Слышу голоса из нашей спальни. Его — моего мужа и Ее — моей подруги. Нет! Не может быть!
— Мась, когда мы, наконец, сможем рассказать нашей малохольной? Хотела бы я посмотреть на ее лицо!
— Жестокая ты, Светик. Совсем не жаль Лильку? — врезается родной до боли голос, дробя душу на кусочки.
— Пф-ф-ф! Нельзя быть такой законченной дурой! Лучше поцелуй меня еще раз, — раздается довольный стон лучшей бывшей подруги.
Начинаю задыхаться от боли, скрутившей все нутро. Сердце давит. Руки немеют. Опускаюсь на пол бесформенным мешком. Стало так холодно. Ощущение, будто кровь перестала греть. Колотит не понятно от чего больше: от страха, что твоя жизнь в одночасье рухнула, или от злости на предателей. Я не желала им смерти. Самой жить не хотелось. Разве можно существовать без сердца, без чувств, которые убили одним ударом?
У них там музыка. Француженка пела, надрываясь, о любви, а я впадала в транс. Сколько я жила во лжи, позволяя пользоваться собой? Ведь роднее и ближе людей у меня не было. За что они так со мной? Почему я была настолько доверчива? Кадрами замелькала моя жизнь: зависть одноклассников, что я из обеспеченной семьи, заинтересованный взгляд Никиты, откровенная лесть Светы. Я реально дурында! Мне расчетливо клали в уши то, что я хотела услышать. Людей судила по себе и ведь верила каждому слову. А теперь — распишись, Лиля, за свою беспечность!
Стоп! Хватит! Достаточно они вытирали об меня ноги! Они не увидят меня зареванной или сломленной. Держась за стену, я поднялась с пола. Между бровей появилась складка. Все еще кололо где-то слева. Пытаясь выровнять дыхание, я положила руку на ручку двери и толкнула от себя.
Внутрь я вошла уже совершенно спокойной. Это сейчас я — Лилия Петровская, а в девичестве была — Серебрякова. Мне, брюнетке, с серо-голубыми глазами, прежняя фамилия шла больше.
С холодным взглядом я возвышалась над застигнутыми врасплох любовниками.
— Лиль, — глаза Светки забегали в поисках какой-либо защиты, на своего постельного партнера она не сильно рассчитывала.
«Крысы, — пришла мысль. — Мерзкие крысы, которые тянули из меня все жилы и деньги. Мне не было жалко для них ничего. Я одаривала и «одалживала» не считая и не мелочась». Я знала, что буду дальше делать. Муженек застыл, будто кролик, увидевший удава. Даже губы стали на несколько тонов белее.
— Я все объясню, — Никита пытался справиться с волнением. — Это она сама залезла ко мне в койку. Я только тебя люблю.
— Ты офигел?! — взвизгнула Светочка. — Я одна отдуваться должна?
Мне все это было противно слушать. Единственное о чем я, обманутая жена, жалела — это о потраченном на пустых людей времени своей жизни. Но лучше поздно, чем никогда, сорвать фальшивые маски и избавиться от ненужного. В плане «избавиться» не было мысли о физической ликвидации… Просто вычеркнуть их из своей жизни. Пусть варятся без меня.
— Дочь, ты точно сейчас хочешь развода? У меня скоро выборы… — отец поправил манжеты и дернул нервно шеей.
Волнуется, переживает, родимый… Не за меня, а за свой пост, за деньги, которые текут потоком в его руки. Ему плевать, что дочь уничтожили морально. Сидит красивая оболочка с потухшими глазами. Мама будет ему поддакивать и смотреть в рот. Моя родительница была просто удобным приложением — рамка образцовой семьи, ячейки общества лицемеров.
— Ты куда? Разве мы договорили? — повысил начальственный голос Серебряков-старший. — Мне эта грязь ни к чему! Сама его в мужья выбирала! А я тебе говорил…
Дальше слушать не стала. Я была уверена, что все так и будет: никто не пожалеет, по головке не погладит. Сцепи зубы и терпи. Голос отца еще стоял в ушах, когда я заходила в лифт, когда второпях искала ключ на парковке, когда, нажав на газ, рванула больше сотни — только искры из-под колес. Закрыв глаза, отпустила руль. Это был неосознанный порыв спрятаться от действительности. Просто закрыться. Не думать. Не дышать. Не помнить.
— Лиль! Вставай! В школу опоздаешь! — раздается голос матери, и запах цветочных духов щекочет ноздри.
Странный какой-то ад — я приоткрыла один глаз, потом второй. Проморгалась. От розовых тонов пестрило в глазах. Плюшевые медведи на полочках таращатся на меня глянцевыми глазками. Какого дьявола?! Я резко вскочила. На мне — белая пижама в желтый горошек. На ногах — розовый лак. Это моя девичья комната! Вон, фиалки на окне.
— Встала уже? Умница, дочка! Завтрак на столе. Я к тете Оле поеду и тебя подброшу до школы, — тарахтела молодая версия матери.
Да. Она делала это каждый день. Будила меня, кормила и отвозила в школу. Не от великой любви и заботы. Я была ее работой, одной из обязанностей. Единственный ребенок в семье Серебряковых была всем обеспечена… Всем, кроме любви и родного тепла.
— Мам, хорошо выглядишь, — я все равно была ей рада.
Это потом я столкнусь с тем, что больше обо мне, оказывается, не нужно заботиться. Только дежурные звонки по праздникам и вопрос: «Как дела?», на который отвечать не обязательно.
— Ты случаем не заболела? — мама хмуриться и трогает лоб.
От моего взгляда мать вздрагивает. Её глаза начинают бегать, будто она пытается что-то понять и не может.
— Все нормально, — пожимаю плечами.
Если я в какой-то другой параллельной реальности, то это даже совсем не плохо. Лежу, наверное, в коме и плутаю в своих фантазиях, которые занесли меня сюда. Пока никак не могу объяснить, почему откинуло в прошлое. У меня теперь конкретные вопросы к небесам. Нет, не претензии. По всем законам жанра, я должна быть неприкаянным призраком со штампом самоубийцы.
— Вот и хорошо, — кивает мама. — Собирайся, я жду тебя.
Я почти забыла, что не одна в комнате.
Так становятся реалистами. Просто нужно повзрослеть, набраться ядовитого цинизма, испытать жгучую ненависть. Была ли любовь? Любовь — это нечто легкое, светлое и чистое, оно не имеет ничего общего с самообманом. Я смотрю на восемнадцатилетнюю себя: прямые темные волосы, слегка вздернутый нос и глаза цвета стали выдавали во мне старую душу. Мать под моим взглядом ежилась и отводила глаза.
— Не пойду сегодня в школу, — заявляю спокойно, отпивая кофе и делая кусь от бутерброда с сыром.
— В смысле?! — челюсть родительницы отвисла. — Лиля, ты заболела? К врачу надо? ПМС начались? Зуб мудрости растет? — столько версий посыпалось мгновенно.
— Хочу в салон сходить, сделать стрижку, маникюр нормальный, — болтаю ногой, как раньше. Рефлекторно, что ли? Имела я такую привычку до всего этого, каюсь.
— Дочь, папа это не одобрит, — тянет с сомнением, косясь на телефон, словно отец слышит на расстоянии.
— Мне плевать! Посмотри, как я выгляжу, — раскинула руки и встала в полный рост.
— Как? — хлопнула глазами мама.
— Обычная серая мышь! Зацепиться даже не за что! Ты же сама говорила, что я должна понравиться… Как его там, сына этого мужика зовут? — копошусь на полках прошлого.
— Демид, — расплывается в улыбке чеширского кота, мамаша. — Сын папиного друга, — глазки заблестели. Она думает, как поступить и соглашается на мою неожиданную авантюру.
— Сейчас вашей классной руководительнице напишу, что ты к стоматологу пойдешь, — набивает уже в родительском чате сообщение.
— После по магазинам проедемся, хочу гардероб обновить, — хочется сплюнуть, оглядывая себя.
Узенькие джинсы со стразами и розовая толстовка сейчас на мне, за неимением лучшего.
— Раньше тебе нравилась твоя одежда, — пристегивается ремнем безопасности и морщит нос мамуля.
— Я помню, сколько денег выдает отец на мое содержание. А когда обновки были последний раз?
Женщина рядом насупилась и поджала губы. Понятно, что отчет отцу она дает совершенно другой. Большая часть средств расходуется на ее хотелки. Конфликт с матерью мне не нужен, лучше тонко подвести ее если не в подруги, то в сообщницы.
— Вы уверены? — парикмахерша захватила мою гриву волос, которая спускается до поясницы.
— Абсолютно, — улыбаюсь через отражение.
«Хм-м-м-м» — мычит мамуля над моим законченным образом, глядя в зеркало. Кожаные черные брюки обтянули как вторая кожа, майка-алкоголичка с рок-группой «Ария» на груди и кожанка косуха дополнили образ. Выгляжу старше биологических лет. Что-то между Шарлиз Терон и Лили Коллинз — довольно хмыкаю, цокнув языком.
— Только в нос ничего не вставляй! — взмолилась мама. — Отец меня убьет! Да и так убьет, — стонет по пути обратно родительница, непроизвольно косясь в мою сторону и бурча под нос ругательства.
Сколько было расспросов: не вступила ли я в субкультуру, секту или клуб неформалов.
— Нет, пока, но я об этом думаю, — листаю телефон, внимательно рассматривая фотки в галерее.
— Лиль, у тебя точно все хорошо? Может, случилось что-то? — осторожно подбирается к моим внутренним демонам мать.
Лучше тебе там палочкой не шевелить! Под слоем пепла и памяти все для чужих — взаперти, и ключ потерян. Это раньше Лиля была — душа нараспашку, безотказная овечка и мать-Тереза в одном лице. Лимит доверия исчерпан. Уйти из ловушки, где любви не стало… Ошибочка! Не было ничего. Странно, что сейчас не болит и не душит. Безжалостно жизнью научена.
— Привет, пап! — мое дежурное и тычек губами в щеку.
Что-то буркнул, но словно очнулся, вылупил глаза и развернулся всем телом, как крейсер для атаки.
— Лиля, не понял?! Зачем ты волосы подстригла? Во что ты одета?! — начались ядрометания.
— Правда мне идет? — сложила ручки в замок перед собой и хлопнула ресницами.
— Вить, ну правда же ей хорошо, — шелестит мама рядом, явно нервничая.
— А это тебе! — достаю туалетную воду, которая позже отцу очень полюбится. Точно знаю.— От нас, с мамой, — добавляю к подарку соавтора, хотя сама выбирала.
— Девочки, мне очень приятно, — лицо разгладилось, и он ласково взглянул на мать. Сто процентное попадание в его вкус и запах с древесными нотками и мятой.
— Все для тебя, родной, — вертит перед ним хвостом родительница, высчитывая, что с этого настроя отцовского потом поиметь.
— Что у нас на ужин? — поворачивает в сторону кухни.
Мы, с матерью переглядываемся. На кухне шаром покати. С утра же уехали.
— Пап! Может, сходим куда-то все вместе? Недавно новый ресторан появился на Заречной! — открываю дверь воспоминаний.
— Умница, дочь! — оценил мой посыл папенька, ведь картинка дружной семьи нужна его электорату. — Собирайтесь, красавицы! Папа ведет вас гулять! — царственно дает свое позволение.
Я поднимаю руку в жесте «дай пять». Мамуля немного тормознула от удивления, но хлопнула ладошкой, одобрительно кивнув. Новая «я» стала определенно ей нравиться.
Приходит осознание того, что еще ничего не случилось. Сейчас, в этом времени, с багажом информации — одни козыри на руках. Мы сидим в ресторане, мило общаемся и я понимаю, что уже меняю ход событий.
— Какая неожиданность! — восклицает маменька.
Меня явно держат за идиотку. Друг отца со своим сыном тоже «неожиданно» нарисовались. Машут нам руками. Старший Каверин подходит поздороваться с папой и восхититься нашей красотой.
— Присаживайтесь к нам, Костя, Демид, — отец радушно махнул рукой, что есть места и мы подвинемся чуток.
Мама косится на меня и облегченно вздыхает. Я увлечена салатом и тяну сок из высокого бокала. На лице написано спокойствие и умиротворение. Демид, дай Бог памяти, в моём прошлом-будущем — укатил за границу. Состояния не сколотил, но был топ-менеджером в могущественной корпорации. Парень невысокий, одного со мной роста, уже студент экономического факультета, с интересом косится в мою сторону. Не красавчик, но и не урод какой. Обычная для парня внешность. В мое время можно из любого сделать представительного мужика — было бы желание. Хватит уже этих красавчиков. Ну, насчет отношений забегать вперёд не буду, можно же неплохо общаться — анализирую ситуацию и освещаю свое милое личико улыбкой. Демид чуть не подавился, бедолага.
— Детям мороженое? — интересуется папенька, явно довольный, что так хорошо сидим.
— Мне пломбир с шоколадом, — не порчу идиллию.
Демид заказал лимонное. Интересный выбор! Без зазрения совести тянусь ложкой к его вкусняшке и пробую, причмокивая и оценивая вкус. Все за столом зависли.
— Теперь ты мое попробуй, — двигаю обалдевшему Демиду свою порцию.
Парень неуверенно всматривается: я издеваюсь над ним или нет. Не отказывается. Так мы, напробовавшись друг у друга мороженого, уже не стеснялись разговаривать. Первый шок у взрослых прошел, они довольно переглядывались. Смешные, честное слово. Будто спецоперацию провернули.
Кошусь на оживший телефон. Входящий от Светки. Скидываю не дрогнувшей рукой и отключаю совсем под одобрительный взгляд отца. Снова поворачиваюсь к Демиду.
— Тебя чем шантажировали? — шепчу, наклоняясь буквально к его уху.
— Обещал отпустить со студенческим отрядом летом, — так же тихо отвечает.
— В этом есть польза, согласись…
— Я рад, что ты адекватная…, — парень покраснел.
Наши головы совсем рядом. Он теряется от такой близости. Родители трещат о своем, иногда поглядывая на нас, молодежь.
— Почему выбрал экономический? — взыграл профессиональный интерес.
— Не знаю, поймешь ли ты, — тянет с сомнением.
— А ты рискни!
Слушала. Кивала. Уточняла. Так забылась, что рука сама потняулась плеснуть коньячку себе в пустой бокал. Хьюстон, у нас проблемы! Понимаю, что на меня не просто смотрят, а в ужасе от увиденного. Я еще в непонятках: «что не так?». Грудь что ли выпала из платья? — держа в одно руке коньяк, ощупываю себя взглядом на предмет неполадок в одежде.
— Да, Лиль, он обзор загораживает, — спасает положение Демид, вырывая бутылку из цепких ручек.
Аж зубами щелкнула. Хочется, а нельзя! Цыц, Лиль! Улыбаемся! Да, загораживал обзор, верно.
— Демид, уважуха, братан! — подставляя кулачек, когда он пошел проводить меня до женского кабинета. «Ребенок» же заблудится, потеряется, обратно дорогу не найдет — с таким посылом его отправили со мной, когда сказала, что носик припудрю.
— Без проблем, — вживается в роль новый друг. — Запиши мой номер телефона, вдруг тебе еще понадобиться помощь, — соглашаюсь и забиваю контакт.
— Коньяк хлещешь, когда родаки не видят? — решил подколоть, подняв бровки домиком.
А он милаха, когда улыбается. Такие симпатичные ямочки на щеках.
— В субботу футбол будет. Наши с «Ростовом» играют. Пойдешь со мной? — вроде бы нормальное предложение, но я стою раскрыв рот, бледнея, краснея, потея.
— А какое это число будет? — хрипло вышло.
— Двадцать шестое апреля…
Как не орать?! Именно в этот день рухнула трибуна с болельщиками. Смертельных исходов не было, но было много пострадавших. Один парень даже ноги лишился…
— Дема, давай лучше в кино сходим, — слышу себя со стороны.
Хочешь — не хочешь, а в школу идти надо. Все-таки одиннадцатый класс и на носу выпускные экзамены. Отмазка, что ты уже в другой жизни это проходила — точно не сработает. Подкрасила ресницы, на губы — блеск, по капле духов на запястье и основание шеи. Легкий аромат вишни с пудровыми нотками окутал, как броня. Форма гимназии сидела по фигурке. Снова мамины бутерброды и крепкий чай. Захватив горсть конфет, кинула их в рюкзак.
— Во сколько заканчиваешь? — уточняет мама, припарковавшись у ворот.
— Мам, хочу прогуляться после уроков. Видишь, какая погода сегодня хорошая, — на недовольно-вытянутое лицо, добавляю: — обещаю позвонить и сообщить свои координаты, — положила свою руку поверх ее и чмокнула в щеку.
— Хорошо, — соглашается родительница. — Только недолго гуляй, ладно? — И делает пальчиком «пип» в нос.
Надо же! Давно таких нежностей не было! Не припоминаю их, — выхожу улыбаясь.
— Серебрякова! Ты вообще обнаглела?! Почему на звонки не отвечаешь? Нифига себе! Отпадно выглядишь! — меня обтекают одноклассники, с любопытством разглядывая.
Их распихивает Светка, с недовольной миной на кукольном лице. Первая красотка нашего класса и экс-подруга критически проходится взглядом. Удивление, смешанное с завистью, мелькает в глазах, но лисица мелодичным тоном говорит, что соскучилась и обиженно надувает губы.
— Откуда такая красивая? Почему меня с собой не взяла? Ты какая-то другая… — и затыкается, запнувшись на внимательных глазах цвета стали. — Ты на что-то обиделась, да? — прощупывает почву.
— Думаешь, есть на что? — отвечаю вопросом.
Блондинка теряется, не зная, что ответить, и просто семенит за мной до кабинета химии. Окинула класс. Раньше я сидела с Никитой, вон за третьей партой. Он сидит в пол оборота, разговаривая со своим другом Арсом. Заметив мое появление, лучезарно улыбается. Как красиво лгут уголки некогда любимых губ. Удивленно распахиваются голубые глаза.
— Лиля, привет, — откидывает светлую челку рукой, отодвигая от стола стул и показывая жестом, чтобы я приземлилась.
Даже имя его выговорить не могу. Чертов предатель! Все так же хорош и самоуверен. Помани любую из класса, она с радостью побежит следом. Но я теперь — не как все. Хмыкнув, прохожу дальше и, достигнув галерки ряда, кидаю рюкзак рядом с Игорем Тумановым.
— С тропы сбилась, Серебрякова? — бросает недовольно парень, но не делает других движений от меня избавиться.
Туман мог бы мне и под задницу пнуть, придав ускорение. Ему пофигу — носит юбку оппонент или уже бреется. Игорь – антисоциальный элемент в школе. Состоит на учете, где только возможно и ведет задушевные беседы со школьным психологом. Бунтарь и хулиган, которого лучше обходить стороной. Спокойно располагаюсь рядом и достаю учебник с тетрадью под перекресток взглядов и возгласов удивления всего коллектива 11 «А».
«Она рехнулась?»
«Какая муха Лильку покусала?»
«Спасать ее надо!»
— Ты че, бессмертная? — дыхание с запахом сигарет и мятной жвачки рядом.
— Игорек, я тебя не стесню и скатертью по жопе лечить не стану. Привыкай к новой соседке, — поворачиваюсь, и, гладя в упор, рассматриваю главную головную боль всего педагогического персонала гимназии. Взгляд Тумана темнеет с синего до цвета грозовых туч.
— Тебе же хуже, — цедит и отворачивается.
У Игорёши нет матери, а отец поговаривают, что бандит. Держит пивнушки и сомнительные забегаловки в городе. Моего отца кондрашка хватит, когда узнает, что приблизилась к сыночку Туманова. Дочь мэра и сын бандита — интересная парочка… Папуля давно хотел выжить этого парня из нашей школы, но у него не получилось.
Немного подбешивает постукивание ручки об столешницу. Перед соседом рваный листок бумаги, на котором парочка иероглифов. Как он школу хочет закончить? Я пыталась подвинуть ему учебник, но Туман в него даже не посмотрел.
— По башке себе постучи! — не выдерживаю монотонного стука.
Тут святой сорвется, честное слово! Выхватив ручку, швыряю ее в проход. Тяжелое сопение носорога говорит о том, что пора бежать и прятаться в кладовку, строя баррикады. Игорь больно хватает запястье и давит так, что звезды из глаз посыпались. Но у меня ж вторая рука свободна! Влепляю ему пощёчину… Звук от соприкосновения моей ладошки и его щеки пошел вибрацией вдоль четырех стен, которые резко стали уже.
— Тебе трындец, йододефицитная! — резкий толчок и я лечу со стула, шлепаясь на бок. Ещё и головой приложилась об стол рядом.
— Гр-р-р! — держусь за голову. Мстительно щурясь, поднимаюсь змеей. Класс уже гудит. Химичка кричит фоном. У меня пелена ярости. С ноги выбиваю стул под Туманом и хватаю рюкзак, чтобы сверху еще добавить.
— Лиля, нет! — меня хватают за сумку, кто-то за руки пытается оттащить.
Парни навалились и держат Игоря втроем. Только Туман не сопротивляется. Его взгляд прикован ко мне. Темные волосы торчком, губы сжаты в полоску.
— Живо, к директору, оба! — верещит учительница.
— Туманов! Ты решил вылететь из выпускного класса за два месяца до аттестата? Есть предел любому терпению! — Валентина Дмитриевна, наша директриса, сыпала стращаниями.
Игорю же, казалось, было абсолютно все равно. Вытянув ноги и сложив руки, он безучастно смотрел в окно.
— Это моя вина! — пытаюсь встрять в словесный поток. — Я сама Туманова спровоцировала…
— Лилия, ты пытаешься его выгородить?! Не стоит, он уже достаточно натворил! — Валентина тычет в какие-то бумажки, нервно поправляя очки.
— Про другие прегрешения не знаю, — пожимаю плечами. – Я просто за справедливое решение.
— Думаю, об этом стоит знать твоему отцу, — пошла угроза. — Зачем ты к нему пересела, сможешь объяснить?
Манипуляция. Пылкие и звучные слова, частые выразительные мановения. Оттеснить и расположить в нужных ей чувствах вины и страха. Умение поражать слух недовольно жонглируя рассудком. Страх — мощнейшее оружие подчинения. Но в эту игру можно играть вдвоем, верно?
— Валентина Дмитриевна, вызывайте! Заодно покажете, куда потрачены средства, выделенные на спортивную площадку и душевые у спортзала. Красивый ретро дизайн разбитой плитки очень впечатлит отца, как и газон из крапивы…
Повисла пауза. Директор переваривает степень моей храбрости, и мысленно решив, что за мной станется, растягивает фирменную улыбочку «я с тобой потом разберусь».
— Можете идти. Будем считать, что это единичный случай и такое больше не повториться! — с кем она сейчас разговаривает, делая вид, что листает журналы?
Отрываюсь от стула, и, не считая нужным прощаться, топаю в коридор.
— Серебрякова, стоять! — раздается за спиной холодный голос.
Разворачиваюсь и мысленно считаю до десяти. Вот сейчас совсем не до шуток. Передо мной самый опасный из людей в этом городе… Еще каких-то пять лет и отморозок Туман сместит своего старика. Молодой, дерзкий, без тормозов — он захватит многие сферы бизнеса. Даже мой отец будет вынужден с ним считаться. Ходили слухи, что неугодные просто исчезали бесследно…
— Игорь, извини, нервишки подвели. Можешь хоть сколько барабанить по столу, хоть двумя руками…
— Пошли, покурим, принцесса, — останавливает мои попытки извиниться и двигает к запасному выходу.
Перетаптываюсь, ежусь от прохлады и пытаюсь понять, что этот чумной задумал. Интересно ты, Лиля, меняешь судьбу. Захотела умереть молодой?
Туман выпускает дым, запрокинув голову. Внимательный взгляд еще больше нагоняет мурашек. Будь я с той неокрепшей психикой восемнадцатилетней девчонки, уже бы забилась в угол, стуча зубами… Сейчас просто на моем лице немой вопрос: «Че надо?».
— Что стало с хорошей девочкой? Где эти слюни по Никитке? Ты ведешь себя странно… — сплюнул и снова затянулся, не отрывая глаз от моего лица.
— Юношеский максимализм, гормоны, поиски смысла жизни, — пытаюсь найти оправдание своим поступкам. — А с Никитой — все. Не тот человек…
Прислонилась к стене спиной, чтобы ощутить горизонтальную твердь. Держу оборону, не опуская головы.
Туман и личные границы — несовместимы! Тем более, я сама эту черту перешагнула. В два шага он оказывается рядом и нависает, расставив руки по бокам от моей головы.
— Забавно, — его дыхание поднимает волосы на макушке. Игорь выше меня на голову. Я кошусь на бицепсы, обтянутые рукавом рубашки. Скольжу по подбородку, красиво очерченным губам…
— Что забавного? — сглатываю слюну и тону, попадая в плен синевы.
— Лилия — нежный, красивый цветочек. Такая хрупкая и беззащитная, — почти шепот на выдохе.
Это же не галюны? Это он мне все сейчас говорит? Мне б оскалиться в тридцать два и радостно закивать: «Да, я просто ангел! Только нимба не хватает, и крылья вон прорезываются между лопаток. Спинку почешите?». Благоразумно лучше промолчать, скромно потупив глазки. Пальцы Тумана подрагивают, обводя очертание скулы. Как животное, он принюхивается, раздувая ноздри. Мои руки болтаются по швам, боюсь дернуться и спровоцировать его на ответные действия. Просто застыла. Так близко, что слышно биение его сердца. Стук-стук. Вена пульсирует на его шее. Последние слова Игоря носились где-то близко… И тихо, так тихо, что слышно, как время идет.
«Лиля, твою ж мать! Нахрена ты так сделала?» — вопиют остатки разума. Я лизнула его в шею. Чувствую солоноватый вкус на языке. Туман, похоже, так офигел, что отпрянул, вытаращив глаза. Бочком, вдоль стеночки, отползаю ближе к дверному проему. Ломанулась, как молодая гепардиха, едва вписываясь в повороты. Стою, хрипло отпыхиваясь у кабинета. Вдох-выдох. Натянула грустное личико и толкнула двери.
Класс, как пчелиный улей. Взгляды прошивают со всех сторон. Одновременно с моим шагом в эти чертоги, раздается звон школьной перемены. Гул в кабинете химии усиливается.
— Лиля?! — прикосновение, как ожог.
Голубые глаза Никиты. В них много вопросов, на которые я ничего не отвечу. Он еще ничего мне не сделал. Не опоил на выпускном шампанским, не затащил в свою квартиру… А потом, под утро, как «честный» человек, не предложил быть вместе навсегда. Интересно, а Светку он туда водил до меня или после? Что за мысли такие?! — даю себе внутренний подзатыльник.
— Никогда меня не тр-р-рогай! — прорычав, отшатнулась.
К горлу подступает тошнота. Одноклассники мелькают, кружатся вокруг. Душно. Бросает в жар и в холод одновременно. Готова даже в окно выпрыгнуть…
— Лиля, я не понимаю. Объясни, — снова захват.
Рука бывшего теперь на плече. Меня мощно тряхнуло, передернув.
— Я сказала, отвали! — перехожу на ультразвук и отталкиваю от себя.
Начинаю пятиться. Не его боюсь. Боюсь себя и своей жажды убивать. Как не вцепиться в его идеальную рожу? Рвать на лоскуты, вгрызаясь до печени…
— Петровский! — послышался голос, от которого все зависли на месте скульптурами. — Еще раз увижу, что ты к ней прикоснулся…
Никита шарахнулся, налетев на стол, сдвинув его со скрипом. Он переводит глаза с меня на Туманова и обратно. Весь мыслительный процесс написан на лице.
— Сука, — вырывается из его поганого рта, оставляя смрад за собой.
Бывший пытается обойти Тумана, но сгибается пополам, держась за живот. Падает на колени.
— Блядь, Туман! Я все понял! — стонет, поднимая голову, словно прося пощады.
Туманов скалится. Подносит кулак к носу блондина.
— Целуй, падаль!
Никита всхлипнул и беспомощно обернулся, словно прося помощи у одноклассников. Никто не двигается. Даже Светка опустила голову, рассматривая пол. Я делаю шаг, другой. Оказываюсь рядом. Отвожу руку Тумана от подрагивающего носа, с которого уже капают слезы-сопли на паркет. Никитка шмыгает и раскачивается, обхватив себя руками.
— Не нужно об него пачкаться. Он этого не стоит, — мой голос льется, обтекая стены.
Кулак разжимается. Синие глаза теперь смотрят на меня. Переплетаю свои пальцы с его, и сжимаю крепко в замок. Сшиты наживо наши запястья. Игорь теряет интерес к Петровскому. Мы проходим до своей парты сквозь строй ребят. Многие кинулись собирать свои сумки и рванули на выход.
Ноги не держат. Сажусь на стул и тянусь к рюкзаку. Одна моя рука все еще в плену Тумана. Игорь гладит ладонь и хмурится, сдвинув брови.
— Была уже с ним? — ему плевать, что одноклассники уши тут же развесили, все услышав.
— Нет…
«Какого дьявола он творит?» — чуть не задохнулась, понимая, что он тянет меня к себе на колени. Всаживаю ногти в кожу и мотаю головой, что не надо так… не надо.
С дубля переписать историю, конца которой не знаешь. Жизнь можно начать с чистого листа, но сам почерк изменить гораздо сложнее. Чувствую, что набью новых ошибок…
Туман в голове и он же рядом. Пытается прикоснуться по любому поводу, словно отвоевывая чужую территорию. Уроки пролетели незаметно. Одноклассники делали вид, что ничего страшного не происходит. Петровский смылся зализывать свое самолюбие. Одним махом Игорь уничтожил его репутацию. Довольна ли я? Задумчивый взгляд Светки, который она сразу отводит, заметив мой ответный. Ее смс: «Надо поговорить» оставляю без ответа, снова. Пусть думает, что хочет. Добренькая Лиля закончилась. Больше никаких льгот и скидок по вип-картам, которые отец скидывает мне пачками. Не будет хвастовства в чатах, прикрываясь моим именем. Теперь она — пыль ничего не значащего прошлого.
— Я подвезу тебя, — толкает в спину к своей тачке Игорь.
— Туман, ты как это себе видишь? — уперлась, не желая сейчас оставаться с ним один на один.
Сегодняшний день принес сюрпризы, которые надо обмозговать и сделать выводы.
— Серебрякова, не беси меня! — попискивающую и трепыхающуюся, используя преимущество в силе, Туман все-таки заталкивает на переднее пассажирское, громко хлопнув дверью.
Туманов молчит, и я молчу. Только искры напряжения всполохами. Я все еще злюсь. Будут вопросы, это чувствуется по внимательным взглядам.
— Кто ты? И что сделала с Лилькой Серебряковой?! — звучит сарказмом, но…
— Мне кажется я повзрослела лет на несколько… Ну, или пришельцы начали план захвата Братска и вот, я — первая версия! Тебе какой ответ больше нравится? — рассматриваю внутренности салона, вертя головой.
У Тумана бардак! На заднем сидении валяются упаковки от чипсов, пустые бутылки из-под газировки. «Это че? Фольга от презерватива?» — хмыкнула, показывая всем видом, что заценила обстановку притона на колесах. Странно, что особо не воняет ничем. Мысли о том, что может быть в багажнике — отметаю. Там наверняка лопата и веревка для очень любопытных имеется.
— А, все нет времени прибраться, — спокойно говорит Игорь.
Его нисколько не смущает, что я это вижу. Под ноги катится пустая банка пепси. Быстро наклонившись, Туман хватает ее и зашвыривает назад к остальному мусору, при этом успевая дотронуться до щиколотки. От неожиданности дернулась и стукнулась головой о боковое стекло. «Еу! Да сколько я сегодня биться башкой буду?!» — выдала стон страдания, поморщившись. Растираю место ушиба, щупая, есть уже шишка или растет?
— Сильно ударилась?
Мне послышалось, или в голосе нотки заботы? Возмущенно поворачиваюсь и хочу съязвить, что это он — источник моих бед.
— Туман, высади меня у парка, а?
— Что там, в парке, дают? — поднимает бровь, снова опалив синевой.
— Рядом магазин канцелярских товаров. Хочу купить себе цветные маркеры и еще тетрадей.
Не добавила, что тетрадей хочу купить для него. Пишет на каких-то огрызках. Где он их потом сортирует? Скорее всего, просто этими клочками весь рюкзак забит.
— Хорошо, давай в канцтовары, — заруливает и паркуется рядом с магазинчиком.
— Я быстро! — цепляю ручку и выпрыгиваю наружу.
Бодренько вышагиваю, открываю дверь, звоня колокольчиком… Она за мной не сдзынькнула! Черт! Туманов прется следом, как волчара оглядывая каждый уголок небольшого помещения.
— Д-добрый д-день! — начинает заикаться продавщица, завидев новых посетителей.
— Привет! — парень лениво облокотился на прилавок. — Помоги моей девушке выбрать фломики, — кивает на меня.
— Маркеры! — поправляю, и мне становится неловко, что к взрослой женщине он так обращается.
— Извините, у нас небольшой выбор! — передо мной появляется кучка россыпью цветных маркеров и несколько упаковок наборов.
Выбрав пять толстых тетрадей и один набор, нашариваю в отделении своего рюкзачка пятьсот рублей и кладу на плоскую монетницу.
— Не надо денег! — женщина испуганно косится на Тумана. — Сегодня акция и вы — наши дорогие сотые покупатели! — ее голос срывается на несколько октав выше, при слове «дорогие».
У-у-у-у, бандитская рожа! Чтобы еще я с тобой куда-то зашла! — вылетела из магазина, так и не забрав «покупки». Лямки рюкзака больно врезаются в плечи. Не успев охнуть, отпружиниваю назад.
— Далеко собралась? М? — меня, как котенка, держит за шкварник Туман, недовольно сверкая глазами. В его руке пакет с тетрадями…
Да, что за день-то такой?! Вгрызаюсь в бургер. Игорек таскает мою картошку фри. Ну и аппетит у парня! Быстро слопал все свое и вон, чо! Тянет лапки к чужим продуктовым запасам. Гр-р-р-р! Подтаскиваю картоху к себе ближе. Отвлекает спикавший телефон. Облизнув палец и вытерев затем салфеткой, листнула экран блокировки пальчиком.
«Если ты в заложниках, моргни два раза!» — сообщение от Демида.
Елы-палы! Спалилась! — осторожно разглядываю посетителей фастфудного заведения. Аха! Демид с двумя парнями сидит в дальнем углу, хмуро поглядывая на моего сотрапезника. Кто не знает Тумана в городе? Да каждая собака в курсе, чей он единственный сыночек! Молодой подрастающих звереныш, от которого скоро все матери города будут прятать девок, рассказывая страшилки.
«Все в порядке. Он — мой одноклассник. Просто зашли перекусить» — отправляю шифровку.
Надеюсь, прокатит.
Туман.
Она меня раздражала с пятого класса. Вся такая конфетная, до тошноты правильная. Отец запретил к Лильке приближаться. Если бы не его запрет, вообще бы не знал о существовании дочери мэра. Мелькающая масса одноклассников… Я их не замечал, пока кто-то из них на кулак не нарывался по глупости. У моего старика с мэром были свои терки и свои договоренности. Одна из них — Лилька. Трогать ее категорически запрещено.
Серебрякова как магнитом притягивала халявщиков и любителей поживиться за чужой счет. Ее тупо использовали подружки. Стелили мягко, а за глаза называли дурочкой. Все ведь принимала за чистую монету. Думал, никогда не поумнеет… Что ж, любой может ошибаться.
Сейчас выгуливаю принцессу в Маке и думаю, чем это для меня чревато. Но вместо последствий, думаю о том, какие у нее губы. Лиля облизывается и, урча, кладет в рот остатки бургера. Втягивает через трубочку коктейль. Хочу ее губы попробовать на вкус. Снова ловлю взгляд расплавленного серебра, на это можно смотреть вечно. Думал у нее серые глаза, но иногда они кажутся голубыми. Серебрякова вообще сейчас на себя не похожа. Дерзкая, взрывная, и в то же время — элегантная. Щедрая порция эмоций от нее сегодня — больше чем за весь учебный год. Понятия не имею, что делать дальше. Мне просто кайфово, когда она рядом. Чувствую себя живым. Вот снова! Смешинки в ее глазах зажглись искрами. Что-то замышляет. Переписывается в телефоне. На кого смотрит? Мне не нужно поворачивать голову. В зеркальном отражении напротив я вижу пацанов, которые на нее оглядываются. Сдавило нутро от ревности. Головы раздавлю руками, доворочаете свои морды! Она моя!
То же самое ощутил, увидев руку Никиты на хрупком плече. Клокочущая ненависть к покусившемуся на мое, топила разум. Я бы мог разнести весь кабинет, вытирая пол Никитой. Легкое прикосновение и Лилькин голос — загасили ярость. Это было удивительно, как мелкая пигалица поворачивала мою стихию разрушения вспять. Я шел за ней следом и готов был идти дальше хоть куда. Что эта ведьма сотворила со мной? Как невинной девчонке удалось сломать бетонную стену, которую я нагородил так давно, что сам не помню? Хочу ее близко, чтобы кожа к коже, чтобы светила только мне…
Один из троицы — коренастый, встает и начинает приближаться. Ну что ж, это твой выбор! — закрываю глаза и отсчитываю секунды до того, как загну его мехом внутрь.
— Демид! — соскакивает моя ненормальная и несется к парню навстречу.
По руке стекает пузырящаяся коричневая жидкость. Выжимаю бумажный стакан с пепси, стиснув в кулаке. Скорее всего, представляю шею придурка.
— Привет, Лиль! Подвезти тебя домой?
— Нет, друг, я с Игорем! Нам еще домашку делать, — щебечет Лиля.
— Ладно, если так. Созвонимся!
Как не обернуться?! Он ее обнимает? Целует? Открываю глаза и встречаю спокойные карие в отражении. Парень тоже на меня смотрит. Рядом Серебрякова. Она смущена ситуацией, но все рассчитала верно…