Владелица замка Темные пески

Глава 1

«Замок «Темные пески» возвышается над плодородной равниной, как мрачный страж в самом сердце империи Драгораш. Его башни, сложенные из древнего, почти черного камня, добытого в глубинах Гор Драконьего Хребта, увенчаны остроконечными шпилями, будто вонзающимися в небо. Каждый шпиль украшен железными флюгерами в виде воронов с распростертыми крыльями, скрипящими на ветру, словно предвещая беду. Стены, испещренные временем и покрытые местами цепким плющом цвета старой крови, излучают едва уловимый холод даже в летний зной – вечное напоминание о его прошлом. У основания стен, в трещинах между камнями, иногда можно разглядеть выцарапанные руны, почти стершиеся от времени, но все еще источающие слабый, мерзкий гул, если к ним прикоснуться.

Со всех сторон замок окружают щедрые земли: на юге и востоке простираются золотистые поля пшеницы и ячменя, перемежающиеся садами, где зреют сочные фрукты – яблоки, сливы и темно-красные гранаты, которые местные жители шепотом называют «кровавыми плодами». К северу подступают дремучие леса Иммерталь, полные вековых дубов, темных елей и вековых тайн; по их опушкам бегут ручьи, сливающиеся в полноводную реку Аштар, огибающую замковые владения с запада. Вода в этих ручьях всегда холодна, даже в разгар лета, а рыбаки избегают ловить рыбу в тех местах, где тень от замка падает на воду. А там, на западе, высятся суровые хребты Гор Драконьего Хребта, их заснеженные вершины теряются в облаках, а склоны хранят залежи железа и серебра, столь ценные для короны. В предгорьях, среди скал, прячутся старые шахты, где когда-то ведьмы добывали руду для своих темных обрядов, а теперь трудятся каторжники под присмотром надсмотрщиков Артарашей.

Считается, что в глубокой древности, задолго до восхода имперского солнца, замок принадлежал могущественному и тайному клану ведьм, именовавших себя Хранительницами Бездны. В его сумрачных залах и подземных склепах они творили свою черную волшбу, призывая силы, от которых стыла кровь в жилах. Говорят, что самые темные ритуалы совершались в лунные ночи в центральной башне, прозванной местными «Иглой Теней». Ее верхние ярусы до сих пор закрыты для всех, кроме главы рода Артарашей, а ключ от черных дверей, ведущих наверх, хранится в железном ларце под охраной трех заклятых стражей. Именно поэтому сами камни замка, от фундамента до зубцов стен, насквозь пропитались магией, впитав ее, как губка, и запечатав на века вперед. Эта магия до сих пор шевелится в тишине, проявляясь холодными сквозняками в запертых комнатах, странными бликами в сумерках и шепотами, доносящимися из глухих уголков. Слуги иногда находят на полу коридоров отпечатки босых ног, обведенные инеем, хотя никто не мог пройти там незамеченным.

Ведьм изгнал великий император Ракташар, да будут боги благословенны к его памяти. Его поход против Тьмы, длившийся десятилетия, завершился кровопролитной осадой «Темных песков». Легенды гласят, что последняя битва развернулась в самом Сердце Замка – в круглом зале под «Иглой Теней», где пол выложен мозаикой в виде спирали, ведущей вниз, в темноту. Падшие колдуньи, прежде чем пасть, наложили на стены свое последнее, яростное проклятие, и с тех пор ни один Артараш не доживал до старости без того, чтобы не увидеть во сне горящие глаза в глубине зеркал. Новые хозяева поселились в опустевшем замке относительно недавно, не больше двух веков назад. Их потомки, графы Артараш, завладели не только обширными землями, некогда принадлежавшими ведьмам, но и, благодаря удачным бракам, военным заслугам и порой сомнительным сделкам, прибрали к рукам соседние территории – плодородные долины вдоль Аштара и стратегически важные подступы к горным перевалам. Их герб – черный ворон на кроваво-красном поле – теперь красуется на знаменах над каждым поселением в округе.

Это стремительное возвышение и расширение владений Артарашей, разумеется, вызвало глухое, а порой и открытое недовольство окрестных дворян, чьи роды считали себя куда более древними и заслуженными, но менее удачливыми. На пирах в соседних замках шепчутся, что Артараши платят за свою удачу слишком высокую цену, и что их предок, первый граф, заключил сделку с тем, что до сих пор шепчется в стенах «Темных песков». Но эти разговоры быстро затихают, стоит лишь кому-то неосторожно вспомнить, как внезапно угасли родовитые соседи, осмелившиеся бросить вызов вороньему дому».

Я прервала чтение сухого исторического фолианта, закрыла тяжелую кожаную обложку с потускневшим золотым тиснением, на котором едва угадывался герб моего рода – ворон с распростертыми крыльями, обвитый чертополохом. Книга издала глухой стук, когда я отставила ее в сторону, и облачко пыли поднялось с пергаментных страниц, закрутившись в луче закатного света. Пыльный запах древних чернил, тлена и чего-то горьковатого – возможно, следов защитных заклятий – смешивался с ароматом воска, которым натирали темное дерево стола. На его полированной поверхности отражались блики заката, словно лужицы расплавленного золота.

Сквозь высокое стрельчатое окно моих покоев, расположенных в южной башне, лился теплый, густой свет угасающего дня. Свинцовые переплеты делили вид на равнину на части, как в старинной витраже, лишенном цветных стекол. Там, за зубчатым краем крепостной стены, за бескрайними полями, уже тронутыми вечерней синевой, садилось огромное багровое солнце. Оно окрашивало облака в оттенки пурпура и золота, а длинные тени от башен замка ложились на землю, словно щупальца, тянущиеся к дальним хуторам, где крестьяне уже зажигали в окнах тусклые огоньки. Воздух наполняла предвечерняя тишина, нарушаемая лишь криком пролетающей вороны – старой знакомой, что каждый вечер садилась на край моей башни – да далеким лошадиным ржанием со двора, где конюхи готовили стойла для гостевых коней.

Приближался вечер. Вечер приема. Уже совсем скоро подъедут кареты, запряженные вороными жеребцами с серебряными подковами, заполнив обычно суровый внутренний двор шумом, светом фонарей и гостями. Я знала, что среди них будут и те, кто улыбается мне в лицо, шепча за спиной проклятия, и те, кто мечтает увидеть, как род Артарашей падет, как пали когда-то ведьмы. Следовало подумать о платье, в котором я, графиня Маргарита горт Артараш, выйду встречать этих гостей – и соседей, и завистников, и союзников в одном лице. Выбор должен был быть безупречным: ни слишком роскошным, чтобы не вызывать лишних пересудов, ни слишком скромным, чтобы не дать повода усомниться в моей власти.

Глава 2

Одежды у меня было не очень много – провинциальная портниха, старая мастерица из ближайшего городка, обшивала более именитых и богатых клиенток из столицы или соседних крупных баронств. До меня, владелицы мрачноватого замка на отшибе, она доезжала редко, а когда приезжала, то шила что-то простое и практичное, ссылаясь на нехватку времени и модных материалов. А моя личная прислуга, хоть и преданная, не умела шить шикарные платья. Вот рубашки покроить и сшить, обычные, нательные, из добротного льна или хлопка – это да, запросто. А платья для балов и приемов – самые простые, без изысков, часто перешитые из старых. И потому я, вопреки строгому этикету Драгорашской империи, вынуждена была показываться на людях в одном и том же наряде по два, а то и три раза. Не сказать, чтобы я, бывшая Маргарита Андреевна, сильно горевала по этому поводу – земной опыт научил ценить практичность. Однако же я прекрасно понимала, что данный факт, вкупе с моей «незавидной» репутацией и странноватым замком, не помогает привлечь ко мне внимание тех самых красавцев-женихов, о необходимости которых мне так настойчиво напоминали.

Сегодня я надела лучшее из того немногого, что у меня было: темно-синее бархатное платье. Цвет напоминал глубину ночного неба или темные воды реки Аштар в час перед грозой. Бархат был густым, тяжеловатым, с глубоким ворсом, который ловил свет свечей и факелов, отливая легким благородным блеском, будто сквозь ткань проглядывали звезды. Платье было пышным от талии книзу, с несколькими нижними юбками из более жесткой ткани, которые создавали объем, но без излишеств – никаких кринолинов в провинции не водилось.

Лиф был узким, почти сковывающим, с жестким корсетом внутри, который заставлял держать спину прямо, а дыхание делал неглубоким – каждый вдох давался с усилием, будто я носила на себе невидимые цепи. Именно на лифе сосредоточилось единственное украшение: он был расшит серебряными нитями в виде причудливого, но не слишком сложного узора – стилизованных волн или, может, сплетающихся ветвей. Если приглядеться, узор напоминал древние руны, но я предпочитала не задумываться, не было ли это наследием тех самых Хранительниц Бездны.

Рукава были моей слабостью – пышные «фонарики» от локтя до запястья, слегка присобранные у плеча и свободно ниспадающие вниз, открывая узкие манжеты из тонкого белого батиста. Когда я двигалась, рукава колыхались, как крылья ночной птицы, а в складках ткани прятались карманы – моя маленькая вольность, за которую портниха ворчала, но все же сделала.

Под платье я надела единственные приличные туфли – темно-синие бархатные, на невысоком, но устойчивом каблучке, которые уже начинали немного натирать пятки. Они были куплены три года назад в столице, во время моего единственного визита ко двору, и с тех пор бережно хранились в шкафу, завернутые в мягкую ткань.

Личная горничная, смешливая толстушка Мэри с вечно розовыми щеками, напоминавшими спелые яблоки, уложила мои темно-каштановые, чуть вьющиеся волосы. Ее пухлые пальцы, привыкшие к грубой работе, удивительно ловко справлялись с непослушными прядями. Прическа получилась незамысловатой, но аккуратной: часть волос была собрана сзади в тугой узел, закрепленный простыми деревянными шпильками, а несколько прядей искусно выпущены обрамлять лицо и смягчать его угловатые черты. "Чтобы ваша светлость не выглядела слишком строго", - бормотала Мэри, закусывая губу в сосредоточенности. Никаких сложных валиков, локонов или диадем из волос – Мэри не владела такими премудростями, да и некому было научить ее этим столичным хитростям в нашем захолустье.

Затем она сделала мне легкий вечерний макияж, достав из потертого бархатного мешочка свои нехитрые принадлежности: лишь чуть подчеркнула острые скулы легкой пудрой цвета загара, нанесла на немного пухлые губы бальзам с едва уловимым розоватым оттенком, пахнущий медом и лавандой, а на черные ресницы – крошечную тушь, чтобы глаза, серо-голубые, как дымка над горами на рассвете, казались чуть выразительнее. Никаких ярких румян или помад – не в моем стиле, да и не к лицу. "И без того красавица", - неуклюже похвалила Мэри, отступая на шаг, чтобы оценить свою работу. В ее голосе слышалась неподдельная гордость - словно она готовила меня не к банальному приему, а к коронации.

На шею я надела главную фамильную драгоценность – тяжелое золотое колье в виде гибкой ленты, украшенное крупными, глубокого василькового оттенка сапфирами в старинных кастах и мелкими бриллиантами, искрящимися холодным блеском. Металл был настолько старым, что потерял желтизну, приобретя благородный бледный оттенок. Колье ощущалось непривычно тяжелым и чужим, будто впивалось в кожу тонкими зубцами. В уши – серьги-гвоздики с такими же, чуть меньшими сапфирами, которые Мэри вставляла с осторожностью, боясь причинить мне боль.

Все, я готова. Можно спускаться по холодным каменным ступеням, по которым столетиями ступали ноги моих предков, оставивших в камне едва заметные углубления. Можно застыть на мгновение на пороге бального зала, где уже слышны приглушенные голоса и шелест шелков, собрать на губах улыбку – ту самую, светскую и безупречную, которую я так долго тренировала перед зеркалом – и притворяться, что я очень, очень рада их видеть. Ну просто счастлива, да. Как же иначе.

С этими невеселыми мыслями я переступила порог спальни и направилась по просторному, высокому коридору. Каменные стены, гладкие от времени и бесчисленных прикосновений, были освещены не огнем, а магическими шарами, вмурованными в старинные бронзовые бра с изображением вороньих голов. Они излучали мягкий, холодноватый голубоватый свет, отбрасывая причудливые тени от резных карнизов на потолке и тяжелых гобеленов на стенах, изображавших сцены сомнительных побед предков - то ли в битвах, то ли в темных ритуалах. Воздух здесь всегда пахнул пылью веков, едва уловимым, вездесущим холодком древней магии, пропитавшей камни - запах, напоминавший мне о том, что эти стены помнят куда больше, чем я могу представить.

Глава 3

- Добро пожаловать, гости дорогие, – улыбнулась я, стараясь, чтобы уголки губ приподнялись достаточно высоко, а голос звучал тепло и приветливо, хотя внутри все сжималось от напряжения, будто туго затянутый шнурок корсета. Улыбка получилась натянутой, чуть фальшивой, как плохо приклеенный декор на дешевой шкатулке. Я замерла на последней ступени лестницы, позволяя всем собравшимся внизу в холле увидеть хозяйку замка во всей ее не слишком впечатляющей красе. – Рада вас видеть здесь, в стенах Темных песков. Прошу, проходите в главный зал. Там уже приготовлены и напитки, и закуски, надеюсь, все по вкусу.

Народ одобрительно загудел, этот гул эхом отразился от каменных сводов, смешавшись с шепотом шелков и скрипом подошв по камню. На лицах мелькнули оживление и притворная благодарность. Началось неспешное, чинное перемещение в сторону распахнутых двустворчатых дверей зала, откуда уже лился теплый свет сотен свечей в массивных канделябрах и доносились аппетитные запахи жареного мяса с розмарином, печеных яблок с корицей и чего-то пряного, острого. Халяву тут любили искренне, даже очень, особенно если она подавалась в таких древних и слегка зловещих стенах. Парадные камзолы и кринолины зашелестели по каменному полу, а за гостями потянулся шлейф разнородных парфюмов.

- Добрый вечер, найра Маргарита, – прогремел бас, перекрывая общий шум. Ко мне подошел, слегка переваливаясь, высокий, плотный, как добротный дубовый шкаф, Ольтар горт Канранский, барон Годарский. Его лицо, обветренное и красноватое, будто после долгой верховой прогулки, было обрамлено аккуратно подстриженной седой бородой, в которой прятались крошки от недавней закуски. На груди поблескивал орден Защитника Южных Рубежей за какую-то давнюю кампанию против кочевников. – Вы чудесно выглядите сегодня. Бархат вам к лицу, – добавил он, и его маленькие, глубоко посаженные глазки, похожие на две смородинки, скользнули по моему платью с оценкой, от которой внутри все съежилось, будто пытаясь стать меньше.

- Благодарю вас, ваша милость, за столь любезные слова, – вынужденно затрепетала я ресничками, опуская взгляд вниз, к его массивным, украшенным перстнями с печатками рукам, от которых пахло дорогим табаком и лошадиным потом. У барона имелось большое, богатое поместье на плодородных землях южнее Аштара и трое неженатых сыновей, старшему из которых едва исполнилось двадцать. И я, скрепя сердце, рассматривала каждого из этих юнцов (о которых знала лишь по слухам – ленивых, избалованных и не слишком умных) как своих потенциальных женихов. Они, правда, не торопились отвечать мне взаимностью, да и сам Ольтар, видимо, не считал графиню Артараш достойной партией для своих отпрысков. Но ведь все могло измениться в любой момент, стоило только зацепиться за ниточку. – Прошу, не стойте здесь, проходите в зал. Я приказала открыть специально для вас ту самую бутыль с выдержанной вишневой наливкой, что делал старый погребщик по рецепту моего прадеда. Говорят, она обладает... особенным вкусом.

Глаза Ольтара предсказуемо заблестели с вожделением, как у кота, унюхавшего сметану. О, он был известным на всю округу любителем крепких наливок, особенно вишневых. Его губы, влажные и мясистые, мгновенно расплылись в довольной улыбке, обнажив желтоватые зубы. Правда, я прекрасно помнила прошлые приемы: после второй, максимум третьей рюмки этой "огненной воды" барон становился развязным, громким, и к нему лучше было не подходить – засыплет пошлыми шуточками и начнет хватать за руку "для галантности", оставляя на коже жирные следы от пальцев. Но что ж поделать, ради потенциальных женихов и укрепления положения приходилось чем-то рисковать. Хотя бы собственным спокойствием.

Я задержалась на ступенях, наблюдая, как последние гости, обмениваясь церемонными поклонами и улыбками, скрываются в сияющем проеме дверей зала. Гул голосов оттуда становился все громче, смешиваясь со звуками лютни, на которой где-то в углу начал наигрывать музыкант — мелодия была старинной, с грустными, затяжными нотами, будто доносящимися из самих стен замка. Когда холл окончательно опустел, я сделала глубокий вдох, ощутив, как корсет впивается в ребра, и перешагнула порог зала последней. Тяжелая дубовая дверь с глухим стуком закрылась за моей спиной лакеем в ливрее с фамильным гербом. Вечер, полный притворства, светской лжи и тонких игр, официально начался. Моя роль "самой настоящей радушной хозяйки" вступила в свою главную фазу.

Гости общались, ели, пили, смеялись. Зал наполнился гулом приглушенных разговоров, звоном хрустальных бокалов и серебряных приборов о фаянсовые тарелки с гербом Артарашей. В воздухе витал сладковатый аромат жареного фазана с яблоками, смешанный с терпкими нотами красного вина из наших подвалов и легким дымком от камина, где потрескивали поленья иммертальского дуба. Я же, словно тень, скользила от одной группы к другой, застывая на несколько минут возле каждого кружка гостей. На моих губах играла дежурная улыбка, а пальцы нервно перебирали складки бархатного платья, нащупывая в кармане крошечный, гладкий камешек — мою тайную "спасательную соломинку", привезенную из прошлой жизни.

Осматривая собравшихся, я невольно отмечала печальную закономерность — большинство гостей были среднего возраста, с проседью в волосах и сеточкой морщин у глаз, словно карта прожитых лет. Молодежи почти не было. Те немногие юные особы, что присутствовали, уже носили обручальные кольца или помолвочные перстни с камнями, блестевшими при свете свечей — результат давних договоренностей между соседними родами, скрепленных печатями и договорами. Остальные, не обремененные брачными узами, к сожалению, не могли похвастаться ни знатными титулами, ни солидным состоянием. Таким образом, передо мной стоял незавидный выбор: либо пожилые вдовцы с дурными привычками (вроде барона Ольтара, уже приступившего к своей любимой наливке), либо обедневшие дворяне, мечтающие поправить свои дела за мой счет.

Глава 4

От нежелательного общения меня неожиданно спасла первая сплетница округи – баронесса Загрина горт Ерсайская. Эта дама средних лет с ярко-рыжими, явно подкрашенными хной волосами, уложенными в сложную башню из локонов, украшенную живыми цветами и миниатюрными чучелами колибри, и чрезмерно оживленной мимикой слыла самой эксцентричной особой во всем графстве. Местное общество считало ее манеры вульгарными, а смех – слишком громким и неприличным, похожим на крик рудовой вороны, но тем не менее терпело ее присутствие на всех значимых мероприятиях.

Судьба баронессы была предметом постоянных пересудов – будучи дочерью провинциального помещика, она умудрилась в молодости очаровать столичного аристократа, выйти за него замуж и уехать в столицу. Там она родила пятерых наследников, ловко обустроилась при дворе, а после неожиданной смерти супруга (ходили слухи, что он умер от апоплексического удара после очередной ее выходки) вернулась в родные края, привезя с собой не только внушительное состояние, но и целый сундук излишне ярких столичных нарядов. Ее имение, перестроенное в новомодном стиле с излишней позолотой на каждом карнизе и вычурными статуями нимф в неприличных позах, вызывало не только насмешки, но и невольное восхищение соседей.

Никто не любил Загрину искренне – ее болтливость и привычка перебивать собеседников раздражала даже самых терпеливых. Однако все без исключения приглашали ее на свои приемы – слишком ценными были ее связи при императорском дворе (ее младший сын занимал должность церемониймейстера) и слишком щедрыми бывали ее пожертвования в местные храмы, где она заказывала у жрецов молитвы о здравии своих внуков с такой частотой, что те начинали вздрагивать при ее появлении.

Баронесса обладала почти сверхъестественным чутьем на скандалы и сплетни. Она могла часами шептаться в углу бального зала, попивая ароматный чай с дорогими заморскими сладостями и смакуя каждую пикантную деталь из жизни окружающих. И сейчас она появилась передо мной словно из ниоткуда, перехватив меня в самый нужный момент, когда виконт уже открыл рот, чтобы представить своего сына.

Одетая в кричащее платье лимонного цвета с нелепым количеством рюшей и бантов, она напоминала распустившего хвост павлина. Ее пальцы, украшенные перстнями с огромными камнями, которые могли бы служить неплохим оружием в умелых руках, вцепились в мой локоть с силой голодного клеща, не оставляя шансов на отступление.

- Ах, найра Маргарита! – запричитала она нарочито громко, чтобы привлечь внимание окружающих, ее голос звенел, как разбитый хрусталь. – Вы не слышали? Такая ужасная неприятность случилась с бедной герцогиней Ангуласской! Представьте – ей пришлось срочно выдать свою старшую дочь за какого-то купца! Да не просто за торговца, а за того самого, что поставляет в столицу древесину! Можно ли вообразить больший мезальянс? Говорят, у него руки вечно в смоле, а в разговоре он путает бургундское с обычным столовым вином!

Глубоко в душе мне было абсолютно все равно, за кого вышла эта незнакомая мне дочь герцогини, и какие конкретно обстоятельства вынудили ее пойти на такой шаг. Но по сравнению с перспективой выслушивать неуклюжие комплименты сына виконта, даже болтовня Загрины казалась приемлемой альтернативой. Я позволила ей увлечь меня в сторону, подальше от разочарованного взгляда виконта и его растерянного отпрыска, чувствуя, как напряжение в плечах немного спадает.

Я наклонила голову, изображая живой интерес, и даже слегка приоткрыла рот в наигранном удивлении, словно актриса в плохой придворной пьесе.

- Неужели? – негромко произнесла я, ловко подыгрывая баронессе, в то время как мои пальцы нервно перебирали складки бархатного платья. – Как же такое могло случиться?

Мой тон был полон подобострастного любопытства, хотя мысли уже блуждали далеко от этого разговора, уносясь к холодным каменным стенам моих покоев, где можно было бы наконец снять эту улыбку, как тесный корсет. Но игра в благодарную слушательницу была куда предпочтительнее других вариантов этого вечера.

До самого конца вечера я искусно избегала оставаться без сопровождения. Виконт Ласский, словно хищная птица, не сводил с меня пристального взгляда - его желтоватые глаза с красноватыми прожилками следили за каждым моим движением сквозь толпу гостей, а его пальцы с засаленными ногтями нервно теребили край потрепанного камзола. Временами мне казалось, что вот-вот услышу за спиной его грузные шаги и неуклюжие попытки сына завязать светскую беседу, полную неловких пауз и неправильно произнесенных титулов. Поэтому я методично перемещалась по залу, пристраиваясь то к одной, то к другой группе гостей, делая вид, что внимательно слушаю их разговоры о новых налогах на шерсть или о достоинствах последней партии вина с южных склонов. И даже иногда усердно поддакивала услышанному, то улыбаясь, то хмурясь в такт чужим словам, как марионетка, управляемая невидимыми нитями светского долга.

За эти несколько утомительных часов я узнала больше светских сплетен, чем за весь предыдущий месяц. Оказалось, мои соседи-аристократы ведут куда более насыщенную личную жизнь, чем можно было предположить, глядя на их надменные лица во время официальных приемов. Графиня Вальтерская, дама лет сорока с лицом, напоминающим замшелый камень, тайно встречается с младшим братом своего мужа (а тому совсем недавно исполнилось двадцать лет, и он, по слухам, больше увлекался поэзией, чем женщинами). Старый барон Кристоф, чья спина согнулась под тяжестью лет и долгов, только что женился в пятый раз, теперь уже – на восемнадцатилетней девушке с глазами испуганной лани, которую он выиграл в карты у ее собственного отца. Сын герцога Ланского, тот самый, что считался образцом благородства, был замечен в столичном борделе "Алый веер" в компании сразу трех куртизанок, причем все они были одеты в костюмы сказочных существ из сказок.

Глава 5

Утро началось бодро и очень рано – едва первые лучи солнца позолотили зубчатые стены замка, окрасив серый камень в теплые медовые оттенки, как во двор влетел запыхавшийся управляющий с докладом, что в ближайшей деревеньке (а их у меня и так было немного) стали пропадать люди. Вот так выйдет крестьянин на двор по нужде, раз – пропал. Баба пойдет скотину кормить – тоже пропала. Детишки побегут играть, и опять пропадут. Уже десятка голов не досчитались.

- И куда они могли пропасть? – хмуро спросила я, подавляя зевок. Мы встретились в малой гостиной на первом этаже – скромном, но уютном помещении с дубовыми панелями на стенах, потемневшими от времени, и потертым, но добротным ковром перед камином, где тлели последние угольки от ночного огня. Я сидела в своем любимом кресле с высокой спинкой, кутаясь в утренний шерстяной плед с выцветшим узором, пока Стив, переминаясь с ноги на ногу, докладывал о беде. – Что там творится, в той деревне?

- Дык наверняка нечисть лютует, госпожа, - пробасил управляющий, высокий широкоплечий Стив, одетый в холщовую рубаху и широкие штаны, перехваченные кожаным ремнем. Его широкое, обветренное лицо было серьезным, а в глазах, цвета спелой ржи, читалась неподдельная тревога. – Кикимора глаза отводит, или шакра веселится. Мужики говорят, перед пропажей в огородах следы странные видят – будто кто босой, да с перепонками между пальцев бегал. А поутру находят лужицы мутной воды с запахом тины.

Я прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. О кикиморах слышала – в старых книгах упоминались эти существа, любящие путать пряжу и пугать домашний скот. Но шакра... Это слово было мне незнакомо, оно звучало чуждо и угрожающе, как шепот из другого мира. Впрочем, сейчас меня волновали не классификации потусторонних существ, а судьба пропавших крестьян.

- И что делать? – я снова подавила зевок. Спать хотелось невероятно, веки налились свинцом после бессонной ночи, проведенной в размышлениях о вчерашнем приеме. – Надо ж как-то этих крестьян возвращать.

Стив почесал затылок, отчего его волосы, похожие на паклю, встали торчком.

- Дык вы ж хозяйка, госпожа, вам и ехать, с нечистью говорить. Мага-то сильного у нас нет. А вы... вы ж Артараш. Ваш род с такими делами испокон веков справлялся.

В его голосе звучала непоколебимая уверенность, что решение этой проблемы лежит исключительно на моих плечах. Он смотрел на меня с ожиданием, словно я должна была просто взмахнуть рукой – и нечисть исчезнет, а крестьяне вернутся.

Отлично. Просто восхитительно. Я сжала пальцы на подлокотниках кресла, чувствуя, как ногти впиваются в потертый бархат обивки, оставляя вмятины. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь свинцовые переплеты окон, вдруг показался мне насмешливо ярким, освещая пылинки, кружащиеся в воздухе, будто танцующие духи.

Где-то за стеной слышалось мерное потрескивание дров в камине и шарканье ног служанки, готовящей утренний чай с травами – знакомый, успокаивающий звук. Обычные, такие привычные звуки домашнего уюта, которые теперь казались издевкой. Ведь мне предстояло оставить этот уют и отправиться бороться с чем-то неизвестным и явно враждебным, с чем-то, что крало людей из-под носа, не оставляя следов, кроме этих жутких отпечатков с перепонками...

Я никогда не была знакома с потусторонним. Даже на Земле, где все эти истории считались сказками, я не верила в сверхъестественное. Никогда не оставляла молоко домовому, не стучала по дереву, не плевала через плечо. А теперь мне предстояло лицом к лицу столкнуться с настоящей нечистью - той, что уводит людей в неизвестность, оставляя за собой лишь тину и следы с перепонками.

- Госпожа, вам чай подавать или сразу карету готовить? - робко поинтересовалась заглянувшая в дверь горничная. Ее голос, тонкий и немного дрожащий, вывел меня из оцепенения.

Я резко встала, чувствуя, как плед соскальзывает с плеч на пол, где его тут же подхватила служанка.

- Карету. И... книгу о местной нечисти, если таковая имеется в книгохранилище.

Голос звучал чужим, слишком высоким от напряжения, словно его издавал кто-то другой.

Мысли метались, как испуганные птицы, ударяясь о стены сознания. Что я скажу этой нечисти? Как буду уговаривать? Предложу обмен? Или придется угрожать? А если она окажется сильнее? В голове всплывали обрывки когда-то прочитанных сказок - подношения в виде хлеба с солью, заговоры шепотом на перекрестках, обереги из рябины. Но это все были детские страшилки, не имеющие ничего общего с реальностью, в которую я теперь попала.

Стив все еще стоял передо мной, ожидая распоряжений. Его простоватое лицо выражало безоговорочную уверенность в том, что его госпожа справится с любой напастью. Эта слепая вера была почти невыносима.

- Приготовьте мне... - я замялась, - мешочек с солью. И железный нож. На всякий случай.

Хотя прекрасно понимала, что против настоящей магии эти предметы вряд ли помогут. Соль могла рассыпаться, а нож - затупиться о то, что нельзя порезать.

Пока служанки суетились, собирая мои вещи, я стояла у окна и смотрела в сторону Черного ручья. Там, за лесом, в маленькой деревушке, люди исчезали без следа. И теперь мне, бывшей Маргарите Андреевне, мелкому клерку из провинциального городка, предстояло стать их спасительницей.

Боги, за что мне все это?!

Собралась я на удивление быстро – по местным меркам, конечно. Уже через сорок минут, облаченная в простое дорожное платье из плотного серого баркана[1] с узким серебряным шитьем по подолу, изображающим защитные руны, я спускалась по широким ступеням парадного крыльца. На мне были практичные кожаные перчатки без украшений и удобные ботинки на низком каблуке – не роскошно, но для деревенской поездки в самый раз. В кармане платья лежал тот самый мешочек с солью, зашитый красной нитью, и небольшой, но крепкий железный нож в кожаных ножнах.

Глава 6

К деревушке у Черного ручья я подъехала после обеда, с желанием убивать. Злая, готовая собственными руками разорвать любую нечисть, я вылезла из кареты на окраине деревушки, огляделась. Пусто. Тихо. Ни собаки не лают, ни птицы не поют, ни дети не кричат. Дома, обычно такие оживленные, теперь стояли с закрытыми ставнями, словно слепые. Ни дыма из труб, ни привычного стука топоров у дровяников. Даже куры, обычно шныряющие под ногами, куда-то исчезли. Вообще могильная тишина, нарушаемая лишь скрипом наших колес да фырканьем лошадей.

- Где все? - резко повернулась я к Стиву, и мой голос гулко разнесся по пустой улице, отдаваясь эхом от бревенчатых стен изб.

Управляющий неспешно слез с коня, почесав затылок.

- Дык кто где, госпожа. Кто в поле, кто по домам попрятался. Народ напуганный - лишний раз нос на улицу не высунут.

- А где живность? - спросила я, и в голосе моем зазвучали металлические нотки, которые сами удивили меня.

- Дык нечисть напугала, - равнодушно ответил Стив, привязывая лошадь к облучку кареты, его пальцы ловко завязывали узлы на потрескавшейся коже упряжи.

Ах, нечисть напугала…

Это стало последней каплей.

Действовала я, вспоминая все, что когда-либо читала и смотрела на Земле - от народных сказок до фэнтези-романов. Достала мешочек с солью (который служанки, посмеиваясь, все же приготовили) и начала очерчивать широкий круг вокруг кареты и нас со Стивом. Соль хрустела под ногами, оставляя на земле четкую белую линию, которая казалась неестественно яркой на фоне унылой деревни.

Встав в центре круга, я глубоко вдохнула, чувствуя, как воздух наполняет легкие, и крикнула так громко, что даже Стив вздрогнул, а лошадь беспокойно забила копытом:

- А ну выходи, нечисть! Не доводи меня!

Что именно я имела в виду под "не доводи" - сама толком не знала. Как и то, что буду делать, если никто не появится. Но древние инстинкты подсказывали - надо вести себя уверенно, как настоящая хозяйка этих земель.

И, к моему удивлению, призыв сработал.

Воздух перед нами вдруг заколебался, словно над раскаленными углями, и из ниоткуда вывалилась целая орава нечисти. Они появились все разом – тощие как скелеты и пузатые как бочки, покрытые клочковатой шерстью и лысые до синевы, орущие на разные голоса и молча скалящие гнилые зубы. Их кожа отливала болотной зеленью и землистой серостью, а от них пахло сыростью подвала и гнилыми листьями.

Они кинулись к нам, как стая голодных псов – одни скакали перед перепуганными лошадьми, заставляя животных бить копытами и ржать от ужаса, белки их глаз были видны даже из-за круга. Другие высовывали длинные, как у ящериц, языки, облизывая воздух, оставляя на нем мерзкий блеск. Третьи закатывали глаза так, что видны были только белки, покрытые красными прожилками, словно карта безумия.

– Молчать! – рявкнула я так громко, что даже собственным ушам стало больно, а эхо прокатилось по пустой деревне, ударяясь о закрытые ставни.

Не раздумывая, я схватила полную горсть соли из мешочка и щедро швырнула ее перед собой, за пределы защитного круга. Белые кристаллы, сверкая на закатном солнце, рассыпались веером, похожие на зимний иней.

Тут же раздался оглушительный визг, пронзительный и многоголосый, от которого заложило уши. Там, куда попала соль, воздух затрещал, как раскаленная сковорода под каплями воды. Несколько самых наглых тварей буквально испарились, оставив после себя лишь клубы вонючего дыма, пахнущего паленой шерстью и серой. Остальные мгновенно заткнулись и отпрыгнули назад, как ошпаренные, шипя и поскуливая.

В наступившей тишине, нарушаемой лишь тяжелым дыханием Стива за моей спиной, из толпы нечисти вдруг выкатилось что-то большое и мохнатое. Оно подпрыгнуло, распрямилось – и перед нами оказалось существо, напоминающее огромную собаку, но стоящую на двух тонких, как спички, ножках. Его желтые глаза умоляюще смотрели на меня, а мохнатая грудь вздымалась от частого дыхания, и с каждого волоска стекали капли мутной воды.

– Не губи, хозяйка! – прогудело оно, и его голос звучал так, будто доносился со дна глубокого колодца, полного тины и старых страхов.

- Людей моих вернуть! – приказала я, и мой голос прозвучал тверже, чем я ожидала. – Сей же час! Ну!

Мохнатая тварь заскулила, поджав воображаемый хвост, и замахала лапами в странном ритме, будто замешивая воздух. Воздух снова заколебался, заструился, и вдруг из ниоткуда начали вываливаться люди — словно невидимая рука вытряхивала мешки. Они падали на землю, растерянные, испачканные тиной, но целые и невредимые, с широко раскрытыми глазами, полными недоумения и страха.

Сперва упал рослый мужик в порванной рубахе, с грязью на коленях и пустым, потерянным взглядом. За ним — две перепуганные бабы, обнимающие плачущих ребятишек, чьи лица были испачканы слезами и землей. Один за другим появлялись крестьяне — бледные, с синяками под глазами, в измятой одежде, пахнущие тиной и страхом. Некоторые шатались от слабости, опираясь на соседей, другие озирались по сторонам с диким, животным ужасом, будто ожидая нового нападения.

— В круг, — скомандовала я, указывая на защитную линию из соли, которая теперь казалась тонким, но нерушимым барьером между нами и остальным миром. — Быстро!

Люди поползли к карете, цепляясь друг за друга, их движения были медленными и неуверенными, будто они забыли, как пользоваться собственными телами. Дети всхлипывали, прижимаясь к матерям, взрослые шептали молитвы, их пальцы дрожали, перебирая складки одежды. Я пересчитала их взглядом — все на месте, все двадцать три души, которые недосчитались утром.

Глава 7

До замка мы добрались уже глубокой ночью. Лунный свет струился по зубчатым стенам, превращая Темные Пески в призрачное видение, где каждый камень отбрасывал длинные, искаженные тени. Я едва волочила ноги, спина ныла от усталости, а веки слипались сами собой, будто их присыпали пеплом.

Мэри встретила меня в холле с зажженным подсвечником, пламя свечи трепетало от сквозняка, пляшущие блики освещали ее встревоженное лицо. Но я лишь покачала головой – сил даже на вечерний туалет не осталось. С трудом взобравшись по винтовой лестнице, ступени которой казались сегодня особенно крутыми и неровными, я рухнула на постель, не снимая дорожного платья, пахнущего пылью и дымом. Последнее, что помню – как холодные шелковые простыни коснулись моей щеки...

И сразу же погрузилась в странный, беспокойный сон.

Мне снилось, будто я снова в той деревне, но вместо крестьян в избах живут странные существа. В одной избе сидит тощая старуха с лягушачьими глазами, закутанная в платок пропавшей бабы Агарьи, ее пальцы с перепонками ловко помешивали деревянной ложкой в котле.

- Я ведь добро делаю, - хрипит она, помешивая котел с какой-то мерзкой жижей, от которой идет пар с запахом гнилых водорослей. - Мышей ловлю, пауков из углов выметаю...

В другой избе здоровенный детина с козлиными копытами вместо ног укладывает спать деревенских ребятишек, его грубые руки неожиданно нежно поправляли одеяло.

- Кто ж им сказки на ночь рассказывать будет, как не я? - укоряет он меня, пряча рога под шапкой пропавшего мужика Стертана, из-под которой торчали клочья свалявшейся шерсти.

Самый жуткий был в избе старосты – существо, похожее на огромную мокрую крысу в человечьей одежде. Оно сидело за столом и аккуратно вело учетные книги, его длинный чешуйчатый хвост свисал со скамьи, касаясь пола.

- Налоги-то кто считать будет? - щебетало оно тонким голоском, перелистывая страницы мокрыми от слизи пальцами. - Вы, барыня, в своем замке и не знаете, сколько тут делов-то...

Я металась от избы к избе, вытаскивая эту нечисть за шиворот, доказывая, что они не имеют права притворяться людьми. А они все как один жалобно плакали, цеплялись за пороги, клялись, что больше им жить негде, их голоса сливались в один жалобный гул, напоминающий шум ветра в камышах.

- Приснится же такое, - прошептала я, проснувшись с первыми лучами солнца, которые уже пробивались сквозь щели в ставнях.

Губы были сухими, а во рту – горький привкус, будто я и правда всю ночь ругалась с потусторонними тварями. За окном щебетали птицы, а где-то внизу уже слышались привычные утренние звуки замка – скрип дверей, шаги служанок, звон посуды. Но тревожное ощущение от сна не отпускало, оставляя на душе тяжелый, холодный осадок.

— Куда ночь, туда и сон, — проворчала я себе под нос, с трудом отрывая от подушки голову, которая казалась сегодня невыносимо тяжелой.

Дернула за шнур колокольчика, и через мгновение в дверь постучала Мэри, ее шаги были легкими и быстрыми, как всегда.

— Воды горячей, — хрипло попросила я, потирая глаза, в которых будто насыпали песка. — И чтобы с травами.

Горничная кивнула и скрылась, а я с трудом поднялась с кровати, чувствуя, как ноют все мышцы. Дорожное платье, в котором проспала всю ночь, было мятым и пахло пылью, дымом и чем-то еще — возможно, той самой нечистью из деревни, едкий запах болота въелся в ткань.

В углу мыльни, отдельной комнаты, местной ванной, стоял большой железный чан с облупившейся эмалью, в который слуги уже лили ведра с горячей водой. Пар поднимался густыми клубами, наполняя комнату ароматом лаванды и розмарина — Мэри, как всегда, знала толк в травах, добавляя в воду еще и веточку чабреца для бодрости.

Я сбросила платье, с наслаждением погрузившись в почти обжигающую воду, которая сразу же согрела озябшее за ночь тело. Мэри принялась усердно тереть мне спину жесткой мочалкой из люфы, смывая вчерашнюю пыль дороги и остатки страха, которые будто прилипли к коже.

— Сегодня, говорят, из деревни весточка пришла, — болтала горничная, поливая мне на плечи теплую воду из медного ковша с гербом Артарашей. — Все живы-здоровы, даже ребятишки. Баба Агафья уже печь истопила, хлеб поставила.

Я лишь крякнула в ответ, закрыв глаза. Вода смывала не только грязь, но и остатки тревожного сна, где лягушачьи глаза старухи смешивались с козлиными копытами.

— И соль прислали, — добавила Мэри, подавая мне кусок мыла с запахом мелиссы, которое пенилось в руках густой белой пеной. — Два мешка. Как вы и велели. Уже в кладовую отнесли.

Я кивнула, намыливая волосы, чувствуя, как аромат трав проникает в каждую прядь. Сегодня предстоял обычный день — завтрак, отчеты управляющего, бесконечные вопросы экономки. Но теперь я знала: в моем мире даже самый обычный день может обернуться чем-то неожиданным.

После утреннего омовения я почувствовала себя почти человеком. Мэри облачила меня в простое платье из мягкой ткани темно-серого цвета - практичное, немаркое, с удобными карманами и свободными рукавами, стянутыми на запястьях тесьмой.

Завтрак подали в малом обеденном зале на первом этаже, где солнечный свет лился сквозь высокие стрельчатые окна, играя на старинном дубовом столе, покрытом скатертью с вышитыми колосьями. Теплые пышки с медом, копченая ветчина, нарезанная тонкими ломтиками, и чашка крепкого травяного чая с мятой - простые, но такие приятные после вчерашних волнений яства.

Стив явился ровно в назначенный час, переминаясь с ноги на ногу на пороге гостиной, оставляя на полированном полу грязные следы от сапог. Его грубые руки, покрытые старыми шрамами и свежими царапинами, были испачканы землей - видимо, он уже успел побывать в полях до нашего разговора.

Глава 8

Экономка, найра[1] Марта, невысокая плотная шатенка средних лет, тоже «порадовала».

Она сидела напротив меня, аккуратно сложив пухлые руки на коленях. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь кружевные занавески, играл на ее гладко зачесанных каштановых волосах, собранных в тугой узел. Ее карие глаза внимательно изучали мое лицо, пока она размеренно излагала проблемы, слегка поджав губы, что делало ее и без того строгое выражение лица еще более суровым.

- Ваша светлость, со служанками совсем беда, - начала она, слегка наклоняясь вперед, и складки ее темного шерстяного платья мягко зашуршали. - После последнего приема девочки едва на ногах стояли. Двух бы обученных взять - на кухню и в прачечную. А то и вовсе деревенских девок набрать, мы их здесь быстро всему научим. - Она вздохнула, поправляя белоснежный фартук с крошечной, почти незаметной вышивкой у кармашка. - Да и в кладовых пусто - масло на исходе, муки осталось на неделю, сахар и соль вообще по крохам считаем.

Я машинально провела пальцем по краю стола, собирая несуществующие пылинки, чувствуя подушечками пальцев прохладу полированного дерева.

Марта продолжала, ее голос звучал ровно, но в нем слышались нотки беспокойства:

- Ярмарка в Ласске только через месяц, а ждать нельзя. У мельника кое-что взять можно, но... - она сделала многозначительную паузу, слегка прищурившись. - Знаете, какой он ценник сейчас выставил? Прямо наглеет с каждым днем. В прошлый раз за муку высшего сорта брал по три серебряных за мешок, а теперь требует пять.

Экономка достала из кармана аккуратно сложенный лист бумаги, пожелтевший по краям.

- Вот список самого необходимого. Лучше бы Стива в город отправить - он цены знает. Да не одного, а с двумя-тремя слугами. Чтобы сразу все закупить и побыстрее вернуться. - Она многозначительно подняла бровь, и на лбу у нее обозначилась мелкая морщинка. - А то в последний раз один кучер ездил - половину припасов в трактире пропил. Привезли нам вместо качественной муки какую-то отсыревшую смесь с жучками.

Я вздохнула, принимая список. Бумага оказалась испещрена ровными строчками - мука, масло, сахар, соль, сухофрукты, специи... Каждая позиция с указанием количества и примерной цены. Марта явно готовилась к этому разговору основательно, ее почерк был аккуратным и четким, с маленькими, экономными буквами.

- И еще, ваша светлость, - добавила она уже мягче, понизив голос, - к новым служанкам присмотритесь сами. А то в прошлый раз мы с Мэри девку взяли, а она...

Экономка сделала выразительный жест рукой, явно намекая на какую-то неприятную историю, о которой я не знала или не помнила. Ее пальцы сложились в фигуру, напоминающую клюв, а затем резко разжались, будто выпуская что-то невидимое. Да и, если честно, знать особо не желала. И без того голова была проблемами забита.

За окном пролетела стайка воробьев, их тени мелькнули на стене, скользнув по портрету какого-то сурового предка в золоченой раме. Обычный деловой разговор в необычном для меня мире, где каждая мелочь требовала внимания хозяйки замка.

После окончания разговора я поднялась в книгохранилище, выбрала книгу о местных традициях и уселась в кресло там же – читать, просвещаться. Это местным аристократам все знания вкладывались в головы с рождения. А я, например, понятия не имела, почему в день солнцеворота нельзя прясть, а на зимних игрищах – подходить к водоемам.

Так что сидела, читала, чтобы не ляпнуть глупость в светском разговоре.

Я устроилась в глубоком кресле у камина, кутаясь в шерстяной плед с выцветшим узором. Старинный фолиант "Обычаи и поверья Драгорашской империи" лежал у меня на коленях, испещренный закладками из шелковых лент разного цвета. Страницы пахли пылью и временем, а буквы местами стерлись от множества прикосновений, некоторые слова приходилось разбирать чуть ли не с лупой.

Вот оно, оказывается, почему нельзя прясть в солнцеворот - пряха может невольно спрясть свою судьбу с нитью. А водоемы в зимние праздники - это врата в иной мир, куда может утянуть нечисть. Я задумчиво покусывала губу, делая пометки в блокноте - сколько всего нужно запомнить, чтобы не опозориться перед местной знатью.

Тихое шуршание в дальнем углу сначала приняла за мышиное. "Пора бы кота завести", - мелькнуло в голове. Но звук повторился - слишком уж размеренный для грызуна, скорее похожий на шелест сухих листьев.

Я медленно подняла глаза от книги. В уголке, где тени были особенно густыми, что-то шевельнулось. Воздух дрогнул, будто над горячей сковородой, и из-за старого шкафа с позеленевшими от времени бронзовыми ручками появилась... рука. Маленькая, морщинистая, с длинными ногтями цвета старой кости. За ней последовала вторая. Они ухватились за край полки, и на свет выползло крохотное существо - не выше локтя, с седой бородой до полу и острыми ушками, покрытыми мягким пушком.

- Ну наконец-то, - проскрипело оно, усаживаясь на пол прямо передо мной, его крохотные босые ноги шлепнули по дубовым доскам. – Долго же я ждал, когда хозяйка в силу войдет. Что смотришь? Я – дядька Борк. Домовой местный.

Домовой. Настоящий домовой, с клочковатой бородой и глазами, как две угольки, в которых отражалось пламя камина. Он недовольно ковырял длинным ногтем в полу, оставляя царапины на старом дереве.

- Молока хоть нальешь? - буркнул он, косясь на меня, и его борода шевельнулась, словно живая. - Или опять забудешь, пока крысы все припасы не перепортят?

Глава 9

Идею с заповедником для нечисти мы обговаривали около часа. Мы с дядькой Борком склонились над пожелтевшей картой поместья, которую я развернула на дубовом столе, прижав углы тяжелыми книгами с потрескавшимися корешками. Его кривой палец с грязным ногтем указывал на удаленную поляну у излучины Черного ручья – место, окруженное древними дубами с причудливо изогнутыми стволами, которые на карте были обозначены как "Ведьмины деревья".

- Вот тут, – проскрипел он, и его голос звучал как скрип старого дерева, – подальше от людских глаз, да поближе к воде. Место сильное, старинное. Еще те ведьмы, что до тебя замком владели, там шабаши устраивали. Земля до сих пор помнит их пляски.

Я внимательно изучала местность по карте, где чернильные линии кое-где расплылись от времени. Поляна, окруженная с трех сторон густым ельником, с четвертой – обрывом к реке. Идеальное место для тех, кто не любит незваных гостей, особенно для потенциально опасной нечисти.

- Пусть обустраивают жилища в дуплах старых деревьев, – предложила я, проводя пальцем по контуру рощи, – и в земляных норах под корнями. Но с условием – никаких настоящих опасностей для посетителей. Только иллюзии, только игра.

Борк хитро прищурился, и в его глазах-угольках вспыхнули огоньки:

- А как же страхи-то кормить будем? Не будешь же ты, хозяйка, своих гостей пугать?

Я усмехнулась, поправляя складки платья:

- Пусть нечисть работает актерами. Устраивает представления, – в голове уже складывался план. – Мы сделаем три уровня посещения: для трусливых – просто посидят у костра, послушают страшные истории. Для смелых – прогулка по тропе с "неожиданными встречами". А для самых отчаянных...

- Ночлег в проклятой избушке! – восторженно закончил домовой, потирая мохнатые лапки, от которых пахло сухой травой и лесной почвой.

- Именно, – я кивнула, отмечая на карте границы будущего заповедника. – Но с гарантией безопасности. Никаких настоящих проклятий или увечий. Только искусственный ужас, дрожь в коленках – и щедрые чаевые для вашей братии.

Борк задумчиво почесал бороду:

- А платить чем будешь? Золото нам ни к чему...

- Молоком с медом, – тут же ответила я. – Свежим хлебом. Ленточками для кикимор – пусть свои косы украшают. Да и... – я хитро улыбнулась, – слухами о храбрости посетителей. Ведь чем больше аристократы будут бояться, тем сытнее будет ваша нечисть. Страх знатных господ — самый ароматный, как дорогой сыр.

Договорились, что раз в неделю слуги будут привозить на поляну бочонки с угощениями, а в особых случаях – оставлять там зеркальца, блестящие пуговицы и прочие безделушки, которые так любят лесные духи. Борк пообещал переговорить с местной нечистью и уже к следующей луне подготовить первую экскурсию для самых надежных гостей.

Когда Борк исчез в щели между стенами, оставив после себя лишь легкий запах сухой полыни, я осталась сидеть с чувством, что только что заключила самую необычную сделку в своей жизни. В голове уже вертелись мысли, как преподнести это местной знати: "Эксклюзивные ночные экскурсии в царство нечисти – только для самых смелых душ!"

Главное – не забыть упомянуть, что после посещения каждый получит именной свиток с печатью, подтверждающий его храбрость. Ведь что может быть дороже для аристократа, чем возможность похвастаться перед друзьями?

А уж если кто-то из гостей "случайно" потеряет там дорогой платок или пряжку... Что ж, нечисти тоже нужно чем-то украшать свои жилища.

Следующие несколько дней нечисть активно занималась строительством своего заповедника. Туда отправлялись все, кроме условно полезных. Ну, то есть домовые, конюшие, дворовые, водяные оставались на своих местах. А те же шишиги, кикиморы, полуденницы теперь должны были обитать в заповедниках.

В лесу у Черного ручья кипела невидимая для посторонних глаз работа. По утрам, выглядывая из окна своей спальни, я замечала странное движение в тумане над поляной — будто кто-то невидимый переносил старые коряги и камни, создавая причудливые сооружения. Иногда доносились странные звуки — то скрип, будто раскачиваются сотни незаметных качелей, то приглушенный смех, от которого мурашки бежали по спине.

Дядька Борк по собственному желанию стал посредником между мной и нечистью. Именно через него я передавала им молоко, сливки, метану, хлеб и плюшки. Он же и докладывал мне об этапах строительства. Он каждый вечер являлся ко мне, усаживаясь на краешек моего рабочего стола. Его мохнатые ножки болтались в воздухе, пока он с важным видом перечислял:

— Кикиморы дупло обустраивают — мхом выстилают, паутиной занавески вешают. Шишиги мосток через ручей смастерили — скрипучий такой, для антуража. А полуденницы цветочную поляну разбили — цветы ядовитые, конечно, но красивые...

Я кивала, продолжая вести учет в специально заведенной тетради с кожаной обложкой. Каждое утро кухня отправляла в лес корзины с провизией — крынки парного молока, еще теплые караваи хлеба, горшки с медом. Повариха только удивленно поднимала брови, но вопросов не задавала — видимо, о чем-то догадывалась.

Когда очередным утром Стив вошел в мой кабинет с обычным докладом, я решила поставить его в известность. Управляющий долго чесал затылок, его широкое лицо выражало смесь недоумения и одобрения. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, его грубые пальцы нервно теребили край потрепанного кафтана.

Глава 10

На рассвете того дня, когда должна была состояться первая экскурсия, я лично отправилась на поляну для последней проверки. Утренний туман еще стелился между деревьями, словно призрачные пологи, когда я шагала по узкой тропинке, ощущая холодную росу сквозь тонкие подошвы сапог. Ветви старых дубов протягивались ко мне, словно скрюченные пальцы, а под ногами хрустели прошлогодние листья, смешанные с хвоей.

Заповедник встретил меня неестественной тишиной — даже птицы не пели в этом месте. Воздух пах влажной землей и чем-то еще — сладковатым, тревожащим ноздри ароматом, напоминающим гниющие цветы и мед.

— Борк! — позвала я, и мой голос странно отразился от древних дубов, вернувшись ко мне многократным эхом.

Домовой появился мгновенно, вынырнув из-за покрытого мхом валуна, с которого стекали капли конденсата. Его обычно лохматая борода сегодня была аккуратно заплетена в три косички, перевязанные красными ленточками, концы которых украшали крошечные серебряные бубенчики.

— Все готово, хозяйка, — проскрипел он, гордо выпячивая грудь. — Кикиморы тропу подготовили, шишиги ловушки расставили (безопасные!), полуденницы цветочки ядовитые попрятали... как договаривались.

Я прошлась по маршруту, внимательно осматривая каждую деталь. Над тропой висели странные "куклы" из соломы и ветоши — они должны были оживать при приближении гостей, приводимые в движение невидимыми нитями. У ручья стояла крошечная избушка на курьих ножках (на самом деле на скрытых пружинах), которая могла поворачиваться, скрипя точно старые ворота. В дуплах деревьев мерцали бледные огоньки — светлячки в крошечных клеточках из ивовых прутьев.

— И помните, — строго сказала я, обращаясь к невидимой аудитории, — никакой настоящей опасности! Если кто-то из гостей по-настоящему испугается — сразу прекращаете представление!

Из-за деревьев донеслось несколько вздохов разочарования, но в целом нечисть согласилась, и в воздухе прозвучал хор приглушенных голосов, обещающих соблюдать условия.

К полудню начали съезжаться первые посетители — шумная компания молодых дворян в дорогих, но практичных одеждах из плотного сукна и мягкой кожи. Самому младшему, рыжему виконту Эдгару, едва исполнилось шестнадцать, и он то и дело поправлял свой новый охотничий нож на поясе. Старший, баронет Лукас, двадцати лет от роду, уже хвастался, что "не таких духов видал", закидывая голову с надменным видом.

Я приняла у них плату — десять золотых с носа, аккуратно пересчитала монеты с профилем императора и заперла в железный ларец с секретом. После вычета расходов на награды (серебряные медальоны "За храбрость" с гравировкой в виде ворона) и угощения для нечисти (бочонок медовухи, корзина свежих булок с маком), чистая прибыль составила около тридцати золотых. Не богатство, но для начала неплохо.

— Правила просты, — объявила я собравшимся, стараясь говорить уверенно, хотя ладони слегка потели. — Не сходить с тропы. Не трогать ничего руками. При первых признаках настоящего страха — громко крикнуть "пощады!"

Когда группа скрылась за воротами заповедника, я осталась ждать у входа, нервно теребя в кармане мешочек с солью. Из-за деревьев то и дело доносились взрывы смеха, затем — вскрики удивления. В какой-то момент раздался особенно громкий визг, и я уже приготовилась бежать на помощь... но тут же услышала хохот и одобрительные возгласы.

"Боги, — думала я, — только бы ничего не случилось. Если кто-то вернется хотя бы с царапиной — их матери сожгут меня на костре".

Но когда через два часа группа вернулась — краснолицые, возбужденные, с растрепанными волосами — в их глазах читался только восторг. На одежде некоторых висели листья папоротника, а у одного на плече красовалась искусно сделанная из паутины и сухих веточек "паутина".

— Это было потрясающе! — кричал самый младший, у которого теперь не хватало пряжки с ботинка (подарок кикиморам, как я позже узнала). — Когда эта избушка заскрипела и повернулась... а этот мост, который сам по себе качался...

Даже скептически настроенный Лукас признал, поправляя мятый воротник:

— Неплохо для первого раза. Хотя можно было бы и пострашнее.

Проводив гостей, я глубоко вздохнула — первое испытание было пройдено. Теперь оставалось только ждать, как быстро новость об этом необычном развлечении разлетится по округе.

А пока же я вернулась к проблемам замка и округи.

Конец весны-начало лета в этом крае выдались не особо жаркими, хоть на улице в куртке ходи. И я ходила бы, если бы у меня была та куртка. Но, увы, одежды имелось крайне мало. И пока у меня появились хоть какие-то монеты, я отдала приказ искать портних среди местных. Все равно, в деревнях или в ближайшем городе. Мне нужно было обновить гардероб, причем пошить одежду на улицу, на выход, потому что дома можно было ходить и в чем есть, то есть в старых платьях. А вот вне дома… В общем, следовало утеплиться перед зимой.

Моя экономка, найра Марта, услышав приказ, нахмурилась. Ее пальцы, привыкшие к бесконечным подсчетам, замерли на счетах, лежавших на столе.

— Вряд ли кто-то найдется, госпожа. В городе разве что. А в деревнях… Там все крестьянки хозяйством заняты. Наши служанки тоже… Умеют иголку с ниткой в руках держать, но верхнюю одежду вам не пошьют. Уровень не тот. Максимум — рубаху из грубого холста сшить, да и то кривыми стежками.

Я стояла у окна в своем кабинете, наблюдая, как холодный ветер гонит по двору первые опавшие листья. Стекло было холодным под пальцами – несмотря на календарное лето, по утрам уже появлялся иней. Мои пальцы автоматически потянулись к тонкому шерстяному платку на плечах – единственному утеплению, которое у меня было. Платок был когда-то мягким, но от многолетнего ношения стал жестким и потертым по краям.

Глава 11

В следующие недели жизнь в Темных песках закипела с новой силой. Каждое утро у ворот заповедника собирались группы аристократов – молодые повесы в расшитых камзолах, дамы в дорогих накидках, специально прибывшие из соседних графств. Их смех и возбужденные возгласы разносились по всему лесу, пока дядька Борк с важным видом проверял билеты – позолоченные жетоны с изображением замка, которые он пересчитывал своими мохнатыми лапками.

Я вела строгий учет доходов в толстой конторской книге, купленной специально для этого. После выплат нечисти (бочонок медовухи в неделю, три корзины свежего хлеба и обязательный "налог" блестящими безделушками), «на руках» оставалось достаточно, чтобы постепенно решать накопившиеся проблемы.

Первым делом закупили корма – возы сена и овса теперь аккуратно складывались в отремонтированном амбаре, где Стив лично проверял каждую охапку на предмет плесени. Мельник Жак, получив новые жернова, даже прослезился от благодарности, его заскорузлые пальцы дрожали, когда он касался гладкого камня. А в замке появились две новые служанки – румяная крестьянка Марья и тихая сиротка Лиза, которых экономка найра Марта тут же принялась обучать правилам, показывая, как правильно складывать белье и натирать полы воском.

Но с портнихами дела шли хуже. Агата, рыжеволосая девушка с грубыми от работы руками, днями пропадала в выделенной ей комнате под лестницей, где усердно кроила старые запасы бархата при свете коптилки. Вторая мастерица – тщедушная вдова Грета – больше умела вышивать, чем шить, и потому занималась отделкой, ее тонкие пальцы ловко выводили замысловатые узоры серебряными нитями.

Однажды утром я заглянула к ним, закутавшись в поношенную шаль. Агата сидела, склонившись над первым почти готовым платьем – темно-зеленым бархатным, с меховой оторочкой по подолу и рукавам. В воздухе витали запахи воска, ткани и чего-то сладковатого – возможно, варенья, которое девушки тайком проносили из кухни.

— К Новолунию закончу, ваша светлость, — прошептала она, краснея под моим взглядом. — Только пуговицы подобрать...

Я кивнула, но внутренне понимала – этого катастрофически мало. Нужны были теплые плащи, дорожные костюмы, праздничные наряды... Все то, что могла сделать только городская портниха.

— Стив, — сказала я вечером управляющему, — через три дня едешь в Ласск. Возьмешь с собой двух слуг и... — я вздохнула, — двадцать золотых из казны.

Его брови поползли вверх, но он молча кивнул, понимая важность поручения.

— Нужно найти хорошую портниху. Или даже двух. Скажешь, графиня Артараш предлагает постоянную работу с проживанием в замке.

Когда Стив ушел, я подошла к зеркалу в своей спальне. Отражение показывало женщину, которая постепенно превращалась из затравленной наследницы в настоящую хозяйку. Но чтобы завершить это превращение, нужен был последний штрих – достойный гардероб.

А пока... Пока я достала из шкафа свое лучшее (и единственное приличное) платье – то самое, синее, бархатное, с серебряным шитьем на лифе. Завтра предстоял прием для местных дворян, и нужно было выглядеть соответствующе. Платье пахло лавандой и легкой затхлостью, но после проветривания на ночь этот запах должен был уйти.

Внизу, на кухне, уже звенела посуда – готовились к завтрашнему торжеству. Слышался приглушенный стук ножей, шипение раскаленных противней и голос экономки Марты, отдающей распоряжения. А за окном, в лесу у Черного ручья, нечисть тоже, наверное, готовилась – к новым группам гостей, новым страхам и новым блестящим безделушкам, которые так любили кикиморы.

Я улыбнулась своему отражению в потускневшем зеркале. Пусть медленно, пусть с трудом – но замок Темные пески начинал оживать. Даже воздух в комнате казался менее спертым, менее пропитанным пылью веков.

Прием устраивался по случаю. Официально хозяева (пусть и разные) в замке Темные пески проживали пятьсот пятьдесят лет. Дата не совсем круглая, но лучше, чем ничего. Мне нужно было собрать народ, показать им, что замок жив, обустроен, готов принимать не только гостей, но и тех же новых хозяев, например, моего будущего мужа.

А еще такие приемы были отличной возможностью запустить очередную сплетню или слух. Я намеревалась «по секрету» рассказать своим гостям о новых, «очень опасных» аттракционах, которые прямо сейчас строятся в моем заповеднике. Ну и заодно – предложить им самим вложиться в эти аттракционы, под будущую прибыль.

Даже если никто не согласится выступить спонсором, слух все равно пойдет. А это привлечет в заповедник не только местных аристократов, но и столичных богатеев. В общем, как обычно: работа на перспективу.

Вечер приема начался с неожиданного подарка от нечисти — когда я спускалась по главной лестнице, в зале уже горели сотни свечей, хотя я точно не отдавала такого распоряжения. Пламя колебалось странным зеленоватым оттенком, отбрасывая причудливые тени на стены, которые словно шевелились в такт музыке. Дядька Борк, притаившийся за гобеленом с изображением древней битвы, только подмигнул мне — это была их "помощь".

Гости прибывали один за другим — баронесса Загрина в платье, усыпанном фальшивыми пауками из черного жемчуга (явный намек на мой заповедник), старый граф Вальтерский – с тростью из "проклятого дерева" с серебряным набалдашником в виде вороны, молодой виконт де Лас – с целой свитой друзей в одинаковых камзолах с фамильными гербами. Даже обычно замкнутая герцогиня Ангуласская почтила мероприятие своим присутствием, ее темно-фиолетовое платье казалось островком спокойствия в бушующем море ярких нарядов.

Глава 12

Через несколько дней после приема я знакомилась с портнихами, которых Стив привез из ближайшего города. Он поехал туда с одной из служанок замка, вдвоем им удалось уговорить портниху и ее помощницу пожить немного в Темных песках. За приличную плату, разумеется. И теперь мне предстояло побеседовать с той, кто обшивал лучших модниц провинциального городка, объяснить свои предпочтения и договориться о цене.

Я сидела в своей гостиной, перебирая образцы тканей, которые служанки разложили передо мной на массивном дубовом столе, отполированном до темного блеска. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь свинцовое стекло окна, играли на поверхности шелков и бархатов, заставляя их переливаться десятками оттенков — от глубокого сапфирового до нежного перламутрового. После нескольких недель ношения поношенных платьев, пахнущих пылью и чужими духами, наконец появилась возможность обновить гардероб.

— Войдите, — сказала я, услышав осторожный, почти неслышный стук в дверь.

В комнату вошла невысокая, стройная женщина с безупречно гладкой прической цвета воронова крыла, убранной в сложную конструкцию из шиньона и шпилек. Ее серые, холодные глаза мгновенно, с одного беглого взгляда, оценили мой нынешний наряд, и я невольно сжала складки потертого платья из грубого материала, чувствуя, как по щекам разливается предательское тепло.

— Найра Лисбет, — представилась портниха, делая безупречный, отточенный до автоматизма реверанс. Голос звучал мягко, но с явными, режущими слух нотками столичного произношения. — Мне сказали, ваша светлость нуждается в новом гардеробе?

За ней робко кралась юная помощница, едва видимая за громадной охапкой тканей, картонными папками и потрепанными журналами с модными гравюрами.

Я кивнула, жестом приглашая их занять два свободных кресла напротив.

— Да, мне нужно несколько платьев для разных случаев — для приемов, для прогулок, для управления имением...

Помощница, ловко двигаясь, быстро разложила на столе лоскуты, и подушила воздух сладковатым ароматом камфары: тяжелый шелк для вечерних нарядов, практичную шерсть для повседневности, тончайший батист для нижних юбок. Найра Лисбет тем временем, не сводя с меня пристального взора, достала из складок своего строгого платья крошечные серебряные ножницы и остро отточенный мелок, уже изучая мою фигуру профессиональным, вычисляющим взглядом портнихи, видящей не женщину, а лишь совокупность мерок и линий.

— Начнем с основы, — сказала она деловито, и ее голос прозвучал как щелчок счетов. — Три парадных платья, два прогулочных костюма, домашние одеяния... — Ее длинные, холодные пальцы с коротко остриженными ногтями ловко и безошибочно мерили мои плечи, талию, бедра, будто снимая мерку для статуи. — У меня есть почти готовое платье, которое можно быстро адаптировать под вашу фигуру.

Помощница, словно совершая священный ритуал, осторожно извлекла из холщового чехла потрясающее одеяние — темно-синее, цвета ночного неба, с призрачным серебряным шитьем, где каждый стежок, каждый завиток был произведением искусства.

— Это было заказано для одной знатной дамы, — пояснила портниха, ловко и уклончиво обходя детали, — но, кажется, оно создано именно для вас.

Я невольно провела подушечками пальцев по прохладному, струящемуся шелку, представляя, как наконец смогу выглядеть как настоящая графиня, а не как затравленная наследница в чужом платье.

— А сколько... — начала я осторожно, чувствуя, как старые привычки экономить каждую монету сковывают язык.

— Для хозяйки Темных Песков — особые условия, — улыбнулась Найра Лисбет, и в уголках ее губ заплелась тонкая сеточка морщин, пока она намечала мелом на ткани четкие, уверенные линии будущего кроя. — Десять золотых за весь гардероб. И... — ее глаза, серые и острые, как лезвие, блеснули любопытством, — разрешение посетить ваш знаменитый заповедник нечисти.

Я замерла с тонкой, острой иголочкой в руке, которую она уже успела мне вручить для предстоящей примерки. Видимо, слухи о моем "предприятии" распространились дальше и обросли большими подробностями, чем я думала.

— Договорились, — кивнула я, ловя восторженный, полный жадного любопытства взгляд юной помощницы, уставившейся на меня широко раскрытыми глазами. — Но предупреждаю — после посещения заповедника вам, возможно, захочется добавить в мои наряды несколько... необычных деталей. Для защиты.

Найра Лисбет лишь загадочно улыбнулась, не поднимая глаз от работы, уже раскладывая на столе причудливые бумажные выкройки, испещренные цифрами и пометками. А я смотрела в большое зеркало в позолоченной раме, где по кусочкам, по мере того как ткань ложилась на плечи, постепенно складывался отражение настоящей графини — хозяйки, которой больше не придется краснеть за свой гардероб.

Впрочем, некоторым моим гостям было абсолютно плевать на мой внешний вид. У них имелись совсем другие цели и задачи.

Виконт Гарольд горт Ласский вместе со своим сыном Алексисом пожаловали ко мне в замок в пасмурный и дождливый день, когда небо затянулось сплошной свинцово-серой пеленой. Официальный визит с намеком на сватовство. По крайней мере, я видела это так.
Пришлось пригласить их в малую гостиную, где потрескивал недавно растопленный камин, и приказать служанкам накрыть на стол, к чаю, выставив лучшее фарфоровое сервизе с позолотой.

Дождь назойливо стучал по стеклам гостиной. Я сидела в глубоком кресле у камина, кутаясь в новую шерстяную шаль с тонкой каймой – одну из первых вещей, сшитых найрой Лисбет. Виконт Ласский восседал напротив, в кресле, которое казалось слишком тесным для его фигуры. Его дорожный камзол из темно-синего бархата еще хранил темные капли дождя, а грубые сапоги оставляли на только что вымытом до блеска полу грязные, влажные следы.

Глава 13

Ни в какой заповедник я, конечно же, не поехала. Вот еще – трястись под проливным дождем по разбитым, раскисшим дорогам. Удостоверившись, что нежеланные гости покинули замок, поднялась к себе в спальню, в башне, откуда открывался вид на мрачные еловые леса. Там, удобно устроившись в глубоком кресле с мягкой бархатной обивкой у камина, я наконец расслабилась. За окном дождь продолжал монотонно стучать по свинцовой крыше, но в комнате было тепло и уютно от горящих поленьев. Я сбросила тесные туфли и поджала под себя ноги, закутавшись в угол пледa, наслаждаясь редким моментом полного покоя. Я довольно улыбнулась. Жизнь постепенно начинала налаживаться. Группа из столицы – это лишняя, и притом бесплатная, реклама, не говоря уже о звонких монетах, которые они обязательно оставят в кассе заповедника. До осенних заморозков еще полно времени. Можно будет закрыть множество дыр в вечно протекающем бюджете.

Служанка принесла на подносе фамильную фарфоровую чашку с ароматным чаем из садовых трав с мятой и густым липовым медом. Я медленно потягивала обжигающе горячий напиток, наблюдая, как живой огонь в камине играет бликами на полированных поверхностях темного дубового гарнитура и позолоте рам. Новый гардероб, первые приличные доходы, растущая, пусть и скандальная, известность замка - все складывалось как нельзя лучше.

Еще бы найти достойного жениха… Чтобы не обнищавший провинциальный виконт или купец без стартового капитала, а какой-нибудь настоящий граф или маркиз, пусть даже и не особо именитый. Ну и не дряхлый старик, не круглый идиот, не откровенный урод… И обязательно без многочисленной, алчной родни за спиной. Не много же я прошу, в самом деле? А, Мироздание?

Мироздание молчало, если не считать завывания ветра в печной трубе.
И я позволила себе помечтать, уставившись на пляшущие языки пламени. О муже, о детях, о крепкой, настоящей семье. Ну и, конечно, о богатом процветающем имении, которое не приходилось бы постоянно спасать от разорения.

Я представила себе идеального кандидата - лет тридцати пяти, не старше, с приятной, мужественной внешностью, скромным, но стабильным достатком, но зато с обширными и прочными связями при дворе. Возможно, вдовца без малолетних детей, который ценил бы тихий покой и уют семейного очага. Кто-то, кто не станет лезть в мои дела с советами и указаниями, но при этом сможет дать мудрый совет, когда это действительно потребуется.

В воображении уже рисовались идиллические картины будущего: неспешные общие ужины при свечах в малой столовой, долгие прогулки под руку по заросшим садовым дорожкам, возможно, даже совместные поездки в столицу на светские сезоны. Дети... Двое или трое. Мальчик - наследник, продолжатель рода, девочка - чтобы передать ей все женские хитрости и премудрости, которые я успела узнать за эту недолгую и бурную жизнь.
Я вздохнула и отхлебнула уже остывающий чай. Мечты мечтами, но реальность была куда прозаичнее и суровее. В моем положении молодой незамужней женщины с сомнительной репутацией и спорным наследством приходилось рассчитывать в первую очередь только на себя.
За окном дождь наконец начал стихать, превратившись в редкие капли, и в разрывах серых, рваных туч показались первые лучи заходящего солнца, окрашивая комнату в золотистые тона.

Я допила чай до дна и потянулась за толстой книгой в потертом кожаном переплете с потускневшим тиснением - "Обычаи и поверья Темнолесья", лежавшей на резном придиванном столике. Книга пахла пылью, старой кожей и чем-то еще - сладковатым дымком высушенных трав.

Листала я ее медленно, погружаясь в странный мир местных суеверий. Глаза разбегались от обилия правил и запретов.

Например, при закладке нового строения полагалось закапывать под порог серебряную монету "на процветание" и железный гвоздь "на защиту". Особое внимание уделялось "хозяину подполья" — духу, обитающему под полом. Ему полагалось оставлять на ночь на кухне блюдце с молоком и крошки хлеба, иначе он мог "начать шуметь" и пугать скотину.

Лес, особенно старый и глухой, считался местом силы, но и опасности. Существовало поверье о "Лешачем следе" — тропинке, которую не видно глазу, но которая уводит путника в чащу, откуда он может не найти дорогу обратно. Чтобы этого избежать, рекомендовалось завязывать узелки на траве у обочины или носить с собой мешочек с солью. В книге подробно описывался "дар лешему" — если брали из леса дрова или грибы, нужно было оставить на пне ленточку, горсть ягод или кусочек пирога "в уплату".

Погода предсказывалась не по барометру, а по поведению животных. Если мыши бегут из дома — к большой беде. Сова, кричащая на кровле — к пополнению в семействе, но если кричит три ночи подряд — к покойнику.

Большой раздел был посвящен гаданиям на воске и олове. Расплавленный металл или воск выливались в воду, а получившиеся фигуры толковались: кольцо — к свадьбе, корабль — к дальней дороге, а бесформенная глыба — к неприятностям.

Чтобы защитить дом от нечисти, советовали весить над дверью пучки зверобоя и чертополоха, собранные на растущую луну. Игла, воткнутая в косяк острием наружу, должна была "колоть глаза" злым духам. Для личной защиты рекомендовалось носить с собой "куклу-оберег" — тряпичную фигурку, набитую травами и остриженными волосами владельца.

Перед свадьбой невеста должна была трижды объехать вокруг родного дома на телеге, "прощаясь с девичеством". А чтобы семейная жизнь была ладной, молодоженам следовало вместе посадить у крыльца дубок или рябину. Существовал и любопытный обряд "на плодовитость" — на брачное ложе клали колосья пшеницы и орехи, что символизировало достаток и большое потомство.

Глава 14

Важный гость из столицы оказался настоящим красавчиком-аристократом, холеным и нарядно одетым. Его камзол из темно-синего бархата с причудливой серебряной вышивкой в виде стилизованных грифонов идеально облегал высокую, подтянутую фигуру. Узкие брюки из тонкой шерсти были безукоризненно заправлены в сапоги из мягчайшей кожи, отполированные до зеркального блеска. На шее — изящное кружевное жабо тончайшей работы, скрепленное изысканной рубиновой булавкой, стоимость которой, как мне показалось, могла бы содержать все мое имение полгода. Высокого роста, лет сорока, с выразительными карими глазами и темно-русыми, волнистыми волосами, уложенными в идеальную, ниспадающую на плечи прическу, гость стоял спиной к окну, заложив руки за спину. Его лицо с тонкими, словно выточенными резцом скульптора чертами показалось мне одновременно усталым и живым — небольшие морщинки у глаз говорили о привычке легко улыбаться, а твердый, волевой подбородок — о решительном характере.

Едва я перешагнула порог гостиной, он напрягся, словно по струне пробежал ток. Ранее спокойная, непринужденная поза мгновенно исчезла, уступив место странному, почти физически ощутимому напряжению. Его длинные пальцы, украшенные несколькими массивными перстнями с замысловатыми фамильными гербами, непроизвольно сжались в кулаки. И? Он что, ведьму перед собой увидел? Или кикимору болотную? Так при таких галлюцинациях ему либо прямиком к лекарю душ, либо в мой заповедник — успокоить нервы.

— Добрый день, — я вежливо улыбнулась, не подавая и виду, что заметила его необычную реакцию. Затем сделала легкий, но безупречный реверанс. – Я – графиня Маргарита горт Артараш. Рада приветствовать вас в Темных Песках. Что именно вы хотели со мной обсудить?

Гость медленно, почти с усилием выдохнул, и его поза вновь обрела привычную аристократическую непринужденность, словно натянутая маска. Он ответил на мой реверанс низким, изысканным поклоном, той утонченной грацией, которой можно научиться, только прожив много лет при дворе и не одну сотню раз повторяя этот жест.

— Добрый день, ваша светлость. Маркиз Эдуард горт Нартагар, граф Шартосский. Прибыл к вам по поручению его императорского величества. Вы позволите?..

И он с легким, едва уловимым намеком посмотрел в сторону высоких кресел с гобеленной обивкой, стоящих у камина.

Я мысленно хмыкнула. Вот оно, отсутствие должного воспитания. Моего, конечно же. Могла бы и сама догадаться, что столь важному гостю нужно немедленно предложить присесть и отдохнуть с дороги.

— Да, конечно, прошу, будьте как дома, — кивнула я, делая широкий, приглашающий жест рукой.

И мы оба, соблюдая светские условности, плавно расположились в глубоких креслах неподалеку от большого арочного окна, за которым простирался вид на мрачноватый, но живописный парк.

Я опустилась в кресло с высоко поднятой головой, стараясь сохранять достойную осанку. Солнечные лучи, проникавшие сквозь разноцветные витражные стекла, рисовали на потертом дубовом полу причудливые узоры из малиновых, синих и золотых бликов, которые колыхались и переливались при малейшем движении воздуха в зале.

Маркиз устроился напротив, в кресло с высокой резной спинкой, его движения были отточены до совершенства – ни единого лишнего жеста, ни малейшей суеты. Он аккуратно, почти с нежностью поправил кружевные манжеты, прежде чем заговорить тихим, но четким голосом:

— Его величество получил весьма... любопытные донесения о вашей деятельности здесь, ваша светлость.

Его длинные пальцы с безупречно остриженными ногтями легонько, почти бесшумно постукивали по полированному дереву подлокотника. Взгляд, однако, оставался совершенно непроницаемым – в нем не читалось ни одобрения, ни осуждения, лишь холодная, отстраненная вежливость.

Я намеренно медлила с ответом, делая вид, что поправляю складку на своем платье, давая себе время собраться с мыслями. За окном пролетела крупная птица, на мгновение отбросив скользящую тень на аристократичное, невозмутимое лицо маркиза.

— Если речь идет о моем заповеднике, — осторожно, подбирая каждое слово, начала я, — то уверяю вас, это всего лишь безобидное развлечение для местной знати. Не более того. Никакой реальной угрозы империи или ее интересам...

— О, нет-нет, — он мягко, почти ласково перебил меня, и в уголках его глаз появились едва заметные, лучистые морщинки. — Его величество вовсе не обеспокоен. Скорее... заинтригован. Крайне заинтригован.

Маркиз плавно наклонился вперед, сложив руки перед собой, и теперь при новом ракурсе я разглядела тонкий, почти незаметный шрам у него на левой скуле – бледный, старый, но все же выдававший в нем человека, знакомого не только с изысканностью дворцовых интриг.

— Видите ли, ваша светлость, в столице сейчас как раз активно обсуждают проект нового закона о магических существах и их статусе. И ваш уникальный опыт... — он сделал многозначительную, театральную паузу, давая мне осознать вес его слов, — мог бы оказаться весьма полезным. Крайне полезным.

В воздухе повисло густое, тягучее молчание, нарушаемое лишь мерное тиканье старинных напольных часов в углу зала, отсчитывающих секунды. Где-то в глубине замка жалобно скрипнула дверь – возможно, это дядька Борк подслушивал у щели.

Я перевела взгляд на свои руки, сцепленные на коленях. Ногти были аккуратно подпилены, но все еще далеки от столичного лоска, без малейшего следа лака или изысканного ухода.

Глава 15

Тайная тропа нечисти открылась, как только я оделась потеплее и была готова идти в заповедник. Мы с маркизом стояли в холле, когда стена напротив вдруг заколебалась, словно нагретый воздух над раскаленными камнями, и плотные дубовые панели поплыли, теряя очертания. Из ниоткуда появился узкий проход, стены которого напоминали сплетенные корни древних деревьев, покрытые мягким, бархатистым мхом, мерцавшим вполсилы. Воздух внутри пах влажной землей, прелыми листьями и чем-то еще — сладковатым, почти медовым ароматом цветов, который щекотал ноздри.

— После вас, — маркиз сделал изящный жест рукой, но в его глазах, темных и обычно невыразительных, я заметила искорку неподдельного любопытства. Видимо, даже столичный аристократ не часто видел подобное.

Тропа оказалась удивительно теплой и упругой под ногами, будто мы шли по живому ковру. Стены коридора, живые и дышащие, пульсировали едва заметным бирюзовым светом, словно в них текла невидимая энергия, и при касании мох отзывался легким пощипыванием. Где-то впереди, за поворотом, слышался многоголосый шепот и сдержанное хихиканье — нечисть явно готовила нам встречу, перешептываясь и пошлепывая по влажной земле босыми лапами.

Через несколько минут тропа неожиданно оборвалась, и мы буквально вывалились на солнечную поляну у самого входа в заповедник. Я едва удержала равновесие, хватаясь за шершавый бархат рукава маркиза. Он, следует признать, даже не дрогнул, лишь чуть вжал в травку каблук, чтобы встать устойчивее.

— Мзду! — заскрипели вдруг старые дубы-стражи, их корявые ветви с треском сплетаясь в плотную, почти непроницаемую сеть перед нами. Листья шелестели угрожающе, а темная кора на стволах сдвинулась, образуя подобие морщинистых, злобных лиц с впадинами вместо глаз.

Я резко подняла голову, чувствуя, как знакомый гнев горячей волной поднимается по спине.

— От кого мзду? — мой голос прозвучал резко, эхом разнесясь по притихшему лесу. — От хозяйки? Мало я вас свежим молоком из кринки пою? И кормлю медовыми пряниками с корицей? И дарю новые шелковые ленточки для кикимор, чтобы не ходили лохматые?

Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь смущенным шуршанием в кустах. Затем раздался приглушенный, виноватый шепот, ветви медленно, со скрипом разошлись, а кора на деревьях сгладилась, принимая обычный, безмятежный вид. Где-то в зарослях папоротника кто-то маленький тихо фыркнул — видимо, нечисть поняла, что перегнула палку.

Маркиз стоял рядом, его брови были высоко подняты. В длинных пальцах он сжимал маленький кожаный мешочек с солью, но, похоже, так и не решился его развязать.

— Впечатляюще, — прошептал он, и в его голосе прозвучало неподдельное уважение. — Вы... разговариваете с ними как с непослушными детьми.

Я поправила платье, с которого осыпались травинки и цепкие травинки мха.

— А они и есть непослушные дети, — пожала я плечами. — Только с когтями, острыми зубами и способностью пугать до смерти зазевавшихся путников. Ну что, маркиз, готовы к экскурсии?

Он кивнул, и в выражении его утонченного лица я впервые увидела не расчетливого придворного, а человека, искренне и глубоко заинтересованного в происходящем. Это... было неожиданно приятно.

Тропинка перед нами теперь была свободна, узкая и утоптанная, ведущая вглубь заповедника, в сумрак вековых кедров и шепчущих берез, где нас явно уже ждали. Где-то вдали, у старого оврага, раздался странный переливчатый смешок — нечисть определенно готовила какой-то сюрприз. Но с маркизом, кажется, они теперь будут осторожнее. По крайней мере, я на это надеялась.

Мы медленно продвигались по тропе, и я с удивлением отмечала перемены, произошедшие с моего последнего визита. Нечисть явно не сидела без дела, превращая заповедник в подобие то ли ловушки, то ли испытательного полигона.

Под ногами мягко пружинил плотный изумрудный мох, будто специально выстланный для моего удобства ровным, упругим ковром. Но стоило маркизу сделать шаг, как под его начищенными до блеска ботинками тут же вырастали скользкие, покрытые влажной слизью камни или цепкие корни, норовящие оплести его лодыжку. Он спотыкался, инстинктивно хватаясь за шершавые стволы деревьев, которые «случайно» оказывались обильно покрыты липкой, ароматной смолой, тянущейся нитями между пальцами перчаток.

— Осторожнее, — я невольно протянула руку, когда особенно наглый сучок, похожий на костлявый палец, резко дернулся, целясь маркизу прямо в лицо. — Они... немного вредничают. Сегодня явно в настроении пошалить.

Маркиз с отвращением вытер испачканные в липкой субстанции перчатки о шелковый платок с вышитым гербом, который тут же ухватила из сумрака подлеска маленькая мохнатая лапка с грязными коготками и молниеносно утащила в густую поросль папоротников.

— Я начинаю понимать, — проговорил он сквозь стиснутые зубы, аккуратно стряхивая с камзола хвою, — почему его величество заинтересовался именно вашими методами управления этими... энергичными созданиями.

Мы вышли к импровизированному «веревочному городку» — причудливой конструкции из переплетенных упругих лиан и серебристой, неестественно прочной паутины, где резвились шишиги, похожие на мохнатые комочки с горящими глазками. Увидев нас, они завизжали от восторга и начали лихо раскачиваться на лианах, словно на тарзанках, обрызгивая маркиза брызгами темной, пахнущей тиной болотной воды.

— Они... — я закусила губу, стараясь не рассмеяться при виде его окаменевшего лица, — обычно более гостеприимны.

Глава 16

В общем и целом прогулка вышла не только увеселительной, но и по-настоящему обучающей. Маркиз ходил везде с настороженно-задумчивым видом, внимательно впитывая каждую деталь, каждый шорох, каждую тень, отбрасываемую странными творениями нечисти. Его проницательный взгляд, привыкший читать скрытые смыслы в придворных интригах, теперь с тем же упорством пытался понять логику этого иррационального мира.

А когда мы вернулись в знакомую прохладу холла замка, где панели из темного дуба вновь обрели свою монолитность и солидность, я услышала его низкий, теперь лишенный иронии голос:

— Благодарю за поучительное общение, ваша светлость. Оно дало... обильную пищу для размышлений.

Затем маркиз отступил на шаг, провел рукой по воздуху, вычерчивая сложный узор, и пространство перед ним затрепетало, раскрываясь в узкий, мерцающий серебристой дымкой портал. Не оглядываясь, он шагнул в него и исчез, а разрыв в реальности бесшумно схлопнулся, не оставив и следа.

Я лишь плечами пожала, смахнув с рукава упрямо прицепившуюся хвоинку. Да всегда пожалуйста.

Поев в своей комнате простой, но сытной еды — тушеных овощей и свежего хлеба, я там и осталась. Устроилась в глубоком, уютном кресле у высокого окна, за которым медленно спускались сумерки, окрашивая парк в синеватые тона. В руках я держала потрепанный томик любовного романа с позолотой на обрезе, стараясь погрузиться в незамысловатый сюжет о страстях и клятвах, чтобы отвлечься и дать отдохнуть своей переполненной впечатлениями голове. Тишину нарушало лишь потрескивание поленьев в камине да тиканье старинных часов на каминной полке.

«Утро началось с музыки. Волшебная легкая мелодия плыла по воздуху, проникая даже сквозь закрытые окна.

И разбудила меня как раз эта самая мелодия. А так как легла я поздно, спала плохо, за ночь не успела выспаться, то и встала я с настроением убивать. Вот того, кто создает эту мелодию, ага. Ну, или тех, если этих идиотов несколько.

Не вызывая служанку, в чем была, то есть в длинной закрытой ночнушке синего цвета, я поднялась с кровати и пошлепала к окну.

Дошла. Раздвинула плотные шторы. Открыла окно.

В спальню ворвался свежий утренний воздух.

И мелодия. Та самая.

Ее исполнитель, один наглый дракон по имени Ричард, стоял прямо под моим окном и играл на чем-то, похожем на скрипку.

- Убью, - негромко произнесла я, не стыдясь своего вида.

Игра оборвалась. Ричард поднял голову, увидел меня и вежливо поинтересовался:

- Вам не нравится музыка, лорта Сандра?

«Нет, лорт, мне не нравится, как вы играете», - съязвила я мысленно. Вслух же произнесла.

- Лорт Ричард, у вас совесть есть? Я полночи не спала. Я спать хочу. Зачем вы здесь со своей музыкой?!

Этот гад, как все мужчины, услышал только то, что было важно ему.

- Полночи не спали? – совершенно искренне поинтересовался он. И густые брови сошлись у переносицы. – Позвольте поинтересоваться, лорта Сандра, чем же вы были заняты полночи?

- Читала! – не выдержав, рявкнула я.

И захлопнула окно.

Скотина такой! Нашелся мне муж! Допрос он тут устраивать будет! Чем занималась?! Тебя это точно волновать не должно! Еще я перед тобой, гадом ползучим, не отчитывалась!

Кипя, словно чайник, я вызвала Лисси, по-быстрому привела себя в порядок, надела первое попавшееся домашнее платье и пошла есть. В обеденный зал.

Переступила порог. Увидела Ричарда, сидевшего неподалеку от моей ненаглядной матушки.

Ладони сами собой сжались в кулаки.

Вот что он тут делает?!»[1]

Зачитавшись до глубокой ночи, я легла поздно, даже не поужинала толком, ограничившись лишь чашкой травяного чая да парой сухариков. И уснула, едва голова коснулась прохладной льняной подушки, утопая в мягкости пухового одеяла.

Спала я просто чудно, без сновидений, погруженная в густой, беспробудный сон, как в бархатную темноту. Проснулась утром необычайно бодрая, с ясной головой и ощущением, что выспалась за троих.

И следующие несколько дней активно занималась хозяйством: проверяла запасы в кладовых, выслушивала отчеты управляющего и экономки, разбиралась с жалобами крестьян и, конечно, навещала своих подопечных в заповеднике, которые, казалось, немного притихли после визита столичного гостя.

А потом снова пришел маркиз, такой же нарядный и ухоженный, как и в прошлый раз, в камзоле из темно-синего бархата с серебряным шитьем. Появился он без предупреждения — серебристый портал рассек воздух прямо на лужайке перед замком. Он неспешно подошел к тяжелой дубовой двери, постучал массивным молотком и, дождавшись моего появления, перешагнул порог. И едва мы обменялись короткими приветствиями, он, не мешкая, пригласил меня на свидание. Внезапно, да.

— В столичном театре завтра премьера новой постановки. Уверен, вам понравится, — улыбнулся он улыбкой опытного искусителя, грациозно располагаясь в моем любимом кресле в гостиной, прямо напротив меня, и положив трость с набалдашником в виде головы сокола на колени. — Будут ставить что-то невероятно слезливое, полное высоких чувств и драматических перипетий, то, что так по нраву местным дамам.

Глава 17

- Благодарю за подарок, но я не уверена... - начала я, смущенно касаясь подарка.

- Прошу, не обижайте меня! - маркиз мягко перебил, его пальцы осторожно застегивали замочек. - Это колье просто подчеркнет вашу красоту! Уверен, оно делалось специально для вас!

Я так не считала, но спорить не стала, позволила маркизу надеть на меня колье. Его пальцы оказались на удивление мягкими и теплыми. И, честно признаться, мне понравились его прикосновения.

Портал вспыхнул ослепительным светом.

И вот мы уже в сверкающем фойе Императорского театра. Хрустальные магические шары бросали блики на позолоту стен, смешиваясь с переливами шелков и драгоценностей. Дамы в платьях с кринолинами, расшитых настоящими жемчугами, напоминали экзотических птиц. Их декольте сверкали бриллиантовыми колье, каждое из которых стоило больше моего годового дохода.

Мое скромное темно-синее платье с закрытыми рукавами выглядело здесь по-монашески строго. Даже сапфировый подарок маркиза казался скромной безделушкой на фоне роскоши столичных аристократок.

И, конечно же, на нас смотрели с любопытством. Маркиза здесь явно знали и теперь гадали, с кем же он появился. Я считывала по выражениям лиц желание побольше узнать обо мне и, конечно же, разнести сплетни.

Маркиз лишь улыбался, искусно лавируя между группами аристократов.

Под этими любопытными взглядами мы вышли из холла, поднялись по боковой лестнице и очутились в ложе маркиза. Небольшая, но уютно обставленная, она манила приятным полумраком и изящной мебелью.

Пространство было обтянуто темно-бордовым бархатом, поглощающим лишние звуки. Два глубоких кресла с изогнутыми спинками стояли так близко, что подлокотники почти соприкасались. На крошечном столике между ними уже ждали охлажденное шампанское в хрустальном графине и тарелка с засахаренными фиалками - изысканное столичное лакомство.

Я осторожно опустилась в кресло, чувствуя, как мягкая обивка принимает форму тела. Снизу доносился гул голосов - смех, шепот, звяканье бокалов. Партер напоминал пестрый ковер из кринолинов и камзолов, где каждый старался перещеголять соседа. Молодые щеголи напудренными париками кивали в такт несуществующей музыке, старые графини в бриллиантовых колье зорко осматривали зал в лорнеты.

- Обратите внимание на ложу напротив, - маркиз наклонился ко мне, его плечо едва касалось моего. - Там герцогиня Ортасанская с дочерью. Кажется, они вас узнали.

Действительно, в противоположной ложе пожилая дама в лиловом парике что-то оживленно шептала юной девице, не сводя с меня глаз. Та вспыхнула и тут же опустила веер.

- Не волнуйтесь, - пальцы маркиза нежно коснулись моей руки, лежащей на подлокотнике. - К третьему акту все будут обсуждать только спектакль. Или... - в его глазах мелькнула искорка, - наш скандальный уход посреди представления.

Я невольно рассмеялась, представляя лица этих напудренных аристократок, если бы маркиз действительно увлек меня за собой. Внизу зазвенел колокольчик, возвещая о начале спектакля. Свет в зале начал медленно гаснуть, оставляя лишь мягкое сияние хрустальных шаров.

- Сегодня ставят "Слезы Лунной феи", - прошептал маркиз, наполняя мой бокал. - Сплошные страдания, измены и смерть в пятом акте. Как раз то, что обожает столичная публика.

Занавес с шипением пополз вверх, открывая сказочные декорации. Но мое внимание было приковано не к сцене, а к теплу руки маркиза, все еще лежащей поверх моей.

Маркиз скоро опомнился, убрал руку. Но при этом то и дело посматривал в мою сторону, особенно во время слезливых сцен. Видимо, проверял мою реакцию.

Я, как человек, закаленный земным кино, смотрел на все, что мне показывали, с большим скепсисом. Но когда все же представление завершилось, я всплакнула. От счастья, что все закончилось.

- Наконец-то, - выдохнула я, - больше никаких выдуманных страданий.

Маркиз только хмыкнул в ответ.

Вернулись мы в замок так же, как и уходили из него, - порталом, открытым из самой ложи.

Очутившись в холле замка, маркиз поклонился мне.

- Благодарю за прекрасно проведенное время, ваша светлость. Приятного вам вечера.

Сказал и ушел порталом, оставив меня дома. С колье, да. Похоже, это и правда был подарок, а не просто вещица на вечер.

- Ну и что это было? – проворчала я про себя, поднимаясь по ступенькам лестницы. – То в театр зовет, то колье дарит. Странный тип.

Поворчав, я добралась до своей спальни. Служанка уже ждала в спальне, держа наготове ночную рубашку из мягчайшего льна. Пока она расстегивала застежки платья, я смотрелась в зеркало. Лицо казалось усталым, но глаза... глаза странно блестели. Когда свечи были погашены, я утонула в пуховых подушках, ожидая, что сон придет быстро. Но мысли никак не хотели утихать.

Сны пришли беспокойные. Герои сегодняшнего спектакля — эта плаксивая фея и ее несчастный возлюбленный — кружили вокруг меня в темноте, их грим казался неестественно ярким.

- Он идеальный жених! — визгливо твердила фея, ее парик осыпался серебряными блестками.

- Богат, знатен, благосклонен к вам! — вторил ей кавалер, размахивая бутафорским мечом.

Я бежала по бесконечным коридорам замка, но голоса преследовали меня повсюду. Даже когда я захлопнула за собой дверь спальни, голоса продолжали шептать снаружи:

Глава 18

Мне срочно надо было чем-то занять голову, отвлечься, переключиться на что-то другое, не связанное с маркизом и его непонятным поведением. И в этом мне помог Стив.

Он появился сразу после завтрака, как обычно прискакав на лошади. Его широкие плечи были напряжены, а в глазах читалась неподдельная тревога. Капли дождя стекали с его поношенного плаща, образуя мокрые круги на каменных плитах.

- Беда, вашсветлость, - пробасил он, перешагивая порог замка. – Самые дальние деревни залило, люди без урожая и крова остались. В Нижних Лугах крыши снесло. В Черноручье поля под метр воды ушли. Люди на чердаках сидят, скотину еле успели спасти.

Я недоуменно нахмурилась, глядя в окно. Замковый двор был сухим, лишь легкая дымка тумана висела над конюшнями. Дождь, конечно, шел совсем недавно, но не сказать, чтобы очень сильный. На ливень не похож. И чтобы вот так вот, залить деревни… Это ж какой объем осадков должен выпасть? И почему так неравномерно?

Эти вопросы я и задала Стиву.

- Дык, Темные пески же, - простодушно развел он руками. Как будто одна эта фраза все объясняла, без любых дополнений. – Тут частенько подобное творится. В одной деревне жара и засуха, скот мрет без воды. А рядом – дожди льют без просыха. Старики говорят, будто перед самым потопом видели огромные огненные шары над болотами. А в Черноручье девка одна клянется, что вода в колодце в полночь красной стала.

Ясно. Аномальное место. Похоже, связано все это с ведьмами, которые жили в замке несколько веков назад. Они колдовали. А мне – расхлебывай.

Я подавила тяжелый вздох. Где-то там, за лесами и холмами, люди теряли последнее. А мне предстояло разбираться с тем, о чем даже в фамильных книгах не осталось записей.

- Есть возможность прямо сейчас переселить людей? Или подвезти им продовольствие? – уточнила я, раздумывая над ситуацией.

- Дык, вода же, вашсветлость, - последовал ответ. – Лодок-то у нас и нет. Так, парочка всего. Детей я вывез, кого смог. А вот остальные…

- Посиди пока на кухне, поешь, чаю попей, - распорядилась я. – Мне нужно время – подумать. Я позову тебя чуть позже.

Стив поклонился, зашагал на кухню.

Я же поднялась к себе, в спальню – думать.

Я закрыла за собой дверь спальни, ощущая тяжесть ответственности на плечах. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь свинцовые стекла окон, рисовали на дубовом полу причудливые узоры.

- Дядька Борк, - позвала я, опускаясь на край кровати с резными столбиками. Пальцы автоматически вцепились в складки юбки, сминая дорогую ткань. – Что делать-то? Как людям помочь?

Воздух в углу комнаты заколебался, как над раскаленными камнями. Из тени выступила знакомая мохнатая фигурка. Домовой выглядел необычно серьезным - его обычно взъерошенная борода была аккуратно заплетена в три тонкие косички, перевязанные красными нитками.

- Дык что тут сделаешь, - проскрипел он, усаживаясь на мою туфельку. Его крохотные глазки-бусинки блестели в полумраке. - Ведьмы покуролесили тогда знатно. Вся земля кругом пропитана их колдовством, как губка.

Он почесал за ухом, оставляя на полу крошечные комочки шерсти.

- Возьми землицу у замка. Сама возьми, как хозяйка, - он сделал акцент на последнем слове, - своей рукой. Да в мешочек холщовый насыпь.

Я кивнула, уже представляя, как буду копать землю у восточной стены, где когда-то, по легендам, стоял алтарь ведьм. Пальцы сами потянулись к шкатулке с нитками - там лежал подходящий лоскут небеленого холста.

- И пусть твой управляющий этот мешочек бросит в воду возле тех деревень, - продолжил Борк, его голос стал глуше, словно доносился из-под земли. - Вода сразу не уйдет, но все побыстрей будет, ежели не делать ниче.

Он вдруг чихнул, и в воздухе запахло мокрой шерстью и лесными кореньями.

- А как вода уйдет, так уже и о другом можно думать, - закончил он, уже растворяясь в воздухе, оставляя после себя лишь пару опавших волосков на ковре.

- Спасибо, - вздохнула я, глядя на пустое место, где только что сидел домовой.

В голове уже строились планы - сначала земля, потом Стив, потом... Потом буду думать, что дальше делать с наследством ведьм.

Я вышла в замковый двор, подол платья уже перехваченный практичным шнуром, чтобы не мешал. В руках - небольшая деревянная лопатка, которую мне дала кухарка. У восточной стены, где по преданию когда-то стоял алтарь ведьм, земля казалась особенно плотной и холодной.

Присев на корточки, я вонзила лопатку в почву. Земля сопротивлялась, будто не желала расставаться даже с горсточкой себя. Пальцы быстро замерзли - несмотря на солнечный день, здесь царил странный холодок. С каждым движением из земли поднимался едва уловимый запах - нечто среднее между прелыми листьями и пеплом.

Когда я наконец наполнила холщовый мешочек, ладони были в царапинах, а под ногтями забилась темная, почти черная земля. Она странно блестела на солнце, будто в ней были примешаны мельчайшие частицы слюды. Мешочек оказался на удивление тяжелым - гораздо тяжелее, чем должна быть обычная земля.

Я завязала его трижды - обычным узлом, потом бантиком, и по окончании перевязала красной ниткой, которую выдернула из подола. Мешочек словно пульсировал в руке, излучая едва заметное тепло.

Глава 19

Маркиз недолго оставлял меня без собственного внимания. Он прибыл порталом в замок через пару дней после похода в театр, рассыпался в дежурных комплиментах и пригласил меня поужинать с ним. Я терялась в догадках, что ему от меня нужно, и почему именно меня он сделал объектом своих ухаживаний. Кроме него, никто из столичных аристократов на меня внимания не обращал. А тут вдруг такие настойчивые просьбы сразу о нескольких встречах подряд.

Дома сидеть было скучно. И я согласилась. В конце концов, почему бы и не поужинать в столичной ресторации, да еще и за чужой счет?

Оказалось, что пригласили меня совсем не в ресторацию.

В нужно время я спустилась в холл в одном из своих новых, но не особо пышных платьев. Темно-зеленое, с небольшим декольте и закрытыми руками, оно отлично сидело на моей фигуре.

Нарядно разодетый маркиз встретил меня очередным потоком комплиментов, открыл портал… И мы оказались на крыше.

Под ногами хрустел мелкий гравий, а в воздухе витал легкий запах жасмина и ночных цветов. Маркиз осторожно взял меня под руку, помогая сохранить равновесие.

- Вот и наш столик, - произнес маркиз, указывая на небольшой павильон в дальнем углу крыши.

Белые полупрозрачные занавески колыхались на вечернем ветерке, открывая вид на удивительно накрытый стол. Хрустальные бокалы отражали последние лучи заката, а серебряные приборы сверкали в свете множества крошечных ламп, подвешенных к каркасу павильона.

- Это... - я замерла на месте, ощущая, как учащенно бьется сердце.

- Вид с крыши Императорской библиотеки, - маркиз провел рукой по воздуху, будто представляя спектакль. - Лучшего места для ужина в городе не найти.

Действительно, перед нами расстилалась вся столица - темные силуэты дворцовых башен, мерцающие огни в окнах богатых особняков. Где-то вдалеке виднелась извилистая лента реки, отражающая последние краски заката.

Маркиз пододвинул мне кресло с неожиданной заботливостью. Его пальцы на мгновение задержались на моем плече, и я почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

Официанты в белых перчатках начали подавать блюда, но я едва замечала их. Вместо этого наблюдала, как свет заката играет в глазах моего спутника, как его обычно безупречные волосы слегка растрепал ветер.

- Вы сегодня особенно прекрасны, - сказал он, наполняя мой бокал вином цвета рубина. - Зеленый вам очень к лицу.

Когда маркиз поднял бокал для тоста, в его глазах было искреннее восхищение и что-то еще - то, что заставило мое сердце биться чаще.

- За новые впечатления, - произнес он, и хрусталь звонко встретился над центром стола.

Где-то внизу заиграла музыка - камерный оркестр, спрятанный на соседней крыше. Нежные звуки скрипок смешались с шепотом вечернего ветра и далеким гулом города.

Вкусный ужин, хорошая компания, приятная обстановка – что еще надо для счастья? Наверное, определенности. Я понятия не имела, для чего маркиз уже второй раз приглашает меня на свидание, что ему от меня надо, какие у него планы на мою персону.

Так что едва мы перешли к десерту – нежнейшему мороженому, просто таявшему во рту, - я произнесла.

- Благодарю вас, ваша светлость, за отличный вечер. Признаюсь, не ожидала, что увижу в ближайшее время столицу, да еще с такого ракурса.

- Рад, что смог вам угодить, - улыбнулся маркиз. – Поверьте, ваша светлость, столица умеет удивить. И здесь есть множество мест, достойных вашего внимания. Например, императорская оранжерея, в которой растут цветы со всего мира. Я буду счастлив сопровождать вас туда, например, послезавтра?

Эм… То есть сначала театр, потом – ужин, следом – оранжерея… И быстро-то как. Маркиз явно куда-то торопился.

- Я люблю цветы, но, ваша светлость, Темные пески отнимают все мое время. Они постоянно требуют присутствия хозяйки, - я развела руками, мол, я бы с радостью, но дом, хозяйство… Напор маркиза меня откровенно пугал. И следовало заранее расставить все точки над «и».

В ответ – понимающая улыбка.

- А если я скажу вам, что мечтаю сделать вас своей женой? Вы найдете для меня время?

Я порадовалась, что успела проглотить последний кусочек мороженого. Иначе, боюсь, поперхнулась бы, а то и, не дай боги, подавилась бы. А тут даже по спине побить некому. Сразу будет нарушение этикета.

- Ваша светлость, - осторожно заметила я, старательно подбирая слова, чтобы ни в коем случае не обидеть маркиза. – Я, конечно, польщена вашим вниманием ко мне, но… Вы – столичный аристократ, который вхож ко двору. Я – провинциальная старая дева, которая…

- Которую я много лет видел во снах, - перебил меня маркиз, словно забыв обо всех правилах этикета разом. – Вы, ваша светлость, прибыли сюда издалека, точнее сказать – из другого мира. И там, в том мире, вели жизнь, отличную от здешней. Не так ли?

Я молчала. Смотрела на этого странного типа и молчала. Он видел меня во снах? Он знает о Земле? О моей жизни там? Если он говорит все это серьезно, то как мне реагировать? Что ответить? Как быть?!

Глава 20

- Неожиданно, следует признать, — наконец, произнесла я, ощущая, как слова медленно выходят из моих губ, будто я все еще не верю в реальность происходящего. Молчать дальше было бы невежливо с моей стороны, да и ситуация требовала объяснений. — Вы, ваша светлость, ошарашили меня. Не думала, что подобное возможно — видеть кого-то во снах, да еще и при том, что этот человек — из другого мира.

- Я тоже не думал, - кивнул маркиз. – И отправлялся к вам по приказу императора, исключительно чтобы поговорить о вашем заповеднике нечисти. Представьте же мое удивление, когда хозяйкой Темных песков оказалась женщина, чью жизнь я наблюдал во сне в течение долгого времени.

Ах, вот почему ты так странно отреагировал на мое появление при нашей первой встрече. Да, теперь многое становится понятным.

- И за то время, что вы видели меня в своих снах, вы решили сделать меня своей женой? – уточнила я, все еще пытаясь понять, что именно происходит.

- Не совсем, - покачал головой маркиз. В уголках его губ мелькнула тень улыбки. – Я влюбился в вас. Но был уверен, что вы существуете только в моем воображении. Когда же я понял, что вы реальны, я дал себе слово, что сделаю вас своей женой.

Его слова повисли в воздухе, тяжелые и неоспоримые, словно клятва, произнесенная не мне, а самому себе.

— Вы все еще не верите мне? — маркиз слегка наклонил голову, его пальцы медленно обводили край бокала.

— Не в том дело, — я отложила вилку, чувствуя, как его взгляд скользит по моему лицу. — Просто… странно осознавать, что кто-то видел мои сны. Мои мысли. Даже если это были лишь обрывки.

— Это были не просто обрывки, — его голос прозвучал тихо, но твердо. — Я видел, как вы смеетесь, когда ветер запутывает вам волосы. Как грустите, когда думаете, что никто не видит. — Он сделал паузу. — И я хотел бы видеть это не только во снах.

Тепло разлилось по груди, но я сжала пальцы, пытаясь сохранить хладнокровие.

— А если я скажу, что не хочу быть чьей-то клятвой? Даже вашей?

Он улыбнулся — не спеша, словно заранее знал, что я это скажу.

— Тогда я докажу, что достоин не только ваших снов, но и вашей реальности.

И в этот момент где-то внизу, за пределами купола, вспыхнули огни фейерверков — золотые и алые искры рассыпались по небу, отражаясь в его глазах. Будто сама Вселенная решила поставить точку в этом разговоре.

Словно по молчаливому согласию, мы сменили тему разговора. Маркиз начал рассказывать о столичных достопримечательностях – то о старинном театре, где актеры ходят по сцене на ходулях, то о стеклянных садах герцогини Вальтерры, где среди цветов порхают, будто крупные бабочки, живые драгоценные камни. Рассказчик из него вышел превосходный – он умел находить неожиданные детали, из-за которых даже знакомые места казались волшебными. Я слушала, изредка поддакивая или задавая вопросы, когда рассказ особенно меня заинтересовывал.

Ужин затянулся. И домой я вернулась поздно. Тоже порталом, да.

Распрощавшись с маркизом в холле, я поднялась в свою спальню, с помощью зевавшей служанки переоделась в ночнушку и завалилась спать.

Что снилось – не помню. Но проснулась я с непривычно легким сердцем, потягиваясь в лучах утреннего солнца. Даже обычный свет за окном казался сегодня ярче. Вчерашнее признание маркиза, его твердое "я сделаю вас своей женой" – вопреки всем сомнениям, грело изнутри. Я потрогала свои губы – они сами растягивались в улыбке.

- Ну и дела... – прошептала я в пустоту спальни, прежде чем позвонить в колокольчик, чтобы вызвать служанку.

Вот так живешь, никого не трогаешь, считаешь себя обычной хозяйкой заповедника нечисти. А потом внезапно узнаешь, что кто-то все эти годы видел тебя во снах, мечтал о тебе, строил планы...

Вымывшись и приведя себя в порядок, я переоделась, позавтракала и погрузилась в домашние дела.

Экономка, найра Марта, принесла на согласование меню на несколько дней вперед.

- Кухарка предлагает на вторник утиную грудку в гранатовом соусе, а на среду – запеченную телятину с трюфелями. Если вы одобрите, я передам на кухню.

Я бегло просмотрела список, кивнула.

– Хорошо. Только пусть добавят больше зелени к телятине.

Экономка сделала себе отметки в блокноте.

- Ваша светлость, в подполе мыши завелись, - доложила она. - Хорошо бы кота взять, а то и двух.

Я представила, как по моим коридорам будут расхаживать упитанные коты-мышеловы, и чуть не улыбнулась.

– Надо – берите. Только без котят.

– Конечно, ваша светлость, – Марта почтительно склонила голову. – Возьмем кастрированных.

Когда она вышла, я откинулась в кресле, глядя в окно. Солнечный луч играл в хрустальной чернильнице на столе. Казалось, даже самый обычный день теперь был наполнен каким-то новым смыслом.

"Котов, значит, заведем..." – подумала я. А потом вдруг осознала, что улыбаюсь сама себе, как дурочка. Все из-за него, из-за маркиза. Из-за этих странных, неожиданных снов, которые вдруг стали реальностью.