А.В. Войтешик
«Верю Огню»
(продолжение книги «Чабор»)
11.12.1999 — 18.12.2006 г.
(продолжение книги «Чабор»)
Уважаемый читатель, в данном произведении автор, исходя из желания поэкспериментировать, использует приставку «без», как указание на отсутствие чего-либо, а «бес» на присутствие Темных Сил).
«Это произведение – фантастика. Сейчас о суверенной Беларуси знают. Нас ругают, хвалят, над нами смеются, с нами считаются, но, допустим, 10 июля 1994 года мой народ избрал бы другого лидера, в данном случае, персонаж которого от начала до конца вымышлен. Впрочем, что лидер? Выдуманы все герои книги, названия объектов и должностей в сфере госбезопасности и так далее. И все же, …а вдруг кому-то будет интересно знать – как бы все могло быть, пойди все иначе?»
Алексей Войтешик
Часть 1
Глава 1
— Эй, Селедкина! — выкрикнул из дальнего конца коридора рыжеволосый Генка из параллельного класса. Девушка недовольно оторвала взгляд от зеркальца, которому до того времени соблазнительно выпячивала губки и, сквозь шум школьной перемены, ответила:
— Чего тебе? — и тихо прибавила, — дебил.
— Там твоя мамка пришла. Ваша классуха повела ее к директрисе…
— Нина! Карасева! — тут же прозвучал из другого конца коридора хорошо поставленный голос классного руководителя одиннадцатого «Б» Тамары Михайловны. — Зайди к директору…
— Так анатомия же…, — со слабой надеждой на спасение, возразила Нина, спешно пряча в карман зеркальце.
— Иди сюда, анатом, — тяжко вздохнула Тамара Михайловна, и выжидающе замерла у двери…
За последние полгода по милости матери Нине уже четвертый раз приходилось посещать кабинет директора школы. Директриса была женщиной требовательной, суровой и жесткой, а потому лишний раз встречаться с ней не очень-то хотелось: «Ну, да Бог с ней, с директрисой», — подумала обескураженная приглашением классного руководителя девушка. «Дело-то, уже привычное: остановиться у порога, уставиться в ковер и изучать его нехитрый узор до тех пор, пока мать не взбесится от подобного показного безразличия дочери и тяжести своей собственной задрипанной судьбы…».
Но Нина ошибалась. На этот раз головомойка обещала быть намного интересней. В кабинете директора кроме матери, классного руководителя и самой директрисы Софьи Геннадьевны, выложив перед собой разбухшую от бумаг, потертую кожаную папку, сидел молодой милиционер в новенькой, пятнистой форме. Симпатичный, даже красивый парень, если бы не милиционер.
— Проходи Нина, — холодно пригласила директриса, — садись.
— Я …присяду, — без всякой тени стеснения поправила Софью Геннадьевну Нина.
— Вот, видите, — пока еще не скатываясь до крика и истерики, смахнув украдкой скупую родительскую слезу, всхлипнула мать, — вот так теперь всегда. К каждому слову цепляется, все у нее не так. Ведь как только…
— Извините, — тут же вмешался в разговор милиционер. — Светлана Сергеевна, проблемы родителей и детей существуют уже тысячи лет, и, поверьте мне на слово, все это время родители всей земли используют одни и те же слова. Давайте лучше по делу. Мне к двум часам нужно успеть в райотдел, на «развод». Разрешите, я с ней поговорю?
— Конечно-конечно, — согласилась Софья Геннадьевна, внимательно всматриваясь в лицо старшеклассницы. — Для того ведь и собрались. А я пока кофейку нам приготовлю…
Директриса тут же встала из-за своего рабочего стола, твердой хозяйской рукой открыла шкаф и, побрякивая посудой, принялась возиться внутри него, оставаясь скрытой от глаз старшеклассницы.
— Ну, что, Нина, — начал разговор милиционер, — давай знакомиться. Я твой новый участковый инспектор по делам несовершеннолетних, лейтенант милиции Стапков Валерий Михайлович.
— О-очень приятно, — колко ответила неуправляемая одиннадцатиклассница, внимательно изучая безупречно выбеленный потолок кабинета директора.
Участкового задело:
— Ни-инночка, — с задержкой, въедливо, продолжил он. — «Сяду, присяду, очень приятно». По своей детской наивности ты, наверное, сейчас думаешь: «Вот, снова собрались, пополощут мне мозги и отстанут». Так вот, хочу тебе сказать, на этот раз ты ошибаешься…
Участковый расстегнул папку и извлек из нее какие-то листки, скрепленные побуревшей от времени канцелярской скрепкой.
— Видишь эти казенные бумажки с буковками? — Он поднял документы и повернул их к девушке лицевой стороной. — Это объяснения, показания, а вот и протокольчик. Все это уже страницы твоей биографии.
Ты ведь наверняка понимаешь, эти документы не несут в себе ничего хорошего любому, и уж особенно молодой девушке. Скажу больше, я боюсь, что за такие штучки, у тебя в скором времени появится возможность именно не «присесть», а «сесть». Читай вот тут:
«18-го ноября 1999 года, в 12 часов…», видишь? Ты и Оленька Шкабара, подружка твоя, попросили рабочих, производящих ремонт в общежитии по адресу улица Ротмистрова дом 12, помочь открыть дверь внутри блока комнат № 412…», — участковый опустил бумаги и, разложив их перед собой, продолжил, — так, …где же это? А вот: «…данного общежития, сославшись на то, что ключ от одной из комнат они случайно закрыли внутри».
Глава 2
На массивном, еще времен СССР телефонном аппарате вспыхнула кнопка внутренней связи. Странное дело, прошло уже четыре года как Иван Сергеевич Ловчиц занимал этот просторный кабинет, однако же, все это время он неизменно дергался от вышеупомянутого сигнала. Рука потянулась к мигающему огоньку.
— Иван, — загудел в громкоговорителе голос шефа, — зайди ко мне, по парадно-выходной, пулей! Поедем к Самомý.
— Есть, — коротко ответил подполковник Ловчиц, поднимаясь и выключая связь.
Уже через пятьдесят минут он и Председатель Комитета государственной безопасности Республики дожидались высочайшего приема, стоя возле въездных ворот главной дачи страны.
За каждодневной беготней и спешкой тихая и безлюдная дорога возле «Дроздов» казалась просто райским уголком. Звонкое пение птиц, шелест ветра в мохнатых лапах хвои, да и сам воздух, пропитанный запахом смолы, успокаивали нервы, напоминали заработавшимся людям Службы о том, что где-то мимо них пролетают золотые, теплые летние деньки.
— Иван, — произнес вдруг шеф, стоявший до того в глубокой задумчивости, опираясь обеими руками на задний капот «Пежо», — …а, черт! Ладно, потом…
— Игорь Федорович, — тихо спросил Ловчиц, бросая вопросительный взгляд в сторону въездных ворот. — Чего Он завет-то? Ты бы хоть что-нибудь сказал. Ведь знать не буду, что, в случае чего, говорить…
— Иван, — снова выныривая из глубоких мыслей, нервно ответил шеф, — ты хотя бы раз видел, что б я так «дергался»?
— Нет.
— Так вот посмотри! …Сам ничего не знаю. …Оттого, Вань, так и колотит. Из эдаких «ни с того, ни с сего», знаешь, какие вводные вылетают?..
— Догадываюсь.
— То-то и оно, — коротко отрезал шеф, убирая руки с багажника и начиная непроизвольную прогулку возле машины...
— Ужасно выглядите, Игорь Федорович, — сопровождая его передвижение взглядом, попытался отвлечь начальника от тяжелых мыслей сердобольный заместитель, — нельзя так загружаться неизвестностью.
— Да иди ты, Иван!
От ворот вышел сотрудник охраны и направился к ним. Водитель Председателя вышел из машины и кивнул в сторону посыльного:
— Игорь Федорович…!
— Вижу, — ответил Шеф. — Оставайся тут, Володя. На территорию не поедем. Водитель нырнул обратно в салон, а подошедший охранник вышколено кивнул, здороваясь, и произнес:
— Товарищ генерал, вас ждут….
Посыльный повернулся и отправился к воротам, а генерал-майор Янушкевич одернул полы цивильного пиджака, поправил узел галстука, и не спеша зашагал следом.
— А я? — осторожно осведомился оставленный без внимания зам.
Шеф на миг остановился и бросил через плечо:
— Жди здесь, Ваня. Поверь, я тебе сейчас завидую.
Генерал широко зашагал к двери КПП, и вскоре пропал из виду.
Иван Сергеевич сел в машину и принялся разбавлять томительные минуты ожидания размышлениями. На передних сидениях водитель шефа и Михайловский – его внештатный ординарец, молча слушали музыку.
Ловчиц перебирал в голове все из известных ему событий, которые произошли в стране и за ее пределами в последние дни. Их хватало, но какое из них так ощутимо дернуло за цепочку «служебного собаководства» (так любовно называл Службу шеф), Иван Сергеевич просто не мог себе представить. Скорее всего, это должно было быть что-то из «свеженького», тот же самолет, хотя, кто его знает?
Заместитель Председателя начинал мучиться жаждой и голодом. Одуревший на свежем воздухе живот выдавал такие неимоверные трели, что Ивану Сергеевичу почудилось, будто САМ как-то вдруг подошел к открытому окну авто и нравоучительно сказал: «Что за пошлость, товарищ полковник, бурлить животом здесь, возле правительственной дачи. А еще – военный человек! Не можете справиться с каким-то животом, а мы вам людей доверяем…»
Вдруг щелкнула дверь. Иван Сергеевич, проснувшись, дернулся. Генерал рухнул на соседнее кресло, скомандовал шоферу: «Гони на базу» и, вглядываясь куда-то вперед по ходу следования, обратился к Ловчицу:
— Иван, поднимай своих. Но не всех. Пока только «спецов» и «торбошников» из хозчасти. Спецам выделить два БТРа «восьмидесятки» с запасом топлива под завязку. Помнишь, как на прошлогодней показухе ставили дополнительные баки внутри салона? Вот так и делайте. Чтобы заправили столько, сколько влезет.
БТРы без опознавательных знаков, без номеров на движках и кузове. Короче, чтобы «чистые» были. Упакуйте донельзя по-боевому – простым, понятным и надежным.
Стволы возьмите «розыскные», советские и попроще импорт. БТРы из тех, что забрали от вояк. По-моему, из Слуцка передавали не хлам. Берите поновей, но обкатанные и чтоб без вопросов с техсостоянием.
Торбошники пусть готовят сухпай и камуфляж с бронежилетами и прочим. Лучше западный или смешанный – все от спичек, до колес, не наше, понял?
— На сколько человек и время? — осведомился зам.
Генерал задумался:
— Время? — сказал он. — Наверное, неделя. И это самое дальнее. В общем, готовь срочно! В день-два. А человек?.. Наверное, десять, нет двадцать. Пусть готовят тридцать, там разберемся.
Глава 3
Через три часа подполковник Ловчиц, второй раз за этот день зло выругался. Дело в том, что генерал, уходя из оперативного штаба, остановил в коридоре Плешко и распорядился выделить «международному» отделу для специальной операции «Аркан» специалиста, свободно владеющего армянским и азербайджанским языками, оружием и, разумеется, своим телом (ведь в ходе спецоперации предусматривалась физическая нагрузка). Господин «Интерпол», слушая распоряжение Председателя, как-то загадочно улыбнулся и бодро ответил: «Есть!» …
Чертов исполнитель! Старательный, ничего не скажешь… И специалиста он предоставил быстро. Иван Сергеевич как раз в это время забежал к себе в кабинет. По пути от генерала обратно к Ходько он решил забрать канцелярщину, в которой новоиспеченный штаб остро нуждался и целую коробку которой к тому времени уже принесли и отдали секретарю Ловчица. Что делать, далеко не все из активизированных «торбошников-обеспеченцев» знали куда пристроили вновь созданный штаб-с и, как люди исполнительные, они несли имущество в кабинет к руководителю операции.
Проходя через собственную приемную и зажимая подмышкой, запечатанный увесистый пакет, полученный у Председателя, он кивком пригласил к себе секретаря, который как раз в это время сдержанно, словно английский дворецкий, разговаривал с кем-то по телефону. Затем было слышно, как открылась дверь приемной. Иван Сергеевич, копающийся в ящиках собственного стола, не видел вошедшего, но отчетливо слышал женский голос…
— Саша, — торопливо перекладывая вещи и бумаги с места на место, обратился Ловчиц в сторону двери, когда секретарь появился в ее проеме, — все, приходящее на мое имя, приноси в 613 кабинет, у «наркологов». Телефонные звонки на этот номерок, — Иван Сергеевич энергично начеркал на листке перекидного календаря короткий номер, — это внутренний. М-м, так… Появится Медведев, его тоже туда, срочно. Скажи ему, что мне нужны его «семеро смелых», а то, пожалуй, и вся дюжина, самых-самых. Пусть отберет лично! Башковитых, здоровых... ну…, — отмахнулся Ловчиц, переводя сказанное в шутку и продолжая что-то искать, — таких, конечно, не бывает. В общем, гони его ко мне, а там разберемся. Да где ж этот маркер? А-а, вот он. Саш, — кивнул Ловчиц в угол кабинета, на большую картонную коробку, — это «торбошники» притаранили?
— Да, — ответил секретарь, — сказали вам отдать, какие-то канцтовары. Я же не знал куда и кому – поставил здесь…
— Стой! — Не дал ему закончить Иван Сергеевич, — не трещи. Сейчас я еще и у себя тут кое-чего нарою и ты, не в службу, а в дружбу, принесешь все это добро в 613-й, хорошо? Так, — Ловчиц сосредоточенно поджал губы, — что я еще от тебя хотел-то? Про Медведева вроде сказал…
— Медведев уже звонил, Иван Сергеевич, он едет.
— Хорошо. Блин, где ж это? Была же у меня где-то аварийная пачка сигарет. А, Саш, еще вспомнил! Придет человек от «Интерпола»…
— Уже пришел, — загадочно вздохнул секретарь. — «Интерпол» себе не изменяет….
— Не пугай меня, господин Масловский, — Иван Сергеевич оставил в покое ящики стола, и бережно поправив добытое из них, медленно сел в кресло. — Что ж, зови.
Секретарь кивнул и вышел в приемную:
— Проходите, — мягко сказал он.
В дверном проеме появилась… Волшебная, ослепительная брюнетка, словно только что сошедшая с какого-нибудь рекламного плаката, весьма преуспевающей парфюмерной фирмы – той, что может себе позволить съемки такого бриллианта.
— В нашей фирме есть такие средства? — горько улыбаясь, и чувствуя, как холодеют кончики пальцев, подумал Иван Сергеевич. В его прокуренном кабинете тут же вспыхнула тончайшая парфюмерная атака.
— Романович А.И.? — спросил Ловчиц, доставая дрогнувшими руками и прикуривая одну из трех оставшихся в пачке сигарет.
— Капитан Романович Анжелика Ивановна, — тихо представилась посланница ада. — Прибыла в ваше распоряжение.
— Плешко, значит? …Лично? — вкрадчиво спросил хозяин кабинета.
— Лично.
— Отобрал-таки…
— «Самого-самого», как и просили, — с нескрываемым сарказмом ответила капитан Романович.
— Во-о-от, — протянул Иван Сергеевич, выдыхая в потолок большое облако табачного дыма, — копай Иван себе ямочку и ложися.
— Я вас понимаю, — попыталась успокоить Ловчица Анжелика. — Но вы во мне не сомневайтесь, я не подведу…
— Подведу, ду-ду-ду, — тихо пропел на манер известной песни начальник отдела быстрого реагирования, продолжая, держать подмышкой, ограничивающий его движения большой почтовый пакет. Наконец, он снова тяжко вздохнул, встал, собрал добытое в ящиках стола, бросил это в картонный ящик торбошников, и медленно отправился к двери. — Идем, Софи Лорен, — сказал он, проходя мимо темноволосой красавицы. — Знаешь, я и так подозревал, что это мое «последнее плавание», а тут еще женщина на корабле, так что ты уж будь добра, если вдруг тебя спишут на берег с операции, ну…, не обижайся на меня, ладно?
Анжелика в ответ промолчала. Тихой тенью она проследовала за угрюмым полковником, яростно, словно паровоз выдыхающим на ходу огромные облака табачного дыма.
Докуривал падший духом Иван Сергеевич уже в кабинете оперативного штаба, в котором и курить-то было не нужно. Сизое облако, несмотря на генеральский запрет, неподвижно висело над вытоптанным до дерева старым паркетом. Это начальник штаба, полностью погрузившись в изучение постоянно поступающих документов, на правах хозяина, прямо на рабочем месте дымил продуктами отечественного табакокурения.
Глава 4
Ожидая прихода маршрутного автобуса на остановке общественного транспорта «улица Котовского», Эдуард Моисеевич Шохович лениво изучал пестрый ассортимент товаров коммерческих киосков, выстроившихся вдоль линии проезжей части. Глаза пробегали по разноликим рядам всевозможных баночек, бутылочек, пузырьков, мелких и ярких игрушек китайского и польского производства. Вся эта тысяча мелочей вызывала на гладко выбритом лице сорокалетнего мужчины легкую тень заинтересованности.
Эдуард Моисеевич, которого все знакомые звали Эдуардом Михайловичем, был достаточно далек от низменного чувства зависти. Нет, не то чтобы оно ему было чуждо, просто в большом списке иных его внутренних, отрицательных качеств, зависть стояла на одной полке с предприимчивостью.
Так кто же он, этот господин Шохович, имеющий столь неприглядный внутренний мир? Если коснуться официальных данных, содержащихся в его белорусском паспорте, то по ним он значился уроженцем Минского района. К слову сказать, так же в этом официальном документе имелись и еще разного рода сведения и записи к делу и личности господина Шоховича не имеющие никакого отношения. За исключением разношерстных таможенных штампов стран Европы и Азии, вся содержащаяся там информация была, мягко говоря, неправдой.
В данное время, изучая для вида ассортимент ларьков, этот гражданин был полностью погружен в тяжкие думы о странном молчании его южных друзей. Дожидаясь важного телефонного звонка из Баку, спать ему сегодня пришлось на диване, не раздеваясь, поэтому Эдуард Моисеевич чувствовал себя разбитым и нервным. И вдруг! Господин Шохович едва не вскрикнул от неожиданности. Прямо перед ним, из-за угла киоска, словно из-под земли возникла, пожилая женщина:
— А вы, боитесь гнева божьего?! — вдохновенно спросила она, и тут же меняясь в лице, склонила голову, и проскулила, словно облаявшая хозяина собака. — Здравствуйте….
— Здравствуйте, сестра Елена. Как ваши? — машинально спросил Шохович.
— Слава Всевышнему. Коле стало легче. Мы все молимся о его скором выздоровлении. Отец наш Небесный всесилен….
— Да, да, сестра Елена. Ваши старания во благо нашей церкви вернутся к вам милостью Небес. Лишь Бог ведает нашими судьбами, лишь он…
Подъехал автобус 21-го маршрута и Эдуард Моисеевич, решив не ждать маршрутку, быстро попрощавшись с сестрой Еленой, с достоинством и скрытым облегчением взошел на его подножку, углубился в салон и сел на свободное место. На исчезающей из виду остановке его недавняя собеседница уже раздавала скучающим в ожидании транспорта людям церковные иконки и брошюрки, зарабатывая, таким образом, божью милость. Вглядываясь в их лица, она вкрадчиво и глубокомысленно спрашивала у всех: «А вы, боитесь Бога?..».
Ее сын болен туберкулезом. Безнадежно болен. Муж помогает, чем может. Вон он, у пешеходного перехода….
Эдуард Моисеевич тяжело вздохнул: «Боже, почему же они не позвонили? Что там случилось в Баку? Еще эта, Елена. У нее двухкомнатная. Это, конечно, не ближний свет, но, как известно, помогать больным и обездоленным, особенно если у них никого нет — выгодное дело. Подождем. Квартира все равно уже отписана Церкви, нашей Церкви. Когда-нибудь нам пригодится эта жилплощадь. Интересно, где я буду к тому времени, а что еще интереснее, то, когда я уже заберу свою машину из ремонта...»?
Мог ли в тот момент Эдуард Моисеевич знать, что уже через сутки будет вдыхать полной грудью горячий воздух раскаленных Бакинских улиц? Как говорится: «если гора не идет к Магамеду, Магамеду придется лететь чуть ли не к горам». Это тот самый телефонный звонок, которого Шохович так терпеливо накануне ждал, выдернул его прямо с вечерней службы в церкви…
В Бакинском аэропорту его встретили как-то нервно и без обычной «помпы». Вместо привычного белого «Мерседеса» подкатили на видавшей многое в своей жизни «Волге». Не преследуя никакой видимой цели, а скорее так, для подстраховки, встречавшие его где-то с полчаса петляли по центру города, и только после того, как уверились в том, что за ними нет слежки, «Волга» свернула в дышащие историей переулки старого Баку.
Булыжник, хранящий память о сотнях лет и о миллионах ног, совершенно не жалел подвеску автомобиля. Под кузовом «старушки» что-то угрожающе стучало, скрипело и выражало большое желание поскорее убраться с этой мостовой.
Шохович любил Баку. Он приезжал сюда довольно часто и всегда был здесь желанным гостем, но сегодня… Непривычная сухость встречающих и невиданные доселе меры предосторожности были ему откровенно не по душе. «Чертовы боевики, — в сердцах думал он, — не могли захватить какой-нибудь другой самолет…
— Приехали, — сообщил один из провожатых.
Шохович очнулся от тяжких мыслей и посмотрел в окно автомобиля. Перед ним стоял хорошо знакомый дом с красочной, сделанной в восточном стиле вывеской над одним из подъездов. Он, ничего не говоря, покинул салон, вошел в дом и, поднявшись на второй этаж, постучал в дверь офиса.
Щелкнул замок. Дверь открыла секретарь Сабина:
— Здравствуйте, — лучезарно улыбнулась она.
— Салам, Сабина. На тарсан? Вот Вам белорусский презент, — Шохович поставил на стол перед девушкой красочную марочную коробку с конфетами «Коммунарка».
— О! — хлопнула в ладоши Сабина, — спасибо! Вас ждут.
Эдуард Моисеевич вошел в кабинет директора.
Господин Агаев сидел за столом, сосредоточенно изучая механику какой-то крохотной никелированной безделушки. Было заметно, что ждет он давно.
Глава 5
Алексей Волков проснулся в однокомнатной квартире своего брата. Измученное вчерашним «Голливудом» тело, покоилось на цивильной кровати лицом вниз и занимало всю ее необъятную площадь.
В квартире стоял стойкий аромат еды, кто-то тихо возился на кухне. Подобный сервис был не предусмотрен во владениях Андрея и его родной брат, только что вынырнувший из мутных картинок похмельных сновидений, сразу же отметил в границах их нынешнего общего жилья присутствие постороннего человека. То, что его ноги лежали на подушках, не удивляло, это издержки вчерашнего, но готовящийся завтрак …или обед! Это уже относилось к вещам, которые выходили за рамки обыкновенного утра в доме № 37 по улице Одоевского, где пару лет назад, Андрей приобрел себе недорогую однокомнатную квартиру.
Одежда Волкова старшего была аккуратно сложена на кресле, и это тоже был факт, говорящий о многом. Впрочем, как и сам Алексей Волков, спящий в костюме Адама поверх легкого импортного одеяла. Дикость какая-то.
Что касалось отсутствия Андрея, здесь все было более-менее ясно. «Завис» у журналистки, поэтому вчера так и не объявился, но вот остальное? Кто ж этот таинственный «Джонсон и Джонсон», заботящийся о здоровье Алексея на маломерной кухне брата? «В любом случае, — здраво рассудил Волков старший, — ничего плохого от такого человека ждать не следует, ведь он так тонко понимает мои нынешние запросы…»
Алексей приподнял голову. Евроремонт квартиры брата сверкал привычным великолепием и вкусом, в котором Андрею не откажешь, благо деньги на это у него были.
Алексей вдруг ощутил жгучее желание подняться. Опершись на руку, он лениво сменил позу и тут же, моментально сгруппировавшись, соорудил из своих ладоней некое подобие фигового листка. В проеме двери стояла…, просто какая-то фотомодель.
Все в ней от черного, строгого, делового костюма, дерзкой самоуверенности во взгляде, до стильных, дорогих, импортных туфель сияло блеском благородной строгости и безупречностью вкуса. Темные, видимо, все же крашеные волосы и сияющая сквозь преступное равенство недосягаемого с легко доступным женская красота, заставили Волкова задержать оскверненное похмельем дыхание и сесть:
— Хы-гы, — вырвался вдруг у него нервный смешок. Глупо улыбаясь, он медленно убрал одну руку из «фигового листка» и, взяв от изголовья подушку, уложил ее себе на бедра.
— Проснулся, Плейбой? — спросила его эта ослепительная, нереальная девушка и Алексей кивнул ей в ответ, отмечая про себя, что голос у нее под стать внешности.
— Кивать-то, голова не болит? Умираешь, наверное, с перепоя?
— Нет, — пустил «петуха» Алексей, перетрудившимся накануне и пока неготовым к работе горлом.
— Ну, тогда давай завтракать?
— Пить хочу, — угрюмо пробасил «Адам», проклиная предательский срыв голоса, выдавший его нервоз.
— Все уже готово. — Сказала прекрасная незнакомка, не отводя от Волкова своих бесстыжих, зеленых глаз.
— Мне б одеться, — неуверенно буркнул Алексей.
Она улыбнулась в ответ:
— Ты с шести до восьми спал на спине, поверх постели и только в восемь перевернулся на живот. У меня было достаточно времени на то, чтобы насмотреться на все твои прелести. Я что-то не понимаю, Плейбой, ты что, комплексуешь?
— Постой-постой, — начал приходить в себя Волков, — значит, мы спали …не вместе?
— Нет, — снисходительно улыбнулась она, — я пришла только около шести утра. Андрей дал мне ключи и послал за тобой.
— Эх! — с фальшивым сожалением вздохнул Волков, тихо радуясь про себя, что хоть не изменил супруге, и то дело.
— Знаешь, Алексей, — как видно приняла всерьез этот вздох очаровательная незнакомка, — ты не мой тип мужчины. У меня, знаешь ли, запросы: 180 сантиметров и прочее. Голубоглазый блондин, телосложение…
— Не понял, — не дал ей договорить Волков, — а что должно быть 180 сантиметров у этого блондина?
— Рост, — ледяным тоном ответила «супермодель», стряхивая пошлость с глупого на ее взгляд вопроса. — Рост натурального блондина, должен быть не меньше 180 сантиметров.
— А, — изображая внезапную догадку, вскинул брови Алексей, — ясно. Тогда, я надеюсь, вас, мадмуазель, не стошнит от моих данных…
Он отложил в сторону подушку, спокойно с достоинством встал, и начал одеваться.
«Комплексуешь?» — недовольно повторял он про себя застрявший в его голове вопрос.
Волков старший просто презирал само понятие «комплексы», а презирал только потому, что с детства имел их достаточно много. Всю свою сознательную жизнь он вел с ними необъявленную войну. Пожалуй, если говорить откровенно, то его сознательная жизнь по-настоящему и началась только с того самого момента, когда он, преодолев главный из них «комплекс провинциала», уехал с братом подальше от мамкиных харчей, в чужой город, поступать в Культурно просветительное училище.
«Комплексуешь? — снова повторил он, начиная жалеть эту девицу, которой бог, судя по всему, дал все. Что она видела в своей жизни, кроме довольства и блеска? — Спрашивал он себя и тут же отвечал: — И хорошо, что не видела. И, слава богу, что есть на свете люди, которым нет дела до «неполноценных», живущих в общагах и отдающих всего себя без остатка госслужбе. Такие, как она рождаются в «бобровых» районах столиц или областных центров и сразу с устойчивым иммунитетом к липкому пролетарскому быту. И, слава богу, что рождаются, ура!!!»
Глава 6
Волкова младшего обработали быстро и легко. Он как раз уезжал со своей рок- группой на пикник. Пришлось, невзначай, напроситься на поездку с ними. Заехали в «Орбиту», якобы переодеться и поднялись в номер….
Михайловский с ребятами явились вовремя. К тому времени Волков уже не контролировал себя и, несмотря на то, что являлся натуральным блондином, и отвечал почти всем требованиям Анжелики, она даже и не думала о близости с ним, хотя бы потому, что знала, прервут на самом интересном месте. В конце концов, хоть он и «звезда», но: «не все сразу даже звездам открывается…», — как сказал какой-то восточный мудрец.
Генеральский ординарец «работал» прилично. «Загрузил» беднягу порядочно, не оставляя тому пути назад, мол, боевиков, что зуб имеют на него, уже вычислили. Один из них в Аликулиушагы живет и сейчас по данным местной разведки, гостит дома, у мамы. Де он-то, этот бандит, и помнит Волкова. Надо его взять, пока не натворил непоправимого. Нужна карта местности, ну, или хотя бы план аула и т.д.
И тут Волков «отмочил» номер:
— Я, — говорит, — хотел бы сам вам показать, что и где. Там теперь, вроде, не сильно «шумят».
Михайловский на короткое время опешил, но, быстро пришел в себя и дожал оппонента. Незамедлительно подписали контракт, разъяснили Волкову истинные цели и задачи операции. Тот все внимательно выслушал, а в конце снова стрельнул в Сергея Петровича озадачивающим вопросом:
— А сколько мне это «сафари» будет стоить?
— Не понял? — стал в тупик Михайловский.
— Ну, понимаете, это места, где я служил. Я так мечтал их снова увидеть. Они мне снятся. Понимаю, что могу вызвать дополнительные затраты, вот и спрашиваю, могу ли я вам помочь в этом деле материально?
«Правая рука» Председателя замотал головой:
— Это, …не совсем прогулка, Андрей. Я же вам все объяснил. А что касается оплаты, то это мы должны будем вам заплатить, за оказанные услуги. Конечно же, по окончании нашего мероприятия. Но вы должны понимать, наши возможности не безграничны. Знаете, лучше всего сейчас поехать к нам и там, на месте, все до конца обсудить. Не я ведь здесь все решаю…
По пути к машине, «Неуловимый Джо», как называли за глаза Михайловского сослуживцы, выглядел, мягко говоря, растерянным. Всю дорогу до «Комитета» он загадочно молчал. Анжелика, глядя на его озадаченность, даже тихо, про себя, смеялась. Она понимала, что развитие операции непременно заглохнет с таким-то лихим проводником. «Нет, — говорила она себе, — Ловчиц на это никогда не пойдет».
Так и вышло. Иван Сергеевич долго беседовал с Волковым и так, и эдак, но певец продолжал стоять на своем: — «поеду сам, рисовать ничего не буду».
Тащить Волкова с собой не имело смысла. Эту иголочку в стоге сена не спрячешь. Что, если там что-то случится, как тогда его «списать»? Ловчиц непроизвольно тянул время из-за того, что никак не мог приписать к чему-либо легкую придурковатость Волкова и его нервозность при ответе на некоторые конкретные вопросы.
Например, на карте предстоящей операции «рок звезда» с титаническим трудом обнаружил районный центр Кубатлы, а уж Аликулиушагы ему и вовсе пришлось показывать пальцем, благо Ловчиц уже успел адаптироваться к болезнетворному ощущению от подготовки операции и не сильно расстроился по данному поводу. Помощь сейчас годилась любая, и Волкова нужно было «вывернуть» наизнанку, а выудить из него еще хоть что-то. Поскольку последний, судя по всему, валял дурака, пришлось искать обходные пути. Вызвали Лукьянова.
Тот, по своему обыкновению, долго добирался до штаба из загородной лаборатории, однако все же явился, сказав привычное: «Вызывали?»
— Вот, — указал на Волкова Ловчиц. — Узнаете?
— Привет, Андрюха, — сухо поздоровался Лукьянов.
— Постой-постой, — неподдельно удивился тот, — ты э - э, Лукьянов …Леша, из пятой роты…
— Смотри-ка, помнишь…?
В воздухе повисла необъяснимая тишина, во время которой Иван Сергеевич четко почувствовал запах провала. — Что-то сейчас будет? — горько подумал руководитель операции и не ошибся.
— Ну, что? — Улыбаясь, спросил Лукьянов, понимая, что произошло на самом деле. — Влипли?
— В каком смысле, — не понял Ходько.
— В прямом. Волков-то не тот…
Этот момент еще долго потом рисовался Ловчицу «немой сценой» из гоголевского «Ревизора».
Лукьянов, глядя на происходящее, решил не мучить своих коллег неведением. Ему просто по-человечески стало их жаль:
— Господа, это Андрей Волков. А вам нужен Алексей Волков! Алексей Владимирович Волков – родной брат этого рокера. Что вы там про него говорили, он согласен? Андрюха, тебе что, жить надоело?
Вот, что я вам скажу, если уж так приспичило, ищите Алексея Волкова. Он где-то в Минске, работает в милиции, если еще не ушел на «гражданку», да, Андрей?
— Мг, — угрюмо подтвердил Волков младший. — В Заводском РУВД. В дежурной части второго городского отдела, милиционером-водителем.
— Вот, — устало улыбнулся заведующий лабораторией, — привет военкому, дававшему вам информацию. Позовете если что, мне работать надо…
Лукьянов тихо удалился, а Иван Сергеевич отыскал в кармане валидол, бросил таблетку себе под язык и выгнал всех из штаба вон. Анжелика увела Волкова в кабинеты секретариата, где, к всеобщему удовольствию машинисток и «секретчиц», оставила его играть в компьютерные игры на специально освобожденной для него служебной электронной машине.
Глава 7
Тихий стук в дверь заставил секретаря генерала, Ирину Блесницкую, одинокую, интересную и как теперь говорят, сексопильную мадмуазель, моментально превратить себя в саму изысканность и соблазнительность. Подполковник Ловчиц был ее тайной страстью. Он давно в разводе, симпатяга, умница, еще далеко не старик, в хорошей физической форме. С квартирой, машиной, дачей и вообще, «мужик, что надо» (так про него сказали в машбюро). С Ириной он всегда обходителен, даже флиртует слегка. Опять же, друг Шефа…
— Да-да, — открыла дверь Ирина и расплылась в улыбке Венеры.
— К Шефу, — угрюмо буркнул Иван Сергеевич, прикрывая свободной рукой заклеенное пластырем ухо и, проплывая к двери начальника сквозь сногсшибательный набор парфюмерных ароматов, способный вскружить голову кому угодно. — Пришел уже, Шеф-то?
— Явился, — обиженно ответила Ирина, закрывая за Ловчицем дверь в коридор.
— Нехорошо, — вдруг остановившись, нравоучил ее Иван Сергеевич. — Он все-таки ваш дядя и, между прочим, Председатель Комитета госбезопасности. Уважайте начальника…
Ловчиц прошел в кабинет Янушкевича, а Ирина осталась одна – страдать за своим рабочим столом, нервно сжимая под его крышкой крохотные кулачки: «Ну, почему? Как? Неужели он не видит? Я ведь все для него! Ах! Все равно… Не-е-ет, все равно я его добьюсь, не могу не добиться, такой мужик!..
В это время, объект воздыханий Ирины Блесницкой, разложил перед генерал-лейтенантом Янушкевичем пасьянс из уже наработанного материала и сам удручающе посмотрел на весь этот расклад.
— Плохо выглядишь, Ваня, — глядя на заклеенное ухо Ловчица и, помня разговор возле правительственной дачи, сказал теперь уже генерал.
Иван Сергеевич перевел красноречивый взгляд на Патрона, и сердце Председателя щипнуло состраданием.
— Да, Иван, — вздохнул генерал, — дела-а-а…. Что с Волковыми, разобрались?
Ловчиц, заражаясь отрезвляющим спокойствием шефа, вздохнул:
— Что говорить, Игорь Федорович? Вы, наверное, уже в курсе происходящего.
Генерал, изобразив какой-то неопределенный жест, ответил:
— Ну, скажем так, …почти в курсе. Последнее и оно же главное, мне не известно. Согласился ли старший из них тот, который милиционер, на сотрудничество?
— Можно сказать, что согласился. Вы понимаете эту дурь.
— Дурь, не дурь, а согласился и слава богу, — отмахнулся Патрон. — Мне, Иван, твой цирк уже поперек горла стоит.
— Вот, — Ловчиц протянул генералу стандартный листок, старательно исписанный множеством пунктов, — условия, при которых этот клоун согласен сотрудничать.
Председатель принял депешу из рук своего заместителя и, едва заметно кивая, принялся ее серьезно изучать.
— Мг, — прогудел он через нос, — а Волков-то не дурак. Гляди-ка: Пункт № 1 — квартира в новом доме, в черте города. Деньжата, …всего-то? Что там дальше? Очень смешно….
— Да уж, Игорь Федорович. Если что-то в этой жизни, извините, начинается раком, то так оно и заканчивается.
Генерал продолжал внимательно изучать рукописный документ, наскоро состряпанный старшим из братьев Волковых специально с издевкой, чтобы Служба ослабила хватку и отпустила их с миром.
— А что младшенький? — задумчиво спросил Янушкевич, дочитывая это издевательское послание.
— Тоже дурит, — отмахнулся Ловчиц. — Говорит, что если не возьмете с собой, я про вашу операцию на весь мир разнесу, не обрадуетесь. И ежу понятно, что такой балласт как он – полный папандос. Не хотелось бы его… того.
— Мг, — снова прогудел в нос Шеф, соглашаясь с замом. — Младший-то просто каприза, не игрок. Не хотелось бы его …того. Тут ты прав. Объявят белорусским Тальковым. Однако же, Ваня, диктовать условия, пусть даже такие невыполнимые это единственное, что им остается. Они знают, что время нас «поджимает» и нам придется либо пойти на эти условия, либо… Второе «либо», судя по всему, им тоже известно, не дети. А ведь все правильно и делают, черти…
— Но, — возразил Ловчиц.
— Никаких «но»! — перебил его Шеф. — Вот, — он хлопнул по депеше Волкова тыльной стороной кисти руки, — что касается приколов из этого списка, типа: …м-м, где ж это, а, вот, «тысяча пятьдесят три ароматизированных презерватива». Что там еще: «сто две жестяных банки халвы, упакованных по три-четыре в коробку и перевязанных розовой лентой», все это ерунда, и на нее плевать. …Надо же, — устало улыбнулся Янушкевич, — было же у обалдуя время всю эту хрень сочинить. Но у нас, в отличие от него, этого времени нет, Ваня.
Знаешь, давай я сам отделю все это ребячество от нормальных требований. Что-то допишу, разумеется, по возможности. Как ни крути, но на самое важное, которого тоже, черт побери, здесь немало, придется соглашаться.
— Кинем? — не понял Ловчиц.
— Нет, — серьезно ответил Патрон, — будем работать до конца, без всяких там... Кстати, о «концах». До конца операции еще далеко, а «начало» у нас с тобой хромает на обе ноги и, что немаловажно, от этого уже начинают страдать люди.
На лице начальника отдела быстрого реагирования застыло неподдельное удивление.
— Да, Ваня! Два часа назад совершено нападение на полковника Коржа из отдела идеологии. Он сейчас в пятой клинике, под капельницей. Слава Богу, и он, и его водитель живы. Вот такие игры, Ваня. Тот большой конвертик, что я тебе вчера дал, «зашевелился».