Волчица Севера

Глава 1

- Ну, хватит, хватит... Уходи уже! – Раздавался в темноте душистого летнего вечера торопливый шёпот, который перемежался со звуками тихой борьбы.

С виду неприступная и даже рассерженная, хотя в душе всё пело от радости, Кейран отталкивала от себя сгоравшего от нетерпения Фланда.

Он пришёл к её дому, когда вся семья, отужинав, готовилась к предстоящей ночи. Перехватил во дворе Дору, челядинку, которая вышла на крыльцо выплеснуть воду, потребовал: «Вызови!» Девчонка испугалась: такими бешеными показались ей светлые, почти прозрачные глаза Фланда, тут же метнулась в дом, тайком шепнула молодой госпоже, чтобы та вышла. «Это срочно!» – прибавила, ничего не объясняя, но при этом испуганно таращась.

Накинув на голову плат, Кейран выбежала из дома, быстрыми лёгкими ногами простучала по лестнице – и очутилась в крепких жарких объятиях. Фланд подхватил девушку, поднял легко, точно она была пёрышком, и прижал грудью к своему лицу. Его мышцы напружинились; сладко заныло в паху; ноздри нетерпеливо раздулись.

Фланд на мгновение замер, задохнувшись от счастья, с наслаждением втянул знакомый любимый запах юного девичьего тела, не обращая внимания на неожиданный жёсткий отпор.

- Кей... Кей, я больше не могу ждать, – прошептал, стиснув девушку и уже не уворачиваясь от её маленьких, но сильных кулачков, удары которых сыпались на него градом. – Ты не представляешь, какая это мука!

- Завтра, Фланд! Завтра же, – напомнила ему Кейран, напустив на себя строгий непреклонный вид. – Завтра я стану твоей, слышишь? Твоей – безраздельно, на всю жизнь... Навечно... Ещё немного терпения, милый! Ты ведь ждал всё лето – осталась всего одна ночь!

- Целая ночь! Целая ночь впереди, – со стоном произнёс Фланд, неохотно признавая, что то, чего он так добивался и чего так страстно хотел сейчас, должно свершиться не по его желанию, но согласно древним нерушимым традициям племени норденов.

От этой мысли руки разжались сами, против его воли, и он, с трудом совладав с собой, посмотрел сверху вниз на ту, которую любил больше жизни и которую в праздник весеннего равноденствия прилюдно назвал своей невестой.

Даже сейчас, в просторном домотканом платье, под которым едва угадывались соблазнительные линии её тела, Кейран была чудо как хороша. Выбившиеся из-под плата пряди цвета чистого лунного серебра обрамляли разрумянившееся лицо; выразительные, словно подведённые чёрной краской, глаза под выписными бровями сияли, как сапфиры, и длинные ресницы, от которых тень падала на нежные щёки, слегка вздрагивали, когда девушка вскидывала на Фланда укоризненный взгляд.

- Эта ночь пройдёт быстро, милый. А следующая будет только нашей, – шёпотом пообещала Кейран и, потянувшись к возлюбленному, ласково коснулась тонкими прохладными пальцами его щеки.

Кровь снова ударила в голову, и Фланд, широко раскинув руки, ринулся к девушке. Но она ловко увернулась и исчезла, растаяла как волшебное видение. Только плеснул по воздуху широкий, расшитый серебристыми нитями подол да стремительно протопотали по ступенькам каблучки востроносых башмачков.

С поникшими плечами, стиснув зубы, угрюмый Фланд отошёл от дома Сколвана Благородного и двинулся в сторону Большого Дома, где в этот поздний час собрались его друзья-ровесники.

Повод для сбора был значительный: проводы холостяка Фланда в новую, семейную жизнь. Фланд знал, что его будущая женитьба у многих неженатых мужчин племени вызвала зависть, которую не все умели скрыть. Ещё бы! Ведь ему ответила согласием единственная дочь вождя! Красивая, умная, смелая.

Но завидовали Фланду не только потому, что его женой станет эта гордая красавица.

По законам племени, если у вождя нет наследника мужского пола, но имеется дочь, то после его смерти верховная власть переходит к мужу дочери. Это значит, Фланд будет править норденами до тех пор, пока его сын от Кейран подрастёт, и Совет старейшин провозгласит: «Вот, нордены, ваш вождь!». И Фланд уже сейчас, думая о рождении наследника, с нетерпением ждал, когда же наступит этот самый счастливый день его жизни: ведь каждый мужчина мечтает иметь сына от любимой женщины.

Думая об этом, Фланд почти не сомневался, что зачнёт своего наследника первой же брачной ночью. Уж он-то постарается: ни на мгновение не отпустит от себя Кейран... ни на мгновение...

С той минуты, когда Фланд, возвратившись в Нордланд после трёхлетнего пребывания на службе у даскилийского короля Миты, увидел Кейран, она затмила собой весь мир. Впервые в жизни Фланд потерял голову от любви. Он чувствовал, что задохнётся от желания обладать Кейран, видеть её рядом с собой, если она не ответит ему взаимностью. Всё, чего он хотел, это называть её своей женой. Своей женщиной.

Ему говорили, что к Кейран уже посватался Атрус, старший сын главы клана Белые Камни, и что лучше не переходить ему дорогу. Но разве Фланд когда-нибудь отступал от своих желаний? Разве самый сильный и дерзкий воин клана Поющие Ветра смирился бы с поражением? Ради того, чтобы назвать Кейран своей женой, он был готов сразиться в одиночку с целым кланом Белых Камней!

Расправив плечи, Фланд глубоко вдохнул тёплый, напоённый ароматами душистых трав воздух и улыбнулся. Всё-таки он счастливчик, обласканный богами, он в самой лучшей своей поре, и он готов к переменам.

Шагая по утоптанной тропинке к Большому Дому, Фланд неожиданно столкнулся нос к носу с Атрусом. Тот шёл ему навстречу, а вовсе не туда, где сейчас собрались все молодые мужчины племени.

- Разве ты не останешься на ночь, чтобы праздновать вместе со всеми? – как будто удивился Фланд.

Где-то в глубине души он испытывал злорадное торжество над оскорблённым и униженным соперником, хотя Атрус изо всех сил старался выглядеть абсолютно невозмутимым.

- Я приду... непременно приду, только чуть позже, – торопливо, точно отмахиваясь, откликнулся Атрус, пряча глаза, что было для него нехарактерно.

- Постарайся не задерживаться надолго, – почти по-дружески посоветовал ему Фланд, показывая в улыбке крепкие белые зубы, – иначе я не ручаюсь, что к своему возвращению ты найдешь в кувшинах хотя бы каплю эля!

Междуглавие

Дорогие читатели!

Приветствую вас в своей новой истории в жанре эпического фэнтези!

Вас ждёт достоверный живой мир Средневековья, но наполненный магией и мистическими персонажами. Здесь всё происходит по канонам жанра: интриги, приключения, противостояние героев, вечная борьба добра и зла, предательство, дружба и, конечно, любовь. Любовная линия непростая, неоднозначная, эмоциональная.

Добавляйте книгу в свои библиотеки, чтобы не потерять и следить за обновлениями! Не скупитесь оставлять звёздочки-лайки и отзывы! Помните, что ваше внимание для автора лучший способ стимулировать творческий процесс!

Не забывайте также подписаться на автора (если вы этого ещё не сделали), чтобы быть в курсе полезных новостей!

Увлекательного чтения!

Арт выполнен группой "Бесплатные арты||обложки для книг||буктрейлеры"

Глава 2

Забежав в дом, Кейран закрыла дверь и привалилась к ней спиной. Выровняла сбившееся дыхание, стащила с головы плат. Скрестив руки на груди, ясно ощутила громкое биение сердца. Всё ещё стучало в висках и слегка кружилась голова.

Вспомнились голубые блестящие глаза Фланда, его мягкие золотистые усы, которые сливались по обеим сторонам с такой же светлой бородой, его жаркое дыхание, твёрдая широкая грудь, мускулистые руки.

Фланд. Своенравный, порывистый, горячий... Любимый...

Мысленно и в молитвах Кейран благодарила Богиню-Мать за то, что та так вовремя подарила ей встречу с Фландом. Если бы Фланд задержался на чужбине, Сколван Благородный выдал бы свою единственную дочь замуж за Атруса. И тогда Кейран стала бы самой несчастной и обездоленной невестой Нордланда!

На её взгляд, среди всех молодых мужчин Студёного Ручья и соседних поселений Атрус был для неё самой худшей партией. Он, с его куцей козлиной бородёнкой, неряшливый, сгорбленный и вечно угрюмый, казался Кейран уже дряхлым старцем. К тому же, он ходил косолапя, тяжело переваливаясь, на кривоватых коротких ногах, за что ещё в детстве получил прозвище Увалень. Единственное достоинство Атруса заключалось в том, что он был сыном Мабона, главы клана Белые Камни.

Этот клан считался в Студёном Ручье, а возможно, и во всём Нордланде самым многочисленным. В этом была его сила. И – опасность. Хотя вождями норденов испокон веков становились старейшины клана Лунные Волки, в последнее время мужчины Белых Камней всё заметнее утверждали своё превосходство. Желая избежать напряжённости и недоверия, Сколван Благородный, глава клана Лунные Волки и вождь племени, был готов породниться с кланом Белые Камни. А общая кровь – лучшая основа для долговременного союза, мира и взаимопонимания.

Но в поселение вернулся Фланд, возмужавший, многому научившийся во время своей службы при дворе короля Миты. Ему улыбнулась удача.

В тот день, когда Фланд появился в Студёном Ручье, там проводили ежегодный ритуал гадания. В этом году обращаться к богам с вопросом о будущем выпало на долю Эрны, жены вождя Сколвана и матери Кейран.

В окружении собравшихся у алтаря Богини-Матери членов кланов Эрна внимательно озирала небосвод. Именно она первой заметила кружившую над рекой пару белых лебедей и радостным криком возвестила об их появлении. Считалось, что Богиня-Мать, покровительница племени, благоволит к белым лебедям, и раз эти птицы кружили сейчас над Студёным Ручьём, значит это добрый знак. А потом все увидели, что лебеди сопровождают ладью – на носу этой ладьи стоял Фланд.

Позже, когда сватовство Фланда к дочери вождя вызвало в собрании старейшин бурные споры, в судьбу влюблённых вмешались жрицы Богини-Матери. Они объяснили, что божество одобряет союз Фланда и Кейран. Ведь не напрасно же Фланд возвратился домой в сопровождении пары лебедей? Мабону, как и его сыну Атрусу, пришлось скрепя сердце смириться с решением старейшин...

- Кей! Где ты слоняешься? Куда пропала? Летняя ночь коротка – ты должна поторопиться!

Голос Эрны, которая искала дочь по всему дому, вырвал Кейран из воспоминаний. Ковшом холодной воды плеснула мысль, что, если она не успеет собрать корзину сребролиста до рассвета, то свадебный обряд начнётся слишком поздно. Это противоречит традициям, люди порицают подобное, осуждают легкомысленную или неповоротливую невесту и предрекают новому брачному союзу несчастье. Нет, Кейран не могла этого допустить! Ни за что на свете!

- Я уже бегу, мама! Встретимся в купальне! – крикнула Кейран и, схватив заранее подготовленную корзину, на дне которой лежал нож с лезвием из чистого серебра, снова выбежала из дома.

Жаркое сияние огня в очаге сменилось густой тьмой летней ночи, которую лишь слегка разбавляло серебро лунного света. Вместо недавней знойной духоты лицо ощущало приятное дуновение свежего ветерка.

Кейран бежала в сторону леса. Она спешила к Туманной Чаще, думая про себя: «Я нарву и принесу в дом столько сребролиста, что вода в купальне, куда я его брошу, станет похожа на жидкое серебро!»

Согласно древней традиции народа Нордланда, если невеста накануне первой брачной ночи совершит омовение в воде с добавлением сребролиста, то непременно зачнёт здорового крепкого ребёнка.

Кейран думала о брачной ночи и с удовольствием представляла, как сильные руки Фланда заключают её в нежные объятия. Как её обнажённое тело льнёт к телу суженого – такому же тёплому, жаждущему, нетерпеливому, как и её собственное. Как оно трепещет и раскрывается навстречу Фланду, чтобы принять в себя то, что оросит её лоно семенем новой жизни...

Выйдя за околицу поселения, Кейран продолжила свой путь по тропинке, взбиравшейся вверх по холму, названному Барсучьим из-за обилия в нём барсучьих нор. С одной стороны Барсучий холм омывала река, с другой к нему примыкал Тихий Лес с самым заповедным и загадочным местом во всём Нордланде – Туманной Чащей. Только там, в Туманной Чаще, рос драгоценный сребролист.

За свою короткую жизнь Кейран уже много раз ходила вверх и вниз по тропе; она хорошо знала Тихий Лес, где детишки из поселения Студёный Ручей любили играть в прятки. Но бывать в Туманной Чаще ей ещё не приходилось. Это были владения Лесной Девы – богини-покровительницы леса и его обитателей. Старейшины племени не советовали беспокоить Лесную Деву понапрасну, дабы не вызвать её гнев. Лишь невестам накануне свадьбы дозволялось заходить в Туманную Чащу, чтобы собрать растущий там сребролист.

Тропа становилась круче. Со стороны реки тянуло прохладой, слышалось кваканье лягушек и посвистывание ветра, гуляющего среди камышей. Из всех участков тропы Кейран больше всего любила тот, к которому сейчас приближалась. Это была вершина холма, и, достигнув её, можно было увидеть – как на ладони – расстилавшуюся внизу местность.

Поселение Студёный Ручей, расположенное в сердце Нордланда, испокон веков жило заповедованными предками обычаями, мало чем отличаясь от соседей. Так же праздновали осеннее и весеннее равноденствие, так же готовились к долгой зиме, так же гуляли шумные свадьбы в течение тёплого, но, увы, скоротечного лета.

Глава 3

Некоторое время Кейран стояла на вершине холма, глядя на поселение, где в каждом доме трепетали в окнах огоньки, потом повернулась и побежала к лесу.

Темнота ничуть не смущала Кейран, знавшую в лесу каждый куст и каждый поворот тропинки. Единственное, что настораживало девушку, так это царившее в лесу безмолвие.

Днём здесь ещё звонко свистал дрозд, ворковали дикие голуби, заливались щеглы, мерно стучали дятлы; шумно хлопали крылышками чижи; шелестел в елях пушистый хвост белки; сухие шишки трещали под копытами оленей и лосей. Но сейчас, в ночное время, не было слышно даже крика лисицы или уханья филина. Ни звука, ни шороха. Даже деревья устрашали своим молчанием. Лес был погружён в тишину, словно жизнь в нём замирала с наступлением темноты. Наверное, поэтому предки норденов так его и прозвали: Тихий Лес.

Нордены любили и почитали лес. Сколван Благородный, отец Кейран, любил повторять, что северные племена живы благодаря лесу и реке, питавшей свои воды из Океана, когда там таяли льды. Почва в землях Нордланда была скудной, бесплодной, да и лето слишком коротким.

По мере того, как Кейран всё больше и больше углублялась в лес, воздух становился холоднее. Он был пропитан запахом смолы, чабреца, можжевельника и грибов, смешанным с сырым запахом земли, покрытой в тенистых местах плесенью.

«Я уже близко», – обрадовалась Кейран, вспомнив наставления матери.

Хотя Эрна, как все невесты племени, побывала в Туманной Чаще лишь однажды, путь туда не забыла даже по истечении многих лет.

Потоки лунного света, пронизывая темноту ночного неба, скользили по стволам деревьев, кустам и мхам. Старые сосны и ели с широкими лапами, густо перепутанные зарослями молодняка, стояли чёрной стеной, а над их высоко вознёсшимися кронами клубился густой сизый туман.

Кейран остановилась, догадавшись, что находится в самой чаще леса.

В глубине она заметила небольшую поляну, затканную чудесными веерами папоротников и изумительным пухом разноцветных мхов. Под папоротниками, по краю поляны рос, выбегая на её середину, сребролист, осыпанный мириадами крохотных капелек блестящей в лунном свете росы. Кое-где его широкие, с тончайшей резьбой листья серебристым потоком врывались в тёмную зелень сосен и елей.

- Не туман ложится на землю,

Не серая роса;

От любви блестят

Мои синие глаза.

Моё беленькое личико

Пылает, как огонь.

Меня тоненькую, молоденькую

Становят под венец!

Ночью с миленьким возлягу –

И девичеству конец.*

Проговорив, как научила мать, традиционную припевочку, Кейран нащупала на дне корзины нож и подступила к зарослям сребролиста.

- Лесная Дева, позволь мне взять то, что ты лелеешь и стережёшь в своём благодатном лоне, – звонко произнесла она с низким – до самой земли – поклоном.

В темноте послышался шорох. Сухие шишки и прошлогодняя хвоя шуршали под чьими-то неторопливыми шагами. Крепко держа в одной руке корзину, а в другой зажав нож с остро отточенным лезвием, Кейран сделала несколько шагов навстречу тому, кто должен был выйти из-за деревьев.

- Назови своё имя, – раздался в ночной тишине негромкий, но властный женский голос.

- Кейран. Я – дочь Сколвана Благородного из клана Лунные Волки и Эрны из клана Огненных Лис.

- Имя твоего избранника – Фланд из клана Поющие Ветра?

- Да. Фланд из клана Поющие Ветра – мой жених и будущий муж.

- Хорошо. Лесная Дева, что молвит моими устами, позволяет тебе, Кейран, дочь Сколвана Благородного, взять то, за чем ты пришла.

- Благодарю Лесную Деву. Благодарю тебя, жрица Раган. – Кейран снова низко склонилась.

Но вот она выпрямилась и, подняв глаза, встретилась взглядом с незнакомой женщиной.

Впрочем, о жрице Раган девушка была достаточно наслышана, хотя никогда не видела её. Жители Студёного Ручья и соседних поселений называли её по-разному: знахаркой, ворожеей, колдуньей. Но для всех она была, в первую очередь, служительницей Лесной Девы. Раган уважали и боялись. Она жила в лесу отшельницей – подальше от шумного мира людей и поближе к неведомому миру лесного божества. Некоторые даже считали, что в теле Раган живёт душа Лесной Девы.

Долго они стояли так, не отрывая друг от друга взгляда: Кейран смотрела на чародейку с любопытством, а та, в свою очередь, внимательно изучала её. Наконец, отведя глаза, они одновременно обернулись к зарослям сребролиста, и Раган сделала жест, как бы приглашая Кейран заняться тем, за чем она пришла.

Кейран срезала сребролист осторожно, стараясь причинять растению как можно меньше боли. Нож с серебряным лезвием был приспособлен именно для такой работы и переходил из поколения в поколение. Круглый год его держали в сундуке под замком, откуда извлекали лишь летом: в период брачных торжеств.

Кейран склонялась над сребролистом снова и снова и при этом не переставала шептать благодарственную молитву богине леса. Каждый раз, когда лезвие ножа касалось стебля сребролиста, Кейран слышала тонкий трепетный звук: как будто где-то хрустальными каплями стекала струя воды. Как будто кто-то невидимый ронял слёзы. И от этого жалобного звука у Кейран сжималось сердце. Если бы сребролист не использовался в ритуале брачного омовения, она ни за что не прикоснулась бы к нему.

Раган всё не уходила.

Когда Кейран закончила свою работу, до краёв наполнив корзину сребролистом, старая жрица пристально посмотрела на неё.

- Пойдём со мной, – сказала она и взяла Кейран под руку.

- Куда? – удивилась Кейран.

- Ко мне в дом. У меня редко бывают гости. Но и я мало кого приглашаю.

- Мне очень лестно получить приглашение от жрицы Лесной Девы. При других обстоятельствах я с удовольствием последовала бы за тобой, премудрая Раган. Но сейчас мне нужно торопиться. В купальне меня ждут женщины племени – на заре следует провести ритуал брачного омовения.

Глава 4

Усадив Кейран на лавку у стены, Раган опустилась рядом с ней.

От старой жрицы пахло кислетью, горькими травами и дымом. Сухие, в тёмных пятнах, с узловатыми пальцами руки, сложенные на коленях, заметно вздрагивали, выдавая её волнение.

- Помнишь ли ты тот день, когда Фланд из клана Поющие Ветра возвратился домой? – негромким голосом спросила Раган, приступая к разговору.

- Конечно, помню, – кивнула Кейран, ощущая, как в груди нарастает смутная тревога.

- Тогда вместе с ним в Студёном Ручье появилась пара белых лебедей. Помнишь?

- Помню, – тихо, одними губами ответила девушка.

Раган тяжело вздохнула, и этот вздох вызвал дрожь в теле Кейран.

- Ты знаешь, во всех обрядовых делах жрецы имеют исключительные права на жертвоприношение, – продолжала хозяйка хижины. – Согласно традиции, птицы, которые появляются во время ритуала гадания, должны быть принесены в жертву богам. А до того – так уж заведено – я вскрываю их тушки, чтобы гадать по внутренностям. В тот день, по окончании ритуала, я обратилась к Бредину из клана Снежные Медведи с просьбой принести мне тех лебедей. Бредин убил лебедей и, когда я возложила их на алтарь, то увидела, что один из них нёс на себе метку – красное пятно под крылом.

Кейран слушала, но пока ей было непонятно, к чему ворожея завела этот разговор. Ей казалось, что старуха хочет зачем-то устрашить её. А Раган, вдруг резко повернувшись к ней лицом, окинула её таким пронзительным взглядом, что Кейран и в самом деле стало не по себе.

- Что же ты умолкла? – спросила девушка, чувствуя во всём теле страшное напряжение. – Что означает такая метка?

- Твоему союзу с Фландом из клана Поющие Ветра не суждено сбыться, – ответила Раган, не отводя от собеседницы своих острых, всевидящих глаз, которые могли озирать грядущее.

- Не пророчь нам горе! – вскричала Кейран, порывисто поднимаясь с лавки.

Но Раган неожиданно ухватилась крючковатыми цепкими пальцами за рукав её платья.

- Не я пророчу, а божественная сила, – прошептала она. – То красное пятно было под крылом у лебедя-самца. На погибель оно, Кейран... на смерть твоего суженого...

- Нет, нет, нет! Я больше не желаю тебя слушать! – Кейран закрыла уши руками и замотала головой.

«Прочь! Скорее прочь отсюда!» – кричал, вопил её внутренний голос, и девушка, оторвав от себя пальцы Раган, бросилась к двери.

Она так торопилась, подгоняемая страхом и тревогой за судьбу любимого, что забыла прихватить свою корзину с пышным букетом сребролиста.

Раган с тоской и материнской печалью смотрела ей вслед.

Кейран бежала по лесу, не разбирая дороги.

После полуночи звёзды едва мерцали, лунный свет стал тусклым, прорывался в просветы между тяжёлыми свинцовыми облаками. Пронзительно свистел ветер. Дубы судорожно трепетали чёрными ветками, протянутыми к небу, как сложенные в молитве руки. Верхушки сосен и елей шумели, и этот шум напомнил Кейран гомон старейшин, собравшихся в Большом Доме.

Кейран мчалась, словно лань, настигаемая безжалостным охотником. В темноте она запнулась о корень и покатилась по земле. Неожиданно, не более чем в десяти шагах от себя, она увидела человека. Он тоже увидел её. Не успела Кейран вскочить на ноги, как он устремился к ней. Только теперь девушка вспомнила о забытой в хижине жрицы корзинке со сребролистом, на дне которой лежал нож. Кто знает, что это за человек и что у него на уме, а защищаться теперь нечем.

На незнакомце была длинная кольчуга, каких не носили нордены; на бедре висел меч, выкованный не местным кузнецом; и, в отличие от мужчин Нордланда, этот человек привык брить усы и бороду. Впрочем, разглядев его поближе, Кейран увидела, что он ещё совсем юный.

- Погоди! – обратился к ней чужак, протянув руку в молящем жесте. – Прошу, ты только не убегай! Я не причиню тебе зла, клянусь священным именем Двуликого!

«Священным именем Двуликого?» – повторила про себя Кейран.

Теперь ей стало ясно, что чужак прибыл из Даскилии – страны, где народ признавал власть одного человека, которого называли королём, и одного бога, имя которого Двуликий. Отец рассказывал, что власть в правящей Даскилией династии передаётся исключительно по мужской линии, дасклийские старейшины зовутся королевскими советниками и обыкновенно имеют титулы герцогов, графов и баронов. А Двуликое божество даскилийцев, отвергших своих древних богов, обращено равно как к добру, так и ко злу. Нынешний правитель Даскилии, король Мита, придерживается мирных взаимоотношений с соседними странами, а вождя Сколвана даже называет своим союзником и побратимом. Поэтому Кейран сильно удивилась тому, что незнакомец облачён в кольчугу и имеет при себе меч.

- Кто ты такой и как здесь оказался? – спросила Кейран, стараясь приглушить тревогу.

- Меня зовут Арлен, я младший брат герцога Эриана Граффида, коннетабля короля Миты, – торопливо, опасаясь, что его не захотят выслушать до конца, заговорил юный воин. – Я заблудился в лесу. Скажи, как пройти отсюда до реки? Мне нужно попасть на наши корабли до того, как взойдёт солнце...

- На ваши корабли? – резко произнесла Кейран; ощущение опасности всё усиливалось.

- Послушай! Я всю ночь плутал в лесных дебрях. Я устал и хочу поскорее вернуться на свой корабль. Помоги мне.

- Ты так и не сказал, как оказался в лесу. И ещё... я хотела бы знать, почему даскилийские корабли прибыли к нашим берегам? Ведь это не купеческие ладьи, верно? – продолжала допытываться Кейран, вглядываясь в безусое лицо чужака.

- Нет, не купеческие, – Арлен подтвердил её худшие подозрения. Опустив глаза, он прибавил: – Корабли привёл мой брат. Такова воля короля Миты.

- Вы пришли в наш край с войной, – догадалась Кейран; её предчувствие оправдалось, и теперь страх был настолько ощутим, что стало тяжело дышать: будто в груди образовалась брешь, дыра, из которой уходили жизненные силы.

- Постой! Не уходи! – взмолился Арлен. – Выслушай меня, прошу! Я не воин. И здесь я не по своему желанию. Я... я всего лишь художник. Моей руке привычнее кисть, нежели меч или копьё. Я люблю всё красивое и изысканное, а кровь и грязь вызывают у меня отвращение. Я взошёл на корабль, не смея противиться воле старшего брата. Но я не участвовал в сражении, клянусь Двуликим! Я сбежал... сбежал в этот лес, чтобы не убивать и самому не быть убитым... Прошу, помоги мне добраться до реки!

Глава 5

Герцог Эриан Граффид, коннетабль короля Миты, снял стальную сетку, прикрывавшую голову и плечи, и тыльной стороной ладони утёр лоб. Пряди его тёмно-каштановых волос слиплись от пота; на мужественном лице, покрытом бронзовым загаром, застыло выражение невозмутимого спокойствия; в его серых глазах отражались блики огня – герцог смотрел, как от зажжённой стрелы горит столетний дуб норденов.

- Сжигать дерево не имело смысла, – проговорил Эриан ровным голосом, хотя внутри у него всё кипело от злости и возмущения.

С этими словами герцог обращался к человеку, который, как и он сам, восседал на коне, по-прежнему держась рядом с ним. Собственно, Великий приор Сфайрат эдн Даммазон ни на шаг не отходил от Эриана с того момента, как они высадились на нордландский берег. Постоянное тесное присутствие этого мрачного человека сильно раздражало и напрягало герцога; ему казалось, что приор наблюдает за ним, будучи наготове и опасаясь, как бы влияние коннетабля на королевскую армию не подорвало его собственный авторитет.

Со времени странной гибели бывшего Великого приора Сфайрат эдн Даммазон, как и следовало ожидать, был избран своими собратьями-монахами новым главой религиозного ордена Даскилийского государства. Этот человек не только страдал манией величия, но был к тому же наделён темпераментом авантюриста и, став во главе ордена, преследовал скорее политические, чем религиозные цели. И хотя его громкий титул не имел никакого отношения к войнам и битвам, король Мита – неожиданно для придворных и, особенно, для военачальников – наделил его носителя властью куда более полной, нежели та, которой располагает коннетабль. Когда Эриан узнал, что король посылает свою армию на Север и фактически отдаёт командование Великому приору, он был в ярости. Однако, какой бы гнев ни вызвало у него неожиданное и необъяснимое распоряжение короля, Эриан не мог ему не подчиниться.

- Когда – и если – меня охватят сомнения, я, возможно, спрошу вашего совета, Граффид. А сейчас позвольте мне самому решать, имеют ли смысл мои действия и мои приказы, – хриплым неприятным голосом, в котором звучали властные нотки, ответил Эриану Великий приор.

И Эриан снова ясно почувствовал у него особенный южный выговор.

Неизменный чёрный капюшон монаха закутывал голову и лицо Сфайрата, сухощавую, но жилистую фигуру облегала сутана. Герцог мог видеть лишь кончик его длинного, загнутого книзу носа, пряди иссиня-чёрных волос и тёмные, полузавешенные капюшоном глаза.

- Вы военный человек, Граффид, – продолжал Сфайрат, не двигаясь в седле и не поворачивая головы. – Моя же миссия в этом походе имеет более дальновидные цели. Усмирение варварских племён заключается не только в нашем военном превосходстве. Мы несём им силу нашей новой веры. Славный король Эддан преклонился пред величием и мощью Двуликого и утвердил власть своей династии над народами Даскилии. Вознесём священное имя Двуликого среди тёмных варваров – будет то же! Нам нужна эта сила! Сила Севера! С ней мы одолеем весь мир!

Всё больше распаляясь, Великий приор откинул капюшон, и Эриан впервые так близко увидел его лицо. Оно показалось ему таким же резким, как и те слова, что с нарастающим жаром слетали с его мясистых чувственных губ. Худые, провалившиеся щёки; острые выступы скул; твёрдый, будто высеченный из тёмного гранита, подбородок. Его горящие чёрные глаза словно сыпали искры. Ноздри тонкого носа трепетали и раздувались.

- Но перед тем, как утвердить здесь нашу веру в Двуликого, следует искоренить всё то, что олицетворяет собой тёмные верования местных племён. Тот дуб, который я приказал сжечь, не просто дерево. Это символ древней религии норденов, их памяти и веры их предков. Именно этой религии я объявляю беспощадную войну! Нордены должны почувствовать тяжёлую руку нашего бога и его наместника на земле – короля Даскилии!

Горячая проповедь Великого приора не произвела на Эриана никакого впечатления. Он усмехнулся, глядя на проповедника отвердевшим взором холодных серых глаз. Он промолчал, но своего мнения о том, что сжигать дерево – священное оно или нет – не было никакого проку, не изменил.

Он отвернулся от Сфайрата и снова посмотрел в сторону необъятного столетнего великана, охваченного жадным неистовым пламенем. Он смотрел, как вспыхивают развешанные на его мощных извитых ветвях какие-то разноцветные ленточки, увядшие и свежие венки и несколько черепов разных зверей, добела отмытых дождями и солнцем.

Северный ветер подхватил дым и понёс прочь от Студёного Ручья. Похоже, языческие божества огня и воздуха наконец сжалились над жителями поселения – теми, кому повезло остаться в живых.

- Так что же, посланник короля, наш уговор остаётся в силе? – раздался рядом с Эрианом грубый мужской голос.

Герцог опустил взгляд.

Перед ним, взяв его коня под узду, стоял пожилой норден. Крупный, косоногий, медвежеватый; кудлатая рыжая борода и такие же космы давно нечёсанных волос; широкое толстое красное лицо; маленькие мутные глазки.

Эриан впервые видел этого человека и поэтому сразу догадался, что тот, обращаясь к нему, ошибся. Его догадка подтвердилась, когда Сфайрат чуть подался к нордену, свесившись с коня.

- Вот, прими! – сказал Великий приор, протягивая тяжёлый кожаный кошель с серебром.

Норден взглянул на него с подозрением: очевидно, не таким представлялся ему посланник даскилийского правителя, – и затем недовольно вскинул бровь.

- Это всё? – в негодовании спросил он, отталкивая кошель.

- Нет, не всё, – ответил ему Сфайрат. – Король Мита подписал ордонанс, согласно которому ты, Мабон, глава клана Белые Камни, отныне будешь зваться правителем Нордланда. Однако, помни, что с этого дня ты служишь правителю Даскилийского королевства. Дважды в год твой народ будет приносить дань. Раз в два года Север будет отправлять в Даскилию самых сильных и выносливых юношей, тем самым вливая свежую кровь в королевскую армию. Раз в три года в Нордланд будут приплывать даскилийские корабли: за самыми красивыми девушками и здоровыми крепкими детьми.

Глава 6

Небо, без единого облачка, светилось ровной, ласкающей взор лазурью. Огромный корабль, с гербом Даскилийского королевства, изображающим крылатого круторогого быка, на полосатых – жёлто-красных – парусах, проходил мимо скалистых берегов. Гребцы мерно опускали и поднимали длинные вёсла, выполняя команду помощника кормчего: «Ра-а-з-и-два-а-а! Ра-а-з-и-два-а-а!».

Берега постепенно разбегались по сторонам, становились всё ниже и ниже; с одной стороны угрюмой стеной вставал густой лиственный лес, с другой тянулся обрывистый склон. От воды тянуло прохладой; ветер шумел в снастях. Пахло смолой, железом, конским и человечьим потом.

Кейран сидела у кормы, украшенной дубовым изваянием неизвестного чужеземного божества, под навесом от дождя и солнца, и смотрела, как вёсла, опускаясь, разбивают волну.

Далеко позади, в неясной, серо-синей дали, со снежными вершинами Ледовых гор, остались владения Нордланда – северной земли. Впереди был долгий путь и неизвестность.

Размышляя о том, как неожиданно резко и при каких трагических обстоятельствах изменилась её жизнь, Кейран сжимала зубы, чтобы не расплакаться. Она ни с кем не говорила и только смотрела куда-то в невидимую для других даль застывшим взором, а иногда начинала тихо стонать. Так стонет от боли сильный лесной зверь, смертельно раненный охотником.

Чужеземцы на корабле, глядя на неё и слыша её стон, думали, что она лишилась рассудка.

Мабон и Атрус вынуждены были схватить её и силой потащить прочь из Студёного Ручья, потому что она, обезумев от горя, рвалась туда, где оставшиеся в живых нордены готовили погребальный костёр для своих погибших соплеменников. Ей даже не позволили погоревать над телами родных.

Единственное, что Кейран успела сделать до того, как её грубо выдворили за пределы родного селения, это зачерпнуть горсть золы от сожжённого Большого Дома. Золу она ссыпала в карман платья и поклялась самой себе хранить её до конца своей жизни. В этой чёрной, жирной наощупь пригоршне сгоревшего дерева заключалась не только память о родине: в ней остался прах возлюбленного Кейран, с которым она не пожелала расставаться даже после его гибели.

Чувствуя пустоту в сердце, Кейран, сломленная горем и безучастная ко всему, что происходило вокруг неё, безропотно соглашалась со всем, что от неё требовали.

Она согласилась взойти на вражеский корабль, она позволила врагам увезти её на чужбину. Какой-то человек с тёмным страшным лицом и глазами палача, облачённый во всё чёрное, словно демон смерти, обещал, что ей нечего бояться и что отныне она будет жить в королевском дворце в неслыханной роскоши. Но до роскоши ли ей было!

Кейран ясно осознала, что осталась одна-одинёшенька на всём белом свете. Что вся её предыдущая жизнь – беспечная, наполненная радостью, согретая заботами и лаской родных – безвозвратно канула в прошлое. И что от её первой любви, страстной и нежной, в которой должны были воплотиться все её девические мечты, осталась лишь эта горсть золы, которую она увозила с собой в неизвестность.

«Клянусь, никогда я не буду принадлежать никому, кроме тебя, Фланд», – повторяла она про себя, твёрдо уверовав, что её любовь к тому, на кого пал её выбор, никогда не иссякнет.

В долгом пути, под плеск и шелест воды, проходил день за днём. Сколько их было, Кейран не знала: она их не считала, для неё каждый день в точности походил на предыдущий. Постепенно на смену отчаянию, почти физическому ощущению своей муки и душевной боли пришло холодное жестокое раздумье.

Все её мечты безжалостно разбиты. Погибли родители, погиб любимый.

А она для чего-то осталась в живых. Подумав об этом, Кейран вдруг поняла, почему Раган неожиданно пригласила её в свой дом. Старая ведунья всё знала и поэтому старалась удержать её подле себя как можно дольше. Раган хотела уберечь её от гибели. И, коль уж ведунья зрит в будущее, значит, в спасении Кейран заключался определённый смысл. Какой именно, Кейран пока не понимала.

Даже предположить она не могла, что ей придётся когда-нибудь покинуть Нордланд, чтобы отправиться в чужие неведомые земли. Её увозили не просто на чужбину, а в самое логово врага.

Однажды, когда второй корабль вырвался вперёд, на передней части его палубы Кейран увидела Арлена. Рядом с юным воином стоял, скрестив руки на могучей груди, высокий широкоплечий мужчина. Ветер трепал его густые тёмные волосы и красный плащ, накинутый на плечи. Незнакомец чуть вскинул голову, точно пытался оглядеть Кейран с ног до головы. На мгновение их взгляды встретились – и девушка вдруг вздрогнула.

Точно молния проскочила между ними, и лицо Кейран словно обдало пламенем. В тёмно-пепельных глазах незнакомца вспыхнули искры, и Кейран поняла, что он тоже испытал нечто подобное.

- Кто это? – с трудом разлепив губы, проговорила Кейран, впервые нарушив своё многодневное молчание.

С этим вопросом она обращалась к человеку в чёрном – тому, который сулил ей роскошную жизнь в королевском дворце. Он называл себя верным слугой даскилийского короля и проповедником Двуликого бога. Каждый раз, когда Кейран выходила из своей каюты подышать свежим воздухом, он подстерегал её наверху, словно коршун голубку. Этот человек, который непрерывно вертелся вокруг неё и звал её не иначе, как «дитя», раздражал Кейран и вместе с тем внушал ей необъяснимый страх.

- Ааа, значит, ты всё-таки не немая и язык у тебя на месте! – с деланной радостью заметил чужеземный проповедник, но в его тоне Кейран без труда уловила ехидство. – Это прекрасно, дитя, что ты умеешь говорить. И особенной похвалы заслуживает то, что ты обучена даскилийскому языку. Впрочем, я слышал, нордлендская знать, несмотря на свои суровые мысли и грубые манеры, не ленится изучать даже высокий скилис, на котором говорят представители высшего сословия Даскилийского королевства.

- Нордены одинаково почитают все наречия Севера, но и к чужеземным относятся с уважением, – отозвалась Кейран с гордостью за свой народ и повторила свой вопрос.

Глава 7

Едва Кейран, в сопровождении проповедника, ступила на пристань, как её неожиданно позвал знакомый мальчишеский голос:

- Кей, Кей!

Девушка быстро обернулась.

Тоненький большеглазый мальчик лет десяти, с волосами светлыми, как неспелая рожь, в белой полотняной рубашке, стоял рядом с Эрианом Граффидом и смотрел на неё с грустной улыбкой. Кейран узнала Руэйда из клана Огненных Лис, откуда была родом Эрна, её мать.

Грудь Кейран затопила тёплая волна радости.

Оказывается, она здесь не одна! Как же приятно сознавать, что на чужбине, холодной и враждебной, есть кто-то родной и близкий! Пусть этот кто-то всего лишь десятилетний ребёнок. Впрочем, в Нордланде мальчики недолго наслаждались привилегиями детства: ведь жизнь на Севере суровая, и нужно учиться бороться за неё с самых ранних лет.

Кейран хотелось броситься к Руэйду, обнять его и прижать к своей груди. Она даже сделала шаг ему навстречу, но потом замерла на месте.

Руэйда держал за руку Эриан Граффид и, было ясно, что, если бы мальчик тоже захотел побежать к Кейран, военный советник короля не отпустил бы его. Наверное, поэтому улыбка у Руэйда была такой грустной. Он видел Кейран, рвался к ней всей душой, но не мог даже приблизиться к ней.

- Вы взяли меня в плен, чтобы заточить во дворце своего короля на потеху местному люду. Зачем вам нужен этот мальчик? – спросила Кейран, повернувшись к проповеднику; её лицо разрумянилось, пылало от гнева и казалось ещё красивее.

- Почему же: на потеху местному люду? – Проповедник недоумённо выгнул чёрную, будто прорисованную углём, бровь, хотя губы его кривились в глумливой ухмылке. – Тебе, дитя, уготована высочайшая честь стать новым членом правящего дома, войти в королевскую семью. Что до мальчика, о судьбе которого ты печёшься, то ему суждено прислуживать его высочеству наследному принцу Герберту. Разве это не замечательно? Каждый даскилийский вельможа мечтает пристроить своего отпрыска на место этого мальчика. Не беспокойся, дитя, у твоего соплеменника будет всё, что нужно для безбедной жизни.

- Руэйд рождён в Нордланде. Дети Севера не обучены прислуживать. Тем более чужеземным правителям, – возразила Кейран, содрогаясь от мысли, что Руэйда заставят подчиняться врагу и исполнять прихоти сына того, кто принёс столько горя в Студёный Ручей.

О своей собственной участи она пока не задумывалась.

Проповедник хмыкнул и бросил на неё насмешливый взгляд, будто потешался над её наивностью и горячностью.

- Всё, что нужно для того, чтобы изменить привычки или воспитание, зависит от времени. Даже пёс, обретший нового хозяина, ради собственного выживания учится подстраиваться под его требования. Этот мальчик будет воспитан в даскилийских традициях. Вот увидишь, меньше чем через год ты не сможешь отличить его от других королевских пажей!

Кейран хотела было возмутиться, но промолчала, увлекаемая вперёд процессией во главе с проповедником.

Они шли теперь по улице, тесно застроенной двухэтажными домами; первый этаж – каменный, второй – деревянный, с островерхими крышами, каких нет в Нордланде. Да и улица замощена круглым гладким камнем, а не утоптана, как в Студёном Ручье. И люди здесь не похожи на жителей Студёного Ручья, и одеваются они по-другому. По-разному. Богатые, расшитые узорами одежды соседствуют с рубищем, нарядные башмаки – с ветхими обутками, а то и просто босыми, избитыми ходьбой ногами. Сразу видно, у кого какой достаток, а у кого вообще ничего нет.

Всё это скопление людей, на которых с неприязнью взирала Кейран, галдело, толкалось, обменивалось зуботычинами или приветствиями, держало себя учтиво, нагло или грубо, издавало зловоние давно немытых тел, усиленное тяжёлыми восточными благовониями, которые пользовались популярностью у местной знати.

Жители города знали проповедника в лицо: завидев его издалека, одни из них кланялись чуть не до земли, снимали перед ним головные уборы и подобострастно улыбались; другие же торопились перейти на другую сторону улицы и – как показалось Кейран – прятали за спиной как-то по-особенному сложенные пальцы. Кейран подумалось, что, если такой жест имеет смысл, то, скорее всего, в нём нет ничего благожелательного.

Не могла она не заметить и того, что её собственная персона привлекла пристальное внимание местных. Её разглядывали как некую диковинную вещь, а уличные мальчишки тыкали в неё пальцами. Горожанки смотрели на неё с оценивающим женским любопытством и щебетали что-то на простонародном наречии, а мужчины окидывали ладную девичью фигурку жадными или откровенно похотливыми взглядами. Даже из окон домов высовывались любопытные головы.

Но вот, наконец, показался дворец даскилийских правителей. Высокие крепостные стены выглядели неприступными: от них, казалось, исходила некая властная сила; чёрные зубчатые башни надменно взирали с поднебесной высоты на раскинувшийся у подножия дворца город. Не дворец, а крепость.

Кейран, в сопровождении проповедника и нескольких даскилийских воинов, подошла к дворцовым воротам и через подъёмный мост вступила на внутреннюю площадь.

Посередине площади возвышалось гигантское изваяние – медный конь взвился на дыбы, попирая копытами воина, над головой которого всадник простирал королевский жезл. У подножия конной статуи Кейран увидела обезглавленный труп, валявшийся в луже крови, рядом – топор и на копье, воткнутом в землю, отрубленную голову.

- Перед тобой, дитя, символы правления двух разных эпох, – снова, после долгого молчания, подал голос человек в чёрном, обращаясь к Кейран. – Король Эддан, который подчинил своей власти племена и народы, чтобы расширить границы Даскилийской державы. И его потомок, который не щадит собственных вельмож для блага даскилийского народа. Пусть все видят, как страшен гнев короля Миты и как праведен суд Двуликого бога! Смиренного милует, гордого сокрушает!

Когда Кейран очутилась у широкой лестницы дворца, украшенного гранитными колоннами, к ней навстречу вышел сам король.

Глава 8

Отмеряя длинный коридор широкими шагами, эхо от которых терялось под высокими каменными сводами, король Мита едва ли не бегом добрался до своих апартаментов и рывком открыл дверь.

Эриан и Сфайрат, бросившиеся за королём вдогонку, настигли его почти одновременно.

После того, как церемония встречи чужеземной принцессы (именно так называли при дворе дочь северного вождя) закончилась скандальной сценой, король отпустил всех присутствующих, за исключением коннетабля, которому он знаком приказал следовать за ним. Великий приор, проигнорировав желание короля, увязался за герцогом.

В последний момент проповеднику удалось на полшага опередить Эриана, и он, отодвинув герцога плечом, попытался юркнуть за дверь сразу за королём.

Однако король остудил его пыл, неожиданно рявкнув:

- Только Эриан! Я желаю говорить с моим коннетаблем с глазу на глаз!

Для Сфайрата эти слова прозвучали как пощёчина.

Он резко остановился, точно споткнулся на пороге, и Эриан услышал, как проповедник сердитым голосом пробормотал что-то невнятное. Герцог обошёл Великого приора, который, нахохлившись, напоминал сейчас старую хищную птицу, не сумевшую поймать добычу, и медленно закрыл дверь прямо у него перед носом.

По губам Эриана пробежала чуть заметная насмешливая улыбка.

Наконец-то этому зарвавшемуся наглецу, облачённому в монашескую сутану, которой он прикрывается как символом благочестия и смиренности, указали его место при дворе!

- Проклятье! Что происходит, Эриан?! – завопил король, как только дверь в его личные покои плотно затворилась. – Что это было? Там, во дворе? Почему вместо встречи в тёплой дружественной обстановке, к которой я так долго готовился, состоялась эта чудовищная сцена враждебности и откровенной ненависти? Почему дочь Сколвана вместо того, чтобы подарить мне, своему королю, добрую улыбку, показала волчий оскал? Нечего сказать, прелестная у меня будет невестка!

Разъярённый король торопливо зашагал по комнате взад-вперёд. Шея его, в кружевном вырезе нательной рубашки из тонкого шёлка, побагровела; глаза заблистали гневным блеском.

Эриан, навытяжку стоявший перед своим сюзереном, подумал, что в последних словах тот всё-таки не ошибся.

Северянка и вправду была прелестна. Нет, она была прекрасна! И она так величественно, так бесстрашно бросила вызов прямо в лицо правителю Даскилии, что невольно внушила к себе уважение. По крайней мере, со стороны Эриана, чьё внимание ей удалось привлечь. Эриан вспомнил, как она кипела яростью против короля, как ненависть окрасила её бледные щёки и как сверкали, подобно драгоценным сапфирам, её глаза. Он подумал о том, что скоро северянка заставит говорить о себе не только придворных, столь падких на разные сплетни, но и горожан, жадно ловивших любые слухи из жизни обитателей королевского дворца.

- И что она сказала о моей руке? Ты слышал, Эриан?! – воскликнул король, в крайнем негодовании воздев руки к потолку.

- Да, ваше величество, – спокойно отозвался Эриан, с сожалением переключившись с приятных воспоминаний о красивой пленнице на разговор с возмущённым королём. – Я слышал. Она сказала, что не станет целовать руку, обагрённую кровью её соплеменников.

- Но почему она так сказала? Насколько я помню, когда вы со Сфайратом отправились в Нордланд, у вас был мой приказ постараться избежать войны с местными племенами. Помимо той миссии, которую взял на себя Великий приор, вы должны были выполнить ещё одно, не менее важное задание. А именно: скрепить наш союз с северянами браком между дочерью вождя Сколвана и моим сыном, наследным принцем Гербертом.

- Прошу прощения, ваше величество. Я, должно быть, плохо осведомлён. Перед тем, как отправить наши корабли в Нордланд, вы приказали мне сопровождать Великого приора в его нелёгкой, но почётной миссии. Вы предполагали, что попытка обращения северных племён в новую веру может быть чревата опасными последствиями. Вы предвидели неповиновение, которое могло перейти в яростное сопротивление с применением оружия. И которое нам следовало усмирить силой. Однако о ваших матримониальных намерениях я догадался лишь тогда, когда Сфайрат взял дочь северного вождя на борт своего корабля.

- Сколван отвратительно воспитал свою дочь, – пропустив мимо ушей упрёк Эриана, вставил король, который посчитал себя несправедливо оскорблённым. – Но чего, собственно, я ждал? На что надеялся? Её родители – они, как и все северяне, такие дикари...

- Были, – бросил Эриан.

- Что ты сказал? – нетерпеливо переспросил король.

- Я сказал «были», ваше величество, ибо вождь Сколван и его жена, как, впрочем, и другие жители поселения, убиты. Кейран пережила смерть своих родителей и считает, что их кровь на ваших руках.

Мита круто обернулся и застыл, как оглушённый, на месте.

- Вождь Сколван убит?.. Он убит?.. – озадаченно повторил он и умолк, ошалело глядя на Эриана.

Казалось, эта новость лишила его дара речи. Его, что называется, ждал сюрприз за сюрпризом.

- Ваше величество, – продолжал между тем Эриан, наблюдая за королём, – осмелюсь напомнить вам, что, посылая армию на Север, вы отдали командование Великому приору. Своей благосклонностью вы развязали ему руки. Великий приор переусердствовал, желая показать северянам власть Двуликого и радея о своём собственном величии в тени бога.

Король вопросительно взглянул на Эриана.

- Ты хочешь сказать, что Сфайрат решил действовать против Сколвана и его людей силой? И когда же он начал кровопролитие? После того, как его пламенные призывы принять веру в Двуликого вызвали у северян яростное сопротивление? Или – до того?

- Смею заметить, ваше величество, что северянам не дали ни времени, ни возможности прислушаться к пламенным призывам новой веры. Я вообще сомневаюсь в том, что Великий приор собирался выполнить свою миссию. Полагаю, в этом походе он преследовал иные цели.

- Что это значит? Я не понимаю, – пробормотал озадаченный король.

Глава 9

Какое-то время придворные, сопровождавшие короля при встрече с его будущей невесткой, не двигались, кто с удивлением, а кто с неприязнью разглядывая северянку. Затем, поняв, что король больше не вернётся, и аудиенцию можно считать законченной, мало-помалу все разошлись по своим делам.

Кейран осталась совсем одна.

Вид у неё был отсутствующий, растерянный. Она всё так же стояла у лестницы, где её приветствовал чужеземный правитель, смертельно уставшая, униженная, опустошённая. Никогда прежде она не чувствовала себя такой одинокой. Руэйда, присутствию которого она так обрадовалась, куда-то увели. Даже проповедник, чьё присутствие раздражало её во время путешествия, оставил её, убежав вслед за королём и коннетаблем.

Кейран вспомнила недавнюю сцену – безудержную ярость короля и холодную невозмутимость его верного слуги, когда он приставил лезвие своего меча к горлу Руэйда, – и всем телом задрожала от охватившего её чувства ненависти и... отчаяния. В её душе снова, помимо её воли, нарастал гнев. Это были новые для неё чувства, и она только начинала учиться ими управлять.

«Сумею ли я привыкнуть к неволе? Смогу ли смириться со своей участью – и стать своей среди чужих? – думалось ей. – Проповедник уверен, что люди меняются со временем, в зависимости от их окружения и среды обитания, потому что так удобнее жить. Но что он знает о тех, кто родился на свободном Севере? Те, у кого свобода в крови, никогда не забудут пьянящий аромат бескрайних просторов, грозовое небо над головой и всегда будут искать пути на волю».

- Госпожа, – неожиданно раздался рядом с Кейран тихий женский голос. – Мне велено сопроводить вас в вашу опочивальню. Прошу вас следовать за мной.

Кейран повернулась и увидела невысокую полноватую женщину средних лет; одета она была скромно, но аккуратно: широкое платье, похожее на сарафан, надетое поверх льняной рубашки, из-под подола виднеются тупые носки деревянных сабо. Рыжие косы закручены вокруг головы. Взгляд прямой, держит себя просто и в то же время предупредительно.

- Меня зовут Кайла, – представилась женщина. – Я ваша служанка.

- А я Кейран.

- Да, госпожа. Я знаю ваше имя. Пойдёмте?

Кейран молча поднялась за Кайлой по лестнице и очутилась в длинном коридоре с высоким сводчатым потолком. Здесь повсюду были какие-то ниши, закоулки и переходы с узкими винтовыми лестницами. На стенах, пропахнувших сыростью, висели гобелены, на которых искусные вышивальщицы изобразили сцены из незнакомой жизни. Ноги Кейран бесшумно ступали по толстому ковру. Её удивило множество свечей в шандалах, благодаря пламени которых в мрачном каменном коридоре было светло не меньше, чем в яркий солнечный день.

Всё это сильно отличалось от Большого Дома – единственного в Студёном Ручье строения, выделявшегося своими размерами и огромным очагом, вокруг которого собирались старейшины племени. Там всё было деревянным, здесь – каменным. Там было сухо, здесь – сыро. Там было тепло даже зимой; здесь – холодно и неуютно.

Вспомнив о том, что Большого Дома больше нет, Кейран сглотнула подступивший к горлу ком. Украдкой утёрла мокрые глаза. Каждый раз, когда она думала о гибели Фланда, родителей и остальных своих соплеменников, на глаза наворачивались непрошеные слёзы.

- Ваши покои, госпожа, – снова послышался голос Кайлы, и Кейран, вскинув голову, увидела, что стоит перед распахнутой настежь дверью.

Переступив через порог, Кейран вошла осторожно, точно у её ног клубками вились змеи, и она боялась их раздавить.

Зато Кайла тут же бросилась к камину, раздула угасающее пламя и сунула в него смолистую веточку, а затем зажгла от неё свечи, воткнутые в железный подсвечник.

В покоях сразу стало светлее, и можно было разглядеть внутреннее убранство: деревянную мебель с прихотливо вырезанными ножками, гобелены на стенах, высокую кровать под синим шёлковым балдахином. На кровати, поверх мехового одеяла, была разложена женская одежда из тончайшей белоснежной ткани, а на полу стояли кожаные туфли с причудливыми переплётами, украшенные жемчугами.

- Я подготовлю для вас ванну, госпожа, – сказала Кайла, поворачиваясь лицом. – Потом, когда вы выкупаетесь, я помогу вам облачиться в новый наряд. Мне велено приготовить вас к встрече с вашим будущим мужем. С его высочеством принцем Гербертом.

Слова о будущем муже напомнили Кейран о прежней жизни, сгоревшей в прошлом. Она ясно представила себе голубые блестящие глаза Фланда, его мягкие золотистые усы, пахнущие луговыми травами, его сильные руки, коснувшиеся её тела, и жаркие объятия...

- Ох, госпожа, да вы плачете! – вскрикнула Кайла.

- Нет, не плачу, – едва сдерживая слёзы, отозвалась Кейран и отвернулась от служанки. – Просто пылинка попала в глаз...

Она услышала, как Кайла вздохнула.

- Говорят, вы недавно потеряли родных людей. Приношу вам свои соболезнования.

Кайла произнесла эту фразу странным тоном, не как положено служанке, желающей своей вежливостью услужить госпоже, а как женщина, познавшая тяжесть утраты и понимающая, какие страдания это может причинить. Этот тон не ускользнул от слуха Кейран.

- Твоя семья тоже погибла? – спросила она.

- Да, много лет назад.

- И с тех пор ты служишь здесь? – продолжала Кейран, позволив себе разговориться со служанкой.

Женщина кивнула.

- Раньше я служила королеве Анконе... гм, ныне покойной королеве, жене его величества короля Миты. Потом, когда её не стало, на моём попечении были покои его высочества наследного принца Герберта.

«Похоже, эта женщина знает все дворцовые тайны... а также тайны королевской семьи, – подумала Кейран. – Было бы полезно заслужить её доверие или, может, даже подружиться с ней. Хотя здесь, наверное, осуждается дружба между госпожой и её служанками».

В Студёном Ручье служанками, или челядинками, становились рабыни, чужеземные пленницы. Но даже они пользовались уважением своих хозяев – норденов. Случалось, нордены брали таких девушек себе в жёны, после чего те получали такие же права, как женщины племени. К примеру, Дора, челядинка в семье вождя Сколвана, выросла вместе с Кейран, и к ней собирался посвататься Лин из клана Бесконечные Скалы.

Глава 10

Молодой мужчина – высокий, худощавый, с рыжими усиками, с красивым и наглым лицом, в белой шёлковой рубашке с кружевным воротом, выпущенной поверх брюк, напоминавших чулки, в мягких туфлях из чёрного бархата – сразу не понравился Кейран. Впрочем, его спутница – статная девушка, с застывшим на лице выражением высокомерия, с чёрными блестящими волосами, начёсанными на уши, с нитью фероньеры, на которой посередине лба блестела алмазная искра, в пышном платье из пунцового бархата – также не вызывала симпатии, несмотря на свою жгучую южную красоту.

Оба были навеселе. С их появлением покои наполнились запахом пряных благовоний и сладкого виноградного вина.

- Так-так, дайте-ка я угадаю, которая из вас моя невеста, – насмешливо произнёс мужчина, и Кейран смогла убедиться, что не ошиблась, когда подумала, что это принц Герберт.

- О нет-нет, ваше высочество, позвольте мне! – вскричала девушка: определённо, это была Иделла, любовница принца, о которой говорила Кайла.

- Валяй, Иделла, – небрежно разрешил ей Герберт и обнажил в улыбке продолговатые, как миндалины, белые зубы.

Увидев его хищную улыбку, внимательно разглядывая его лицо, Кейран вдруг испытала невольный страх: в этом человеке зверское переходило в человеческое и обратно легко и естественно до ужаса. Что-то было в нём примечательное, что отталкивает и в то же время притягивает, как бездна.

Кейран, которая стояла посреди покоев с прижатыми к груди руками, тряхнула головой, избавляясь от непрошенного оцепенения, и перевела взгляд на Иделлу.

Юная красавица смотрела на неё в упор – недобро, тяжело: казалось, её взгляд из-под нахмуренных густых бровей проникает в самую душу. От этого взгляда бездонных чёрных, как южная ночь, глаз Кейран стало как-то не по себе. Но вот пухлые, капризно изогнутые губы Иделлы дрогнули, и по её лицу с гладкой смуглой кожей скользнула тонкая, снисходительная усмешка. Кейран тотчас сделалось легче, смущение прошло, и она мало-помалу успокоилась, стараясь держать себя в руках.

- Итак, ваше высочество, вы желаете знать, какая из этих девиц станет вашей законной супругой, – звонким голосом произнесла Иделла с плутоватым видом. – Извольте, я угадаю и укажу вам на неё. Вот эту, пухлую, как булка из сдобного теста, с неопрятными косами и в одежде прислуги, весьма трудно представить рядом с вами перед алтарём. Даже если обрядить этот бочонок в свадебное платье и украсить её жирную шею роскошным ожерельем, она не станет от этого ни более благородной, ни более привлекательной. Что же касается другой, то и она не выглядит приличной женщиной и достойной вас партией. Вы только взгляните на эту замарашку! В самом деле, непросто различить, кто из них двоих больше похож на служанку. Будто мало того, что у неё столь болезненный вид, так ещё и платье её испачкано, точно она всю ночь таскала корзины с углём!

Кейран собиралась было объяснить, что вовсе не намеренно предстала перед принцем в таком неприглядном виде, однако промолчала. Она решила, что не обязана оправдываться перед кем бы то ни было за то, что ей довелось пережить. И уж тем более – перед этой чернявой вертлявой разряженной в бархат мартышкой!

Кайла тоже стояла молча, потупив глаза; лицо её горело от стыда и унижения.

- А её кожа! Вы посмотрите, какая у неё белая кожа, – продолжала Иделла ядовитым голосом. – Б-р-р, наверняка она такая же холодная как лёд! Я не удивлюсь, если она заморозит вас на брачном ложе, ваше высочество. А какие у неё волосы! Да она уже вся седая как древняя старуха!

И, помолчав, прибавила с едва уловимой злостью, которую она пыталась скрыть язвительным тоном:

- Она такая унылая, угрюмая, что, боюсь, вы, ваше высочество, умрёте с ней от скуки!

Какую бы обиду ни испытывала сейчас Кейран, как ни больно кололи её оскорбления Иделлы, глаза её оставались сухими.

Разве могла она сомневаться в своей красоте, помня восхищённые взгляды мужчин из Студёного Ручья, которыми они её провожали, когда она шла по улицам родного селения? Разве не бурлила в её жилах, как молодое хмельное вино, горячая кровь, от которой порой становилась жарко в груди? Разве её кожа не была белой и нежной, как свежая лилия, с которой её сравнивал Фланд, когда ласково проводил ладонью по её щеке? И разве не её волосы, столь редкого оттенка, Фланд называл серебристыми струями лунного света?

Кейран смотрела на любовницу своего жениха и сожалела только об одном: что не способна заморозить ту одним лишь своим взглядом. Она смотрела, смотрела на неё и, не сдержавшись, воскликнула с презрением:

- Ах ты, шутиха дворцовая! Тужишься, тужишься, желая казаться остроумной, а вместо этого, как змея, плюёшься ядом!

Видимо, Иделла не ожидала от неё подобных слов.

Лицо южанки исказилось от гнева; тонкие пальцы, унизанные кольцами, сжались в кулаки.

У окна, на высокой подставке, стояла одна из тех ваз, которые изготовляются стекольными заводами в Джифреджи – далёкой восточной стране, раскинувшейся за знойными пустынями. В свете свечей она вся искрилась огнями разноцветных стёкол, как драгоценными камнями, и была подобна великолепному огромному, но хрупкому цветку.

Невозможно было предвидеть, что это чудо стекольного искусства обречено на гибель. Когда Иделла, не помня себя от ярости, рванулась к Кейран, она задела вазу. Ваза качнулась, как нежный цветок, сорванный безжалостной рукой, упала, зазвенев жалобным звоном, разбилась – и её сверкание угасло.

И, прежде чем Иделла успела наброситься на Кейран, в покоях раздался пронзительный голос Кайлы:

- Что вы наделали?! Ведь этой вазе сотни лет – ей нет цены! Ваше высочество, она же из коллекции короля Миты, вашего отца!

В это время сам принц Герберт, отпрыск правителя Даскилии, остолбенев от удивления, смотрел на невиданное зрелище – двух сцепившихся в драке девушек. Черноволосую смуглую южанку в дорогом бархате и белокожую, с серебристыми косами северянку в испачканной сажей полотняной одежде. Затем он радостно ухнул и загоготал, прихлопывая себя по бёдрам.

Глава 11

В первый же вечер своего пребывания в королевском дворце Кейран смогла убедиться, что она окружена врагами, как молодая лань охотниками, и что некоторые из них жаждут её смерти.

После скандальной выходки Иделлы и последовавшей за ней драки Кейран хотела одного: уединиться в покоях, которые отныне станут её жилищем, и чтобы весь мир забыл о ней хотя бы на несколько дней.

Король Мита, выдворив из комнаты принца и его любовницу, не только ни словом не обмолвился с пленницей, но даже не взглянул в её сторону. Кейран лишь обрадовалась, когда король ушёл следом за омерзительной парочкой любовников: выносить присутствие врага ей было уже не по силам. Кайла, охая и ахая, собрала осколки разбитой вазы в подол платья и отправилась готовить ванну для своей новой госпожи.

Оставшись в покоях одна, Кейран принялась ходить из угла в угол.

Она осматривалась по сторонам, как затравленный зверь, разглядывала то один, то другой предмет обстановки, и никак не могла освоиться в своём новом жилище, где даже запахи были чужими.

Здесь всё было чужим для неё, и она была здесь чужой.

Здесь нет Священного дуба, украшенного цветами и разноцветными ленточками, вокруг которого водят праздничные хороводы все жители Студёного Ручья, и где жрецы проводят свои таинственные обряды. Здесь нет обычая обедать вместе со взрослыми детям, которых водят к Большому Столу как в школу для развития ума, и куда каждый охотник посылает лучшую часть дичи. Здесь нет строгих, но мудрых стариков, которые наблюдают за играми детей и нередко нарочно ссорят их, чтобы узнать характер каждого – храбр ли он и не побежит ли с поля битвы. Здесь не осуждается прелюбодеяние, корыстолюбие и жажда наживы, которые порицаемы в её племени. Здесь её не будут окружать те люди, к которым она привыкла с детства. Здесь у неё нет подруг и вряд ли они когда-нибудь появятся, здесь все чужие и всё чужое.

Кейран с тоской подумала о своих верных подругах-ровесницах – Родане и Афете, которые были ей как сёстры. На бойкую, острую на язычок Родану уже давно положил глаз Торус из клана Звёздные Псы – в будущем году, в праздник весеннего равноденствия, он собирался назвать её своей невестой; у нежной, застенчивой Афеты тоже был жених – Ратумен из клана Парящие Орлы. И Торус, и Ратумен той ночью тоже были вместе с Фландом в Большом Доме. О том, какая участь постигла обеих девушек, Кейран было неведомо. Даскилийцы не взяли пленных, если не считать Руэйда, которого они использовали, чтобы подавлять её волю и заставлять её подчиняться их требованиям. В то, что её подруг больше нет в живых, Кейран отказывалась верить, хотя умом понимала, что вряд ли им удалось избежать гибели в той чудовищной резне...

Наконец Кейран остановилась и присела на краешек жёсткого стула с широкой неудобной спинкой и деревянным навершием. Безграничная грусть теснила ей грудь.

Как же она была счастлива в Нордланде – пусть не всегда приветливом, с долгими студёными зимами и колючими метелями, но таком раздольном и свободном! Её отец, Сколван Благородный, принадлежал к одному из старейших северных кланов, и все её любили уже по одному тому, что она дочь такого отца. Она выросла в вере в могущественных богов своего народа – таких древних, что помнили зарождение всего живого на земле. Это они, боги Нордланда, дали её отцу мудрость и большое сердце, за которые его прозвали Благородным, они одарили его высокими почестями и величием. Это они, северные боги, суровые и зачастую жестокие, но справедливые, испокон веков оберегают народ Нордланда, не дают северянам согнуться перед чужеземными завоевателями, сломаться под мощью вражеского оружия или погубить себя в усобицах. Истинный норден с рождения и до самой смерти хранит внутри себя веру старины и память о величии предков.

Что ждёт её здесь? Сумеет ли она обжиться в этом мрачном каменном дворце? Не вынудят ли её отказаться от древних богов Севера и принять веру в чуждого для неё Двуликого, о котором она ничего не знает? Нет, конечно же, она не сделает этого по своей доброй воле. Разве только под давлением обстоятельств, подобных тому, когда её заставили преклонить колени перед вражеским королём...

- Госпожа, – раздался голос Кайлы, резко вырвавший Кейран из её печальных раздумий, – ваша ванна готова.

Купальня в королевском дворце заметно отличалась от той, в которую ходили мыться жители Студёного Ручья. Её стены, потолок и пол были выложены из серого камня, и выглядела она так же неуютно, как всё это громадное негостеприимное здание, скорее крепость, а не дворец. Когда Кейран ступала по каменному полу, каждый её шаг гулко отдавался в пустоте обширной купальни, усиливая чувство одиночества. В воздухе ощущался резкий запах влаги и мыльной пены. Посредине купальни, в выложенном гладким камнем полу, был глубокий бассейн – Кейран, увидев призывно манящую воду, над которой поднимался пар, на ходу сбросила башмачки и сняла платье.

Ей уже не терпелось смыть пот и дорожную пыль, расплести косы и тщательно вымыть волосы, которые наскозь пропитались запахом гари. Кейран вдруг остро почувствовала, как она устала. Подумала, что, если её не станут беспокоить, то она останется в купальне до конца дня, наслаждаясь тишиной и тёплой водой. Она не просто избавится от следов сажи, которая будто бы навечно въелась в каждую клеточку её тела, – она смоет с себя весь позор унижения и оскорблений, которым её подвергли враги.

Подойдя к краю бассейна, Кейран резко остановилась и нахмурилась.

Она с горечью и болью в сердце подумала о несостоявшемся ритуале брачного омовения, о своей корзинке с собранным в Туманной Чаще сребролистом, о жрице Раган. И вдруг, словно отзываясь этим мыслям, о себе напомнил магический амулет – загадочный подарок лесной ведуньи. Кейран даже вздрогнула от неожиданности – таким холодным стал камень на кожаном шнурке: будто превратился в кусок льда, который не желал таять, а, напротив, покрывал ледяным панцирем девичью грудь, пытался проникнуть в самое сердце. Всего мгновение назад от амулета исходило мягкое приятное сияние, но сейчас оно внезапно исчезло: как гаснет огонёк в масляном светильнике, задутый сильным порывом ветра.

Глава 12

Ни на мгновение у Кейран не возникло сомнение в том, что её хотели убить. Она понимала, что, если заявить о попытке покушения королю, первым человеком, которого она подставит под удар, будет Кайла. Все подозрения сходились на служанке: ведь это она подготовила воду в купальне, это ей было поручено ухаживать за пленницей, это ей доверили заботу о будущей жене наследного принца. Кейран пока плохо знала Кайлу, но чувствовала, что та ни в чём не виновата. А тот, кто желал смерти северянке, хотел, чтобы вместо него пострадала бесправная служанка.

- Госпожа, вы мне верите? Вы верите, что я знать не знала о том, что в купальню ещё кто-то входил, кроме меня? – допытывалась Кайла с несчастным, мокрым от слёз лицом. – И ведь я никого там не видела, клянусь Двуликим! Сама натаскала воду из колодца, сама её подогрела...

- Я верю тебе, Кайла, – успокаивала её Кейран, кутаясь в большой кусок льняной ткани, предназначенный для вытирания тела после купания. – Мы же едва знакомы, я не сделала тебе ничего плохого, и у тебя нет причины желать мне смерти. Я не хочу, чтобы тебя наказали за чужое злодеяние. Поэтому мы никому не расскажем о том, что вода для купания была отравлена. Ни король, ни принц Герберт, ни кто-либо другой не должны узнать о том, что меня хотели убить, использовав смертоносный яд.

- Ох, госпожа, сдаётся мне, яд здесь вовсе ни при чём, – вздохнула Кайла. И, украдкой взглянув на Кейран, прибавила тихим острожным голосом: – Я думаю, здесь не обошлось без магии.

- Разве в Даскилии есть маги? – удивилась Кейран, вспомнив, как отец рассказывал о том, что даскилийский король Эддан наложил запрет на магию после принятия новой веры.

- Многих магов истребили, а те, кому удалось выжить, либо сбежали из страны, либо затаились, либо отреклись от своего дара, – ответила Кайла с печалью в голосе. – Помните, госпожа, мы говорили о наших родных, которых потеряли? Семья моего мужа происходила из древнего дома Повелителей Рун. Но мой муж предал своё редкое наследие. И моя вина есть в том страшном, что свершилось, потому что я, испугавшись наказания за использование магии, заставила его отказаться от своего дара. Тяжкая вина, я казню себя за неё, и пусть милосердие Двуликого глубоко, как море – мой грех не снят с меня. Это тяжкое бремя мне суждено нести до конца моих дней...

- Что же случилось с твоим мужем, Кайла?

- Когда он отказался от родовой магии и принял веру в Двуликого, в нём будто что-то надломилось. Жизненная сила постепенно уходила из него, и я видела, как незримая рука начертала на его лбу зловещие письмена – оказалось, то был смертный приговор, который вынесли моему мужу мстительные боги. Тогда я ещё не понимала, что это значит. Лишь когда на наше селение напали разбойники, начали грабить и убивать, оказалось, что мы перед ними беззащитны. – Кайла умолкла, подавленная горькими воспоминаниями, но потом, сделав над собой усилие, продолжила говорить: – Они и прежде нападали, но мой муж с помощью своей магии каждый раз заставлял их уйти. А в ту ночь он не сумел нас защитить... Тогда многие мои соплеменники погибли, среди них были женщины и дети... Селение сожгли дотла, и выжившие в поисках нового дома разбрелись кто куда... Я вот пришла в Кирту, и мне, можно сказать, очень повезло...

Служанка больше ничего не добавила, а Кейран не стала настаивать.

И только спросила:

- Значит, во дворце, среди приближённых короля, затаился некто, владеющий магией? Ты могла бы узнать мага, Кайла?

- Нет, что вы, госпожа! – Служанка вскинула на Кейран испуганные глаза. – Я была женой мага и видела много удивительных вещей, но распознать среди обычных людей того, кто владеет магией, мне не по силам.

- В Нордланде тех, кто умеет творить чудеса и говорить с богами, называют колдунами и жрецами, они окружены почтением и не прячутся от других людей, – проговорила Кейран и снова с благодарностью подумала о жрице Раган, чей амулет сегодня спас ей жизнь. – Здесь же нужно быть достаточно терпеливым и наблюдательным, чтобы выждать случай, когда человек с магическим даром выдаст себя.

Девушка помолчала и вдруг спросила прямо, решив поделиться своими подозрениями с Кайлой:

- Как ты думаешь, у Иделлы есть магический дар?

- У госпожи Иделлы? – переспросила служанка и неопределённо пожала плечами. – Ну, в Кирте о ней говорят разное и, в основном, плохое. Только ведь в слухах зачастую правды меньше, чем вымысла. Мужчины осуждают её за тщеславие и высокомерие, женщины ненавидят за яркую красоту и независимый нрав, а все вместе – готовы выдворить её из Даскилии только за то, что она чужеземка, южанка. Знайте, госпожа, что даскилийцы согласны дружить со всеми: с норденами, с жителями далёкой Джифреджи, восточной Эвбеи или южной Валлатии, с обитателями Декелейских гор и даже с кочевниками Паучьих Солончаков. Но они не могут позволить себе терпеть чужеземцев у даскилийского трона. Некоторые подозревают госпожу Иделлу в том, что она использует приворотное зелье, чтобы удержать принца. Другие же уверены, что ей это совсем ни к чему: ведь она так прекрасна. Как бы там ни было, среди придворных есть и те, кто считает, что госпожа Иделла дурно влияет на его высочество принца Герберта и что якобы она повинна в смерти Грегории из Акраганта, его первой жены.

- И всё же Иделла по-прежнему живёт во дворце, – вставила Кейран.

- Говорят, принц Герберт безумно влюблён в неё и не может прожить без неё ни дня, – Кайла бросила на Кейран извиняющийся взгляд, как будто её слова могли оскорбить невесту принца. – А кроме того, госпоже Иделле покровительствует её дядя – Великий приор Сфайрат эдн Даммазон. Это очень могущественный человек; его авторитет при дворе всеми признан. Он открывает народу мудрость новой веры, строит новые храмы и молится Двуликому за благополучие правящей династии и процветание Даскилийского королевства. Если бы вы, госпожа, позволили мне дать вам совет, я бы сказала, что, если вам нужен при дворе влиятельный союзник, постарайтесь подружиться с Великим приором.