В этот день погода сошла с ума. С утра сыпал снег, а после обеда, когда я бежала на очередное собеседование, неожиданно начался дождь.
– Черт тебя побери! – выругалась я, поднимая воротник. И так настроение никакое – скоро новогодние праздники, а я в лихорадочном поиске работы.
Моя белоснежная шубка моментально сделалась похожей на мех мокрой кошки. Замшевые сапоги разъезжались по раскисшему снегу, и я рисковала свернуть себе шею. Потеряв всякие ориентиры в стене дождя, я забежала в подъезд ближайшего дома, чтобы посмотреть навигацию. Вытащила телефон из сумочки и дрожащими пальцами нашла нужный адрес.
Лампочка на площадке светила тускло. Лестница так и вовсе тонула во мраке, и я, занятая своими мыслями, не зразу заметила, что на ступенях кто-то стоит. Большой и опасный. Очнулась, когда он бесшумно двинулся на меня. Я попятилась. И тут он неожиданно прыгнул. Я закричала и стукнулась спиной о дверь. Вывалилась за порог, взмахивая руками. Телефон полетел в одну сторону, сумка в другую.
Когда я со всего маха рухнула в лужу, где-то рядом ударила молния. Она ослепила меня. Я сучила ногами, пытаясь встать, но жидкая грязь и намокшая шуба сделали меня беспомощной.
Неожиданный толчок в бок выкинул меня из ямы, и я оказалась стоящей на четвереньках. Я не понимала, что происходит, но новая вспышка молнии осветила лежащее рядом со мной тело огромного пса. Такого огромного, что на мгновение показалось, что это теленок.
Где-то над головой заржал конь. Я, точно в замедленной съемке, видела, как лошадиные копыта взбили мокрый снег и кинули его мне в лицо.
– Это женщина! – крикнул кому-то всадник, перекрывая шум ливня.
Наклонившись, он рывком поднял меня за ворот шубы и поставил на ноги. Я заметила горящие азартом глаза и прилипшие ко лбу черные волосы.
– Не стой! Затопчут! Беги! – проорал он мне, прежде чем кинуться в погоню за еще одним псом, выскочившим из кустов.
Я попятилась в сторону дома, где была хоть какая-то защита от всадников и мечущихся между копытами нереально огромных псов. Некоторые из них, отчаявшись, разворачивались и кидались на воинов или впивались клыками в шеи лошадей, но тут же падали, попав под смертоносный удар меча или пики. Молнии то тут, то там разрывали воздух, и мне казалось, что их создают сами всадники.
Кутерьма боя, в которую я попала, заставила меня опомниться. Не время было пытаться понять, что происходит. Я метнулась в сторону подъезда, но… спасительного дома за спиной не оказалось. Он прямо на глазах растаял в тумане.
Вокруг меня было лишь изрытое оврагами поле, да торчали редкие кусты, за которыми пытались спрятаться гонимые псы. Вдалеке виднелись зарева пожарищ и смотрящие в низкое небо остовы сгоревший зданий. Запах крови, смешавшийся с вонью гари, яростные крики, вой и визг обезумевших псов, страх и неприятие происходящего – все это заставило меня сложиться пополам. Желудок сжимался в спазмах.
– Беги, дура! – крикнул кто-то из всадников, и я побежала. Неловко переставляя ноги по изрытой земле, падая и вновь поднимаясь, путаясь в полах длинной шубы и не замечая, что уронила где-то шапку. Куда стремилась, зачем? Не видела, не понимала. Я просто пыталась выжить.
Я брела по разбитой дороге, оставив позади не одно поле битвы. Силилась понять и не понимала, почему мертвецы, извалянные в крови и грязи, были наги. Ведь после таких ран одежда никуда не годилась. Но их все равно раздели. Мародеры или убийцы в латах?
Напуганная, я ныряла в кусты, когда видела отряд всадников. Они летели то в одну сторону, то в другую. Лишь знамена на пиках указывали, что воины принадлежат противоборствующим сторонам. Над некоторыми реяли вымпелы и стяги с собачьей головой, чья ощерившаяся пасть пугала острыми клыками. Другие сверкали золотом перекрещенных мечей.
Смеркалось, а вокруг ни огонька. Зубы стучали от холода, ноги переставлялись только потому, что надо было идти. Я понимала, если упаду от усталости, то больше никогда не поднимусь. Слева стоял стеной лес, справа – разоренная деревня. Без крыш, а то и без стен. Одни печные трубы.
– Я только передохну и пойду дальше, – прошептала я, пристраиваясь на краешке перевернутой телеги.
Увидев кончик сухой тряпки, торчащий из-под повозки, потянула на себя. Хотелось укрыться хоть чем-то сухим. Ветер пронизывал насквозь, и если шуба и свитер еще как-то справлялась, то намокшие брюки прилипли к ногам и заставляли трястись от холода.
Пришлось поднапрячься. Но я справилась и с удивлением обнаружила, что вытянула целый узел женских вещей. Порывшись, нашла шерстяную юбку, несколько длинных нижних рубашек, вязанные носки, добротные башмаки, и самое главное, огромную пуховую шаль. Я тут же завернула в нее ноги, завязав на поясе концы на манер юбки.
Мозг отказывался верить, но вещи в моих руках убеждали, что я каким-то чудесным образом перенеслась в далекое прошлое. В то время, когда шли феодальные междоусобицы. Была ли тому виной молния, что ослепила меня, или я попала в чужой мир, открыв не ту дверь – не суть важно. Я была здесь и, если не хотела сгинуть в канаве у дороги, должна была действовать.
Шелест за спиной заставил соскользнуть вниз и спрятаться за телегой.
– Нет, мало. Надо еще притащить, – услышала я мальчишеский голос. – Ночью пойдет снег. Он скроет все следы к дому.
Я облизала пересохшие губы, не зная, какой ответ будет верным. Своим вопросом Лесек невольно разъяснил картину чужого мира. Идет война между псами и магами. Спросить бы у самих детей, к какому племени они принадлежат, но я видела, что скорее окажусь на улице, чем узнаю, с кем имею дело. На войне право на стороне сильного. Или вооруженного. Сейчас оружие было у мальчика.
– Я человек. Просто человек, – я развела руки, показывая, что в них ничего нет.
– Мертвячка? – мальчишка не двигался, лишь повел колом, будто прикидывал, куда воткнуть. – Только мертвецы теряют свою принадлежность к виду.
– Я нездешняя и ничего не понимаю в том, что творится вокруг. В моем краю нет разделения на псов и магов.
– На ней волчья шкура, – прошептала девочка, дергая за штаны брата. Теперь я видела, как они похожи. Оба чернявые, смуглые, с темными глазами. – Мама рассказывала, что белые волки водятся на севере.
– Да, я с севера, – ухватилась я за подсказку, – а это шуба из соболя. Ее носила еще моя бабушка.
Это было правдой. Когда-то шуба была длиной до пят, но я ее укоротила, о чем сейчас сильно жалела. Не тряслась бы от холода.
Упоминание о бабушке подействовало на ребят расслабляюще. Видимо, и у них тоже сохранились чувства к доброй родственнице. Мальчишка опустил кол.
Я же быстро сняла шубу и бросила детям. Пусть убедятся, что таких вещей здесь нет. Лучше слыть пришедшей с севера, чем принадлежать к одному из враждующих лагерей. Меня не волновало, псы мои новые знакомые или маги. Дети есть дети. Они требуют заботы и внимания, а я готова все это предложить в обмен на приют. Я могу быть полезной.
– Мягкий мех, красивый, – девочка прижала рукав шубы к лицу и в блаженстве закрыла глаза.
– Если мы пустим тебя переночевать, утром уйдешь? – мальчишка продолжал хмурить брови.
– Если захотите, – ответила я, подходя ближе к камину. Сев на корточки, протянула к огню руки. Только сейчас заметила, какими те были грязными. Даже влажные рукава пиджака и свитера пестрели разводами.
– У нас нет для тебя еды, – предупредил мальчик, отложив кол, но так, чтобы тот был под рукой. Он взялся за прутик, которым, поковырявшись в золе, выкатил новую картофелину. Девочка бросила мою шубку и переползла ближе, с нетерпением ожидая, когда брат разделит «ужин» на двоих.
– Где вы берете картошку? – я не была уверена, что привычный овощ здесь называется так же, но девочка откликнулась.
– На заднем дворе есть калитка. За ней огороды. Картошка там растет, – произнесла малышка, проглатывая голодную слюну. Лесек посмотрел на сестру осуждающе, но промолчал.
– Я накопаю, – я поднялась. Сняла пиджак и развязала узел теплой шали, чтобы перетащить ее с талии на шею.
Только в старых фильмах о тяжелых временах я видела, как женщины повязывали платки крест-накрест на груди. Тепло и не мешает работе. О том, чтобы идти копать картошку в шубе или пиджаке, я и подумать не могла. В свитере будет удобнее. Да и окончательно не испорчу хорошие вещи.
– Нам тоже накопаешь? – радостно откликнулась девочка.
Я кивнула.
– Где взять лопату?
– Там же, у калитки, – буркнул мальчишка, с подозрением оглядывая мои брюки.
Дорогой костюм, который я надела для собеседования, окончательно потерял вид после валяния в канаве. Брюки немного подсохли, и я предпочла идти в них, чем переодеваться в сухую юбку, а потом извозить и ее.
«На обратном пути надо бы не забыть зайти в хлев и забрать свой узел».
– Меня зовут Настей, – произнесла я, заправляя свитер в штаны и оправляя концы пухового платка. Пришло время налаживать более тесные отношения. Назвав имя, ты перестаешь быть безликим, и тебя запомнят. – А вас?
– Моего брата кличут Лесек, а я Ильга, – быстро ответила девочка.
Ее глаза горели восторгом. Еще бы, тетя не думала отбирать у них еду, а, наоборот, собиралась принести картошку для всех. Мальчишка ревностно следил за тем, как я копаюсь в его богатстве – куче скарба, сваленного под окном.
Я взяла с собой деревянное ведро. Оно было тяжелым, но не в руках же нести картошку? Не знаю, понимали дети или нет, что снег и морозы погубят картофель, поэтому я хотела накопать его как можно больше. Грядущий голод гнал меня за добычей, несмотря на то, что я не чувствовала ног.
Я дотронулась до ручки двери, чтобы открыть ее шире, когда Лесек остановил меня.
– Лампу не забудь. Там темно, – поднявшись, он выбрал одну из тех, что стояли на каминной полке. Запалил фитиль, «прикурив» его от каминного огня.
Я думала, он сунет мне ее в руки и вернется к недоеденной картошке, но Лесек натянул на голову шерстяной чепец с висящими чуть ли не до пояса шнурками и пошел впереди меня.
Я не стала его отсылать в тепло и правильно сделала. Я бы заблудилась. Хитросплетения дорожек, кружащих вокруг главного здания, не сразу вывели нас к задней калитке. В прыгающем свете трудно разглядеть что-либо, но я все рано была поражена количеством пристроек.
Некогда здесь велось большое хозяйство. Разводились куры – ветер трепал перья, прилипшие к мелкой решетке. В загоне для крупного скота виднелись наполненные водой поилки. За настежь распахнутыми воротами конюшни я разглядела основательные стойла. Под навесом чернел небольшой водоем.
Я не представляла, что значит копать картошку, когда хлюпающая от влаги почва едва припорошена снегом. Прощайте замшевые сапоги. Надо было померить ботинки, оставшиеся в узле. Вдруг подошли бы?
Лесек не помогал. Сидел петухом на жердочке и кутался в мою шаль. Я сама сняла ее. В работе всегда жарко. Не успокоилась, пока не накопала полное ведро. Я давно не чувствовала ног, а теперь не чувствовала от холода рук. Пришлось поковыряться в стылой земле.
Картошку мыли в поилке для скота. Там же, в соседней, помылись от грязи сами.
– Подожди, я заберу свои вещи, – оставив на тропинке ведро, но прихватив с собой лампу, я скрылась в хлеву.
Любопытство погнало меня посмотреть, что находится за второй дверью – в самом конце хлева. Там я нашла примитивную уборную. Далековато от дома, но не бегать же в кусты? Хотя я сильно подозревала, что дети именно так и делали. Вручив узел Лесеку, сама взяла ведро – оно было тяжелее. В дом кинулись бегом – оба окончательно замерзли.
Ильга уже спала. Свернулась котенком под моей шубой. Чумазая, со свалявшимися кудрями, милая и до слез жалкая. Я оглянулась на Лесека, который деловито раскладывал картошку под лестницей – чтобы обсохла и не позеленела на свету.
В который раз поразилась стойкости мальчишки. Он вырос в богатом поместье, где в доме и во дворе хлопотало множество слуг, а так много знает и умеет. Никакой работы, даже самой грязной, не боится. Оба ребенка оказались неизбалованными, стойко переносящими трудности. Эти дети невольно вызывали у меня уважение.
– Ты пока погрейся, – я подложила в камин дрова – их небольшое количество хранилось тут же, у стены, чтобы не отсырели. – А я схожу в хлев за сеном. На нем спать будет мягко и не так холодно.
Лесек кивнул. Понял, что мы втроем на одной шкуре не поместимся. Он смотрел на меня уже по-другому. Не затравленным злым волчонком, как в самом начале, но и не взглядом, преисполненным благодарности. Мальчишка познал боль предательства и не позволял себе верить, что пришедшая из ниоткуда женщина их не бросит. А раз не верил, то и старался держаться отстраненно. Не хотел привыкать.
Я несколько раз бегала в хлев, чтобы сена было достаточно.
– Не надо класть близко к огню, искра попадет, – буркнул Лесек, видя, насколько рьяно я взялась устраивать гнездо. Чтобы ничего не мешало, оттащила шкуру со спящей Ильгой в сторону и принялась сооружать ложе.
– У каминов обычно есть экран, – я обернулась, ища глазами хоть что-то, что помогло бы обезопасить нас.
– Вот этот, что ли? – спросил Лесек, вытаскивая из-под второй лестницы, также полукругом ведущей на верхние этажи, красивый металлический экран.
Тонкая работа мастера позволяла защититься от выпадающих из камина угольков, но в тоже время пропускала через ажурное плетение тепло.
– Какая красота! – восхитилась я.
Распределив сено и установив каминный щит, я распотрошила свой узел. Выложив вещи на подоконник, осмотрела освободившуюся тряпку. Та оказалась то ли занавеской, то ли скатертью, но я постелила ее на сено вместо простыни.
– Смотри, у нас получилась королевская кровать!
Я обернулась на хмурящуюся во сне Ильгу.
– Лесек, верни меня домой, – произнесла хнычущим голосом девочка.
– Тш-ш-ш, тише, родная. Ты уже дома, – я осторожно перенесла ее на сено и укрыла своей шубой.
– Она часто говорит во сне, – Лесек сел рядом с сестрой и похлопал ее, успокаивая, по спине. – Иногда плачет.
– Все как-нибудь устроится. Надо верить. На, сходи, вытряси за дверью, – я перетащила свалявшийся, местами плешивый мех подстилки к Лесеку. – Будем этим укрываться, раз ничего другого нет.
Тот нехотя поднялся и пошел к двери, волоча за собой шкуру неизвестного зверя.
– Стой! – крикнула я, вспомнив, что мальчишка босиком. Он врал, что у него есть обувь. Тряпки, которые он наматывал на ноги, еще не просохли. – Возьми мои башмаки.
Я отдала ему найденные под телегой ботинки. Выбирать не приходилось.
Лесек скривился, проворчав, что они женские, но взял. Сев на пол, натянул их на себя. Повертев ногой, помял пальцами носок, показывая мне, что обувка велика. Я пожала плечами, мол, другой нет. Вздохнув, мальчишка поволок шкуру к двери.
Пока его не было, я быстро разделась. Сняла с себя лифчик и сунула его к остальным вещам. Выбрав одну из нижних рубашек, влезла в нее. От вещей приятно пахло лавандой, видимо, хозяйке они были дороги. Красивая вышивка по вороту тоже делалась с любовью. Жаль, что нигде не нашлось гребня, хотя зеркал на стенах было хоть отбавляй. Поэтому я, распустив волосы, расчесала их пальцами, а потом туго заплела в косу.
– Попить бы, – сказала я Лесеку, когда раскрасневшийся от холода мальчишка вернулся. Про то, что я так и не поела, жаловаться ему, тощему и замученному ребенку, взвалившему на себя заботу о сестре, было стыдно.
– В чайнике, – подтащив и бросив возле меня шкуру, пахнущую снегом, он сам налил воды в красивый, но выщербленный бокал. Огромный чайник поднял с трудом. – Ильгу помыть надо. Специально для нее нагрел.
– Утром помоем. Пусть спит, – я махом выпила весь бокал. – Спасибо. Хочешь, я тебе на руки полью, чтобы ты умылся?
Я погладила девочку по голове.
– Ильга, скажи, а где твоя детская комната? На втором этаже или на третьем?
– Там, наверху, – она неопределенно махнула рукой.
– Пойдем, покажешь мне, – я поднялась и протянула ей ладонь. – Мы попробуем ее открыть, чтобы достать теплую одежду. Тебе совсем нечего носить.
Девочка хлопнула ресницами.
– Я не могу. Я забыла. Пусть Лесек покажет.
– А мне кажется, что здесь кто-то врет, – интуиция кричала, что я на верном пути.
Не может того быть, чтобы дом обрек детей своих хозяев на смерть только потому, что они маленькие. Нет в этом никакого смысла. Я набрала полную грудь воздуха, прежде чем произнести:
– Это не ваш дом.
Я видела, как широко распахнулись глаза Ильги. Ее губы задрожали. Не найдя поддержки у спящего брата, девочка расплакалась.
Мне стало стыдно за свой поступок – я справилась с ребенком. Я кинулась к малышке, взяла на руки и попыталась успокоить.
– Прости-прости! Я не хотела тебя напугать.
Я качала ее, но Ильга все всхлипывала и всхлипывала. Когда развернулась к камину, заметила, что Лесек уже проснулся. Он сидел, обхватив руками острые коленки, обтянутые тонкой рубашкой. Он не смотрел на меня.
– Да, это не наш дом, – глухо произнес мальчик. – Мы заняли его самовольно.
Как я поняла из сбивчивого рассказа, дети, спрятавшись в кустах, наблюдали, как хозяйка в спешке покидает усадьбу. Она испугалась войны, которая опасно приблизилась к дому. Погрузив в телеги все самое ценное, женщина приказала слугам расходиться. Они должны будут вернуться только тогда, когда маги одержат победу над псами. Хозяйка бросала не только дом, но и всех тех, кто служил ей. Слуги плакали и ругались. А потом растащили все, что можно было взять.
– Это вы сломали двери в дом?
– Нет. Управляющий. Но у него не получилось войти. Дом не пустил его дальше порога.
– А вас пустил?
Мальчик вздохнул.
– Пожалел. Ильга сильно кашляла.
– Вот как…
– У дома есть душа. А его хозяйка просто глупа! – Лесек сказал это так зло, что я поежилась. Сидящая в моих руках девочка тоже затихла. – Дом не простит ей предательства. Он живой, он как собака, которая нуждается в тепле, а его взяли и бросили. Я чувствую, как ему больно и страшно, – мальчик приложил руку к сердцу. – Он в отчаянии. Я уверен, к тому времени, как вернется хозяйка, от дома останется груда камней.
– Раз у него есть душа, почему же он не откроет комнату, где есть теплая одежда? – я спустила Ильгу рук. Хоть и была она худенькой, весила прилично. Я сама невысокого роста и никогда не отличалась крепким телосложением.
– Он считает нас… – мальчик не сразу подобрал нужное слово, – … захватчиками. А от любого захватчика нужно обороняться. Мы могли бы переночевать и, поблагодарив дом, уйти, но мы остались. Он до сих пор пытается выгнать нас. Тушит пламя в камине, пугает скрипом ступеней и воем ветра. Дом из вредности не закрывает дверь, хотя может.
Лесек встал и оправил рубашку. Подозвал к себе сестру, обнял ее.
– Нам некуда идти. Мы были в разных местах и везде одно и то же. Дом проще сжечь, чем покорить. Этот хотя бы не стоит у дороги. Сюда чужакам дорогу не найти.
Вдруг в голос заревела Ильга.
– Так, все успокоились, – я вытерла сначала себе, а потом ей слезы. – Мне тоже некуда идти. Хочет того дом или нет, мы остаемся, – я специально произнесла последнюю фразу громко. Пусть слышит. Не будет же он кидаться в нас камнями?
Дом услышал и обрушил что-то на заднем дворе. Сотрясся пол, мимо окон полетело облако пыли.
– Ничего страшного, – я подтянула юбку, которая была мне велика. – Опять какая-нибудь ненужная голубятня. Лесек, Ильга, идите умываться, сейчас будем есть. Потом пойдем в огород. Нужно выкопать картошку до морозов. Я уже выходила. Сегодня там солнце.
Лесек сам умыл сестру и обтер ее тело мокрой тряпкой. Ильга выла и вырывалась, но уже не выглядела как черт. Я отдала ей последнюю чистую рубашку и, подвернув подол, стянула его веревкой на талии. Посадила на «кровать» и набросила на плечи девочке шубу. Тряпье, что было на ней надето прежде, нельзя было называть одеждой.
– Как давно вы бродяжничаете? – спросила я, понимая, как многое пришлось вынести брату и сестре.
Дети переглянулись.
– С лета, – ответил Лесек, протягивая сестре разломленный пополам картофель. – Мы сначала были с отцом, но однажды он ушел и не вернулся.
Я встрепенулась и едва не подавилась. Тоже ела торопливо. Более вкусного завтрака у меня еще не было.
– Может, папа вас ищет?
– Нет, – Лесек покачал головой и вновь взглянул на сестру. Та увлеченно ела. Мордашка вновь была черной. – Мы наткнулись на его тело на следующий день. Его убили.
И опять я не стала спрашивать, кто убил: псы или маги? Кого Лесек считает врагами? Трудно принять чью-то сторону и понять, кто прав, а кто виноват, если для тебя в этом мире все чужие.
Я долго не решалась, а потом все же отдала Лесеку свои брюки. Мы не стали их обрезать, просто подвернули, а в пояс продели веревку. Жаль, что мой пиджак оказался слишком велик. Резать его было жалко, поэтому оставили на вырост.
– Краси-и-и-иво, – протянула Ильга, кружа вокруг «нарядного» брата.
Лесек застенчиво улыбался. А я расплакалась. Так страшно смотреть на красивого мальчика, радующегося нелепо сидящим на нем штанам.
Мы облазили все хозяйские постройки в усадьбе, но ничего толкового не нашли, кроме большого куска мешковины, которым завесили дверь. Раз дом не хочет держать ее закрытой, пусть терпит страшные тряпки. Как выяснилось, что не успели растащить слуги, спрятал в своих закромах под лестницей Лесек. Он время от времени выдавал мне какую-нибудь нужную вещь, но провести полную ревизию не разрешал.
– Завтра идем в деревню, – после недолгих размышлений объявила я.
– Зачем нам в деревню? – Лесек вскинул голову, прекратив помешивать овощное рагу. Громко постучал деревянной ложкой по краю котелка.
– Пора выбираться за пределы дома и налаживать контакты. Не может быть, чтобы вокруг не осталось ни одной души.
– А если эти души – враги? – мальчишка зло сверкнул глазами.
– Лесек, ты кого боишься? Магов или псов?
– Я всех боюсь, – заявила Ильга, опережая брата. – Я останусь дома. Буду ему песни петь.
Я только вздохнула.
Утром вернулась к старому разговору.
– Лесек, собирайся. Если в деревне никого нет, то просто осмотрим дома. А если кого-то встретим, то попробуем предложить обмен. Мы им картошку, а они нам одежду. Возьмем любую годную тряпку. Сами переделаем или сошьем.
Я покосилась на то, что уже сшила. Плохая я портниха. Дети выглядели, как неандертальцы. Я немного укоротила свою шубу, но зато получилась прекрасная жилетка для малышки. Она теперь не жаловалась, что замерзает.
– В живые дома заходить не будем, – отозвался Лесек, напяливая башмаки. – Себе дороже. Еще закроют. Я видел, как один дом впустил людей и не выпустил.
– И что с ними произошло дальше? – я пихнула его локтем, понукая к продолжению страшного рассказа.
– Что-что… Все умерли. Без воды и еды долго не протянешь.
Я покосилась на лестницу. Как бы и нашему «хозяину» не взбрело в голову однажды закрыть нас. Надо бы заполнить всю посуду водой.
Я уже знала, что только очень богатые маги пользовались привилегией быть владельцами живых домов. Они строили их под себя, заранее определяя, какими свойствами должно обладать жилище. Народу попроще подобное было недоступно. Нам не стоило бояться заходить в дома земледельцев и скотоводов.
Иногда мы с детьми, конечно, пытались угадать, что умеет наш дом. Но не получали от него никакого отклика или подсказки. У меня совсем не было опыта общения с подобной магией, а брат и сестра, как я поняла, росли в небогатой семье. Ну что же, поживем – увидим. Во всяком случае, намеренные разрушения дом прекратил. Ничего больше не сыпалось и не грохотало. Я очень надеялась, что с нашим появлением страдания дома от одиночества закончились.
Когда мы с Лесеком вышли на крыльцо, готовые отправиться в путь, я не скрыла улыбку. Мы мало чем отличались от лисы Алисы и кота Базилио. Шубку я отдала мальчишке, на нем же были мои брюки, в которых его ноги болтались, как карандаши в стакане. Я же с вечера почистила свою шерстяную юбку, под которую надела длинную нижнюю сорочку, сверху натянула свитер и обвязалась крест на крест толстой шалью. Разбитые замшевые сапоги влезли на вязанные носки.
– Тележку сейчас возьмем? – поинтересовался Лесек, поднимая ворот шубы. Утренний ветер обжигал легким морозцем, а на мальчишке не было шапки. Он не захотел надеть свою, считая, что она будет портить красивую одежду.
– Нет, пойдем налегке. Если договоримся об обмене, прикатим телегу с картошкой и в нее же загрузим вещи. Сейчас у нас разведка. Если встретится что-нибудь интересное или бесхозное, найдем, в чем унести.
Я показала ему моток веревки, который сунула в корзинку. Там уже лежали завернутые в тряпицу две вареные картофелины и половина голубя. Лесек научился ставить силки в саду, где поселились голуби из разбитой башни, и куда часто залетали птицы из леса, чтобы полакомиться падалицей. Грудку мы оставили Ильге.
На поясе Лесека болталась фляжка с кипяченой водой. На всякий случай мы взяли с собой еще нож и небольшую садовую лопатку. Мало ли что придется откапывать? Да и для самообороны не помешает.
Прикрывая дверь, я еще раз напомнила сидящей у камина Ильге, чтобы она никуда не выходила, а если кто вдруг нагрянет, спряталась. Не стоило все богатство, что мы так бережно собирали и хранили, человеческой жизни. Девочка привычно ответила, что будет петь дому песни.
Идя по тропинке между все еще цветущими кустами, а на дворе в самом разгаре была осень, я в который раз поразилась красоте усадьбы. Когда ты занята выкапыванием картошки, стиркой или иными делами по хозяйству, трудно оценить руку садового мастера. Просто нет времени остановиться и насладиться красотой.
Всюду чувствовалось, что у хозяев водились деньги. Даже сейчас, будучи заброшенной, парковая зона являла собой образец ухоженности и продуманности.
Одежда на мужчине выглядела богато. Его тулуп из добротной угольно-черной замши обильно украшала золотая вышивка. Распахиваясь на ветру, показывался алый подбой, контрастирующий со строгим камзолом и штанами того же черного цвета. Талию перехватывали замысловатые ремни с золотыми пряжками. Мускулистые ноги покоились в высоких, до колен, сапогах. На плечах «ястреба» лежал объемный меховой воротник, что делало его похожим на нахохлившуюся птицу, презрительно смотрящую на мир.
– Это моя служанка, – ответил, вскинув голову, Лесек. – Она с Севера. В ней нет магии.
Я скосила на мальчишку глаза и поняла, что вижу перед собой барчука, которого я, простая девица из народа, сопровождаю. Мои шерстяные брюки, хоть и были ему велики, смотрелись дорого, а соболиная шуба, лежащая на тощих, но широко расправленных плечах, так и вовсе казалась королевской. Черные вьющиеся волосы вольно раздувал ветер, а высоко задранный подбородок не оставлял сомнений, что с всадником разговаривает равный.
– Из какого рода будешь? – быстрым взглядом блондин оценил бесстрашие собеседника и достоинство белой шубы.
– Трезор.
– Славный род. Куда направляетесь? – всадник сунул плетку в голенище, и я невольно отметила количество колец на его руке, надетых поверх перчатки.
– В город.
– Легкого пути, – старший отряда кивнул и, стукнув каблуками коня, послал его в галоп. Остальные воины, молча присутствующие при допросе, но не менее колоритные в одежде, полетели следом за вожаком. Все, как один, являлись обладателями шикарных белобрысых грив.
– Кто это был?
– Кто-то из высших лордов.
– Чем мы их заинтересовали? – я оглянулась, убедившись, что всадники ни разу не остановились, чтобы допросить таких же, как мы, путников.
– Ищут магов.
– Разве по мне не видно, что я просто служанка?
В моем голосе прозвучала обида, хотя я пыталась скрыть ее. Я не считала себя служанкой, а Лесека своим хозяином. В конце концов, на нем были мои вещи. Но хорошо, что все обошлось. Мало ли какие мысли возникают у мужчин при виде беззащитной женщины.
– От тебя пахнет не как от служанки.
– Да боже ж мой, что можно почувствовать, сидя на коне? – я скривила лицо, не находя причину весомой. Мелет что ни попадя.
– У псов отличный нюх.
– Так это были псы?! – я развернулась всем телом, чтобы проводить отряд глазами. – И они знают, кто такие Трезоры?
Достаточно было мгновения, чтобы понять истину и ошарашенно воскликнуть:
– Так ты тоже из псов?!
– Тише! Зачем орать? – шикнул на меня мальчишка и огляделся по сторонам. Я зажала рот ладонями.
Лесек дернул меня за рукав, чтобы я не стояла каменной глыбой посреди дороги.
– Да, я пес. И что с того? Не ты ли убеждала нас, что мы семья? В семье нет разделения на своих и чужих.
– Ты назвал меня служанкой.
– Хочешь, чтобы тебя увезли? Псы чужих слуг не трогают, а вот ничейных женщин очень даже.
Я прикусила губу и поплелась за Лесеком, переваривая услышанное. Ничего из того, что он сказал, мне не понравилось. Тон тоже. Не буду ему говорить, что у моей бабушки была дворовая собака по кличке Трезор.
На развилке мы свернули в сторону деревни. Ее крыши виднелись за полем у границ леса. Издалека трудно было разобрать, жилая она или нет. В городе хоть и хотелось побывать, но там нас никто не ждал, да и предложить горожанам нам было нечего.
– Расскажи о себе, – я перевесила корзинку на другую руку.
– Ничего особенного. Все, как у всех, кого затронула война.
– Почему вы оказались бездомными?
– Наместник обещал, что после захвата власти псы займут любую усадьбу, которая понравится.
– Но он не сказал, что лучшие дома магов с секретом?
– Никто не знал. Но усадьба, в которой мы живем, наша, хочет того дом или нет. Псы навсегда захватили власть.
– У старшего в отряде я заметила уважение в глазах, когда ты назвал имя рода. Не может того быть, чтобы твой отец шлялся по дорогам, как бездомный пес, не зная, куда приткнуться. Да еще с двумя детьми.
Лесек зло зашипел.
– Ой, прости, – я покраснела от стыда, – «бездомный пес» – это устоявшееся выражение в моем краю, и оно никак не связано с вашим видом.
– Мы не шлялись. Мы ехали в столицу, где отец купил большой дом, но попали в засаду. Папа приказал спрятаться в овраге. Мы сидели до утра, но он так и не вернулся.
– А мама?
– Мама умерла, когда родилась Ильга. Сестра ее ни разу не видела. Все? Больше вопросов не будет?
– Нет. Прости, если обидела.
– Расскажи теперь о себе. Ты ведь тоже нам врала?
Я вздохнула.
– Ты не поверишь. Я сама не верю, что произошедшее не сон.
– Говори.
– Я из другого мира. У нас нет магов и оборотней. Я вышла под дождь, а когда в меня ударила молния, оказалась здесь. Веришь?
– А вы хотели иначе? Думали отнять у нас корову? Не выйдет! – девчонка сделала выпад в мою строну. Сковорода свистнула в сантиметре от моего носа. Я, как Нео из «Матрицы», выгнулась назад, чтобы не получить заряд чугуна в лоб.
– Мы пришли предложить обмен, – я с беспокойством глянула на Лесека.
Мальчишка то закрывал ладонями уши, то открывал. Видимо, в голове звенело. Здорово рыжая его приложила. Как бы не было сотрясения мозга.
– Угу, обмен, – с презрением произнесла рыжеволосая. – Две вареные картошки на корову? А дверь тогда зачем выломали?
Корова, услышав, что говорят о ней, медленно подошла, таща за собой веревку, намотанную на рога. Ткнула мордой девчонке в спину. Та едва не упала.
– Мы на разведку пришли, – я протянула руку Лесеку, помогая ему подняться. Нехорошо он упал, прямо в навозную лепешку. Придется шубу чистить. – Нам нужна одежда в обмен на картошку. Если договоримся, завтра придем с тележкой.
– Завтра нас здесь уже не будет. И не надейтесь.
Рыжая презрительно сощурила глаза, оглядывая богатый наряд Лесека. Сама она была одета плохонько. Впрочем, как и близнецы. И предложить взамен картошки ей было нечего. Корова – единственная кормилица. Забрать ее – все равно, что обречь детей на голод.
– Так и будете бродить от деревни к деревне? – устало спросила я. – Ваша корова долго не протянет. Вижу же, что у нее уже одна кожа да кости.
Девочка поджала губы. Близнецы увлеченно собирали друг с друга крошки и складывали в рот.
– Пойдем с нами? – вдруг предложила я. – У нас есть крыша над головой, какие-никакие припасы.
Лесек дернул меня за рукав и сделал страшные глаза. Я покачала головой.
– И корову пристроим. У нас полный хлев сена.
Тут мой компаньон не выдержал.
– Настя, мы зачем из дома выбрались? Чтобы одежду найти или чтобы подбирать всяких голодранцев?
У рыжей лицо моментально сделалось малиновым.
– Кто тут голодранец?!
– Я не могу их оставить. Ей одной, – я кивнула на девочку, – малышей не вытянуть. Она сама еще ребенок.
– Мне четырнадцать, – прошипела новая знакомая. – А они уже не малыши. Им по пять.
– Все, собирайтесь. Вы идете с нами, – я не намеревалась спорить ни с ней, ни с Лесеком. Я взрослая, и мне принимать решение. – Мы подождем вас на улице.
Я подтолкнула Лесека к двери. Тот был страшно недоволен. Сопел так, что будь он магом, из ноздрей наверняка повалил бы дым.
– Ты не понимаешь, – произнес он, как только мы остались одни, – дом нас самих едва терпит, а ты еще троих тащишь.
– Сразу видно, что ты пес, а не человек. Никакого сострадания. Если надо, я буду с ними в хлеву жить. Нельзя слабых оставлять в беде.
– Это она-то слабая? – Лесек опять потрогал волосы. Я запустила руку в его вихры и убедилась, что рыжая далеко не слабая. Я нащупала шишку, величиной с куриное яйцо.
– Мальчишек видел? Отнимут у них корову, и они недели не протянут. Я спать не смогу, если буду знать, что по моей вине погибли сразу трое.
– Зря мы пошли сюда, – Лесек сплюнул. – Лучше бы в город двинулись.
– А у вас точно еды на нас хватит? – девочка стояла на пороге с огромным узлом в руках. Появившиеся следом малыши тоже держали по котомке.
– Точно, – кивнула я. – И дом у нас крепкий.
– По дороге не пойдем, – Лесек взял у рыжей узел. – Нас сразу остановят и начнут допрашивать. Я за этих ответ держать не хочу. Двинемся полями. Тут напрямки до нашей усадьбы близко.
Рыжая вывела корову и нагрузила на нее еще пару узлов. Один был очень уж объемным, но потому, как запросто его подняла девочка, легким.
– Что там? – спросила я.
– Одеяла. У вас есть кровати?
– Нет, кроватей нет. Мы спим на сене.
Пока мы шли до околицы, Лесек сбегал за тыквой и снял с чучела платье. Вот и вся наша добыча. Если и дальше наши вылазки будут венчаться таким же успехом – ноль пропитания, но плюс едоки, то мы до весны не дотянем. Надо будет что-нибудь придумать.
– Хорошо корова дает молоко?
– Если только кормить лучше, – туманно ответила рыжая. – Корову зовут Ласка. А меня Зонда. Зонда Ханелл. Близнецы Кук и Дик.
– Твои братья?
– Нет. Я их в лесу нашла. Мы с коровой там прятались, пока не стало слишком холодно.
– А где твой дом?
– Сожгли.
– А родители?
– Нет их больше, – девочка отвернулась, чтобы я не видела на ее глазах слезы.
Путь по бездорожью был труден. Корова шла медленно, уставшие дети хныкали. В итоге одного взяла на руки я, другого Зонда. Лесек вздохнул, когда понял, что корова поручается ему. Нашел прут и стал подгонять, чтобы быстрее шевелила копытами и не останавливалась у каждого куста.
Вернулись к ночи. Уставшие, измученные. Зашли на территорию усадьбы через калитку в огороде. Она оказалась ближе, чем ворота.
Поднимаясь по лестнице, я слышала голоса детей, бегающих по третьему этажу. Просторные коридоры и пустые залы оказались отличным местом для подвижных игр. Паркет делал шаги бесшумными, и мне хотелось подглядеть, чем занимается малышня. Судя по радостным крикам, они поладили.
Дети забрались выше, так как на втором этаже были растянуты веревки для белья. Еще вчера я постирала кое-какие кухонные тряпки и одну из нижних рубашек, которую Ильга извозила в саже. Я завернула за угол, чтобы снять ее, ведь укладывать малышку было не в чем, и оцепенела от увиденного.
Одна за другой вспыхивали высохшие тряпки и опадали на пол черными хлопьями, хотя сама веревка оставалась цела. Видя, что еще чуть и очередь дойдет до рубашки, я с криком сорвалась с места и быстро сдернула ее. Прижав к груди, крутанулась на пятках, не понимая, что происходит. Кто-то пробрался в дом и балуется магией? Но коридоры в оба конца были пусты.
– Дом, это ты? – мой голос звенел от растерянности и страха. – Если ты решился таким образом нас выгнать, получается, в тебе не осталось ничего светлого? Неужели не видишь, как нам тяжело? Да, я привела еще троих жильцов, но это же дети. Беззащитные дети.
За окном что-то шумно рухнуло. Дом намеренно развалил какую-то свою часть. Он выражал недовольство доступным ему способом.
– Я понимаю, как тебе больно, что тебя бросили, – я сглотнула комок в горле, но он не уходил. – Но я другая. Я никого не бросаю. Я и тебя не брошу. И вовсе не потому, что нам идти некуда. А потому, что не хочу, чтобы ты остался совсем один. Мне страшно представить, что однажды я увижу вместо красивого дома груду камней. Позволь нам позаботиться о тебе.
Уже с другой стороны здания что-то с грохотом осыпалось. Раздался девичий визг. Зонда!
Я кинулась к лестнице, по которой бежали испуганные дети. Мы вылетели на крыльцо и сначала не поняли, отчего на улице так светло. Горели загон для овец и курятник. Между ними метался Лесек и пытался потушить, черпая воду из водоема единственным деревянным ведром. Он выплескивал ее на горящие доски. Я видела, что ему не справиться. Слишком сильный огонь и слишком маленькое ведро. Ветер сыпал искрами и грозил перекинуть пламя на конюшню. Следующей его жертвой стал бы хлев с сеном.
– Выводите корову! – крикнула я, понимая, что мы рискуем остаться ни с чем. Дом добьется своего.
Но стоящая перед курятником Зонда не слышала меня. Впав в оцепенение, она смотрела, как разгорается пламя. Оно буквально пожирало сухие постройки.
Близнецы с Ильгой побежали в хлев, а я кинулась к старшим. Я тормошила Зонду, но она не реагировала. Ее лицо было мокрым от слез, а из прокушенной губы текла кровь. Бросив ее, я побежала к измученному Лесеку.
– Милый, не надо, – я схватила его за руку, чтобы он отпустил ведро. – Мы ничего не сможем сделать. Это дом. Он не хочет, чтобы мы оставались.
– А я говорил! – мальчишку трясло от ярости. – Я говорил, что так и будет! Но ты все делаешь по-своему!
Он не замечал, что кричал. Пламя гудело. Я силой оттащила его от навеса, у которого уже занялась крыша. Крепко обняла мальчишку, не давая ему вырваться. Чтобы слышал, я наклонилась к его уху и прокричала:
– Я никого и никогда не оставлю в беде! Слышишь? Радость и горе пополам. Мы семья. Все мы. Я, ты, Ильга, Зонда и близнецы. Я хотела, чтобы и дом стал с нами одним целым. Но насильно любить не заставишь.
Повернув голову, я увидела, как дети толкают корову к воротам. Та, не видя опасности, не торопилась. С удовольствием обкусывала цветы на клумбах.
Протянув руку, я схватила за рукав Зонду и подтащила к себе. У меня на всех хватит объятий.
– Мы семья. Мы справимся. Поняли?
Я тряхнула как следует одного, потом второго. От бессилия что-либо сделать Лесек заплакал. Зонда удивленно покосилась на него.
– Пустите, – вдруг произнесла она. И так холодно посмотрела, что мои пальцы невольно разжались.
Она шагнула ближе к пожарищу, а я приготовилась схватить ее, если расстояние между Зондой и горящим навесом сделается слишком опасным. Так странно было смотреть на тоненькую девочку, чья фигурка темным пятном выделалась на фоне пламени.
Зонда медленно подняла руки вверх. Ее кисти висели безвольно, точно у девочки не осталось никаких сил. Но вдруг она резко взмахнула ими, будто стряхивала с ладоней воду. В спину вдруг ударила тугая воздушная волна и едва не сбила нас с Лесеком с ног. Но странное дело, огонь, собирающийся перепрыгнуть с навеса на конюшню, моментально потух. Словно кто-то большой просто дунул на горящую спичку. Дым лениво курился там, где только что бушевало пламя.
– Она из магов, – выдохнул Лесек. А я поняла, что видела проявление мощной силы, прячущейся в хрупком девичьем теле.
– Она сейчас упадет, – поздно поняла я, видя, как подламываются ноги у Зонды.
Лесек успел первым, не позволив девочке рухнуть на землю. Я помогла. Мы вдвоем потащили ее в дом.
– Дети! – крикнула я троице, толкающей корову вглубь парка. – Ведите Ласку назад! Пожар потушен!
Пока отпоили Зонду горячим компотом из яблок, пока убедились, что корова надежно закрыта в хлеву, пока поделили одеяла и улеглись, наступила глубокая ночь. Сон не шел. Слишком много событий для одного дня.
В семье, что жила в этом доме, не было детей. Это стало понятно по тем вещам, что висели на вешалках или были разложены на полках. Не знаю, как правильно называлось помещение, но здесь хранились зимние вещи. В основном женские. Нарядные. И очень много зимней обуви, из которой полезными оказались единицы. На каблучках и в шелке-бархате по лесу собирать хворост не пойдешь.
– Что ж, – сказала я, немного расстроенная увиденным, – будем перешивать и перекраивать.
– Зато смотрите, что я нашла! – Зонда стояла в конце помещения перед распахнутым шкафом.
Мы подбежали к ней, гонимые любопытством. Толкаясь и мешая друг другу, мы ахали и жадно разглядывали многочисленные полки, забитые простынями, покрывалами и одеялами. Все то, чего нам так остро не хватало!
По рассказу Лесека, хозяйка покинула дом летом, поэтому было неудивительно, что пуховые одеяла убрали из господских спален до наступления следующих холодов.
– Живем! – с восхищением произнесла я. – Спасибо, дом!
Лесек позвал меня. Он единственный не кинулся обследовать кладовку, вел себя сдержанно и сосредоточенно. Мой маленький ответственный мужчина.
– Вы тут разбирайтесь, а я пошел в курятник. Летом построим новый. Заведем кур и гусей, – накидывая на плечи мою шаль и завязывая ее крест на крест, Лесек смущенно посмотрел на Зонду. – Кладовку сильно не разоряйте. Может, что-то пригодится для обмена. Вся зима впереди. Ртов много, а запасов у нас мало.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой хозяин, – произнесла я, целуя мальчишку в макушку. Он дернулся так, словно я приложилась к нему не губами, а раскаленной кочергой.
Какая же я глупая! В доме появилась Зонда, и Лесеку хотелось выглядеть мужчиной и защитником. Если не брать в расчет близнецов, то так оно и есть.
Он стеснялся своего вида, этого женского платка, повязанного на деревенский манер, но не идти же на пожарище в шубе? Лесек хмуро зыркнул на меня, видя, что я улыбаюсь.
– Завтрак не забудьте приготовить. Пюре обещали. А то молоко скиснет, – сказал он нам на прощание.
А ведь точно! Со всей этой суетой я совсем забыли о планах на утро. Нырнула под лестницу, чтобы набрать в чашку картошки. Зонда занялась умыванием детей. Хорошо, что у меня появилась такая помощница.
– Вот бы еще найти, где в доме купальня, было бы вообще замечательно, – вслух произнесла я, лелея надежду, что меня услышат.
Дом промолчал. Хорошего помаленьку. Для того, чтобы перебрать богатства в кладовке, времени уйдет немало.
Я подвесила котелок с чищенной картошкой на крюк, а сама пошла умываться. Наше место умывания – фарфоровая чаша на подоконнике, оказалось чистым. Зонда после себя все аккуратно убрала. Я подняла чайник, ожидая, что он пустой, но для меня оставили воды.
– Почему вода теплая, ведь мы не кипятили чайник? – спросила я, разворачиваясь к девочке, которая вытирала близнецам лица.
– Я умею, – ответила Зонда. – Я теперь много чего умею. Достаточно набрать снега и прижать руки к чайнику, чтобы в нем закипела вода. Но я недолго держала, голова закружилась.
– Ого! – сказала я, ничего не понимая.
– Вчера от испуга во мне проснулся магический дар, – пояснила она шепотом, отпуская малышей к Ильге, которая после умывания грелась у камина. – Мне стыдно говорить об этом, но…
– Да говори же! – я в нетерпении притопнула ногой, рисуя себе все самое страшное.
– Ночью пришла первая кровь, – девочка развернулась ко мне спиной и приподняла верхнюю темную юбку. Нижняя была в крови.
Я закусила губу. Совсем вылетело из головы, что подобное у женщин случается регулярно. Но как проблема с гигиеной решается в этом мире?
– И что нужно делать? – спросила я, тоже переходя на шепот. Дети возились у камина. Их не интересовали наши взрослые разговоры.
– Разве у вас, Настя, никогда не приходит лунная кровь?
– Конечно, приходит, – я нахмурилась, вспоминая, когда луна осчастливила меня в последний раз.
– Мне нужны тряпки.
– Ах, да-да, – растеряно произнесла я, прикусывая ноготь большого пальца. Наш избалованный мир давно решил трудности женщин, предлагая широкий ассортимент прокладок и тампонов. Но как справлялись наши бабушки?
– Может, разорвем одну из простыней? – Зонда показала пальцем на кладовую. Я с сомнением покачала головой. Насколько те чистые, чтобы пользоваться ими? Но умная девочка и здесь подсказала. – Я видела, как наши служанки кипятили тряпки, чтобы отстирать их от пятен.
– Хороший вариант, – согласилась я. – Как только сварится картошка, поставим кипятить тряпки. А пока оторвем кусок от подола ночной рубашки Ильги.
Я прошла к подоконнику у лестницы. За неимением шкафов и полок, мы распределили подоконники по нуждам. На одном хранилась посуда, на другом вещи, а третий превратили в умывальню. Вчера я так и не переодела Ильгу. После пожара малышка завалилась спать в чем ходила, а мне из-за переживаний было не до смены гардероба.
– Спасибо, – поблагодарила меня Зонда после того, как я оторвала приличный кусок и разделила его на две тряпки. Моя помощница, взяв их, скрылась в кладовой. У нас появилось укромное место, куда не заглянет любопытный.
Я поняла, что настала пора выбираться из состояния растерянности и ощущения полного бессилия. Нас в семье теперь шестеро. У нас есть дом, еда и надежда на спокойную жизнь. Пока землями правят псы, можно не переживать, что в дом вернется хозяйка. А изменится ситуация – что ж, спасибо, что дали пережить трудную годину.
Лично я не видела никакой разницы в том, кто стоит с топором над моей головой. Я не знала никого из тех, кто затеял войну. Для меня было важно одно: чтобы среди моих псов и магов сохранялся мир.
Я взглянула на Лесека и Зонду. Оба дулись и старались друг друга не замечать.
«Никуда не денутся, помирятся».
Кладовая принесла большую добычу. Две невероятно красивые шубы были приготовлены для похода в город. К ним в придачу шли сапоги, отороченные тем же мехом. Хозяйка была знатной модницей. Мужские вещи тоже нашлись, но мало. Их мы решили не продавать. Лесек растет, рано или поздно обувь и верхняя одежда станут ему впору.
– Не слишком ли много на тулупе украшений? – осторожно спросила я Зонду, откладывая его в сторону. Хотела попросить Лесека, как он вернется из хлева, померить.
Я просила совета у Зонды, так как она была из семьи магов, как и хозяин тулупа. Вполне возможно, что все эти бляхи, кисточки и узоры несут какое-то сакральное значение.
– Пес же у нас лорд, – с презрением в голосе ответила рыжая. – Ему можно.
– Сейчас же прекрати, – строго указала я ей. – Он старается для всех нас. Мы с тобой сидим в тепле, а он возится на холоде. Перестань его задевать и обзывать.
– А ему можно? – в ее глазах тут же появились слезы.
– Никому нельзя.
Я обняла Зонду. Все они дети войны.
– Как бы я хотела сейчас вернуться к себе домой. Мы так хорошо жили. У меня были родители, – прошептала девочка. – Настя, скажи, как все повернуть вспять?
– Невозможно, милая. Надо продолжать жить и не давать себя сломить.
Рассортированные вещи остались на полках ждать своего часа. Я надеялась в городе купить хорошие нитки и иголки, ножницы для кройки и шитья, наперсток. У меня не было великого умения, но скроить из большого малое и собрать в единое целое мне точно удастся. Зонда сразу отказалась – никогда не держала в руках иголку.
Но больше всего мы радовались постельному белью.
– Тут так много всего, давай уберем солому и сделаем себе нормальные кровати? – предложила я. – Перины вполне сгодятся, чтобы на них спать, а твоими одеялами будем укрываться.
– Сначала нам всем нужно помыться, – заметила Зонда.
Я почесала голову, которую еще ни разу не мыла. Девочка была права. Если уж начинать новую жизнь, то с чистоты тел. Часть простыней мы отложили, чтобы соорудить купальню. Хотели отгородить угол, где можно было бы раздеться.
– Найти бы еще где корыто, – вздохнула я, складывая отдельно те простыни, которые можно использовать в качестве полотенец. – Фарфоровая чаша большая, но на нее не встанешь ногами, чтобы полностью ополоснуться. А я не хотела бы портить полы. Они вздуются, если мы будем активно плескаться. Дом нам такого свинства не простит.
Мы еще возились, когда в кладовку прибежали возбужденные дети.
– Еще одна комната на втором этаже открылась! – с горящими глазами нам сообщила Ильга.
Малышка взяла за правило каждый день проверять все двери. Дернув очередную ручку, не сразу поняла, что дверь не заперта на замок. Лишь на обратном пути увидела, что та распахнулась.
– И что там? – мы спохватились и кинулись все наверх.
Дом открыл ванную комнату. Она не была такой, какой я привыкла в своем мире – по центру стоял огромный ушат, дно которого устилали плоские камни. На полках лежали банные принадлежности, жидкое мыло и кувшины с пенящейся жидкостью.
– Что это? – я потрогала гладкие камни. Решила, что они для устойчивости ушата.
– Они греют воду. Маги редко пользуются своей силой для таких мелочей, как нагреть воду или разжечь огонь. Чаще покупают магические артефакты, которые помогают в хозяйстве. Или вовсе обходятся без магии, берегут ее. У каждого мага свой запас, который не бесконечен. Это скупость нас и сгубила. Так сказал папа. Мы стали слишком ленивыми, чтобы что-то создавать своими руками.
Зонда с тоской посмотрела в окно. Узкое, оно пропускало мало света, но берегло тепло.
– А как набирать воду? – спросила я, чтобы отвлечь девочку от грустных воспоминаний. Я не видела никакого устройства, похожего на кран.
– Она льется сверху, – Зонда задрала голову. Я тоже. И увидела в невысоком потолке отверстие. – Где-то на крыше есть водосборник. Летом вода нагревается солнцем, а зимой с ней справляются камни.
– Не замерзает?
– Нет. Я не знаю как, но все продуманно.
– Наверное, дом следит. А как заставить воду течь?
– Хлопни в ладоши. Закончишь купаться, хлопнешь снова, и вода сольется.
– Я так счастлива, – я не удержала слезы. – Спасибо тебе, милый дом.
Он лишь легко скрипнул дверью. Словно старик, который смущен и ворчит: «Ну хватит-хватит. Чего ты распустила нюни. Это ведь такие пустяки».
Я вздохнула и посмотрела на луну. Она сегодня была огромной. Казалось, ее диск занимает полнеба. Я и раньше обращала внимание на ночное светило, но только сегодня заметила, как сильно отличается рисунок его поверхности от того, к чему я привыкла с детства. Этому спутнику досталось больше. Он словно был изрыт кротовьими норами, а край диска так и вовсе выщерблен, будто его откусил великан космических размеров.
– Настя…
У двери опять стоял Лесек. Он кутался в одеяло.
– Да, родной?
– Зонда всегда будет такой злой или только в лунные дни?
Я вытаращила на мальчишку глаза.
– О чем ты? Какие лунные дни?
– Я пес. А у псов отличный нюх. Особенно на кровь.
– Я уверена, милый, что Зонда не злая. Она боится, поэтому обороняется, как может. Ей нечем защитить себя, кроме как выставить колючки.
– Ладно. Подождем, когда у нее кончатся лунные дни, – он остался при своем мнении. –Посмотрим, изменится что-нибудь или нет. Иногда мне хочется ее стукнуть.
– Последнее дело мужчине кулаками доказывать свою правоту. Особенно с сестрой.
– Она мне не сестра, – его глаза зло блеснули. – Я пес, а она маг.
– Мы семья. Знаешь такое выражение «братья по несчастью»?
Лесек не ответил. Тяжко вздохнув, вернулся в постель.
Я не педагог. И у меня нет родительского опыта. Я теряюсь в таких ситуациях и не уверена, что правильно подбираю слова.
– Господи, помоги мне быть мудрой, – обратилась я к луне. Где-то в лесу тревожно закричала ночная птица.
Утром после завтрака Лесек с улыбкой разглядывал свое отражение в зеркале. Он нравился самому себе. Сапоги до колен и тулуп длиной до щиколоток были ничуть не хуже, чем у псов из того отряда, что остановил нас на дороге. Хозяйские замшевые штаны нужно было лишь чуток собрать в поясе и подвернуть, чтобы сели хорошо.
Я видела, как за мальчишкой исподтишка наблюдает Зондра. Не знаю, какие мысли бродили у нее в голове, но ее щеки раскраснелись.
У Лесека день задался с самого утра. В силки на огороде попались три кролика. Наш добытчик сунул их в клетку, куда предварительно накидал соломы. Мы уже мечтали о кроличьей ферме, что даст не только вкусное мясо, но и мех. Научиться бы еще обрабатывать шкуры.
Я тоже себе выбрала одежду из гардероба хозяйки. Правда, взяла вещи попроще, чтобы не выделяться из толпы. Остальное пойдет на перешивку или продажу. Сегодня мы везли с собой две великолепные шубы. Я переживала, как мы доберемся до города – ночью опять выпал снег. А еще я боялась без опыта продешевить. Хотелось привезти из города как можно больше продуктов.
– Лесек, ты сделал детские мерки? – спросила я, надевая хозяйские сапожки. Они были чуть великоваты, но я поддела под них шерстяной носок. Замерзнуть не должна. Идти нам придется долго.
Зонда еще вечером измерила каждому малышу стопу, чтобы мы присмотрели для них обувь. Мой помощник показал все три веточки – их обломали по размеру ноги. Я сложила мерки в корзину, где уже лежали бутылка с водой и провизия на день.
Шубы связали в скатерть. Узел взвалил на плечи Лесек, и мы двинулись в путь.
Народу на дороге прибавилось. Мы вышли рано, поэтому после развилки топали уже в толпе людей, стремящихся попасть в город. Каждый что-то да нес. Видимо, как и мы, надеялись выручить деньги. Мимо нас проезжали телеги, и Лесек смотрел на них с завистью. Мешок хоть и не был тяжелым, руки оттянул. Я предлагала поменяться, но мальчишка гордо отказывался.
– Лучше бы Зонда пришла к нам с лошадью, – буркнул он, провожая взглядом еще одну повозку. – На заднем дворе есть сарай, в нем стоит прогулочная бричка на двоих. Нам бы сейчас и такая сошла.
Я плохо представляла, что такое прогулочная бричка, но с утверждением, что ехать лучше, чем идти, была согласна. На обратном пути нам предстояло нести тяжелые корзины с продуктами, поэтому я сильно надеялась, что нам повезет с попутчиками. Если заведутся деньги, то можно договориться. Это я так мечтала.
Город начался с крепостной стены. В настежь открытые ворота ломились и пешие, и конные. Я боялась, что нас встретит стража, похожая на ту, что остановила в прошлый раз, но оказалось, что за порядком на входе никто не следит. Пришлось потолкаться, чтобы оказаться внутри. Влившись в общий поток, мы добрались до базарной площади.
Побродив между рядами, поняли, что такие бедолаги, как мы, могут претендовать лишь на место между лавочками или открытыми прилавками, где более опытные уже разложили свой товар. Спросив разрешения, мы встали у стола с меховыми шапками. Пойдут покупатели за головными уборами, может, заинтересуются и нашим товаром.
Только сейчас я смогла рассмотреть ту часть города, куда попала. Идя в толпе, я боялась отстать от Лесека или потерять его из вида, поэтому не особо глазела по сторонам. Да и не на что было посмотреть. Судя по всему, мы находились далеко от центра. Одноэтажные дома довольно обшарпанного вида, смешанная со снегом грязь под ногами, хлипкие доски, с которых мы рисковали сорваться и ухнуть в неприятно пахнущую жижу по колено. Хмурые лица, серые одежды. Хорошо, что мы с Лесеком выбрали темные вещи. В такое тревожное время лучше не выделяться из толпы.
– Нам нечего есть! – в отчаянии выкрикнул Лесек. – А вы поступаете, как мародеры! Вы позорите себя! Вы шакалы, а не псы!
– Убью, щенок! – глаза воина налились кровью. Я не успела закрыть мальчишку собой. Лесека обожгли хлыстом.
– Как вы смеете! Я лорд Трезор!
Но всадники лишь посмеялись. Я держала Лесека, не давая ему кинуться вслед. Он выкрикивал проклятья в спину троицы до тех пор, пока та не скрылась из виду. В конце концов мальчишка просто разрыдался.
Подхватив свою корзину, я быстро увела Лесека с площади, где на нас глазели и не стесняясь высмеивали. Сочувствия и помощи ждать не приходилось. Никто не хотел оказаться на нашем месте.
Дорога назад оказалась тяжелой. Лесек переживал нашу неудачу. Я видела это по его посеревшему лицу, по плотно сжатым губам. По злым слезам, которые он смахивал с лица.
Я не пыталась утешить его, убеждая, что шубы не стоят наших страданий. Прекрасно понимала, что не их потеря выбила мальчишку из колеи. Он увидел, какими равнодушными к чужой беде могут быть псы. И больше всего его мучило, что издевательство над ним, последним лордом Трезором, устроили прилюдно. Он не давал мне осмотреть рану, оставленную кнутом. Кровавый след пересекал его щеку и задевал бровь. Наверняка останется шрам.
Нам достаточно было появиться на пороге, чтобы Зонда поняла, что произошло несчастье. Дети, истомившись ожиданием, бросились к корзине. Найдя в ней лишь окровавленную тряпку, которую Лесек прижимал к щеке, чтобы унять кровь, сообразили, что гостинцев нет.
– Зонда, принеси чистые тряпки. Лесека нужно перевязать.
Я стащила с него тулуп и сапоги, быстро разделась сама. Мальчишка совсем обессилел от чувственных терзаний, поэтому позволял хлопотать над собой, как над дитя. Я повела его наверх, в купальню. Знала, что горячая вода благотворно влияет если не на разум, то на тело. Я раздела Лесека и заставила переступить через борт ушата. Он, кутая бедра в кусок простыни, сел в едва теплую воду. Камни не успевали нагреть ее. Мальчик запрокинул голову на обод ушата и закрыл глаза.
Прибежала Зонда. Сунула мне тряпки, которые мы кипятили для нее. Пока я рвала их на полосы, Зонда склонилась над «братом». Меня сильно беспокоила бровь Лесека, она продолжала кровоточить и раздуваться в размерах. Наверняка левая половина его лица к утру почернеет.
– Можно я попробую? – вдруг спросила Зонда. Я непонимающе уставилась на нее. Девочка потирала руки, а между ними каталось что-то сияющее, но не материальное. Чем быстрее она потирала, тем свет становился ярче. – Я видела, как мама лечила отца, когда его сбросила лошадь. Вдруг у меня получится?
Я кивнула. Зонда сначала подержала ладонь над бровью, а потом тесно прижала к лицу. Лесек зашипел от боли. Дернулся, чтобы убрать руку, но Зонда прикрикнула: «Терпи! Сейчас будет легче!».
Видимо, легче стало. Лесек вдруг обмяк и едва не ушел с головой под воду.
– Держите его! Я сбегаю за периной, – Зонда передала опеку над мальчишкой мне. – Мы просто не дотащим его вниз.
– Что с ним?
– Спит! Я смогла! – она широко улыбалась. Кровь и вправду перестала течь. Но лицо мальчика продолжало быть бледным, а рана безобразной.
Вдвоем мы выволокли его из ушата и уложили на перину. Я быстро обтерла нагое тело. У Зонды от смущения покраснели щеки.
– Когда он проснется?
– Я думаю, только утром. Папа тоже всегда засыпал. Это первый признак, что лечение помогло.
Укрыв Лесека, мы вышли и затворили за собой дверь. Спустившись вниз, я рассказала детям, что произошло с нами в городе.
– Я ненавижу псов, – выдавила из себя Зонда. – Они никого не любят. Ни чужих, ни своих. Мерзкие создания.
Я пихнула ее плечом и показала взглядом на Ильгу. Мы сидели перед камином тесным кружком, и пламя хорошо высветило глаза девочки. В них стояли слезы.
– Я тоже из псов, – у девочки трясся подбородок. – Но я люблю Лесека. Я люблю тебя и Настю. И близнецов. Брат тоже всех любит. Мы хорошие.
– Да, вы хорошие, – я перетянула девочку к себе на колени. – Вы очень хорошие. Зонда говорит о тех, кто обидел нас.
Зонда резко поднялась и взяла с камина кружку, с которой обычно ходила за молоком.
– На, пей, ты просила, – она сунула ее в руки Ильги. Потом посмотрела на меня. – Она весь день канючила, что хочет выпить всю кружку одна. Пусть пьет. Завтра утром еще принесу.
Близнецы, обычно не допускающие, чтобы им досталось меньше, чем Ильге, промолчали. Они понимали, что Зонда так извиняется за свои страшные слова.
Ильга, конечно же, не выпила все молоко, оставила близнецам. Зонда сбегала посмотреть, не проснулся ли Лесек. Ее долго не было, поэтому я, тревожась, поднялась на второй этаж. Я испугала девочку тем, что появилась бесшумно. Она сидела, примостившись на краешке перины, и накручивала тугой смоляной локон на палец.
– Уф, я уж испугалось, что ему плохо, – я схватилась за сердце.
– Нет, ему хорошо. Он спит спокойно, – Зонда быстро убрала руку.
Я склонилась над Лесеком. След от плетки уже не был таким ужасающим.
– Как ты думаешь, шрам останется? – шепотом спросила я.
Когда мы отошли от потрясения, я прежде всего побежала к мойке. Повернув ручку, убедилась, что льется вода. Я с самого начала догадывалась, что в доме есть водопровод. Не может такого быть, чтобы мы в купальне пользовались лишь накопленной дождевой водой. Это какой запас нужно иметь, чтобы удовлетворять потребности хозяев дома и слуг? Рядом с нами скалы, и наверняка там находится природный источник, который питает не только ручей и пруд, но и наш дом.
– Это просто счастье! Спасибо, дом! – воскликнула я, понимая, что нам не надо больше использоваться камином в качестве очага. Здесь есть настоящий! – Кто-нибудь подскажет, как пользоваться плитой?
Я посмотрела на Зонду.
Девочка открыла дверку под чугунной доской с конфорками и указала на проем с кучкой камней, сложенных пирамидкой.
– Магия, – пояснила она. – Камни выгорают небыстро, но обычно где-то в доме держится их запас.
Ее предположение послужило командой для близнецов. Они принялись открывать все шкафы подряд, радостно сообщая, что обнаружили. А это были запасы продуктов! Крупы, растительное масло в бочонках, соль и сахар в кусках. Тут же примостилась мельница для их помола. Отдельно хранились банки с медом и вареньем. Было понятно, что слуги усиленно готовились к зиме. Наткнулись близнецы и на камни. Они лежали в сундучке на одной из нижних полок. И главное, что меня обрадовало – мы нашли муку! Целый мешок!
– Зонда, разожги, пожалуйста, огонь. Я хочу убедиться, что печь работает.
Как только моя помощница продемонстрировала, как легко разжигает пламя без спичек или кресала, а лишь щелкнув пальцами, я объявила:
– Завтрак у нас будет! Сейчас напеку простых, но очень вкусных лепешек.
Замесила тесто на воде, раскатала его тонко и, разогрев на сковороде растительное масло, шмякнула на нее первый пласт теста. По кухне понесся хлебный аромат, что у всех вызвало слюну.
– Быстро мыть руки! – прикрикнула на детей Зонда.
Табуреток нашлось всего три, они были задвинуты под разделочный стол. За ним и решили пировать. Сначала завтракать уселись младшие. Пока они раздирали горячие лепешки и макали их в мед, Зонда побежала доить корову. Лесек занялся тем, что притащил из купальни перину и одеяла и сложил их у камина.
Как только дети наелись, к завтраку приступили мы трое. Это было наслаждением. Вскинув голову к потолку, я произнесла, поочередно облизывая пальцы.
– Дом, ты чудо! Мы тебя любим.
– Его зовут Нистальт, – Лесек зажмурился, отпивая из чашки кипяток, заваренный с мятой.
– Откуда знаешь? – живо откликнулась Зонда.
– На центральных воротах написано.
– Нет там ничего такого. Собаку, перечеркнутую красной линией, видела. А больше никаких указателей там не было.
– Тебя нужно было назвать не Зондой, а Колючкой, – Лесек покосился на рыжую подругу. – Если приглядеться, на ажурной решетке в узоры вплетены буквы. Не веришь, сама сходи и посмотри.
– А может, это фамилия хозяев? – предположила я.
– Так и есть, – кивнула Зонда. – Мы Ханеллы, а наш дом носил имя Ханельт. Когда называли имя дома, становилось понятно, кто в нем живет. Семьи магов тесно общались друг с другом. Многие дружили.
– О, значит, ты должна знать хозяйку этого дома? – я обрадовалась, что могу услышать хоть что-то о прошлом усадьбы.
– Родители наверняка знали. Нас, детей, мало занимали такие подробности. Обычно интерес появлялся годам к восемнадцати, когда приходила пора выбрать жениха или невесту.
– Так рано? – удивилась я. – Мне двадцать четыре, а женихом я еще не обзавелась.
На меня оба посмотрели, как на старую деву. С сожалением. Я тут же расстроилась – не видать мне в этом мире счастья. Все женихи уже заняты малолетками. Лучше бы подобрала на улице пять кошек, чем заботилась о неблагодарных детях, которые видят во мне старуху.
– Так что там дальше с женихами? – напомнила я, на чем остановилась Зонда.
– В семью приходила сваха и называла дома, где можно найти достойную пару. Я просто не доросла до того времени, как мне начали бы подбирать жениха. А теперь уже все равно. Старым обычаям пришел конец.
– А у нас не было договорных союзов, – Лесек не смотрел на Зонду. Задумчиво размазывал каплю варенья по тарелке. – Нами всегда правили инстинкты и четкое соблюдение иерархии. Если тебе понравился пес, а он ответил взаимностью, никто отговаривать не стал бы. Ты сама должна была понять, сможет он защитить тебя и ваших будущих детей или лучше поискать другого. Поэтому девушки всегда выбирали себе или ровню, или кого повыше. А там уж как получится. Захочет ли тебя тот, кто повыше, или нет.
– В мире магов у тебя не было бы ни единого шанса войти в мой дом, – Зонда скривила губы в ехидной улыбке.
– А в моем мире, – Лесек поднял на нее глаза, – ты прыгала бы до потолка от счастья, если бы тебя выбрал лорд Трезор.
Я вздохнула. Моих детей ничего не учит. Готовы истыкать друг друга вилками.
– Пора приниматься за работу, – я встала со стола и сложила в стопку грязные тарелки. – Вы с Лесеком займитесь разбором вещей под лестницей. Старые тарелки и чайник можно вынести куда-нибудь во двор. Если мы разведем живность, все пригодится. А я пойду в кладовку. Посмотрю, что из вещей попроще мы можем взять на продажу.
Покрутившись по базарной площади, мы поняли, что лучшего места, чем возле торговки шапками, нам не найти. Женщина, узнав меня, улыбнулась.
– Как сынок? – поинтересовалась она. – Не захворал?
Я не стала ее переубеждать, что для такого сынка я слишком молода. Может быть, я уже не так хороша, какой была. Заботы, недоедание, страхи и неподходящая одежда кого угодно состарят.
– С ним все хорошо. Сегодня я пришла с дочкой.
Торговка покосилась на Зонду.
– Дети у тебя все разные, – губы соседки сделались тонкими. – Одного от пса родила, другого от мага. Гулящая?
Я набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула. Как же быстро у нее изменилось отношение ко мне. Тут же перешла с «вы» на «ты». Нам нельзя сейчас ни с кем ссориться, поэтому я не стала оправдываться.
– Я работящая, – ответила я, взяв у Зонды из рук корзину. Мы специально выбрали такую, чтобы дно было плоское, а борта невысокими. Будет вместо лотка. Выложив первую пару ботиночек и перчаток под цвет, мы намотали на ручку разные шарфы.
– Почем? – спросила соседка.
– Если только ботинки брать, то цена им золотой. Посмотрите, какая выделка кожи. А если захотите взять в довесок перчатки с таким же мехом, то попрошу на две серебрушки больше. Отдельно они по пять, а шарфы по три.
– Возьму перчатки и короткие сапожки за золотой. И еще шелковый шарф в придачу, – опытный продавец знает, как ломать цену.
– Берите, – кивнула я, радуясь первым деньгам. Сложила их в бархатный кошелек, который нашли там же, в кладовой.
Торговка тут же выложила покупки рядом с шапками в цвет.
– А кому ботиночки? – зычно крикнула она. – Всего за пару золотых!
Глянув на меня, с усмешкой добавила:
– Учись!
Я хорошая ученица. Вытащив на свой «прилавок» следующие ботинки, но из кожи потолще и с мехом погуще, тоже не упустила случая поорать:
– А кому ботиночки на меху? Носить не сносить! Всего за пару золотых!
Зонда держала корзину у груди и страшно смущалась, когда люди подходили и рассматривали товар. Более крепкие ботинки ушли быстрее, чем у соседки. Вскоре забрали «оптом» мужские сапоги, пусть прилично ношенные, но в хорошем состоянии, щегольскую охотничью шапку с пером и две пары перчаток. В кошельке весело звенели монеты. У торговки шапками тоже купили ботиночки, и она уже не дулась на нас.
Я только выложила из большой корзины мягкие туфли без каблука – на весну такие сгодятся, и уже хотела приступить к рекламе, как соседка толкнула меня плечом. Она показала глазами на пробирающегося через толпу рыжего парня. Высокий, он виден был издалека.
– Сборщик подати, – прошептала она. – Что-то сегодня Пегий Арг пожаловал рано.
Я волновалась перед встречей с «уполномоченным» лицом, но в то же время полагала, что бояться нечего. У нас были деньги, а за тот закуток, что мы занимали, много не запросят.
Парень подошел, шаря глазами не по товару, а по нашим лицам. Оттолкнув Зонду в сторону, взял меня за ворот тулупа и вытянул вперед.
– Ты, что ли, будешь служанкой лорда Трезора?
Слюна сделалась вязкой. Вспомнилась встреча на дороге с отрядом из высших псов. Только им я была представлена как служанка. Но как псы поняли, что я в городе и стою именно на этом месте? Неужели кто-то из них связал два случая, когда Лесек кричал, что является лордом Трезором, и поэтому заинтересовался нами?
– Да, господин, – я опустила глаза. – Лорд Трезор нынче занемог и не смог сопроводить нас в город.
Я специально сказала «нас», показывая тем, что Зонда тоже служит в семье Трезоров.
– Иди за мной! – коротко приказал рыжий и повернулся ко мне спиной. Отказа не предполагалось.
Я сунула побледневшей Зонде кошелек и шепнула:
– Иди домой. Я сама вернусь. Все будет хорошо, обещаю. Мы ничего не нарушили. Пусть Лесек не вздумает бежать сюда. Поняла?
Взяла из ее рук наш «лоток», где лежали непроданные вещи, и отправилась следом за сборщиком подати. Я оглянулась, чтобы убедиться, что девочка подхватила пустую корзину и кинулась в сторону городских ворот. Мы с Пегим Аргом шли в противоположную сторону: к колокольне, которая отсчитывала боем колоколов полдень.
Вот и довелось мне увидеть центр города. Здесь не было той толчеи, как на базарной площади. Мостовые выметены, снег убран, дома в три этажа построены из белого камня. Много красивых повозок, запряженных сытыми лошадьми. Люди, пересекающие площадь, где в центре высился памятник основателю города, тоже не выглядели оборванцами. Их тулупы были сродни тем, какие я видела на всадниках на дороге. Я отметила, что скульптуру мага-основателя не тронули, голову ему не отломили, что уже хорошо характеризовало пса-наместника. Он не стремился разрушить старое, чтобы построить новое.
Меня привели в самый большой дом, что находился рядом с храмом. Колокольня оказалась такой высокой, что пришлось задрать голову.
– Не отставай! – прикрикнула сборщик податей. – Его Светлость ждать не привыкшие.
Я поспешила подняться следом за Пегим Аргом, который перешагивал через две ступени. Лестница вела к центральному входу. Колонны, поддерживающие карниз, выглядели такими же величественными, как и двери в три человеческих роста. Наверное, так и было задумано, чтобы люди, попавшие в монументальное здание, почувствовали себя ничтожными муравьями.
Я стиснула зубы, чтобы не вызывать у наместника раздражение. Мне сделалось жутко. В этот момент я поняла, что могу не вернуться в дом, носящий имя Нистальт. Сердце сжимал страх за детей.
– Ваш образ не отпускал меня, поэтому я предпринял не одну попытку найти вас. И вот мне доносят, что в торговый день какой-то щенок кричал на всю площадь, что мои люди шакалы. Такого бы я не спустил никому, но… Мальчик назвал свое имя. Лорд Трезор. И я стал ждать, когда вы появитесь снова.
Черт.
В момент наивысшего напряжения настежь распахнулись двери, и в комнату впорхнула та самая разбойница, что украла наши шубы.
– Милый, я тебя заждалась, – она подлетела к наместнику и повисал у него на шее. – Ты же хотел со мной поговорить, а все не идешь и не идешь.
Девушка не замечала меня. Она ластилась к мужчине, словно кошка, которая жаждала, чтобы ее погладили. Ее голос походил на мурлыканье. Я скривилась от чувствующейся в любом ее движении фальши.
– Что ж, Мадли, – наместник осторожно снял ее руки со своей шеи, – я недоволен тобой, поэтому…
– Ох, неужели ты все еще дуешься из-за этих дурацких шуб! Я же сказала, я просто не поняла, что мальчишка не врет.
– Вы унизили пса. Ударили плеткой по лицу сына лорда Трезора, друга короля.
– Но ты же уже наказал идиота Харда. Вазбер, сколько можно упрекать меня?
– Но я не наказал тебя.
– Тоже хочешь отрубить мне руку? – пальцы Мадди игриво прошлись по груди наместника и остановились на ремнях, перетягивающих талию.
– Я хочу отрубить тебе голову. Все равно ты не умеешь ей пользоваться.
– Ну милый… – она не воспринимала угрозу всерьез.
Наместник щелкнул пальцами, и в помещении появилась та же молчаливая тень, что до того унесла мою корзину.
– Убрать ее. И больше ко мне не подпускать.
Девушка открыла рот. Она не верила.
– Еще раз увижу – убью, – тихо, но веско произнес наместник.
Тень схватила девушку за плечо, но она сбросила с себя чужую руку. Продолжала с мольбой смотреть на любовника. Тот дернул недовольно щекой. Тогда слуга схватил Мадли за волосы и, накрутив их на кулак, вытащил ее из комнаты. Она тащилась за ним, согнувшись вдвое и наступая на подол собственного платья. Я с ужасом слушала, как получившая отставку любовница ругается и верещит от боли.
Не хотела бы я вновь присутствовать при подобной сцене прощания, а тем более испытать ее на себе.
– На чем мы остановились? – как ни в чем не бывало, наместник опустился в кресло. Одернул рукава строгого камзола и проверил, застегнуты ли пуговицы.
– Я не могу быть вашей любовницей. Мы слишком разные.
– Лучше прозябать в нищете? Или тебе не понравилось, как Мадли получила отставку? Пусть радуется, что у нее две руки. Воры не заслуживают полного комплекта конечностей.
– Никому не нравится прозябать в нищете, милорд. Но я не могу бросить своих детей.
– Я сегодня же отдам приказ доставить лорда Трезора и его сестру в столицу. Они не будут нуждаться, их отец оставил им приличное состояние.
Я потупила взор. Да, Лесек и Ильга не пропадут. Но что будет с Зондой и ее проснувшимся даром? Она сильный маг, а значит, враг псам. А близнецы? Мы даже еще не знаем, псы они или маги. И потом, мы семья, нам нельзя разлучаться. Я внушала эту мысль детям и приютившему нас дому не для того, чтобы предать их, польстившись на безбедную жизнь.
– Вы не все обо мне знаете, – я посмотрела наместнику в глаза. – У меня есть два сына. Близнецы. Им по пять лет. Вряд ли вам захочется, чтобы тишину этого дома нарушали детские голоса. Мальчики слишком беспокойные и озорные.
– М-да, это проблема, – наместник постучал пальцами по подлокотнику кресла. – И почему я решил, что вы еще не замужем? Когда вы успели? Вы же совсем юная.
– Шесть лет назад мне было восемнадцать. Самый возраст, чтобы отдать свою руку хорошему парню.
– И где этот хороший парень? Почему вы вынуждены искать работу?
– Он умер. Давно. Еще до появления детей. Болел. Не всем везет родиться с золотой ложкой во рту.
– Какое интересное сравнение. Отчего мне кажется, что вы не простая служанка? В вас чувствуется образованность.
– Посмотрите на мои руки, – я протянула ему одну из них. – У леди вряд ли будет такая кожа.
Я вздрогнула, когда он взял мою ладонь в свою. Я надеялась, что наместник обойдется быстрым взглядом, но он нежно погладил мои цыпки большим пальцем.
– Я не зверь. И не разлучу вас с детьми только потому, что мне захотелось обладать вами. Я ценю преданность женщины своим щенкам. Но это не значит, что я перестану мечтать о вас.
Он не отпускал мою ладонь, и это ставило меня в неудобное положение. Чтобы протянуть руку, мне пришлось наклониться вперед, и сделай он то же самое, мы оказались бы нос к носу. Я боялась, что он захочет поцеловать меня. Его взгляд скользил по моему лицу. Остановившись на губах, наместник облизал свои. Совсем как пес, который видит сахарную косточку.