепенно ушли от темы непорядочности Мираба. Егор стал рассказывать о себе, о том, что он в Крым на лето приехал подзаработать. А так вообще учится в университете. Вера о себе почти не говорила. Слушала его, а сама думала, что Мираб это всё просто так не оставит. Наверное, искать её будет, мстить. И работу ей теперь нужно другую искать. Её сбережений надолго не хватит. А к своей мечте стать артисткой она за эти дни так и не приблизилась. Даже объявления не просматривала, не требуется ли где танцовщица.

- Давай завтра ещё погуляем, - вдруг предложил Егор, когда они остановились у хостела, где жила Вера.

- Хорошо, давай, - ответила девушка.

А потом весь вечер думала, зачем она это сказала? Егор хороший парень. Даже очень. Но не более того.

Когда после прогулки с Егором Вера пришла домой, оказалось, что у них новая соседка. Женщина представилась Галиной Ивановной. Она работала помощником повара в какой-то кофейне.

- Ты что, с Егоркой моим гуляла? – улыбнулась Лида. – Я вас в окно видела.

Глава 5

У дверей хостела Вера и Егор почти столкнулись с Надей. Она бросила на ребят многозначительный взгляд и нырнула в проём двери. Вера, наскоро попрощавшись с Егором, помчалась следом.

- Пиши мне в соцсетях. Как тебя там найти? – бросил вдогонку парень.

Этот вопрос озадачил девушку. Она не была зарегистрирована в интернете. Мария всегда говорила, что молодым цыганкам это запрещено. Притом, что парням можно.

- Никак. Меня там нет, - пожала плечами Вера, обернувшись к юноше.

Сегодня она впервые доверилась мужчине. В деревне у неё, конечно, были друзья парни. Даже много. Но по душам она никогда ни с кем из них не говорила. А тут почему-то рассказала о том, как погибла её семья, и как на неё в ту ночь рухнуло небо.

Егор Юсупов на первый взгляд был самым обычным парнем. Но Вера сразу почувствовала в нём некую силу. Правильно, что он такую созидательную профессию выбрал. Его это. Она-то умеет чувствовать людей. Интуиции своей доверяет на все сто процентов.

Вечером за совместным ужином Вера как обычно помалкивала. О своей прогулке с Егором не рассказывала. Хоть Надя и сгорала от любопытства, судя по её нетерпеливым взглядам в сторону подруги.

Разговор крутился вокруг новой обитательницы их комнаты. Та рассказывала о себе и попутно угощала девушек всякими вкусностями. В Крым она приехала работать поваром, но оказалось, что по профессии женщина учитель.

- Не смогла я в школе работать. Там закалка нужна. Вот как врачом непросто работать, потому что всё через себя пропускаешь, так и учителем. Нет у меня этой стойкости, - говорила Галина Ивановна. - Я начинала работать в школе как раз в годы распада Союза. И как обычно, молодым учителям давали всегда какую-нибудь нагрузку. Классного руководства у меня ещё не было, поэтому меня выбрали комсоргом. Потом в комиссию, не помню, как она называлась. Нас было два учителя и завуч. И вот поступила жалоба на одного ребёнка, что он зимой ходит в школу в кедах без сменной обуви, опаздывает на уроки и вообще плохо учится. А мальчишка учился в пятом классе. Хороший ребёнок был, но учился действительно из рук вон плохо. И вот мы пошли вечером к нему домой. Он жил в районе с частными домами. Идём и видим - стоит щитовой домик, наподобие дачной будки, только чуть побольше. В доме печка, две комнаты. В одной родители, а в другой трое детей. У маленького кроватка самодельная, я таких никогда не видела. Рядом от автобуса сиденье, где и спал наш ученик, и раскладушка для старшей девочки. Мама уборщица, отец шофёр и хорошо пьющий. Ни книг, ни телевизора, ни игрушек. Топится печка, малыш полуголый заулыбался нам, обрадовался. И вот мы стоим в австрийских сапогах, в финских плащах и смотрим. Пришла мама мальчика, поговорили мы очень вежливо и ушли. И завуч мне говорит: «Галь, скажи завтра, чтобы за сменную обувь его не ругали. Пройдись там тихо по учителям». Вспоминаю, и до сих пор сердце сжимается. Хорошо его помню - и имя, и фамилию. Тогда таких деток хватало. Мне потом класс дали, так почти половину касса подавала в списках малообеспеченных, чтоб их бесплатно кормили. Поработала пять лет и ушла. Не смогла.

- Да уж, - вздохнула Лида. – На счет сравнения с врачами правильно. Я в больнице тоже многого насмотрелась. Не хочу рассказывать. Тоже поэтому ушла. Тяжело морально. Да и зарплата, сами знаете…

- Ой, что мы всё о грустном, - всплеснула руками Надя. – Веруня, а ты чего молчишь? Вера у нас настоящая цыганка!

Она объявила это Галине. И та заметила, как Вера поджала губы и покосилась на Надежду недовольно. Та объявила о ней так, будто она какая-то диковинка, а не человек. Вот, дескать, глядите, что у нас есть! Галина не стала на этом внимание акцентировать, улыбнулась девушке и спросила, помешивая ложечкой чай:

- Вера, а правда, что ты выросла в деревне на берегу моря? Красиво там, наверное!

Девушка кивнула.

- По-хорошему завидую таким людям. У тебя было чудесное детство! Эмоции и впечатления на всю жизнь! Деревня - это свобода, детские шалости, беготня, вкусная еда, море фруктов и овощей. Сколько бы тебе не исполнялось, ты всегда с теплом будешь вспоминать то время, что провела в деревне.

- А я не люблю свой дом, - заявила Вера.

- Дом - это твой тыл. Как можно не любить его? - с ноткой осуждения проговорила женщина.

Но девушка лишь фыркнула. Не хотелось ей рассказывать, сколько страшных моментов ей пришлось пережить в родном доме.

- Меня вот ужасно тянет домой, но нужно подзаработать, внуку помочь с учёбой в университете, - сказала Галина. – Это наше с вами существование тут, девочки, просто ужас, а не жизнь. Условия жуткие. Хуже, чем в коммуналке. Вы молодые, не знаете, что это такое. А я пожила там своё. Уж вы мне поверьте. Тут, в этом вашем хостеле, гораздо хуже.

- Жить в коммуналке - худшее, что можно придумать, - Вера фыркнула.

Галина Ивановна неспешно отпила чая из своей большой кружки, и сказала:

- Не так страшно, как кажется. Иногда ссорились. Но дети всегда были под присмотром и накормлены. А если из соседей кто-то заболевал, то всё, лежи и ни о чём не думай. Врача вызовут, в аптеку сходят за лекарством, обедом накормят, чаем напоят. Без присмотра не оставят. Если с работы кто усталый приходит - тоже сразу соседи чай наперебой предлагают. Не знаю. Я с удовольствием вспоминаю нашу коммуналку в центре Ленинграда.

Вере всё это было чуждо. Странные рассказы о том, как хорошо жить толпой. Она-то знает, как ужасно, когда живешь, словно на всеобщее обозрение. От цыган ничего не утаишь. Там нельзя побыть одной.

- В коммуналках всегда был бардак и грязь. Я в кино видела, - бросила Надя.

- Не всегда. Просто когда всё общее, то вроде и ничьё. Никто не старается улучшить. Но повторюсь – не всегда. Именно в коммуналке и познаётся Человек, как и в нашем обществе.

- Ну в те далёкие времена это не был уж совсем ужас, ужас, - заметила Лидия. - Люди были другие - добрее, сердечнее, дружнее. Всем было нелегко, поэтому и старались не обострять. Мои бабушка и дед жили в коммуналке до начала шестидесятых. А потом на семью из пяти человек получили двушку хрущёвку. Семей было шесть, много детей, большой общий коридор. Отец по нему в детстве на велосипеде катался. С соседями жили дружно, собирались за одним столом по праздникам и много пели. Потом, когда всех расселили, они ещё дружили и встречались. Но, конечно, своя отдельная квартира, твоя личная комната - это ни с чем не сравнимо!

Глава 6

Вернувшись после больницы в хостел, не могла спать. Едва забывалась сном, как от любого шороха вскидывалась на постели и принюхиваясь, словно животное. Днём страх исчезал, ожидание новой беды притуплялось, а ночью снова инстинкт самосохранения брал верх. Другие так не реагировали. А вот она, испытавшая в детстве сильнейший стресс, связанный с пожаром, тяжело переживала это событие в хостеле. Казалось, что тот, кто устроил возгорание, может его повторить. Хотя пожарные тогда сказали, что, скорее всего, дело было в неправильно смонтированной проводке. Но хоть она и понимала это умом, а всё равно сознание не давало расслабиться. Ночью она оставалась один на один со своими детскими страхами, и они побеждали. Теперь они начали терзать Веру с новой силой. Кажется, всё в прошлом, отболело, зажило, рана затянулась тонким розовым шрамом. Но стоит снова оказаться в ситуации, хоть немного похожей на ту, как ужас возрождается, и ты понимаешь - ничего не зажило, всё также больно, как много лет назад. Как ни пытайся - от прошлого невозможно убежать. Нельзя полностью вылечить рану, уж слишком она глубока. Нельзя снова стать прежней. За одну ночь с ней произошли необратимые перемены.

Вера плохо спала и просыпалась с ощущением болезненности. Голова после ночи становилась чугунная. То ли из-за того, что надышалась продуктами горения, то ли это психологическое. Все пережитые когда-то страхи снова вернулись.

Днём Вера стала много гулять по городу. Искала работу и просто бродила. На рынке к ней вдруг привязалась пожилая цыганка со следами какой-то болезни на лице и руках. Как язвы или лишай. Вера отпрянула, но та крепко ухватила её за предплечье и прямо в лицо зашептала, брызгая слюной:

- Красивая, слушай, что скажу. Только монетку дай, не солгу.

Девушка лишь скривилась презрительно. Знает она таких. Саму учили, как у наивных прохожих деньги и ценности выманивать.

- Тот, кто тебя породил – он погубить тебя может, зло причинить. Не сам. Чужими руками. Бойся его! – устрашающе тараща глаза, изрекла седая ворожея.

Должно быть, не признала в Вере свою. Решила, что перед ней армянка или татарка. Та лишь усмехнулась про себя. Те, кто её породили, давно в земле лежат, изувеченные огнём. Ясно, что мошенница.

- Мужчину с оружием встретишь. Он тебе свободу подарит! Только с ним всё у тебя будет хорошо!

Вера лишь скептически хмыкнула. Военного, что ли, ей пророчат? Ну-ну. Эти «гадалки» знают, кому что предсказывать. Какая девушка не мечтает о муже, который её на руках будет носить, за которым, как за каменной стеной? А военные как раз такими слывут.

Ни копейки Вера ей не дала. Вырвалась и убежала прочь. Будет она ещё свои сбережения на подобную ерунду тратить!

Купила пару пирожков и покинула рынок, отправилась в парк. Там днём не очень много людей. Жарко, поэтому все либо ждут вечера в номерах отелей, либо нежатся на пляжах, либо ездят на экскурсии в больших двухэтажных автобусах с кондиционерами.

В парке нашла пустую скамейку и устроилась на ней. Здесь пахло нагретой под солнцем хвоей и лавандой. Если пройти чуть вниз, то можно попасть на набережную. Но Вере и здесь было хорошо. Никто не глазел на неё, и можно было спокойно поесть.

То ли природа так на неё действовала, то ли вероломная цыганская натура не давала спокойно жить, но даже потеряв работу и находясь за много километров от родного дома, Вера отнюдь не чувствовала себя угнетённо. Пусть в животе почти всегда пусто, но зато ничто не заменит ей это ощущение абсолютного счастья и свободы. Почему-то казалось, что всё у неё получится. И люди вокруг стали видеться в розовом свете. Все такие хорошие! И Егор, и Надя, и Лида… Даже непривычно было, что её никто не шпыняет и не учит жизни, как, бывало, делала Мария.

Сидела, жевала пирожок и жмурилась от удовольствия. Как всё-таки мало нужно человеку! Просто поесть. И ещё налюбоваться вдоволь на эти красоты – скалы, море… Хотя она вот с рождения глядит-глядит, а насмотреться не может.

Вера смахнула с пухлой губы крошку и невольно улыбнулась. Вспомнилось детство. Когда бабушка была жива и когда Вера ощущала себя центром Вселенной. Когда гурьбой на рыбалку ходили, лошадей пасли или скакали верхом по берегу моря. Взрослые учили помогать, но тогда любая работа выполнялась с охотой и любопытством. А как она любила эти их шумные посиделки, когда взрослые накрывали столы, веселились и пели, а они, дети, босиком носились вокруг, ужами проскальзывая под теми столами и воруя самое вкусное. Те чувства и эмоции от шумных праздников с песнями, танцами и байками про ведьм-русалок до сих пор вспоминались. Бабушка ей вечерами часто рассказывала всякие страшные истории. Садилась у её кровати и рассказывала. Тогда Вере казалось, что всё – чистая правда. А сейчас понимала, что скорее вымысел, чтобы внучку-егозу заставить угомониться, заслушаться и заснуть.

Особенно пугал её рассказ про блаженную Нюрку. Она её видела много раз и боялась даже уже будучи взрослой. Старушка такая маленькая, сморщенная, лохматая. Никогда не слышал никто, чтоб она разговаривала. Только смеялась странно, зловеще. И ещё у неё изо рта слюни текли. Вот бабушка и рассказывала, почему Нюрка такой стала. У них на окраине деревни старая церковь стояла. Когда Вера появилась на свет, от той церкви одни камни остались. А вот в бабушкином детстве она ещё почти целой была. Но люди говорили, что эта церковь построена в нехорошем месте и что там нечисть обитает. Никто не помнил, чтобы в ней службы проходили. Один раз им прислали батюшку, но тот как-то не прижился, вскорости уехал. Так и стояла она пустая. Ходили в другую, новую, светлую и просторную.

И вот были они тогда детьми, и Нюрка тоже девчонкой была. Решили всей компанией залезть в эту заброшенную церковь и выяснить, есть ли там нечистая сила. Пришли, забрались внутрь, побродили, ничего странного не нашли. Даже поиграли там немного в прятки. Незаметно день к вечеру склонился. Ребята собрались домой, но выяснилось, что Нюра пропала. Искали её сами, потом в деревню за взрослыми побежали. Те всю ночь искали. Нашли-таки. В церкви под полом. Сжалась в комочек, забилась подальше и дрожала. Седая вмиг стала и слюни стали изо рта бежать. Никто так и не смог выяснить, что с ней там случилось, кто её так напугал. И знахарки над ней ворожили, сглаз выводили, лечили. Но ничего не помогало.

Глава 7

Вечером разыгралась непогода. Ливень разразился страшный! Как говорят - стеной. Вот почему днём так жарко было - парило на грозу. Сквозь потоки дождя почти ничего не было видно. Вера пробиралась наугад, вся промокшая до нитки. Давно такого дождя не было. В детстве она любила бегать по лужам или купаться во время ливня. А сейчас так холодно! Брела домой и чувствовала себя одной-одинёшенькой на всём белом свете. Какой-то инстинктивный страх, тревожный, первобытный охватил. Хотелось скорее спрятаться в тёплом, сухом, уютном доме. Под потоками разбушевавшейся стихии она казалась себе совсем беспомощной и беззащитной. На автобусе полдороги проехала, а остальную часть пешком пришлось идти. Природа бесновалась, заставляя её сердце колотиться, как сумасшедшее. И внутри клокотала обида на всё и вся. Зря она столько сил потратила на то, чтобы во Дворец культуры добраться. Никто там её не ждал, никому она не нужна там. Прибежала почти к самому закрытию. Её какая-то женщина отвела к руководителю коллектива «Сполох» Яне Петровне Чащиной. А та выслушала вполуха, потому что занята чем-то была, окинула быстрым взглядом и сказала завтра приходить, мол, посмотрит, на что Вера способна.

Ей до слёз было обидно, что к ней с таким пренебрежением отнеслись. У Веры было то, от чего она внутренне светилась, от чего разливался горячий мёд по телу, и хотелось прыгать. Это были танцы. Она знала, как это - любить что-то до состояния невесомости. С детства она безумно любила танцевать. Её вдохновляло это. И она мечтала посвятить танцам всю жизнь. Даже гибель родителей смогла пережить только благодаря им. Её мятущаяся душа исцелялась, когда начинала звучать музыка и можно было полностью отдаться ритму.

Вера никогда профессионально этому не училась. Двигалась, как чувствовала. Все девочки-цыганки умели танцевать. Но у неё получалось особенно хорошо – это многие отмечали. А сейчас вера в мечту стать танцовщицей нещадно меркла. Чем она сможет удивить руководителя такого большого профессионального коллектива? Посмеются над ней, да и всё. Не стоит, наверное, даже ехать туда. Лучше в магазин пойдет, который тут же в соседнем доме. Надя сказала, там уборщица нужна.

Своим соседкам девушка ничего про свою неудачу рассказывать не стала. Они где-то раздобыли небольшой телевизор и теперь смотрели турецкий сериал. Потом началась реклама про усилитель мужской силы из каких-то там редких водорослей. Галина с серьёзным лицом выслушала говорящую томным голосом девушку по ту сторону экрана и спросила:

- А что мужики нынче совсем уже негожие стали?

Девчонки захихикали. Принялись обмениваться остротами на эту тему. Только Вере было не до веселья. Отвернулась к стене и молчала. Полночи думала, что делать и решила не ехать никуда. Заснула далеко за полночь. Ей снилась родная деревня, мама и море. Они с мамой идут по берегу, держась за руки. Ветром до них доносит солёные мелкие брызги. Водная гладь сверкает на солнце. Где-то слышно, как кричат и по привычке чуть ли не дерутся братья. Только папы не видно и не слышно. Где он? Проснулась. Тихо и темно. Непогода за окном успокоилась. Все спят. Так и пролежала до утра, боясь проспать. А утром схватила своё единственное прихваченное из дома национальное платье, волосы украсила алой лентой и помчалась на автобус. Она ещё не понимала, но интуитивно чувствовала, что в её жизни должно произойти что-то очень важное.

Влетела в двери парадного входа Дворца культуры и вахтёрша (или кто она там) тут же повела Веру в зал.

Из-за старых деревянных дверей доносились звуки казачьей плясовой песни «На горе стоял казак (Ойся, ты ойся, ты меня не бойся)». Вера вошла. Зал пустой, только Яна Петровна сидит во втором ряду и смотрит на сцену. А на сцене настоящий концерт! Чащина поманила Веру к себе и похлопала рядом по сидению, дескать, присаживайся.

- Здравствуйте, - шепнула девушка.

- Привет. У нас последним пробег перед завтрашним концертом. Генеральная репетиция.

Девушка понимающе кивнула, села и устремила взгляд на артистов. Танцоры-мужчины по очереди выходили в центр и выполняли какой-нибудь трюк. Танцовщицы в длинных юбках и в накинутых на покатые плечи платках медленно кружили рядом, и кавалеры будто стремились их впечатлить. Особенно поразил Веру поперечный шпагат в воздухе и жонглирование саблей, выполненные, очевидно, солистом ансамбля – синеглазым брюнетом в чёрной черкеске – традиционной мужской одежде Кавказа и кубанских казаков. Во время исполнения он передал сабли девушке с русой косой, и та тоже ловко жонглировала ими. А потом вернула брюнету. Он несколько раз подкинул сабли и поймал их. Выступление было очень зрелищным! Артисты виртуозно владели холодным оружием и выписывали им замысловатые узоры! А как красивы танцоры в казачьих костюмах! Особенно мужчины в этих распашных кафтанах с широкими рукавами, под которыми виднелись стилизованные под военные штаны и гимнастерки с высокими стоячими воротниками. Талия в таком костюме казалась очень тонкой, плечи – широкими, а весь силуэт – летящим, порывистым. Казалось, вот-вот они вскочут на коней и помчат по полю, выхватывая из ножен сабли. Апофеозом танца стало эффектное втыкание одной из них в деревянный пол сцены. Вера при этом вздрогнула и мурашки по позвоночнику побежали. Если даже на репетиции это настолько эффектно, то что же творится во время настоящего выступления?

- Как он красиво танцует! – выдохнула девушка.

Всё происходящее составляло резкий контраст с тем миром, в котором она жила последнее время. С миром крикливых торговок, дешёвой еды, жизни в грязном хостеле. Здесь же она оказалась окружена атмосферой благородного, аристократичного, надзвёздного, того, что выше всех её радостей и бед - Танца.

- Дааа, форс у Сашки в крови. А ты, наверное, это впервые видишь? – спросила Яна Петровна. - Фланкировка шашкой. Казачья лезгинка. Обычное дело в репертуаре фольклорного ансамбля. Правда, из девушек у нас только Наташа умеет. А мужчины все могут шашками махать. Согласна, выглядит очень круто.

Глава 8

Вера его боялась. Такой серьёзный, внушительный, взрослый. Даже без черкески своей, а в обычной чёрной водолазке с закатанными до локтей рукавами он выглядел очень солидно, если не сказать - импозантно. Старше неё, наверное, лет на десять. Это ж ему под тридцать уже! И смотрит так строго, свысока.

- Вообще, чтоб ты понимала, это своеобразный синтез казачьего боя и танца. Смысл заключается в быстром вращении клинкового оружия. Фланкировку, или проще говоря, крутку, можно выполнять с разными предметами. Шашкой, нагайкой, мечом, саблей…

- А это всё не одно и то же? – спросила Вера.

Поглядел на неё снисходительно, вздохнул и ответил:

- Нет. Это разные виды оружия. Изначально крутка применялась для защиты в бою. Считается, что казаки переняли это искусство у горцев Кавказа. Так вот. Начинать нужно с правильного вынимания шашки из ножен. Следует занять исходное положение.

Он подошёл, положил руки ей на плечи.

- Это называется «стать по стойке смирно». Правая рука опущена, левая обхватывает ножны.

Говоря, он показывал все движения, которые должна была повторить Вера. А она половины слов не слышала. Едва не дрожала от волнения. Несколько раз уронила шашку и та со звоном упала на пол. Александр Кавалеровский – тот самый брюнет, который в первый день так поразил девушку, солист ансамбля «Сполох». Яна Петровна дала ему задание позаниматься с Верой и научить её фланкировке. Сейчас он был терпелив и спокоен. Даже подбадривал. Но Вере казалось, что она его своей неловкостью ужасно раздражает.

- Поднять шашку остриём вверх, а лезвием влево. Рукоять должна находиться выше головы, а правая рука чуть согнута в локте. Это движение используется при салюте оружием…

Боже, что он там говорил? Как надо шашку поднять? Вера чуть не плакала. Рука болит, а он всё говорит и говорит. Кавалеровский показывал ей на своём примере такие простые движения! Но ей не удавалось ничего повторить. Шашка вроде и не такая уж тяжёлая – грамм восемьсот-девятьсот. А рука уже отваливается. Завтра все мышцы будут ныть.

В обществе Александра Игоревича любопытная и болтливая Вера почему-то больше молчала и робела. Правда, в последнее время, а точнее с момента побега из дому, она и с другими чаще помалкивала. Но с ним особенно.

- Это не трудно. Даже дети осваивают, - заметил артист. – Большая сила не нужна. Не стоит так напрягаться. Тут не столько выносливость требуется, сколько контроль над своими действиями. Главное - натренировать мышечную память, укрепить нужные мышцы и выработать это… как его… чувство оружия.

Он так изящно и слегка небрежно крутил эту проклятую шашку! Для него всё это совсем просто, даже примитивно. Он на репетиции двумя такими крутил, как вентилятор.

- В танце смотрится очень красиво. Есть отдельное направление – искусство сценической крутки шашкой. Без всяких танцев. Только крутка под музыку. По фланкировке даже соревнования проводятся. На самом деле это всё реальные боевые приёмы: рубка, махи, уколы… - между тем пояснял Кавалеровский. – Во время тренировок бывают травмы. Это нормально. Ведь пока разберёшься во всём, поймёшь, как держать правильно рукоять шашки, как вывести локоть, поставить ногу. Детей учат сначала палками фланкировать. Но мы с тобой должны всё освоить быстро. Так что не забывай, что у тебя в руках оружие.

Вера тяжко вздохнула.

- …Э, что-то ты совсем раскисла. Я же пошутил! Это не настоящая шашка! Облегчённая! Смотри. Основной приём, который мы используем – «колоброды». Это выписывание восьмёрок в разных направлениях – прямо, сбоку, за спиной. Их еще мельницами называют. Или красиво так…

Он щёлкнул пальцами, силясь вспомнить.

- А, мулинеты. Есть ещё хлёст шашкой. Это вот так…

Вера почувствовала, что сдаётся. А он и не думал заканчивать. Встал за её спиной, взял запястье, стал водить её рукой, в которой была зажата рукоять шашки. У Веры сердце запрыгало мячиком. Она дышать боялась, чувствуя, как он касается её волос и как его низкий голос раздаётся прямо над её головой. Зеркало отразило их двоих. Какой он высокий! По сравнению с ней даже очень высокий. Она едва доставала ему макушкой до подбородка, да и то только потому, что была в босоножках на небольших каблуках. Вера ощутила ступор. Напряжённое тело отказывалось двигаться как надо.

- Ты меня не бойся, - заметил Кавалеровский, после чего усмехнулся и добавил: - А то так напряжена, заискришь вот-вот.

Он продолжал водить её рукой, направляя шашку. А она неподвижно смотрела куда-то на его подбородок в зеркале. Потому что в глаза смотреть не решалась. Куда угодно, только не в глаза. Она давно заметила, как приятно от Кавалеровского пахло. А сейчас, когда он стоял прямо за её спиной, и она ощущала его всеми фибрами, этот запах словно окутал саму Веру.

- Стоп-стоп-стоп, - неожиданно обхватил её за рёбра под грудью и резко дёрнул на себя. - Вперёд не надо наклоняться. И назад заваливаться. Корпус держи ровно. Надо не просто махать шашкой, а двигаться красиво. Где твоя грация?

У Веры вся кровь прилила к щекам. Она не удержалась и вместо того, чтобы стать прямо, как он того требовал, завалилась на него, будто куль муки.

- Я устала уже! - воскликнула девушка и подалась вперёд, чтобы вырваться.

Он отпустил.

- Так бы и сказала. Отдохни.

- Ну и учитель из тебя, Сашка! – раздалось за их спинами, и в зеркале отразилась Наташа, та русоволосая артистка, которая вместе с Кавалеровским на сцене крутила шашки.

Вера смутилась. Что если она успела заметить, как Александр, по сути, держал её в объятиях? Кавалеровский отошёл от своей ученицы, нахмурился.

- А что не так?

- Сначала надо её научить держать шашку. Без правильного положения шашки в руке невозможна боевая фланкировка. А ну-ка дай.

Наталья протянула руку, и Вера вложила в неё оружие. Та принялась непринуждённо крутить, будто разминая кисти. Высокая, всего на полголовы ниже Кавалеровского, Наташа была статной и фигуристой. Лицо красивое, но высокомерное. Брови тёмные, глаза светло-голубые. На сцене они с Александром отлично смотрелись. Не зря их в пару поставили.

Глава 9

Вера позволила Егору себя поцеловать просто чтобы утолить своё девичье любопытство. Как-никак уже восемнадцать, а она ещё толком не целовалась ни с кем. Те нелепые попытки Миро ещё в детстве чмокнуть её ни в счёт. Ей хотелось понять, как это по-настоящему. От взглядов и прикосновений Егора внутри теплело, волнение какое-то накатывало. Её эти ощущения будоражили. Подсознательно требовалось большего, но она пока не задумывалась над этим. Тем более что Егор в её планы на жизнь совершенно не вписывался.

То, что Вера теперь где-то весь день пропадала, все заметили. А когда она рассказала, искренне радовались и поздравляли. Когда первую зарплату получила, накупила угощений и накрыла соседкам стол. Не могла поверить, что ей деньги платят просто за то, что она танцует! Яна Петровна объяснила, что сейчас, в летнее время, ДК на каникулах и официально начнёт работать осенью, тогда у них будет большой концерт всех коллективов Дворца, а потом «Сполох» представит свою новую программу «Танцы народов мира». Зимой вообще планируются гастроли. Пока же они выступали на городских и региональных мероприятиях, а ещё на заказ для каких-нибудь предприятий. Но основной упор был на подготовку к открытию сезона.

Саму Веру ждало ещё одно не менее важное событие - поступление в институт культуры на отделение народной хореографии. Чащина уверяла, что всё пройдёт как по маслу, уж она-то постарается. И всё равно Веру при мысли об этом в дрожь бросало. Страшно было, вдруг не примут. Тогда Яна Петровна в ней разочаруется, и из ансамбля, наверное, выгонит. Она и так тут на птичьих правах. Пока у неё было два своих номера – цыганский танец и фланкировка шашкой. Её она выполняла в том же национальном одеянии, в каком танцевала.

Для новой программы артисты «Сполоха» репетировали «Барыню». Кавалеровский отметил, что этот танец достаточно труден в исполнении, потому что наполнен технически сложными боевыми переходами. Вера широко распахнутыми глазами взирала на то, как девушка-артистка, уподобляясь казачкам и уперев руки в бока, стремительно движется по сцене. А её партнёр кружит рядом, стремясь не подпустить к ней соперника. Тот же, наглец, так и хочет оттеснить плясунью. В танце важно было не коснуться боевым ударом девушки, и не напугать её опасным движением. Поэтому следовало контролировать каждый взмах руки с шашкой.

Но больше всего нравилось Вере смотреть, как танцуют сами мужчины, когда они выходили по очереди и демонстрировали различные трюки. Казачья лезгинка – зрелище поистине мощное, будоражащее до мурашек. Получался не танец, а поединок, не просто бой на саблях, а настоящее искусство! В такие моменты Вера не могла оторвать глаз от Александра. Он двигался красивее всех, был самым сильным, самым эффектным, превосходил соперников по всем фронтам! Исполнение Кавалеровского Вера считала самым зрелищным и невольно ловила себя на том, что ревнует его, замечая восхищенные взгляды зрительниц и коллег по ансамблю. Особенно это касалось Наташи. Вере казалось, что между солистами ансамбля явно что-то есть. Но они никогда не обнимались и не целовались при всех. Вообще не держались, как пара. Может быть, это было просто Верино воображение.

Она не замечала, что и Кавалеровский глядел, как она репетирует, как двигается, дотла отдаётся танцу, будто горит им. Потому что он наблюдал тайно, из-за кулис. Как дурак, ей богу! Открыто прийти и посмотреть считал унизительным. Тогда она узнает, что он смотрит. Ну, узнает и что? На других артистов он же смотрит, советы даёт, критикует. Но с ней всё сразу иначе как-то пошло. Цыганка эта одним взглядом своим зелёным душу ему всю выворачивала наизнанку. Вот что в ней такого? Мелкая, тощая, смуглая. Ничего особенного. Ну, миленькое личико. Волосы очень красивые - это да. Вся её красота в них. И ещё в движениях. Плавных, женственных. Она будто сама не осознает, когда танцует, КАК она это делает. Вот станет старше, научится это контролировать. А пока всё у неё инстинктивно. Такая страсть от неё исходит! В ней чувствовалось нечто манящее, и даже порочное. Интересно, а какая она в... Александр одёрнул себя. Что за мысли?! Нашёл, о чём думать. Вот это его занесло! Ещё и цыганка... Он всегда к ним относился пренебрежительно, свысока, считал нечистоплотными. Встретив где-то, даже не посмотрел бы, прошёл бы мимо. А на эту хотелось смотреть, любоваться. Он наслаждался, когда видел её в танце. И не только. Даже просто смотреть на неё нравилось. Правда, мысли в голову начинали лезть не самые порядочные. И чем она его зацепила? У него романы с такими красавицами были! Даже с примой балетной труппы однажды закрутил. Потом сам её бросил. Надоела. Вешалась ему на шею, как сумасшедшая. Говорят, таблеток наглоталась. Но вроде откачали. Он с ней больше не пересекался. Неадекватные бабы его пугали.

А недавно с инструктором по фитнесу завёл интрижку. Но тоже быстро понял, что совсем не его тема. Дама оказалась помешана на какой-то ерунде вроде правильного питания. Кажется, она даже была веганкой и вела об этом блог в интернете, обучая других премудростям такой жизни. И думая, что несёт светоч знаний о здоровом питании в массы. Рассказал о ней своей давней подруге Ольге – хирургу с двадцатилетнем стажем и прожжённому цинику. Обоим непонятно было, что их связывает. Но дружили они давно – лет десять.

- Из-за таких женщин мужчины теряют веру в романтику, - сказал задумчиво Кавалеровский.

- Из-за таких женщин мужчины не то, что теряют веру. Они вообще становятся убежденными онан.. в смысле атеистами, - Ольга хмыкнула.

- Ой, Оль, скользкая тема.

- Вы правы, Александр, не будем углубляться.

Она хрипло засмеялась своим низким прокуренным голосом. Ольга его с полуслова понимала, и с ней не нужно было что-то из себя строить. А ещё говорят – нет дружбы между мужчиной и женщиной. Может и редко, но есть. И они тому живое подтверждение. А может это ему просто материнских советов не хватало и женской мудрости, с какой обычно мать общается со взрослым сыном. Он мамы рано лишился, а мачеху так и не принял.

Глава 10

Она сдёрнула ленту с головы, отпуская на волю свои густые чёрные волосы, и они расплескались по плечам и спине, как расплавленная смола. От обиды хотелось расплакаться. За что он с ней так? Только у неё начало что-то получаться, как он ей палки в колёса вставляет! Вот возьмёт и ему назло поедет туда! Но надо поторопиться, а то без неё уедут. Так хотелось цветами перед соседками по хостелу похвастаться! Но не возьмёт же она с собой букет. Ладно, до завтра тут постоят.

Игнорируя Кавалеровского, Вера бросила ещё один взгляд в зеркало, убедилась, что хорошо выглядит, и метнулась к двери. Дальше произошло нечто вообще из ряда вон выходящее. Александр Игоревич, надменный и гордый, чёрствый и бесчувственный, вдруг схватил её за локоть.

- Ты что, не поняла меня? Я сказал, если поедешь – уйдёшь из коллектива. Мне тут потаскухи не нужны.

Замахнулась, чтобы пощёчину влепить, а он поймал её руку, прижал девушку к двери, не давая пошевелиться, а потом вдруг склонился к её лицу. Она затаилась, гадая, что будет. Смотрели они друг другу глаза в глаза с полсекунды. Но это казалось таким значимым! Момент, который до конца жизни запомнится. А потом он её поцеловал. Жадно, с напором, грубо, словно наказывая. Совершенно не так, как Егор. Верино сердце совершило такой кульбит, что аж голова закружилась. Она положила руку ему на грудь, часто вздымавшуюся от шумного дыхания. Ладошка казалась неестественно маленькой на этой широкой мощной груди.

Александр отступил и глядел теперь виновато. Наваждение схлынуло. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Псих. Что за помутнение? Зачем он её целовал? Она, наверное, в шоке. Теперь что делать? Как себя с ней вести? Она же всем разболтает! И сама над ним посмеётся!

- Прости меня, - вымолвил он тихо.

Она зажмурилась, а после его слов открыла глаза. Глядела вопросительно, будто не понимая, о чём он.

- Можешь ехать туда, если хочешь, - вздохнул Кавалеровский.

Внутри саднило от досады. Не сдержал порыв, будто какой-то пацан неопытный. Что он за мужик, что даже с собственными чувствами не может совладать? Напугал девчонку, наверное. Или ещё хуже - насмешил. Он же для неё старый уже, а лезет с поцелуями. Александр корил себя и не знал, как держаться после того, что сделал. Красивая девчонка! Глядишь на неё - и сердце замирает. Но вот нрав - не дай Бог. Точно теперь его на смех поднимет, растрещит всем.

- Я не поеду, - пролепетала Вера.

То ли напугана его странным поступком, то ли, не дай Бог, влюбилась. Кавалеровский подобного уж точно не хотел. Отношения с этой малявкой испортят его репутацию в танцевальном мире. Его там с такими красотками видели! Все его женщины были не простыми, даже не в плане внешности, а в плане достижений. Все - уважаемые артистки или певицы. Как на подбор. У всех обеспеченные влиятельные родители. Он даже как-то был любовником одной заслуженной артистки. К двадцати девяти годам у Кавалеровского накопился богатый опыт в отношениях с женщинами разных возрастов и статусов.

Александр тряхнул головой. От собственного снобизма тошно стало. Как он может так о ней думать? Если она ещё ничего не добилась, значит, недостойная какая-то что ли? Разве это вообще имеет значение? Ему очень обидно за неё стало. Мысленно зарёкся так о ней думать. Даже в мыслях унижать эту девушку нельзя. Никому нельзя. Укол совести был болезненным и точным. Он безумно жалел о том, что обидел её своими словами и о том, с каким высокомерием о ней думал. И ещё о том, что позволил себе то, что позволил. Он не собирался играть с ней, использовать. Но и серьёзно ею увлекаться не собирался. У него своя жизнь. У неё своя. Надо ей прямо сейчас это и сказать. Что поцелуй ничего не значит, что ничего не было. Чтоб она не переживала и не питала иллюзий.

- Почему вы сказали «прости»? - заговорила Вера.

- Потому что неправильно всё это, не надо было.

Её пухлые губы дрогнули. Как будто она хочет заплакать. Что он такого сказал? Обидел опять, что ли? Кажется да. Мерзко стало. А она проглядела на него и вдруг выбежала. Он её искал, но так и не нашёл. Появилась сама, когда уезжать пора было. В суете и сборах не сразу заметил, что сидит в автобусе одна и смотрит в окно. Макияж стёрла, волосы в косу заплела, оделась в спортивный костюм. На корпоратив так и не поехала. Вспомнил, как целовал её. Какие полные, сладкие у неё губы. Нет, нельзя об этом думать. Если он не пресечёт эти мысли в себе прямо сейчас, если впустит её в свою душу, то с ума сойдёт, сгорит от страсти. Нельзя давать волю чувствам. Чувствам, которые его гложут с того самого момента как она пришла к ним по объявлению.

На следующий день вечером выходя их театра, Александр увидел Веру. На репетиции они ни одним словом не перекинулись. Оба делали вид, что не замечают друг друга. Она тоже только что выпорхнула из дверей, и на улице её ждал парень. Примерно её ровесник, или чуть старше. Светловолосый, широкоплечий. Похож на спортсмена. Юноша держал её в объятиях, и она рядом с ним казалась ещё более хрупкой, чем была на самом деле.

- Графская! Завтра на репетицию не опаздывать! А то как всегда…– крикнул Александр.

А потом подумал – зачем? Зачем он сказал это, да ещё и так грубо? Само вырвалось. Зубы так стиснул, что скулы свело. И кулаки сами собой сжимались. В душе поднималось раздражение. И его нужно было на кого-то выплеснуть.

Вера оглянулась на него.

- Я никогда не опаздываю, Александр Игоревич, - ответила она с ноткой обиды.

Ну вот, зря человека обидел. Она ведь и правда не опаздывает. Всегда одна из первых прибегает. «Александр Игоревич»… И это после того, как он её поцеловал!

Спутник Веры смерил его равнодушным взглядом.

- Пойдём, - сказал он девушке.

Обнял её за талию и увлёк за собой.

- Вас подвезти, молодые люди? – крикнул Кавалеровский вдогонку, нажав кнопку на брелоке.

Машина издала характерный сигнал.

Вера снова обернулась. Теперь глядела с испугом.