— Согласны ли вы, Карина, взять в законные мужья Михаила? — спрашивает священник, стараясь придать голосу торжественность.
— Да…
Какая ирония, девушка, которая никогда не хотела отношений, сейчас стоит перед алтарем и старается мило улыбаться. Песок скрипит под ногами, мягкий и холодный, просачивается между пальцев, оставляя ощущение лёгкой прохлады. Запах моря смешивается с ароматом цветов, поставленных на столе, и сладкой ноткой напитков. Всё вокруг ярко, празднично, но для неё это как театральная декорация, в которой невеста — случайная фигура, забытая в сценарии.
Эта девушка, это я.
Священник тяжело вздыхает и произносит длинную формулу клятвы, вставляя слова вроде «верность», «любовь» и «непреложная честь». В голове у меня вместо благородных чувств крутится только одно: сколько абсурда на одном мероприятии. Начнём с того, что у священника крест, будто скрученный из фольги, блестит на свету, как детская поделка. А за его спиной девушка, забыв о приличиях, уверенно разминает ему плечи — и делает это с таким усердием, будто готовит его к бою. Закончим тем, что арка, под которой мы стоим, сделана из камыша и тростника, а украшена бантиками, вырезанными из белых мешков — похоронная красота, если присмотреться
— Клянётесь ли вы любить друг друга в горе и в радости, в болезни и в здравии? — звучит следующий вопрос.
Я киваю и выдавливаю из себя:
— Да… — оно звучит тихо, но в голове отзывается гулкое «Нет».
Слева, на песке, стоят крикуны — два человека в ярких рубашках. Они словно выжидают паузу, чтобы врезаться в воздух своим хором:
— Два коротких, один длинный: Ура, ура, Ураааа!
И каждый раз, когда крик стихает, я чувствую, как внутри меня растёт напряжение, смешанное со странной злой улыбкой: смеяться или плакать — неясно.
Я сказала — закончим на арке? Поторопилась. Как только были поставлены подписи в свидетельстве, гости начали подкидывать рис вверх, и он сыпался на нас, как дождь. Зерно забивалось под платье, липло к коже, застревало в волосах. Массажистка продолжала разминать спину священнику, и от этого зрелища я невольно улыбнулась — не от радости, а от нервного смеха. Я чувствовала, будто этот рис осыпает не счастливых молодоженов, а мою свободу — зерно за зерном, слой за слоем.
После формальностей все переместились к длинному столу, накрытым прямо на песке. Белая скатерть от ветра поднимались, словно паруса, и тут же осыпалась вниз. Гости оживлённо рассаживались, наполняли бокалы, звенели приборами, а в воздухе смешивались запахи шашлыка, вина и дешёвых духов.
Я тоже села за стол, но кусок в горло не лез. Передо мной стояла тарелка с салатом, кусочек рыбы и бокал, но всё это выглядело как реквизит, забытый на съёмочной площадке. Я сделала вид, что ем, ковырнула вилкой зелень и тут же опустила глаза. Мысли гудели в голове громче любого застолья: Что я здесь делаю? Почему никто не спросил, чего хочу я?
Кто-то из гостей встал, поднял бокал и произнёс тост — слова пролетели мимо, не оставив ни следа. Я почти не слушала, только наблюдала, как губы людей растягиваются в улыбках, как глаза блестят от вина и фальшивого восторга. И тут, словно по команде, поднялись те самые двое в ярких рубашках:
— Два коротких, один длинный: Ура, ура, Ураааа! Гоооорько!
Мир на мгновение качнулся. Все засмеялись, подхватили крик, а муж резко повернулся ко мне и впился в губы. Я замотала головой, будто пыталась сказать «нет», но его руки уже крепко держали меня за плечи. Его поцелуй был тяжёлым, навязанным, и я поймала себя на том, что считаю секунды, пока это закончится.
Толпа хлопала, кто-то стучал по бокалам, крикуны размахивали руками, требуя ещё. А я, сидя посреди всего этого, чувствовала себя загнанной птицей.
Следом поднялся сват — я даже не вспомнила, как его зовут. Слишком громкий и с красным лицом. Он гремел словами о «счастливой молодой семье», о «благословении небес», и закончил так, будто ставил точку в приговоре:
— Пусть ваши дни будут долгими и полными радости!
Крикуны не подвели:
— Два коротких, один длинный: Ура, ура, Ураааа! Гоооорько!
И снова губы мужа — тёплые, влажные, навязчивые. Я дернулась, но он лишь усмехнулся и ещё крепче сжал мою руку под столом.
Не успела я вздохнуть, как встала регистраторша. Слишком много духов, от её запаха у меня кружилась голова. Она тараторила про «любовь с первого взгляда» и «судьбу, которая свела двоих». В каждом её слове слышалось желание блеснуть, показать себя важной.
— Два коротких, один длинный: Ура, ура, Ураааа! Гоооорько!
И опять поцелуй. Я уже даже не пыталась вырваться, только моргала, чтобы не расплакаться прямо за столом.
Следом встала тёща (моя мама). Её слова звучали особенно мерзко: «Пусь эта семья будет крепкой, а моя Карина — послушной женой, а зятя я буду баловать». Я почувствовала, как желудок скрутило, и опустила глаза в тарелку, где зелень уже превратилась в кашу от моих нервных движений вилкой.
— Два коротких, один длинный: Ура, ура, Ураааа! Гоооорько!
Я уже заранее знала, что будет дальше. Муж наклонился, и я вцепилась ногтями в ладонь, спрятанную под столом. Но поцелуй всё равно настиг меня — ещё один, ещё тяжелее.