Во власти зверя

Пролог

Я проснулась от холода. С трудом разлепив глаза, осознала, что все тело болит. Спину саднит, а кое-где печет и колет… от веток, на которых я лежала?! Тряхнув волосами, я зажмурилась и с трудом вздохнула глубже.

Что, черт возьми, происходит? Где я?

Сфокусировать взгляд было непросто. Только начало светать. Я лежала под какими-то раскидистыми кустами, спиной прижавшись к холодным кирпичам забора, и дрожала. Дыхание срывалось, сердце набирало обороты. Как я тут оказалась, если точно помню, что засыпала дома?

Звуки внешнего мира вкрадчиво сменяли звон в ушах. И самый громкий — шум двигателя — подкинул меня на месте. Стоило трудов никуда не дернуться, а только сжаться в комок. Хлопнули двери, раздались шаги и механический треск.

— Я нашел ее.

Хруст сухой листвы под чужими ногами выключил все мысли в голове. Животный страх завладел мной полностью и разогнал сердце так, что, казалось, оно бросится бежать впереди меня. Я взвилась из кустов и кинулась вдоль незнакомого забора. Оказалось, что он примыкал к лесу — повезло. Но когда я уже рванулась в сторону колючих кустов, до меня донесся крик:

— Робин, подождите! Все в порядке! Ваши родители вас ищут! Стойте!

Ноги запнулись за какую-то лиану, я взвизгнула и скатилась кубарем в кусты — только и успела закрыть голову и зажмуриться. Когда до меня добежал полицейский, я жалко стонала от боли и стыда.

— Мисс Райт, — официально позвал мужчина в форме, присаживаясь рядом. Он быстро снял с себя куртку и, подхватив меня под руку, помог сесть. — Дайте вас осмотреть…

Когда я сжалась под его курткой, он схватился за рацию:

— Медиков сюда! Нет, в сознании…

Меня прощупывали и осмотрели, докладывая в рацию о состоянии, а я не чувствовала ничего, кроме слез, льющихся по щекам.

— Что случилось? — раздалось вдруг ударом грома в моей Вселенной.

Я всхлипнула и съежилась, переставая дышать. Все показалось каким-то дурным сном. Может, мне что-то подсыпали, и теперь я брежу? А может, заболела, и у меня жар? Как еще объяснить то, что из-за спины полицейского вышел он — причина всех моих душевных болей. Что он тут делал?!

— Рэндольф Сазерленд, — представился он полицейскому, не собираясь меня узнавать.

Еще бы — наши отношения были тайной. Но ведь не до такой степени, чтобы смотреть на меня вот так безразлично, когда я в таком виде? Или… да?

— Девушка пропала ночью, — нехотя доложил офицер. — Я обнаружил ее у вашего дома…

Он еще что-то объяснял, а я уже не слушала. Взгляд медленно скользнул сначала по равнодушному лицу любимого мужчины, потом по забору его дома… и наполнился влагой. К счастью… Потому что видеть это все сил больше не было.

Я приперлась к его дому ночью, чтобы униженно скрутиться под его забором. Еще бы он смотрел по-другому…

Где-то вдалеке взвыли сирены, и тело налилось свинцом. Адреналин перестал фонтанировать в венах, и в букет боли душевной медленно вплеталась боль физическая, раскрывая мне все прелести моего положения.

— …С ней все будет хорошо? — донеслось до меня.

Вокруг уже сновали врачи. Меня погрузили на носилки и накрыли одеялом, но мне все еще казалось, что я там же — голым задом на земле, нашпигованной ветками. Рэн смотрел на меня все также незнакомо и безразлично, будто мне все приснилось — наши тайные встречи, страсть, его обещания… и неожиданная просьба больше не звонить.

— Простите, вся информация только для членов семьи, — отбрила врач, и между нами захлопнулись двери машины «скорой помощи».

1

— Прошу…

Мне кивнули в сторону выхода из допросной. Только в Клоувенсе можно было почувствовать себя одновременно свободным и загнанным в клетку. Преодолеть омерзение в этот раз было острее. Рука сжалась на сумке так, что пальцы побелели. Но я молча закинул ее за плечо и шагнул к дверям.

Я дома.

***

— …Ах, да, Тутси с параллельной улицы вышла замуж. Ты маленький водил ее в садик за ручку, помнишь?.. — мама схватилась за чайник — непременно прозрачный — и плеснула мне в едва опустевшую чашку.

Мы сидели на веранде нашего-ее дома. Раннее утро топило улочку с одноэтажными домами в промозглой тишине. Только-только сошел первый снег вместе с ошметками краски на перилах. Под вечно-зелеными пальмами насыпало горсти шелухи от цветов, листьев и прочего, чем эти растения регулярно мусорили в эпицентре своего существования. Кажется, они завалят все же забор своими стволами в этом году. Но говорить маме о том, что с такими «соседями» стоит попрощаться, бесполезно. Она любила эти подарки от подруги с юга, и уничтожить плоды этой дружбы для нее — неподъемное предательство.

Я засмотрелся на чайник, а сам снова выпал в недавнее прошлое. Мы вот так же с Лали любили пить чай на ее веранде. И пусть чайник не был прозрачным — меня не интересовало, что она в нем заваривает.

— Джастис?..

Я моргнул и перевел взгляд на мать. Она, к счастью, совсем не изменилась, и приступ чувства вины, что бросаю ее постоянно, можно было отложить. Красивая она у меня… особенно глаза. Наверное, я искал кого-то, похожего на нее. Вика только была полной противоположностью, а вот Лали…

— …Ты будто где-то не здесь, — заглянула она в мои глаза. — Что случилось, милый? У тебя проблемы?

А вот теперь глаза ее наполнились беспокойством. Она заправила прядь за ухо, чтобы ветер не полоскал ее на ветру и не мешал смотреть мне в лицо.

— Нет, мам.

— Скажи мне правду, пожалуйста, — не поверила она.

— Мам, у меня нет проблем…

— Джастис, я же все понимаю, и это не может продолжаться вечно! Ты с твоей работой за границей…

— Мам, работа ни при чем. — Мне пришлось напрячься, чтобы заставить себя вдохновиться на более убедительный довод. — Клоувенсу нужен мой опыт. Все, о чем они пекутся, чтобы я сцедил его им весь. И ничего не получил взамен. В наказание. Ничего другого не предвидится.

— Тогда что?..

Я поежился на весеннем ветру — совсем уж непривычно для такого, как я. Вот что ей сказать? Правду? Будет переживать…

— Мам… я просто устал.

— А правду? — даже не задумалась она.

И я усмехнулся.

— Люблю тебя.

— Это прекрасно, — улыбнулась она. — Но хотелось бы другую правду.

— Я выбрал неправильную женщину.

Снова.

— Вот как… — нахмурилась она.

— Да…

— И чем она неправильная?

— Она чужая, — улыбнулся я. — На тебя чем-то похожа…

Мама улыбнулась:

— Ну неужели такая уж и неправильная?

Я вздохнул:

— Смотря с какой стороны посмотреть.

Сам при этом посмотрел в чашку с чаем. На ее поверхности как раз кружили две чаинки… Красиво так кружили, завораживающе… Только откуда-то с края нарисовалась еще одна — ворвалась в нежный танец, отбила одну… и потопила другую.

— …А еще ты должен помнить Лану… — донеслось до меня уже из привычного далёка.

— Лану? — оторвал я взгляд от чая.

— Вы с ней дружили, когда вам было по восемь… Лазили по камышам за утками…

Я вежливо усмехнулся, и это словно опустошило. В эту секунду едва не взвыл от тоски — так сдавило внутри. Я даже не думал, что меня зацепило настолько. Казалось, Вику отдать было невыносимо тяжело. Арджиев ее мучил поначалу, а я готов был себе хвост отгрызть за тупость и нерешительность. Будь я настойчивей…

— Черт… — тихо ругнулся и протер лицо.

Меня снова утаскивало в прошлое. И ведь все уже были счастливы и на месте, значит, не о чем жалеть. Только я счастлив не был. А этот год с Лали выкрутил меня морально досуха.

— …Она вернулась в пригород недавно. Одна…

— Кто? — очнулся я.

— Лана.

— Если у нее нет медвежонка, рожденного от какого-нибудь медведя, и проблем с этим медведем, то у нас нет шансов…

— Кажется, нет, — тихо выдохнула она, округлив глаза.

— Тогда точно ничего не выйдет, — заполнил я неловко паузу и поднялся. — Пойду посплю…

***

Исследовательский институт Клоувенса — место, где мне предстояло отбывать наказание за мою свободную жизнь — на удивление благодушно приняло меня, как блудного сына.

— …Отделение реабилитации перенесли на четвертый этаж, — рассказывала Шарлиз, заведующая кафедрой иммунологии и моя фанатка. Она шла впереди по коридору, наверняка рассчитывая, что я оценю не только свежий ремонт в крыле, но и ее короткую юбку, позволяющую демонстрировать слишком много преимуществ кафедры сразу. Когда-то я велся на все это. Но сейчас хотелось безудержно зевать.

— Что, спасенных стало настолько больше? — скептически заметил я.

— Ну, ты тут не единственная надежда, — обернулась она, призывно усмехнувшись. — Мы тоже работаем.

— Молодцы, — напыжился я, сложив руки на груди. — А кофе тут такой же вкусный?

— Тяжелая ночь? — сощурилась она.

Я привык не спать ночами с сыном Лали. И все не мог отвыкнуть — вскидывался каждый час, потому что мне казалось, что приборы взвыли.

— Да. Какие мои годы?

— Ну пойдем, — кивнула она вперед. — У тебя сегодня единственный пациент.

— Пациент? — усмехнулся я. — С каких пор мне доверяют пациентов?

— Все знают, что в некоторых вопросах ты лучший, Джастис. — Ее голос наполнился призывным урчанием, и вдоль позвонков прошла волна такого возбуждения, что я аж с шага сбился, а Шарлиз и вовсе остановилась. — Ты что?

— Ничего, — процедил, зло глядя ей в глаза.

— Ты…

— Не твое дело, — прорычал.

Я уже и не помнил, когда трахал кого-то. Кажется, это было после приезда в Аджун… А потом стало не до того. Потому что когда хочешь конкретную женщину, никакие другие не интересны.

2

Было холодно.

Я переводила взгляд с одной детали кабинета на другую, стараясь не смотреть в окно. Казалось, моя жизнь остановилась.

C того утра, когда я проснулась под забором в элитном районе, прошло четыре месяца. И каждый день напоминал отдельную главу какой-то жуткой кошмарной истории. Я пыталась с этим бороться, потом — просто жить. Но силы кончились. Находить себя наутро в ошметках постельного белья, матраса и всего, что было рядом — ни с чем не сравнимое ощущение.

Я думала, что мое генетическое отклонение — самое большое потрясение в жизни. Но ошибалась.

Я росла в семье блистательного политика. Единственная дочь сенатора Райта могла иметь все самое лучшее. Лучший детский сад, колледж, лучших подруг и лучшие цели в жизни. Надо сказать, оправилась от новости о неполноценности я достаточно быстро. Ну и что, что я не могла оборачиваться? У меня было все, о чем другие могли только мечтать — дом, любящая семья и потрясающие возможности. К пятнадцати годам я объездила весь мир — малодоступная опция даже для тех, у кого было столько же денег. Мой день был расписан по секундам. Я училась на юридическом, занималась стрельбой из лука и огнестрельного оружия, ходила с охотничьим клубом в походы, прыгала с парашютом…

Но только сейчас поняла, что вся моя бурная деятельность — просто попытка компенсировать уродство.

Но я не могла не рискнуть. И когда пришло время выбрать мужчину — я тоже выбрала лучшего. И плевать хотела на то, что он занят.

Рэндольф Сазерленд — ведущий юрист коллегии адвокатов при президенте Клоувенса. Обворожительный, остроумный и притягательный зверь, от которого просто не отвести взгляд. А я не знала слова «нет». Да и он мне ни разу его не сказал.

Это было… сказочно. Трясущаяся от страха быть отвергнутой, я приблизилась к нему на одном приеме и даже слова не смогла сказать. А он смотрел на меня темным взглядом, от которого в равной степени хотелось бежать и замереть, сдаваясь. Тогда мне казалось, что этот роман — самое главное в моей жизни. Все, ради чего я вообще появилась на свет — пропадать в лапах этого заоблачно потрясающего мужчины. Понятия не имею, как скрывал все это от своей семьи он. Я же сутками валялась в постели, укутанная его запахом. Сердце рвалось на части, стоило подумать, что все это кончится…

…И, кажется, все же разорвалось. Потому что теперь я будто онемела.

Четыре месяца я не выходила из дома никуда, кроме очередной поездки в исследовательскую академию. Меня обследовали так, как не обследовали прежде. Но надежды, что мне могут помочь, не осталось ни у кого.

Даже отец, стоявший теперь у окна и взиравший куда-то вдаль, молчал.

Когда он узнал о нас с Рэном, пригрозил ему такой расправой, что у меня кровь застыла в жилах. Понятия не имею, как мне удалось до него докричаться и убедить не трогать Рэна. Я брала всю вину на себя, убеждала, что одна являюсь причиной всей этой ситуации. Он обещал, что не тронет… Но все же встречался с ним. Не знаю, о чем они договорились, но Рэн покинул пост коллегии…

…И наступила еще более зловещая тишина. Конечно, я не надеялась увидеть его еще когда-нибудь. Но тогда мне обрубили всякие «быть может», которые, как оказалось, держали меня и не давали захлебнуться.

— Пап, может, поедем отсюда? — подала я голос.

Он резко обернулся и отчаянно глянул на меня:

— Мне сказали, он лучший, — жестко напомнил он. — Если не сможет — тогда и поедем.

Я только сцепила зубы и вздохнула, переводя взгляд в окно. Мне было уже все равно. Я привыкла.

А еще у меня был план. Побега. Самое болезненное — смотреть, как мучаются со мной родители. Как стелят каждую ночь кровать, не позволяя уйти в клетку, что я себе заказала… Матери стало плохо, когда мне ее доставили. Она кричала так, как никогда раньше — страшно, с воем и слезами, что только через ее труп она мне позволит там спать. И я продолжала стойко делать вид, что все по-прежнему. Будто я сумасшедшая. Только и всего.

— Надеюсь только, что ты не начнешь с запугиваний, как с директором академии? — усмехнулась я.

Отец только глянул на меня сурово, но ничего не сказал.

Входные двери открылись, и внутрь вошли двое. Первого я уже знала — тот самый запуганный директор. Он мазнул по мне недовольным напряженным взглядом и посторонился, пропуская второго:

— Мистер Райт, мисс Райт, — обратился он к нам, — разрешите представить вам Джастиса Карлайла — специалиста по генным мутациям и выдающегося ученого в области женского репродуктивного здоровья…

Не ожидала, что этот специалист окажется таким молодым. И таким дерзким. Отец протянул ему руку, но он только пожал плечами, усмехнувшись — его руки были заняты вещами, которые обычно стоят на рабочем столе. Его начальник раздраженно выдрал из его рук ноут, чтобы рукопожатие состоялось, а с моих губ сорвался смешок. Да уж, действительно — выдающийся специалист.

— Робин, — укоризненно качнул головой отец.

— Все нормально, — улыбнулся «выдающийся специалист». — Способность веселиться, будучи в кабинете моего начальника — признак здоровой психики.

Его начальник в этот момент особенно громко приложил отобранным ноутбуком об стол.

— А у вас слаженная команда, — оскалилась я и протянула доктору руку: — Робин.

— Джастис, — пожал он ее осторожно, улыбаясь, и вдруг добавил: — Мы с ним не команда — он меня шантажирует.

— Мистер Карлайл! — укоризненно скривился его босс.

— Нет-нет, продолжайте, — сложила руки на груди, усмехаясь. — Чем вам пригрозили в случае неудачи со мной?

— Робин, — угрожающе предостерег отец. — Позволь мне…

— Что? — перебила с вызовом я. — Угрожать врачам, которые могут мне помочь? Думаешь, они так лучше работать будут?

— Робин, давай потом поговорим…

— И чем вам угрожают? — потребовала я у своего доктора.

— Знаете, мне постоянно чем-то угрожают, я привык, — мягко улыбнулся он. — И хуже точно не буду работать…

3

Я вскинулась на кресле и вздохнула рывком, моргая. Кажется, уснула прямо в кабинете доктора.

— Вот черт…

— Кофе будешь? — послышалось тихое откуда-то сбоку.

Обернувшись, я обнаружила мужчину на диване. Он лежал на спине, повернув ко мне голову.

— Что вы делаете? — хрипло потребовала я, усаживаясь. Шея затекла и протестующе заныла.

— Жду, когда проснешься, — уселся доктор.

— Почему вы меня не разбудили?

— Ты же и так не высыпаешься, — поднялся он и направился к двери. — Почему бы не дать тебе поспать?

Справедливо. И, судя по сумеркам за окном, проспала я так полдня. Впервые выспалась за эти четыре месяца. Странно…

Доктор Карлайл вернулся с двумя стаканчиками с кофе и в одной руке и сандвичами в другой.

— И что, я спокойно спала? — подняла на него глаза, когда он протянул мне стаканчик.

— Абсолютно. Только больно было смотреть, как ты скрючилась… — Я проследила его мимолетный взгляд и только сейчас заметила сверток из пиджака, который выпал на пол, когда я заерзала. — Пытался тебя устроить…

— Спасибо, — съежилась я. — Давно я не высыпалась.

Он бросил на меня внимательный изучающий взгляд, но тут же отвернулся, усаживаясь за стол:

— Давай, ешь. И поедем.

— Куда?

— К дому твоего бывшего.

Я так и застыла с кофе в руках, позабыв обо всем:

— Зачем?

— Мне надо хоть с чего-то начать строить свои гипотезы. — И он, как ни в чем не бывало, откусил большой кусок от сандвича.

— И какое отношение к этим гипотезам имеет чужой дом?

— Пфямофе, — промычал он с набитым ртом.

— Я никуда не поеду, — решительно возразила. — Мы же договорились.

— Ты не спасешь меня своими договоренностями, — неожиданно жестко парировал он. — Мне грозит тюремное заключение за некомпетентность в твоем вопросе…

— Какого?.. — моргнула я.

— Такого. Ты — просто повод.

— И ты только сегодня это узнал?

— Послушай, — нахмурился он. — Нам надо просто немного навести суеты, чтобы наше с тобой лечение выглядело более правдоподобно. Все знают, что я — гений, понимаешь? — нагло усмехнулся. — Я не могу просто взять анализы…

— Давай возьмем не просто анализы, — упиралась я, путаясь в иллюзиях. Карлайл казался то доступным простым собеседником, то совершенно чуждым пугающим незнакомцем, которому и слова против не скажешь. Он сбивал с толку.

— Давай ты не будешь меня учить? — снова нахмурился он. — А то я же тоже могу папочке сказать, что не могу работать в условиях странных договоренностей!

— Так он тебе и поверит, — задохнулась я от возмущения.

— Поверит, — уверенно пообещал он. — Родители — не идиоты, они все видят.

— Какой же ты… — презрительно сузила я глаза.

— Какой? — оскалился он недобро. — Умный? Неотразимый?

— Сволочь ты, доктор Карлайл.

— Это первая строчка в моем резюме, — сморщился он. — Ешь давай, а то поедешь голодная.

— Никуда я не поеду! — зарычала я, поднимаясь.

Сама мысль о том, чтобы вернуться к дому Рэна выстужала все внутри и повергала в ужас. И этот доктор все это видел!

— Что ты задумала? — прищурился он. — Покончить с собой? — Не знаю, как, но ему понадобилась секунда, чтобы все понять. — Сбежать?

— Ты понятия не имеешь, каково это, видеть каждый день лица родителей по утрам!.. — заорала я, опираясь на стол. И уже было развернулась, чтобы вылететь пулей из его кабинета, когда он поднялся мне навстречу:

— Если я облажаюсь — помогу тебе сбежать.

— Что?

— Что слышала.

— Я не хочу лечиться!

— А я и не собираюсь тебя лечить. У меня нет опыта и знаний.

Я обескураженно хмыкнула. Ни один врач до него не признавался, что у него нет опыта и знаний — все брались с энтузиазмом тратить папины деньги.

— Дай мне неделю.

— Всего неделю? — недоверчиво переспросила я.

— А в чем сомнения? — И он снова расплылся в улыбке. — Прошло всего полдня, а ты уже со мной спишь.

А я и не помню, когда улыбалась последний раз. Но тут было не устоять — доктор восхищал. Меня шокировала его наглость, с которой он пер напролом. А еще эта его манера бомбить из всех орудий сразу — он то угрожал, то уговаривал, то поднимал ставки до заоблачных, которые мне нечем было крыть.

— Ну, тогда, полагаю, сбегать будем вместе, — мстительно заключила я.

— Я подумаю над твои предложением, — победно оскалился он и поднялся. — Поехали.

Сон вернул мне отголоски здорового аппетита. Я купила себе еще кофе с сандвичем и нагло уселась с ними на переднее сиденье его тачки. Мало ли, как дальше пойдет — надо ловить момент.

— Вот только не кроши в машине, — усмехнулся он, выкручивая руль со стоянки. Машина у него была как раз для побегов — вместительная, высокая. — Куда ехать?

— Сначала объясни, зачем мы едем? Между прочим, для меня это не так просто…

— Это не так просто только потому, что ты слишком серьезно к этому относишься, — как ни в чем не бывало, вел он машину.

— Отлично. Мы завалимся на газон к моему мужчине и устроим там представление с клоунами?

— Нет, — нахмурился он. — Куда ехать?

— Сворачивай на Летто-драйв, — нахохлилась я и отвернулась в окно. Аппетит пропал.

***

Дом ее мужика был крайним по улице. Дальше начинался лес. Я бросил машину за квартал, чтобы наблюдать за всей клинической картиной по мере приближения к главному страху Робин. То, что она не хотела идти вообще, не в счет. За пару домов начала мерзнуть и кутаться в куртку, а когда массивные ворота оказались в поле зрения, остановилась и ринулась в кусты противоположного палисадника.

Я шагнула за ней, раздвигая ветки, и обнаружил ее у стенки.

— Мне плохо, — выдохнула она, глядя в ту сторону, откуда мы пришли.

Я бросил рюкзак на траву и сел у ее ног:

— Слушай. — Дождался, когда она посмотрит мне в глаза и продолжил: — Единственный способ избавиться от этого кошмара — пройти через него.