Ветер перемен, книга третья

Глава первая

Игра в ресторане уже стала для нас рутиной, и тут мы не напрягались — играли спокойно и даже успевали переговариваться во время игры. Минут через тридцать после начала программы я с удивлением увидел, как в зал входит Громов с женой. Что это с ними обоими?! Никогда такого не было.
Маша прямо в дверях, встретившись со мной взглядом, радостно помахала рукой и улыбнулась. Громов ограничился лёгким кивком головы.
— Ого, начальник Особого отдела собственной персоной! — Юрик первый из остальных заметил гостей. — По чью душу пожаловал?
— Ага, и наручники в кармане! — схохмил Серёга. — Что ж, человеку и отдохнуть нельзя?
— У него "Служба, дни и ночи!" — пропел Юра.
— Ага, пойди спой это ему! — загыгыкал Сергей.
На инструменталке "Тень твоей улыбки", где я играл на саксе, Маша нагнулась к уху Громова и что-то сказала. Полковник глянул на неё, чуть промедлил, но потом встал и пригласил жену на танец. Ну а как выдумали, товарищ начальник — пришли с женой, развлекайте!
Во время танца пара приблизилась к эстраде, и Маша снова мне улыбнулась. Значит, наладить контакт с ней у меня получилось. Вспоминала обо мне — и, голову даю на отсечение, это она, с большими трудностями, но вытащила мужа сюда. Но не думаю, чтобы только потанцевать.
Предчувствие меня не обмануло.
Как только мы объявили перерыв, Маша встала из-за столика и быстрым шагом направилась к эстраде.
— Вечер добрый! — поздоровалась она со всеми.
Мы нестройно ответили. Я посмотрел на неё, ожидая её обращения ко мне.
— Саша, можно вас на несколько минут? — мило улыбаясь, спросила она. — Извините, я знаю, у вас сейчас ужин, просто другого времени не будет.
— Конечно, Мария Николаевна! — с готовностью ответил я, специально обращаясь по имени-отчеству перед парнями. — Ужин подождёт.
— Тогда пойдёмте со мной.
Я, положив сакс в футляр, вместе с ней направился к выходу из зала.
— Я сегодня с утра обзвонила всех, кто ходит в Клуб любителей романса, и они готовы хоть завтра собраться. Некоторые были вчера на концерте и в абсолютном восторге, ну и другим рассказали. Так что вопрос с помещением решался в авральном порядке, несмотря на воскресенье, — всё это Маша выдала мне на той скорости, на которой общалась её приёмная дочь Маша-метеор. — Павел Васильевич предложил нам кабинет, которым давно не пользуется, и я хотела бы показать вам его.
— Хорошо, давайте посмотрим, — согласился я.
Мы вышли из ресторана, прошли сквозь главный зал и в самом его углу обнаружили дверь в ещё один коридор, о существовании которого я и не подозревал. Это была какая-то длинная пристройка, в конце которой мы и нашли нужную дверь. Ключ с трудом открыл замок, но дверь открылась без скрипа, и внутри оказалось достаточно чисто. Видимо, сюда периодически посылали уборщиков. Комната была большой — здесь могли свободно разместиться человек пятьдесят, если стулья поставить рядами.
— Сколько человек обычно приходит на ваши вечера? — спросил я Машу, обходя комнату по периметру.
— Постоянно ходят двадцать пять человек, иногда приходят их друзья, и тогда бывает тридцать — тридцать пять, — ответила Маша.
— Ну, тогда нам этой комнаты хватит с запасом, — прикинул я. — Стулья начальник ГДО обещал?
— Он сказал, что это не проблема. В крайнем случае, его работники будут брать из главного зала и потом убирать на место.
— А это что за тайный уголок? — обратил я внимание на длинную складную ширму, перегораживающую всё помещение.
Заглянув за неё, обнаружил там то ли медицинскую кушетку, то ли массажный стол — понять было трудно, но эта штука мне понравилась. Когда я решил делать сеанс рейки Маше, я всё думал не только о месте, но и о том, на чём она будет лежать. Это всегда было проблемой, если приходилось делать людям сеансы у них дома. Обычные кровати мне никак не подходили — они были слишком низкими, и стоять над пациентом, согнувшись буквой «Г» почти час, никакой спины не хватит. Нужна была специальная высокая массажная кровать — как раз такая, какую я сейчас и наблюдал.
— Какая замечательная вещь! — сказал я, ощупывая и оглядывая её со всех сторон.
— Это? — удивилась Маша. — И чем же она замечательная?
— А тем, что она мне очень нужна! — ответил я, окончательно убеждаясь, что кровать в рабочем состоянии и даже регулируется по высоте. — Так когда мы собираемся с вами?
— Если помещение подходит, то можно во вторник, — Маша явно обрадовалась. — Я тогда завтра всех обзвоню и предупрежу. Вам какое время будет удобно?
Я быстро прикинул, во сколько заканчиваются занятия у Габи в школе, сколько ей нужно времени дойти домой, переодеться и пообедать.
— Давайте в четыре часа? — предложил я. — У меня как раз закончится обед, и я спокойно дойду сюда, и Габи будет уже свободна. В крайнем случае, мы можем потом изменить время, если кого-то это будет не устраивать.
— Прекрасно! — согласилась Маша. — Значит, послезавтра в четыре. Мне захватить гитару? У меня есть прекрасная испанская концертная гитара.
— Это будет вообще превосходно! — кивнул я. — И вот ещё что, Маша, захватите с собой чистую простынь.
— Зачем?! — округлила глаза Маша.
— Ну, кушетка, конечно, в хорошем состоянии, но лучше постелить на неё что-нибудь чистое.
— Но зачем нам кушетка?
— Можно я вам во вторник объясню? — попросил я. — Так будет лучше, чтобы не забивать голову ненужной информацией раньше времени. Хорошо?
— Ну, если вы так считаете... — Маша была явно обескуражена.
На следующий день я с утра предупредил Чихрадзе, что после обеда во вторник иду на заседание, или представление — как там это правильно назвать? — Клуба любителей русского романса. Дирижёра это очень даже устраивало, так как не нарушало его планов на утренние репетиции.
Во вторник, закончив обед в рекордное, даже для первогодков, время, я переоделся в приготовленную заранее парадную форму и взял курс на самый лучший дом в Ризе.
На мой обычный звонок Габи спросила:
— Сашик? — и даже в голосе я услышал улыбку.
— Конечно, радость моя!
Взлетел на второй этаж, и прямо передо мной открылась дверь, за которой со своей обворожительной улыбкой, каждый раз сводящей меня с ума, стояла Габи. Я даже замер с розой в руке, любуясь. Что-то во всём её облике изменилось. Она и так всегда была спокойной, не суетливой, а сейчас добавилась какая-то особая мягкость и нежность. Женственность...
— Габи! — только и смог я прошептать.
— Что? — улыбка стала ещё шире, а в глазах засияли звёздочки.
— Какая же ты... Не могу подобрать слова, все уже тебе говорил. Просто поверить не могу, что такое совершенство — моё!
— А ты не стой за порогом, а возьми и проверь! — тихонько засмеялась она, и когда я сгрёб её в охапку, шепнула:
— Дома никого нет...
— Как?! — я резко отодвинул её, заглядывая в глаза. — А Тоби?
— У них сегодня соревнования по футболу, придёт только часа через два.
— Что ж мы тут стоим?!
— Вот и я удивляюсь!
А потом мы сидели друг против друга с кофе в руках и играли в гляделки. Оказывается, взглядами тоже можно ласкать — и ничуть не хуже, чем руками.
— Ой! — вдруг воскликнула Габи, и в глазах появилось изумление. — Ручки!
— Ты почувствовала? — улыбнулся я.
— Конечно! Я их не только чувствую, но, мне кажется, и вижу! А как ты это делаешь?
— Так ты тоже умеешь, забыла? Ну-ка, попробуй. Закрой глаза.
— И правда! Они обнимаются! Ой, как приятно!
— Следующий раз мы сделаем это в постели, — пообещал я. — Будет вообще волшебно!
— Я думала, это ты делал только для лечения!
— Нет, солнышко, это наши души соединяются, поэтому так хорошо.
Допили кофе, вымыли чашки.
— Пойдём? — предложил я.
— Пойдём! — согласилась Габи.
— А куда?
— А мне всё равно!
— Очень правильный ответ!
В ГДО мы пришли прямо по секундомеру — тут я вполне проходил по немецким стандартам. Но в присмотренной нами комнате народ уже собрался. Неужто немецкая педантичность действует на всех, находящихся какое-то время на территории Германии?
— Здравствуйте, Саша! Очень рада, что и ты, Габриэль, смогла прийти! — встретила нас у входа Маша. На ней было красивое длинное платье, и вся она выглядела как-то торжественно.
В комнате были расставлены полукругом стулья, а перед ширмой стояли два отдельных — я так понимаю, для нас с Габи?
— Мы можем начинать, — сказала Маша. — Все, кто обычно ходит, уже здесь.
— Маша, а кто у вас обычно пел на таких встречах? — только сейчас я догадался спросить.
— Вообще-то у нас петь может любой. Это же не концерт, а встреча друзей и любителей петь. Но сегодня я думала, будете петь только вы — вас ведь никто ещё не слышал.
— Я, конечно, не против, — задумчиво сказал я, — только не уверен, что вспомню столько романсов. Но посмотрим! В крайнем случае, может, кто-то ещё споёт.
— Хорошо, тогда начинаем!
И Маша, выйдя вперёд, повернулась лицом к пришедшим и обратилась к ним с краткой речью.
— Друзья! Я очень рада приветствовать сегодня у нас замечательных артистов — Александра и Габриэль. Некоторые уже слышали и видели их выступления — и на Новогоднем огоньке, и два дня назад, на 8 Марта. Они поют эстрадные песни, автором которых является Александр. Да-да, вот такие таланты имеются в обычном полковом оркестре! Причём песни эти, на мой взгляд, гораздо более высокого качества, чем те, что мы слышим по радио. Да, Вася, я думаю, твой скептицизм поубавится, когда ты их услышишь. Вот надо было приходить на праздник, а то и сам не пришёл, и жену не пустил!
Народ засмеялся, и все обернулись на какого-то прапорщика. Я заметил ещё пару мужиков. Интересно… Честно говоря, не ожидал ни одного!
— Но что меня особенно порадовало, — продолжила Маша, — так это то, что Александр знает и русские романсы. А тот, что он исполнил на последнем вечере в ГДО, я вообще никогда не слышала. И я бы хотела сегодняшний вечер начать с него, если Саше будет, конечно, удобно.
— Мне всё равно, — согласился я, пересаживаясь из первого ряда на один из стульев лицом к зрителям. — Добрый вечер всем! Надеюсь, вас не шокирует моё пение — я вообще немного не того жанра исполнитель.
Мария Николаевна предлагает начать с романса «Очарована, околдована». Он мне тоже очень нравится. У его автора, Николая Заболоцкого, довольно трагичная судьба. По ложному доносу он был арестован в печально известном тридцать восьмом году, но, несмотря на истязания и пытки, вину свою в «контрреволюционной деятельности» не признал — и это спасло его от расстрела. Так как абсолютно никаких доказательств его «вины» не было, ему, по доброте душевной, дали всего пять лет лагерей, которые он и отсидел, выйдя на свободу только в 1944 году.
Свой романс он посвятил жене, которая оказалась для него настоящим ангелом-хранителем, помогавшим выжить ему в лагерях.
Я сделал паузу.
В комнате стояла абсолютная тишина. Не принято у нас говорить о мрачных страницах собственной истории. А жаль! Привыкли только гордиться. Вот и догордятся в будущем — до развала страны!
Очарована, околдована...
Я пел и смотрел только в любимые глаза — в эти чистые, без малейшего следа фальши и лжи два источника божественного света, дававшие мне надежду, что я справлюсь и этот мир можно будет спасти.
Глаза моего ангела-хранителя...
Последний звук затих...
Аплодисменты и обмен мнениями заполнили комнату одновременно.
— Какой замечательный романс! — вздохнула дородная дама довольно преклонных лет. — И почему я никогда его не слышала?
— И романс, и история автора просто просятся на экраны, — крашеная блондинка оглядела зал, как бы предлагая присутствующим присоединиться к её мнению.
Ага, прям разбежались бы там, в Госкино, такие фильмы снимать! У нас всё лучше всех, никаких тёмных пятен...
— А теперь я предлагаю вам послушать романс на стихи Дениса Давыдова, героя Отечественной войны 1812 года, — переждав разговоры, продолжил я. — Во всяком случае, считается, что автором стихов является он, но неопровержимых доказательств нет.
Я уеду, уеду, уеду,
Не держи, ради Бога, меня...
По гусарскому звонкому следу,
Оседлав вороного коня.
Нужно отдать должное этим любителям романсов — слушали они, затаив дыхание.
Я уеду, уеду, уеду...
Что найду в том далёком краю?
Пропоёт ли труба мне победу
Или жизнь отпоёт мне в бою...
Да уж! Как оно дальше у меня сложится? Вопрос...
И снова слова удивления:
— Первый раз слышу!
— Какой замечательный романс!
— Если стихи Дениса Давыдова, то почему я до сих пор никогда этого романса не слышал? — удивился майор. — Я считал, что достаточно хорошо знаю историю русского романса. Просто удивительно!
Да, удивляйтесь. Мне жалко, что ли? Сейчас ещё один романс. И его вы точно не слышали.
Лариса Рубальская ещё не начала писать стихи, а Санька Малинин только через два года будет зачислен в хор мальчиков в Уральский народный хор.
Плесните колдовства
В хрустальный мрак бокалов.
В расплавленных свечах
Мерцают зеркала...
Напрасные слова
Я выдохну устало.
Уже погас очаг —
Ты новый не зажгла...
Первая моя встреча с любителями романса прошла успешно. Я ещё спел пару неизвестных публике произведений, потом мы немного поговорили о роли музыки в жизни человека — и довольные слушатели разошлись.
Провожая последнего любителя романсов, я обратился к Сидоренко:
— Павел Васильевич, вы не посылайте пока ваших воинов выносить отсюда стулья и вообще — пусть сюда не лезут, не стучат, хорошо? У нас тут остались кое-какие дела, и тишина просто необходима. Когда закончим, я сам вам отдам ключи.
— Ну, секретничайте, если вам так это необходимо... — протянул обескураженный полковник, глядя на Машу. Но та выглядела не менее удивлённой и ничего ему не сказала.
Я закрыл на ключ не только дверь в помещение, где мы проводили встречу, но и ту, что вела из большого зала в коридор. Теперь, даже если кто-то и станет ломиться в первую закрытую дверь, мы ничего не услышим — слишком далеко.
— Маша, вы принесли простынь? — спросил я.
— Да, вот, возьмите! — Маша достала из сумки сложенную простынь, обёрнутую упаковочной бумагой. — Но, Саша, вы мне так и не объяснили, зачем она вам?
— Вот сейчас и объясню, — кивнул я. — Давайте присядем, это не секундное дело.
Маша села рядом с Габриэль в первом ряду, а я расположился напротив.
— Маша, только постарайтесь ничему сильно не удивляться и принимайте всё, что я скажу, за данность. Не будем тратить время на долгие объяснения, просто потому, что объяснять действительно пришлось бы долго, чтобы вы хотя бы в общих чертах имели представление о сути того, что я сейчас буду делать. В двух словах это не получится рассказать, поэтому отложим пока на будущее. Нам, особенно вам, сейчас важен результат, а не понимание, как это работает. Хорошо?
— Ну, вы меня совсем заинтриговали! — немного нервно улыбнулась Маша. — Хорошо, постараюсь не удивляться.
— Я знаю, что вы очень хотите иметь собственных детей, — начал я, и сразу же в глазах Маши появилось напряжение. — И знаю также, что все ваши многочисленные походы по врачам не дали результатов, хотя вы с мужем абсолютно здоровы оба.
— Это вам Стёпа сказал?! — изумлённо спросила она, не замечая, что называет грозного полковника из Особого отдела дивизии домашним именем.
— Маша, это сейчас не важно, — мягко остановил я её. — Мы же договорились, что вы воспринимаете только информацию. Так вот, врачи вам не помогли и не помогут, потому что эта проблема методами традиционной медицины не решается. Решить её могу я. Если вы согласитесь.
— Вы??? Но как?
— Маша! Да или нет?
— Но я не понимаю...
— А вам и не надо. Просто скажите «да», и вы станете счастливой мамой, — я ободряюще улыбнулся растерянной женщине.
— Саша, а вы не шутите?
— Маша! — я слегка повысил голос. — Ну что вы такое говорите? Разве такими вещами шутят? Я похож на шутника?
— Извините, но вы такой молодой!..
Да, я совсем забыл, что выгляжу максимум лет на шестнадцать, и если бы мне такой пацан говорил подобные вещи — я первый бы рассмеялся.
— Хорошо, я вас понимаю, — я решил немного приоткрыть завесу секретности. — Вам Степан Афанасьевич рассказывал о том, что недавно в Ризе погибло четырнадцать человек?
— Вы и это знаете?! — а я думал, Маша сильнее удивиться уже не может. — Но это же закрытая информация!
— А почему, интересно? Почему об этом не трубят газеты, радио, телевидение? — усмехнулся я. — Это же был теракт, вы в курсе, Маша?
— Да, Стёпа мне говорил, что все четырнадцать человек получили дозу ОВ и спасти их не было никакой возможности.
— Не четырнадцать, — я пристально посмотрел ей в глаза. — Дозу получили пятнадцать человек.
— Но как? Пятнадцатого смогли спасти?
— Пятнадцатую. Она сидит рядом с вами, Маша.
Маша изумлённо уставилась на Габриэль. Да уж, сегодня у неё просто вечер изумлений.
— Габи, это правда? — наконец смогла она спросить.
— Да, — спокойно улыбнулась Габи. — Саша меня спас.
Маша перевела на меня взгляд. Вот нашатырного спирта я не догадался раздобыть, а он может понадобиться — судя по Машиной реакции.
— Теперь вы понимаете, что решить вашу проблему не так уж и сложно? Вас никто не облучал, не травил ядами — просто ваша психика немного неправильно среагировала на стрессовую ситуацию и заблокировала функцию деторождения. Гибель матери Маши-маленькой произвела на вас слишком сильное впечатление. Эта страшная картина — мёртвая женщина с младенцем на руках — сидит у вас в подсознании. И подсознание хочет избавить вас от такой же участи. Я просто уберу эту картинку. Это дело нескольких минут. Согласны?
— Конечно! — Маша ещё раз посмотрела на Габи, словно желая убедиться, что всё, что ей сейчас говорят, — правда. — Что нужно делать?
— За этой ширмой стоит медицинская кушетка, — я поднялся, и мы прошли за ширму. — Застелите её простынёй и ложитесь на спину.
— Мне что-нибудь снимать? — Маша оглядела себя.
— Нет, у вас достаточно лёгкое платье — мне будет этого достаточно. А вот носки снимите, лучше будет, если ступни будут открытыми.
— Хорошо!
Маша быстро стянула носки и взобралась на кушетку.
— Саша, мне уйти? — спросила Габриэль. — Я буду мешать?
— Солнце моё, ну как ты можешь мне помешать? — без тени преувеличения сказал я. — С тобой у меня силы только прибавляются. Садись вот здесь, в сторонке, потом расскажешь, что ты чувствовала.
— А ты будешь делать ручки-ручки? — совсем тихо спросила Габи.
— Нет, Габи, ручки — это только для тебя, — я наклонился и поцеловал её. — Это наши души соединяются. А я не хочу больше никого в свою душу пускать.
Я раздвинул ширму на максимум, оставив небольшую щель. В отгороженной части комнаты получился нужный мне полумрак. Маша на кушетке повернула голову и следила за моими передвижениями. Я подошёл к кушетке и примерился: работать будет удобно, можно не гнуть спину.
— Закройте глаза и помолитесь... — начал было объяснять я, но Маша испуганно перебила:
— А я не знаю ни одной молитвы! Значит, ничего не получится?
— Успокойтесь, Маша, — мягко сказал я. — Вы слишком напряжены и волнуетесь. Ничего страшного не будет! Наоборот, увидите — вам понравится. А молиться можете как хотите. Слова и их порядок абсолютно не важны. Главное — искренне попросите помощи в решении вашей проблемы. Обращаться также можете к кому угодно: Богу, Всевышнему или Абсолюту. И скажите такую формулу: «Мои проводники, я разрешаю Александру помочь мне!» Всё это — молитву и разрешение — произнесите мысленно. А потом просто лежите с закрытыми глазами, максимально расслабленно, и можете всё время молиться. Это не обязательно, но, мне кажется, вам сейчас необходимо. Это поможет отвлечься. Всё! Закрывайте глаза, я начинаю.
Я проделал все манипуляции, которые обычно делал перед началом сеанса рейки, попросил помощи у Высших сил, нарисовал в воздухе все три символа рейки и сразу почувствовал, что ладони стали нагреваться. Подошёл к изголовью и накрыл лицо Маши двумя ладонями, не касаясь его.
— Горячо! — прошептала удивлённо Маша.
Подожди, дальше ещё интереснее будет!
Подсунув ладони под затылок, я пустил энергию в голову. Я прямо «видел» чёрную плёнку грязи, покрывающую мозг. В одной его части обнаружил буквально сгусток этой тёмной субстанции. Мощный энергетический «душ» стал понемногу размывать его — и вот уже весь мозг буквально блестит, как после сильного ливня. Лицо Маши расслабилось и на глазах посветлело. Главное сделано. Теперь — обычное очищение всего организма и подпитка его энергией, щедро льющейся сверху, проходящей через меня и истекающей из ладоней.
Немного пришлось задержаться на сердечной чакре. Постоянные Машины переживания по поводу её мнимого бесплодия довольно сильно «посадили» её.
Теперь обязательное «раскручивание» первой чакры — в самом низу живота. Сегодня ночью полковника ждёт жаркая ночь, такая, которой давно уже не было. Маша даже задышала глубоко, с чуть слышными стонами на выдохе.
И — последнее. Я положил ладони на её ступни и как пылесосом вытянул всю «грязь» из тела и отправил её в космос. Я, конечно, не имел ни малейшего понятия, куда это всё девается и как оно работает, просто все эти картинки помогали сосредоточиться.
Я «закрыл» Машу мощным энергетическим одеялом, оборвал канал с космосом и посмотрел на её лицо. Маша спала. Это частенько случается с чувствительными пациентами даже без моего участия. Так они лучше воспринимают энергию и лечение. Иногда в сон их погружаю я сам.
Я обернулся к Габриэль. Она заворожённо смотрела на меня.
— Что, солнышко? — тихо спросил я, подойдя к ней.
— Ты был таким!.. — Габи попыталась подыскать слово и не нашла. — Мне показалось, что от тебя исходит свет!
Помолчала и добавила: — Как от ангела на иконах!
— Ты видишь энергию? — улыбнулся я ей. — Говорят, есть такие люди. Я её вижу только внутренним взором.
— Саша, у тебя получилось? У Маши будут дети?
— А ты сомневаешься? — я осторожно прикоснулся своими губами к её губам. — Будут. Я даже могу сказать тебе потом, кто будет первым.
— А сейчас не можешь?
— А сейчас ещё никого нет, — я обернулся на Машу. — Но мне кажется, уже сегодня ночью кто-то будет.
И я приложил палец к губам.
— Я слышу... — прошептала Маша и открыла глаза. — Это правда, Саша?
— Зуб даю! — поклялся я. — Хотя Габи против этого! Говорит, я буду некрасивым и она меня разлюбит.
— Болтун! — Габи улыбнулась моей любимой улыбкой, которой я готов любоваться вечно.
— Мне можно вставать? — спросила Маша.
— Да, только подождите, я вам помогу, — я подошёл к кушетке. — Голова может закружиться.
Я крепко взял Машу за руку и помог встать на ноги.
— Ой, и правда всё плывёт перед глазами! — Маша прижала свободную руку ко лбу. — А это нормально?
— Это хорошо! — успокоил я её. — Значит, я накачал вас по самую макушку. Можете поделиться сегодня с мужем.
Маша смущённо посмотрела на меня. Понимаю — какой-то совсем пацан на вид говорит со взрослой женщиной о таких вещах.
— Маша, перед вами сейчас не восемнадцатилетний мальчик, а просто врач, не имеющий возраста, — ободряюще улыбнулся я. — И как врач, я вам очень советую вспомнить ваши самые счастливые дни с мужем и повторить, а лучше — превзойти всё, что было у вас раньше. Чем больше любви — тем больше шансов!
— Спасибо, Саша! Я действительно чувствую, что во мне что-то изменилось.
— Конечно! Я знаю...
Впереди был целый свободный вечер, и мы, забежав к Габи домой слегка подкрепиться и поменять мне форму на цивильную одежду, пошли побродить по городу.
— Сашуля, а это правда, что если больше любви в постели, то больше шансов забеременеть? — неожиданно спросила Габи.
— А почему ты спрашиваешь, солнце моё? — слегка удивился я.
— Просто, когда ты это говорил Маше, мне показалось, это звучало как-то... — Габи состроила гримаску.
— Габи! — я даже остановился. — Я начинаю тебя бояться! Это ж я как под рентгеном всё время жить буду! Даже по мелочи соврать не получится!
— А ты хочешь меня обманывать? — лукаво спросила Габи. — А зачем тебе это?
— Ну, я не знаю! Так принято!
— У нас с тобой так не будет! — твёрдо сказала Габриэль, но в глазах прыгали бесёнки. — Так почему ты немного обманул Машу?
— Ну, я не совсем обманул. Всё-таки эмоции в этом деле помогают. Но я просто воспользовался моментом, чтобы добавить им счастья в жизни. Разве это плохо? У Маши, на почве того, что она не может стать матерью, развился ещё и комплекс неприятия себя как женщины, понимаешь? Она подсознательно считает, что недостойна получать сексуальное удовольствие, раз она такая «ущербная». Поэтому она сдерживает себя при интимных отношениях, почти перестала получать удовольствие. Муж это чувствует, и у него тоже пропадает влечение к ней. Так они друг друга и «гасят» как любовники. Постепенно их семейная жизнь превратится в кошмар. Помнишь, мы с тобой говорили о том, почему угасает любовь? Вот один из вариантов.
— Бедная Маша! — погрустнела Габи. — Но теперь у них будет всё хорошо?
— Да, особенно когда Маша забеременеет, она снова ощутит себя настоящей женщиной.
— Сашик, как хорошо, что ты у меня такой! — Габи прижалась ко мне и обняла за талию.
— Какой «такой»? — поцеловал я её в макушку.
— Ну, что всё знаешь и можешь помогать людям.
— Помогаю не я, Габи, — это через меня помогают. Моей заслуги тут нет.
— Но, Саш, раз помогают через тебя, значит, есть и твоя заслуга! Вот почему-то через меня не помогают!
— Ты помогаешь мне, Габи! Ты мой ангел-хранитель, без тебя я не выживу. Так и знай!
— А я — без тебя!
А ведь теперь, наверное, так и есть! В прошлый раз Габи смогла жить без меня. Не знаю, чего это ей стоило, но прожила она долгую жизнь и вырастила четверых детей. Надеюсь. Но тогда у нас не было такой любви, мы не проросли душами и смогли пережить потерю друг друга. А сейчас — вряд ли...
— О чём ты думаешь, Сашик?
Конечно, Габи сразу чувствует: здесь я с ней или улетел мысленно куда-то.
— Я думаю, что ты права, Солнышко моё! Не сможем мы теперь поодиночке. Только вместе! И меня это радует. Нет, я просто счастлив, что ты моя! Ты же моя?
— Ты ещё спрашиваешь! Милый, единственный сон мой! — пропела Габи и закружилась, раскинув руки.

Глава вторая

— Сегодня после обеда, в три часа, всем прибыть в студию! — дирижёр обвёл оркестр глазами. — Едем с ночёвкой в гарнизон города Борна. Там проводится московская проверка боеготовности. Завтра в шесть утра — кросс, поэтому оркестр должен быть уже на трассе.

— В Борне же есть свой оркестр! — с недовольной миной протянул Студников.

Понятное дело, кому охота ночевать в казарме, да ещё чужой? Ладно мы, молодые, а каково сверхсрочникам — из-под тёплого бока жены?

— Геннадий Александрович, откуда вы всё знаете? — вперил в него Чихрадзе свой орлиный взгляд. — Я это только сейчас узнал в штабе, а вы уже знаете, хотя вас это и не касается.

Студников промолчал. Но всем, кроме дирижёра, было известно, что наш гобоист — заядлый рыбак и даже в Германии умудрился разузнать рыбные места, куда и сопровождал всё начальство дивизии. Это, кстати, ему поможет прослужить в ГДР больше, чем любому другому музыканту, поломав все лимиты.

— Да, в Борне есть свой оркестр, — не дождавшись ответа, продолжил дирижёр. — Но командование считает, что чем громче будет музыка, тем больше понравится проверяющим.

Лёгкий гул прокатился по оркестру. Все вспомнили случай с замёрзшими инструментами. «Гениям военного искусства» главное — чтобы было громче.

— Может, возьмём два больших барабана? — предложил Вася Онопко. — Вот грохоту будет!

Музыканты засмеялись, но без обычного воодушевления.

— Сейчас я вас отпускаю домой, — дождавшись тишины, добавил Чихрадзе. — Соберите необходимые вещи и в три часа всем быть в студии.

Сверхсрочники с ворчанием понесли инструменты в хранилище, и вскоре студия опустела. Нам готовиться к поездке необходимости не было: никаким имуществом, кроме того, что было на нас, мы не были обременены. А инструменты были тут же, в хранилище.

— Товарищ прапорщик, а далеко эта Борна? — спросил Сергей Сараев.

— Не очень, километров восемьдесят, — ответил старшина. — Но часа три ехать будем. С нашими адскими водителями.

Тут прапорщик был прав. Автомобильному транспорту ГСВГ запрещалось выезжать на автобаны. Всё передвижение происходило по сельским дорогам, но и там скорость была ограничена: машины в колонне двигались не быстрее тридцати километров в час. Мы поедем одни, значит, шофёру разрешалось «гнать» с немыслимой скоростью — километров в шестьдесят, но, учитывая повороты, проезд через деревни и тому подобное, всё равно выходили те же тридцать в час.

«Только бы больше, чем на одну ночь, не задержали!» — подумал я, начиная уже скучать по моей малышке.

Стоило мне вспомнить о ней, как душа наполнялась блаженством, и я с трудом гасил улыбку, которая наползала на губы совершенно самостоятельно. Интересно, я когда-нибудь привыкну к тому, что обладаю самой замечательной девушкой Вселенной? Не хотелось бы… Хочу всегда радоваться, как в первый день знакомства.

Мы с Женькой сели на последние места у заднего борта, чтобы хоть что-то увидеть по дороге. Для Жеки это была первая такая дальняя поездка, но и я с удовольствием глазел на всё, что удавалось разглядеть. Почти патриархальный мир семидесятых… Сейчас он казался мне таким спокойным и уютным. Да, это не двадцатые годы XXI века, когда буквально каждый день появлялось всё больше признаков, что мир сошёл с ума!

— Ты опять о своей Габриэль думаешь? — вывел меня из задумчивости весёлый Женькин голос.

— А о чём можно ещё думать, Жека? Всё вокруг тлен, и только любовь вечна!

— Ну ты прям филосОф! — засмеялся он. — Что будешь делать, когда служба закончится?

— Ну, до этого ещё нужно дожить, Жека! И всегда есть после срочной — сверхсрочная.

— Ты что, из-за неё на сверхсрочную останешься?! — вытаращил глаза земляк.

Я только улыбнулся. Сам Жека, даже не сказав мне, первый подпишет контракт.

— А ты из-за чего согласился бы остаться?

— Да ну, нафиг! Я — домой! — твёрдо сказал Женька.

Ну-ну…

Я откинулся на борт и прикрыл глаза. Лучше, правда, помечтать о Габриэль, чем болтать абы о чём. Перед глазами сразу же возникло её улыбающееся лицо. Она знала, какая именно улыбка особенно нравится мне, и всегда при прощании дарила мне её. И стоило только вспомнить эту полную нежности и обещания улыбку, как все проблемы и трудности становились такими мелкими и не стоящими внимания, и все мысли были только о том, когда я увижу её снова.

Наш «Газон-66» выбрался за город и неспешно покатил по сельской, но прекрасно асфальтированной дороге.

— А наши спортсмены из полка тоже поехали? — услышал я голос Ключного.

— Уже там! — как самый информированный, ответил Студников. — Для этого их и держат. Они же больше ничем не занимаются. Ты их вообще хоть раз видел?

— Ну, пару раз видел, когда они в столовую шли, — припомнил Ключный.

— Во-во! Это их основное занятие — жрать! Причём получают усиленное питание. Они же столько калорий тратят… на матах! Когда дрыхнут.

— Ну, они же должны хоть что-то делать? — не унимался Василий Иванович.

Резонный вопрос. Каждый военнослужащий в полку выполнял какую-нибудь функцию: танкиста, мотострелка, связиста, разведчика, повара или медика. Даже мы, музыканты, в полку лишними людьми не были: ежедневный развод на работы проходил под аккомпанемент оркестра, в полковом клубе частенько устраивались концерты, в ГДО — танцы три раза в неделю, ну и выезды «на дружбу». И только жизнь спортроты была покрыта тайной. Чем они занимались, не знал никто. Никаких соревнований или показательных выступлений не проводилось, физподготовку все роты и батальоны проводили сами.

— Они как засадный полк! — хохотнул Студников. — Целыми днями лежат в засаде и ждут своего часа! Вот сейчас он и пробил!

Всезнающий Студников оказался прав.

Из этих сытых бездельников сформировали липовые роты и разместили в полку города Борна. Причём сразу определили, какая «рота» по какому виду спорта будет проверяться: одна состояла сплошь из бегунов, другая — из штангистов-гиревиков, третья — из гимнастов.

Глава третья

Утром был кросс.
И хотя мы были готовы к тому, что это профанация и бегут специально собранные легкоатлеты со всей гвардейской Первой танковой армии ГСВГ — как говорили, самой большой в мире, — но то, что мы увидели, превзошло наши самые смелые ожидания. Начальство не надеялось даже на специально отобранных спортсменов, поэтому всю дистанцию кросса в шесть километров разбили на две части: три километра туда и три обратно. Один оркестр расположили на старте-финише, а второй — наш — на середине дистанции, возле кучки деревьев. И мы воочию наблюдали, как рождаются «рекорды». Спортсмены добегали до этого промежуточного финиша и, вместо того чтобы развернуться и бежать обратно, падали на траву под кустики, тяжело дыша. А в сторону финиша из лесополосы выбегали другие — с такими же номерами на груди — и бодренько мчались к победе! Этот «засадный» полк и обеспечивал хорошие результаты забега!
— Ничего себе! — разинул по обычаю рот Алёхин. — А если бы бежали обычные солдаты, да все шесть километров, как положено?!
— Лёха, ты им желаешь смерти? — засмеялся я. — А кто на страже рубежей стоять будет?
— А вот если взять и написать прямо в Политбюро или лично Брежневу! — помолчав, задумчиво сказал Лёха. — И рассказать, что это всё обман!
— Ты чего, совсем плохой? — постучал согнутым пальцем ему по лбу Вася Онопко. — Знаешь у нас в полку зама по тылу первого батальона, старшего лейтенанта Сапрыкина? Не знаешь? И не узнаешь уже! Тоже решил родной партии глаза раскрыть на безобразия, творящиеся в армии.
— И что? — округлил глаза Лёха.
— А то! — передразнил его Вася. — Отправил письмо прямо министру обороны и стал ждать ответа. А дождался особистов. Приехали и увезли.
— Куда?
— В город Топиц. Главдурдом ГСВГ. Вот там и расскажет, а его внимательно послушают. Долго будут расспрашивать, думаю…
— Чё, правда? — не поверил Лёха.
— Хочешь проверить? — ласково улыбнулся Вася. — Давай. Только заранее мне свой тромбон оставь — давно хотел на нём подудеть.
К моей великой радости к вечеру нас отпустили, посчитав, видимо, что дальше справится и свой местный оркестр. Мы вернулись в полк почти перед самым отбоем, и, несмотря на кошмарный день и нудную дорогу, у всех было приподнятое настроение — дома! Как быстро человек привыкает к месту! Ещё вчера ты жаловался на трудности службы, и всё в полку тебя раздражало — от ежедневных построений утром и вечером до идиотских лекций замполита о «мировой гидре империализма», — а сегодня, вернувшись из места, в котором почувствовал себя «не в своей тарелке», радуешься, въезжая в такие родные ворота с красной звездой.
Сверхсрочники быстренько рассовали инструменты по своим местам и разбежались по квартирам. Мы пожевали остатки сухпайков, которые нам выдали в Борне вместо ужина, и тоже поплелись в казарму.
******************
— Я готова! — повернулась ко мне Габи с неизменной улыбкой. — Пойдём?
Я сидел у её письменного стола, наслаждаясь процессом переодевания, который мне теперь разрешено было наблюдать. Не в полной мере, конечно, а только на финальной стадии. Я теперь вроде как обладал каким-то официальным статусом: помолвка в семье Хеттвер считалась делом серьёзным. Поднимаясь со стула, я заметил небольшую почтовую открытку, прикреплённую над столом, которой раньше не было. Это было цветное фото красивого пейзажа, который показался мне смутно знакомым.
— Что это за место, Габи? — я наклонился, разглядывая фотографию.
— Это Sächsische Schweiz — Саксонская Швейцария, — ответила Габи, взглянув на открытку. — Говорят, очень красивое место. Моя подруга была там недавно с родителями и подарила мне это фото. Я так мечтаю там побывать, — вздохнула она.
Саксонская Швейцария… Точно! В прошлый раз наш оркестр сопровождал туда какую-то группу солидных граждан. Не думаю, что это были обычные туристы — с какого перепугу пригласили целый оркестр сопровождать их? В тот раз мы сели на пароход в Дрездене и плыли по Эльбе в сторону Чехословакии, до самой этой Саксонской Швейцарии, играя всю дорогу марши. Потом был пеший переход от пристани до огромного театра под открытым небом, где мы посмотрели какой-то спектакль, в котором актёры не только ходили по улочкам настоящего городка с площадью, но и скакали на живых лошадях и ездили в каретах. Задником сцены были высоченные скалы, которые прекрасно отражали все звуки, и даже сидя на последних рядах амфитеатра, можно было слышать все реплики артистов.
— Красиво! — искренне восхитился я и задумался.
Если оркестр был там в прошлый раз, значит, будет и в этот? Логично? Логично!
Тогда мы играли надоевшие всем марши и особого впечатления на публику не произвели. А что мешает немного изменить ситуацию? Так-так... думай, Саня, думай!.. В какое время года это было? Дирижёр Чихрадзе должен уехать по замене на Дальний Восток через десять месяцев моей службы в ГДР, значит, это примерно сентябрь-октябрь. Осень. Но тогда зелень только набирала силу. Значит, была весна. Скорее всего, эта поездка была приурочена к майским праздникам, а значит, совсем скоро.
— Сашульчик, ты где? — очнулся я от смеха Габриэль.
— Тише! Я работаю! — приложил я палец к губам.
— Вот так, застыв посередине комнаты? — заглянула мне в лицо Габи. — Интересная какая-то у тебя работа.
— Я вообще интересный мужчина, ты разве не заметила?
— С этим не поспоришь! — коснулась Габи губами моей щеки. — Лучше тебя никого на свете нет!
— Вот за что я тебя люблю, Габи, — сказал я серьёзно, — за то, что ты очень хорошо разбираешься в людях! И говоришь правду в глаза, какой бы она ни была!
— Задавака! — засмеялась Габи.
— Ого, новое слово выучила? Но ко мне оно не относится!
— Так мы идём гулять или займёмся изучением твоих достоинств? — состроив невинную пай-девочку, спросила Габи.
В прихожей хлопнула дверь.
— Что-то Тоби рано вернулся. Придётся отложить исследования на следующий раз, — вздохнула она. — Поверю пока тебе на слово.
— Но одно достоинство я могу продемонстрировать даже в таких стеснённых условиях! — потянул я её к себе.
*********
Арнольд взял с собой только давнего друга и коллегу — Зигфрида Хайнсена, на которого он мог полностью положиться. Потому что даже сам факт наличия компрометирующих материалов на канцлера ФРГ уже был угрозой его положению. А ведь неизвестно, что именно это за материалы. Хотя по намёкам Александра можно было догадаться. Если это дело рук Гийома, то можно с уверенностью говорить об обычной, тысячи раз проверенной и почти никогда не дающей сбоя «медовой ловушке». Практически любого мужчину можно в неё поймать, каким бы крепким семьянином он ни был. Тут главное — подобрать правильный «материал» для этой ловушки! Даже молодожёны попадаются в неё, хотя, казалось бы, у них есть неземная любовь и всё такое прочее. А уж когда браку не один десяток лет...
— Подъезжаем, шеф, — вывел из раздумий Зигфрид. — Вы так и не сказали, зачем мы едем.
— Я пока и сам не знаю, — слегка покривил душой Арнольд. — Всё, что найдём интересного.
Зигфрид, поглядывая на карту, проехал практически весь городок Ломар по Зюдштрассе и повернул направо, на нужную им Ам Райтхоф. В конце улицы, слева от дороги, на старом, но хорошо сохранившемся доме Арнольд заметил табличку с номером 32.
Зигфрид припарковался на абсолютно пустой улице, и они посидели немного, осматриваясь. Нигде не было видно ни пешеходов, ни хозяев, копающихся на садовых участках. Время обеда — самое удачное. Но настоящей удачей было то, что небольшой садик у дома номер 32 выходил на пустырь. Значит, можно, не дожидаясь темноты, незаметно пройти к дому через него.
— Нам везёт! — вслух сказал Арнольд. — Давай проедем до конца улицы, а там налево, к пустырю.
Зигфрид завёл их служебную «Ауди» с форсированным мотором и, медленно проехав по улице, завернул за угол последнего дома.
Выбравшись из машины, они убедились, что деревья в садах плотно прикрывают их от любых глаз. Не спеша подошли к низенькой ограде сада и просто перешагнули её. Пройдя между деревьями, они вышли к тыльной стороне дома. Обогнув его по узкой дорожке, оперативники сразу вышли к гаражу, прилепившемуся с правого бока к дому. С замком на его воротах помощник справился секунд за двадцать. Приоткрыв створки дверей, оба прошли внутрь. Справа от входа Арнольд обнаружил электрощит и, щёлкнув парой переключателей, зажёг длинную люминесцентную лампу. Хоть не придётся лазить в потёмках, подсвечивая себе фонарём.
— Ты осматриваешь левую сторону, я — правую, — отдал распоряжение Арнольд.
Гараж был сложен из бетонных блоков, по размеру раза в три толще кирпича, поэтому искать было просто и гораздо быстрее. Простукивая каждый блок, они с Зигфридом довольно споро продвигались к центру.
— Что-то есть, шеф! — Зигфрид остановился и ещё раз постучал по блоку, отозвавшемуся звуком, отличавшимся от всех остальных. Арнольд подошёл и несколько раз стукнул тупым концом отвёртки.
— Да. Ломаем.
Используя принесённый с собой инструмент, Зигфрид быстро расширил зазоры между блоками и вскоре вынул его из стены. Цемент здесь был явно слабее, чем в остальных местах, — блок выполнял чисто маскировочную функцию. В неглубокой нише обнаружилась дверца сейфа.
— Справишься? — скорее для проформы спросил Арнольд.
Зигфрид только хмыкнул. Замки подобных сейфов, продающихся в обыкновенных магазинах, открываются даже начинающими домушниками за считанные минуты. Что уж говорить о нём — профессионале с двадцатилетним стажем!
Арнольд не успел ещё спрятать отвёртку в саквояж, как замок сейфа щёлкнул, и дверца бесшумно отворилась.
— Bitte! — сделал приглашающий жест Зигфрид, освобождая место перед сейфом шефу.
Арнольд заглянул внутрь. Сейф оказался вытянутым вглубь, и в нём поместились сразу несколько плотных конвертов.
Арнольд взял лежащий сверху, вытащил его наружу и заглянул внутрь: несколько пачек дойче марок и пачка долларов. Три паспорта разного цвета. Неинтересно. Он протянул конверт Зигфриду. Тот молча взял его и, не заглядывая внутрь, положил в принесённую с собой сумку из плотной непромокаемой ткани с цифровым замком. В следующем пакете, размером побольше, обнаружилась плотная пачка стандартных машинописных листов. Почитаем на досуге. Взяв в руку нижний, самый пухлый пакет, Арнольд сразу понял, что в нём. Десятки фотографий. Не трогая их, Арнольд повернулся к помощнику, забрал у него сумку и, положив пакет внутрь, тут же закрыл её на замок.
— Думаю, наша работа здесь закончена.

Глава четвертая

Мне всегда нравились католические костёлы. Особенно большие. Даже будучи неверующим, я всегда ощущал в них присутствие чего-то таинственно-торжественного. Неужели действительно стены и само здание можно «намолить», и эта энергия затем изливается на всех входящих?
Кирхе Святой Барбары, которая находилась совсем рядом с домом Габи, была не очень большой, но стоило только переступить порог, как у меня сразу возникло знакомое чувство. Почему ничего подобного я не ощущал ни в одной православной церкви? Может, виновато внутреннее аляповатое, с килограммами поддельного золота, оформление? Или морды попов, в которых веры днём с огнём не сыскать?
Габи обмакнула пальцы в мраморной вазе со святой водой и перекрестилась. Я обратил внимание, что её лицо изменилось. Оно как будто посветлело, и я прямо залюбовался. Вот с кого ангелов рисовать надо.
— Саша, ты чего? — шёпотом спросила она меня, видя, что я застыл.
— Габи, я только-только понемногу стал привыкать смотреть на тебя без обморока, но ты сейчас такая!..
— Какая?
— Мне кажется, дотронуться до тебя сейчас будет святотатством! Ты как ангел!
— А до меня сейчас и нельзя дотрагиваться! — чуть заметно улыбнулась Габи. — В церкви это запрещено.
«Только все ли это соблюдают?» — невольно мелькнула мысль. Хотя думать об этом сейчас точно не самое подходящее время.
— Вон как раз патер Франц! Ой, и весь наш хор в сборе! Я совсем забыла, что сегодня репетиция! — смутилась Габи. — Патер Франц занимается в нашей церкви делами молодёжи и ведёт хор.
Мы пошли по проходу между скамьями к алтарю, возле которого стоял совсем молодой парень в церковном облачении. Увидев нас, он улыбнулся.
— Гутен таг, патер Франц! — поздоровалась Габи, слегка склонив голову.
— Гутен таг, — повторил я за Габи.
— Добрый день, Габриэль! — мягким голосом поздоровался пастор. — Добрый день, молодой человек. Ты стала нас забывать, Габриэль, — глядя с улыбкой на Габи, сказал он. — Даже репетиции хора пропускаешь, чего раньше за тобой не замечалось.
— Извините, пастор, у меня не хватает времени, — тихо ответила Габи, опустив глаза. — Но я знаю, что это меня не оправдывает.
— Так, может, сейчас присоединишься к нам? Нам так не хватает твоего голоса!
Габи оглянулась на меня.
— Солнышко, если ты хочешь, я с удовольствием послушаю, как ты поёшь в хоре!
— Спасибо, Сашик! — радостно улыбнулась мне Габи и повернулась к пастору. — Да, сегодня я смогу, пастор!
— Это не тот ли молодой человек, который хочет принять католичество? — пастор посмотрел на меня с интересом, но в его взгляде промелькнуло что-то ещё, чего я не успел понять. А до меня вдруг дошло, что я практически понимаю всё, хотя разговор идёт на немецком.
— Это не из-за него ли у тебя не стало хватать времени? — добавил пастор, глядя на Габи. И я снова его понял. И мне не понравилось, что он сказал.
Габи слегка покраснела.
— Мы с Габриэль изучаем катехизис, — прямо глядя ему в глаза, сказал я.
Будет он ещё моей малышке нотации читать!
— О, в таком случае это просто прекрасно! — расплылся парень в сладкой улыбке.
Вот это другое дело! «Поучайте лучше ваших паучат!» Как пелось в детской песенке.
— Тогда я пойду, Сашик? — Габи благодарно посмотрела на меня.
Солнце моё, я всегда с тобой!
— Конечно, красота моя! Покажи им, как петь надо, а я тут посижу — послушаю!
Габи поднялась на возвышение и присоединилась к хору, встав в первый ряд, обменявшись быстрым шёпотом с подружками, которые радостно ей заулыбались.
Пастор повернулся лицом к хору и подал знак. Мощный звук церковного органа заполнил всё пространство храма. И тут же вступил хор.
Первый раз церковный хор живьём я услышал в базилике Сакре-Кёр в Париже, на Монмартре. Мы зашли туда с женой случайно, даже не подозревая о существовании самой этой базилики. Поехали на Монмартр посмотреть на живых художников и, бродя по улочкам, набрели на неё. Очень красивый собор из белого камня — как не зайти? Зашли. Не успев сделать и пару десятков шагов, я буквально остолбенел от раздавшегося вдруг неземного пения хора мальчиков! Ничего более прекрасного я никогда не слышал ни до, ни после. Сейчас я испытал почти такой же восторг! Чистые детские голоса в сопровождении органа звучали под высоким куполом храма, как ангельское пение. В последнем ряду я заметил нескольких мужчин и женщин в возрасте. Их вступление добавило мощи, и хор зазвучал во всей красе!
Практически без перерыва были исполнены ещё три произведения. Чья это была музыка, я мог только догадываться. Скорее всего, конечно, Бах — самый «роковый» из всех композиторов старой Европы и автор многих церковных хоралов. Я потерял счёт времени и очнулся, когда Габи подошла ко мне. Не дожидаясь её вопроса, который явно читался в её глазах, я с совершенно искренним восхищением сказал:
— Габи, это настоящее чудо! Никогда такого не слышал!
И, забыв, где нахожусь, поцеловал её руку.
— Саша! — испуганно округлила она глаза. — Здесь нельзя!
— Я видел в кино, как в храмах целуют руки разным священникам! Не думаю, что они заслужили больше, чем ты, своим божественным пением! Всё-всё, молчу!
— Вам понравилось? — услышал и понял я вопрос молодого пастора. Когда он подошёл к нам?
— Очень-очень понравилось! Это было просто потрясающе! — собрав все подходящие немецкие слова, которые только знал, ответил я. — Наверное, когда поёт хор, в церкви даже стоячих мест не хватает? — добавил я по-русски и взглядом попросил Габриэль перевести.
— К сожалению, это не так, — печально улыбнулся пастор, выслушав перевод. — Всё меньше молодёжи приходит в церковь. Даже такая истинная католичка, как Габи, и та стала реже нас посещать.
И какой-то не совсем понятный мне взгляд на неё.
Габи промолчала, только ниже нагнула голову.
— Нужно чем-то привлекать молодых, — сказал я больше для того, чтобы он отстал от Габи со своими упрёками. — Разнообразить формы проведения ваших мероприятий, или как они у вас называются? Габи, переведи, пожалуйста, и не смущайся ты так! Кто он тебе? Не отец же!
— Он мой духовный отец! — возразила Габи, но стала переводить.
— Ну, я не знаю, какой он там «отец», но если ему поручили работать с молодёжью, пусть понимает её запросы и меняет что-то, а не повторяет всё в том же виде, что и сто лет назад!
— У нас есть каноны, по которым мы обязаны проводить службу в храме, — выслушав Габи, сказал пастор. И снова я понял без перевода.
— Я не призываю вас отменить каноны, но вносить что-то новое, соответствующее современности, необходимо. Иначе к вам будет ходить ещё меньше молодых людей. Вот хор у вас замечательный, как и музыка. Но она писалась в те времена, когда не было современных инструментов, да и стилей музыкальных было меньше, чем сейчас. Поэтому многим девчонкам и мальчишкам неинтересно её слушать. Вы уж извините!
Я вспомнил вдруг танец Маши Громовой и музыку Шостаковича, которая была специально написана для него. Великий композитор, спору нет, но музыка никак не подходила.
— Габи, вспомни Машу и её танец, — напомнил я, видя, что и она, как и пастор, не понимает, о чём я. — Ты видела разницу?
— Да! — улыбнулась она, вспоминая восторги Маши, когда классическую музыку заменили на дешёвый шлягер. — Но что можно изменить в церковном пении?
— Момент! Дай подумать, — я завис, и Габи с надеждой, а пастор с недоумением уставились на меня.
Точно! Чего это я торможу?
— Есть у меня идея, — сказал я осторожно. — Только хочу сначала прояснить один момент. Габи, переводи, пожалуйста, и не хмурься, если тебе что-то покажется, скажем так, не очень красивым. Вопрос у меня такой: подготовка к крещению обязательно должна длиться не менее года, или бывают исключения, и креститься можно раньше? Ну, знаете, обстоятельства бывают разные — может, заслуги перед церковью учитываются. Ведь решение о том, готов или не готов, кем-то конкретным принимается?
— Да, — кивнул пастор, дослушав перевод. — В вашем случае епископ будет спрашивать моё мнение, ибо подготовкой вас буду заниматься я. А моё мнение будет основываться не только на уровне ваших знаний церковных правил и катехизиса, но и на вашем участии в делах нашей церкви.
— А если мне удастся сделать так, что в церковь начнёт ходить молодёжь, причём в значительно больших количествах, чем ранее, это будет считаться таким обстоятельством, которое позволит также значительно сократить время моего обучения?
— Несомненно! — твёрдо сказал пастор. — Но как вы это сделаете?
— Для любви нет преград, пастор!
— Прямо так и переводить? — усомнилась Габи.
— А ты сомневаешься, солнце моё?
— В любви — нет, — улыбнулась она. — А вот в том, говорить ли так пастору — сомневаюсь.
— Тогда можешь добавить, что для любви к Богу нет преград. Думаю, ему понравится!
Габи с подозрением смотрит на меня, но переводит и тут же озвучивает ответ:
— Если это произойдёт, то, конечно, ваши заслуги будут оценены достойным образом!
— Очень надеюсь! — довольно улыбаюсь я. — Вы, конечно, знаете, что во многих соборах исполняется не только церковная музыка, но и классическая. Ведь лучшей акустики просто не найти!
— Да, мы когда-то пытались это практиковать, но особого эффекта в привлечении прихожан не достигли, и финансовые затраты не оправдали себя.
— На этот раз оправдают! — уверенно сказал я. — Тем более, что затрат никаких не будет. Я возьму натурой. Габи, это ему не переводи, а то ещё неправильно поймёт, а он хоть и симпатичный мальчик... Всё-всё, больше не буду! Скажи только, что я обеспечу ему полные залы — в смысле, в церковь начнёт ходить гораздо больше народу и не только молодёжи. А за это он примет от меня экзамен экстерном. Вот так и знал, что будешь хмуриться! Габи, ну ты же сама говорила, что я понимаю о Боге больше, чем многие убеждённые католики. Что ж мне теперь из-за дурац... ээээ... несправедливых правил неженатым ходить? Не знаю, как хочешь, так и переводи.
*******************

— Но это невероятно! — после долгого молчания сумел выговорить канцлер. — Это он вам сказал? И вы поверили?
— Конечно же нет. Как и вы сейчас, и как и мой шеф, герр Шнитке, — согласно кивнул Хеттвер. — Но у нас было время убедиться, что это абсолютная правда. Тем более, что выдумывать всё это ему было абсолютно невыгодно и не имело никакого смысла. И хочу ещё раз напомнить, что всё, что он нам сообщил, подтвердилось до мельчайших подробностей. Включая нахождение этого компромата. Никаким другим способом мы не могли бы найти этот дом Гийома, потому что ничто абсолютно их не связывает. Никаких купчих и записей в реестре. А ведь Александр, этот русский парень, не только знал, что это его собственность и по какому адресу она находится, но и что именно там хранится. А это знает только сам Гийом, даже жена не в курсе.
— Может, он читает мысли? — выдвинул гипотезу Брандт. — Я слышал, и американцы, и русские ведут работу по этому направлению.
— Может, — кивнул Арнольд. — Не могу утверждать обратное, хотя мне он об этом не говорил, да и в процессе общения с ним я этого не заметил. Но остаются случаи с двумя катастрофами самолётов, которые никаким чтением мыслей не объяснить. Назначение Гийома вашим личным референтом до того, как вы об этом подумали, и написание им большого количества музыкальных шедевров на разных языках буквально за считанные минуты, а то и секунды.
— То есть? — канцлер не сразу понял. — Как это доказывает, что он, как вы говорите, из будущего?
— Он просто вспоминает эти песни, которые уже слышал в своей жизни и исполнял как музыкант.
— То есть, он присваивает себе чужие произведения? — поднял брови канцлер.
— Да, моя первая реакция была точно такой же, — улыбнулся Арнольд. — Но всё дело в том, что в нашем мире их никто ещё не сочинил. И нет никакой уверенности, что сочинит.
— Почему же?
— Потому что само его появление здесь начинает менять нашу действительность. Но даже если бы он и не появился, нет никакой гарантии, что все события пошли бы точно по сценарию, уже где-то осуществившемуся. Как он утверждает, такое не происходит никогда. Две Вселенные не могут быть идентичны во всём. Даже отпечатки пальцев у людей не повторяются. Но появление его здесь резко меняет скорость таких изменений, тем более что он сознательно пытается предотвратить некоторые события. И когда это случается, изменения начинают происходить лавинообразно. Самый наглядный пример — Гийом. В его действительности деятельность этого мерзавца вызвала вашу отставку в следующем, 1974 году. И хотя на смену придёт ваш соратник Гельмут Шмидт, политика Западной Германии изменится, а значит, изменится и весь мир. Ведь в нём всё взаимосвязано. Далее он предупреждает об отставке Ричарда Никсона. И если у нас вашим преемником стал бы довольно сильный политик, то в США вслед за Никсоном будут два очень слабых президента — Форд и Картер. В результате их деятельности в мире начнутся глобальные изменения, которые в дальнейшей перспективе и приведут ко всеобщему хаосу. Поэтому мы должны торопиться и начинать действовать сейчас, пока он может предсказывать события и предупреждать о тех, которые следует предотвратить. Последнее его предупреждение касается того, что Штази, возможно, готовит заброску к нам группы подготовленных арабских террористов.
— Арабских? — удивился Брандт. — Откуда они их взяли? Раньше они предпочитали работать со своими или нашими согражданами.
— Трое арабов уже успели совершить теракт в Восточной Германии. Погибли 14 человек. Было применено биологическое оружие. И если бы не этот русский парень — жертв было бы больше. Он вовремя передал сведения о них в КГБ, а те — Штази. Но вместо того чтобы судить этих мерзавцев, Штази решила использовать их против нас.
— Какой кошмар! — прошептал канцлер. — Об этом преступлении он знал тоже из своего будущего?
— В том-то и дело, что нет! У них его не было. Значит, изменения и различия нарастают.
— Но как тогда он узнал о них, если не знали даже спецслужбы Коми? — удивился канцлер.
— Совершенно случайно. Я вам уже говорил, что связался он со мной через мою племянницу, которую знал ещё в своей реальности. Там довольно грустная история двух влюблённых, которых разлучило КГБ. Да, прямо сюжет для Голливуда. Поэтому, когда он оказался здесь, он, рискуя, нашёл её и попросил о встрече со мной, зная, что я работаю на службу безопасности.
— Он это знал тоже из своего прошлого? — перебил канцлер.
— Нет. Это он узнал уже здесь.
— Но как? — нахмурился канцлер. — Вы глубоко законспирированный сотрудник, а он солдат, не выходящий с территории своей военной базы.
— Он утверждает, что ему удаётся иногда получать сведения из Всеобщего информационного поля Земли, или, как его иногда называют, — Хроники Акаши.
— Час от часу не легче! — воскликнул Брандт. — То параллельный мир, а теперь ещё и какие-то Хроники!
— Так или иначе, но он обо мне узнал. А вы понимаете, что никакой другой возможности для большинства людей нет. Даже в БНД меня знают менее десятка человек.
— Хорошо, и как ваша племянница связана с террористами? — канцлер заинтересованно ждал продолжения.
— Один из них ввёл ей такую же дозу ОВ, как и другим погибшим.
— Что?! Ваша племянница!.. — канцлер даже приподнялся в кресле.
— Она здорова! — поспешил закончить фразу Арнольд. — И спас её снова наш знакомый — Александр!
— Но!.. — выдохнул канцлер и замолчал, не в силах найти слова. — Как это ему удалось?
— Я так до конца и не понял его объяснение, или он не захотел, чтобы я понял. Но факт остаётся фактом. Исцеление происходило на глазах её родителей, и они уверены, что если бы не Александр, то они потеряли бы свою горячо любимую дочь.
В кабинете канцлера на какое-то время повисла тишина.
— И как удалось Штази задержать этих арабов? — пришёл наконец в себя канцлер.
— Так же, как и я нашёл этот компромат, — развёл руками Арнольд. — Александр сначала определил, что это была не врачебная ошибка, а теракт, а затем указал точное местонахождение всех троих. Сообщил это он своему знакомому высокопоставленному офицеру КГБ, а тот уже передал сведения Штази.
Арнольд помолчал и добавил:
— Я считаю, что тут кроется наибольшая опасность для Александра, а значит, и для нас.
— Поясните, — Брандт внимательно посмотрел на него.
— Совершенно ясно, что этот русский феномен является ценнейшим носителем информации, обладание которой даёт огромные возможности для любого государства. И для мира в целом, конечно. Но прежде всего — именно для государства, где он будет находиться. Даже сейчас он оказал большую услугу вам, герр канцлер, и всей Федеративной Республике. Я так считаю. А также считаю, что мы должны приложить все усилия, чтобы Александр не оказался в руках ничьих спецслужб, особенно из социалистического лагеря.
— А как он сам относится к своей стране и в целом к коммунистической идеологии?
— Он прямо обвиняет их в разжигании конфликтов по всему миру. Уверен, что у социализма нет будущего как строя. В честной конкурентной борьбе у социализма нет никаких шансов победить. Именно поэтому они и ведут подрывную работу в развитых капиталистических странах. Это я вкратце пересказываю его высказывания.
— Мне необходимо с ним встретиться лично! — после некоторого раздумья сказал канцлер. — Но как это осуществить? Он не может приехать сюда, а я, даже если и поеду с официальным визитом в ГДР, не смогу встретиться там с ним, не поставив его под угрозу. У вас есть какие-либо идеи насчёт этого?
— Естественно, патрон, — спокойно ответил Арнольд. — Александр сказал, что визит генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева в ФРГ состоится с 18 по 21 мая этого года. Во всяком случае, в эти сроки он состоялся в его действительности.
— Сроки окончательно ещё не согласованы, но думаю, примерно в эти дни он и пройдёт, — кивнул Брандт. — Что нам это даёт?
— ФРГ и ГДР только что подписали договор об установлении добрососедских отношений и 18 сентября вступят в ООН. Да, это тоже по его же словам. Поэтому у нас есть отличный повод провести что-то вроде Фестиваля дружбы. Только не такие фальшивые и насквозь идеологизированные, как проводят коммунисты то в Москве, то в Берлине. Проведём настоящий фестиваль культуры и искусства — с выставками, концертами и прочим. И будет вполне логично пригласить восходящих звёзд эстрады из ГДР и СССР. А Габриэль и Александр таковыми являются в полной мере. Они ещё не раскручены, но у нас есть время. Мой старинный приятель из звукозаписывающей компании «Полидор» по моей просьбе выезжал в Ризу и слышал их выступление вживую.
— И каково впечатление профессионала? — канцлера явно заинтересовала эта идея.
— Даже после прослушивания любительских записей герр Штрауберг высоко оценил и новаторские идеи Александра, и вокальные данные моей племянницы. Да-да, ни я, ни её родители не подозревали о размерах её таланта. Александр разглядел его и помог ей раскрыть. Когда же герр Штрауберг услышал их на концерте, он просто не мог найти слов, чтобы высказать своё восхищение! Контракт на запись пластинок на «Полидоре» — решённое дело. Поэтому сейчас мы можем начать транслировать некоторые их песни по радио. Уверен, они будут пользоваться успехом, и у нас будет законная причина включить их в список приглашённых на фестиваль. Чтобы приглашение военнослужащего не выглядело странным, можно пригласить их дремучий ансамбль песни и пляски Министерства обороны СССР. Да, тот самый, который везде поёт про какую-то загадочную «Калинку-Маринку» или «машинку», не помню точно. А когда наша пара окажется здесь, найти возможность встретиться с Александром будет гораздо проще, даже учитывая то, что они, скорее всего, будут под негласным наблюдением Штази и КГБ. Но мы сможем выключить этих соглядатаев из игры на какое-то время.
— Отличная идея! — канцлер даже встал и прошёлся по кабинету. — И я думаю, с Леонидом Брежневым я могу говорить теперь более открыто. Мне кажется, он искренне стремится к разрядке международной напряжённости, и теперь, когда мы знаем, чем грозит всему миру эта безумная гонка вооружений, думаю, сумеем достичь прогресса в деле установления прочного мира. Мне совершенно необходимо встретиться с этим замечательным парнем и получить необходимые факты для конкретного разговора с Брежневым. Даю вам все необходимые полномочия для осуществления вашего плана. При любых проблемах обращайтесь напрямую ко мне! Никто в вашей службе, кроме вас двоих, ничего не должен знать о том, что вы мне только что рассказали. Чем меньше будет посвящённых, тем легче будет сохранить это в секрете. Спасибо за отличную работу, герр Хеттвер, и вам, герр Шнитке.
Канцлер крепко пожал руки обоим.

Глава пятая

— А что это ты такая весёлая? — Громов отложил газету и с интересом посмотрел на жену. — Собираешься как будто на свидание, а не на скучное мероприятие.
— Сам ты скучный! — засмеялась Маша. — А у нас там теперь не скучно!
— Я так понимаю, это из-за Александра? — уточнил муж.
— Именно! — оглядев себя в зеркале, повернулась к мужу Маша.
— И чем он вас там веселит? Был бы он постарше, я бы, наверное, приревновал.
— Эх ты, старорежимный дед! — Маша взлохматила волосы Громову. — Саша столько романсов знает, что удивил всех. А у нас ведь там есть настоящие знатоки и ценители! Да что там романсы — он вообще столько обо всём знает, что трудно в это поверить. Ты ведь общался с ним, разве не замечал?
— Хм, а ты права... — задумчиво сказал Громов. — Очень интересный парень. Даже слишком!
— Слишком хорошим быть невозможно! Хорошее оно и есть хорошее! И чем его больше, тем лучше! — уверенно сказала жена.
— А что, и Габриэль приходит с ним?
— Конечно! Они стараются каждую минуту быть вместе. Поэтому он и не хотел приходить к нам без неё. Это просто какая-то немыслимая любовь! — Маша села напротив мужа. — Нет, правда, Стёпа! Ты же видел, как они смотрят, как понимают друг друга? Часто даже без слов — с одного взгляда. Я сама это видела, Степан! Разве так бывает?
— Ну, если сама видела — значит, бывает! — усмехнулся Громов.
Маша хотела что-то ещё сказать, но передумала и, поцеловав мужа, поднялась:
— Ладно, мне пора. Не скучай!
Громов посмотрел ей вслед. В последнее время Маша сильно изменилась, а с нею и их семейная жизнь. Появилось вроде как второе дыхание. Ночи стали снова, как много лет назад, бурные и жаркие, причём инициатором была как раз Маша. Это потом обрадованный Громов тоже стал проявлять инициативу, хотя ещё месяц назад считал, что время страстной любви для них с женой миновало. И эти изменения произошли после встречи Маши с Александром. Но что он мог такого сделать или сказать, чтобы его Маша, которая трудно поддаётся чужому влиянию, так изменилась? Необходимо поговорить с ней и всё выяснить.
*************
— Ого, у нас сегодня приятные новшества?! — удивился я, входя в комнату, в которой проходили наши еженедельные встречи любителей русского романса.
Привычных рядов кресел не было. Вместо них стояло несколько столиков со стульями вокруг, а на самих столах — чайные чашки с блюдцами. На отдельном столе пускал пар огромный самовар в окружении подносов с пирожными.
— Да, мы решили уйти от казёнщины и сделать обстановку более домашней, что ли? — улыбнулась Маша и потянулась к моей щеке для поцелуя.
Я подставил щёку и придержал её за руки. Есть! У меня с каждым разом всё быстрее получалось считывать информацию с людей, и что меня особенно радовало — это была точная, не искажённая и не допускающая двойного толкования информация.
Маша удивлённо посмотрела на меня, а я не смог скрыть радости и широко улыбнулся:
— Вы угадали, Маша, с таким нововведением. Сегодня есть повод!
— Я не понимаю, Саша...
— Поздравляю вас от всей души! И передайте мои поздравления Степану Афанасьевичу.
— Но с чем?
— С тем, о чём вы мечтали! — продолжая улыбаться, сказал я. — Сын у вас!
В глазах Маши пронеслась целая череда эмоций — удивление, радость, недоверие и снова радость.
— Но я ещё ничего не чувствую, и прошло так мало времени... Я ещё не была у врача.
— Насчёт врача не знаю, сумеет ли он что-то разглядеть... Вряд ли! Вы правы — прошло слишком мало времени, но я не врач в обычном понимании, и мне анализы не нужны.
— Но вы уверены, Саша?! — в глазах Маши была такая надежда, что мне даже стало немного жаль её — это сколько же времени она ждала и мучилась!
— Я абсолютно уверен, Маша! На все двести процентов. Я даже могу попытаться поговорить с вашим сыном.
— Вы шутите?
— Маша! — с укором сказал я, а в голове вдруг вспомнился случай из прошлой моей жизни.
Во время моего пребывания в Праге я совершенно случайно наткнулся на объявление в газете о том, что Центр нетрадиционной медицины принимает пациентов и помогает в решении всякого рода проблем. Времени у меня тогда было в избытке, а всякое такое таинственное меня влекло с детства, поэтому, не задумываясь ни секунды, я отправился по указанному адресу. Удача сопутствовала мне ещё и в том, что Центр этот организовали бывшие соотечественники по Союзу — граждане России и Украины, так что языковой барьер преодолевать не пришлось. Несколько дней я буквально пропадал там, присутствуя на всех приёмах посетителей. Центр был абсолютно легальным, с лицензией, поэтому люди бывали там весьма состоятельные и влиятельные. Однажды даже пришла со своей проблемой министр культуры Чешской Республики.
Сидя в одном ряду с экстрасенсами, я сначала просто наблюдал за их работой, но в какой-то момент вдруг увидел чёткую картинку. Несколько мгновений она была неподвижной фотографией, затем вздрогнула и — ожила! Я увидел целое кино из прошлой жизни пациента.
После этого на стол положили уже меня и «открыли», как называли это действо члены Центра. Теперь я стал «видеть» гораздо лучше, и меня допустили к полноправному участию в процессе выявления причин болезней. Все мы очень сблизились, и меня стали приглашать в гости.
В один из вечеров в гостях у нашего руководителя оказался не только я, но и молодая пара из Казахстана, только что сумевшая выбраться из страны. Маленькую дочь они оставили с матерью мужа и пытались наладить жизнь в Чехии. Но действительность оказалась несколько иной, чем рисовалась им в мечтах. В Праге их никто не ждал, языка они не знали, перспектив на работу — никаких. В общем, пребывали они практически в паническом состоянии. Мы сидели, разговаривали обо всём понемногу, они завидовали хозяевам, что тем удалось открыть Центр и найти таким образом средства к существованию, но в какой-то момент девушка сказала:
— Я вот всё равно не могу поверить, что существуют экстрасенсы, которые могут увидеть что-то конкретное, а не вот это их вечное: «У вас повреждена аура! На вас порча! Я её сейчас сниму!»
Все присутствующие засмеялись — так талантливо она изобразила недоверие.
— Ну вот ты можешь посмотреть прямо сейчас меня и что-то сказать, что можно было бы проверить? — неожиданно обратилась она ко мне, хотя как раз я ничего и не говорил насчёт того, что я могу — не могу.
— Да я ещё не волшебник, я только учусь! — попытался отшутиться я.
— Ага, вот так всегда! — обрадовалась девушка. — Рассуждать многие мастера, а как до дела — так сразу в кусты! — и язвительно засмеялась.
— Хорошо, давай попробую! — неожиданно для себя и для неё согласился я. — Посиди спокойно несколько минут.
Тогда я ещё ничего не знал о рейки, поэтому не стал делать никаких ритуалов и даже не положил её для удобства. Она просто сидела на стуле, я рядом — на диване. Не успел я особо сосредоточиться, как сразу «увидел» сидящего на полу мальчугана трёх–четырёх лет, играющего в кубики. Он сидел ко мне почти спиной, и лица его я не видел, но почему-то сразу пришло понимание, что это сын этой девушки, — о чём я поспешил ей сообщить.
— Ха-ха! — засмеялась она. — Да у меня только неделю назад были месячные! Ну, может, чуть больше. Так что ошибочка вышла! Впрочем, другого я и не ожидала.
А у меня перед внутренним взором мальчишка продолжал складывать кубики.
— Всё-таки я советовал бы тебе провериться, — сказал я и решил закрыть эту тему. Тогда у меня часто были сомнения во время таких видений — вдруг я сам всё это фантазирую? Как проверишь?
— Попозже проверюсь, конечно! — согласилась девушка. — Не дай бог сейчас ребёнка! Тут сами не знаем, где будем завтра ночевать, а ещё и младенец! Нет, только аборт!
Я уже не пытался «смотреть» её дальше, но этот пацан с кубиками вдруг сам возник перед глазами, повернулся ко мне лицом, держа один кубик в руке, и укоризненно произнёс:
— Скажи им, что это не они мне нужны, а я им очень буду нужен!
И он отвернулся, снова занявшись своими кубиками. Я так и передал.
— Интересно, чем это младенец может быть полезен в нашем положении? — возмутилась девушка. — Скоро последние деньги кончатся, может, ещё в Казахстан придётся возвращаться. А мы там всё продали, пойдём жить к свекрови, а у неё там сын с семьёй. Будем, как в теремке, друг на друге сидеть — и ещё малыш!
Я понимал, что она абсолютно права, и ничего возражать не стал.
— Ты просила посмотреть — я посмотрел. Что увидел, узнал — сказал вам. Дальше только вы решаете, что делать.
В тот вечер мы расстались, и я не имел о них никаких известий несколько лет. И уже проживая в Барселоне, вдруг получаю приглашение к своим знакомым, которые тоже когда-то выехали из Казахстана. Каково же было моё удивление, когда у них я встретил ту молодую пару — с прекрасным малышом лет шести.
— А ты оказался прав! — рассказала девушка их историю. — После той встречи с тобой мы с мужем ещё помыкались в Чехии какое-то время, но поняли, что устроиться там не получится. Денег на собственный бизнес уже не было, а право на временное проживание в стране мы как раз и получали под открытие своего дела, и с ним на работу нас никто не брал. Мы узнали, что ты отправился нелегально покорять Европу, и решили, что терять нам нечего, а в Казахстан вернуться всегда успеем. Купили самый дешёвый тур во Францию и поехали. Там попросили убежище, хоть и понимали, что шансов практически нет никаких. Нас поместили в лагерь, где мы и стали ждать решения. А дождались вот его! — с улыбкой сказала она, погладив по голове малыша.
— Я оказалась беременной, как ты и сказал. Но самое главное — когда родился наш сын, то по месту рождения он получил французское гражданство автоматически. А мы уже пошли прицепом. Вот и получилось, что это он нам был нужен больше, чем мы ему. Вот кто бы мне рассказал такое — никогда бы не поверила!

— Маша, я вам уже говорил, что на такие темы я не шучу! — вернулся я к разговору с Марией Громовой. — Можете через несколько дней провериться. Я не знаю, через какое время современная медицина способна обнаружить беременность, тут вы больше меня знаете.
Маша растерянно смотрела на меня, не в силах поверить своему счастью.
— Так мы будем чай пить или вам расхотелось? — улыбнулся я.
— Ой, и правда, чего это я?! — спохватилась она. — Проходите! Садитесь, где вам больше нравится!
— Саша, значит, у тебя получилось? — зашептала мне на ухо Габриэль.
— Солнышко, а ты ещё сомневаешься в моих возможностях? Да я самый лучший в мире!…
— Болтун! — не дала мне закончить Габи, шлёпнув по руке и глядя при этом на меня совершенно влюблёнными глазами.
— Ох, солнышко, когда ты так смотришь на меня, я сразу же хочу оказаться с тобой подальше от всех людей, в тёплой постельке!
— И я! — сморщила носик Габи.
Я уже собрался было шутить, но в её глазах не увидел иронии.
— Да солнышко же ты моё, ненаглядное! — я обнял её, не обратив внимания, смотрит на нас кто или нет. — Нужно что-то с этим делать! Я не выдержу ещё полтора года солдатчины, хоть и живу шикарной жизнью по солдатским меркам. Скоро летние учения, и я не увижу тебя целых десять дней — это же смерти подобно!
— Опять учения?! — в глазах Габи плеснуло отчаяние. — У вас же они только недавно были!
— Да вот такие бестолочи служат, что их учить постоянно надо! Только всё равно толку никакого... Ой, нет, радость моя, давай об этом не думать хоть сейчас! Ну-ка, улыбнись своей волшебной улыбкой! Вооот! Совсем другое дело! Я обязательно что-нибудь придумаю!
Пользуясь тем, что я нахожусь как бы на службе с разрешения своего непосредственного начальника, я, после заседания в Доме офицеров, в полк, конечно же, не спешил. Будем считать, что пение романсов я перенёс на квартиру Габриэль.
— Габи, а как ты относишься к фольклору? — начал я издалека.
— К немецкому или вообще? — уточнила она.
— В настоящий момент меня интересует только немецкий!
— Хорошо отношусь и даже знаю несколько песен наизусть!
— Молодец! Оправдала мои ожидания! — обрадовался я.
— А зачем тебе фольклор? Мы же не будем его петь в вашем клубе?
— Вряд ли... — задумчиво ответил я. — Хотя в жизни всякое бывает. А споёшь мне что-нибудь?
— Прямо сейчас? — слегка удивилась Габи.
— Ну а поркуа бы и не па? Это я на французском тебе говорю. Почти...
— Ну, если ты хочешь... — Габи задумалась. — Я много разных песен слышала, но мне нравятся про любовь.
— Я бы очень удивился, если бы тебе нравились песни про каких-нибудь шахтёров!
— Про шахтёров нет фольклора! — засмеялась Габи и пересела к пианино.
Тронула несколько клавиш, потом лукаво оглянулась на меня и запела. Мелодия была очень простая и какая-то игривая. Я прислушался к словам, пытаясь уловить хотя бы общий смысл. Припев повторялся очень часто, и каждый раз Габи смотрела на меня с улыбкой, будто говоря: «Ну понял наконец?»
— О чём песня? — спросила она меня. — Ты должен уже понимать такие простые слова.
— Ну, я понял, что там кто-то постоянно говорит: «Приходи ко мне, приходи ко мне» и что-то про ветер? Правильно? А, ещё про маму!
— Правильно, но ты понял смысл или нет?
— Сдаюсь! — повесил я голову. — Переведи тёмному руссише золдатену!
— Ничего ты не тёмный, но учиться нужно лучше! В этой песне девушка поёт своему любимому: «Мама спит и папа спит, а ты приходи, я оставила окно открытым. Мама подумает, что это ветер, а ты заходи. А потом ты уйдёшь, а они опять подумают, что это ветер!»
— Ууу, какая правильная девушка! — восхитился я. — А ты меня вот так никогда не приглашала! Даже на коврике спать не разрешила!
— Ах ты, врун несчастный! — Габи повалила меня на кровать и прямо впилась в губы. Я сразу же запустил руки ей под кофту и прижал к себе.
— Ух, моя сладость! — застонал от наслаждения.
Прослушивание немецких народных песен было отложено на продолжительное время...
— Ты ещё хочешь слушать фольклор? — продолжая лежать на мне, спросила Габи, когда мы немного отдышались.
— Таких же? — прищурился я.
— А ты хочешь таких же?
— А как можно хотеть чего-то другого?
— Мне вот интересно, ты когда-нибудь скажешь: хватит, больше не хочу? — приподнялась на локте Габи, глядя мне в глаза.
— И не надейся! — я поцеловал её в носик. — Ты сразу настраивайся, что жить теперь с этим тебе придётся до конца дней нашей жизни!
— Ну что поделать, придётся смириться! — вздохнула Габи.
— Придётся-придётся! — не поддался я на провокацию. — И на снисхождение не надейся!
— А что такое «снисхождение»? Я не знаю такого слова!
— А тебе и не надо! Всё равно его не дождёшься!
— Саша, а ты ревнивый? — неожиданно спросила Габи.
— Что? — по-настоящему удивился я. — Это откуда ты взяла?
— Просто моя подруга, школьная, встречается с парнем и говорит, что он её замучил ревностью.
— Ага, вон ты о чём! — я обнял её поудобнее. — На этот вопрос не так просто ответить, солнце моё.
— Почему? — удивилась Габи. — А мне кажется, что просто — ты или ревнуешь, или нет!
— Просто? Хорошо, тогда скажи, что ты понимаешь под этим словом?
— Нууу... — задумалась немного она. — Вот подруга говорит, что он всегда ей делает замечания, если она смотрит на других парней или когда одевается очень так, знаешь, привлекательно. Ну, мини-юбку очень короткую, например. Или когда она идёт на какую-нибудь вечеринку без него. Или вот вчера он пришёл к ней домой, а её не было. Её мама послала в ателье забрать сшитое платье, и она там задержалась, и они поругались.
— Да уж, «весело» они живут! Даже не знаю, с чего тут начинать разбор. Вот с последним случаем всё просто: он абсолютно не прав! Причём дважды — сначала он совершенно безосновательно её заподозрил в чём-то нехорошем из-за её опоздания, а во-вторых, вместо того чтобы просто спросить об этом, устроил скандал.
— А ты бы спросил? — перебила Габи.
— Молодец, правильно мыслишь! — я дотронулся губами до её лба. — Я бы даже не спросил, потому что доверяю тебе и ни в чём не подозреваю. Задержалась — значит, была причина. Ты могла бы её сама назвать, чтобы всё-таки ничего там у меня случайно не зародилось нехорошее. Но это была бы твоя инициатива, потому что ты дорожишь нашими отношениями и думаешь о моём душевном спокойствии. Понимаешь, да? Не ответ по принуждению, а твоё желание. Видишь, как я хорошо объясняю — прямо лектор Общества «Знание».
— Не смейся, но ты и правда хорошо объяснил, — улыбнулась Габи. — Но это только один пример, а бывает же и по-другому.
— Да, я объяснил самый лёгкий случай. А вот как отнестись к тому, что она пошла на вечеринку без него, и он её приревновал? Кто здесь прав? Ты как думаешь, радость моя?
— Я бы без тебя ни за что не пошла! — просто ответила Габи. — Мы с тобой об этом уже говорили. Мне даже странно представить, что я могу пойти куда-то вместо того, чтобы провести время с тобой!
— Спасибо, солнышко! Но мог быть и такой вариант: у нас учения, ты знаешь, что меня точно не будет целую неделю, а твоя подруга устраивает вечеринку и очень хочет, чтобы ты пришла. Ты что будешь делать?
— Я всё равно не пойду! — снова не раздумывая ответила Габи. — Когда у вас были учения зимой и тебя не было целых десять дней, мне было так плохо, что я даже дома не могла ни читать, ни музыкой заниматься, а уж идти куда-то веселиться!..
— Да моё ж ты солнце! — обнял я её покрепче, заметив заблестевшие в глазах слёзы. — Ну вот тебе и ответ! Но всё равно на месте того парня я не устроил бы скандал, даже если мне и было бы неприятно. Я бы попытался понять, почему ты... нет, не будем на себе примеры приводить! Парню нужно понять, почему его девушка не дорожит их отношениями и предпочитает провести вечер в компании других друзей. Может, он сам в этом виноват? Хотя бы этими постоянными придирками? Ведь постоянно подозревая её в измене из-за её взглядов «не туда» или слишком откровенной одежды, он унижает её, считает, что она способна на обман.
— А ты ведь тоже говоришь, что хотел бы надеть на меня эту паранджу или как она там называется? — прищурилась Габи.
— Вот хитрюга, поймала меня всё-таки! — совершенно искренне сказал я, хотя и ясно видел, что Габи просто подтрунивает надо мной. — Я вижу, что ты это не всерьёз, солнышко, но врать тебе не могу. Нет, про паранджу — это, конечно, шутка, я о другом. Вот я хоть и знаю, и чувствую, что ты меня любишь, но всё равно где-то глубоко сидит страх, ну или беспокойство, что я могу тебя потерять. И когда ты идёшь по улице такая красивая, что ни один мужчина не может пройти мимо и не оглянуться, у меня сам собой рождается страх, что найдётся какой-нибудь супер-красавец, который заинтересует тебя. Это не зависит от меня, от моего разума — это получается само. И я понимаю друга твоей одноклассницы, почему он так реагирует, когда его девушка смотрит на других парней. Особенно если она это делает постоянно. Я думаю, ты меня понимаешь. Даже и спрашивать не буду, как бы ты отнеслась к тому, если бы я оборачивался вслед каждой девчонке, прогуливаясь вместе с тобой. Такое поведение ведь неспроста, и оно ненормально. И всё равно скандал — это абсолютно неправильно! Он просто ускорит процесс расставания.
— Я тебя понимаю, — медленно произнесла Габи. — Я тебе не хотела говорить и никогда бы не сказала, потому что думала, что это стыдно.
— Ты о чём, Габи? — немного напрягся я.
— Помнишь, когда ты спел ту замечательную песню на 8 Марта, тебя обняла и поцеловала Маша, жена того полковника, а у меня что-то тут кольнуло. — Габи пыталась подобрать нужное слово. — В душе, наверное, или в сердце. Я ничего не подумала, оно так само получилось, понимаешь? Как будто мне это было неприятно. Это стыдно, да, Сашик? Ты не будешь меня ругать за это?
— Ругать?! Солнышко моё, я разве могу тебя ругать?! Это абсолютно естественная реакция твоего подсознания, Габи! — отлегло у меня от сердца. — Как раз это я и пытался тебе объяснить. Меня это, наоборот, радует! Было бы гораздо хуже, если бы тебе было абсолютно всё равно. Я вон ревную тебя даже, когда тебе руку целуют, а уж если бы кто-нибудь полез к тебе с поцелуями — я бы вызвал его на дуэль!
— Ага, вот ты и признался, что тоже ревнуешь! — обрадовалась Габи.
— А я этого и не скрываю! А то, что не упрекаю тебя, так это только потому, что доверяю тебе и слишком сильно люблю, чтобы думать о тебе плохо. Это значило бы оскорбить тебя. А ты для меня как самый чистый ангел, спустившийся с небес. Прямо в мои объятия! Вот эти!
******************
Утром, после очередного развода на плацу подразделений полка по работам, оркестр вернулся в студию. Дирижёр отдал распоряжение Юре-архивариусу найти и раздать ноты произведений Гайдна, но сунувший голову в раскрытую дверь посыльный вызвал его к командиру.
— Готовьтесь! — буркнул Чихрадзе нам и вышел вслед за посыльным.
— К чему готовиться-то? — задумчиво сказал Студников, неторопливо собирая свой личный гобой к работе. — Вызов к командиру явно не обещает спокойного дня в студии.
— Прорицатель! — поднял вверх палец Вася Онопко.
— Да тут не нужно быть Нострадамусом... — лениво ответил Геннадий. — Достаточно просто подумать.
— Мыслитель! — от Васи не так-то просто было отвязаться.
— Хм, — презрительно хмыкнул Студников. — Для этого мне не нужно задействовать головной мозг, достаточно спинного.
— Так я и говорю — гений современности! — не отставал Вася, а мы с интересом следили за их почти ежедневными упражнениями в остроумии. — У тебя спина — главная часть организма: где надо — прогнётся, а где и думает вместо головы! Главное, чтобы не совсем нижней частью!
Смех окружающих Вася воспринял как заслуженную награду и знак победы над извечным соперником.
Вернувшийся дирижёр своим появлением пикировку закончил.
— Через полчаса выезжаем на открытие свинарника, — оповестил он оркестр и скрылся в своём кабинете. Вслед ему полетели возгласы:
— Куда?!
— Открытие чего?! Свинячника?
— Совсем офигели, что ли?
— Дожили...
— Польку-бабочку знаю, собачий вальс слышал — теперь надо свинячье танго, что ли, разучивать? — задумчиво сказал Крылов.
— А такое есть? — тут же уточнил Онопко.
— Ну, если нет, нам Шурик сейчас быстренько на коленке сочинит! — загоготал Конюшков.
Погрузившись в тентованный ЗИЛ-130, мы отправились на открытие свинарника.
С приходом в полк нового командира, подполковника Терентьева, количество выездов оркестра и нашей группы «на дружбу» к немцам резко возросло. Как оказалось впоследствии, делал он это не из любви к интернационализму, а сугубо из корыстных побуждений. За каждый такой «культурный поход» он требовал от немцев ответные действия в виде всяческих материальных ништяков: телевизоры в ленинские комнаты, новые инструменты в оркестр, мелкий и средний ремонт в казармах, и даже огромный плац при нём застелили плиткой. Себя он, естественно, тоже не забывал. Как поведал впоследствии всё тот же всеведущий Студников, в контейнере командира на границе обнаружили семь цветных телевизоров.
— А что такого?! — тут же отреагировал Вася Онопко. — Просто немцы считать не умеют и столько телевизоров отвалили, сколько у нас и ленинских комнат нет. Не пропадать же добру? Командир вынужден был их оприходовать!
И вот сегодня — открытие нового свинарника.
У меня, выросшего в станице и видевшего подобные сооружения, свинарник ассоциировался с чем-то тёмным, грязным и дурно пахнущим на сотни метров вокруг. Но немцы не оправдали мои ожидания. Свинарник оказался новёхоньким зданием с большими окнами, сквозь которые внутрь проникало столько света, что всё там сияло и сверкало. А запах был ничуть не хуже, чем в наших казармах. Немцы сначала организовали небольшую экскурсию, в ходе которой мы имели возможность познакомиться с розовыми хрюшками и их бытом. Корм на ферме раздавался автоматически, как и постоянная уборка отходов. Мы только крутили головами от удивления и цокали языками от восхищения.
— А почему тут совсем не... ээээ... пахнет? — спросил наш старшина у гида по свинарнику.
— Потому что все обитатели свинарника два раза в день принимают душ, — улыбнулся немец. — Вот, обратите внимание: сверху, над каждым загоном, расположены душевые установки, которые оператор включает в назначенное время. Пол устроен так, что вся вода тут же стекает в канализацию. Животные в тепле и чистоте меньше подвержены опасности заболеть.
— Два раза в день душ принимают?! — Лёха Алёхин впал в свой знаменитый ступор с открытым ртом. — А мы — только раз в неделю и то не всегда!
— Так ты ж не кабан какой-нибудь, изнеженный! — хлопнул его по плечу Вася Онопко. — Ты советский солдат! Ты должен стойко и мужественно преодолевать трудности, к коим относится и непомытие в бане!
Лёха молча смотрел на Васю, смысл слов которого, видимо, никак не мог проникнуть в его заблокированное сознание.
— Впрочем, если тебя не устраивает закалка трудностями, — продолжил Вася, — ты можешь завести знакомство с одной из местных красавиц и приходить к ней в гости. Тут тебе и любовь, и дармовая помывка! Смотри, вот эта Хавронья точно к тебе неравнодушна! Обрати внимание, как она на тебя смотрит! Сколько любви в её поросячьих глазках!
— Да иди ты! — отмахнулся Лёха под общее хихиканье.