Во власти Повелителя Драконов. Не стану твоей

1. Это она?

— На колени.

Тяжёлая мужская ладонь падает на плечо словно молот. Колени сами подгибаются и с глухим ударом бьются о каменный пол, острые камешки впиваются в кожу.

— Осторожней, а то она тебе ногу оттяпает. Вместе с хозяйством, — усмехнулся тот, что недавно распускал руки и едва не лишился мизинца.

— Значит, зубки умеет показывать, маленькая лисичка, посмотрим, как ты закричишь.

Хохот прокатился по рядам словно порыв ветра, холодный, как ледяной дождь.

Я сжала зубы, проглотив ответ. Стоит сказать хоть слово — и они только сильнее раззадорятся. Я знала слишком хорошо, какими зверями могут быть эти бездушные чудовища.

Ненавижу.

— Ниже, к земле, — сапог вдавливается мне в спину. Я сгибаюсь, прижимаясь щекой к каменному полу. Лужи холодной водой жгут кожу.

Дождь начался именно тогда, когда меня вывели на плац. Страх липкой плёнкой стягивал сознание.

Дальнейших шуток не последовало.

Стало тихо.

И тут среди звуков я расслышала шаги, чёткие, размеренные. Они отдаются вместе с грохотом моего сердца, что колотится о рёбра. Страх накатывает с новой силой.

А чего ты ожидала, Кэйдис, что тебя простят и отпустят?

Мне нужно было достать родовой перстень драконов, чтобы забрать свою сестру из рук опекуна. Он поставил условие, и я согласилась. План был прост: приблизиться к жене Повелителя, войти в доверие и проникнуть в тайник. И мне это удалось, я даже успела сесть на корабль, но…

Шаги затихают прямо передо мной, я чувствую на себе тяжёлый взгляд, ощущение, что на затылок льют горячий свинец.

Смотрю в серую лужу и вижу его.

Очертания фигуры повелителя пугали. С его доспеха стекали капли дождя и падали в ту же лужу, в которую я смотрела.

Меня пробивает ознобом и странным, гуляющим по телу волнением.

Сжимаю влажные пальцы за спиной, мокрая веревка стягивает запястья до онемения.

Тишина тянулась мучительно, словно сама тьма сгущалась вокруг, запах железа и мокрой кожи пробивался сквозь дождь.

Эридан Каэлторнарион — имя отозвалось во мне как удар в колокол.

Хотела броситься на него с криком, вцепиться зубами, выцарапать глаза, хотя руки стянуты верёвкой. Другая же часть — хотела исчезнуть, раствориться в холодных лужах, чтобы не видеть этого взгляда.

Боюсь, что стоит поднять глаза, и я сломаюсь.

Один из солдат подступает, хватает за шею и заставляет посмотреть на него.

Я видела его всего несколько раз и издалека. Один раз на приёме, когда сопровождала его покойную жену, а второй… Второй я предпочла бы стереть из памяти… Драконы всегда навевали на меня ужас.

И всё же я медленно поднимаю взгляд, смотрю на начищенные до блеска кожаные сапоги, украшенные серебристыми бляшками. Вода стекает с них чистыми каплями, не оставляя грязи — будто сама земля не смеет марать его шаги. Плащ ниспадает величественными складками, не теряя формы. На груди блестят пластины из тёмной стали. Серебряные нити на вороте чёрной рубахи складываются в герб рода Каэлторнарион.

Не могла не признать, насколько устрашающим он был. Будто передо мной стоял не мужчина, а сама стихия, обречённая давить всё, что окажется у её подножия.

И когда я на него посмотрела, расстояние исчезло, и каждый штрих лица стал непереносимо отчётлив.

Пронзительно-синие глаза, холодные, будто высеченные изо льда, впивались в меня так, что казалось — они прожигают до самых костей. Чёрные волосы, блестящие от дождя, ниспадали чуть ниже висков, и даже в сырости они казались густыми, тяжёлыми, с едва заметным металлическим отливом. Всё в нём дышало породой и властью: правильные строгие черты лица, прямой нос, сжатые губы и эта нечеловеческая собранность, драконья кровь и красота, которой хотелось любоваться и которая одновременно пугала до дрожи, потому что в ней не было ничего человеческого.

— Это она?

— Да, её схватили в порту, пыталась сесть на корабль, — отвечает один из его стражей.

Дракон делает шаг вперёд, срывает с моей головы шаль, но теперь уже мокрую тряпку, растрёпанные волосы падают на мою грудь, они мерцающе-жемчужные, но сейчас тусклые и похожи на свалянный колтун. Он больно хватает меня за волосы и чуть дёргает, заставляя всхлипнуть и дрожать.

Он будто вглядывался внутрь, раздирая мой разум, и я едва не закричала, потому что казалось: ещё мгновение — и он вытащит наружу всё, что я так тщательно прятала. Все карты, тайные письма, мои встречи в потайных комнатах дворца, доверчивые речи жены Повелителя, из которых я вытаскивала нужные нити

Я сжала зубы, стараясь не показать страха, но губы предательски дрожали.

— В темницу. Вытащить из неё всю правду, от кого она и кто, — голос дракона холоден, как зимний ветер.

Визуал

Кэйдис

Эридан

Катрион

1.1

Стражи резко дёрнули меня за руки, грубо подняв с колен. Их хватка была железной, пальцы впивались в кожу, оставляя синяки. Я дёрнулась, но бесполезно.

Плац остался позади, вместе с ним — он.

Я чувствовала его взгляд, прожигающий мою спину сильнее, чем огонь. Хотелось оглянуться, но шаги стражей глухим эхом отдавались в висках, будто вбивали в голову только одну мысль: всё кончено.

Что теперь будет? Как я могу помочь своей Этни? Я понятия не имела, какими силами обладал этот перстень, какие тайны в нём скрывались. Но раз меня повели к самому Повелителю Катриона — значит, слишком многим он был нужен.

Я была так подавлена, что мир вокруг казался плоским, словно краски выцвели. Тяжёлые двери скрипнули и захлопнулись за моей спиной.

Воздух в камере был спертым.

Меня усадили на табурет, и последовали вопросы, угрозы, хриплый голос дознавателя. Я молчала, прикусив губу до крови. Солёный вкус расплылся во рту.

— Тебе лучше сознаться до заката, — нависает надо мной надзиратель, его дыхание касается щеки, и от этого ещё мерзее. — У тебя остался один час. Очень не хочется портить такую нежную шкурку…

Его пальцы скользнули по моему плечу, и я вздрогнула. Страх поднялся из глубины, холодной волной пробежал по позвоночнику, сжал грудь. Каждая клетка тела требовала закричать, выдать всё, лишь бы избежать боли. Но я не могла. Если они доберутся до моего попечителя — я больше никогда не увижу свою девочку.

Перед смертью матери я поклялась, что буду заботиться о сестре, дам ей любовь и защиту. Я видела, как мама угасала от лихорадки, и тогда взяла её двухгодовалую на руки, став для неё и матерью, и опорой. Мы жили в старом порту, где ветер пах солью и гарью. Я хваталась за любую работу, но не всякий терпел рядом с собой девушку с ребёнком. Когда Этни заболела, я отдала все накопленное лекарю. А потом нас выгнали на улицу — в голод.

И тогда появился он. Мой спаситель. Так я думала.

Он предложил кров и еду за одну ночь с ним. Его руки казались мягкими, слова добрыми, а обещания — надёжными. И действительно: он дал еду, приют, даже деньги. Но за это я заплатила слишком дорого. С тех пор я оказалась в его власти. Пять лет — как в клетке. И самое страшное: теперь под его планы попадала моя малышка, которой исполнилось семь. Он говорил об этом вслух, с удовольствием смакуя слова.

Когда я, набравшись смелости, предложила рассчитаться с долгами и уйти, он лишь усмехнулся. Ни тело, ни деньги ему были не нужны. Только проклятый перстень.

— Что молчим? — в голосе стража звенит издёвка.

— Бесполезно. Она ничего добровольно не скажет, Ридж, — другой шагает вперёд. Его тень падает на меня, заслонив тусклое пламя в очаге. Чёрные длинные тени зловеще ползут по стенам, цепляясь за неровности камня и взбираясь к сводам будто живые. — Значит, придётся применить жёсткие меры.

У меня пересохло во рту, сердце билось так, что, казалось, его стук слышат все.

1.2

Стражник ставит ногу на свободный стул и склоняется к моему лицу. Запах его кожи — пот и железо — ударяет в нос.

— На кого ты работаешь?

Я отворачиваю голову, но грубая ладонь с силой хватается за мою шею, пальцы впиваются в кожу, оставляя синяки.

— Отвечай, когда тебя спрашивают, — рычит стражник, и горячее дыхание обжигает щёку.

А потом со мной случается нечто странное. Внутри меня поднимается жар, словно расплавленный свинец проливается вдоль позвоночника, растекаясь по костям и прожигая их изнутри. Голова наливается тяжестью, гулкое биение сердца заглушает всё вокруг. Пламя очага пляшет красными бликами, заливает лицо стражника. Мир плывёт, краски расползаются, и верёвки удерживают меня, когда тело бессильно валится в сторону. Голова запрокидывается назад, шея обнажается.

— Эй! — пощёчина лёгкая, стражник даже не приложил усилий, но она возвращает меня на миг, ледяные капли воды врезаются в кожу как иглы.

— Она притворяется.

— Похоже, нет… Эй, очнись! — голоса звучат приглушённо, будто доносятся сквозь толщу воды.

— И что с ней делать? — Ридж возвышается надо мной, и его силуэт двоится в жарком мареве.

— Сообщить Повелителю, — чужие жёсткие пальцы щупают шею. — У неё жар.

Слова уплывают, глохнут, будто кто-то закрывает дверь между мной и миром. Жар сменяется ледяным ознобом, губы сами собой бормочут несвязные звуки. Тело ватное, неподвижное, я словно тону в вязкой темноте, где нет воздуха.

Я не знаю, сколько это длится, кажется, недолго, я чувствую присутствие чужой силы. Она не просто вокруг — она во мне, давит, проникает в кровь, в мысли, подчиняя.

Я с усилием открываю глаза. Жёсткая поверхность под спиной холодит будто камень, и новая волна жара проходит сквозь всё тело.

В воспалённом тумане вижу, как к моей койке приближается он. Повелитель Катриона — Эридан. Его шаги звучат как удары молота по железу, тяжёлые и неотвратимые.

Я хочу подняться, но тело не слушается. Хочу заговорить, но губы потрескались, горло сухое, как пепел. Лишь одними губами шепчу:

— Помогите Этни…

Его взгляд скользит по мне. Его лицо каменное, глаза — бездна. Я ищу хоть тень чувства, но вижу лишь тьму.

Мужская ладонь ложится мне на шею. Слёзы катятся по щекам, горячие, обжигающие. Но я не отвожу взгляда. Мир сужается до его лица, до этих глаз — тёмных, как ночь без звёзд.

Его ладонь сжимается на моей шее, я не отвожу от него взгляда, чувствуя, как с края глаза стекают горячие слёзы. Я не знаю, может, это моё воспалённое сознание придумало, но вдруг в его взгляде появляется эмоция, такая человечная, понятная мне: замешательство, смешанное с тревогой. Но она тут же стирается, разглаживается, как песок от волны.

В следующий момент ткань на груди трещит, его рука грубо рвёт её. Моё тело вяло дёргается, но сил нет.

Воздух сгущается, становится плотным, вязким. Тени в углах комнаты оживают, ползут, обволакивают. Синева его глаз затягивается мраком, остаются лишь узкие зрачки.

— Нет… не надо… пожалуйста… — мой голос звучит жалко, как сдавленное скуление. Я пытаюсь оттолкнуть его руку, но пальцы словно чужие, слабые, скользкие.

Ладонь Эридана опускается на мою грудь. Кожа под его рукой будто вспыхивает пламенем.

— Ты сделала большую ошибку, придя на мою территорию. Ты… ещё пожалеешь об этом дне.

В голове проносится вся жизнь. Я снова вижу умирающую мать и своё обещание. Вижу попечителя, который разрушил мою судьбу. Вижу ночи, полные страха и унижения. Вижу маленькую Этни, тянущую руки ко мне. Всё сплетается в тугой комок боли и вины.

И тут в тело врывается боль. Не просто боль — раскалённый шип, пробивающий рёбра и пронзающий сердце. Я вскрикиваю, но звук рвётся наружу хрипом. Боль ослепляет.

Мир тускнеет, уходит. И я — затихаю.