Весна в моем декабре

Глава 1

Сегодня мне 43. И за всю свою взрослую жизнь я ещё ни разу не чувствовала себя настолько чужой в собственной коже.

Серебристый браслет чуть скользил по запястью, сверкая в тусклом свете прихожей. Лак на ногтях был идеально ровным, чёрное платье сидело так, как будто шилось на заказ. Всё выглядело… правильно. Даже в моих глазах.

Но я смотрела в зеркало и видела перед собой не женщину. Оболочку. Пустую, выхолощенную, гладкую, холодную. Такой должна быть успешная женщина. Такой я должна быть.

Я провела пальцами по ключицам, словно пытаясь нащупать в себе хоть что-то настоящее. Хоть что-то живое. Но под идеально уложенными волосами, под дорогим парфюмом, под слоями макияжа было лишь одно: выжженное пустыней сердце. Я потратила всю свою энергию на то, чтобы стать тем, кем я была сейчас: адвокатом, матерью, профессионалом. Но как женщину меня давно уже никто не видел.

— Юля, соберись. Это просто вечеринка, — я сказала это вслух, чтобы услышать хоть какой-то голос, кроме своих мыслей.

Но где-то внутри зашевелилась злость. На кого? На себя? На него?

Три года прошло, как он ушёл. Три года, как я осталась одна. И за это время я пыталась внушить себе, что всё хорошо. Что мне хватает работы, сына, дел в адвокатской конторе. Но стоило вспомнить, как он смотрел на меня в тот последний вечер, когда мы сидели за одним столом, как во мне взрывался вулкан.

«Ты всё сделала для семьи. Ты была идеальной женой». Эти его слова, которые тогда казались почти признанием, сегодня звучали издёвкой. Да что ты знаешь, сволочь? Что ты знаешь обо мне?

Он ушёл легко. Бросил меня, оставил Глеба и с головой нырнул в новую, молодую жизнь. Он выбрал что-то свежее, готовое смеяться над моими морщинами, над тем, что у меня уже не такая фигура, как в двадцать.

И вот теперь я стою перед зеркалом, собираясь туда, где должна "расслабиться" и "жить", как говорила моя коллега. Жить? Я даже не помнила, что это такое.

Она вытащила меня из дома почти насильно, словно знала, что иначе я никогда не позволю себе выйти за рамки.

— Ты обязана расслабиться, Юля. Ты заслуживаешь немного жизни! — настаивала она.

А я устала спорить. Пусть. Если ей кажется, что клуб и танцы сотрут мои проблемы и заживят трещины, то пусть.

Но как только я переступила порог клуба, я поняла, что это была ошибка.

Музыка била в грудь, как молот. Басы отскакивали эхом, заполняя лёгкие, словно я пыталась дышать рваным воздухом. Гул, световые лучи, мельтешение лиц, запах алкоголя и чужих духов — всё это напоминало другой мир. Мир, в который я не принадлежала.

Толпа двигалась, переливалась, будто единый организм, в котором не было места для таких, как я.

Слишком старая. Слишком чужая. Слишком потерянная.

У стойки бара я задержалась, как на спасительном острове. Бокал белого вина. Нет, два бокала. Холодный, кислый привкус пытался затушить внутри меня пожар самокритики, но с каждым глотком я чувствовала только, как больше ухожу в себя.

Кто я здесь? Женщина, пытающаяся доказать самой себе, что ещё что-то могу? Карикатура на молодость?

Я отвернулась к зеркалу за баром, но даже там встретилась с собой глазами. И мне показалось, что где-то на краю моего зрения мелькнула другая я. Та, что смеялась, танцевала, жила. Где она?

Я стояла у барной стойки, пытаясь раствориться в собственном бокале вина.

Холодное, чуть терпкое, оно обжигало горло, но не приносило ни облегчения, ни забытья. «Как ты жила последние три года?» — этот вопрос звучал у меня в голове, как давняя мелодия, которую невозможно выгнать. Ответ был прост: никак. Я была адвокатом. Матерью. Существом без цвета.

Женщины из моего прошлого, той, что когда-то смеялась, любила, чувствовала, давно не было. Осталась только оболочка.

Я делала вид, что пью, но на самом деле смотрела на своё отражение в зеркальной стене за стойкой. Чужое лицо. Слишком серьёзное. Слишком уставшее. Но кому, чёрт возьми, это нужно было объяснять? Никто даже не смотрел в мою сторону.

Почти никто.

— Можно вас угостить? — голос раздался рядом, такой внезапный, что я вздрогнула и чуть не уронила бокал.

Я повернула голову. И в первый миг подумала, что ослышалась. Он появился из ниоткуда.

Высокий, с расслабленной уверенной осанкой. Его глаза прожигали насквозь — насмешливые, дерзкие. Слишком дерзкие для мужчины, который явно был… младше меня. Его скулы резко очерчивали лицо, тонкие губы кривились в ленивой улыбке. Это не была классическая красота. Это была красота опасная, почти звериная. Он выглядел так, как будто привык, что мир падает к его ногам.

Я не могла сразу ответить. Да, я адвокат с опытом работы в десятки лет, способная выдерживать любое давление в суде. Но сейчас я лишь уставилась на него, словно он говорил не со мной.

— Вы? — наконец, вырвалось у меня. Голос прозвучал низко, с лёгкой улыбкой, но эта улыбка была скорее защитной реакцией. — Серьёзно?

Он рассмеялся. Лёгкий, короткий смех, как щелчок. В этом смехе было всё: уверенность, умение играть и абсолютное отсутствие сомнений в своих словах.

— А что? Вам не часто делают такие предложения?

Его взгляд был обжигающе прямым, дерзким.

Я вскинула бровь, изображая равнодушие, хотя сердце заколотилось сильнее. Равнодушие спасает, Юля, всегда спасает, говорила я себе.

— Редко. Особенно от тех, кто младше меня на лет… двадцать, — бросила я сухо, надеясь, что мой тон его остановит.

Он чуть склонил голову, словно изучая меня. Потом усмехнулся — медленно, лениво, будто я только что сказала что-то невероятно забавное.

— А я младше? Я не заметил.

Чувствуя, как жар поднимается к щекам, я отвернулась. У меня было два выхода: развернуться и уйти или сделать вид, что ничего не произошло.

Я хотела уйти. Правда. Я уже готовилась подняться и сказать ему что-то резкое, но вместо этого замерла. Его уверенность… эта чертовская, хладнокровная уверенность в своём праве сидеть здесь рядом со мной. Кто он такой, чтобы смотреть на меня так?

Глава 2

Он шагнул ближе. Я почувствовала его дыхание на губах, почувствовала, как время застыло, словно всё вокруг ждало этого момента.

И прежде чем я успела сказать что-то ещё, он накрыл мои губы своими.

Этот поцелуй был как ураган. Дикий, необузданный, безжалостный. Его губы были горячими, жадными, уверенными, как и сам он. Они двигались медленно, затем настойчивее, требуя ответного движения, и я поддалась. Я не сопротивлялась. Не могла.

Его язык скользнул внутрь, властно и плавно. Этот поцелуй был слишком откровенным, слишком интимным. Он исследовал меня, пробуя, разжигая внутри меня огонь, который я так долго пыталась задушить. Его руки сильнее обвили мою талию, прижимая к себе, не оставляя пространства между нами.

Я не помню, когда начала отвечать. Всё смешалось: наше дыхание, его губы, жажда, от которой кружилась голова. Я не думала, не могла думать. Был только он.

Его губы, его язык, его руки, которые стирали всё вокруг.

Я схватилась за его плечи, будто это могло удержать меня на плаву, но это было бесполезно. Я утонула.

Когда он оторвался, я почти упала. Грудь резко поднималась и опускалась. Глаза не видели ничего, кроме его.

Его руки сжали мою талию с такой силой, что я невольно выгнулась к нему. Спина прижалась к холодной стене, а его тело — горячее, твёрдое, настойчивое — нависло надо мной, оставляя мне лишь секунды, чтобы осознать, что сейчас произойдёт.

Его губы снова накрыли мои, жёстко, требовательно, почти грубо. Я захлебнулась его поцелуем, чувствуя, как язык проникает глубже, захватывая, заставляя подчиняться. В этом движении не было ничего нежного, но именно это сбивало дыхание и заставляло сердце колотиться так, что, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди.

Я хотела что-то сказать, но он не дал мне шанса. Его рука скользнула под платье, обнажая бедро, сжала его сильно, почти болезненно. Я застонала, когда его пальцы пробрались выше, уверенно, словно он уже знал каждую точку, каждый нерв, который мог свести меня с ума.

— Скажи мне, если хочешь, чтобы я остановился, — прошептал он, но в его голосе не было сомнений. Он знал, что я не скажу этого.

Его пальцы нашли мой клитор, и я вскрикнула, вцепившись в его плечи. Этот первый контакт был слишком острым, слишком обжигающим. Я чувствовала, как всё внутри сжимается, как волна удовольствия накатывает, а он медленно водил пальцами, растягивая каждое движение.

— Ты такая чувствительная, — выдохнул он, глядя мне в глаза, и его улыбка была хищной.

— Перестань… — я пыталась сказать, но мой голос дрожал.

— Ты же этого хочешь, — он наклонился, прикусил мою шею, оставляя горячий, влажный след, и я почувствовала, как его член плотно упирается в меня через ткань.

Моя спина выгнулась, а руки сами потянулись к его рубашке, расстёгивая её. Я чувствовала его кожу, горячую, твёрдую, его мышцы под моими пальцами.

— Я не могу… — прошептала я, захлёбываясь своим дыханием.

— Ты можешь. — Его голос был жёстким, но он знал, что прав.

Он резко дёрнул край моего платья вверх, и я услышала, как ткань слегка треснула. Его губы вернулись к моим, жёстко, обжигающе, пока его пальцы не сжали мою грудь, задевая сосок, который тут же напрягся под его прикосновением.

Я не могла дышать. Его движения были жадными, уверенными, и они лишали меня способности думать. Я знала только одно — я хочу его. Здесь и сейчас.

Его член был горячим и твёрдым, когда он прижался ко мне. Я чувствовала его напряжение, его желание, его жажду. Он поймал мой взгляд, и в его глазах было всё: власть, желание, притяжение.

— Смотри на меня, — сказал он низко, его голос вибрировал.

Я хотела закрыть глаза, хотела скрыться от этого пронизывающего взгляда, но не смогла. Он был везде: в моих мыслях, в моём теле, в каждом выдохе.

Его губы были повсюду: на моих, на шее, на ключице. Горячие, жадные, настойчивые. Он не просто целовал — он забирал меня. Его руки сжали мои бёдра, пальцы врезались в кожу так, будто он боялся, что я исчезну.

Моя спина ударилась о стену, но я даже не почувствовала боли. Был только он — его тело, его губы, его тяжёлое, хриплое дыхание.

— Я хочу тебя, — прорычал он, наклоняясь к самому уху. Его голос был низким, почти грубым, и от этих слов всё внутри меня сжалось.

Я попыталась что-то сказать, но мои губы не слушались. Ещё один поцелуй — глубокий, обжигающий, пока его язык проникает внутрь, словно забирая всё, что я могла бы сказать.

Он отстранился всего на секунду, резко рывком подняв моё платье. Ткань зашуршала, обнажая бёдра.

— Стой, — прошептала я, задыхаясь, но мои руки сами тянули его ближе.

— Ты этого хочешь, — отрезал он.

Я не ответила, но он и не ждал. Его ладони пробежались вверх по моим ногам, сжали бёдра сильнее, разводя их.

— Чёрт, ты уже мокрая, — выдохнул он, и я почувствовала, как мои щеки заливает жар.

Его пальцы скользнули под моё кружево, едва задели, и я не сдержала стона. Это было слишком быстро, слишком резко, слишком… правильно.

Его движения были уверенными и торопливыми, в них чувствовалась напряжённость, как будто он боялся потерять контроль.

Ещё один рывок — упаковка презерватива надорвана зубами, звук хрустящей фольги разорвал тишину коридора, в котором не было ни души.

— Быстрее, — прошептала я, сама не узнавая свой голос.

— Я знаю, — его улыбка была дикой, почти жестокой.

Он надел презерватив в одно движение, а затем снова схватил меня за бедра, приподняв так, что мои ноги обвили его талию.

— Готова? — спросил он хрипло, но не дал мне времени ответить.

Он вошёл резко, сильно, до конца, и я не смогла сдержать громкого стона, который эхом разнёсся по коридору. Моя спина врезалась в стену, мои руки вцепились в его плечи, ногти оставили глубокие следы, но он не остановился.

— Тише, — прохрипел он, прижимая меня сильнее. — Или нас услышат.

Его толчки были быстрыми, жёсткими, каждый раз пробивая меня до самого дна. Я не могла дышать, не могла думать — всё превратилось в вихрь ощущений.

ВИЗУАЛЫ

ВИЗУАЛЫ

Юля

Макс

Страсть

Глава 3

Дверь квартиры захлопнулась с глухим стуком, который разорвал вязкую тишину. Я прижалась к ней спиной, медленно оседая вниз, как будто только эта деревянная преграда могла удержать меня от распада.

Моё тело всё ещё дрожало. Тёплый, сладкий, обжигающий вкус его поцелуев до сих пор оставался на губах. Я провела по ним пальцами, стирая невидимые следы, но они не исчезли. Не могли исчезнуть.

Что я натворила?

Этот вопрос бился в моей голове, как эхо в пустом зале. Я сжала виски, закрыв глаза, но это не помогло. Напряжение пронизывало меня до кончиков пальцев, будто каждое движение, каждый звук возвращал меня обратно в тот коридор.

Холодная плитка стены за спиной. Его горячие руки на моей талии. Резкий запах влажного бетона, смешанный с его тёплым, почти солёным ароматом. Я вспомнила, как его взгляд прожигал меня, и внутри всё сжалось.

— Чёрт... — выдохнула я, резко поднявшись.

Я пошла в ванную, судорожно схватившись за край раковины. Моё отражение в зеркале остановило меня.

Растрёпанные волосы падали на лицо. Щёки были яркими, как будто в меня вкололи жизнь, которую я давно потеряла. Губы — красные, опухшие. Его.

Это не я.

Кто эта женщина с огнём в глазах? Где та строгая, сдержанная Юлия, которая никогда не позволяет себе выйти за рамки? Где та, кто каждое утро делает идеальную укладку, натягивает маску профессионализма и уверенности?

Она исчезла.

Я провела руками по волосам, пытаясь уложить их, убрать эту растрёпанность. Но мои пальцы дрожали. Всё моё тело дрожало.

Я резко повернула кран, обожглась холодной водой и, не думая, ополоснула лицо. Но ощущение его губ, его рук всё равно не ушло. Я посмотрела на себя снова — мокрые капли стекали по щекам, смывая остатки макияжа, обнажая женщину, которую я не видела много лет.

И тогда на меня обрушилась волна: стыд. Вина. Страх.

Что, если кто-то узнает?

Я сжала раковину так сильно, что костяшки побелели. Никто не узнает. Никто. Это просто... случайная ошибка. Это не я.

Но внутри меня разливался страх. Неужели это останется со мной навсегда? Неужели я всегда буду помнить его — его жёсткость, его прикосновения, то, как он смотрел на меня, словно я — его добыча?

Я захлопнула глаза и резко выдохнула.

Нет. Ты сильная. Ты — Юлия Алексеевна, мать, адвокат. Ты не имеешь права ломаться. Ты не имеешь права сдаваться.

Я выпрямилась, натянула спину, привычно расправив плечи. Восстановить контроль. Взять себя в руки.

Меня всегда учили быть сильной. Моя жизнь — это структура, железная дисциплина, график, по которому расписано всё. Утром — работа, вечером — заботы о доме, иногда встречи с Глебом за ужином. Каждый день я просыпаюсь в семь утра, надеваю строгий костюм, подбираю сумочку под каблуки.

Каждый. Чёртов. День.

Я — успешный адвокат. Одна из лучших в конторе. За моими плечами десятки выигранных дел, сложных переговоров и нервных клиентов. Я привыкла к чужому восхищению. Привыкла, что меня называют профессионалом. "Юлия Алексеевна, вы гений", — говорят мне клиенты.

Но я знаю, что они не видят во мне женщину. Они видят адвоката. Машину.

После развода три года назад я поставила себе цель: подняться выше, стать лучше. Его предательство, его уход к молодой женщине, это осознание, что меня "списали" как женщину, заставило меня стать холодной. Я закрылась, чтобы никто больше не смог ранить меня.

Но он смог.

Этот случайный парень, дерзкий и самоуверенный, в одно мгновение сорвал с меня всё, что я так долго строила. И я не смогла сопротивляться.

Я... не была готова.

Я открыла глаза, и в первое мгновение мир казался таким же, как и всегда. Потолок был всё тем же, белым и безликим. Тишина квартиры привычно давила, как будто всё в этом пространстве существовало отдельно от меня. Но стоило сделать первый вдох, как реальность обрушилась с такой силой, что я едва не вскрикнула.

Моя голова гудела, виски будто стягивало тугим обручем. Тело казалось странно тяжёлым, словно я провела ночь не в своей постели, а на холодном полу того коридора. Я попыталась повернуться на бок, но резкая вспышка воспоминаний сковала меня, как удар электрического тока.

Его руки. Его голос. Его губы.

Я резко села, чувствуя, как жар поднимается к лицу. Моё дыхание сбилось, ладони дрожали, а перед глазами снова всплыли те моменты: горячий поцелуй, его шёпот у моего уха, его взгляд, прожигающий меня насквозь.

Я уткнулась лицом в ладони, пытаясь взять себя в руки.

"Забудь. Этого не было. Это была ошибка. Просто ошибка."

Мой голос звучал в голове жёстко, резко, как команда. Но чем больше я повторяла это, тем сильнее эти воспоминания обвивали меня. Я буквально ощущала, как его пальцы впиваются в мои бёдра, как его губы скользят по моей шее, оставляя обжигающие следы.

Я бросила взгляд на кровать. Идеально застеленная. Слишком большая. Слишком пустая.

Это было смешно. Даже ночью я не позволила себе нарушить порядок. Всё должно быть аккуратно. Всё должно быть под контролем.

Кроме меня самой.

Я скинула ноги на пол, холодная плитка неприятно уколола ступни. Сделав глубокий вдох, я поднялась и пошла в ванную. Холодная вода всегда помогала. Но не сегодня.

Плеснув воду на лицо, я посмотрела на себя в зеркало. Глаза казались тусклыми, волосы спутанными, а губы всё ещё ощущали его поцелуй.

"Забудь."

Но забыть было невозможно.

Кофе оказался горьким, несмотря на две ложки сахара. Еда, которую я машинально бросила на тарелку, осталась нетронутой. Я не могла заставить себя есть. Все вкусы исчезли, кроме одного — солёного, обжигающего, смешанного с той вспышкой страсти, которую я так отчаянно пыталась игнорировать.

Клиенты, звонки, бумаги — привычный хаос рабочего дня встретил меня, как спасательный круг. Я цеплялась за эту рутину, будто за последнюю ниточку здравомыслия.

— Юлия Алексеевна, это вам на подпись, — помощница поставила папку на мой стол, но я даже не услышала её.

Глава 4

На кухне пахло жареным мясом и специями. Я машинально переворачивала кусочки в сковороде, хотя аппетита не было. Движения рук были отточенными, автоматическими, но мысли метались хаотично.

Мне было неуютно. Это чувство тихо, но настойчиво обжигало изнутри. В моём доме должен был появиться чужой человек. Глеб сидел в своей комнате, что-то объяснял по телефону, а я стояла у плиты, пытаясь заглушить раздражение.

Я не привыкла к посторонним. Мой дом всегда был моей крепостью, местом, где никто не мог нарушить порядок, где всё было выстроено по моим правилам. Но теперь? Теперь у меня в гостиной должен был поселиться "тот самый лучший друг".

Я убрала волосы назад, чтобы они не лезли в лицо, и взглянула на часы. 19:48. Глеб сказал, что его друг придёт после занятий и работы, к восьми вечера. Всё должно быть готово.

На столе уже стоял сервированный ужин: картофель, мясо, салат. Всё выглядело идеально, но в этом идеале не было души. Всё это я делала машинально, чувствуя, как нарастает усталость и раздражение.

— Мам, он скоро будет, — крикнул Глеб из своей комнаты.

— Хорошо, — ответила я, но голос прозвучал резче, чем хотелось.

Я присела на стул, уткнувшись ладонями в лицо. Вдох. Выдох. Это ненадолго. Пара месяцев — и всё закончится. Я пыталась убедить себя, что это правильное решение, но внутри что-то не давало покоя.

И вот раздался дверной звонок.

Я машинально поднялась со стула, поправила волосы и направилась к двери. Всё, о чём я думала в тот момент, — как важно оставить хорошее первое впечатление. Он друг Глеба, и я должна быть вежливой.

Но стоило мне открыть дверь, как дыхание застыло в груди.

На пороге стоял ОН.

Его светлые волосы чуть растрепались от ветра, острые скулы подчёркивала тень уличного фонаря, а взгляд… Господи, этот взгляд. Я не могла дышать, не могла двигаться.

Это был он.

Тот самый парень. Тот, кто за одну ночь сорвал с меня все маски. Тот, кто в тёмном коридоре клуба напомнил мне, что я ещё жива. Тот, с кем я нагло трахалась и кончала как самка.

Я ощутила, как ноги подкашиваются, но удержалась за дверной косяк, чтобы не упасть. Мир вокруг будто сжался до маленькой точки, где были только я и он.

Парень улыбнулся. Его губы чуть дрогнули в знакомой, чуть наглой усмешке. Глаза блеснули чем-то, что я не могла расшифровать. В этом взгляде был вызов, была игра, и, возможно, даже лёгкий намёк на победу.

— Добрый вечер, — сказал он спокойно, его голос обволакивал, заставляя моё сердце колотиться ещё быстрее.

— Мам, это Макс! — раздался сзади голос Глеба, но он звучал глухо, как сквозь ватный шум.

— Приятно познакомиться, Юлия Алексеевна, — Макс протянул руку.

Я смотрела на неё, не в силах шевельнуться. Его голос. Эти слова. Это лицо. Всё снова захлестнуло меня, как волна, и я почувствовала, как горячая волна стыда и чего-то ещё поднимается от шеи к щекам.

Я нашла в себе силы пожать его руку. Его пальцы были горячими, сильными, как и тогда.

— Входи, Макс, — слабо выдавила я, отступая назад.

Он прошёл мимо, а его взгляд задержался на мне на пару секунд дольше, чем было нужно. И в этот момент я поняла: он узнал меня.

ОН УЗНАЛ МЕНЯ!

Моё дыхание стало рваным, но я обернулась к Глебу и сделала вид, что всё нормально. Всё под контролем. Но это было ложью.

Макс уже вошёл в мою жизнь. Теперь он вошёл и в мой дом.

Я старалась сосредоточиться на шуме кофемашины. Монотонный звук казался спасительным — белый шум, который мог заглушить всё остальное. Но даже это не спасало от ощущения, что за мной наблюдают.

За столом сидели Глеб и Макс. Глеб весело болтал, рассказывал что-то про университет, с энтузиазмом обсуждал какие-то предстоящие зачёты. Я кивала, стараясь поддерживать видимость участия, но его слова звучали для меня как бормотание издалека.

Всё моё внимание было приковано к другому человеку.

Макс сидел напротив, непринуждённо откинувшись на спинку стула. Его движения были ленивыми, расслабленными, словно он был в своей тарелке. Он то и дело улыбался словам Глеба, вставлял короткие, лаконичные реплики, казалось, ни на секунду не теряя уверенности.

Как будто ничего не случилось.

Я чувствовала его взгляд, даже если не смотрела в его сторону. Этот тяжёлый, пронизывающий взгляд, который заставлял мои руки невольно сжиматься сильнее, чем нужно.

Я поставила чашку кофе на стол чуть громче, чем собиралась.

— Мам, ты меня слушаешь? — спросил Глеб, поднимая на меня удивлённые глаза.

— Конечно, — быстро ответила я, пытаясь взять себя в руки. — Ты говорил о зачёте.

Глеб удовлетворённо кивнул, продолжая говорить, а я машинально поднесла чашку к губам. Но в этот момент, когда я подняла взгляд, он столкнулся с другим.

Его взглядом.

Макс смотрел прямо на меня. Спокойно, уверенно. В этом взгляде не было ни капли смущения или вины — только лёгкий вызов. Как будто он играл со мной, проверяя, как я отреагирую.

Его губы едва заметно дрогнули в усмешке.

Моё сердце пропустило удар.

Я резко отвела взгляд, чувствуя, как щёки начинают предательски пылать. Кофе в руках задрожал, и я поспешно поставила чашку на стол, боясь, что её горячее содержимое выплеснется на мои пальцы.

Только не реагируй. Не давай ему никакой реакции.

— Макс, — сказала я, обращаясь к нему с предельно ровным, официальным тоном. — Ты привык рано вставать? Или тебе сложно подстраиваться под график?

Он перевёл взгляд на меня, и в его глазах промелькнуло что-то, что я не могла назвать. Удовольствие? Удивление? Или всё это мне только казалось?

— Я привык, — ответил он спокойно. — Работа, учёба, знаете, они дисциплинируют.

"Знаете." Это слово было сказано так вежливо, так холодно, как будто между нами не было ничего. Но в его голосе была странная, почти неуловимая нотка, которую я поняла только я.

Мои пальцы нервно сжали край скатерти.

Глава 5

Глеб вышел из кухни за чем-то в свою комнату, оставив нас вдвоём. Моё сердце пропустило удар, когда я услышала, как дверь его спальни закрылась.

Макс спокойно поднял чашку с кофе и сделал глоток. Его движения были медленными, как будто он нарочно растягивал этот момент.

Я взяла в руки свою тарелку, чтобы отнести её в раковину.

— Хороший завтрак, — сказал он спокойно, его голос был ровным, но в нём что-то вибрировало. — Вы всегда всё делаете идеально?

Я замерла на секунду, но тут же взяла себя в руки.

— Спасибо, стараюсь, — ответила я, поставив тарелку в раковину и повернувшись к нему.

Макс снова улыбнулся. Эта улыбка была лёгкой, почти невинной, но в уголках глаз я увидела что-то, что заставило меня напрячься.

— Наверное, у вас нет времени на ошибки, верно? — продолжил он, и в его голосе промелькнула та самая интонация, от которой я чувствовала, как воздух становится гуще.

— На работе — нет, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.

— А в жизни? — Он поставил чашку на стол и посмотрел прямо на меня.

Моё дыхание сбилось. В этой простой, невинной фразе была скрытая провокация. Он говорил не о жизни. Он говорил о той ночи.

Я замерла у раковины, чувствуя, как слова Макса проникают под кожу. Его голос был спокойным, без намёка на волнение, но каждая фраза казалась ударом, который я старалась не показать.

Я повернулась к нему, намереваясь сказать что-то резкое, чтобы прекратить эту скрытую игру. Но его взгляд уже поймал мой.

— А в жизни? — повторил он свой вопрос, чуть наклоняя голову набок.

Я напряглась.

— Я не понимаю, о чём ты, — ответила я, с трудом сохраняя холодный тон.

Макс усмехнулся. Легко, непринуждённо, будто мои слова только подтвердили то, что он и так знал.

— Понимаешь, — сказал он, его голос стал чуть ниже, почти интимным. — Ты просто не хочешь отвечать.

Я сжала руки в кулаки, чувствуя, как поднимается волна раздражения.

— Макс, я предпочитаю, чтобы мы общались на более... нейтральные темы. — Я сделала шаг ближе к столу, опираясь на спинку стула, чтобы скрыть дрожь в пальцах.

— Конечно, — кивнул он, снова беря чашку с кофе. — Но тогда возникает вопрос: почему ты так напряжена?

— Я не напряжена, — отрезала я, чуть резче, чем следовало.

— Правда? — Он поставил чашку на стол, и его взгляд стал жёстче, более проницательным. — А мне казалось, что ты избегала смотреть на меня весь завтрак.

— Это не так, — ответила я, но мой голос прозвучал неубедительно.

Макс чуть подался вперёд, опираясь локтями на стол. Его улыбка исчезла, уступив место чему-то более серьёзному, почти хищному.

— Знаешь, — начал он, — я думал, что ты жалеешь. Но, похоже, дело в другом.

— О чём ты говоришь? — Я почувствовала, как моё сердце забилось быстрее.

— О том, что, может, ты боишься не того, что это случилось, — его голос стал ещё тише, почти шёпотом. — А того, что ты хочешь, чтобы это повторилось.

Моё дыхание сбилось.

— Ты... — я резко выпрямилась, но не нашла слов.

Он снова откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. Его взгляд был спокойным, почти насмешливым, но в глубине горела искра вызова.

— Ты ведь это знаешь, Юлия. Мы оба знаем.

Моё имя, произнесённое им, прозвучало как удар. Я почувствовала, как жар поднимается к лицу, как горло сжимается.

— Я не собираюсь это обсуждать, — сказала я твёрдо, резко отворачиваясь.

— Конечно, — ответил он легко, но я знала, что в этом "конечно" скрывалась очередная провокация.

Я сделала шаг к двери, но его голос остановил меня.

— Тебе ведь придётся смотреть мне в глаза. Каждый день.

Я остановилась, не оборачиваясь. Его слова были словно предупреждение, словно он уже знал, что я никогда не смогу избавиться от этого напряжения.

— Только не забывай, Юлия, — продолжил он. — Я ни о чём не жалею.

Я стиснула зубы и вышла, чувствуя, как мои ноги дрожат, а внутри разливается гремучая смесь гнева и стыда.

Его голос, его слова останутся со мной. Даже за закрытой дверью.

Я вошла в квартиру, ощущая, как тишина дома сразу же окутывает меня плотным, липким одеялом. Глеба не было — я это знала. Он предупредил, что останется в университете до позднего вечера. Значит, дома был только он.

Макс.

Я пыталась вести себя спокойно, как будто это был просто обычный день, но уже в прихожей ощутила, как напряжение стягивает меня изнутри.

В гостиной горела настольная лампа, мягкий свет отбрасывал тени на диван, где сидел он. Макс. Растянувшись на спинке, с чашкой кофе в руке, он выглядел так, будто это был его дом. Его территория.

— Добрый вечер, — сказал он, едва заметно улыбнувшись, когда я вошла.

— Добрый, — ответила я, отводя взгляд и делая вид, что всё нормально.

Он поставил чашку на стол и медленно выпрямился. Я слышала, как он двигается, как будто его шаги звучали громче, чем следовало.

— Как день? — его голос прозвучал мягко, но в нём чувствовалась скрытая провокация.

— Прекрасно, — бросила я, не глядя на него. Я сняла пальто и повесила его на вешалку, стараясь делать это максимально медленно, чтобы успокоить нервы. — Ты как?

— Отлично, — ответил он, и я чувствовала, что он смотрит на меня, даже если я не поднимала головы.

Мне нужно было как можно быстрее уйти в свою комнату, но стоило мне сделать шаг в сторону, как он заговорил снова.

— Ты всё ещё избегаешь меня, — произнёс он тихо.

Я замерла.

— Не понимаю, о чём ты, — ответила я, не оборачиваясь.

— Понимаешь, — сказал он, его голос звучал ближе, чем я ожидала.

Я резко обернулась и увидела, что он уже подошёл ко мне. Его лицо было спокойно, но в глазах горел странный огонь.

— Макс, что ты хочешь? — спросила я холодно, скрестив руки на груди.

— Поговорить, — ответил он, слегка приподнимая брови.

— О чём?

— О нас.

Глава 6

Я всегда знал, что такое настоящая грязь. Та, которая въедается в кожу, под ногти, пропитывает каждый чёртов вдох. Не та, что смывается водой, а та, что становится частью тебя.

Эта грязь была в моём детстве. В маленькой квартире, где стены дышали плесенью, а окна зимой покрывались льдом изнутри. В голосе матери, хриплом от усталости, когда она приходила с ночной смены. В её пальцах, сморщенных от дешёвых моющих средств, которыми она стирала проклятые пятна с чужих рубашек.

Я видел её боль. Видел, как она ломалась. Но никогда не жаловалась. Никогда не просила. Это я понял сразу: если начнёшь просить — тебя сломают.

Никто не должен видеть, что тебе больно. Никогда.

Я рос в этом дерьме, сжимая зубы и клянясь, что не останусь там, где начинал.

Я таскал коробки на складе, пока другие мои ровесники гуляли с девчонками. Работал в мастерской, покрытый машинным маслом, пока они тусили в барах. Я зарабатывал себе не только деньги — я вырывал своё будущее, чёрт возьми.

Учёба? Да, я вкладывал туда всё. Каждый вечер я засиживался над учебниками, каждое утро вставал раньше, чем хотелось. Лучший на курсе? Да похер. Мне не нужны медали, мне нужна жизнь. Нормальная, человеческая жизнь.

Бедность — это когда ты засыпаешь под крики соседей за стенкой. Когда у твоей матери всегда грубые, потрескавшиеся руки, потому что она драит чужие полы, чтобы выжить. Она не плакала, никогда. Только молча снимала обувь в коридоре, бросала потрёпанные туфли в угол, а потом сидела в темноте на кухне, держась за чашку с дешёвым чаем.

Я смотрел на неё и ненавидел всё, что нас окружало. Этот маленький убогий дом. Стены с облупившейся краской. Чёрт, я даже ненавидел ту посуду, в которой мать разливала суп, сваренный на остатках крупы.

И тогда я поклялся себе: я не стану таким, как все эти люди вокруг. Никогда.

Когда ты работаешь в мастерской, это становится частью тебя. Масло въедается в руки, в одежду, в твои сны. Ты часами стоишь над машиной, сжимаешь гаечный ключ, пока пальцы не начинают ныть, а спина не просит пощады.

Я ненавидел это. Но я знал, зачем я здесь. Это не работа. Это мой шаг вверх. Каждый заработанный рубль — это кирпич в фундамент того, кем я собираюсь стать.

Клиенты думали, что могут орать, хамить, бросать деньги, как подачку. Иногда хотелось им сказать: "Да пошли вы на хрен". Но я молчал. Работал. Терпел. Потому что у меня был план.

На факультете я был лучшим. Не потому, что умнее всех. А потому, что знал, зачем мне это. Я смотрел на этих богатых сынков, которые приезжали на дорогих тачках и думали, что весь мир у их ног. Они шли в юристы, чтобы продолжить папочкины династии. А я шёл в юристы, чтобы вытащить себя и свою мать из этой ямы.

Когда они шли пить кофе или жаловались, что преподаватели задают слишком много, я читал. Учился. Дышал этими законами, запоминал каждую строчку. Они даже не понимали, что их жалеют. А меня — нет. Я был для них просто бедным пареньком, которому повезло.

Но, чёрт возьми, я обойду их всех.

Я увидел её в тот вечер, и всё, что я знал о себе, просто сгорело нахер. Все эти планы, контроль, хладнокровие — всё обрушилось в одно мгновение, как только мой взгляд зацепился за неё.

Она сидела у барной стойки, держась так, словно её здесь быть не должно. Чёрное платье подчёркивало её фигуру, но это было не главное. Её взгляд. Эти зелёные глаза смотрели сквозь людей, как будто она давно утратила интерес ко всему, что её окружает. Как будто весь мир превратился для неё в какую-то пустую декорацию.

Я не знал, что её сломало. Но я хотел узнать.

Каштановые волосы, собранные в аккуратный пучок, тонкие пальцы, сжимающие бокал. Она выглядела так, будто хотела раствориться, стать невидимой.

И это меня бесило.

Какого чёрта ты делаешь вид, будто тебя нет? Какого хрена пытаешься исчезнуть, когда я вижу тебя насквозь?

Я не мог просто уйти. Мне нужно было больше.

Когда я подошёл, она вздрогнула. Её взгляд встретился с моим, и я почувствовал, как это напряжение между нами, эта невидимая струна натягивается до предела.

— Можно вас угостить?

Её губы дрогнули, но она быстро взяла себя в руки.

— Вы? Серьёзно?

Она пыталась выставить щит. Холодность, лёгкая усмешка. Но я видел, как её пальцы чуть сильнее сжали бокал.

— А что? Вам не часто делают такие предложения?

Я не отводил взгляд, наблюдая за её реакцией. Она подняла бровь, чуть усмехнулась, но я видел, как эта усмешка трескается.

— Редко. Особенно от тех, кто младше меня на лет… двадцать.

Её слова были сухими, колючими. Она хотела оттолкнуть меня этим. Но я только улыбнулся.

— А я младше? Я не заметил.

Я видел, как её щеки слегка порозовели. Она отвернулась, но я знал, что зацепил её. Она могла делать вид, что ей всё равно, но её тело говорило другое.

Это была борьба. И я собирался её выиграть.

Когда я взял её за руку, она не сопротивлялась. Её ладонь была тёплой, чуть влажной. Я чувствовал, как её пальцы напряжены, но она не выдернула руку.

Мы оказались на танцполе. Музыка оглушала, свет бил в глаза, но я видел только её. Её зелёные глаза, которые смотрели на меня, как будто я был для неё опасностью.

Она была напряжена, как натянутая струна.

— Ты слишком напряжена, — сказал я, склонившись к её уху.

— У тебя глаз-алмаз, — бросила она, но её голос дрогнул.

Я усмехнулся. Этот дрожащий голос, её слабое сопротивление только подстёгивали меня.

Моя рука легла на её талию. Она напряглась, но не отстранилась. Я чувствовал её дыхание, рваное, частое, как будто она не могла справиться с собой.

Она боялась. Но она хотела.

Когда я притянул её ближе, её тело дрогнуло. Её руки на секунду коснулись моей груди, и я видел, как она борется с собой.

— Ты ведь тоже этого хочешь, — сказал я, глядя ей прямо в глаза.

— Ты ошибаешься, — выдавила она, но её голос был слишком слабым, чтобы звучать уверенно.