Винная соната

Глава 1

- Джанина Оливия де Бейль, признаёшь ли ты себя виновной в колдовстве, а именно: в использовании тёмной магии, запрещённой в Альсидском королевстве? Сознаёшься ли в том, что поклонялась тёмным духам и отрицала заповеди Священной Триады? Сознаёшься, что приворожила нашего государя короля Гольфрида, чтобы стать его любовницей, и что, пока жила при дворе, регулярно наводила порчу на его семью?

Голос принадлежал человеку, облачённому в кольчугу и длинный, до самых пят, багрово-красный плащ; на левом бедре у него висел меч, с правой стороны, с широкого пояса свисала толстая верёвка, которая заканчивалась узлом, состоящим из множества переплетений. Его лицо скрывала маска, одна половина которой была выкрашена в белый цвет, а другая – соответственно – в чёрный. Очевидно, такая чёткая двуколорная ограниченность символизировала королевское правосудие: либо оправдание и помилование, либо осуждение и казнь. Третьего не дано.

Судя по той обвинительной речи, что прозвучала вчера в стенах этого судилища, по показаниям свидетелей и пострадавшей стороны, меня ждал печальный исход. Сегодня мне вынесут беспощадный приговор, который не подлежит обжалованию, а затем потащат на главную городскую площадь: там уже наверняка соорудили виселицу. Или деревянный помост, где сейчас, прямо в эти минуты, заплечных дел мастер любовно, по-хозяйски оттачивает свой топор в ожидании очередной жертвы. Хотя нет, я, должно быть, ошибаюсь. Если учитывать тот неоспоримый исторический факт, что в Средневековье ведьм публично сжигали, то, скорее всего, меня ждёт костёр. А в том, что я очутилась, хотя и в другом мире, но в эпохе, не отличающейся от европейского Средневековья, сомневаться не приходилось. Как и в том железобетонном факте, что меня обвиняют в ведьмовстве, а человек в маске является представителем Инквизиции.

Меня казнят за то, к чему я не имею ни малейшего отношения. Сказать, что я пыталась опротестовать вынесенные мне обвинения, значит ничего не сказать. Если только не услышать мои протесты своими собственными ушами. Я орала во весь голос, доказывая свою невиновность! И это при том, что по жизни я человек достаточно спокойный, уравновешенный и дружелюбный. А тут вдруг сорвалась... И всё равно без толку. Разве меня кто-то хотел услышать? Разве мне собирались поверить? Нет, конечно же, нет. Меня должны осудить и – казнить. Ну, ладно, не совсем меня... Ту, в чьём теле я, на свою беду, оказалась...

Всего несколько дней назад я, Саевич Нина Никитична, жила своей размеренной, на долгие годы вперёд расписанной жизнью и даже в дурном сне не могла представить, что меня каким-то чудесным образом занесёт в незнакомый мир, похожий на европейское Средневековье. С королём, Инквизицией, магией... с вот этим вот всем, с чем я нечаянно-негаданно столкнулась буквально нос к носу...

И теперь я лежу на спине, по рукам и ногам прикованная цепью к железным кольцам, которые вбиты в каменную плиту. Обездвиженная и абсолютно беспомощная. Со спутанными длинными белокурыми волосами (да-да, из шатенки я превратилась в этом мире в натуральную блондинку!), с синяками и кровоподтёками на тонких руках с белой бархатистой кожей, принадлежащей, несомненно, очень молодой и изнеженной особе. С босыми ногами и в изорванном платье. С корочкой запёкшейся крови на губах и кровавыми, пардон, соплями, беспрестанно текущими из разбитого носа.

Меня пытали двое суток напролёт: с того момента, как я вдруг с удивлением осознала, что, погибнув в своём мире, получила новую жизнь и новое тело в ином. Однако, судя по плачевному состоянию моего нового тела, оно подвергалось пыткам ещё до того, как я в него переселилась. Его предыдущая хозяйка, не выдержав боли и издевательств, отдала Богу душу, освободив место для моей грешной души. Но этого рокового перехода никто, кроме меня, не заметил.

Надо признать, я мужественно перенесла обрушившиеся на меня истязания. Пытки бессонницей, голодом и жаждой тоже не помогали: я упорно не признавала того, в чём меня обвиняли. Я знала, что мне предстоит казнь – на виду у всего народа, где я во всеуслышание должна признаться в несовершённых мною злодействах. Вместе с тем я отдавала себе отчёт, что, если мне всё же суждено умереть, то умру я достойно, категорически отказываясь взвалить на себя ношу чужого греха.

Кровь снова пролилась этим утром, когда меня вели в зал судилища. От толчка в спину, которым меня от всей своей подлой душонки «наградил» надзиратель, я упала и ударилась лицом о камень. Из носа потекла кровь; было больно, на глаза навернулись слёзы. Но я, чтобы не доставить радости этому гадкому садисту, только крепче сжала зубы. И отважно послала его по всем известному в моём мире короткому адресу, за что получила дополнительный тычок под лопатку.

По углам зала судилища, куда меня привели, горело несколько факелов; колеблющееся пламя отбрасывало оранжевые блики на неровные стены древней каменной кладки. Моё появление присутствующие в судилище встретили непристойными выкриками и смехом, будто им показали забавное ярмарочное чучело. Инквизитор в своей дурацкой маске, сложив на груди руки, стоял посередине зала. Он ждал начала представления, определённо наслаждаясь своим преимуществом надо мной и – своей властью над толпой собравшихся.

Мне вдруг захотелось увидеть их лица. Тех, кто пришёл сюда, чтобы поглумиться над болью и страданиями несчастной жертвы жестоких наговоров и грязных сплетен. Почему-то (уж и не знаю, по какой такой причине) я сразу поверила в невиновность девушки по имени Джанина Оливия де Бейль. Может, потому, что сама не была суеверна и не верила ни в привороты, ни в порчу, ни в сглаз? Или же потому, что считала, если наваливаются всей гурьбой на одного, значит, дело нечисто. А у бедняжки Джанины де Бейль, к тому же, не было ни одного защитника. Ни свидетелей, которые выступили бы в её пользу, ни положенного законом адвоката. Хотя о чём это я? Какие, к чёрту, адвокаты в этом мире?

Джанина Оливия, юная, беззащитная, одинокая, – идеальная жертва. И уже никого не колышет, что совсем недавно она была официальной фавориткой короля...

Междуглавие

Дорогие читатели! Приветствую вас в новой истории попаданки из нашего времени в альтернативное Средневековье!

Внимание! Подобрать сыр к вину можно здесь:

"СЫРНАЯ КОРОЛЕВА" (в процессе)

https://litnet.com/ru/book/syrnaya-koroleva-b470415

Завершённые истории попаданок можно читать по ссылкам:

"Сбежать от короля":

https://litnet.com/ru/book/sbezhat-ot-korolya-b410605

"Мыльная (космо)опера"

https://litnet.com/ru/book/mylnaya-kosmoopera-b443331

Также предлагаю вашему вниманию красивый эмоциональный ИЛР "И в горе и в радости", где героиня обустраивает быт в поместье, занимаясь лавандовым бизнесом:

https://litnet.com/ru/book/i-v-gore-i-v-radosti-b353876

Добавляйте книгу в свои библиотеки, пишите комментарии, подписывайтесь на автора - я рада каждому читателю!

Глава 2/1

Я родилась в знаковый для моей страны год – тысяча девятьсот восьмидесятый – в год Летних Олимпийских игр, проходивших в столице Союза Советских Социалистических Республик. С самого детства, сколько себя помню, родители любили повторять с оптимизмом: «Ты у нас олимпийская девочка, значит, характер у тебя тоже олимпийский!» Сейчас, с оглядкой на прошлое, могу со всей ответственностью подтвердить: именно мой «олимпийский» характер позволил мне преодолеть множество препятствий и выжить в суровые беспокойные годы.

Первое потрясение, которое я испытала в детском возрасте, обрушилось на мой неокрепший ум вестью о трагической гибели старшего брата. Он служил в погранвойсках в горах Памира и был убит котрабандистами, пытавшимися пересечь государственную границу СССР. Мне тогда было всего восемь лет. Мама не выдержала такого жестокого удара. Сначала слегла в больницу с инфарктом, а потом... через несколько недель не стало и мамы. Мой детский организм отреагировал на эту непостижимую беду тем, что я на какое-то время замкнулась в себе и перестала говорить. Папа даже испугался, что я онеменела и что это навсегда. Мне не хотелось ни видеть никого, ни слышать. Кроме, пожалуй, двух самых родных людей – папы и бабушки. Мы с папой остались вдвоём; иногда нас навещала бабушка – до тех пор, пока могла самостоятельно передвигаться. Помню, когда папа был на работе, я пыталась готовить ужин. Первый раз пожарила на сковородке картошку, когда мне ещё не исполнилось и девяти лет. Картошка получилась невкусная: частично не дожарилась и хрустела на зубах, частично подгорела. Но папа, чтобы не обидеть меня, стоически съел всю свою порцию – для меня это была самая лучшая похвала.

Потом мы похоронили бабушку. Потом случился развал страны...

Привычная жизнь, стабильная, расписанная на годы вперёд, затрещала по швам. Перемены, о которых пел в своих революционных песнях Виктор Цой и которые новый лидер страны называл Перестройкой, так или иначе коснулись всех и каждого. Кто не успел или не сумел приспособиться к новым реалиям, оказался выброшен на край дороги, по которой твёрдым уверенным шагом двигались к обещанным новой властью «безграничным возможностям» представители резко изменившегося социума. Те, кто ещё вчера во весь голос присягал в верности идеалам Компартии, сегодня, «переобувшись» на лету, вещали со всех экранов о том, что приложат максимум усилий, чтобы перевести страну на капиталистические рельсы. Вчерашние комсорги, заручившись поддержкой рэкетиров, отжимали бизнес у начинающих коммерсантов; вчерашние парторги перекраивали (при участии правоохранительных структур) карту страны, обозначали зоны влияния, дружно, с упоением и наперегонки дербанили государственный бюджет. Но это так, вкратце о периоде, который прошёлся катком по судьбам многих людей и который стали называть «лихими девяностыми»...

Наша соседка, добрейшей души человек, вышла в окно после того, как все её сбережения, добытые честным многолетним трудом, «сгорели» в результате обрушения Сбербанка СССР. Отец моей одноклассницы повесился, в одночасье лишившись работы и возможности прокормить семью.

Что касается моей семьи, папа тоже потерял работу: его НИИ, где он занимал должность инженера-исследователя, закрылся, и многие сотрудники оказались выброшены на улицу в буквальном смысле слова.

Я только закончила десятый класс, когда папа заявил о своём решении ехать на заработки в Магаданскую область. Когда-то он начинал там, работая на буровой вышке, свою профессиональную деятельность. «Нужно как-то выбираться из нищеты», – сказал папа, будто оправдываясь передо мной. Сказать правду, в те годы мы и в самом деле перебивались с хлеба на воду. Я забыла вкус мяса; из сладостей, к чаю, на столе было лишь варенье из зимних заготовок тёти Тани – соседки напротив, чей сын дружил когда-то с моим братом. Одежду и обувь мы покупали исключительно в магазинах «Секонд-хэнда», которые появлялись повсюду как грибы в лесу после дождя. В общем, выбора у нас с папой особо-то и не было. Он уехал, а я стала готовиться к поступлению в строительный институт, как хотел папа. Хотя сама все школьные годы мечтала об историческом факультете.

Может, потому, что избранный профиль так и не пришёлся мне по душе, а может, из-за слабой подготовки, вступительные экзамены я с треском провалила. Правда, папе побоялась в этом признаться. И впервые в жизни соврала... Папа же писал, что неплохо устроился и обещал прислать денег из своей первой зарплаты. Ну а мне нужно было как-то пережить начавшийся учебный год, чтобы затем снова попытаться поступить в вуз. Только уже по своему собственному желанию: историю я всегда любила.

Всё та же сердобольная тётя Таня познакомила меня со своей подругой – предпринимательницей. Зинаида Борисовна моталась в Польшу с громадными клетчатыми сумками и привозила домой для перепродажи косметику и коробки конфет. Моей задачей было разносить эти коробки и косметические наборы по так называемым «точкам», то есть тем местам, где работали преимущественно женские коллективы. Зинаида Борисовна платила мне десять процентов с продаж. Сущие копейки, но я и им радовалась как ребёнок: можно было купить бутылочку подсолнечного масла, хлеб, крупу и сварить кашу или поджарить гренки. Иногда, когда продажи были совсем вялыми, мне приходилось тайком от Зинаиды Борисовны прибегать к небольшим накруткам. Разницу между установленной и заявленной ценой я клала себе в карман. И в общем-то, считала, что это справедливо. Бегать по городу с утра до вечера, в слякоть и в стужу, из кожи вон лезть, стараясь угодить капризным клиенткам, считать гроши и трястись за каждую копеечку – и за всё за это не получать никакого поощрения? Нет, я определённо заслуживала премии. И если Зинаида Борисовна, ставшая хозяйкой пары магазинов и большого прилавка на городском рынке, не разделяла моё мнение, то я вовсе не собиралась себя обижать. Так незаметно пролетел первый год моей нелегальной трудовой деятельности.

Своё семнадцатилетие я праздновала в кругу самых близких подруг, за столом, который в этот раз можно было не называть, в смущении опуская глаза, скромным. Папа прислал посылку, содержимое которой и обогатило мой праздничный стол: жирное филе сёмги, баночка красной икры, баночка чёрной. Васька, то есть Василина, моя подруга детства и соседка с первого этажа, утащила из родительских запасов бутылочку армянского коньяка, и мы с девчонками впервые напились...

Глава 2/2

Всё изменилось, как часто бывает в жизни, по воле Его Величества Случая. Однажды одна из моих постоянных клиенток неожиданно предложила мне поработать официанткой в ресторане, который открыл её зять. Когда я сказала, что мне ещё нет восемнадцати, она шепнула по секрету, что такое дело можно без труда (и в счёт моей будущей зарплаты) уладить, подправив данные в свидетельстве о рождении. На следующий день я, заинтересованная обещанной зарплатой, принесла ей своё свидетельство о рождении. Полезные связи (блат, как тогда говорили) решали всё, и уже через неделю я стала обладательницей паспорта, который официально подтверждал моё нечаянное совершеннолетие. Так я получила пропуск во взрослую жизнь и – в ресторанный бизнес.

Ресторан, куда я трудоустроилась благодаря хлопотам Анны Андреевны (так звали мою благодетельницу), носил гордое название «Эллада», а его хозяином был Ираклий Аристархович Спанидис, этнический грек. Невысокого роста, с округлым аккуратным пузиком, иссиня-чёрными курчавыми волосами и тёмно-карими огненными глазами, Ираклий Аристархович напоминал ртутный шарик. Никто никогда не видел его в состоянии покоя. Он вечно куда-то мчался, суетился, раздавал бесконечные указания, сам не сидел на месте и другим не давал. Сначала я даже боялась: сумеем ли мы сработаться? Но Анна Андреевна успокоила меня: «Главное подстроиться под его ритм, а дальше всё пойдёт как по маслу. Ираклий не жадный – в деньгах не обидит, если увидит, что ты влилась в коллектив и готова работать ради общего блага». Не сразу, но в коллектив я влилась. Молодость, неиссякаемый энтузиазм, желание вырваться из бедности помогли мне довольно быстро адаптироваться к новым условиям работы. Вскоре подтвердились и слова Анна Андреевны: хозяин ресторана оказался щедрым – добросовестных работников регулярно поощрял надбавкой к зарплате.

Я стала лучше одеваться, появилось желание следить за тенденциями в моде и искусстве макияжа, посещение парикмахерской превратилось в обязательный ежемесячный ритуал. Следуя моде, я сделала завивку на длинные волосы и обзавелась настоящей копной, рассыпающейся по плечам и спине упругими локонами. В зал я выходила в короткой, выше колена, юбке, в кокетливой блузке, в прозрачных колготках и туфлях на каблуке. С посетителями ресторана всегда была приветлива и в меру улыбчива, но вольностей со стороны мужчин не допускала. К чести директора надо сказать, он строго следил за тем, чтобы клиенты не распускали руки и даже словом не обижали официанток. С теми, кто отказывался подчиняться правилам заведения (Ираклий Аристархович любил подчёркивать, что его ресторан – приличное заведение), не очень любезно общался вышибала Гриша.

Но бывали такие дни, когда всем работникам «Эллады» приходилось держаться предельно собранно. Потому что в ресторан наведывалась определённая категория посетителей – братки. Это были представители местной мафиозной группировки, в поле деятельности которой входило также крышевание ресторанного бизнеса. В такие дни Ираклий Аристархович суетился больше обычного, сильно потел, отчего ему приходилось бегать к себе в кабинет менять рубашки каждые два часа. Официанток братки не задевали, могли позволить себе только ни к чему не обязывающие заигрывания. Наверное, у них был какой-то свой кодекс чести, что ли. Не гадить там, где кормишься...

В один из таких вечеров, когда братки гуляли в «Элладе», как всегда, на широкую ногу, я и познакомилась с Андреем. В иерархии группировки он занимал высокую ступень, выделяясь из толпы не только своим внешним видом, но и качествами характера. Андрей был умён, образован, хорошо воспитан. Он не мог похвастаться высоким ростом, зато широкие плечи и рельефная мускулатура за километр выдавали в нём настоящего бойца: Андрей профессионально занимался боксом. Я влюбилась в него с первого взгляда, хотя до этого всегда скептически относилась к подобному выражению. Как выяснилось чуть позже, моё чувство оказалось взаимным.

Мы стали встречаться. Андрей ухаживал красиво и галантно. Роскошные букеты цветов, приятные сюрпризы-подарки, совместный шоппинг в лучших бутиках города, прогулки на теплоходе, поездки на дачу на шашлыки... В одной из таких поездок Андрей стал моим первым мужчиной, открыв для меня удивительный мир любви, страсти и нежности. Потом таких ночей, когда мы в упоении растворялись друг в друге, было немало, и каждый раз Андрей не уставал повторять мне комплименты: как прекрасно я сложена, какое у меня восхитительное тело, какие сладкие губы и самые красивые в мире глаза. Купаясь в его любви, в его словах, я и вправду чувствовала себя едва ли не богиней...

Андрей познакомил меня со своей мамой (отец давно ушёл из семьи), которая поразила меня своей утончённостью и обаянием. Она будто сошла с агатовой камеи начала века: такой же нежный женственный профиль, локоны на плавной линии шеи, кружевной воротничок под горло. Лидия Владиславовна прекрасно музицировала и читала напамять стихи Блока. Я слушала её и ломала голову над одним-единственным вопросом: почему Андрей, мальчик из такой интеллигентной семьи, стал бандитом?

Мы подали заявление в ЗАГС, а через день мой Андрей, моя первая любовь, мой первый мужчина, был расстрелян другими бандитами, из противоборствующей группировки. Так моя мечта обрести счастье в любви, едва взмыв в небеса, словно сизокрылая голубка, рухнула на землю и разбилась, истекая кровью...

Чудесная сказка закончилась, и потекли серые, похожие друг на друга будни. От полного погружения в горе меня спасала работа. Я приходила в ресторан раньше всех и уходила последней, я всегда была готова подменить коллег в любой день и наотрез отказывалась брать отпуск. В то время Ираклий Аристархович рискнул расширить свой бизнес и открыл ещё два ресторана: «Паллада» и «Олимп». Он вызвал меня к себе в кабинет и неожиданно предложил пойти учиться на сомелье. «У меня приличные заведения, – повторил своё любимое изречение директор, с гордым видом кивая своим словам. – Самые приличные в городе, понимаешь? Ко мне приходят очень важные люди, хотят пить хорошие вина. Самые лучшие за свои большие деньги, понимаешь? Им нужен в этом деле толковый консультант. Обучение – за мой счёт». Директор не оставил мне выбора. Но было бы нечестно сказать, что я приняла его предложение без радости. Так я стала постигать азы нового ремесла на профессиональных курсах сомелье, или, по-другому, в Академии Вина, откуда через несколько месяцев вышла дипломированным специалистом. Мой диплом «обмывали» в старой доброй «Элладе» всем коллективом. А вот работать меня направили в «Олимп», который считался теперь самым крутым заведением в городе: там открылось казино и ночной клуб со стриптизом.

Глава 3

- Итак, поскольку обвиняемая отказывается признаться и раскаяться в своих злодеяниях, я, принимая во внимание заявление Её Величества королевы Эстрильды, считаю свою миссию законченной и передаю Джанину Оливию де Бейль в руки главного исполнителя королевских приговоров. Сир Рубиус, ваши слово и дело!

Мерзкий голос инквизитора, снова раздавшийся над моей головой, вырвал меня из объятий моих горьких воспоминаний.

- Я могу признаться лишь в одном, – вдруг, помимо своей воли, громко заявила я, стараясь взглядом поймать взгляд врага, – в том, что и с той стороны мироздания буду следить за тем, чтобы вам, кто вершит здесь несправедливый суд, однажды воздалось по заслугам. Да, вы все ответите за свою жестокость и непримиримость!

Это я сейчас сказала?

Нет, я, конечно, никогда не жаловалась на недостаток красноречия (всё-таки профессия обязывала) и за словом в карман не лезла, но вот чтоб выдать такое... Наверное, сейчас сказалось влияние исторической художественной литературы, которой я зачитывалась с детства.

И что ещё удивляло меня в этой ситуации, так это то, что я свободно, как на своём родном, говорила на местном языке. Собственно, за мою способность к изучению иностранных языков меня хвалила и учительница английского в школе, и преподаватель на экспресс-курсах французского. Но этот незнакомый язык незнакомого мира я, очевидно, получила в дар вместе с молодым телом Джанины де Бейль. Только жаль, что она не поделилась со мной своими воспоминаниями...

Инквизитор внезапно приблизился ко мне вплотную, склонился к моему лицу так близко, что я ощутила запах дыма на его волосах (Скольких же несчастных ты уже отправил на костёр, живодёр?), и вкрадчивым голосом произнёс:

- Значит, ты всё-таки признаёшь своё умение управлять тёмной магией, а? С той стороны мироздания сюда могут проникать только чрезвычайно одарённые и сильные сущности. Ты ведь одна из них, верно? Ты чёртова ведьма – признай это наконец, чтобы мои усердия не прошли напрасно!

- Сам пошёл к чёрту! – огрызнулась я, возмущённая тем, что этот паяц, обрядившийся в рыцаря, упорно называет меня ведьмой.

Инквизитор отшатнулся от меня. Жаль, что он скрывал своё лицо под маской, – я бы с радостью полюбовалась, как его сейчас перекосило от злости.

- Сир Рубиус, – снова раздался женский голос с истерическими нотками, который, как я теперь уже знала, принадлежал королеве Эстрильде, – прекратите уже этот балаган! Читайте смертный приговор – народ на площади с нетерпением ждёт обещанного зрелища! Давайте же не будем разочаровывать ожидания наших налогоплательщиков и устроим для них незабываемый спектакль!

Спектакль?! – снова возмутилась я, в этот раз уже про себя. – Хорошенькое дело: человека сжигают живьём, а другие смотрят на это как на театральное представление! Ну почему, почему меня забросило в тёмное, полное суеверных предрассудков и жестокости Средневековье, а не, например, в мудрую и рассудительную античность?

Некто, невидимый моему глазу, важно откашлялся, прочищая горло, и стены судилища наполнило раскатистое эхо густого, хорошо поставленного голоса:

- Заслушав показания свидетелей... лей-лей... и обвинения пострадавшей стороны... ны-ны..., вследствие чего установлено применение тёмной магии... и-и-и, запрещённой в Альсидском королевстве под угрозой смерти... и-и-и, дама Джанина Оливия де Бейль нашим повелением... ем-ем... и с согласия на то Его Величества короля Гольфрида... да-да... приговаривается к смертной казни через сожжение... ние-ие-е...

После прочтения официального приговора по моей спине снова прошла холодная дрожь. Разум отказывался верить в происходящее. Я не понимала, зачем той могущественной силе, которая двигала людьми словно фигурами на шахматной доске и расшвыривала их по разным вселенным, нужно было вырвать меня из моего привычного мира, на столь краткое время подселив мою душу в тело приговорённой к смерти девушки? В чём тут смысл? Или после сожжения меня снова куда-то переадресуют?

Пока я ломала голову над чудачествами Судьбы, дверь в судилище в который раз открылась, и послышался чей-то громкий, прерывающийся от быстрой ходьбы и нетерпения голос:

- Сир Рубиус, постойте! Согласно параграфу пять Альсидского Кодекса Правосудия коллегия судей должна выслушать свидетелей со стороны обвиняемой. Позвольте представить вам мэтра Вимора – уважаемого и многоопытного эксперта в области теоретической и прикладной магии. Полагаю, имя мэтра говорит само за себя и я не обязан, за неимением времени, перечислять здесь все заслуги этого достойнейшего человека и почётного гражданина нашего королевства. Так вот, перейдём непосредственно к делу. Мэтр, прошу вас, приступайте!

Последовало молчание, а потом в тишине раздались шаркающие шаги – и кто-то остановился рядом с плитой, на которой я лежала. Скосив глаза, я сумела разглядеть маленького седобородого человечка в сером балахоне – этакого старичка-лесовичка. Этот лубочный персонаж, вполне себе преспокойно существующий в моей новой реальности, сначала долго присматривался ко мне, едва ли не принюхивался. А потом, закрыв глаза, начал взмахивать надо мной руками, проделывая нехитрые, на первый взгляд, пассы. Я наблюдала за действиями «лесовичка», затаив дыхание. Пока было совсем непонятно, к какому они должны привести результату, но что-то подсказывало мне, что именно от этого результата зависит моя жизнь.

Наконец мэтр Вимор опустил руки, которые, точно плети, повисли вдоль его щуплого тела, и вздохнул. «Притомился, бедолага», – сочувственно подумала я, глядя на него.

- Заявляю с полной ответственностью, – спустя пять минут напряжённой тишины заговорил «почётный гражданин» на удивление звонким голосом, не соответствующим его внешней дряхлости, – что сия дама неспособна воспроизвести какие-либо магические приёмы, ибо магия её рода окончательно иссякла три поколения назад. Сия дама абсолютно безобидна и не в состоянии причинить вред даже букашке. По крайней мере, с помощью магии.

Глава 4

Туманные недомолвки Герарда и моя собственная неосведомлённость относительно сюжета этой дискуссии разжигали моё любопытство, однако мне пришлось удержаться от дальнейших расспросов. Едва я открыла рот, чтобы попросить адвоката подробнее рассказать мне о загадочных условиях, которые моя предшественница не сумела выполнить, как дверь распахнулась, и на пороге снова показались судьи во главе с сиром Рубиусом.

Члены судейской коллегии, одетые в одинаковые чёрные мантии с широкоими белыми отложными воротниками, чинно заняли свои места на деревянных скамьях, поставленных рядами. Сир Рубиус, выполняя обязанности главного исполнителя королевских приговоров, встал и с мрачной торжественностью принялся зачитывать окончательное решение суда.

- Принимая во внимание показания мэтра Вимора со ссылкой на параграф пять Альсидского Кодекса Правосудия, королевский суд постановил. Присутствующую здесь Джанину Оливию де Бейль признать неспособной к использованию тёмной магии в личных целях и по этой причине снять с неё обвинения в предумышленном убийстве наследного принца. Джанина Оливия де Бейль объявляется персоной, чьё присутствие при королевском дворе запрещено под страхом смертной казни отныне и до конца её жизни. Джанина Оливия де Бейль не имеет также права приближаться к Его Величеству королю Гольфриду во время его парадных выездов, охоты, традиционных гуляний и прочих увеселительных или же государственных мероприятий. Джанине Оливии де Бейль вменяется в обязанность немедленно покинуть столицу королевства город Лаведан и отбыть в фамильное имение Бейль, где ей и надлежит оставаться до скончания её дней. Данный приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

В этот раз эхо словно трусливо притихло под высокими каменными сводами – в голосе сира Рубиуса уже не было того энтузиазма, которым была пронизана его предыдущая пламенная речь, обещавшая мне казнь через сожжение. В первом случае он, вероятно, был счастлив угодить королеве, требующей смертного приговора; в этом же случае, он был вынужден следовать букве закона.

Я же могла лишь горячо благодарить Провидение в лице мэтра Герарда, который спас мне жизнь в сотрудничестве со «старичком-лесовичком» Вимором. И плевать с высокой горки на Лаведан со всем королевским двором, на королеву Эстрильду и на короля Гольфрида, которого я, кстати, даже в глаза не видела. Главное, у меня имеется родовое поместье, а, значит, есть куда свою голову приткнуть. Ну, а как дальше жить – разберёмся на месте.

Я покинула зал судилища в сопровождении адвоката, который бережно поддерживал меня под локоть и приговаривал, точно заботливая нянька малому дитятку: «Вот здесь осторожно – ступенька стёрлась, можно поскользнуться... А вот тут смотрите не споткнитесь!» Я же усмехалась про себя: разве может быть что-то хуже того, что мне уже пришлось пережить – пытки, унижение, страх смерти?

Честно говоря, я собой гордилась! Я вышла из застенков королевской темницы несломленной духом, хотя моё тело нуждалось в срочной и основательной починке. Придворные палачи, которые поднаторели в мастерстве пыток, стремясь вырвать у меня ложное признание, нанесли моему внешнему имиджу ущерб, заметный невооружённым глазом. Начиная с лица, «разукрашенного» синяками и кровоподтёками, и заканчивая вырванными и обломанными ногтями. И где, спрашивается, мне теперь найти профессионального косметолога и первоклассного мастера по маникюру-педикюру?

Во дворе с раскисшей землёй и мутными лужами, под мелким колючим дождиком и низкими свинцово-серыми тучами, меня ждала повозка, обтянутая плотной чёрной тканью. Я невольно вздрогнула, сравнив её с похоронным экипажем.

- Разве нельзя снять этот траурный креп? Зачем это нелепое напоминание о смерти, когда мне повезло избежать её? – высказала я своё возмущение Герарду, который, вцепившись в мой локоть, вознамерился, по всему видно, провожать меня до самой повозки.

- Ничего не могу с этим поделать, – со вздохом ответил адвокат. – Таков обычай: эти декорации носят символический характер – для короля и его двора вы умерли. Отныне вы в пожизненной опале. Люди, живущие на тех землях, по которым мы будем проезжать, не должны видеть вас.

- Мы? – изумилась я и резко повернулась к Герарду лицом. – Вы едете в Бейль вместе со мной? Скажите, мэтр, зачем вы мне помогаете? Мы ведь не родственники, нет?

- Нет, – мотнул головой адвокат так, что его шикарный парик (который, правда, уже начал терять форму, подмокая) слегка съехал набок. – Но я всегда хотел, чтобы вы, как это ни странно для вас прозвучит, были моей дочерью. Жаль, что ваша матушка, с которой вы похожи как две капли воды, не меня выбрала себе в мужья. И даже не в любовники...

Герард снова тяжело вздохнул и опустил глаза. Он выглядел сейчас таким несчастным и жалким, что мне захотелось как-то подбодрить его.

- Ну что ж, – почти весело сказала я, – милости прошу к моему шалашу. – И, перехватив удивлённый взгляд Герарда, исправилась: – Простите, я хотела сказать: добро пожаловать в мой дорожный экипаж. В конце концов, я вам должна, а отблагодарить могу лишь своим гостеприимством. Кстати, буду весьма признательна вам, если во время нашего долгого путешествия вы ознакомите меня с положением дел в моём родовом имении. Хочу, чтобы вы знали, что из-за той невыносимой боли, которая мучила меня во время пыток, я периодически теряла сознание. Что, в конечном итоге, привело к потере памяти.

- Мне очень жаль, – искренне посочувствовал мне добродушный мэтр Герард. И, кажется, даже прослезился.

Он снял висевший на жерди фонарь, внутри которого робко трепетал язычок жёлтого пламени, чтобы затем подвесить его на железной скобе внутри повозки. Поскольку во время путешествия меня, по словам адвоката, никто не должен был видеть, окна в экипаже не были предусмотрены: чтобы я, не дай Бог, не вздумала выглядывать из них, привлекая к себе взоры случайных прохожих. Таким образом, фонарь оставался нашим единственным источником освещения.

Глава 5

- Поначалу дела у сира Гилдаса пошли неплохо, – продолжал между тем Герард, бросая на меня внимательные взгляды: будто хотел убедиться, что я его слушаю. – Урожаи первых лет выдались хорошие – и винодельня заработала в полную силу. Сир Гилдас наладил сбыт своей продукции – купцы охотно покупали у него вино, которое пользовалось большим спросом в соседних городах: Ланси, Вержераке, Дорезе и Ниможе. И тогда монахи из аббатства Святого Лойола, зорко наблюдавшие за успехами сира Гилдаса, удумали увеличить размер арендной платы. Сир Гилдас рассердился и обругал монахов волками в овечьих шкурах. Как говорится, пришла беда – отворяй ворота. Сир Гилдас немолод уж был, подцепил какую-то хворь, а тут ещё все эти заботы навалились... В общем, слёг сир Гилдас да так больше и не поднялся...

Адвокат прервался – повозка угрожающе накренилась, угодив колесом в очередную колдобину, и мы оба замерли в невольном страхе. Вообще же, лично меня всю дорогу не покидало стойкое ощущение, что добраться до Бейля на полностью уцелевшем транспорте нам поможет только чудо. Повозка всё время издавала странные звуки и жалобно скрипела, точно на последнем издыхании, и мне казалось, что ещё немного – и она либо потеряет колёса, либо совсем развалится.

- После смерти сира Гилдаса положение в Бейле сразу стало угрожающим, – чуть погодя, убедившись, что опасность миновала, продолжил Герард. – Сир Альвин, который тогда только вернулся из военного похода, принялся сам управлять имением и управлял из рук вон плохо. А ведь ему ещё надлежало платить налоги в королевскую казну. Сир Альвин жаловался всем и даже самому королю, что монахи поставили его в такое положение, при котором налогов не соберёшь. А тут ещё мадам Изабетта сбежала с любовником, оставив мужа с младенцем на руках... Сир Альвин стал чернее тучи, а позже пристратился к чрезмерному потреблению вина. Хозяйство тем временем без нужного присмотра пошло вкривь и вкось. И всё равно сир Альвин не подпускает монахов к тому земельному участку, который его батюшка взял в аренду. Он заявил им, что нашёл на чердаке какой-то старый, пожелтевший, почти истлевший план, на котором ясно, как божий день, видно, что эта земля принадлежит не аббатству Святого Лойола, а имению Бейль. Монахи, конечно же, возмутились, затеяли судебный процесс. На тяжбу тоже нужны деньги, а денег у сира Альвина нет, – пришлось залезать в долги. Адвокат (кто бы мог подумать, что обманет, стервец?), которого нанял сир Альвин, клялся и божился, что выиграет дело, шесть лет доил его, как корову, потом пропустил срок, и всё пропало. Но и это ещё не всё: нужно возместить монахам судебные издержки, они пригрозили, что ждать не будут ни одной минуты. Не отдаст сир Альвин денег или землю честью – попадёт под опись. А срок не за горами – через полгода.

Герард умолк и, поджав губы, бросил на меня полный горького упрёка взгляд.

- Не хотите ли вы сказать, что в столь бедственном положении моего родителя есть моя вина? – догадалась я, без труда «расшифровав» намёк адвоката.

- Как вы понимаете, – начал отвечать адвокат, пускаясь в подробности семейной истории, – сир Альвин состояния не нажил и никакого приданого за дочерью, то есть за вами, мадам, дать не мог. Он мог рассчитывать только на чудо. Или же на милосердие какого-нибудь сеньора, который позарится на вашу нежную юность и редкую красоту. И чудо свершилось! Во время охоты в своих угодьях (земли королевского домена находятся поблизости Бейля) Его Величество король Гольфрид случайно влюбился. Вы, мадам, поднесли ему напиться, когда король проезжал мимо вашего замка. Король, поражённый вашей красотой, возжелал иметь вас подле себя, во дворце. Сир Альвин умело использовал нетерпение страстно влюблённого в его дочь государя, то подавая ему надежду, то отказывая. В конце концов он огласил условия, при которых вы, мадам, могли стать любовницей короля. Их было всего три: сто тысяч золотых, титул маркизы и письменное обещание жениться. Его Величество написал это обещание своей собственной кровью, обязуясь сделать вас своей женой, – в случае, если вы понесёте через семь месяцев после того, как он впервые возляжет с вами, и затем в срок разрешитесь от бремени сыном. Ведь королю нужен наследник престола...

Мэтр Герард снова выдержал паузу, как-то подозрительно отёр глаза и прибавил несвойственным ему тонким, почти плаксивым голосом:

- К величайшему прискорбию, ваш ребёнок появился на свет прежде времени и... умер. В то время советники короля вели переговоры о его браке с Эстрильдой из дома Рокаберти – могущественных сеньоров Визансонии. И, поскольку Его Величество больше не был связан с вами обязательством жениться на вас, его женой и королевой стала дама Эстрильда...

- Вы назвали три условия, из которых я не сумела извлечь выгоду, – напомнила я адвокату. – Первое, о котором вы только что рассказали, явилось следствием трагических обстоятельств. Второе, как я понимаю, касается денежного вознаграждения на сумму сто тысяч золотых. Вы сказали, что я лишилась этих денег по причине своей беспечности. Значит ли это, что я потратила их все до последней монетки?

- Должен сказать, что при дворе вы славились своей расточительностью, – подтвердил мои худшие опасения Герард. – Из-за вашей безграничной любви к драгоценным украшениям и нарядам из редких тканей, стоящих баснословных денег, сир Альвин, ваш батюшка, так и не увидел те сто тысяч золотых, которые могли спасти Бейль от разорения. Теперь сиру Альвину хоть петлю на шею накидывай...

Что ж, общая картина вырисовывалась в тёмных, печальных и даже мрачных тонах. И, похоже, что попала я в новом мире из огня да в полымя. Из темницы – в захудалое имение, обременённое долгами. Некий мелкопоместный разорившийся дворянин по имени Альвин де Бейль, чтобы поправить хозяйственное положение, на выгодных для себя условиях продал свою единственную дочь Джанину Оливию королю, который сделал её своей официальной наложницей. Однако Джанина, в силу своей юности и легкомысленного подхода к жизни, промотала все деньги и не оправдала чаяний своего родителя. Теперь мне стало ясно, почему сир Альвин не явился на суд. Очевидно, он не смог простить ветреной дочери крушения своих надежд. А Джанина, между прочим, и сама пережила ужасную трагедию, потеряв ребёнка.

Глава 6

При ближайшем рассмотрении нашей «дорожной находки» выяснилось, что молодой мужчина – по всем внешним признакам – увлекается регулярными физическими упражнениями и владеет бойцовскими навыками. У него было волевое лицо, тронутое приятным золотистым загаром, густые чёрные брови, разделённые залёгшей у переносицы вертикальной складкой, нос с горбинкой и красивый крупный рот. Его волнистые, длиной до линии плеч, каштановые волосы казались почти пепельными. Небрежная брутальная щетина, которую в моём мире принято называть «трёхдневной небритостью», придавала его образу ещё больше мужественности и привлекательности. Я заметила также, что левая бровь у него рассечена – очевидно, то был старый шрам от клинка. И я подумала, что именно так и должен выглядеть идеальный средневековый рыцарь: сильный, суровый, воинственный, со следами боевых ранений, свидетельствующих о его участии в кровопролитных сражениях.

Трудно так сразу объяснить, почему я нашла в этом незнакомце сходство с моим безвозвратно потерянным любимым. Возможно, причиной тому был его невысокий рост и атлетическое телосложение. А может, я интуитивно уловила в его облике ту же силу характера и тот боевой дух, которыми отличался Андрей. Как бы там ни было, незнакомец, ещё даже не заговорив со мной, уже сумел пробудить во мне симпатию, затронув некие тайные и глубоко сокрытые струны моей души.

- Простите, мадам, но мне хотелось бы узнать, что вы намерены делать с этим человеком? – заговорил Герард, и я, оторвавшись от затянувшегося созерцания рыцаря, по-прежнему находившегося в бессознательном состоянии, резко вскинула голову.

- Что я намерена делать? – немного растерянно переспросила я, адресуя самой себе вопрос адвоката. И тут же спохватилась: – Как что делать? Конечно, отвезти его в Бейль! Какие ещё могут быть варианты? Этому человеку необходимо оказать медицинскую помощь. Надеюсь, в Бейле есть люди с соответствующими навыками?

- Вы хотите сказать: медикус? – конкретизировал Герард, исподлобья настороженно вглядываясь в меня из своего тёмного уголка.

- Медикус, доктор, лекарь, знахарь... Кто-нибудь в этом роде, – ответила я.

- Иметь медикуса в своём личном распоряжении вашему батюшке не по карману, – пояснил адвокат с таким видом, будто моя неосведомлённость в этом деле огорчала его.

- Вот как! – теперь уже и я огорчилась. – Как же он лечится? А его челядь?

- В деревне живёт старый травник – вот к нему все и ходят. Зато вашим предкам не нужны были никакие медикусы: сами исцелялись – с помощью магии. Теперь-то об этом одни воспоминания остались, – Герард вздохнул и с грустью прибавил: – Как сказал мэтр Вимор, в вашем роду сила магии иссякла три поколения назад.

- Да, весьма досадно, – согласилась я, вынужденная признать тот факт, что в этом мире люди верят в магию. Но, может быть, она и в самом деле существует? Иначе здесь не было бы таких знатоков теоретической и прикладной магии, как живущий в Ущелье Чародеев старик Вимор, которому я, кстати, обязана жизнью.

- Мадам, мне понятны добрые порывы вашей благородной души, – продолжал между тем адвокат, переведя взгляд на лежащего на полу, у наших ног, рыцаря. – Но я совсем не уверен, что сир Альвин обрадуется вашему гостю. Честно говоря, у меня есть сомнения, что он будет рад и нам с вами. В любом случае, я повидаюсь с сестрой и, если сир Альвин откажет мне в радушии, смогу заночевать на постоялом дворе. Потом снова найму экипаж и поеду обратно в Лаведан. Не для красного словца сказано, но у меня, хвала Священной Триаде, нет недостатка в клиентах. У меня доходное ремесло, и я честно зарабатываю себе на хлеб. Однако, меня всерьёз беспокоит ваша судьба, мадам. Как вы поступите, если сир Альвин выставит вас за порог?

- Каким бы тяжёлым ни был нрав моего батюшки и его обида на меня, я всё же не верю, что он способен прогнать из дома свою единственную дочь. Раздетую и босую, без гроша в кармане, измученную пытками и... искалеченную, – возразила я и от внезапно охватившей меня жалости к самой себе шмыгнула носом, сдерживая непрошенную слезу.

В этот момент повозка снова остановилась, и раздался могучий бас Самсона, который и объяснил нам причины этой остановки:

- Дорез! Нужно задать корм лошадям, да и самим неплохо бы отдохнуть маленько. Здесь сегодня ярмарка: если желаете, можете присмотреть для сира Альвина какой-никакой подарок.

- Отличная идея, Самсон, – похвалила я возницу. И взглянув на неподвижного рыцаря, прибавила: – Надо бы привести в чувство нашего гостя. Я знаю одно замечательное проверенное средство. Мэтр, вы ведь не откажетесь одолжить мне немного денег?

Мне показалось, что своим вопросом я поставила адвоката в неловкое положение. Он откинулся на спинку сиденья и нервно забарабанил пальцами по деревянному подлокотнику.

- Одолжить немного денег, – с досадой пробормотал Герард, – одолжить денег... Ладно. Так и быть: я оплачу ваши покупки, мадам, если они не будут разорительны для моего кошелька, – согласился он наконец, не без колебаний приняв нелёгкое для себя решение.

- Благодарю вас, мэтр, – сказала я, по-дружески стиснув его руку, и, уже привычным движением подхватив подол платья, выбралась из повозки.

Первое, что меня порадовало, это перемена погоды. В этой местности всё выглядело иначе, нежели на окраине Лаведана, где находилась темница. Свинцово-серые тучи, которые преследовали нас всю дорогу, свились в полукруглый серебристый вал и покатились дальше. Небосклон очистился, и в лучезарной синеве засверкал огромный яркий диск солнца. Воздух, казавшийся сладостным, ощутимо прогрелся, и теперь всё вокруг будто переливалось золотом и лазурью, наполняясь живительным солнечным теплом и радостью.

Дорез оказался небольшим, но сильно укреплённым городком, который располагался на перекрёстке больших дорог, что, несомненно, делало его весьма привлекательным для торговли. Город был обнесён каменными стенами и глубоким крепостным рвом; всё пространство внутри него застроили узкими, прилепившимися друг к другу домами с плоскими или островерхими черепичными крышами.

Глава 7

Винную лавку я покинула в приподнятом настроении, получив немало любопытных и полезных для меня сведений.

Увеличив своё состояние на пару золотых, перекочевавших к нему из кошеля Герарда, торговец стал более словоохотливым и поделился со мной информацией о владельцах виноградников, у которых закупал вино. В этом негласном списке чаще всего фигурировали названия монастырей, среди которых единственным знакомым мне было аббатство Святого Лойола. То самое аббатство, монахи которого своей непомерной жадностью и тщеславием способствовали обнищанию семейства Бейль. Мысленно я уже готовилась к грядущей схватке с обитателями аббатства, горя желанием во что бы то ни стало окончательно отвоевать у них клочок земли, которую сир Альвин считал (и я надеялась, что его требования правомерны) своей.

Я отдавала себе отчёт, что иного пути у меня нет. И что благосостояние Бейля, к которому я, в теле и с именем Джанины Оливии де Бейль, имела самое непосредственное отношение, это мой единственный способ выжить в новом мире. Вместе с тем я понимала, что моя дальнейшая судьба зависит также от самого сира Альвина и от того, как пройдёт наша первая встреча.

Задавая лавочнику наводящие вопросы, я получила некоторые сведения относительно характеристики местной почвы и того, насколько она благоприятна для выращивания того или иного сорта винограда. Ещё во время своего обучения в Академии Вина я усвоила, что качество винограда и его урожайность связаны с климатическими условиями и определённым типом грунта. Лучшей почвой для выращивания винограда считается песчаная, рыхлая, гравийная, легко пропускающая тепло. Изучение состава грунта помогает грамотно подобрать сорт винограда и подвои. Подытожив информацию, полученную от лавочника, а также попробовав вино из аббатства Святого Лойола, я предположила, что почва в землях аббатства (и, соответственно, имения Бейль) по своей характеристике близка к глинисто-известковой. Учитывая тот факт, что таким типом грунта отличаются бургундские виноградники, я сделала первичный вывод: местные монахи выращивают виноград, в моём мире близкий к сорту Шардоне или Пино Нуар.

- Мадам, вы уже придумали, каким подарком можно задобрить сира Альвина? – Голос Герарда, который шагал позади меня с бочонком вина под мышкой, прервал увлёкшие меня размышления.

Я остановилась – и адвокат налетел на меня, едва не выронив свою драгоценную ношу.

- Это вы мне скажите, чем можно порадовать моего батюшку, – отозвалась я, повернувшись к нему лицом. – Вы же понимаете, что из-за потери памяти я не имею ни малейшего представления о вкусах и пристрастиях сира Альвина. Какое у него хобби? Чем он увлекается? Чем интересуется? Что коллекционирует?

- Постойте, – пробормотал Герард, сосредоточенно нахмурясь. – Дайте-ка я подумаю... По-моему, сир Альвин неравнодушен к оружию. Он ведь половину своей жизни провёл в военных походах и по-прежнему питает определённую слабость к разным видам оружия. К мечам, боевым топорам, арбалетам...

«Хм... Оружие в руках неуравновешенного, склонного к припадкам ветерана сражений? Пожалуй, это не самая лучшая идея», – с сомнением подумала я. Но, поскольку других вариантов в выборе подарка мне не предлагали, пришлось согласиться с этим.

Мы с Герардом двинулись дальше, по узенькой улочке, и, разом утонув в галдящей толпе, стали продвигаться вдоль тесно составленных лавчонок и лотков. Меня постоянно толкали со всех сторон, но обижаться, выяснять, кто наступил мне на ногу или задел плечо, не имело смысла.

Я и не заметила, как мы свернули в переулок, где торговцами и покупателями были преимущественно мужчины. О том, что здесь торгуют железом, я догадалась сначала по особенному запаху и только потом увидела товар, как говорится, лицом.

До сих пор мне не приходилось (к счастью!) иметь дела с оружием – ни с холодным, ни с огнестрельным, и интереса оно у меня не вызывало, но бог ты мой! Это импровизированное оружейное царство поразило меня своим разнообразием, которое подтверждало постоянную тягу человека к изобретательству и совершенствованию во всех сферах жизнедеятельности. В том числе, в оружейном мастерстве. Тут тебе и лёгкие фиранги с гардой, покрытой изнутри мягкими подушечками из цветного бархата, тут и одноручные мечи с булатными клинками, с ножнами и рукоятями, окованными железом, и огромные двуручные, что, считай, и не поднимешь одной рукой... Мне-то точно такой даже с места не сдвинуть... Здесь и топоры, и булавы, и копья, и алебарды, и кинжалы, и дротики... А также щиты самых разных размеров и доспехи на любой рост и вес. Настоящая антикварная оружейная лавка!

Я переходила от одного прилавка к другому, глазела на представленный товар с удивлением человека двадцать первого столетия, трогала, брала в руки, ощупывала, оглаживала. Было и любопытно и как-то... боязно, что ли. Немного обалдевшая, я не сразу поняла, что меня уже несколько раз окликнули. Подняв ослеплённые солнцем глаза, я увидела невысокого, грузноватого мужчину, с двойным подбородком, с отёками под глазами, но со всё ещё быстрым взглядом. Интересно, что ему от меня нужно?

- Эй, ты, белобрысая, я, между прочим, с тобой разговариваю, – как бы подтверждая мою робкую догадку, заявил незнакомец (не то лавочник, не то покупатель); он беззастенчиво разглядывал меня и покачивался с пятки на носок.

Я посмотрела по сторонам, желая убедиться, что «белобрысых» здесь, кроме меня, больше нет, и молча уставилась на хама, которому, очевидно, было неведомо вежливое обращение к блондинкам. И к женщинам в целом.

- Вижу, ты в деньгах нуждаешься, – продолжал тот. – У тебя есть товар, у меня – предложение. Согласишься по доброй воле – не пожалеешь. А не согласишься – заставим.

- Во-первых, прошу меня не запугивать: я уже пуганая, – невозмутимо ответила я, хотя угроза незнакомца заставила меня задуматься о собственной безопасности (учитывая физические данные Герарда, в телохранители он точно не годился). – Во-вторых, я не понимаю, о каком товаре идёт речь. К вашему сведению, я не торговка.

Глава 8

Когда мы пришли на то место, где оставили нашу повозку, нас ждал приятный сюрприз.

Рыцарь, которого я собиралась приводить в чувство с помощью вина, очнулся и теперь сидел в повозке, свесив наружу ноги в кольчужных чулках. Его усердно развлекал Самсон, громко и со смехом рассказывая скабрёзные анекдоты, не предназначенные для ушей благородной дамы, коей являлась Джанина де Бейль. Поэтому, заметив нас, возница сразу умолк, тыльной стороной ладони утирая выступившие от смеха слёзы. Рыцарь, у которого побасенки Самсона вызвали лишь лёгкую ухмылку, отвёл от него взгляд и с любопытством уставился на нашу колоритную троицу.

Думаю, в его глазах мы и в самом деле выглядели презабавно.

Девушка в испачканной, видавшей виды одежде, со следами синяков и кровоподтёков на лице и оголённых руках, которую легко принять за бродяжку, но которая держится горделиво, как истинная дворянка. Неказистый пухленький мужчина с бочонком вина под мышкой, в адвокатской мантии, также изрядно потрёпанной во время сопровождавшегося непогодой путешествия. И женщина неопределённого социального статуса, чей внешний вид как бы предостерегает о серьёзных последствиях тех, кто вздумает с ней шутить или же грубить ей.

Я заметила, как Самсон что-то коротко сказал рыцарю, а тот в ответ медленно кивнул.

- Позвольте представиться: Рэндольф де Мерадэ, – чуть склонив голову, первым заговорил рыцарь, когда мы приблизились; голос у Рэндольфа оказался под стать его внешности: низкий, с лёгкой хрипотцой, он ассоциировался с силой и доминантностью, то есть с тем, что принято называть маскулинностью.

А ещё я считала, что подобный тембр звучит очень сексуально. И от этой мысли вдруг почувствовала какое-то странное смятение, ощутив, как кровь горячей волной прихлынула к моим щекам. И всё же мне удалось быстро взять себя в руки.

- Дама Джанина Оливия де Бейль, – выпрямив спину и расправив плечи, произнесла я с достоинством чистокровной аристократки (очень хотелось верить, что род де Бейль имеет древнее знатное происхождение, и что король Гольфрид не отнял у Джанины титул маркизы).

- Аманита из Флорианжа, – самопрезентация моей новой знакомой была более скромной.

- Мэтр Герард Мелло, судебный защитник, – заявил о себе адвокат, напустив на себя важный вид, отчего стал похож на надувшегося индюка.

- Дамы, мэтр, – Рэндольф поочерёдно окинул нас троих тёплым, полным благодарности взглядом (глаза у него были светло-зелёные, цвета незрелых оливок, и этот цвет красиво контрастировал с его загорелой кожей), – я очень признателен вам за оказанную мне помощь. Самсон мне всё рассказал. Я сожалею о своём коне – Дарко, так его звали, был моим верным боевым товарищем. Вы спасли мне жизнь: с тех пор, как околел Дарко, из-за ненастья на дороге не появилось ни одного путешественника, ни одного торговца или крестьянина. Хвала Священной Триаде, ваш экипаж был послан мне как избавление от смерти. Отныне я в долгу перед вами и, клянусь благородным званием рыцаря, сделаю всё для того, чтобы за добро отплатить добром. Дамы, мэтр. Рэндольф де Мерадэ к вашим услугам!

Минуту я молчала, опустив глаза, смущённая и растроганная речью Рэндольфа. Наверное, адвокат испытывал те же чувства, потому что он тоже стоял, не шелохнувшись, не произнеся ни слова.

Неудивительно, что первой из нашей троицы заговорила Аманита:

- Признаться, лично я к вашему, сир Рэндольф, спасению не имею никакого отношения. Я – случайная попутчица. И так же, как вы, пользуюсь радушием дамы Джанины и её друга. Я направляюсь в Флорианж, где меня ждёт одна уважаемая горожанка, у которой вот-вот начнутся роды. Поэтому я буду весьма признательна вам, если вы соблаговолите тотчас занять ваше место в экипаже, чтобы мы могли, наконец, тронуться в путь.

- Так, значит, вы принимаете роды? То есть вы – акушерка? – поспешила я уточнить только что полученную информацию. И тут же, перехватив недоумённый взгляд Аманиты, исправилась: – Вы – медикус, верно?

- Для того, чтобы получить звание и лицензию медикуса, нужно пять лет просидеть в стенах столичного Мусэйона, – пренебрежительно хмыкнув, ответила Аманита. – У меня же для обучения теории нет ни времени, ни средств. Ни желания. Зачем мне теория, когда я и без неё уже давно помогаю людям? Я – потомственная знахарка. И повитуха, и травница, и костоправка.

- Вот так удача! – обрадовался Рэндольф, и его суровое, покрытое щетиной лицо мгновенно просветлело от улыбки. – Именно сейчас я нуждаюсь в услугах костоправа. Когда Дарко неожиданно завалился на дороге, моя нога застряла в стремени, и я, не успев ничего предпринять, оказался под ним. К счастью, при падении я не свернул себе шею и не повредил позвоночник. Но вот ноги... Придя в себя, я первым делом попытался подняться – и тут же упал... Я слабости не люблю ни в ком, в том числе и в себе, и к боли я привык. Готовы ли вы, мадам, помочь мне?

- Это моя работа, – сухо ответила Аманита и, молча вручив мне свой дорожный мешок, закатала рукава.

Спустя несколько минут я, адвокат и возница следили за тем, как Рэндольф, с помощью Аманиты, развязывает кожаные шнурки, снимает кольчужные чулки, обтягивающие ногу от стопы до бедра, и, морщась, сдирает льняные шоссы в бурых разводах. Аманита ощупала обе голени, потом потискала колени и добралась даже до бёдер рыцаря. Рэндольф не издал ни малейшего стона, подтвердив своё заявление о том, что привык к боли, и лишь изредка поскрипывал зубами. Наконец, вдосталь побродив по ногам рыцаря своими пальцами, Аманита закрыла глаза и принялась шептать какие-то заклинания на незнакомом языке.

- Мне кажется, я уже где-то видел эту женщину, – склонившись к моему уху, прошептал Герард. – Только не могу вспомнить, где и когда. Но меня не покидает ощущение, что наша встреча с ней была связана с какими-то трагическими событиями.

- Разве это сейчас так важно? – отозвалась я, тоже шёпотом, стараясь не мешать Аманите в проведении её «шаманского» обряда. – Главное то, что мы видим. А видим мы то, как Аманита всеми силами старается помочь человеку.

Глава 9

Остаток пути мы также провели в молчании. Рэндольф продолжал дремать, а Герард с озадаченным видом снова погрузился в свои раздумия. В какой-то момент, после того, как Аманита, не прощаясь, покинула нашу компанию, мне показалось, что адвокат хотел поговорить со мной. Однако что-то заставило его промолчать, возможно, его стесняло присутствие рыцаря.

На выезде из Флорианжа меня изумили бескрайние поля, холмистые, далёкие. Леса не было видно до самого горизонта, тонувшего в сиреневых сумерках.

Трудно определить, какое расстояние пролегало между Флорианжем и поместьем Бейль, но, когда я, приоткрыв дверцу повозки, снова выглянула наружу, замок как-то неожиданно, вдруг, надвинулся на нас высоченным валом, словно мифический исполин.

С полсотни крестьянских хижин раскинулись в беспорядке на отлогом холме; песчаная ухабистая дорога, карабкаясь по холму, вела к замку. Сам же замок, серый, неприветливый, выглядел как неуклюжее сооружение с низенькими башнями, обнесённое такими же угрюмыми крепостными стенами – наполовину каменными, наполовину деревянными. Не стоило большого труда разглядеть, что деревянный частокол на замковом валу обветшал, как, впрочем, и остальные постройки. Речушка во рву, которому наряду с валом и крепостными стенами, также предназначалось выполнять защитную функцию, заметно обмелела. На её берегах, облепленных навозом, вальяжно развалились коровы; в чёрной жидкой грязи хрюкали свиньи и визжали поросята. Слышались крики крестьян, загонявших скотину домой.

Солнце садилось; каменные стены замка розовели, тёмные брёвна частокола стали рыжими.

Подковы зацокали по подъёмному мосту, и вскоре наша повозка, скрипя колёсами, въехала в ворота замка. Во дворе, где повсюду стояли грязные лужи, было на удивление безлюдно. Только какой-то хромой старик, в коричневой залатанной рубахе и таких же портах, гонялся за пронзительно кудахтающими курами, которые разбегались от него в разные стороны. Заметив нашу повозку, старик замер на месте и сначала прищурился, вглядываясь, а потом стянул войлочный колпак с лохматой головы и низко поклонился. В ответ я, выглядывая из приоткрытой дверцы, приветливо помахала ему рукой.

- Мадам, это же просто слуга, – упрекнул меня Герард, напомнив о правилах общепринятого этикета и моём месте в социальной иерархии.

- Ну и что? Разве я не могу поздороваться со своим слугой? – беспечно ответила я. Но моё лёгкое и даже немного игривое настроение было напускным: на самом деле я ужасно волновалась в преддверии встречи с сиром Альвином, о котором у меня уже сложилось определённое мнение.

Тем временем старик нахлобучил колпак обратно на голову и побежал в дом, сильно припадая на правую ногу. Мы только выбрались из повозки, как дверь, ведущая в дом, снова открылась, и на пороге показались двое.

Тот, кто первым бросился нам навстречу, и был, как я догадалась, мой условный родитель. Я не знала возраст сира Альвина: он показался мне стариком, хотя на удивление бодро перепрыгивал через лужи под порывами ветра, безжалостно задувавшего факел, который нёс за ним его слуга. Но нет, то была служанка: рослая, плечистая, склонная к полноте женщина в скромном наряде из юбки и лифа, схваченного цветным пояском, в чепце на гладко убранных волосах. Одной рукой она поддерживала юбку, а в другой держала зажжённый факел.

- Асми! – воскликнул Герард и, обернувшись лицом ко мне, с радостью сообщил: – Это моя сестра, Асми!

- Красивая женщина. Видная, – сказала я, глядя, как к нам приближаются хозяин Бейля и его верная служанка.

- Что касается красоты, это как сказать, – отозвался адвокат. – Чересчур уж она велика и толста, может, потому на неё никто из завидных женихов до сих пор не позарился. Зато, – спохватился он, – работящая и сердце у неё доброе. Поверите ли, когда Асми ещё жила с нашими родителями, хозяйство у неё шло не хуже, чем у любого мужчины. Она всё сама делала, такая сильная. Мы ведь не из зажиточных, батраков у нас никогда не было, так Асми сама косила и пахала... Когда сир Альвин забрал её в Бейль, к себе в услужение, все думали, что Асми так и останется прачкой до конца своих дней. А она, гляди-ка, до ключницы дослужилась! Значит, сир Альвин доверяет ей...

Последние слова Герард произнёс с гордостью за сестру и умолк, услышав энергические восклицания Асми, адресованные своему господину:

- Да успокойтесь уже, сир Альвин! Нет здесь никакого купца! И дамы Изабетты тоже нет. Полно чудачить, забудьте о них!

Но сир Альвин не обращал внимания на уговоры служанки и упрямо повторял дребезжащим голосом:

- Я проучу этого гнусного соблазнителя, я не отдам ему мою Изабетту! Асми, разве ты не видишь? Вот же они, во дворе! Бежать удумали, и повозка уже наготове!

Служанка настигла сира Альвина и, свободной рукой схватив его под локоть, попыталась остановить его.

- Говорю же: нет здесь ни торговца, ни вашей жены, – повторила она.

Но сир Альвин сопротивлялся изо всех сил, рвался вперёд и грозил кому-то (судя по всему, нам с Герардом – потому как принял нас за сбежавшую мадам Изабетту и её любовника) иссохшею рукой.

- Купец приехал! – кричал он. – Купец приехал и теперь увезёт мою жену! Изабетта, стой, Изабетта! Сейчас же отойди от него! Отойди от этого пакостника, не то я за себя не ручаюсь! Асми, где мой арбалет?

При ближайшем рассмотрении я смогла, наконец, составить полный портрет хозяина Бейля. Его одежда казалась ещё старее, чем он сам: видно было, что сир Альвин не баловал себя – держался, что называется, в чёрном теле. Он был худ; с покрытыми ужасающей щетиной, впалыми щеками, с длинной, тонкой шеей и плоским утиным носом, который выдавался вперёд. Его лицо, на котором как будто навечно застыло сердитое выражение, показалось мне болезненно-бледным, а его глаза ярко горели лихорадочным блеском.

Я растерялась, не зная, как себя вести с человеком, впавшим в буйную истерику, вызванную обострением явной психической болезни.

Зато Герард подошёл к хозяину Бейля и, почтительно поклонившись, спокойно сказал:

Глава 10

Перед тем, как последовать за хозяином Бейля в дом, я набралась смелости и рассказала ему о рыцаре, которого мы нашли на дороге и который сейчас ожидал нас в повозке вместе с Самсоном.

- Как, говоришь, его зовут? Рэндольф де Мерадэ? – спросил сир Альвин и сосредоточенно нахмурился, вспоминая. – Не сын ли он дюка Ромуальда де Мерадэ?

- Да... наверное, – неуверенно отозвалась я, пожав плечами. А что ещё я могла сказать, будучи абсолютно неосведомлённой в том, кто кому кем приходится?

Зато Герард вдруг воскликнул с неудержимым порывом:

- А ведь правда! Как же я сам не вспомнил?! – Он хлопнул себя ладонью по лбу. – Яснейший дюк Ромуальд де Мерадэ! Превосходнейший человек! Род Мерадэ один из самых древних и знатных в Альсидском королевстве, а сир Ромуальд де Мерадэ некогда был первым советником короля Вильфрида – отца нашего нынешнего правителя. Говорят, его так уважали, что он расхаживал по улицам Лаведана без всякой свиты, разговаривал с простыми людьми, как равный, и что при нём все подданные короля жили и трудились в полном согласии. Сира Ромуальда называли хранителем законов и порядка; даже служители Священной Триады заискивали перед ним...

- Это было давно, мэтр, – резко прервал адвоката сир Альвин. – Былая слава Ромуальда де Мерадэ канула в безвестность вместе с его именем – после его отставки, которая незамедлительно последовала за смертью короля Вильфрида. Ну, а нынешний первый королевский советник, сир Вигмар из Леонната, вот уже два года сохраняет свою неофициальную власть главного человека в государстве. Хотя он и стоит за троном, король Гольфрид без него не принимает ни одного важного решения. Между нами говоря, у меня есть подозрения, что именно Вигмар настоял на браке короля Гольфрида и дамы Эстрильды из дома Рокаберти. Ходят слухи, что первый королевский советник и сам принадлежит к этому дому: якобы он – бастард сира Амбруаза, главы дома Рокаберти. И, если это правда, стало быть, Вигмар приходится братом нашей королеве.

Адвокат взглянул на говорившего с видом заговорщика, который вдруг встретил единомышленника, и, понизив голос до шёпота, сказал:

- Я слышал, будто сир Вигмар метит на альсидский престол, или, на худой конец, регенство: в случае, если королева Эстрильда родит своему супругу сына – наследника престола.

Последние слова Герарда заставили меня насторожиться. Я поняла, к чему клонит адвокат: ведь регента при несовершеннолетнем наследнике престола назначают лишь тогда, когда на троне нет законного правителя. Если сведения Герарда небеспочвенны, значит, можно предположить, что королю Гольфриду осталось жить ровно до того дня, как у него родится сын.

«Ну и дела творятся в Альсидском королевстве! – мысленно воскликнула я. И потом подумала: – А чего ты хотела? Ещё ни один королевский двор не обходился без интриг!»

Я никогда не видела короля Гольфрида и понятия не имела что он за человек, но мне почему-то стало его жалко. Хотя Джанина, останься она на своём месте и в своём теле, вряд ли разделила бы мои чувства. Разве можно проникнуться сочувствием к тому, кто одним лишь росчерком пера приговорил тебя к нечеловеческим пыткам и даже к смерти?

Сир Альвин, видимо, посчитав, что тема разговора становится скользкой, поспешил переменить его и вспомнил о рыцаре, за которого я, собственно, замолвила словечко в начале этой беседы.

- Стало быть, сиру Рэндольфу нужна крыша над головой?

- И крыша, и ночлег, и уход, – подхватила я, внутренне замирая: а-ну как откажет? Я уже поняла, что настроение у моего условного родителя как те пресловутые качели – то вверх, то вниз – уж очень оно, мягко говоря, нестабильное.

- Надолго? – коротко спросил сир Альвин, и мне показалось, что его седые кустистые брови угрожающе зашевелились.

- Не могу знать, батюшка, – елейным голоском ответила я, продолжая разыгрывать из себя паиньку, – может, дней пять или шесть. Завтра вечером в Бейль заглянет костоправка – вот она и скажет, когда сиру Рэндольфу можно будет встать на ноги.

- Ладно, – после короткой паузы, во время которой я стояла будто онемелая, боясь шелохнуться, милостиво проговорил сир Альвин, – пусть пока остаётся.

Услышав желанные слова, я расслабилась и даже заулыбалась. Но тут же подобралась как примерная ученица, когда сир Альвин, подняв вверх указательный палец, прибавил строгим голосом:

- И чтобы никаких глупостей!

Я так и не рискнула уточнить, что он имел в виду, хотя некоторые догадки на этот счёт промелькнули в моей голове. Вот только я не была уверена, что Рэндольф, в своём нынешнем состоянии, способен на какие-либо шалости или даже лёгкий флирт. Следовало учитывать не только его физическую слабость, но также то, что Рэндольф очень хорошо воспитан. Я бы сказала, до невозможного хорошо воспитан. Этакий образцовый джентельмен: порядочный, благородный, с безупречными манерами.

А если быть до конца откровенной самой с собой, то нужно признать и тот факт, что я, как женщина и, следовательно, объект флирта, не вызвала у прекрасного рыцаря ни малейшего интереса. И оставалось лишь гадать, был ли тому причиной мой жалкий внешний вид (вряд ли избитая девушка в грязном платье и с немытыми волосами – да разве только волосами! – имела какие-либо шансы привлечь внимание такого умопомрачительного красавца), или же у Рэндольфа де Мерадэ уже имелась дама сердца.

После того, как сир Альвин дал добро на мою горячую просьбу приютить Рэндольфа, мы с Герардом смогли, наконец, войти в дом в сопровождении Асми. Хозяин Бейля в это время отправился поздороваться со знатным гостем, кликнув с собой слуг, которые помогли бы тому перебраться из повозки в дом.

Когда я очутилась в длинной зале с каменными стенами, с продольными закоптелыми балками потолка и скудной меблировкой, мне вспомнились европейские конференции виноделов, которые зачастую проходили в таких вот средневековых замках. Правда, в моём времени и в моём мире старинные замки, благодаря усилиям реставраторов и дизайнеров, имели ухоженный, гораздо более презентабельный вид и, наполненные современными декорациями, выглядели намного ярче и жизнерадостнее.

Глава 11

- Я же совсем забыл! – вдруг вскричал Герард, подскочив на скамье как ужаленный. – Сир Альвин, мы с мадам Джаниной на ярмарке в Дорезе купили вам превосходнейший подарок! Уверен, он вам понравится!

Как вовремя адвокат вмешался в назревающий скандал! За эту попытку разрядить грозовую обстановку я была готова расцеловать Герарда, но вместо этого просто улыбнулась ему в знак благодарности.

- Какой ещё подарок? – проворчал сир Альвин и, оставив меня в покое, переключил своё внимание на адвоката. – Если вы имеете в виду вино из бочонка, то я уже оценил его. Недурственное, весьма недурственное. Хотя, должен признаться, в погребке моего отца когда-то хранились вина гораздо более высокого качества... В том числе, вино из Бейля...

За те полминуты, что прошли после упоминания сиром Альвином вина из Бейля, и до того, как Герард извлёк из-под своей мантии кинжал в ножнах, мне пришлось пережить сильнейшее нервное напряжение. Учитывая резкие перепады в настроении сира Альвина, когда триггером к срыву могло послужить что угодно, я была готова снова испытать на себе гнев моего условного родителя. Теперь следовало хорошенько запомнить, что любой разговор о вине из родового поместья может оказать на сира Альвина такое же действие, как красная тряпка – на быка.

Как только кинжал перекочевал из рук Герарда в руки хозяина Бейля, атмосфера за столом снова стала дружелюбной, располагающей к лёгким, ни к чему не обязывающим разговорам. Адвокат мог гордиться своей заслугой в установлении перемирия, которого ему удалось достичь с помощью ловкого подкупа. Сир Альвин никак не мог налюбоваться своим подарком. Было даже забавно смотреть, как этот пожилой, уже полуседой человечек с поистине детским восторгом разглядывает априори опасный предмет.

- Любопытная вещица, – наконец произнёс сир Альвин довольным голосом, – я таких ещё не встречал. Штучная работа. Отличный выбор! И кого же из вас двоих я должен за него благодарить?

- Мадам Джанину! – выкрикнул Герард.

- Мэтра Герарда! – ответила я одновременно с адвокатом.

Хмыкнув, сир Альвин повернулся к нам лицом и скорчил кислую гримасу.

- Зачем же вы лжёте, мэтр? – пристыдил он адвоката. – Я бы никогда не поверил, что идея приобрести для меня подарок принадлежит Джанине. Во-первых, моя дочь неспособна к проявлению подобной щедрости, и я не припомню ни одного случая, чтобы она баловала меня своим вниманием. А во-вторых, Джанина всегда была равнодушна к оружию и вряд ли сумеет отличить боевой кинжал от обыкновенного кухонного ножа.

Я чуть было не возмутилась столь обидным для меня отзывом: не знаю, до какой степени эгоистичной и недалёкой была настоящая Джанина, но ко мне замечание сира Альвина не имело никакого отношения. Не помню, чтобы меня упрекали в чёрствости и прижимистости. А что касается моих познаний в области холодного колюще-режущего оружия, то тут вообще не проблема понять, где то самое оружие, а где предмет кухонной утвари. Однако, вспомнив, куда и при каких обстоятельствах попала, я всё же предпочла промолчать, проглотив обиду.

Между тем сир Альвин торжественно сообщил нам, что приобретённый на ярмарке кинжал, безусловно, украсит его коллекцию оружия. И, пригласив Герарда немедленно её оценить, схватил того за руку и потащил к лестнице.

- Мадам Джанина, у меня не хватает слов, чтобы выразить вам свою признательность, – вполголоса заговорил Рэндольф, как только мы остались наедине. – Смею предположить, вам было нелегко уговорить сира Альвина дать мне временный приют в вашем замке. Но я хочу заверить вас в том же, что уже пообещал вашему отцу: я не буду для вас обузой и постараюсь как можно скорее покинуть Бейль.

- Ну что вы, сир Рэндольф, какая же вы обуза? – возразила я, одарив рыцаря робкой улыбкой: совсем как школьница, встретившая свою первую любовь. – По мне, так оставайтесь в Бейле столько, сколько захотите. Лично меня ни капельки не стесняет ваше присутствие... даже наоборот...

Я резко умолкла, запоздало сообразив, что ляпнула лишнее. Не хватало ещё, чтобы Рэндольф подумал, будто я ему навязываюсь! Несмотря на то, что репутация Джанины де Бейль уже была в некотором смысле подмочена, мне не хотелось выглядеть в глазах благородного рыцаря этакой развязной легкодоступной особой.

Любопытно было бы узнать, какое он составил мнение о единственной дочери крайне неуравновешенного сира Альвина и наследнице захудалого имения Бейль? Догадался ли он, что означали слова сира Альвина о ста тысячах королевских золотых? И если да, то какие эмоции вызвало у него осознание того, что юная Джанина являла собой, в сущности, разменную монету?

Король купил приглянувшуюся ему невинную девушку, сделал её своей любовницей (иначе говоря: попользовался ею в своё удовольствие), а потом за ненадобностью вышвырнул её из своей постели и вообще из дворца как шелудивую кошку... Что же теперь делать бедной опороченной девушке, чудом избежавшей казни? Наверное, искать жениха. Как там сказал мэтр Герард? «Возможно, потом, когда скандал с вашим именем утихнет и постепенно забудется, вы сможете найти состоятельного человека, который возьмёт вас в жёны». Выходит, если в разговоре с Рэндольфом я буду позволять себе какие-либо вольности или намёки, он, пожалуй, решит, что Джанина Оливия де Бейль намеревается его охмурить.

Размышляя таким образом, я даже не заметила, что мы с Рэндольфом продолжаем не отрываясь смотреть друг другу в глаза. И взгляд рыцаря вдруг показался мне таким смелым, что я почувствовала смятение... почти панику.

Ах, если бы я сейчас выглядела более привлекательно (в красивой чистой одежде, умытая, причёсанная, без этих ужасных следов пыток на нежной белой коже), то и уверенности у меня было бы больше! Каждая женщина, независимо от её возраста и социального положения, осознавая свою физическую привлекательность в глазах мужчины, всегда находится в выигрышном положении и чувствует себя едва ли не королевой. Но в данный момент это был, увы, не мой случай...

Глава 12

Мои физические (да и моральные в том числе) силы были уже не пределе: я не стала задерживать Асми просьбой приготовить ванну, не дожидаясь утра. Хотя, ясное дело, мне не терпелось помыться и переодеться в чистое. Но я поняла, что ради меня – неожиданной и нежеланной гостьи – никто в замке не станет возиться ночью с нагреванием воды (а её ведь ещё нужно натаскать из колодца) и приготовлением ванны. Подумав о том, что Рэндольф испытывает сейчас те же муки, я невесело усмехнулась. Что ж, придётся пока смириться...

Я с огромным облегчением освободилась, наконец, от грязных, впитавших в себя мерзкие запахи темницы, лохмотьев, которые трудно было назвать дамским платьем, хотя ткань выглядела качественной и когда-то, несомненно, очень красивой. Так, голышом, я занырнула под лёгкое пуховое одеяло и тут же закуталась в него до самого подбородка.

Только теперь я отметила про себя, что в покоях Джанины царили сырость и холод. Сколько же времени она отсутствовала в Бейле? Сколько месяцев провела в королевском дворце, мечтая о том, что останется там до конца своей жизни? Мечтала стать королевой, матерью наследника, дарила себя королю и купалась в его любви и щедрости... Верила, что эта любовь – навечно... Бедняжка Джанина! И что же она получила взамен на свою невинность, пылкие ласки и привязанность? Разбитые вдребезги мечты, потерю ребёнка, позор и унижение... Ещё бы и жизни своей лишилась, если бы не вмешательство добряка Герарда!

Лёжа в холодной постели, с трёх сторон скрытая складками лёгкой полупрозрачной ткани балдахина, я медленно обводила взглядом комнату Джанины – длинную, как мой старый школьный пенал, с низким закопченным потолком, тесно заставленную мебелью: громоздкими комодами, сундуками-ларями с выпуклыми крышками, низенькими табуретами. О, а вот и камин! Как же я сразу его не заметила? Видимо, пока я разглядывала из окна местный пейзаж, Асми успела развести в камине огонь – и теперь в нём жарко пылали поленья, наполняя комнату слабым дрожащим светом. Вот и ладушки: значит, мне не суждено околеть ночью от холода.

В постепенно прогревающемся воздухе аромат жасминовой эссенции становился резким, ещё более ощутимым. Нет, я не имела ничего против жасмина – наоборот, мне нравился его запах, который зачастую вызывал у меня ностальгию. Он был как эхо из моей далёкой юности: вспоминались густо усыпанные белыми цветами кусты жасмина, росшие у Андрея на даче, где он устраивал наши романтические свидания. От сладкого пьянящего аромата цветущего жасмина, от поцелуев любимого у меня кружилась голова – и, казалось, ничего более красивого и удивительного, чем эти волшебные ночи любви, не было в моей жизни и больше никогда не повторится...

Усилием воли я заставила себя переключить внимание на мою новую реальность.

Итак, что мы имеем, как говорится, в сухом остатке? А имеем мы в наличии следующее: есть запущенный виноградник, есть заброшенная винодельня, есть пустой (если верить словам сира Альвина) винный погреб. Что необходимо для того, чтобы: a) возделать виноградник; b) наладить работу винодельни; с) наполнить погреб бочками с вином? У меня есть необходимые знания и опыт работы сомелье: можно сказать, с вином я на «ты». Загвоздка лишь в том, что я привыкла иметь дело с готовым продуктом и никогда не занималась выращиванием винограда (сбор урожая на летней практике не в счёт!). А ещё нужно срочно найти рабочие руки!

В общем, это была весьма непростая задача, но я верила, что смогу с ней справиться. Мне не приходилось выбирать: отныне имение Бейль – мой дом, и, если я хочу сохранить крышу над головой, мне придётся за него побороться. В предстоящей борьбе я рассчитывала на сотрудничество сира Альвина, надеясь обрести в нём союзника, несмотря на все его чудачества и сварливый нрав. Пока сир Альвин является полноправным владельцем Бейля и главой семьи, я и шагу не смогу ступить без его согласия. Если он откажется участвовать в процессе благоустройства имения – пусть! Главное, чтобы не ставил палки в колёса и не путался у меня под ногами. То-то он удивится, когда увидит, как его непутёвая ветреная дочь берёт управление хозяйством в свои руки!

Так, в воспоминаниях, размышлениях и подготовке планов на ближайшее будущее, я и провела остаток ночи. Был момент, когда мне почти удалось уговорить себя уснуть. Я взбила подушку, удобно устроилась в уже тёплой постели и даже не забыла проговорить старинную присказку: «Сплю на новом месте – приснись, жених, невесте!» Лучше бы я этого не говорила! Крутилась-вертелась в постели, вздыхала оттого, что сон всё не шёл, а перед глазами маячил... сир Рэндольф де Мерадэ.

Уснуть мне удалось лишь под утро, когда за окном уже начало светать. Где-то прокричал петух, залаяла собака. Замок просыпался, а у меня веки будто свинцом налились. Стоит ли говорить, что завтрак я бессовестно проспала?

Разбудил меня стук в дверь.

- Мадам Джанина, Асми спрашивает, когда вы изволите искупаться? – донёсся до меня робкий девичий голосок, и я, вскочив, в недоумении огляделась вокруг.

В какой-то момент мне почудилось, будто я снова оказалась в своём родном мире, и время, отмотавшись назад, вернуло меня, живую и невредимую, обратно – в привычную комфортную обстановку. Но нет. Новая реальность снова обрушилась на меня подобно отрезвляющему ледяному душу. Я – Джанина Оливия де Бейль, подданная и бывшая фаворитка правителя Альсидского королевства, счастливо избежавшая смерти, и моя борьба за выживание только начинается.

- Искупаться изволю немедленно! Сию же минуту! – нарочито громким голосом ответила я на прозвучавший вопрос и, потянувшись, слезла с кровати.

Босые пятки тотчас пронзил холод каменных плит пола, и я поёжилась, обхватив себя руками. Огонь в камине догорал, наполняя комнату горьковатым запахом сгоревших поленьев.

- Тогда извольте пройти в мыльню, – донёсся из-за двери всё тот же голосок, обладательнице которого было, наверное, не больше тринадцати лет.

- Уже иду! – прокричала я и подбежала к одному из сундуков, где, по моему разумению, должна была храниться одежда Джанины.