Когда снег заплачет кровью,
И Волчица воззовёт к звёздам,
Возгорится пламя над Севером.
Оно не принесёт тепла –
Но сожжёт тьму до основания.
Из древней книги пророчеств «Последнее святилище королев»
Утро выдалось холодным.
Северный ветер гнал над Киртой тяжёлые серые тучи, и город, ещё вчера гремевший торжествами в честь короля Герберта, теперь казался вымершим, словно зимняя стужа отобрала у него пламя жизни.
С тех пор, как Герберт, под покровительством Великого приора Сфайрата, начал править Даскилией, Кирта жила под тенью свинцовых туч. И лишь во дворце, где пламя факелов и шандалов разгоняло мрак, придворные продолжали веселиться, словно бы ничего не случилось.
По мере того как число казнённых и изгнанников увеличивалось, учащались и пламенные проявления радости и благодарности королю. Главы знатных родов делали всё возможное, чтобы выразить свою радость по поводу спасения сюзерена. Подобным образом родственники и друзья смертников стремились отвратить от себя гибель. По-настоящему могли радоваться только наёмники – вчерашние отщепенцы и мерзавцы всех мастей. Теперь они пополнили ряды королевских гвардейцев, получили щедрое вознаграждение за верную службу короне и дармовой хлеб. Их командиру Экхарду Тибботу король вручил триумфальные знаки отличия.
Королевский коннетабль герцог Эриан Граффид шёл по дворцовым коридорам, где камни ещё помнили тихий, едва слышный голос предательства. Он затаился в каждой трещине, в каждом следе от меча, в каждом кровавом отпечатке ладони. Эриан знал эти коридоры – каждый поворот, каждый альков, каждое разветвление были знакомы ему до мелочей. Но сегодня всё казалось чужим.
Даже воздух был странным: пахло не сыростью камня, не воском оплывающих свечей и не пеплом в догорающих жаровнях, а чем-то другим – сладковато-гниющим, как увядшие цветы.
Изредка мерцание свечей в шандалах складывалось в гибкие тени, похожие на силуэты людей, – и, казалось, они наблюдают за идущим по коридору.
На стенах висели штандарты с новым гербом Даскилийского королевства: багровое пламя над безжизненными серыми песками вместо крылатого круторогого быка на фоне жёлто-красных полос.
Эриан не знал, кому принадлежит идея снести герб правящей династии Дассаретов и заменить его чужеземным символом.
Но был уверен – не Кейран.
Да, она изменилась. Она избегала его и с каждым днём продолжала отдаляться от него всё больше и больше. Они почти не виделись. И – не говорили.
Кейран становилась чужой.
И Эриан испытывал грусть от осознания, что мост, который он пытался построить словами, действиями, намёками, рухнул ещё до того, как он ступил на него.
До Эриана доходили слухи, распространяемые фрейлинами королевы. Те утверждали, что ночью, если стоять у покоев королевы, можно услышать, как она разговаривает во сне – не с людьми, а с тем, кого никто не видит.
Эриан Граффид уже не сомневался, что в этих слухах сокрыта доля правды. Поэтому сегодня он пришёл к Кейран не как коннетабль.
Он пришёл как человек, который однажды поклялся: если она оступится, он протянет ей руку, чтобы удержать её над пропастью. Или – последует за ней даже во тьму.
Стражники, охранявшие покой королевы, приветствовали коннетабля молча, привычным наклонением головы. Он ответил коротким кивком – лицо напряжённое, губы крепко сжаты, взгляд мрачен.
Кейран неподвижно сидела у окна, когда он вошёл и на мгновение задержался у порога.
На ней не было ни украшений, ни расшитого золотом одеяния – только простое белое платье, слишком лёгкое для зимней ночи. В нём она выглядела совсем юной, хрупкой и беззащитной. Вместо драгоценностей – едва заметная нить серебра на запястье, словно отблеск луны, тянущаяся к середине ладони.
Королева смотрела вдаль, на башни, залитые тусклым пепельно-серым светом рассвета.
Её лицо было спокойно, слишком спокойно – как у статуи.
- Ваше величество, – негромко позвал её Эриан.
Она не обернулась.
- Не называйте меня так, – раздалось в ответ неясно, как отдалённое эхо.
Голос Кейран звучал глухо, будто кто-то другой произносил слова через неё, с задержкой, как сквозь толщу воды.
- Эта корона мне не принадлежит, – сказала она. – Я ношу её только там, во снах. Там, где уже не чувствую тяжести. Там, где я свободна.
Эриан подошёл ближе.
- Кейран...
Она медленно подняла взгляд – её синие глаза под чёрными выписными бровями светились мягким неестественным блеском, как у того, кто видит что-то за гранью мира.
- Знаете, во снах можно исцелиться. Или исчезнуть. Иногда разница не так велика.
Он молчал. Сердце било тревогу.
- Ваше величество, – наконец произнёс Эриан, борясь с желанием обнять её, как отец обнимает свою дочь, – что происходит? Люди говорят, что, когда вы спите, в ваших покоях звучит чей-то голос.
Кейран усмехнулась – коротко, без эмоций.
- Это говорит она – та, что живёт за гранью снов. Моя союзница.
- Ваша союзница?
Эриан почувствовал, как внутри всё сжалось. Его худшие подозрения оправдались.
Имя, которое он боялся услышать, прозвучало без слов: Иделла. Фаворитка короля. Искусительница, плетущая удушающие сети интриг. Убийца, скрывающаяся за призрачной завесой иллюзий. Чародейка, чьи непроницаемо чёрные глаза отражают не лица, а души.
- Да, она предложила мне свою помощь.
- Помощь? – Голос Эриана стал резче. – Вы согласились принять помощь от ведьмы, которая служит Сфайрату?
- Она знает, как с ним бороться. А вы – нет.
Ответ Кейран ударил Эриана, как пощёчина.
- Я знаю одно, – твёрдо, стараясь скрыть злость, проговорил он, – с тех пор, как вы позволили ей приблизиться, вы стали другой. Неужели вы сами не чувствуете, как она вас меняет?
- Она очищает мою память, освобождает от боли, – тихо сказала Кейран. – Она помогает мне забыть прошлое.