Не может быть!
Он смотрел на девушку в конце зала и не мог пошевелиться. Не мог выдавить ни слова. Даже вздохнуть не мог. Сердце бешено колотилось в груди, и кровь в жилах закипала, бурлила, пенилась. Не кровь — жидкий огонь.
Она. Это она. Его истинная пара.
Любовь, которую Дьяр ждал целую вечность, сто два года, с тех пор как в пламенном круге драконов отпраздновал свое совершеннолетие.
Она стояла в дверях, на пороге «Гостиной встреч», растерянная и немного смущенная. Красавица. Блондинка. В серо-зеленом платье, слишком скромном для того заведения, куда ее занесло.
А занесло ее в бордель. Знаменитые «Шипы» Мадам Пим-глоу. Дом удовольствий, где мужчины-пленники вынуждены продавать себя за деньги.
И Дьяр — один из этих мужчин.
Тот, кого готовили стать наследником Огня, хранителем Драконьего острова, вот уже неделю работал шлюхой.
Какая жестокая насмешка судьбы! Нет, даже не насмешка — хуже. Судьба не посмеялась над Дьяром — она в него плюнула. Прямо в лицо. А потом ударила под дых, так что не разогнуться, не глотнуть воздуха.
Он в мужском борделе, в рабском ошейнике, по самую макушку провалившийся в грязь, смотрел на свою истинную пару — девушку, которую ждал так долго и с таким нетерпением.
Почему Дьяр не мог встретить ее раньше, когда был на коне, когда каждая красотка на острове мечтала заполучить его в мужья?
Все эти сто лет среди своего народа Дьяр считался завидным женихом. У него было, что предложить будущей супруге, а теперь…
Теперь он пал так низко, что даже не посмеет подойти к своей избраннице. Не в этой одежде для шлюх, не с черной мерзкой краской на веках, не с рабским ошейником на горле. В таком виде он просто постыдится показаться ей на глаза!
Он, ледяные бесы, сгорит от унижения!
Он уже горит! От страсти, охватившей его при одном лишь взгляде на белокурую незнакомку. От осознания своего чудовищного позора. Дьяр теперь хуже грязи. Не личность, не мужчина — тело для постельных утех.
Вспышка ослепляющей ярости заставила стиснуть кулаки.
Несправедливо. Нечестно.
Столько лет он мечтал об этой встрече! Прокручивал ее в мыслях, видел во снах. Его сверстники уже обрели избранниц, а Дьяр все ждал и ждал подарка от судьбы, почти отчаялся.
И вот случилось: дорога жизни, долго петляя, привела-таки к бывшему драконьему лорду его вторую половинку. Но к этому моменту несчастный успел лишиться всего: свободы, титула, чести.
Даже крыльев!
О, священный огонь!
Два уродливых шрама на спине — все, что осталось от его прекрасных и мощных крыльев. Их отрезали. Забрали у Дьяра небо. Превратили его в калеку. И теперь эти два убогих рубца ныли днями и ночами, напоминая о его потере навязчивой монотонной болью.
Невыносимо.
— На что это ты уставился? — раздался рядом неприятный, визгливый голос, и реальность обрушилась на Дьяра потоком ледяной воды.
Рядом с ним на диванчике сидела женщина средних лет — клиентка. Ее рука, маленькая и пухлая, лежала у него на бедре. Пальцы, короткие и толстые, как свиные колбаски, гладили ногу через ткань штанов, медленно подбираясь к паху.
Дьяра тошнило от этих прикосновений. От близости незнакомой женщины. От ее запаха — чужого и отталкивающего.
Ему хотелось согнуться и исторгнуть из себя все, что он съел на ужин, — прямо на пол, меж своих стоящих на этом полу ступней. Избавиться не только от остатков еды, поднявшихся по пищеводу и комом застрявших в горле, но и от унижения, от нестерпимого чувства гадливости, которое Дьяр испытывал и к сидящей рядом женщине, и к собственному оскверненному телу.
Ужасно. Больно до слез. Возмутительно до красных вспышек перед глазами.
Дьяр отодвинулся от клиентки и снова взглянул на девушку, вошедшую в комнату.
Она ведь попала в «Шипы» случайно? Наверняка искала магазин или ателье и ошиблась дверью. Девушки с такими добрыми глазами и невинным выражением на лице не покупают в борделях живой товар, не платят за насилие над теми, кто не может себя защитить.
Сейчас красавица поймет, что зашла не туда, и…
Сбежит! Он больше ее не увидит! Свою истинную пару.
Испуганный Дьяр попытался вскочить с дивана, но клиентка проворно вцепилась в него всеми конечностями.
— Куда это ты собрался? Совсем обнаглел. Сейчас я заплачу за ночь с тобой, и мы поднимемся в спальню. Надеюсь, там ты не будешь таким холодным и как следует отработаешь деньги, которые за тебя просят.
Чужое дыхание осело на коже лица, и Дьяр поморщился. От запаха цветочных духов, ударившего в ноздри, замутило. Захотелось брезгливо стряхнуть с себя женские руки, оттолкнуть клиенту с яростью и возмущением.
Да как она смеет! Трогать его, наследника Пламени, хранителя Драконьего острова.
Бывшего.
Бывшего наследника и хранителя.
На миг магический ошейник на горле сжался, лишив дыхания и напомнив Дьяру, кто он теперь такой.
— Вот, возьми, — Лаира протянула ему пузырек с бесцветной жидкостью. — Примешь, если возникнут проблемы. Хотя какие проблемы могут быть с такой-то красоткой? — Смотрительница «Шипов» стрельнула глазами в сторону Арабеллы. — Но если все же возникнут, выпей зелье незаметно. Клиентка должна чувствовать себя привлекательной. Должна верить, что у тебя встает на ее прелести, а не благодаря волшебной микстуре. Понял?
О, святой огонь! Слушать Лаиру было сущим унижением. Мерзкая сутенерша рассказывает ему, как обращаться с истинной. Сует в руки возбуждающее пойло. В поясном мешочке у нее звенят монеты, заплаченные за его тело.
Какой позор!
— У тебя ведь первый раз? Ну, с женщиной.
Дьяр промолчал. Что проклятая Лаира имела в виду? Первый раз вообще или в качестве шлюхи?
Дьяр не был девственником. На его родном острове добрачные связи осуждались, но и мужчины, и женщины проходили обряд посвящения. В храме любви служанки богини Афлокситы в течение трех дней учили молодых драконов чувственным удовольствиям, используя свои тела в качестве инструмента.
В зале наслаждений бесстыдные жрицы описывали Дьяру главные эрогенные точки на теле женщин, показывали любовные игры и все формы близости. В те дни, сто лет назад, Дьяр по традиции лишился невинности, и с тех пор подобного опыта у него не было. Время похоти сменилось порой воздержания. Как и все, он ждал свою истинную пару, чтобы сочетаться с ней законным браком на горе Трех Святынь в центре пылающего огненного круга.
Дождался.
Вот его истинная пара. Купила его за деньги.
Поднимаясь за Арабеллой по лестнице, в одну из гостевых спален второго этажа, Дьяр чувствовал неловкость. И стыд, и жуткую злость на ситуацию, в которой оказался.
Унизительно. Все должно было происходить не так. Не так! Арабелла, его избранница, должна была смотреть на Дьяра с уважением и восхищением. Как на равного. Как на своего будущего защитника. Как на красивого богатого мужчину, под чьим крылом мечтает оказаться любая.
Вместо этого во взгляде Арабеллы читалась оскорбительная жалость.
Даже не желание — жалость.
Истинная не любовалась полуголым телом Дьяра, не поглядывала с интересом на его литые мускулы — она ему сочувствовала. А где сочувствие, там и брезгливость, и скрытое, часто неосознанное презрение.
Мужчину не надо жалеть — им надо гордиться. А уж если этот несчастный вызывает у красавицы только жалость, значит, упал ниже некуда, стал ничтожнее червяка.
От этих мыслей в венах Дьяра кипела бессильная злость, но, невзирая на смущение и стыд, по коже гулял зуд предвкушения. Арабелла шла впереди. Дьяр смотрел на ее тонкую талию, покатые плечи, каскад светлых волос, закрывающих спину, и в его чреслах разгорался огонь — никакого возбуждающего зелья не надо!
О, как он ее хотел! Даже сейчас, в своем унизительном положении, с рабским ошейником на горле, Дьяр с трепетом представлял, как прикоснется к возлюбленной. Уже скоро он увидит ее без одежды. Еще пара минут — и сможет дотронуться. Не верилось.
Нашел. В таком месте. Они познакомились всего час назад, а уже собирались соединиться так, как позволено лишь супругам. Это вопиющее нарушение морали одновременно возмущало Дьяра и заводило, заставляя дрожать от целого коктейля эмоций.
Будь его истинная драконицей и встреться они не здесь, а на его родном острове, то еще год после помолвки гуляли бы под луной за ручку. Объятия и невинные поцелуи — все, на что имели право жених и невеста.
А тут постель. В первый же день знакомства. Арабелла даже не знала его настоящего имени. Дьяр не сказал.
Как жаль, что магия истинности работала только в одну сторону, порабощая исключительно мужчин, делая их зависимыми от своих пар. Это была месть Афлокситы сильному полу, после того как ее отверг Великий бог ветра Амонис, покровитель драконов. Это она, Афлоксита, брошенная и страдающая от неразделенной любви, прокляла мужчин его расы, заставив всю жизнь сгорать от чудовищной страсти к одной-единственной женщине. При этом не всякая избранница отвечала поклоннику взаимностью. Порой ее сердце приходилось долго и упорно завоевывать.
Тем не менее на острове было проще. Там каждая девица четко понимала, что может связать жизнь лишь с одним мужчиной, предназначенным ей судьбой. Даже если не любит, даже если испытывает симпатию к другому. Ибо тот другой, не ее истинный, тоже со временем найдет настоящую пару. Выбора нет: бери, что дают, или останешься одинокой.
Арабелла не была драконицей, не жила на закрытом острове с населением в тысячу семей, этот закон для нее не действовал. Она могла найти себе какого угодно мужа. Свободного. Достойного. И даже не узнать, что была для кого-то той самой, единственной.
Достигнув вершины лестницы, Арабелла ненадолго остановилась и взглянула на Дьяра через плечо.
— Я впервые покупаю мужчину, — зачем-то сказала она. Наверное, чтобы оправдать свое волнение.
От этого признания Дьяру стало легче. Не хотелось думать, что его истинная — распутница, погрязшая в пороке.
Кроткая, с розовыми от неловкости щеками, Арабелла не выглядела развратницей — скорее, нежным цветком, зачем-то решившим макнуть свои прекрасные лепестки в грязь.
Домой, в уютный городской коттедж на улице Роз, Арабелла вернулась около девяти. Слуги уже накрывали завтрак в малой гостиной, но отец с матерью к столу еще не спустились, а значит, могли не заметить ее ночной вылазки.
Хоть бы это было так! Иначе не избежать объяснений, а утренний кофе и допрос с пристрастием, на взгляд Арабеллы, сочетались плохо.
По лестнице бунтарка поднималась с тревожно колотящимся сердцем и успокоилась, только оказавшись в собственной спальне и подперев спиной закрытую дверь.
Фух, пронесло. А могла бы попасться, не будь ее родители убежденными совами.
Весь день и всю ночь Арабелла провела на ногах, но сна не было ни в одном глазу: энергия ее просто переполняла, кипучая, неуемная, бьющая через край. Расчесывая волосы, растрепанные злым ветром, девушка ощущала странную нервозность. Арабелла почистила зубы, сменила помявшееся за ночь платье, слегка похлопала себя по щекам, пытаясь избавиться от нездоровой бледности, и все это время перед внутренним взором маячил образ вчерашнего курто. Никак не получалось выбросить его из головы.
Мужчина был красив. Его экзотическая внешность поражала воображение. Ни у кого Арабелла не видела таких черных глаз, такой смуглой с красноватым отливом кожи. А две полоски чешуи под острыми скулами! А темная краска на веках и по линии роста ресниц!
Эта краска на красивом мужском лице выглядела так порочно, так необычно и вызывающе, что сердце сладко замирало от воспоминаний.
Неправильно. То, что Арабелла чувствовала, было неправильно. Макияж — отличительный знак рабов для утех. Находить эту вульгарную раскраску привлекательной все равно, что возбуждаться при виде цепей и кандалов.
Рассердившись, Арабелла попыталась избавиться от навязчивых образов, наводнивших голову, но почти сразу поймала себя на еще более возмутительной мысли. Она поняла, что до безумия хочет вернуться в бордель и снова купить этого привлекательного мужчину с яркими подведенными глазами.
«О чем ты только думаешь! Как так можно! — тут же отругала себя Арабелла. — Он ведь не хочет там находиться. Покупая его, ты поддерживаешь рабство, становишься соучастницей насилия».
Она нервно покрутила пуговицу на платье.
«Да, да, соучастницей насилия над живым существом!»
В первый раз ей пришлось купить курто ради благого дела, пусть это и противоречило ее принципам. По своей воле Арабелла ни за что бы не явилась в бордель, но женщины из тайного общества, в котором она состояла, отправили ее в «Шипы» за информацией. Все, что требовалось для их плана, Арабелла выяснила. Если она снова пойдет в дом удовольствий, чтобы купить мужчину, оправданий для этого омерзительного поступка у нее уже не будет.
Никакого оправдания, кроме собственного эгоистичного желания снова увидеть прекрасного пленника.
— Рабство — это отвратительно, — прошептала Арабелла, вспоминая, как обернулась и увидела курто голым. — С другой стороны, — произнесла она вслух, прочистив резко пересохшее горло, — я ведь не собираюсь его ни к чему принуждать. Наоборот, со мной он сможет отдохнуть от своей ужасной работы.
Поняв, что торгуется с совестью, Арабелла разозлилась на себя еще сильнее.
Ей до безумия, до ломоты во всем теле хотелось повторить сегодняшнюю ночь, провести с продажным красавчиком еще немного времени наедине, но купить его означало предать свои убеждения.
«Нельзя пользоваться чужим зависимым положением. Это низко и подло».
Стремительной походкой она пересекла комнату, прошлась от окна до шкафа и остановилась напротив зеркала.
— Но что плохого в том, что я подарю ему немного свободных от работы часов? — спросила Арабелла у своего отражения. — Оплачу его время, а он пусть делает, что хочет. Спит или, например, читает. Я же не буду его насиловать. Наоборот, спасу от других клиенток, пусть даже всего на одну ночь.
Она зажмурилась, стараясь не думать, как сильно ее тянет к этому рабу, не вспоминать его пошло накрашенные глаза, сухой рельеф мышц и кое-что еще — то, что она успела увидеть, прежде чем курто обернул бедра одеялом. Интимную, запретную часть тела, отличающую мужчин от женщин.
«Вот как у них там все, оказывается, устроено», — покусала губы Арабелла.
Длинная толстая палка, торчащая у курто между ног, выглядела одновременно и смешно, и угрожающе.
«Ходить с такой штуковиной, наверное, неудобно. А штаны не жмут? Ох, о чем ты думаешь? Тебе не стыдно?»
Она заставила себя отлипнуть от зеркала и, глубоко вздохнув, отправилась завтракать.
Пока Арабелла спускалась по лестнице, часы пробили половину десятого. Родители уже сидели за столом. Мать изящным движением размешивала сахар в чае — водила маленькой серебряной ложкой строго по центру кружки, стараясь ни в коем случае не задевать ни дно, и фарфоровые стенки, чтобы вульгарным звоном не нарушать столовый этикет. Отца не было видно за раскрытой газетой, которую он держал в руках.
Первые несколько минут тело гудело от напряжения. Арабелла боялась и подсознательно ждала неудобного вопроса. Того, что мать прекратит свое медитативное помешивание, а отец отложит газету в сторону и сердитым тоном поинтересуется, где она, единственная наследница Челтонов, шлялась ночью.
Когда Арабелла ушла, из комнаты словно выкачали весь воздух. Она ушла и забрала с собой все яркие краски, все нежные звуки, всю радость, что была в мире, и все тепло.
Эта спальня, знавшая лишь разврат, в мельчайших деталях видевшая человеческий порок, — эта спальня, каждый сантиметр которой был пропитан похотью, на какое-то время, на несколько быстротечных часов показалась Дьяру уютной. А все потому, что Арабелла сидела рядом, говорила тихим ласковым голосом, дышала с ним одним воздухом, ее присутствие освещало эти убогие стены как солнце.
Но вот его личное солнце зашло. Закатилось за горизонт в тот момент, когда над крышами соседних домов засияло другое солнце, общее. Дверь бесшумно закрылась за спиной Арабеллы, и вся неприглядная обстановка — пошлые обои, застиранные простыни, атмосфера публичного дома — тут же бросилась в глаза. Мрачно, холодно, одиноко.
Стоя по другую сторону закрытой двери, прижимаясь лбом к ее шероховатой деревянной поверхности, Дьяр прислушивался к звуку удаляющихся шагов.
На его родном острове считали, что жизнь дракона заключена внутри песочных часов, которые бережно держит над океаном многорукая богиня Судеб. Крупицы, падающие из одной стеклянной колбы в другую, отмеряют отпущенное человеку время. Так вот, сейчас Дьяру казалось, что его часы разбиты. Что как только стихнет шорох шагов, волшебный песок высыплется полностью. И Дьяр отчаянно напрягал слух, ловил последние драгоценные звуки, цепляясь за них, как за ускользающую сквозь пальцы жизнь.
Но, как бы он ни старался, как бы ни сжимал пальцы, как бы ни молил великую Афлокситу о снисхождении, тишина все-таки наступила. И сердце Дьяра умерло, обуглилось, как брошенный в огонь камень.
Не вернется.
Больше не увидит.
Никогда.
Спустя час в спальню вошла Лаира и застала Дьяра, недвижно сидящим на кровати. Сгорбившись и расставив ноги, он застывшим взглядом гипнотизировал пол между своих босых стоп. Когда смотрительница проплыла мимо, чтобы отдернуть шторы, Дьяр даже не поднял голову.
— Вчера ты вел себя возмутительно.
Яркий дневной свет ворвался в спальню, словно агрессивный захватчик. Разогнал полутьму, полоснул по глазам, заставив поморщиться.
— Клиентка на тебя жаловалась. Уже третья за неделю. Если женщина тебя выбрала, будь добр обслужи и только потом ищи более привлекательную добычу. Не стои́т — выпей зелье. Тошнит от вида любовницы — закрой глаза и представь на ее месте кого-нибудь другого. А лучше учись не быть таким брезгливым. Сюда всякие женщины ходят, и большинство — далеко не красавицы.
Лаира продолжала ворчать, а он незаметно кривился от звука ее голоса.
Плевать было Дьяру, под кого его хотят положить, — под красавицу или уродку. Они все для него — каракатицы. Абсолютно все, кроме Арабеллы. И от всех от них блевать тянет, буквально выворачивает.
— Ты же понимаешь, что мне придется тебя наказать.
Он по-прежнему сидел на кровати, опустив голову, по-прежнему бездумно разглядывал пол под своими ногами, когда в поле зрения попали красные туфли смотрительницы «Шипов». Лаира приблизилась и остановилась напротив Дьяра.
— Я знаю, что ты не хочешь в комнату боли. Никто не хочет.
По правде говоря, ему было все равно. Что такое физические пытки по сравнению с душевной агонией? У него сердце из груди выдрали, у него ребра сломаны, и в теле зияет черная, кровоточащая дыра, а эта глупая женщина пугает его болью?
— Но ты можешь избежать наказания, искупить свою вину.
Дьяр поднял взгляд и увидел, как Лаира облизывает губы, толстые, похожие на двух раздутых гусениц.
— Поработай языком. Для меня. Постараешься как следует и заслужишь прощение.
Она чуть приподняла юбку, показав ему икры в коричневых чулках.
— Слышала, язык у драконов раздвоенный. Ощущения наверняка ярче, чем от обычного. Порадуй меня, красавчик, — и можешь до вечера отдыхать в своей комнате. Я тебе даже лишнюю порцию мясной похлебки с кухни пришлю.
Лаира окинула его масленым взглядом и улыбнулась, полная предвкушения. Ей даже в голову не пришло, что курто может отказаться.
Лис бы не отказался. Он бы встал на колени и сделал все, чтобы не попасть в комнату боли. Ухватился бы за этот шанс, как за спасительную соломинку, а Дьяр — нет. Он разозлился. Его словно макнули в грязь. Словно выплеснули ему в лицо ведро помоев. Лаира, признанная красавица, вдруг показалась ему омерзительной. Губы пухлые, как две жирные гусеницы, массивная грудь похожа на коровье вымя, глаза навыкате. Кто-то посчитал бы их большими и выразительными, а Дьяру они напоминали жареные яйца на сковороде.
Хочет его раздвоенный язык, значит?
Едва сдерживая гнев, Дьяр чуть приоткрыл рот. Между соблазнительно разомкнутых губ наружу скользнул тонкий змеиный язык с вилкой на кончике и пощекотал воздух.
При виде этой картины Лаира вся вспыхнула от желания, раскраснелась, задышала тяжелее и чаще.
— Да, милый. Пусти его в ход и будешь как сыр в масле кататься. Обещаю, — прохрипела она, еще выше поднимая пышные юбки.
Дьяр зло прищурился, спрятал язык, а затем громко и демонстративно щелкнул зубами, как бы говоря: «Полезешь ко мне — откушу все напрочь».
Снова Арабелла стояла в дверях этого ужасного заведения, снова вдыхала запах благовоний и терпких женских духов. Здесь даже воздух был иным, не таким, как на улице или в любом другом доме. Плотный, пропитанный похотью, он обволакивал, как болотная жижа. Арабелла входила в него, как в душное облако, и начинала задыхаться.
Ручка тяжелого чемодана давила на пальцы. Арабелла чувствовала себя вдвойне неловко, от того, что явилась сюда с объемной сумкой, которая привлекала внимание. Втройне неловко она ощущала себя из-за того, что сбиралась потрать свои последние деньги.
На мужчину. На ночь в борделе. Но ей и правда некуда было податься.
Темный город пугал. Все это время Арабелла старалась идти по главным, хорошо освещенным улицам и ни в коем случае не сворачивать во дворы, мрачные и безлюдные. Но даже на центральных улицах прятались густые тени и, оживая, начинали ее преследовать. За каждым деревом Арабелле чудились насильники и убийцы. Каждый мужчина, идущий навстречу по узкой ночной дороге, с интересом поглядывал либо на ее грудь, приподнятую корсетом, либо на тяжелый, набитый вещами чемодан. По крайней мере, так ей казалось.
Чтобы сбежать из этого кошмара, от темноты, от страхов, рожденных собственным воображением, Арабелла готова была отдать любые деньги.
А ведь могла бы потратить их на еду. Желудок уже сводило голодными спазмами. С самого утра во рту не было ни крошки.
«Посижу здесь до полуночи, а потом куплю мужчину на четыре часа, — решила Арабелла, оглядевшись по сторонам. — Получится дешевле, чем на всю ночь, а времени, чтобы выспаться мне хватит. В пять утра уже начинает светать».
Нищая, бездомная, с чемоданом в руках, она не осмелилась идти через весь зал и занимать место на центральной софе. Вместо этого нырнула в укромную нишу за сквозной деревянной перегородкой. Там тоже был мягкий уголок, и Арабелла остро пожалела, что не может провести ночь на одном из его маленьких уютных диванов, не тратя денег на покупку мужчины.
«Вот бы разложиться здесь, и чтобы никто не трогал до рассвета», — с этими мыслями она затолкала громоздкий чемодан в угол и, пока никто не видел, сняла ботинки.
О, каким невероятным облегчением было от них избавиться! Проклятая обувь превратила ее хорошенькие гладкие пятки в одну сплошную мозоль. Никогда прежде она, изнеженная аристократка, не ходила пешком так долго. В ее распоряжении всегда был личный экипаж. Отец даже подумывал купить автомобиль, но, как и многие, пока настороженно относился к этому чуду на колесах, лишь недавно появившемуся на улицах города.
«Интересно, тот курто с чешуей тут? Вроде он сказал, что его зовут Дракон. Конечно, соврал. Не может это быть его настоящим именем».
Охваченная внезапным волнением, Арабелла осторожно выглянула из своего укрытия и осмотрела гостиную. Экзотического брюнета с накрашенными глазами нигде видно не было, и в груди отчего-то болезненно заныло.
Опоздала? Уже купили? Его увела с собой наверх другая женщина?
Странное, непонятное чувство завладело Арабеллой. Досада? Обида? Гнев?
Словно у нее украли то, что принадлежит ей по праву. Увели прямо из-под носа.
И тут же на смену раздражению пришла растерянность: она ведь настроилась провести эти четыре часа с Ним, а теперь придется выбирать кого-то другого. Рядом с Драконом Арабелла чувствовала себя уютно, под боком у него она бы уснула быстро и без проблем, а незнакомый курто станет ее смущать. Отчаянно не хотелось ночевать в одной комнате с чужаком, с мужчиной, которого встретила впервые.
С надеждой Арабелла снова посмотрела в зал сквозь отверстия в ажурной перегородке. Женщины, сидящие на диванах, показались ей далекими и нереальными. Богатые, сытые, беззаботные. Еще утром Арабелла была одной из них, из этих роскошных аристократок, бездумно сорящих деньгами, а теперь — нет. Теперь она и эти женщины принадлежали к разным мирам, к разным социальным слоям. Они — элита общества, она — нищенка без крыши над головой, экономящая каждую монетку.
Арабелла вдруг остро устыдилась своего бедственного положения, своего влажного платья и промокших ботинок, почувствовала себя лгуньей: она притворялась той, кем больше не являлась. Даже захотелось подняться с дивана и сбежать, но судя по звукам снаружи начался конец света. Ветер яростно завывал, а потоки дождя грохотали по крыше и оконным карнизам.
Когда в третий раз Арабелла высунулась из своего убежища, чтобы поискать глазами Дракона, то заметила рыжего мужчину, направляющегося в ее сторону.
И запаниковала. Даже в свой первый визит сюда она не испытывала такого сильного волнения.
Не готова. Она была не готова разговаривать с незнакомым курто, тем более — оставаться с ним наедине и объяснять, зачем его купила.
— Может, он не ко мне идет? — пробормотала Арабелла себе под нос, но мужчина смотрел прямо на нее, не сводил внимательного взгляда с ее лица. И улыбался. Ей. Томно и искушающе. Его походка, плавная и скользящая, напоминала приближение хищника к добыче.
Арабелла нервно передернула плечами и спряталась за перегородку. Сердце бешено заколотилось в груди.
— Не возражаете, если я составлю вам компанию? — раздался рядом голос тягучий, как мед.
Арабелла подняла взгляд и увидела того самого полуголого курто: рыжие волосы рассыпаны по плечам, веки подведены черной краской, узкие кожаные штаны сидят на бедрах так низко, что видны тазовые кости и краешек гладкого лобка. Продажный красавчик улыбался ей, расслабленно привалившись плечом к торцу деревянной перегородки.
Никогда еще Дьяр не ощущал свою беспомощность так мучительно остро.
Нет. Ощущал.
В тот день, когда его лишили крыльев. Когда он очнулся после сонного зелья в темной вонючей клетке с пятнами крови на полу и не почувствовал за спиной привычной тяжести. Когда понял, что именно с ним случилось и, в ужасе обернувшись, не увидел сзади вороха черно-зеленых перьев, своей главной гордости. Когда камеру сотряс его дикий, полный неверия и протеста крик.
Дьяр помнил, как пытался изогнуться, чтобы рассмотреть свою искалеченную спину. Как выл и хрипел, бросаясь на стены, с которых свисали цепи и кандалы. Как разбивал руки в кровь о каменную кладку, а потом этими окровавленными руками ощупывал свежие шрамы на лопатках. Как чувствовал под пальцами неровность стежков хирургических нитей.
Тогда он думал, что сойдет с ума, корчась в агонии собственного бессилия.
И сейчас его захлестнули похожие эмоции.
Ярость, что невозможно излить. Отчаяние, жрущее тебя заживо, как голодный зверь. Пугающая, доводящая до паники беззащитность. Исступление.
Беспомощный, не способный ни пошевелиться, ни закричать, он смотрел в зал сквозь отверстия в цветочной ширме. Смотрел, как мерзавец Лис, вихляя бедрами, приближается к его истинной паре. Не сводил злого взгляда с его широкой, усыпанной веснушками спины.
Ненависть, черная, жгучая, страшная, наполняла неподвижное тело дракона, заставляла его одурманенный разум гореть.
Перед глазами клубился туман, и сквозь этот туман Дьяр видел, как Лис разговаривает с Арабеллой, как улыбается ей томной улыбкой соблазнителя, как выпячивает обнаженную грудь и во всей красе демонстрирует рельефные мускулы.
Что, если он ей понравится? Что, если она захочет подняться с ним наверх, в спальню?
Не слушай его, любимая, умоляю! Не принимай с благосклонностью его лживые улыбки. Даже не смотри в его сторону.
О нет!
Арабелла поднялась с дивана. Зачем? Куда, куда она собралась?
В его сторону!
Держа что-то в кулачке, любимая шла в его сторону.
Пытаясь привлечь к себе внимание, Дьяр замычал сквозь стиснутые зубы, которые не получалось разжать. Задергался в попытке вернуть телу подвижность. Тщетно. Все, чего он добился, — парализованный, соскользнул ниже по спинке дивана.
И тут несчастный пленник заметил у рояля Лаиру.
Так вот к кому направлялась его истинная. К смотрительнице борделя. Хотела…
Хотела оплатить услуги курто! Купить Лиса!
Тот все-таки сумел заморочить ей голову.
В отчаянии Дьяр завыл, но только в мыслях: из горла не вырывалось ни звука. Изо всех сил он сопротивлялся странному, овладевшему его телом параличу, но руки и ноги оставались вялыми, непослушными.
Арабелла, любимая, заметь меня, не уходи с этим негодяем.
Но она ушла.
Взглядом, полным боли, Дьяр провожал любимую, поднимающуюся по лестнице. Смотрел на нее, пока она не скрылась из вида, исчезнув во мраке второго этажа.
Отправилась в спальню с другим мужчиной.
Что, если они там…
А вдруг в этот раз Арабелла не захочет ограничиться разговором?
Ревность когтями раздирала грудную клетку, слезы против воли собирались в уголках глаз. Дьяр знал, что плакать не по-мужски, но ничего не мог с собой поделать. Это были слезы злости, слезы бессилия.
«Моя! Она моя!»
— Ну, и чего мы тут разлеживаемся? — Над ним склонилась Лаира, ее лицо с раздутыми, похожими на гусениц губами.
Дьяр зажмурился, чувствуя бегущую по щекам соленую влагу.
Убьет. Он убьет рыжего мерзавца. Только вернет контроль над телом — и отправит пятнистую душу этого ублюдка к праотцам. Ему не жить!
— Ох, да что с тобой? Ты что, пошевелиться не можешь? Геральдина. Надо позвать Геральдину.
Раздались торопливые шаги.
Какое-то время он был один, варился в своем личном аду, безмолвно вопя от боли, затем почувствовал на щеках чьи-то руки. В поле зрения попало морщинистое лицо с глубокими складками в уголках опущенных губ, следом — сухие пальцы с отросшими ногтями. Они приближались, потом оттянули ему нижнее веко.
— Да чтоб меня! — проскрежетал голос. Словно ворона каркнула или ножом провели по стеклу. — Никак крякла?
* * *
Время тянулось невыносимо медленно. Дьяр лежал на кровати, куда его неподвижное тело перетащили и сгрузили охранники, и мысленно считал секунды. С тех пор как Арабелла поднялась с Лисом в спальню, прошло четыре часа. Как много они успели сделать за это время?
Многое. Если Арабелла купила курто, чтобы использовать по назначению, за четыре часа они уже успели переспать раз десять.
Едва паралич, вызванный ядом кряклы, прошел, Дьяр сполз с постели. Пошатываясь, держась за стены, он направился к выходу. Вывалился из комнаты в коридор и на дрожащих ногах направился по нему, распахивая все двери, что попадались на пути.
Арабелла и раньше хотела избавить несчастных пленников от оков, однако если вчера ею двигало чувство справедливости, то сегодня еще и глубокая личная заинтересованность. Вчера ради их освободительной миссии Арабелла была готова на многое, сегодня — на все. В мгновение ока план «Сестер» стал для нее невероятно важен, успех — необходим, а к основной цели добавилась дополнительная.
Теперь Арабелле не только надо было организовать постельным рабам побег, но и постараться исполнить обещание, данное Дракону. Вернуться в «Шипы». И как можно скорее, пока ее черноглазый курто не решил, что его обманули.
Если хочешь отправиться в дом удовольствий и купить мужчину, тебе нужны деньги. Если нет наследства или богатого родственника, готового оплачивать твои прихоти, необходимо найти работу.
О, как сложно оказалось получить рабочее место, будучи молодой одинокой женщиной без связей! Везде, абсолютно везде требовались юноши и мужчины, а девушке в мятом платье и с чемоданом в руке указывали на дверь.
К полудню Арабелла посетила все зелейные лавки города, потратив на разъезды около десяти железных мышей*, и поняла, что взять ее на работу готовы только уборщицей. Даже за прилавок пускали лишь при наличии определенной части тела, которой Арабелла не обладала. Видимо, чтобы продавать лекарственные снадобья, эта часть тела — та, что между ног, — была просто необходима. Без нее что, торговля не шла?
Хедит побери, везде, где водились деньги, на работу брали исключительно мужчин. Ей же предлагали тяжелый труд за копейки.
Четыре года учиться на мастера зелий, чтобы мыть в аптеке полы?
В своем бедственном положении Арабелла согласна была запихнуть гордость и амбиции куда подальше. И запихнула бы, если бы не одна мысль: на гроши, что получает прислуга, не разгуляешься, сколько лет ей придется копить на поход в бордель?
Она обещала Дракону вернуться.
Она сама хотела его увидеть.
А значит, нуждалась в денежной работе. В работе с хорошим жалованием.
Сбивая ноги в кровь, проявляя титаническое упорство, Арабелла до вечера продолжала поиски. В конце концов отчаяние привело ее к дому госпожи Корнелии Олдридж, богатой вдовы, возглавляющей общество «Сестер сострадания».
Просить о помощи было унизительно, но сумерки сгущались вокруг, и другого выхода Арабелла не видела. Ни работу, ни свободную комнату она так и не нашла.
— О, золотце, что случилось? — Корнелия, высокая стройная старушка, невероятно красивая для своего возраста, приказала слугам забрать из рук гостьи чемодан и проводить ее в парадную комнату. Там, несмотря на позднее время, лакеи проворно накрыли на стол, и от запахов еды у Арабеллы свело желудок.
— Золотце, расскажи мне, ты попала в беду? — Добрые глаза Корнелии смотрели внимательно и с сочувствием, и Арабелла не выдержала, расплакалась, сама от себя такого не ожидая. Усталость, страх перед будущим, обида на несправедливый мир выплеснулись наружу с потоком слез.
Корнелия слушала, не перебивала, а затем с легкостью, которое давало богатство, решила половину ее проблем.
— Мы, женщины, должны помогать друг другу, — сказала она, протянув смущенной Арабелле платок. — Иначе кто еще нам поможет? Но не жди от меня рыбы — я дам тебе удочку.
Ночь Арабелла провела в особняке Олдриджей, а утром отправилась в зелейную лавку на улице Пяти воронов к господину Милтону. Вчера она уже приходила к нему и получила отказ, но сегодня в руке у нее было рекомендательное письмо от властной вдовы, что принадлежала к той категории людей, с которыми лучше не ссориться.
Господин Милтон вскрыл протянутый конверт, прочитал послание, пожевал губы и с большой неохотой взял Арабеллу своей помощницей. В ее обязанности входила подготовка ингредиентов для зелий. Теперь с утра до вечера ножом или большой неудобной теркой Арабелла измельчала корни растений, крылья летучих мышей, перья и чешую различных магических тварей. Вскоре ее ладони огрубели, а подушечки пальцев покрылись мозолями. За день она с трудом находила больше десяти свободных минут, при этом ее заработок составлял два жалких грифона в месяц. За ночь с Лисом она отдала одного. Даже не за ночь — за четыре часа.
Пахала Арабелла, как проклятая, и с ужасом думала о том дне, когда осенние каникулы закончатся и придется вернуться к учебе. Как совмещать работу и институт? Где брать время, а главное, силы?
По просьбе Корнелии господин Милтон поселил Арабеллу в одной из свободных комнат над зелейной лавкой и каждый месяц исправно вычитал из ее жалования арендную плату. Спаленка была крохотной, холодной, плохо отапливалась, но Арабелла едва ли обращала на это внимание: домой она возвращалась уставшая настолько, что падала на кровать и мгновенно проваливалась в сон.
В те редкие вечера, когда у несчастной оставались силы, она раскладывала на постели свое богатство: две золотые монеты, вырученные в ломбарде за украшения, и копилку, которую не решалась разбить.
Она могла себе позволить поход в бордель. Могла. Но постоянно откладывала его, боясь тратить сбережения, пока не встанет на ноги. Не дурочка, Арабелла понимала: деньги понадобятся зимой, когда из-за учебы придется сократить рабочие часы.
Время шло. Дни становились короче, ветра — холоднее и яростнее. Будущее все чаще представлялось Арабелле в мрачных тонах. Она по-прежнему убивалась на работе, получала, на ее взгляд, копейки и не видела просвета.
После обещания Арабеллы прошло семь дней. Неделя.
Она так и не вернулась.
Он ждал.
Ждал, сходя с ума от неизвестности и горячего желания увидеть возлюбленную. Ждал, не находя себе места от беспокойства, медленно, но непреклонно впадая в отчаяние.
Ему так необходимо было снова к ней прикоснуться. Просто на нее посмотреть. Оказаться рядом. Близко.
Время шло. Часы, равнодушные к страданиям Дьяра, отсчитывали секунды, а те ползли, как улитки, тянулись, как густая, тошнотворно-приторная патока.
Каждый вечер Дьяр спускался в «Гостиную встреч» с надеждой увидеть Арабеллу. Каждую ночь после двенадцати он поднимался наверх с очередной клиенткой, убитый горем, придавленный разочарованием к полу, как гранитной плитой.
Он вздрагивал, когда слышал шум открывающейся парадной двери, и тут же поворачивался на этот звук, вытягивал шею, чтобы посмотреть, кто вошел. Не она. Всякий раз это оказывалась не она, и его накрывало почти физической болью.
Он жил только ради обещания Арабеллы. Только потому, что верил: любимая сдержит слово. Сойти с ума не давали воспоминания. Дьяр закрывал глаза и чувствовал, как снова целует свою избранницу, ощущал на губах ее вкус. Сумасшедшую сладость. Невыразимую горечь.
— Опять замечтался? — голос Лаиры выдернул Дракона из мыслей. Проклятая сутенерша раскрыла его убежище в темном углу за колонной и теперь наверняка отправит развлекать клиенток, этих омерзительных каракатиц.
Он не может. Не должен. У него есть истинная пара.
— Если не хочешь опять попасть в комнату боли, ступай и подцепи кого-нибудь до полуночи. И чтобы в этот раз клиентка ушла от тебя довольная. Вот, — Лаира сунула ему в руки пузырек с возбуждающим зельем. — Смотри, — она указала рукой в зал. — Повезло тебе сегодня, Чешуйка. Счастливчик ты у нас. Гляди, какая красотка к нам зашла. Беги к ней, пока не перехватили. — Чужая ладонь с размаха шлепнула Дракона по ягодице.
Сжав зубы, Дьяр двинулся в обозначенном направлении.
Развлечь клиентку? Что ж, это он может. Сейчас он так ее развлечет, что та унесется отсюда, пылая яростью, а сам Дьяр отправится в комнату боли — в третий раз за неделю.
Неважно. Какая, к Хедит, разница? Сегодня он опять не увидел Арабеллу. В бездну! Пропади все пропадом!
Под довольным взглядом Лаиры он приблизился к женщине.
Действительно привлекательная. С талией, нездорово тонкой. Очередная любительница сдавить внутренние органы корсетом? Как она вообще дышит? С большими карими глазами. Коровьими. С длинными ресницами. Похожими на черные лапки насекомых. В роскошном платье. Ярком до тошноты.
Красивая. Омерзительная.
Ничуть не лучше остальных.
Все женщины, кроме Арабеллы, были для Дьяра серым фоном, по которому взгляд скользил, не задерживаясь. Он не замечал их, пока Лаира не указывала на какую-нибудь клиентку пальцем или одна из этих клиенток навязчивой декорацией не вырастала прямо перед его носом.
Одинаковые. Полные и худые, старые и молодые, красивые и безобразные — они все были для Дьяра на одно лицо.
— Поднимемся наверх? — «Красное платье» оказалась не робкого десятка и сразу взяла быка за рога. Явно знала, чего хочет, и не смущалась. На Дракона она смотрела с видом женщины, полностью осознающей свою привлекательность. Вот только на Дьяра ее чары не действовали.
— Пойдем, — согласился он с легкостью, которая обязательно насторожила бы Лаиру, да и любого, кто хорошо знал этого несговорчивого курто.
Правильно. Он не сдался, не смирился со своей рабской участью, не испугался комнаты боли — у него был план.
О, с каким удовольствием Дьяр отыграется на этой женщине за свои унижения, за настойчивые попытки Лаиры подложить его под всех каракатиц мира, за мучительное разочарование, которое испытывает каждый вечер: Арабелла уже неделю не приходит в бордель, к нему. Хотя обещала!
Они поднялись по лестнице. Всю дорогу «Красное платье» бросала на Дракона кокетливые взгляды. «Лапки насекомых» на ее веках трепетали. Грудь тяжело вздымалась. Было видно, что подъем дается женщине нелегко. Неудивительно. Так затянуть корсет! Молодая, а дыхание вырывается из сдавленной груди с шумом отходящего паровоза.
В спальне, тесной, затхлой, раздражающей обилием алого цвета, клиентка сразу же, без лишних прелюдий, опустилась на кровать. Опершись на локти и склонив голову к плечу, она любовалась крепким мужским телом. Смотрела так, будто не насиловать Дьяра собралась, а осчастливить. Красотка ведь! Все должны падать к ее ногам, сраженные взглядом коровьих глаз и трепетом насекомьих лапок. Даже продажные парни при виде такого великолепия обязаны терять голову и отказываться от денег. Так она думала. Это читалось на ее лице.
Какое поразительное самомнение!
Дьяр выдохнул, тщетно сражаясь с бешенством.
Ненавидел! Как же он их всех ненавидел!
— Не хочешь раздеться? — Клиентка медленно провела пальцем вдоль ложбинки своей груди, явно считая, что этот чувственный жест заставит курто выпрыгнуть из штанов и броситься к кровати, захлебываясь слюной.
Эти ее ужимки, томные взгляды из-под ресниц, пошлое облизывание губ — неужели она и правда думает, что выглядит соблазнительно? Любовных романов начиталась?