Вихрь

Пролог

САБИНА

Посреди просторной комнаты со стенами, выкрашенными в кирпично-красный цвет, возвышалась кушетка на полутораметровой стальной ножке. Тело мужчины, лежащее на холодной поверхности, вздрогнуло и снова замерло. На его смуглом лице, в которое словно въелся застарелый слой пыли, появилась испарина. Давний уродливый шрам, пересекающий левую щеку, побелел, а его контур, наоборот, налился кровью. Черные отросшие волосы с рваными концами прилипли ко лбу.

Плохо дело, — подумала Сабина. Хотелось вскочить и срочно начать что-то делать, но она обессиленно приросла к жесткому стулу. Собственное путешествие выбило ее из сил. Она не могла находиться в Вихре так долго, как ее ученик.

Тоже мне, медиум! Потерять ученика в Потоке! Насколько же нужно быть слабой? — ругал ее внутренний голос.

Сабина отмахнулась от него и попыталась взять себя в руки. Биополе медиумов быстро восстанавливалось. Может, она сможет отыскать ученика? Может, еще не поздно?

Прошло несколько минут. Ничего не происходило. Сабина все ждала, что ученик вот-вот откроет глаза и начнет хвастать ей своими успехами, но он оставался неподвижен и будто с каждой минутой становился все более напряжен. Вдруг его тело снова вздрогнуло — на этот раз резче. С губ сорвался тяжелый напряженный выдох.

Сабина с тихим стоном поднялась со стула и бросила на него обиженный взгляд. Спинка оставалась холодной, несмотря на то, сколько времени она грела ее своим телом. Впрочем, чего можно требовать от сваренной из обломков металла мебели, созданной местными мастеровыми на базаре зоны? Уж точно не уюта и тепла.

Первый шаг дался Сабине шатко и неуверенно, на втором сил прибавилось, и она подошла к кушетке.

— Эмиль! — позвала она. Голос от слабости все еще немного дрожал, но она надеялась, что это неважно. Ученик вошел в Вихрь, ведомый ее полем, она держала его за золотые нити потенциала. Этого должно было хватить, чтобы он услышал ее голос. — Эмиль, возвращайся! Слышишь меня?

Она нерешительно протянула руку и тронула мужчину за плечо. Видавший виды кожаный плащ в старых заплатках слегка съехал набок. На порванном в нескольких местах темно-сером свитере грубой вязки показались застарелые следы крови.

Это его или чужая? — невольно подумала Сабина.

Эмиль, конечно, пришел в ее квартиру не в лучшем состоянии, но следов ран она не видела, стало быть, кровь чужая. В лучшем случае Эмиль просто угодил в пьяную драку с кем-то в зоне и разбил противнику нос. Если у того он, конечно, вообще был. Но Сабина догадывалась, что эта история гораздо темнее. Она не так уж много знала о своем ученике, но род его деятельности не был тайной. Имя Эмиля Моргана было известно в зоне и принадлежало одному из самых опасных беглецов-одиночек. А те слыли первоклассными убийцами и могли лишить кого-то жизни как по заказу, так и в угоду собственным интересам. Посему, вероятно, того, в чьем теле прежде текла эта кровь, уже нет в живых.

Сабина не была моралисткой. В небезопасной зоне убийства происходили слишком часто, чтобы кого-то шокировать. Однако она переживала за Эмиля. Ей казалось, что он ходит по лезвию ножа и рано или поздно угодит в одну из смертельных пропастей по бокам.

На прикосновение медиума Эмиль не отреагировал. Сабина попыталась вновь погрузиться в Поток и проследовать за учеником, но сразу вернулась. Сил не хватало. К тому же золотые нити потенциала тянулись слишком далеко. А самое страшное, что они слабели.

С трудом устояв на ногах, Сабина проникла взглядом за границу видимой реальности и посмотрела на тело ученика. Вокруг него все еще роился свет потенциала, но он тускнел с каждой минутой. Нужно было что-то делать, но Сабина не могла. И дело было не в страхе потерять себя в Потоке. Если б так, она с готовностью отдала бы всю себя без остатка — ради Эмиля Моргана она была готова и не на такое, пусть и не признавалась в этом даже самой себе. Дело было в ее способностях. Поле медиумов отличалось от потенциала путешественников.

Это я виновата! — сокрушалась Сабина. — Он сейчас потеряет потенциал без остатка, и все из-за меня…

Если бы Сабина только обладала потенциалом сама! Но ей не посчастливилось быть и медиумом, и путешественником одновременно, хотя такие сочетания встречались нередко. У нее была только возможность провожать в Вихрь других, но собственный ее доступ был ограниченным, почти нулевым. Сейчас она была бессильна.

— Эмиль, возвращайся! — голос сорвался на отчаянный крик. — Ты теряешь потенциал, слышишь! Возвращайся, пока дорога еще открыта! Ты восстановишься! Где бы ты ни был и что бы ни делал, вернись ко мне!

Ничего.

Руки Сабины задрожали, она глубоко вздохнула, чтобы вернуть самообладание. Ее взгляд беспомощно поблуждал по комнате с кирпично-красными стенами, уставленными закрытыми металлическими шкафами. Окна на девятом этаже были укреплены изнутри ставнями с магнитным подъемником — вынужденная мера против уличных воришек на бустах с антигравитационными модулями. Самые отчаянные порой долетают и до двенадцатых этажей, хотя большинство орудует не выше шестого. Чтобы не видеть эти ставни каждый день, Сабина занавесила окна рабочей комнаты красными шторами и зажгла повсюду лампады с люминесцентным составом. С другими учениками в этой обстановке она чувствовала себя хозяйкой положения, забывая о мире за окном. Но Эмиль Морган словно возвращал ее на улицы города, в самое пекло небезопасной зоны, где обитал сам. Он напоминал Сабине, где ее место в иерархии, каждый раз, когда почти брезгливо произносил слово «прототипы». Иногда было трудно поверить, что такой сильный и нестандартный путешественник, как он, решил работать с простым прототипом, как она. Неужели не мог найти себе другого медиума? Сабина часто задавалась этим вопросом, но радовалась, что не получает на него ответ. Она не хотела знать правду. И не хотела лишний раз думать о том, насколько на разных ступенях находятся они с учеником.

Часть 1. Потерянный. Глава 1

МАКСИМ

Москва, 2009 год

— Макс! — прозвучал сзади раздраженный полушепот. — Макс, просыпайся, раздолбай!

Максим Артемьев нахмурился и упрямо попытался глубже погрузиться в сон, больше напоминавший беспокойную полудрему. Он надеялся, что лекция по философии убаюкает его лучше любой колыбельной, но ошибся. Сон не шел, как и все эти несколько недель, словно мозг не желал отключаться от мира и держался за него из последних сил.

— Блин, Макс! — снова прошипела рыжеволосая подруга Настя, староста группы.

Максим плотнее сложил на парте руки, служившие ему неудобной подушкой, и спрятал в них лицо. Сидевшая на задней парте подруга потянулась к нему линейкой и больно ткнула под лопатку.

— Да хорош! Он заметит! — прошептала она, намекая на лектора Игоря Степановича.

Максим нехотя приподнялся и размял плечи. Лектор продолжал бубнить что-то у далекой доски большого Зала А — святая святых третьего учебного корпуса Московского Авиационного Института. Отсюда его было почти не слышно, и Максим не собирался вникать в суть лекции, половина которой прошла в тщетной борьбе с сонливостью.

— Мам, еще пять минут, — натянуто улыбнувшись, тихо протянул он.

Настя воровато оглядела зал и, пока Игорь Степанович отвернулся к доске, чтобы сделать очередную запись, перебежала с задней парты к Максиму, требовательно отпихнула его подальше и села с самого края длинного ряда зазубренных скамей. Благо, соседей у Максима не наблюдалось, и места было предостаточно. Народу в аудитории набралось немного: общепотоковые лекции по философии частенько пропускали, потому что они стояли в расписании перед большим перерывом. Второкурсники уже достаточно обнаглели, чтобы превращать этот перерыв в настоящее «окно». Да еще и сентябрь выдался такой теплый, что грех было не провести побольше времени на площади перед «трёшкой» под аккомпанемент гитары.

— Ты что, думаешь, я опять на сессии буду за двоих горбатиться? — обиженно спросила Настя, глядя на него ярко-голубыми глазами. — Мне в прошлом году этих пробежек по деканату вот так хватило, — она нарисовала в воздухе черту над копной рыжих кудрявых волос. — Ну, вот сколько раз мне надо тебе это сказать, чтобы у тебя проснулась совесть, а?

Максим тихо хохотнул и пожал плечами.

— Предела этой функции не существует, или он равен бесконечности, — процитировал он преподавательницу по матанализу.

Настя нахмурила веснушчатый носик и, сложив руки на груди, демонстративно отвернулась к доске. Почти полминуты она пыталась делать вид, что слушает лекцию, но быстро сдалась. Игорь Степанович Каверин был мастером убаюкивающих речей, огромных схем и почти нечитаемого почерка. На осиный гул студенческих перешептываний он не обращал никакого внимания, словно читал лекцию самому себе.

Максим был уверен, что Игорь Степанович не заметил бы одного спящего студента, поэтому опасения Насти считал излишними. Но совесть у него все-таки была. В конце концов, Насте и правда пришлось попотеть в прошлом году, чтобы помочь ему закрыть долги по сессии. Максим был обязан подруге тем, что его не отчислили.

— Да не будет такого, как в прошлый раз, — вяло заверил он Настю.

Та старательно делала вид, что зарисовывает схему с доски. Сами кружки, в которых было записано то ли имя Платона, то ли что-то про планктон, ей удались, а вот заполнить их она не смогла. Почерк Игоря Степановича было не разобрать. Спрашивать его, что написано, было бесполезно: он ненавидел, когда ему указывали на непонятный почерк. Таких студентов он мучил на сессии особенно въедливо, об этом предупреждали неравнодушные товарищи со старших курсов. Поэтому никто из вооруженных этой информацией второкурсников вопросов Каверину не задавал. Все присутствующие надеялись получить «автоматы» за посещаемость. Самым сложным в этом процессе было собрать контрольный пакет лекций и продемонстрировать их наличие на экзамене.

Потрудившись над схемой еще с минуту, Настя набросала на полях блочной тетради планктона из мультсериала «Губка Боб» и отложила ручку.

— К черту, — выдохнула она.

— Так и запишем: дешифровка не удалась. Каверину бы врачом работать, а не философом, — с улыбкой сказал Максим.

Настя надула губы и повернулась к другу.

— Макс, вот ты наглый ужасный тип, ты в курсе? — проворчала она. — Что ты будешь делать, когда тебе лекции понадобятся для экзамена?

Он улыбнулся шире, показав ровные белые зубы.

— Пойду к тебе, конечно, — сказал он. — Потому что ты у нас лучшая староста, и другой такой на потоке нет.

Настя ткнула его в бок.

— Подхалим! Нельзя так пользоваться тем, что я о тебе пекусь, — буркнула она.

Макс погладил подругу по хрупкому плечу.

— Есть такая поговорка в народе: «Дают — бери». А сейчас ты меня опять ударишь, — предупредил он ее действие, когда она уже сделала замах, чтобы стукнуть друга по темечку.

Не зная, что на это сказать, Настя снова посмотрела на записи на доске. В крупном слове, которое написал Каверин, она разобрала только букву «ф». Впрочем, при дальнейшем рассмотрении ее можно было перепутать с «р» или даже «д». Настя тоскливо вздохнула и покачала головой.

Глава 2

НАСТЯ

У входа в третий учебный корпус было не протолкнуться. В этом году в МАИ отменили вторую смену, и студенты всех курсов приходили на занятия рано утром, поэтому народу в столовых и закусочных, у небольших ларьков со снеками и газировкой, в окружающих магазинах и в местах для курения стало ощутимо больше. Впрочем, официальных мест для курения в институте не было, особенно для студентов. Но когда столько людей категорически плюет на правила, ректорату проще закрыть на это глаза, чем бороться с беспределом.

Продираясь через облако дыма, Настя недовольно морщилась. Запах табака всегда вызывал у нее отвращение. Но здесь, в институте, все ее друзья курили, и она смирялась с этим неизбежным злом.

Найдя свою компанию у узкой дорожки метрах в десяти от входа в корпус, Настя поправила растрепавшиеся рыжие кудряшки и недовольно уставилась на друзей.

— Опять все без меня убежали, — протянула она. — Нет, чтобы подождать.

Ее лучшая подруга Катя затянулась сигаретой, с наслаждением выдохнула дым и пожала плечами.

— Не дуйся, — улыбнулась она, обнимая Настю за плечо. — Зато мы заняли элитное местечко.

— Угу. Помню я, как меня тут первого сентября водой окатили. Вот тебе и элитное место, — усмехнулась Настя, тоже положив руку Кате на плечо.

Они простояли так несколько секунд, после чего Настя аккуратно отстранилась от подруги. Она не очень любила прикосновения: почему-то они казались ей слишком интимными, будто нарушающими какую-то границу. Она сама не понимала, какую.

Максим тем временем улыбнулся.

— Все не можешь забыть ту поливальную машину? Весело же было.

— Тебе, может, и весело. Это же не ты проходил тогда полдня в мокрых штанах. Позорище на весь поток.

— Я тебе, между прочим, тогда свою толстовку отдал, чтобы ты прикрыла позор! — возмутился Максим.

— Да никто не запомнил твои мокрые штаны, я ж их не заснял, — сказал Антон, надвинув очки на переносицу. Он тоже сделал затяжку и выдохнул облако дыма в сторону Насти. Она с явным недовольством помахала перед собой рукой. На шее у высокого широкоплечего блондина Антона висела подаренная родителями «зеркалка», которой он искренне гордился. Он носил ее с собой каждый день в надежде поймать удачные снимки для институтской газеты под названием «Пропеллер». Друзья частенько подтрунивали над его рвением и замечали, что он недвусмысленно плотоядно смотрит на главного редактора Юлю, хоть та и была его старше на пять с лишним лет.

Максим нарочито назидательно покивал.

— Я бы на твоем месте оценил. А иначе мы бы твои мокрые штаны еще месяц наблюдали до следующего выпуска «Пропеллера».

Настя нервно хохотнула в ответ. Антон и вовсе заливисто расхохотался. Даже Денис — молчаливый высокий темноволосый юноша, до этого упорно что-то изучавший в мобильном телефоне, — оторвался от своего занятия и улыбнулся.

— Учись, пока он жив. Макс дело говорит, — подмигнул Насте Антон. Ей оставалось только глаза закатить в ответ.

Денис снова уткнулся в дисплей мобильного телефона.

— Блин, — пробубнил он, — я поесть не успел.

Катя изумленно уставилась на него.

— Ты же ел на прошлом перерыве, — напомнила она.

— Ну, я не завтракал. Опять проголодался, — пожал плечами Денис.

По его худощавому телосложению никогда нельзя было сказать, что он так часто вспоминал о еде. Однако это было одной из его любимых тем. Он говорил, что, если на какой-то тусовке не будет еды, его можно даже не звать.

— Тебя послушать, так твои родители кошку кормят лучше, чем тебя, — поддела его Катя.

— Что ты постоянно цепляешься к тому, сколько я ем? — возмутился Денис и тут же коварно улыбнулся Кате, решив наступить на ее больную мозоль. — Зато я не поправляюсь.

— Я тоже не поправляюсь! — воскликнула Катя, беспомощно обернувшись к Насте в поисках поддержки. — Я что, поправилась?

Настя снисходительно покачала головой. Катя Самойлова — невысокая девушка с янтарно-русыми пушистыми волосами и округлым миловидным личиком — всегда комплексовала из-за фигуры. Она активно занималась спортом и следила за калориями, но оставалась недовольной своим телом. То оно казалось ей «слишком прямоугольным», то «жирным», то «перекачанным». Всегда находилось что-то, что Кате хотелось поправить. В отличие от нее от природы тонкокостная Настя с широкими бедрами и узкими плечами выглядела более женственно, за что не раз выслушивала от подруги жалобы на «всем бы такую фигуру». Катя считала, что Насте повезло: можно было не заниматься спортом, чтобы иметь тело мечты. Сама Настя свою фигуру мечтой не считала. Обычное тело, как у многих. Но ее уже угораздило стать объектом повышенного внимания Кати. Приходилось смиряться с пунктиками подруги.

— А вообще, я бы тоже поел, — поддержал Дениса Антон. — Сколько там до конца перерыва?

— Десять минут, — мрачно отозвался Максим.

— А дальше у нас… — Антон многозначительно перевел взгляд на Настю в ожидании названия предмета. Вот уже второй курс подряд они с Денисом предпочитали не переписывать расписание, а узнавать его лично у старосты, аргументируя это тем, что «так надежнее».