Во саду ли, в огороде

Полина Андреевна с тоской смотрела из окна, как исчезает за поворотом машина сына. Сын с женой и внучкой уехали последними, уже в темень. На улице было сумрачно и сыро, лужи на дорогах чернели, будто неподалёку перевернулся танкер с нефтью, и жёлтый свет из окон квартир пропадал в них напрочь, почти не отражаясь.

Весна… Обычная российская весна в обычной российской глубинке.

И жаловаться, в общем-то, не на что. Они даже не разрешили ей самой со стола убрать и посуду перемыть, хотя чего её мыть – посудомойка, вон, самодовольно блестит полированными боками, только что отработав полный цикл.

Хорошо, что есть такие дети: квартира выглядит так, словно из неё только что вышла, весело насвистывая, команда уборщиц из клининговой компании со швабрами на могучих плечах.

Плохо, что Полина Андреевна сейчас гораздо с большей охотой мыла бы посуду и наводила порядок после гостей – простая работа всегда отлично отвлекала её от тяжёлых мыслей.

А теперь сиди вот, сложа руки, и размышляй о своей новенькой, с иголочки, пенсионерской жизни...

Собственно, гости по этому поводу и собрались. Проводы на пенсию – вот как это красиво называется нынче. А на деле…

А на деле её жизнь теперь напоминала как раз такую нефтяную мартовскую лужу, которая жадно поглощала любой свет, радость и саму жизнь.

Да нет, её уговаривали остаться, всем персоналом, начиная с главврача. Такая редкая специальность, вертебролог, золотые руки. Сколько кривых и болезных спин прошло через её крепкие руки и строгий характер, сколько она перевидала благодарных глаз и сколько бесчисленных коробок конфет было съедено персоналом больницы – уму непостижимо!..

Но Полина Андреевна всегда чётко прислушивалась к своим инстинктам. Они работали железно, всякий раз, когда она осмеливалась их ослушаться – попадала в больши-и-и-е неприятности. Как в последний раз, осенью, когда не хотела почему-то идти в тот тёмный переулок, но ведь так быстрее, а она спешила!..

Ну и, как водится, упала - очнулась – гипс. Сломала руку, запнувшись о толстую ветку - накануне случился ураган, и службы не успели ни провода починить, ни улицу толком расчистить.

И когда пришёл срок выхода на пенсию, она вдруг как-то разом осознала, что… выйдет. Хотя ни на секунду ранее не сомневалась, что ещё лет пять уж точно поработает.

Но однажды утром, когда она собиралась на работу, в её голове словно сказал кто-то строгим учительским голосом:

«Ты всю жизнь заботилась о чужих спинах. Пора и о своей подумать. Выходи на пенсию».

В голосе этом было столько непреклонной тяжести, что Полина не осмелилась ослушаться.

…Прошла неделя, и Полина Андреевна вдруг поняла, что очень любит подолгу гулять. Во врачебной жизни на это попросту не было времени, и по-настоящему выбраться из дома удавалось редко.

И эта простая истина дошла до неё на следующий же день, когда от скуки и тоски она отправилась обследовать ближайшие окрестности. Возвращаясь уже далеко за полдень, разрумянившаяся от свежего весеннего воздуха, женщина уже вырулила в крайний переулок, огибающий поросший лесом холм, как услышала сзади шум колёс. А на дороге вольготно разлилась огромная лужа, полная мёрзлой, кофейного цвета жижи. О тротуарах в этом проулке слыхом отродясь не слыхивали, и чтобы не попасть под мерзкий душ, Полине Андреевне пришлось резвым зайцем вскочить на высокую обочину, поросшую травой. Для верности она машинально ухватилась за что-то, подвернувшееся под руку.

И вовремя. Тяжёлый бегемотоообразный джип, не особо замедляясь, врезался в воду. Лужа качнулась тяжело, разошлась под колёсами, как море перед Моисеем, и стылая весенняя вода с густым крошевом льда едва не достала до замшевых ботиночек, которые Полина Андреевна обожала. Мягкие, на толстой подошве, они идеально облегали ногу и позволяли ходить долго без особых усилий.

Полина неприязненно покосилась машине вслед и запоздало удивилась, что держится за толстую цепь, которой никогда раньше тут не замечала.

Она пошла вдоль цепи и вскоре поняла, что идёт вдоль довольно большого участка земли, огороженного этой цепью со всех сторон.

Странно, подумалось ей. Такой большой и относительно ровный участок. В черте города, пусть и на самой окраине. И чего он тут торчит, как бельмо, да ещё нелепыми этими цепями обнесённый, голый, неприкаянный, поросший вездесущим жухлым пыреем и лопухами?

Наверное, кто-то строиться тут хотел, но сколько она тут ходит – никогда не замечала, чтобы кто-то здесь что-то делал.

А ведь… Полина Андреевна с неожиданно вспыхнувшим интересом поглядела на участок. Ведь мог бы стать отличным красивым садом.

Место само по себе изумительное. С севера прикрыто холмом, поросшим старыми дубами и кустарником – некоторые местные даже грибы какие-то умудрялись там находить. А южная сторона отлично освещена, и ветер сюда почти не задувает, благодаря тому же холму.

Стоп, оборвала себя Полина Андреевна. Хватит, размечталась!.. Как будто это твой участок, и кто-то тебе взял и просто так позволил тут сады сажать…

На ветке ближайшего дерева хрипло захохотала ворона. Вот есть в этих птицах и в их голосах что-то невыносимо наглое, раздражённо подумала Полина Андреевна. Но вместо того, чтобы идти восвояси, осторожно перешагнула цепь и замерла уже на участке. Ноги мягко пружинили на прошлогодней траве и подмякшей земле.

Полина смотрела на участок, а перед глазами уже мысленно разбегались дорожки, подрастали кусты, можжевельник раскидывал тёмно-зелёные лапы-подушки вокруг во-о-н того круглого камня, который прямо сам просится под можжевельник…

Ворона хитро косилась на неё обсидиановым глазом и не думала улетать.

А Полина так задумалась, положив руку на столбик с цепью, что сильно вздрогнула, когда с дороги её окликнул знакомый голос.

- Полина, ты, что ли?.. Ты чегой-то стоишь тут? Нехорошо стало? Так пойдём, чайку попьёшь, отдохнёшь, посидим. Гос-споди, да замёрзнешь ведь, пойдём!