Весь твой, только твой эльф

Глава 1. Эльфийский пленник

Они развлекались с ним, как с игрушкой, а я сидела в стороне, макала хлеб в похлебку и не собиралась вмешиваться. Не мое это дело. Если у этих варваров такие забавы, чем тут помочь? Хотя парня жалко. Вон какой красивый. Судя по форме ушей, эльф. Диковинка.

Под громкое улюлюканье толпы я опустила взгляд в тарелку. Густая коричневая жижа выглядела неаппетитно, а благоухала еще чудеснее, но что дали мне на походной кухне, то я и ела.

Внизу бесновались воины тано*, кольцом обступившие пленника. Красавец в роскошных тряпках и с гривой белоснежных волос рычал, аки зверь, и размахивал перед собой мечом, не давая врагам приблизиться. Свет костров бликами играл на его скульптурном лице и острых гранях клинка. Ради забавы пленнику оставили оружие. Ну-ну.

Дикари ревели. Мужчины в кожаных доспехах что-то дружно скандировали, скаля зубы с подпиленными резцами. Женщины из толпы выкрикивали непристойности. Эльф тяжело дышал. Бедняга, ну и попал ты в передрягу.

Со вздохом я макнула последний кусочек хлеба в отвратительную бурду в своей тарелке и отправила в рот, чтобы проглотить, не жуя и не чувствуя вкуса.

Костры, разведенные в лагере, полыхали до самого неба. В темном воздухе плыли красноватые искры. Я устроилась с ужином на огромном валуне, подальше от своих новых бешеных знакомых, и без особого интереса следила за вакханалией внизу.

Вечером к хлебу обычно подавали зрелища. Вчера одному здоровенному детине на этом утоптанном пятачке земли, где сейчас стоял эльф, отрубили голову. Вот крови было!

Но сегодня настроение у толпы изменилось. Воздух искрил от разлитого в нем сексуального напряжения.

Неудивительно. Вчерашний смертник был лишь немногим красивее обезьяны и смердел, как протухший сыр, а этот чистый, светлый, ладный и благоухает цветами. Сквозь лагерную вонь, дразня ноздри, пробивался тонкий аромат ландышей.

Эх, Цветочек, разорвут тебя сегодня на части, такого красавца.

Аппетит пропал. Чувствуя необъяснимую досаду, я опустила тарелку на камень, на котором сидела.

Лохматые женщины, перемазанные черной боевой краской, пожирали пленника плотоядными взглядами, громко щелкали зубами, кусая воздух. Мужчины глумились над своей жертвой, обливая помоями грязной брани.

Эльф не терял достоинства. В его глазах — отсюда было не разглядеть цвет — отражалось пламя костров. Красивое лицо с утонченными чертами превратилось в маску. Мышцы на острых скулах подрагивали от напряжения.

— Баба ушастая! Смотри, как вырядился!

— А может, и правда баба? Больно хорош. И волосы до жопы.

— Ща сорвем с него тряпки и проверим, что там. Наша это добыча или наших девок.

Пленник напрягся и крепче сжал меч. На его челюсти заходили желваки.

В высшей академии Аталана мы, будущие дипломаты, в обязательном порядке изучали культуру и традиции разных народов, в том числе эльфийского.

Помню, нравы древних меня поражали, некоторые их обычаи вызывали недоумение и даже шокировали. Например, эльфийские мужчины и женщины «хранили чистоту». Они не только вступали в брак невинными, но и тщательно прятали свои тела от посторонних взглядов. Если тано вовсю щеголяли обнаженными торсами, а человеческие девицы не стеснялись открывать руки и выбирали наряды с глубоким декольте, то эльфы не показывали никому даже запястья и щиколотки! Это считалось неприличным. Их девы носили платья в пол и непременно — чулки, а то вдруг подол задерется и под юбкой мелькнет белая кожа. Позор! Замуж не возьмут!

Одежда была максимально закрытой не только у женщин, но и у мужчин. Воротники до середины горла, длинные рукава. И перчатки! Без них из дома ни шагу! Никто не должен видеть обнаженные пальцы эльфа. Нельзя никого касаться голыми руками.

И вот одного из этих фанатичных блюстителей нравственности сейчас собирались вытряхнуть из его драгоценных тряпок. Выставить голым на всеобщее обозрение. Того, кто даже ру́ки без перчаток никому не показывал. Того, кто считал верхом неприличия обнажить горло. А с него хотели сдернуть штаны. Бесчестье на грани смерти.

Самым суровым наказанием у древних, помимо изгнания, считался ритуал «Духовной гибели». Преступника выводили на площадь и при всех срывали с него одежду, оставляя в чем мать родила. С этого момента эльф превращался в изгоя, становился призраком, невидимкой, неприкасаемым. Его не гнали из клана прочь, но больше никто из соплеменников опозоренного не замечал. Ему не подавали руки, с ним не разговаривали и не вели дел, он не мог купить себе еды и каких-нибудь вещей в дом, ибо лавочники притворялись, будто его не слышат. Обесчещенный эльф, чей срам видели все, не мог рассчитывать завести семью. Ритуал «Духовной гибели» был подобен смертной казни.

Я вздохнула.

Эх, Цветочек, Цветочек…

А может, он сумеет защититься?

Я подалась вперед, всматриваясь в дым костров.

Эльф держал меч крепко, но воином не выглядел — скорее принцем, нарядившимся к балу. Серебристая мантия, застегнутая наглухо и с высоким воротником, — будет стеснять движения во время боя. На руках белые перчатки — как сильно ни сжимай меч, рукоять станет скользить в ладони. Волосы и впрямь до попы — хватай в кулак и дергай. Перед дракой лучше бы скинуть ненужные тряпки и патлы прибрать, чтобы не мешали и соперник не мог в них вцепиться. Но ведь не сделает этого Цветочек, не разденется, традиции свои бесценные не нарушит.

Глава 2. И это твоя благодарность?

Первая мысль, когда я пришла в себя, была о переговорах.

Солнце стояло в зените, сияло высоко в небе, а значит, встреча с вождем тано, назначенная на утро, не состоялась. Этой встречи Империя добивалась полтора года! И все пошло прахом. Моя миссия провалена. Домой лучше не возвращаться.

Осознав весь ужас ситуации, я уткнулась лицом в грязную тряпку под собой и зарычала сквозь сжатые зубы.

Нахлынули воспоминания о минувшей ночи.

Я вспомнила тяжелое тело, придавившее меня к земле, чужую ладонь на своих губах, хрипловатый голос на ухо: «Пойдем со мной по-хорошему».

Ушастый подонок! Спасла мерзавца на свою голову!

Руки были связаны за спиной. Я подозревала, что связали меня теми же самыми веревками, которыми эльфа примотали к дереву. Веревками, которые я перерезала своим кинжалом, чтобы освободить пленника. И теперь этот пленник использовал те веревки, чтобы сковать меня. Гад! Ну гад же!

В ярости я задергалась на своей подстилке.

Я лежала на боку. Перед глазами расстилалась красная долина — до самого горизонта тянулась каменистая пустошь в трещинах. Земля цвета обожженной глины вдалеке соединялась с безоблачным небом такого яркого оттенка синевы, что пейзаж казался нарисованным красками на холсте. Гор впереди не было, значит, мы их прошли. Вернее, их прошел этот ушастый гад и протащил через них меня бессознательную.

От злости хотелось выть волком.

За спиной раздались шаги. Кто-то обходил меня, лежащую на земле, по кругу. И вот в поле моего зрения попали пыльные сапоги из гладкой черной кожи.

Похититель сел передо мной на корточки.

Это был он. Эльф.

Его серебристая мантия потеряла все пуговицы и болталась на плечах грязной, мятой тряпкой. Перед тем, как сбежать из лагеря кочевников, негодяй стащил у кого-то штаны и рубаху. Его собственные, я это хорошо помнила, разорвала воинственная толпа. Прямо на нем. Волосы жемчужного цвета эльф заплел в косу и украсил гребнем. Павлин!

— Мерзавец! Я спасла тебя! Это твоя благодарность за мою помощь?!

Когда эльф наклонился ко мне, я хотела плюнуть ему в рожу, но не смогла набрать слюны — горло было сухим, как пустыня.

— Ты бы не ушла со мной добровольно, — ответил знакомый певучий голос с акцентом.

То есть, по его мнению, если кто-то не хочет идти с тобой по своей воле, надо его связать и похитить?

— Что тебе от меня нужно?

Эльф молчал. Только смотрел на меня странным взглядом — ласковым и голодным — и раздувал ноздри, принюхиваясь, словно хищник. Было в его лице что-то, заставившее меня испуганно замереть.

То, как он пожирал меня глазами, как шумно дышал, как тяжело сглатывал…

Он ведь приволок меня сюда не для того, чтобы надругаться?

Нет, нет, вряд ли. Мужчины из этого народа ходят застегнутыми на все пуговицы и до брака хранят целибат. Их совершенно невозможно представить в роли насильников. И даже если у эльфа сорвет крышу от желания, он скорее горло себе перегрызет, чем уступит зову плоти и переспит с женщиной, с которой не связан законными узами.

Хорошо, моя девичья честь в безопасности. Тогда почему я здесь? Зачем он меня похитил?

Руки в перчатках потянулись к моим плечам. Я дернулась в страхе, но эльф всего лишь помог мне сесть. Теперь наши с ним глаза были на одном уровне. Черные зрачки напротив казались бездонными колодцами мрака. Такие широкие…

— Что тебе от меня нужно? — повторила я хриплым голосом и задрожала, несмотря на жару.

Мой похититель потупил взгляд. Его острые скулы окрасились нежным румянцем.

В неловком молчании он опустил руку к перевязи на поясе, тоже украденной у кого-то из кочевников. На широком ремне болтались ножны с кинжалом, потертый бурдюк, при виде которого я сглотнула пересохшим горлом, и небольшая кожаная сумка, распухшая от лежащих внутри вещей.

Из этой сумки ушастый достал носовой платок, вернее, маленький квадратный кусок ткани, похожий на платок, смочил его водой из бурдюка (какое расточительство, лучше бы дал мне напиться!) и потянулся влажной тряпкой к моему лицу.

Я отшатнулась от его руки.

— У тебя грязь на щеке, — прошептал эльф, не поднимая глаз.

Грязь? Грязь!

А то, что у меня все тело ломит после сна в неудобной позе, его не смущает? А то, что от веревок на запястьях ссадины? А то, что на зубах скрипит песок?

Со вздохом похититель осторожно коснулся мокрой тканью моей щеки. Его рука почему-то дрожала. Белые перчатки порыжели от степной пыли.

Надо же, заморочился — нашел время, чтобы отыскать в грязи перчатки, которые с него сорвали. На кой демон они нужны летом? Все еще цепляется за традиции своего народа? Даже после того как его голым привязали к дереву?

Вытирая мне лицо платком, эльф выглядел подозрительно — весь красный, дышит часто, прерывисто, как мужчина, который балуется с собой под одеялом.

Мне это не нравилось Извращенец какой-то.

Покончив с умыванием, мерзавец наконец догадался дать мне воды.

Глава 3. Ничего себе подстава!

Даже ночью земля в этих краях не теряла красноватого, кирпичного оттенка, а небо было не черным, а темно-фиолетовым. Передо мной расстилалась пустынная равнина, освещенная луной и звездами.

Я в последний раз оглянулась на мрачный зев пещеры и шагнула навстречу свободе.

И тотчас резкая боль в затылке заставила меня закричать и рухнуть на колени, схватившись за голову.

Инстинктивно я отползла назад, к скале, и боль ушла.

Что за демонические игры?

Мой крик мог разбудить похитителя. Испуганная этой мыслью, я вскочила на ноги, но только сделала шаг — боль вернулась. Дикая, жгучая, нестерпимая, она концентрировалась в том месте, где мою прическу украшал гребень эльфа.

А-а-а! Гребень! Это в нем дело!

Теперь понятно, что ушастый подонок бормотал себе под нос, когда удерживал меня сидящей между своими бедрами. Заклинание! Вещица зачарована!

Рыча от злости, я попыталась выдрать из своих волос эту мерзость, но оказалось, что легче снять с себя скальп, чем избавиться от эльфийского подарка.

Охваченная яростью, я завыла в фиолетовое небо и затопала ногами, поднимая пыль.

Ненавижу! Гад! Это ведь я вернула ему этот проклятый гребень! Сама. А он… вот так… со мной. Ар-р-р!

— Пожалуйста, пойдем спать, — донеслось от пещеры.

Тот, кого я поминала недобрым словом, стоял за моей спиной, в тени скалы.

— Будь ты проклят! — нагнувшись, я схватила с земли камень, чтобы швырнуть в обидчика. Схватить-то схватила, но разжать руку, чтобы бросить, не смогла.

Ар-р-р!

— Прости, — мерзавец снова извинялся. Вид у него был неловкий, виноватый, но в его раскаяние я не верила.

— Ненавижу!

— Прости. Я не знал, как иначе удержать тебя рядом с собой. Пойдем внутрь, там безопаснее.

— Сам иди. Чтоб тебя там завалило.

От гнева меня всю трясло. Тщетно пытаясь вынуть из волос демонов гребень, я опустилась на землю возле входа в пещеру. Буду ночевать здесь.

Со вздохом эльф уселся по другую сторону расселины.

— Это лучше веревок, — сказал этот болезный.

Я резко повернулась к нему, стиснув зубы и выпучив глаза. Убила бы! Голыми руками. Зря не дала воинам тано над ним поглумиться.

Когда злость чуть схлынула, в голову пришла мысль, которая повергла меня в пучины отчаяния.

Мой похититель — эльфийский колдун. Видимо, в лапы к дикарям он попал в тот момент, когда его магический резерв был пуст, но теперь ушастый восстановил запас маны, а значит, сбежать из плена будет ой как непросто.

Если камень бросить в эльфа я не смогла, то и молнией в него ударить не получится?

Что ж, раз магия делу не поможет, надо использовать хитрость.

Долгая дорога и море неприятных эмоций, испытанных за сегодня, утомили меня, и я почувствовала, что клюю носом.

Красная долина кишела хищными тварями разных мастей, и засыпать снаружи, за пределами укрытия, было опасно, но и возвращаться в пещеру не хотелось: там придется лежать в обнимку с этим неблагодарным ушастым колдуном. При мысли о таком соседстве меня всю передергивало. Ненавижу!

Сидя с закрытыми глазами, я ощущала на себе чужой пристальный взгляд. Так и порывало рявкнуть: «Не пялься!»

А эта эльфийская сволочь мало того, что таращила на меня свои наглые глаза, так еще и печально вздыхала в тишине, строя из себя жертву.

Сначала я старалась не обращать внимания на его вздохи и взгляды, но потом взбесилась, вспомнив, в какой глубокой заднице оказалась по милости этого вздыхающего страдальца.

— А можно дышать потише? — прошипела я и только собралась развить свою мысль, как ночную тьму пронзил утробный звериный вой.

Раздался этот вой так близко, что я инстинктивно метнулась ко входу в пещеру.

Демон с ней, с гордостью. Ладно уж, переночую под боком этого остроухого говнюка, зато в безопасности.

В лагере кочевников тано зверье отгоняли с помощью высоких костров, разведенных вокруг стойбища. Но не все монстры красной долины боялись огня, поэтому шаманы дикарей жгли особую траву. По их словам, запах дыма от этой горящей травы не могла вынести ни одна степная тварь. В реальности же эту вонь с трудом выносили даже сами кочевники.

Поскольку с собой у нас не было ни травок-вонючек, ни огнива и учитывая мой пустой магический резерв, пещера в скале казалась идеальным местом для ночлега. Там ничья когтистая лапа нас не достанет.

В общем, мы забрались внутрь и обнаружили, что спать нам и правда придется тесно прижавшись друг к другу.

Эльф застелил пол убежища тонким покрывалом. Мягче от этого наша постель не стала, но я не жаловалась: не голый камень — и ладно.

Сунув руку под голову, я устроилась на боку, спиной к ушастой сволочи. Ушастая сволочь легла рядом. Чужое дыхание коснулось волос на моем затылке.

— Может, ты отвернешься от меня? — процедила я сквозь зубы.

Глава 4. Намек

— Что ты слышала о наших традициях? — спросил Алари, наблюдая за мной краем глаза.

Утром красная степь казалась вымершей. Тихо, пустынно. Только странствующие кустарники с соломенным шорохом катятся по земле, гонимые ветром.

— Многое. Я же дипломат. Мне по роду службы положено знать культуру и обычаи других народов.

— Но про истинные пары тебе вряд ли известно.

Я с интересом покосилась на своего спутника. Тот ответил настороженным взглядом. Его плечи напряглись.

— Я начну с легенды, хорошо? — безотчетным жестом он поправил самодельные бинты на руке и продолжил, больше не глядя в мою сторону: — Вне всяких сомнений, тебе известно, как зовут покровительницу эльфов, великую богиню-мать Эфиру. Много миллионов лет назад вместе со своим любимым мужем Караем, богом-отцом, она создала этот мир и наполнила его магией. Сыновья и дочери Эфиры и Карая стали покровителями других народов: оборотней, орков, людей…

Я невольно скривилась. Слышала я эти возмутительные байки, слышала. С привычным высокомерием древние считали, что всем на свете заправляет парочка божественных существ с острыми ушами. Это каким самомнением надо обладать, чтобы утверждать, будто все расы на земле сотворили боги-эльфы?

Единый — не сын Эфиры и Карая. Глупости!

Пока я поражалась чванливости остроухих, Алари рассказывал дальше.

— Когда великая Эфира смотрела на своих подопечных, ее сердце радовалось, но стоило ей обратить взор на людей — и душа наполнялась тоской. Жестокие, распутные, алчные. Люди погрязли в пороке, перестали ценить невинность и дар любви. И хуже всего вели себя мужчины. В своих женщинах они видели скот, оскверняли домашний очаг блудом, разбрасывали свое семя направо и налево.

«Плохие люди, хорошие эльфы — ничего нового», — подумала я, но промолчала.

Алари продолжал:

— Испугалась богиня, что зараза, охватившая человеческий род, перекинется и на ее чистых подданых. И решила она создать истинные пары, чтобы эльфийские семьи были крепкими и верными. С тех пор мужчина-эльф способен полюбить лишь единожды в жизни. Когда он встречает свою избранницу, другие женщины перестают для него существовать. Только истинная может сделать его счастливым, поднять его чресла, подарить ему потомство.

— Ну, твои чресла прекрасно поднимаются и без всяких истинных, — хохотнула я и… осеклась.

Подождите-ка…

Зачем он мне все это рассказывает? К чему ведет?

Нахмурившись, я посмотрела на своего спутника с подозрением и вся обратилась в слух. Теперь я ловила каждое слово Алари, стараясь не упустить ни одной детали. Под ложечкой сосало от дурного предчувствия: это ведь не про меня речь?

Вспомнилось, как член эльфа упирался мне в копчик, когда мы лежали на подстилке в пещере, и как я проснулась ночью, а похититель гладил меня по волосам и что-то нежно шептал на ухо.

Щеки Алари пылали румянцем.

— Этим даром Эфира почему-то наградила только мужчин. Наверное, считала, что мужская натура более подвержена порокам, чем женская. А может, была уверена, что счастье надо заслужить и мы должны добиваться своих избранниц, а не получать их любовь на блюдечке с голубой каемочкой. Чем больше труда во что-то вложишь, тем сильнее это ценишь.

— То есть, — я закусила нижнюю губу, — истинная может не ответить эльфу взаимностью?

Алари печально кивнул.

— Абсолютная, беззаветная любовь возникает только у мужчин. Женщины остаются свободны в своем выборе.

От сердца отлегло. Когда некая высшая сущность навязывает тебе свою волю — это ужасно. Не хотелось, чтобы мой мозг размяк и я превратилась в романтичную дурочку, восторженно пускающую слюни на малознакомого мужика. Чур меня от такого счастья, чур.

Впрочем, может, волновалась я напрасно и этот ушастый чудик ни на что такое не намекал, а просто развлекал себя в дороге пустым трепом?

Хоть бы это было так.

На ум невольно приходили оборотни с их истинными парами. Когда волк встречал избранницу, то спешил на нее залезть. Мнения девицы даже не спрашивали, ее немедленно отдавали замуж. На мой взгляд, это было самое настоящее насилие.

Но двуликие не смешивали кровь. Никогда волк не брал себе в пару человека.

— А… — задавать этот вопрос было страшно. — Истинной эльфа может стать только эльфийка?

— Считалось, что да, — ответил Алари и добавил, прежде чем я успела вздохнуть с облегчением: — Считалось. Но в каждом правиле, как известно, есть исключения.

Внутри все обреченно сжалось. Исчезли последние сомнения. Стало окончательно ясно, зачем он меня похитил.

«Не хочу, не хочу, не хочу», — пронеслось в голове.

Не обязана я спать с посторонним мужиком, только потому что чужая богиня назначила меня его идеальной парой. Этот эльф мне даже не симпатичен. Нет, он писаный красавчик, не спорю. Но отказаться ради него от своей старой жизни я не готова. И замуж мне рано. И дом свой родной я покидать не хочу. И вообще, нечего лишать меня права выбора!

Я попыталась замять разговор. Пока тебе о чем-то не говорят прямо, можно притворяться, что не понимаешь намеков.

Глава 5. Алари Синар Амарден

Все в жизни принца с самого начала пошло наперекосяк. Мать умерла, производя его на свет. Отец, король Имри́н Эше́н Амарде́н, так и не простил сыну смерти истинной. Если в старшей дочери он души не чаял — та была копией погибшей матери, то с наследником, убившим его возлюбленную своим рождением, держался холодно и отстраненно. Год за годом росла между отцом и сыном стена отчужденности. Сколько бы Алари ни пытался пробить эту стену, все было напрасно.

Жизнь принца стала чередой разочарований. С детства он мечтал унаследовать от родителей боевую магию, но, когда пришло время дару пробудиться, в мальчике не обнаружили ни крупицы маны. Уже значительно позже, когда Алари привык считать себя пустышкой, искра волшебной силы в нем все-таки зажглась. Принц открыл в себе талант к заклинательству. Дар заклинателя был совсем не тем, чего он хотел, но со временем Алари развил свои способности до такой степени, что научился превращать самые безобидные вещи в смертельное оружие. Почти боевая магия, но требующая «костылей» в виде дополнительных предметов и очень быстро истощающая внутренний резерв.

Пока принц учился управлять своим даром, судьба готовила ему очередную подножку. К ста пятидесяти годам почти все эльфы встречали истинную пару и обретали счастье в любви, а наследник Эвенделла в свои двести семь оставался одинок.

Тут было из-за чего переживать. Иногда чья-то будущая избранница погибала в детстве от болезни или в результате несчастного случая. Учитывая, каким Алари был везунчиком, нечто подобное вполне могло приключиться и с его парой.

Из всех его страхов этот — лишиться истинной — был самым сильным. Единственная Алари уже должна была появиться на свет. Но где она?

Обычно судьба сама сводила эльфа и его избранницу, находила способ столкнуть их вместе, даже если они рождались в разных уголках Эвенделла, но Алари больше не мог ждать с моря погоды и взял дело в свои руки.

Пытаясь ускорить встречу с любимой, он каждый сезон устраивал во дворце грандиозные балы, на которые съезжались молодые девицы со всего королевства. Когда же ни одна из приглашенных красавиц не тронула его душу, принц, вконец отчаявшись, отправился в путешествие по своим землям.

Домой Алари Синар вернулся совершенно разбитым: это путешествие, затянувшееся почти на год, ничего не дало, его суженая либо умерла, либо еще не родилась.

Умерла?

Не родилась?

Он должен был это выяснить. Должен был! Неизвестность сводила с ума. Неужели судьба в который раз посмеется над ним и оставит его без семьи и потомства?

От лучшего друга Алари услышал о ведьме, живущей в горах за красной степью. По слухам, она могла заглядывать в будущее.

Это был шанс узнать, жива ли его пара и, если жива, где ее искать.

Недолго думая, принц собрался в дорогу, взяв с собой небольшой отряд в качестве охраны.

Конечно, Алари знал, что дикий край, через который лежит его путь, кишмя кишит кочевниками тано — немытыми варварами, что почитают ложных богов. О чем ему известно не было, так это о тайном оружии в их руках. Кто бы мог подумать, что эти неотесанные дикари владеют настолько сокрушительной мощью?

Все, что Алари запомнил перед тем, как попасть в плен, — то, как налетевший ветер поднял в воздух степную пыль. Внезапно их отряд накрыло рыжее зловонное облако. Лошади заржали, забили копытами по земле, попытались сбросить с себя всадников. В ноздри ударил запах жженой травы. Глаза засыпало колючим песком.

Их группу атаковали из засады, но не холодным оружием и не обычными боевыми заклятьями, а…

Принц не знал, что кочевники распылили в воздухе, но, вдохнув пару раз этот травяной смрад, он и его воины без сознания выпали из своих седел.

Очнулся Алари, окруженный толпой зубоскалящих дикарей. Волосатые обезьяны гоготали, называя его бабой и обещая сорвать с него одежду.

И свою угрозу они исполнили.

Вне всяких сомнений, боги ненавидели наследного принца Эвенделла, ибо посылали на его долю слишком страшные испытания.

Пережив унижение, которое невозможно вынести, он сидел под деревом, голый, связанный, опозоренный, и думал о том, что у него нет будущего. А какое будущее может быть у эльфа после «духовной гибели», после всего того, что с ним сделали? Его репутация уничтожена. Он теперь изгой, от которого отвернутся все друзья и родственники. Цепляться за жизнь нет больше смысла. Благоразумнее сложить руки и умереть.

Так Алари думал, чувствуя, как обнаженную спину царапает шероховатый ствол костянника. И вдруг в минуты беспросветного отчаяния к нему подошла Она. Возникла из ниоткуда, выплыла из дождливой дымки, духом-благословения спустилась с небес.

Ноздри наполнил сладостный аромат, от которого по телу прокатилась волна жара. Оцарапанная кожа покрылась приятными мурашками. В паху потяжелело. Пришлось подтянуть колени к груди, чтобы спрятать свои набухшие чресла. Удачное же время он выбрал, чтобы возбудиться. Какой стыд!

Судьба посмеялась над Алари в очередной раз. Сколько лет он искал свою истинную, а встретил ее при таких ужасных обстоятельствах. Но все-таки встретил! Нашел! И эта встреча вернула ему волю к жизни.

Демона лысого он теперь позволит тано себя убить. У него есть цель, есть за что бороться.

Глава 6. Кошачий лес

— Жених? Какой еще жених? — взревел эльф, сверкнув потемневшими глазами.

Его кулаки сжались, крылья носа затрепетали, грудь наполнилась воздухом.

— Обыкновенный, — пожала я плечами. — Смуглый, бородатый, с короткими волосами. Брюнет. Как раз в моем вкусе.

Алари продолжал раздувать ноздри. Вид у него был до того забавный, что я с трудом удержалась от мстительного смешка. Истинную захотел — получай. Вот тебе истинная. Прошу любить и жаловать.

— Бородатый, — повторил Алари с больным видом. — Брюнет. — И отвернулся, стиснув зубы.

Мы пошли дальше. К алому солнцу, опускающемуся за горизонт.

— Не понимаю, почему ты удивляешься. Разве такая красавица, как я, могла быть одинока?

Мой спутник скосил на меня недовольный взгляд.

— Жених не муж, — процедил он, дергая себя за кончик косы, перекинутой через плечо.

Вот мерзавец! А если бы я на самом деле любила Валонсо? У меня бы сердце разрывалось от мысли, что нас разлучили. К этому моменту я вообще могла быть замужем. Что тогда сказал бы этот навязчивый эгоист? Супруг не стенка — подвинется? Так что ли?

— Хочешь спросить, люблю ли я своего жениха?

— Нет, — Алари вздрогнул и зашагал быстрее, словно пытался сбежать от моего ответа.

Небо вдали купалось в золоте и пухе розовых облаков.

— А может, ты хочешь узнать, не тоскую ли я по дому?

— А разве я сказал, что заточу тебя в темнице и ты никогда больше не увидишь родной край?

Облитая красным закатным светом, степная земля словно набухла от крови. Стало тише чем днем. Только ветер свистел над пустошью и трепал сухие ветки одиноких кустарников.

— Так рассказать тебе о Валонсо?

Алари шумно вздохнул. На его челюсти заиграли желваки.

— Кстати, а ты знаешь, что в Аталане, откуда я родом, добрачные связи не осуждают, а даже приветствуют?

Поправка — среди магов. Люди, обладающие искрой, — элита, высшая каста, отношение в обществе к ним иное. Обычная женщина в империи почти лишена прав, сначала зависит от отца, затем от мужа и беспрекословно подчиняется им обоим. Другое дело — женщина, одаренная магией. Колдуньи свободны и независимы. В иерархии Аталана они стоят на ступень выше любого дворянина без маны. Чем ярче искра, тем выше положение при дворе.

Со своим редким даром я могла бы творить на родине любую дичь, и она сходила бы мне с рук. А вот ситуация с тано и сорванными переговорами мне с рук не сойдет. Это точно.

Лицо Алари горело. Грудь вздымалась от тяжелого дыхания. Костяшки пальцев побелели, до того сильно эльф сжимал кулаки.

— Давай, пожалуйста, дальше пойдем молча, — попросил он хриплым голосом. — Помолчим немного. Послушаем тишину.

Ага, щаз.

Когда я слушаю тишину, в нее врывается голос императрицы, от гнева похожий на шипение кобры: «Лаира Зейна дей Фарух, вы провалили задание и лишились моей благосклонности! Немедленно верните мне кольцо Агальеры».

Я инстинктивно покрутила тонкий ободок из белого золота на левом мизинце — свою гордость и единственную любовь.

— Ах, Валонсо, Валонсо, как же я скучаю по его бороде. Она так приятно щекочет губы во время поцелуев.

Сбоку раздалось приглушенное рычание. Алари печатал шаг как на плацу. Вид у него был такой, словно он сейчас заткнет ладонями уши или приспособит что-нибудь в качестве кляпа для моего рта.

— А какие у него чуткие руки…

— Зейна!

Алари повернулся ко мне, тяжело дыша, и прижал указательный палец к губам.

Я вскинула бровь.

Эльф глубоко вздохнул и сказал на удивление спокойным тоном:

— Сумерки. Прошу, закончим разговор. Ты знаешь, какая это опасная местность. Чем меньше шума мы будем создавать, тем лучше.

Не знаю, говорил он правду или нашел способ заткнуть мне рот без кляпа, но я вспомнила милашку хариба, плюющегося кислотой, и решила не рисковать. Расскажу ему про Валонсо позже.

Пить хотелось ужасно. Даже больше, чем есть. Когда вдоль горизонта растянулось темное пятно леса, Алари достал из сумки остатки солонины и отдал мне. На его лбу пролегла морщинка. Когда эльф смотрел вдаль, его лицо казалось озабоченным.

Похоже, обитель диких кошек таила угрозу, поведать о которой мне не сподобились.

Я напрягла память, обращаясь к своим знаниям. Эвенделл был закрытой страной, но в плане таинственности оборотни из Кошачьего леса давали эльфам сто очков вперед. Об этом народе мы не знали ничего. Хищные кошки не шли на контакт с людьми.

Что ж, для меня, как для дипломата — возможно, бывшего (тут я издала горестный вздох) — это будет полезный опыт.

— Мне следует предупредить тебя, Зейна, и попросить кое о чем, — нарушил тишину мой похититель. — Послушай меня внимательно, это очень важно.

Я насторожилась, заинтригованная.

Алари поджал губы. Взгляд у него был напряженный.