Луна висела над городом слишком низко, будто наблюдала за каждым моим шагом. Я стояла у окна своей крошечной комнаты в общежитии и никак не могла уснуть. В ушах всё ещё звучал его голос , глубокий, властный, чуть насмешливый. Голос, от которого по спине бежали мурашки.
Я знала его всего несколько дней. Новый преподаватель. Высокий, спокойный, с глазами, которые иногда казались слишком светлыми для человека. Когда он смотрел на меня, у меня возникало странное чувство: будто я книга, которую он читает без разрешения.
Смешно. Обычная студентка. Первый курс. Никакой особенной судьбы. Но стоило ему пройти мимо, как весь мир будто делал шаг назад, оставляя нас двоих наедине.
И всё же… Что-то в нём пугало. В его взгляде была сила, которую нельзя было объяснить. Нечеловеческая сила.
Я вздрогнула: где-то за окнами, внизу, в темноте кампуса, прозвучал протяжный вой. Настоящий, дикий, разрывающий тишину. Я прижала ладонь к стеклу и вдруг отчётливо почувствовала — он рядом. Смотрит. Ждёт.
В ту ночь я впервые подумала, что моя жизнь никогда не будет прежней.
Я всегда считала себя самой обычной девушкой. Не слишком красивая, не слишком умная, но достаточно упрямая, чтобы поступить в университет, куда мечтала попасть последние два года. И вот я стою у массивных дверей факультета, сжимая в руках папку с расписанием, и уговариваю себя вдохнуть полной грудью.
Первый день. Новая жизнь. Новые люди. Новые ошибки.
— Эй, первокурсница, не заблудись, — хмыкнул какой-то парень, проходя мимо.
Я сделала вид, что не слышала. Всё нормально. Просто нервы. А ещё это странное чувство, будто кто-то наблюдает. Нет, не кто-то , что-то.
Я вошла в здание, и сразу накатила тяжесть: запах старых книг, холодного камня и чего-то… неуловимого, будто воздух пропитан чужой силой. Сердце билось слишком быстро, и я мысленно обозвала себя дурой.
Аудиторию я нашла с трудом. Огромная, с высокими окнами, через которые врывался свет. Я выбрала место у окна , так всегда проще дышать. Разложила тетрадки, ручки, телефон. Смешно , словно эти вещи могли защитить меня от неизвестного.
Когда двери открылись, в аудиторию вошёл он.
Я заметила его мгновенно, и мир словно замер.
Высокий. Слишком высокий для обычного человека. Широкие плечи, сильные руки, которые даже под строгой рубашкой выглядели опасно. Волосы тёмные, чуть растрёпанные, будто ветер играл с ними. Черты лица резкие, словно вырезанные из камня. Но главное глаза. Светлые. Слишком светлые. На мгновение они встретились с моими, и я провалилась, потеряла почву под ногами.
— Доброе утро, — его голос был низким и тягучим, будто касался кожи. — Меня зовут Артём Сергеевич. Я буду вести у вас курс по истории философии.
Я машинально открыла тетрадь и записала его имя. Хотя это было лишним. Имя уже отпечаталось в моей памяти.
Артём Сергеевич.
Он прошёл по аудитории, и мне показалось, что воздух стал плотнее, тяжелее. Девушки на первом ряду синхронно выпрямились, будто по команде. Парни наоборот, невольно пригнулись.
— История философии, — продолжил он, легко опираясь ладонью на кафедру. — Звучит скучно? Возможно. Но философия это не только сухие даты и уставшие имена. Это борьба идей. А борьба всегда интересна.
Он говорил спокойно, но в каждом слове была сила. Я не слышала философию. Я слышала его голос. Густой, глубокий, слишком интимный, чтобы произносить лекцию.
Я уставилась на его руку. Длинные пальцы. На запястье свежая царапина, с которой ещё не до конца сошла кровь. Она выглядела так, будто оставлена когтями. Я поймала себя на мысли, что любую другую деталь я бы пропустила, но эту заметила сразу.
— Вы, — внезапно сказал он.
Я вздрогнула и подняла голову. Его глаза смотрели прямо на меня.
— Да… я? — голос предательски дрогнул.
— Именно вы, — в уголках его губ мелькнула тень усмешки. — Скажите, зачем, по-вашему, люди вообще стали философствовать?
— Э-э… — я судорожно перебирала варианты в голове. «Чтобы заняться чем-то умным? Чтобы доказать, что они умнее других? Чтобы…» — Я думаю, от скуки, — выпалила я, прежде чем смогла себя остановить.
Аудитория тихо захихикала.
На его лице не дрогнул ни один мускул. Только глаза блеснули.
— Любопытная версия, — сказал он медленно. — Возможно, вы правы. Когда человеку слишком спокойно, он начинает искать приключения. Иногда на голову.
Его взгляд снова задержался на мне. На секунду дольше, чем нужно. Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки.
Лекция продолжалась, но я не могла сосредоточиться. Слова теряли смысл, растворяясь в его голосе. Я знала одно: этот мужчина опасность. Настоящая, дикая, которую я даже не могла объяснить.
Я вышла из аудитории последней. Все мои одногруппники высыпали в коридор шумной толпой, обсуждая то, что для них было обычной лекцией. Для меня же это был маленький личный конец света.
Я ещё чувствовала на себе его взгляд.
Или это было воображение?
— Девушка, — голос догнал меня, когда я уже собиралась свернуть к лестнице.
Я замерла. Медленно обернулась.
Он стоял у дверей аудитории. Артём Сергеевич. Высокий, спокойный, с лёгкой усмешкой. Смотрел прямо на меня.
— Да? — спросила я слишком резко.
— От скуки, значит, философия появилась? — его глаза блеснули. — Забавная версия. Вы уверены, что это был обдуманный ответ?
Я вспыхнула.
— Ну… лучше, чем молчать.
— Иногда молчание умнее слов, — мягко заметил он и сделал шаг ближе.
Я тут же почувствовала, как сердце пропустило удар. Казалось, расстояние между нами сократилось слишком резко. Его присутствие было ощутимым , как электричество.
— Но, — продолжил он, слегка наклонив голову, — ваш ответ мне понравился. В нём есть ирония. А ирония — это тоже форма философии.
Я выдохнула, не сразу поняв, что всё это время задерживала дыхание.
— Значит, можно не готовиться к вашим лекциям? Достаточно иронизировать? — ляпнула я, прежде чем успела себя остановить.
Он приподнял бровь.
— Осторожнее. Ирония может быть как оружием, так и петлёй для её владельца.
— Ну, я всегда могу сказать, что это философский эксперимент, — попробовала я выкрутиться.
— Опасный эксперимент, — его голос стал ниже. — Особенно если проводить его на преподавателе.
Он смотрел на меня слишком пристально. Так не смотрят на студентов. Так смотрят на… добычу.
Я отступила на шаг, но он даже не пошевелился. Просто слегка приподнял уголок губ, будто заметил мою реакцию.
— Идите, — сказал он наконец. — У вас ещё будут лекции.
Я кивнула и почти сбежала вниз по лестнице.
После первой недели в университете я поняла одну простую истину: лекции можно прогуливать, спать можно мало, а вот звонки мамы , игнорировать категорически нельзя.
— Ты поела? — первый вопрос, как только я взяла трубку.
— Мам, я учусь в столице, а не на другой планете, — усмехнулась я, лёжа на кровати в общежитии. — Тут даже столовая есть.
— Ты уверена, что она съедобная? — строго уточнила она. — Может, тебе готовить контейнеры и пересылать?
— Мам, если ты будешь отправлять мне еду посылками, меня из общежития выгонят. И правильно сделают.
Я слышала, как она вздыхает, будто я уже непоправимо испортила свою жизнь отсутствием домашнего борща.
— Ты у меня одна, — сказала мама мягче. — Ты понимаешь? Одна.
Я понимала. Папа ушёл от нас, когда мне было десять. Просто однажды собрал вещи и уехал. Я тогда долго думала, что, наверное, это я виновата. Потом смирилась: ну, не всех людей можно удержать.
Мама осталась. Маленькая, хрупкая, но упрямая женщина, которая могла одной фразой поставить на место любого соседа и при этом до ночи печь пирожки «на завтра».
— Мам, всё нормально, — сказала я. — Учёба идёт, друзья появляются. Не переживай.
Я умолчала, что единственный человек, о котором я думаю последние дни, точно не должен стать «другом».
— Ладно, — мама смягчилась. — Но на выходные приезжай. Я картошку купила твою любимую.
Я улыбнулась.
— Обещаю.
Мы ещё немного поговорили о мелочах , о кошке соседки, которая опять свалилась с балкона и чудом уцелела, о том, что в городе начали продавать новые булочки, которые «надо обязательно попробовать».
После звонка я ещё долго смотрела на телефон.
Моя мама всегда была землёй под ногами. Домом. Уютом. Запахом чая и пирожков.
И, может быть, именно поэтому я чувствовала, что всё, во что меня втягивает этот город и мой новый преподаватель, слишком опасно и слишком далеко от привычного домашнего тепла
Общежитие ночью жило своей особой жизнью. За стенкой смеялись и спорили о том, кто будет мыть посуду, в коридоре бесконечно гремели вьетнамки, а из соседней комнаты кто-то включил музыку так громко, что гитарные аккорды пробирались даже сквозь бетон.
Я сидела у окна, стараясь вникнуть в конспект по философии, но мысли то и дело ускользали. Буквы сливались в строчки, а в голове звучал один голос, низкий, обволакивающий, будто хищник, который умеет шептать.
Я мысленно закатила глаза. Всего-то неделя учёбы и я уже думаю о преподавателе, как о герое любовного романа. Запретного, опасного, неприлично привлекательного.
— Ты опять зависла, — прозвучал за спиной знакомый голос.
Я обернулась. На моей кровати сидела Алина , моя соседка по комнате. Мы познакомились в день заселения: она сразу показалась мне слишком яркой. Рыжие волосы, веснушки, смех, который невозможно игнорировать. Противоположность мне.
— Я не зависла, я учусь, — буркнула я, прикрывая тетрадь.
— Ага, — она прищурилась. — И при этом мечтательно смотришь в окно. Признавайся, парень?
— Парень, — повторила я и чуть не рассмеялась. — Конечно. Преподаватель по философии. Старше лет на десять. Как тебе вариант?
Алина округлила глаза, потом прыснула от смеха.
— Господи, ты серьёзно? Ты выбрала самой безнадёжный вариант из всех возможных. Хотя… он симпатичный.
Я уставилась на неё.
— Ты его видела?
— Конечно. Он сегодня мимо нас проходил в коридоре. Ну, ты извини, но такие мужчины не проходят незамеченными. Даже у меня мурашки пошли, а я обычно равнодушна к строгим брюкам и рубашкам.
Я закатила глаза, но внутри что-то дрогнуло: значит, не только я чувствую это странное притяжение.
Мы ещё немного поболтали о глупостях, Алина привычно полезла в телефон, а я снова повернулась к окну.
И тогда я услышала звук.
Дальний. Протяжный. Хриплый.
Я замерла.
— Ты это слышала? — спросила я шёпотом.
— Что именно? — Алина подняла голову.
Вой повторился. На этот раз ближе.
— Вот это! — я вскочила к окну, вцепившись пальцами в подоконник.
Алина подошла ко мне, выглянула наружу и фыркнула.
— Да это собаки. Тут их полно возле общаги. Ты просто накрутила себя.
Но я знала: это не был лай. Это был вой. Настоящий, дикий, до костей пробирающий.
— Посмотри! — я ткнула пальцем в тень между фонарями.
На секунду там что-то мелькнуло. Слишком большое для собаки, слишком стремительное для человека.
— Ничего там нет, — спокойно заявила Алина, отступая. — Ты просто устала. Пошли спать, а то завтра опять уснёшь на лекции своего красавчика-философа.
Она зевнула, улеглась на кровать и через пару минут уже мирно сопела.
А я осталась у окна. Смотрела на двор, старалась рассмотреть каждую тень.
И тогда я увидела глаза.
Светящиеся.
Они блеснули прямо в темноте и исчезли, будто растворились в воздухе.
Я отшатнулась, сердце заколотилось, как бешеное.
Я не любил общежития.
Тесные коридоры, шум, запахи сотни молодых тел, уставших и возбужденных одновременно. Для меня всё это было невыносимо громко и ярко. Сердца бьются как барабаны. Пот, дешёвый парфюм, страхи, желания, всё смешивается в удушливую кашу.
Но среди этой какофонии был один ритм, который я улавливал сразу.
Её.
Я заметил её с первой лекции. Не самая красивая. Не броская. Но особенная.
Упрямый взгляд, в котором слишком много честности для человека. Лёгкая сутулость от привычки прятаться, и при этом , неумение прятать глаза. Она смотрела прямо. На меня. Так, будто хотела разгадать. Так смотрят редко. Так смотрят только перед тем, как сделать шаг в пропасть.
Я сказал себе: опасность.
Но тело ответило иначе.
Сегодня ночью я был слишком близко к её окну.
Слишком долго задержался в тени. Её сердце билось быстро , я слышал это даже на расстоянии. Она смотрела вниз, в темноту, и почти увидела меня. Почти.
Я ушёл только потому, что рядом оказалась её соседка , шумная, пахнущая клубничным шампунем и дешёвым кофе. Болтливая, жизнерадостная. Она мешала.
Если бы не она , я бы не удержался.
Чёртова девчонка. Она тянула меня так, как никто прежде. С каждым днём сильнее.
Утро встретило меня привычной рутиной: лекция.
Студенты, сонные, с залипшими глазами, кто-то пишет, кто-то безнадёжно скроллит телефон. Толпа безликих лиц.
И вдруг она.
Она вошла тихо, как всегда. Но я заметил сразу.
Волосы растрепались от сна, тёмные круги под глазами. Плохо спала. Конечно. Она слышала ночь. Чувствовала, как я рядом.
Одетая просто ,джинсы, светлая блузка, слишком свободная, словно нарочно скрывающая фигуру. Но скрыть невозможно. Я видел больше. Я чувствовал запах её кожи ,тёплый, с ноткой чего-то свежего, как утренний воздух.
Она села у окна.
Открыла тетрадь. Сделала вид, что готова слушать.
Но я слышал, как бешено бьётся её сердце.
— Доброе утро, — сказал я.
Голос вышел ниже, чем нужно. Слишком близко к зверю.
Она вздрогнула. Едва заметно. Но я уловил это. И уловил запах ,тонкий, сладковатый, перемешанный с тревогой. Опасная смесь.
Я заговорил о философах, но смотрел только на неё.
Остальные не существовали. Только она.
— Вы, — я нарочно обратился к ней, — скажите, почему, по-вашему, философы так любили ночные прогулки?
Она подняла глаза. Большие, слишком честные, чуть затуманенные недосыпом. В её взгляде промелькнула тень — она поняла. Или почти поняла.
— Потому что ночью… яснее думается? — ответила она. Голос дрогнул.
Я едва не усмехнулся.
Она видела. Она догадывается.
Я старалась не смотреть на него.
Пыталась сосредоточиться на тетради: чернила ложились на бумагу, но буквы получались кривыми, разъезжались в стороны, превращаясь в бессмысленный набор линий. Рука дрожала, пальцы будто не слушались.
А он… он будто знал это.
Каждое его слово падало тяжело, глубоко, как будто адресовано именно мне. Остальные студенты смеялись, зевали, кто-то лениво щёлкал ручкой а я слышала только его голос. Низкий, густой, чуть хрипловатый. Голос, от которого внутри будто становилось тесно.
И когда он произнёс:
— Почему философы так любили ночные прогулки? —
мне стало трудно дышать.
Почему именно ночные? Почему именно сейчас?
Я подняла глаза. Он смотрел на меня. Не просто смотрел. Он будто вытягивал меня этим взглядом, заставлял отвечать.
— Потому что ночью… яснее думается? — сказала я и тут же поняла, что голос дрогнул.
Он заметил. Я это почувствовала , лёгкий изгиб губ, неуловимое движение в уголках глаз. Словно он сказал: «Да, ты что-то видела. Ты права».
Я уткнулась в тетрадь. Старалась не поднимать головы. Но всё занятие ощущала его взгляд. Не прямой, не открытый ,тёплый, обжигающий, тянущий.
В голове снова и снова звучал вой.
Тот, ночной. Дикий. Неправильный. От которого мурашки бегут по коже даже сейчас, среди светлого дня.
— Ты чего такая белая? — прошептала Алина, склоняясь ко мне. Она ткнула меня локтем в бок. — Сидишь, как будто тебя током ударило.
— Всё нормально, — пробормотала я, чувствуя, как щеки предательски краснеют.
— Ага, — соседка закатила глаза. — «Всё нормально» называется: смотришь на препода, как кошка на сметану.
Я шикнула на неё, но внутри всё скручивалось в узел.
Она была права. Я смотрела. Я не могла не смотреть.
Когда лекция закончилась, я собрала вещи быстрее всех. Мне нужно было уйти. Убежать. Выйти из-под его взгляда.
Но даже спиной я чувствовала его присутствие.
И когда дошла до двери, всё же обернулась.
Он сидел за кафедрой, спокойно, почти безразлично.
Но смотрел. Прямо на меня.
И в его глазах был блеск , слишком сильный, чтобы быть случайным.
Я вышла в коридор.
Там всё было по-прежнему: шум, болтовня, кто-то обсуждал контрольную, кто-то громко шутил.
А я чувствовала только одно ,он что-то знает.
Я вышла на улицу, вдохнула прохладный воздух. Листья уже начали падать, осень окрашивала деревья в золотое. Ветер трепал волосы, и в какой-то момент я даже подумала: может, всё это просто стресс? Учёба, новые люди, чужой город. Может, вой был всего лишь игрой воображения.
Но потом… я почувствовала.
Не звук, не запах ,просто ощущение. Тень за спиной. Взгляд, который невозможно спутать.
Я резко обернулась.
Позади был пустой двор. Студенты вдалеке смеялись, обсуждая что-то своё. Никого рядом.
А сердце всё равно колотилось, будто я снова услышала тот вой.
Вечер оказался прохладным.
Я вышла из библиотеки, закутавшись в шарф, и почувствовала, что город к этому часу меняется. Днём он шумный, полный спешки и голосов, а ночью словно замирает, выдыхает. Шорох листвы, редкие машины, да собственные шаги по плитке.
Дорога до общежития занимала не больше пятнадцати минут. Я знала её уже почти наизусть: поворот к парку, небольшой сквер, потом длинная аллея с фонарями. Всё привычно. Всё безопасно.
Вот только… сердце всё равно билось слишком быстро.
Каждый шорох заставлял оборачиваться.
В темноте между деревьями то и дело чудились тени. Я ругала себя за впечатлительность, но шаги ускорялись сами собой.
— Не поздновато гуляешь одна? — раздался голос позади.
Я вздрогнула так сильно, что едва не выронила сумку. Обернулась и увидела его.
Артём Сергеевич стоял всего в паре метров. Чёрное пальто, руки в карманах, взгляд спокойный. Словно появление преподавателя в ночном сквере было чем-то абсолютно естественным.
— Вы?.. — я растерянно моргнула. — Что вы здесь делаете?
— Я могу задать тот же вопрос, — он сделал шаг ближе. Фонарь освещал только половину его лица, и от этого тень на другой половине казалась особенно мрачной. — Студенткам обычно не советуют разгуливать по городу вечером.
— Я… из библиотеки, — пробормотала я. — Всего пару шагов до общаги.
— Пару шагов и всё может измениться, — тихо сказал он.
Я не знала, что ответить. Его слова звучали как предупреждение. Или как угроза. Или… как забота?
Мы пошли рядом. Точнее, я пыталась идти сама, но шаги его были длиннее, и он легко подстраивался под мой ритм, будто контролировал даже это.
Я чувствовала его присутствие каждой клеткой кожи.
Тёплый, тяжёлый, он будто заполнял всё пространство вокруг. И ещё запах. Едва уловимый, но такой сильный, что кружилась голова: что-то древесное, терпкое, тёплое.
— Вы так смотрите, будто я монстр, — вдруг сказал он.
Я замерла, вскинула глаза.
Он улыбнулся уголком губ, но взгляд был серьёзный.
— Я… — слова застряли в горле.
Монстр.
Почему именно это слово? Почему именно он сказал его?
Мы дошли до ворот общежития. Я остановилась. Он тоже.
— Доброй ночи, — тихо сказала я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.
— Доброй ночи, — ответил он. — И… постарайся больше не гулять одна.
Он развернулся и ушёл, растворившись в темноте так быстро, словно и не было его здесь вовсе.
Я чувствовал её страх ещё до того, как увидел.
Он был слишком яркий, острый , такой, что даже прохладный ночной воздух становился гуще, насыщеннее. Сердце Евы билось слишком быстро, и каждый удар отдавался во мне, будто эхом.
Я шёл параллельно, оставаясь в тени деревьев, и всё время напоминал себе: держись подальше, не вмешивайся. Но как только в аллее показалась чужая фигура , мужская, настороженно крадущаяся к ней сзади, мои пальцы сами сжались в кулаки.
Я слышал его намерение.
Оно пахло грязью, потом и жадностью. Таких всегда видно издалека: слабые, но уверенные, что ночь их союзник.
Не с ней.
— Отойди от неё, — рыкнул я, и в голосе прозвенела та сила, которую я так старательно скрывал.
Мужчина застыл, как загнанный зверь, а потом резко метнулся в сторону и исчез в темноте. Бежать , его единственный выбор.
И правильно.
Я остался стоять в полумраке, не сводя взгляда с Евы.
Она даже не заметила, насколько близко оказалась к беде.
И не заметила меня.
Она прошла дальше, прижимая сумку к груди, не оборачиваясь. Для неё это был просто неприятный вечер. Для меня , ещё одно доказательство того, что я слишком слаб рядом с ней.
Я вдохнул глубже. Её запах тянул сильнее любого зова крови. Нежный, чистый, с лёгкой примесью страха. И именно это делало его таким опасным.
— Ты опять играешь с огнём, брат, — раздался знакомый женский голос позади.
Я обернулся.
Из тени шагнула Анастасия.
Сестра. Моя кровь. Та, кто знала обо мне всё. В её глазах не было ни капли сомнений или мягкости , только холодное понимание.
Длинные волосы ,чёрные, с отливом синевы в свете фонаря. Чёткие черты лица, в которых угадывалось и моё отражение. Но если я прятал зверя под маской преподавателя, то она никогда этого не делала. Настя жила с волком в каждой своей улыбке.
— Настя, — тихо сказал я, сдерживая раздражение. — Что ты здесь делаешь?
— То же, что и всегда. Слежу за тобой, чтобы ты не утонул в собственных слабостях, — усмехнулась она. — И, судя по твоему виду, я пришла вовремя.
Я сжал зубы.
— Ничего не произошло.
— Пока, — в её голосе прозвучала насмешка. Она шагнула ближе, и я почувствовал её запах — тот же самый, семейный, волчий, но с примесью железа. Настя никогда не стеснялась крови. — Но я вижу, как ты на неё смотришь. Чую её след на тебе.
— Ева не имеет к этому отношения, — отрезал я.
— Ева, — она почти смаковала это имя. — Ты даже называешь её, как будто она уже твоя. А она ведь человек, Артём. Хрупкая. Слишком мягкая для нашего мира.
— Она ничего не знает.
— Пока, — снова повторила сестра, и её голос стал твёрдым, острым, как лезвие. — Но не обманывай себя. Она чувствует. Ты же видишь это в её глазах.
Я молчал.
Да. Она чувствовала. Даже не понимая, что именно, Ева тянулась ко мне, и это было хуже всего.
Анастасия сложила руки на груди.
— Решай. Или оборви эту нить сейчас, пока ещё можешь. Или готовься к тому, что её мир сгорит дотла.
Я хотел ответить. Хотел сказать, что смогу контролировать ситуацию. Но слова застряли в горле.
Потому что глубоко внутри я знал правду:
нить уже затянулась.
И оборвать её невозможно.
Утро началось странно.
Я проснулась с ощущением, что кто-то стоял у кровати и смотрел на меня. Конечно, никого там не оказалось: Алина ещё спала, свернувшись клубочком, а в комнате было тихо, только за окном кричали воробьи.
Но чувство не отпускало.
Я шла по коридору института, слушала пустяковые разговоры одногруппников, делала вид, что всё нормально, — и всё равно спиной ощущала чей-то взгляд. Холодный, внимательный, словно кто-то изучал меня, пытаясь разложить на детали.
Я знала этот взгляд.
Нет, не этот.
Я знала, как смотрит Артём Сергеевич. Его взгляд — тяжёлый, обволакивающий, заставляющий забыть, где я нахожусь.
А этот… был другим. Жёстким, колючим.
В обед я решила пройтись через парк, чтобы проветрить голову. Листья кружились в воздухе, земля пахла сыростью, и на миг показалось, что всё это просто моя фантазия.
Но потом я увидела её.
Она стояла у фонаря, чуть в стороне от тропинки. Высокая, стройная, с длинными чёрными волосами. Одета просто, но в ней было что-то… неправильное. Слишком прямой взгляд, слишком уверенная осанка.
И глаза.
Глаза, которые будто прожигали меня насквозь.
— Ты — Ева? — её голос был низкий, женственный, но в нём звенела какая-то опасная сила.
— Да… — я машинально остановилась. — А вы?..
Она улыбнулась. Но в этой улыбке не было тепла.
— Просто хотела взглянуть на тебя.
Эти слова прозвучали так, словно я — не человек, а вещь. Предмет, который можно рассмотреть, оценить, взвесить.
Мне стало не по себе.
— Простите… мы знакомы? — спросила я.
— Пока нет, — ответила она и сделала шаг ближе. — Но скоро будем.
И в этот момент мне показалось, что она чем-то похожа на Артёма Сергеевича. Не внешне — нет. Но в том, как она смотрела, было то же ощущение силы. Та же хищная уверенность.
Я вдруг осознала, что за всё время разговора ни разу не моргнула. Её глаза держали, как капкан.
— Кто вы?.. — прошептала я.
Она чуть склонила голову, и волосы скользнули по её плечу.
— Подруга. Скажем так. — На губах её мелькнула насмешка. — Хотя лучше держись подальше.
И, развернувшись, она пошла прочь. Легко, бесшумно, будто растворилась в воздухе.
— Ну что, колись, — голос Алины прозвучал прямо у меня над ухом, и я едва не пролила чай на конспект.
— Что? — я подняла голову, пытаясь изобразить удивление.
Алина, сияя глазами, плюхнулась на стул напротив.
— Ева, ты уже неделю какая-то… странная. То улыбаешься сама себе, то сидишь с таким видом, будто увидела привидение. Я терпеливая, но, извини, секреты я чувствую за километр.
— У меня нет секретов, — пробормотала я, стараясь сосредоточиться на записях.
— Конечно-конечно, — протянула она, закатив глаза. — Особенно у тех, кто краснеет при упоминании философии.
Я нахмурилась:
— Что за глупости?
— А то ты не знаешь, — Алина хмыкнула. — Артём Сергеевич на тебя смотрит. И не надо отрицать — я замечала.
Я почувствовала, как в груди всё сжалось.
— Он смотрит на всех одинаково.
— Да ну, — она прищурилась. — Если бы так, я бы не тратила время на этот разговор. У него в глазах что-то меняется, когда он говорит с тобой. Я думала, мне показалось… но нет.
Я судорожно сделала глоток чая, лишь бы спрятать выражение лица.
— Ты просто фантазируешь.
— Может, — её улыбка стала тонкой. — Но, знаешь, если уж на то пошло… я его прекрасно понимаю.
— Что? — я не выдержала и подняла взгляд.
— Ну… — Алина пожала плечами, делая вид, что это пустяк. — Он ведь мужчина, как ни крути. Харизматичный, умный, и… — она мечтательно закатила глаза, — какой у него голос.
Меня словно обдало холодной водой.
— Тебе он… нравится?
— А кому он не нравится? — Алина засмеялась. — Я уверена, половина девчонок на потоке вздыхает по нему. Но, увы, он слишком сдержанный.
— Ага, — выдавила я, чувствуя, как внутри всё клокочет.
Алина не заметила моего состояния — или сделала вид, что не заметила. Она ходила по комнате, расчесывала волосы и продолжала:
— Представляешь, если бы он выбрал меня? — она усмехнулась. — Я бы точно не тратила время на философию.
Я резко захлопнула тетрадь.
— Ты серьёзно?
— А что такого? — она снова пожала плечами. — Ева, мы же взрослые. В этом нет ничего криминального. Он мужчина, мы женщины. Если уж быть честными, то я не против оказаться у него на горизонте.
Она сказала это легко, словно шутку. Но во мне всё зазвенело.
Алина не знала, насколько близко её слова оказались к моей тайне.
— Я… — начала я и замолчала.
Что я могла сказать? Что мне самой сердце замирает от его взгляда? Что каждое его слово звучит так, будто обращено только ко мне? Что я уже ощущаю эту невозможную нить между нами?
Я проглотила слова и просто отодвинула чашку.
— Делай как хочешь, — тихо сказала я. — Только не втягивай меня в свои фантазии.
Алина остановилась и внимательно посмотрела на меня.
— Ты что-то скрываешь.
Я заставила себя улыбнуться.
— Я просто устала.
Она подошла ближе, положила руку на моё плечо.
— Смотри, если он тебе и правда нравится, то честно скажи. Я не враг. Но если он играет с тобой — я это так не оставлю.
Я кивнула. Но внутри всё сжалось от ревности и страха.
Я знала одно: даже если Алине он нравился, он смотрел на меня.