Вновь пережить 80 лет?

Глава 1

Терпеть не могу поликлиники. Для меня это филиал преисподней. Обветшавшая краска, бесконечные вереницы чихающих и кашляющих теней, вечный спор за место: «Я тут с 5 утра занимала!», «я только спросить!». Сидишь, вжавшись в узкое сиденье, как селедка в банке, и слушаешь бесконечный перечень чужих болячек, вдыхая этот тошнотворно-стерильный запах, будто полы драят чистым спиртом.

Никогда не испытывал радости, переступая порог этого заведения. Ни в детстве, ни на медкомиссии перед армией, ни сейчас, когда скрипит и ноет буквально всё: легкие, прокопченные годами курения, сердце, давление, суставы, скованные артритом.

В последнее время визиты в больницу участились. Несколько раз терял сознание, и теперь преследуют навязчивые мысли очнуться привязанным к капельнице. Открыть глаза – и увидеть вокруг белое марево: потолок, стены, простыни, халаты врачей… Как в морозилке, только вместо мяса – я.
Еще хуже – тревожная мысль не проснуться вовсе. Восемьдесят лет – не шутка. Где гарантия, что увидишь восемьдесят первый год?

Жизнь, в принципе, прожил не зря. Двое сыновей, работа – и плотником, и электриком, и даже массажистом побывал. Страну посмотрел: в студенчестве автостопом с друзьями мотались, потом – на собственной машине, от Японского до Черного моря, с остановкой у Байкала. По Союзу тоже поколесил.

Но даже восьмидесяти лет мне не достаточно. Не отказался бы и от ста восьмидесяти.
Так, о чем это я… Ах да, больницы.

Очнулся я от странного травянистого аромата. Над головой – белый потолок. Первая мысль: «Опять в обморок свалился».

И тут до меня стали доходить странности.

Потолок-то, хоть и белый, но явно деревянный, из плотно пригнанных досок.

И пахнет не спиртом, а травами. Как мой любимый вечерний сбор.

А потом вспомнился телефонный звонок, предшествовавший всему этому… кошмару.
Попытался приподняться, осмотреться, но тело не слушалось. Вместо этого надо мной склонилось женское лицо, азиатское – то ли китаянка, то ли японка. В руках она держала… глиняную табличку?

"— Чаль чинэссоё?" — Её голос пробил пелену забытья, запуская лавину чужих воспоминаний. Голова заныла, словно по ней ударили молотом. Я то мелькал перед своим внутренним взором седовласым пенсионером Анатолием Владимировичем, то пятнадцатилетним юнцом по имени Коджи Блю. И вторая жизнь совсем не радовала. Классическая попаданческая история, вырванная страницами из дешёвого уся. Мать, старший брат, нищета, побои – полный набор.
Вот только попал я не в тело всемогущего мага или бессмертного бога, как это обычно бывает. Никакого тебе "Я ПЕРЕРОДИЛСЯ, КОРОЧЕ БЫЛ ГОВНОМ, ТЕПЕРЬ СНОВА ГОВНО, НО Я ИМ ПОКАЖУ!". Штамп дал трещину.

Что до моего нового тела… Паренек, честно говоря, тот ещё фрукт. Мать пыталась пристроить его в кузницу, дать ремесло, а он упирался, портил инструменты, саботировал работу. Мечтал о культивации, о росте силы, но и тут особых талантов не проявлял. Соглашался лишь на подённую работу в поле, да на мелкие заказы от матери: крышу починить, колодец выкопать.

Перспектива провести остаток жизни, ковыряясь в земле, меня не прельщала. Похоже, моё предложение насчёт крестьянской идиллии было несколько поспешным. Вряд ли у местного пахаря, гнущего спину с утра до ночи, найдётся время на валяние девок по сеновалам.
Попытался выудить из памяти Коджи что-то полезное об этом мире, но и тут облом. За пределами городов – дикие земли, где людишки жмутся в укреплённых деревеньках, чувствуя себя не хозяевами, а скорее случайными гостями. Мир с корейским душком, но, слава богу, без иероглифов и вычурных имён.

Зато здесь водятся всякие духовные звери, злобные духи замученных животных и людей, мстительные демоны, постигшие даосские практики. И все они одержимы идеей фикс – достичь бессмертия и божественности. Демоны, понятное дело, делают это за счёт поедания всего, что движется и дышит. В общем, местная фауна жаждет твоей крови. И что самое неприятное – многие твари ещё и разумные. А людишки ютятся на задворках этого мира, в каком-то захолустье, которое гордо именуют «королевством».

Воспоминания улеглись, словно мутная вода после шторма. Я открыл глаза и с новой ясностью оценил своё положение. Средневековая больница. Та самая, которую семья Коджи могла себе позволить разве что в страшном сне. Дважды он тут уже лежал, и оба раза это оборачивалось голодными неделями.
Рядом сидела мать Коджи – женщина с преждевременно поседевшими волосами. Плохое питание и тяжёлая жизнь оставили на её лице глубокие борозды. И, судя по всему, сегодняшний день добавил ей ещё несколько морщин.

— Ты… — прохрипел я, пробуя голос и новые лёгкие. — Не стоило… тратиться на больницу…

— Я не могла позволить своему сыну умереть, — её голос дрогнул.

— Ты и так для Ко… для меня… слишком много сделала.

— Знаю, знаю, — она устало вздохнула. — Ты мне это постоянно твердишь. Но вместо благодарности лезешь в драки, рискуя жизнью, ради которой я… ради которой я столько всего…

Её голос сорвался. Я вспомнил звон стали, ярость, боль… Ашуру. И его дружков. Этот гадёныш, одногодок Коджи, мастерски провоцировал людей, вынуждая их нападать первыми.

Их «знакомство» началось вполне невинно: пригласили в компанию, а потом – началась травля. Детишки местных стражников били по больным местам: бедность, зависимость от матери (что, кстати, было недалеко от истины), гнусные намёки… Коджи бросался в драку, но каждый раз огребал.
Так продолжалось до прошлой недели. После очередных побоев и материнских слёз он поклялся больше не драться.

Когда ублюдки поняли, что старые приёмчики больше не работают, они придумали новый. Вопрос о цене материнской благосклонности – десять медяков или хватит и одного? – стал последней каплей.
И вот я снова здесь, в посмертном отделении. Только на этот раз, судя по всему, всё гораздо серьёзнее. Внутренности болят адски.

Глава 2

Моё первое пробуждение в этом новом мире. Неповторимые ощущения и почти забытое чувство лёгкости. Воздух наполнял легкие свободно, без малейшего усилия, резко контрастируя с тяжестью дыхания в прежнем, изношенном теле, которому не помогали ни тренировки, ни закаливание, ни горы таблеток и витаминов. Время брало свое.

Я оперся на локти, готовясь к привычной утренней ломоте в суставах, но тело поднялось само, без особых усилий, без скрипа заржавевших механизмов. Никакой разминки не потребовалось.

Невероятно… Боль исчезла. Я в новом теле. Свершилось то, о чем втайне мечтает каждый старик.

Осторожно сел на краю постели, прислушиваясь к ощущениям. Ни единого прострела в спине, ни привычной ноющей боли. Юное тело двигалось с невероятной легкостью, словно сбросив тяжелые оковы прошлого.

Встал. Ни малейшего дискомфорта, ни следа от обычного головокружения.

Вышел в маленький дворик, подошел к бочке с дождевой водой. Присмотрелся в свое отражение. Темные, неаккуратно подстриженные волосы, загорелая кожа, светло-карие, слегка суженные глаза.

Молодое лицо встретило меня взглядом, полным удивления и неподдельной радости. Гладкая кожа, чистый, яркий взгляд. Ни морщинки, ни теней под глазами.

Я провел ладонью по щеке и невольно улыбнулся.

Всего день назад утро начиналось с изнурительной борьбы. Пять минут лежать, не открывая глаз, пытаясь прогнать мутную пелену перед взором. Потом, превозмогая боль, с трудом подниматься, чувствуя, как протестует каждый сустав. Теперь же… все иначе. Это тело – бесценный дар, возможность начать все сначала. Магия этого мира – лишь дополнение, бонус. Настоящее чудо – чувствовать себя молодым и здоровым. Это чувство не сравнить ни с какой магией, ни с какой силой.

Я прошелся по двору легким, уверенным шагом. Ни хруста в коленях, ни тяжести в ногах. Захотелось испытать новое тело, растянуть затекшие мышцы. Присел, вскочил, сделал еще несколько приседаний, наслаждаясь свободой движений.

Взглянул на свои руки – крепкие, уверенные, без старческой дрожи и пигментных пятен. Провел пальцами по груди, ощущая упругость мышц там, где раньше была лишь дряблая кожа и тревожно биение уставшего сердца.

Не сдержал смеха. Смеха счастья, смеха освобождения. Новый мир подарил мне не просто молодость – он подарил мне новую жизнь. И я готов прожить ее ярко, до последнего вздоха.

Женщина, которую я теперь мысленно называю мамой, чтобы не проговориться, ушла на работу в прачечную. Там она проведет весь день, стирая чужое белье. Мне сложно представить, насколько тяжел этот труд. Ее руки – сухие и морщинистые, словно у старухи – красноречиво об этом свидетельствуют. Целый день стоять, оттирая и отбивая чужие тряпки – это изнурительно. Но она говорит, что это лучшая работа, которую она смогла найти. Меня, привыкшего к другому, это удивляет. Мама умеет читать и писать, а грамотный человек, как мне кажется, способен на большее. Я пытался расспросить ее об этом, но она лишь обмолвилась о каком-то дедушке, который якобы мешает ей найти место получше. Дальше этой туманной фразы она не пошла, замкнувшись в себе. Что ж, этот вопрос придется отложить на потом.

Я должен найти способ улучшить нашу жизнь. В книгах, которые я читал раньше, герои легко принимали новую реальность. Но я не могу просто так взять и жить в этом теле, пользуясь заботой этой женщины. Я чувствую, что обязан отплатить ей за доброту, которую она проявляла к прежнему Коджи. И позаботиться о ней – это самое малое, что я могу сделать.

Прежний Коджи прожигал свою жизнь впустую: слонялся без дела, дрался и не ценил ни времени, ни заботы единственного родного человека. Жил впроголодь, в этой лачуге… Но я все изменю. Я сделаю все правильно.

С возрастом начинаешь ценить комфорт, обзаводишься привычками, которые делают жизнь приятнее. У меня больше не болит спина от сна на жесткой лежанке, но я не хочу мириться с сыростью и плесенью в доме, с вечным недоеданием и воровством фруктов из чужих садов.

Быстро проглотив тарелку каши, которую оставила мама, я вышел во двор. Густой туман, принесенный с реки, окутал город белым покрывалом, скрывая все за пределами нашего маленького дворика. Впрочем, мне сейчас и не нужно никуда идти.

Если бы кто-то из редких прохожих заглянул через забор, он увидел бы худощавого мальчишку, подтягивающегося на толстой ветке, прикрепленной к двум столбам. Подтягивания – первое утреннее упражнение Коджи. Я раз за разом поднимал и опускал свое тело, превозмогая боль в мышцах и ноющей спине, которую мне недавно изрядно отколотили. Целитель вроде бы помог, но до полного выздоровления еще далеко. Возможно, он мог бы сделать больше, но, скорее всего, за отдельную плату, а у меня осталась всего одна золотая монета.

На запястьях и лодыжках болтались увесистые приспособления похожие на утяжелители из нашего мира. Для Коджи, способного подтянуться около двухсот раз, тренировки без утяжелителей были пустой тратой времени.

После подтягиваний я перешел к отжиманиям, переместив "утяжелитель" на спину. Однако на этот раз тренировка шла из рук вон плохо. Передо мной постоянно всплывали раздражающие сообщения:

*Ваша работа рук неэффективна. Ваши движения неэффективны. Пожалуйста, уточните у инструктора правильность выполнения упражнений.*

Эти уведомления появлялись с каждым отжиманием, сбивая с толку и мешая сосредоточиться. Интересно, что во время подтягиваний система молчала. Возможно, потому, что в прошлой жизни я много времени проводил на турниках и моя техника была отточена до автоматизма. Я знал, зачем нужны прямые ноги, плавные движения и медленное снижение.

«Правильные» подтягивания, конечно, давали лучший результат, но требовали гораздо больше усилий. Тело Коджи постоянно пыталось схалтурить, и приходилось прилагать сознательные усилия, чтобы поддерживать правильную технику.

К концу отжиманий мешок на спине пропитался потом и казался ещё тяжелее. Переходя к приседаниям, я подложил под носки стоптанных ботинок доску, оставив пятки на земле. Но и это не помогло избавиться от назойливых системных сообщений. Что я делаю не так? Может, нужно увеличить нагрузку?

Глава 3

Утро началось как обычно: я проснулся вместе с мамой, мы неспешно позавтракали. Но прежде чем она ушла на работу, а я – приступить к своим тренировкам, в наш дом заявились непрошеные гости. И вид у них был, прямо скажем, угрожающий.

Первый напоминал огромного бурого медведя в стальных доспехах. Массивная кираса делала его и без того внушительную фигуру просто гигантской. Чтобы войти, он был вынужден протискиваться боком, с трудом преодолевая дверной проем. Дом вздрогнул, когда его плечо задело косяк, но гость этого даже не заметил.

Следом проскользнул второй – более подвижный, в плотно облегающем кожаном нагруднике, с двумя кинжалами, угрожающе торчащими из-за пояса. Оба осматривали наше скромное жилище с нескрываемым пренебрежением и хищными ухмылками.

Громила заговорил первым. Его голос, низкий и хриплый, заставил маму инстинктивно отшатнуться. Ее взгляд бегал по лицу верзилы, где-то в районе потолка.

– Ну что, хозяюшка, чем порадуешь? – прорычал он.

– Вам здесь ничего не достанется, – ответила мама. Голос ее дрожал, но слова звучали твердо и решительно. – Я не позволю ограбить нас!

Я понимал, что слова вряд ли остановят этих головорезов. Их физическое превосходство было подавляющим. И всё же я выступил вперед, заслонив маму собой. Наверное, со стороны я выглядел довольно жалко: худой, поджарый подросток, напоминающий щенка, пытающегося защитить хозяина от двух огромных волков. Чувство беспомощности перед безжалостной силой, царившей в этом мире, пронзило меня ледяным холодком.

Гора мышц снова подала голос:

– Успокойся, хозяйка. Мы не грабители. Называй нас… хм… помощниками ростовщика. Мы просто помогаем людям вспомнить о своих обязательствах.

– И кому же мы задолжали? – спросила мама, с трудом скрывая тревогу в голосе.

Второй, щуплый и юркий, ехидно усмехнулся:

– Неужели у вас так много благодетелей, готовых осыпать вас золотом?

– У нас нет благодетелей, – твердо ответила мама. – Есть только один человек, который согласился лечить моего сына. И взял за это непомерную цену. Больше мы никому ничего не должны.

– Так значит, долг все-таки есть? – пробасил верзила. – А суть в том, что долги нужно отдавать. Или хотя бы не допускать, чтобы проценты росли как снежный ком.

– Прошло всего два дня с тех пор, как целитель вылечил моего мальчика! – возмутилась мама. – Какие проценты за два дня?!

Громила щелкнул ногтем по деревянной балке, и наша хибара снова жалобно заскрипела.

– Наш наниматель считает иначе, – сказал он с издевкой. – А такой уважаемый человек врать не станет.

Мама нахмурилась:

– Может, вам стоит вернуться к своему работодателю и уточнить, не ошибся ли он?

На лице громилы появился звериный оскал:

– Женщина, я могу разнести эту лачугу в щепки за одну минуту. И единственное, что ты успеешь сделать, это выскочить с сыном во двор и смотреть, как ваш дом превращается в руины. И мне за это ничего не будет! Так что не испытывай мое терпение. Давай деньги!

– У нас нет денег, – покачала головой мама. – Все, что у нас есть, вы видите перед собой.

Щуплый хмыкнул и нагло высморкался прямо на пол. В этот момент мне страстно захотелось переломать ему все пальцы, но здравый смысл взял верх. Я понимал, что даже если бы мне каким-то чудом это удалось, они бы меня просто убили, а с мамой… лучше даже не думать. Я понимал, что даже приблизиться к ним незаметно у меня нет ни единого шанса.

– В таком случае мы заберем все, что найдем! – заявил щуплый и достал из-за спины свернутый мешок.

– Эй! – крикнул я.

– Что, малец?

– Зря вы это делаете.

– Как скажешь, малец, – ухмыльнулся он. – А пока стой смирно и не мешай.

На этот раз мы действительно были бессильны. Ухмыляясь, громила раскинул руки и загнал нас с мамой в дальний угол, не обращая внимания на мои жалкие попытки сопротивляться. Против него я был всего лишь беспомощным котенком.

Мы с мамой жались в углу, словно пара испуганных мышат, наблюдая, как вертлявый бандит с грацией хорька рыскает по нашей крошечной кухне, сметая в свой мешок всё съестное. Он работал с такой скоростью, словно боялся, что мы опомнимся и бросимся его останавливать.

Когда эта нечисть исчезла за порогом, наша кухня выглядела так, будто по ней прошел рой саранчи. Не осталось ни крошки хлеба, ни горстки крупы, ни даже завалящейся луковицы.

Обычно в это время мама уже спешила на работу, но сейчас она сидела на табуретке, сгорбившись, словно под тяжестью невидимого груза. Её взгляд, лишенный всякого блеска, был прикован к одной точке на противоположной стене.

– Когда я умоляла соседей донести тебя до целителя… – ее голос прервался дрожью, – …я и подумать не могла, что этот… эскулап окажется таким бесчестным… Что цена за твое излечение будет нам не по силам… И уж конечно, я не ожидала, что его приспешники опустятся до такого... Отбирать последнюю еду у бедняков… Это… это ниже всякого достоинства…

Я молчал, чувствуя, как комок подступает к горлу. Мы загнаны в угол, и я не имел ни малейшего представления, как нам выбраться из этой ловушки.

Мама подняла на меня глаза, полные безнадежности:

– Ты должен пойти к твоему брату.

Её слова прозвучали для меня как приговор. Отношения Коджи с братом всегда напоминали минное поле. Они были слишком разными, словно жители разных планет. Их не объединяло абсолютно ничего.

Коджи грезил о пути практика, мечтал о силе и независимости. Брат же был полной его противоположностью – книжный червь, погруженный в мир знаний и пергаментов. Мама сперва научила грамоте его, а уже потом – непоседливого младшего сына. Но для брата это было лишь началом. Он захламил весь дом какими-то дощечками с закорючками, обрывками старых свитков и днями напролет сидел, склонившись над ними. Однажды любопытный Коджи забрался в его шкаф и чуть не перевернул чернильницу. Брат поднял такой крик, что в ушах стоял звон ещё несколько часов.