Волчий лес

Глава 1. "Тятя! тятя! наши сети Притащили мертвеца"

Алексеевск-на-Красной речке считался одним из самых красивых городов Российской Империи. Он стоял на высоком правом берегу, взирая на раскидистый лес по ту сторону воды. За спиной же у него лежали поля, разделённые перелесками. Градоначальник, иногда вглядываясь в них, отчётливо видел красные линии помещичьих границ. Посему на восточных окнах мэрии всегда висели плотные занавески.

Глядя же в западные, глаз радовался. Вниз по холму к реке, чьё дно переливалось то золотом от лежавшего песка, то алым бархатом от водорослей, струилась мощёная дорога с фонарями и лавочками, переходившая в набережную Святой Анны. Самая красивая улица поражала каждый раз проходивших на кораблях купцов цветовой гаммой. Например, дом Ануфриева был выкрашен в зелёный и коричневый цвет, а на карнизах улыбались вырезанные китайские болванчики и драконы. А городскую усадьбу помещицы Волковой недавно перекрасили в бело-персиковые тона, но оставили разноцветные ярославские изразцы. Поэтому она стала напоминать детское платьице с вышитым поясом. Аптекарская лавка господина-чернокнижника по настоянию его молодой жены обновила фасад и перестала удручать народ чернотой: стала по-морскому синей с новой черепицей. Пурпурным цветом, как бокал хорошего вина, вечерами очень эффектно смотрелась усадьба Таратуев. И в таком виде ещё домов пять или шесть, включая постоялый двор.

Среди вполне добротных и степенных жилищ, стояли ресторации и кабачки. По мостовой ходили торговцы и зеваки. Даже бегало мелкое жульё и мальчишки, отлынивавшие от учёбы или работы.

Основной же город начинался либо наверху, либо дальше по набережной после складов.

Параллельно самой нарядной улице, шла самая строгая – Смоленская. Или, как нарекла её народная молва, Административный тракт. На ней квартировала и мэрия, и дом дворянского собрания, и полицейский участок, и суд, и пожарная часть, и больница, и даже тюрьма. Вся строгость и монументальность сосредоточилась в тех постройках. Здания были выдержаны в одном цвете и стиле, без лишних украшений. Казалось, каждый сантиметр был выверен по самой точной линейке.

Дальше же перекрёстками начиналась обычная уездная застройка, походившая на лоскутное одеяло. Каждый строился во что горазд. Поэтому, даже спустя полтора столетия, уже в наши времена, туристы очень любят просто пройтись по улочкам, чтобы полюбоваться на это пышное разноцветие, когда рядом стоит одноэтажный домик резного дерева и каменный готический особняк.

Однако, до сих пор Алексеевск-на-Красной речке, иначе Краснореченс, довольно закрыт от внешнего мира. И дело не в секретных предприятиях или производствах, не в удалённости или труднодоступности. Ничего подобного в нём нет.

Просто человеку мало посвящённому очень трудно объяснить суть происходящего на улицах и в окрестностях городов, основанных Тишайшим. Как бы человеку не хотелось чуда и магии в жизни – он не готов её принять. С ума сойдёт.

А такие города с 1667 года населяли исключительно нечестью, нежитью и прочими иными: русскими и прибывшими из Европы вампирами, пикси, или же гостями с Востока. Вторые, надо сказать не прогадали.

Дело в том, что когда по Старому свету штормом прокатывалась инквизиция, европейские ведьмы, оборотни, фейри и вампиры разделились на две группы. Одни поплыли на запад вместе с первыми переселенцами. По сути, мигрировали с теми же, кто их и гнал. Спустя годы такое решение полыхнёт Салемом.

А вот вторая группа, надо признаться более малочисленная, сделала, по мнению своих собратьев, совершенно глупую и неразумную вещь. Ушла в дикие леса Московии, под крыло православной церкви и варварских царей.

Прыжок в бездну оправдался. Ведь на Руси никогда не преследовали представителей магического сообщества. Не убивали, не сжигали, не топили. Разве что в самые лихие годы доказанных преступников. А вот при патриархе Никоне, занявшем более решительную позицию, им создали отдельные резервации, где Иные сами себе голова, с большим Начальником сначала на Московском престоле, а после и на Петербуржском.

Эта совершенно невероятная для людей история, но такая обычная для нечисти, началась в последний день весны в правление государя Николая Павловича.

Стояла чудесная погода. Лето обещало быть в меру жарким. Но вода достаточна прогрелась, чтобы окрестная детвора с Рыбацкого района с визгами побежала купаться, распугивая живших в реке русалок и мавок у запруды.

Низкорослый кузнец в своей мастерской, поморщился от криков, но продолжил делать своё дело. Он с семьёй перебрался в город совсем недавно, выкупив вольную у помещиков Югоровых. Жилище необходимо было ещё обустраивать, ведь все деньги, полученные в дар от прежних хозяев чудь потратил на дом и обустройство кузницы. Поэтому мужчина работал и работал целыми сутками, кроме воскресенья. Правило «шесть дней работай, а седьмое Богу посвящай» всё семейство чтило.

Удары молота сыпались на раскалённый метал, превращая его постепенно в плетённую ограду. Ещё немного и зацветут подгорные цветы, который каждый Чудь знает по рассказам матери, набухнут плоды из садов Подземного Царя-Полоза и шедевр придётся отдать заказчику.

- Тятя! Тятя! – вырвал тонкий детский крик мастерового из художественного забытья.

- Чего вам, оглашенные? – сверкнул глазами из-под нависших белых бровей мужчина, не отрываясь от дела.

- Тятя, там утопленница! – воодушевлённо заявила маленькая широколицая блондинка.

- Её мавки окружили, - добавил такой же мальчик. – Утянут на дно и концов не сыщем. А на ней платье красивое. И причёска есть. Пойдём глянем.

Чудь задумался, представил себе описанную картину и оставил молоток со щипцами, которые, между прочим, не перестали делать своё дело. Мужчина умыл руки в бочке, стоящей на улице, и, подгоняемый детьми, неторопливо зашагал в сторону мавьей заводи.

Его народ вообще отличался основательностью и степенной медлительностью. Если у британцев били хоббиты, то у русских чудь белоглазая. Главным исследователем сего народа до сих пор считается Бажов, который более известен как сказочник. В своей книге он писал: «Были они «стары люди» не русски и не татара, а какой веры-обычая и как прозывались, про то никто не знает. По лесам жили. Однем словом, стары люди. Домишек у них либо обзаведенья какого — банешек там, погребушек — ничего такого и в заводе не было. В горах жили. Вот живут себе стары люди, никого не задевают, себя сильно не оказывают. Только стали по этим местам другие народы проявляться». И характер описывал, и привычки, и внешность. Кому интересно будет -почитайте его трактат, представленный в Академии наук, если найдете.

Глава 2. Беда не приходит одна

Кабинет земского врача единственной в Алеексеевске-на-Красной речке больницы находился на первом этаже, практически у самого входа. И больше напоминал проходной двор. Дверь то и дело открывалась, в неё входили нелюди. Каждый жаловался на свою болячку или проблему. Иногда на середине приёма в распахнутое окно, выходившее на Административный тракт, влетала всякая мелкая нечисть: то феи, то анчутки, то алконисты. Их приходилось выслушивать вне очереди, что все принимали и понимали. Гонять всё равно смысла не было. Малый народец всегда был надоедливыми, а райские птицы – ужасно обидчивыми.

В добавок, имелась и вторая – боковая дверь, имевшая служебное назначение. Она открывалась в коридор левого крыла и тоже долго не могла устоять на месте. Хоть, надо признать, её дёргали меньше.

Данный факт очень сильно радовал Сан Саныча. Пятидесятилетний волхв с годами начал уставать быть затычкой во всех врачебных бочках. По образованию-то Петербуржскому он был простым хирургом, но пришлось вспомнить то, чему его учил его дед, чтобы смочь лечить и зубы, и ноги, и кожу, да и бабам советовать в какую фазу луны беременеть. Первые лет десять мужчина держался на энтузиазме, а после на чувстве долга и патриотизма.

Неоперившегося, пучеглазого и немного нервного выпускника медицинской академии, прибывшего на работу в его больницу за пять лет до данной истории, господин Унтов встретил с распростёртыми объятьями: «Родненький, где ж ты раньше-то был?!». И взял того в оборот.

Парень оказался толковым, да к тому же был из бесовой породы. От больницы он отвадил половину симулянтов и жаждущих поговорить старух, на версту уличая их в симуляции. А набравшись опыта, Сан Саныч – меньшой – врачи были тёсками – стал сам и оперировать, и принимать больных, и порой даже выезжал в дальние усадьбы, оставив старшему товарищу более спокойную работу.

- Так, а что стало после того, как приняли настойку? – продолжил опрос Унтов, переворачивая исписанный лист своего блокнота.

- А так потемнело всё в глазах, а потом круги пошли, а потом в ухи отдало, - махала в разные стороны руками рыжая ведьма. – А Сан Саныч, скажите, а чего так?

- Потому что принимать надобно по три капли на стакан воды, а не по три ложки на квас, - отложив перо в сторону, спокойно и вкрадчиво ответил доктор. – Волховская настойка, да на продукцию вашей соседки. Не впервой же такое случается. Александр Александрович, рассказывал, что не далее чем неделю назад зрение возвращал Вам. Чего добиваемся?

- Его, - честно ответила женщина.

Сан Саныч придирчиво осмотрел полную тётку тридцати шести лет, с проплешинами в зубах и волосах, припомнил всех её детей. И понял, что молодого больше к ней не пошлёт. Рыжая Аглая была известна своей страстью к бесам, поэтому многие уже обходили её стороной, а некоторые, завидев на улице, вспоминали – бес он ведь из омута, а омут есть вода – и сигали в ближайший водоём.

- А где он сейчас? – как бы невзначай спросила она, оглядываясь на служебную дверь.

- «Утопленницу» из небытия выводит, - автоматически ответил старик, выписывая новые рекомендации.

- Фу, - поморщилась ведьма. – Волколачка. Бедная она, конечно. Но они же только со своими водятся. Даже ведьмаки и мы им не пары, а уж чертенятам там и делать нечего. Как она, кстати? Весь город судачит только об Этой. Таратуи с Югоровыми уже на ушах стоят. Градоначальника нашего, почтеннейшего Фёдора Никитича, осадили. Да и супруга его вся в беспокойстве. Они ж все – волки. Да вы знаете. А как до вдовы Дмитрия Константиновича дойдёт. Она ж баба крутая! Сами знаете - что учинить может. Храни нас всех от неё Господь. Защити и прости души наши окаянные.

Пока женщина лепетала мужчина успел дописать, вписать и поставить печати. То, что, если они с «приспешником» своим не вытащат девчонку, их двоих волколаки разберут на суповые наборы - он сам прекрасно знал.

Алексеевски ведь все изначально были так устроены: город был завязан на семь Первых семей. Вот, например в том, что стоял на Волхве был более или менее паритет: три семьи оборотней, три – магов и один вечный вампир с супругой.

В Краснореченске же подобным равенством и не пахло. Купцы, знавшие эти места, так и говорили: «Это волчьи леса». Ведь шесть из семи родов являлись волколаками.

А это ребята особой породы. Так что сразу и не объяснишь. Люди «почв», так сказать. Старины, традиций держащиеся крепко. Они и семьи имели большие, крепкие. С одной стороны, для города, где бал правили оборотни – одна выгода. Хозяйственники - что надо: любому на зависть. Лучше могли быть только домовые. Но как только, что-то случалось с их собратом, каждый воспринимал сие, как личную трагедию.

Поэтому для волколаков Алексеевска-на-Красной речке известие, что к берегу прибило еле живую молодую, сильную, красивую волчицу, стало ударом в самое сердце.

Всего за сутки Сан Санычу легло ровно шесть писем с требованием сообщить, если для лечения понадобиться хоть что-то даже самое, по мнению докторов, незначительное.

- Так вот, Аглая Петровна, - вернул внимание женщины к ней самой волхв. – Я вам отменяю прежнюю настойку. Рекомендации мои по воздержанию Вы всё равно не соблюдаете. Будите принимать Полынь концентрированную. Рецепт вот. Зайдёте к провизорам. Вопросы?

- Полынь, - недовольно надула губки ведьма, но спорить не стала, а быстро распрощалась и покинула кабинет.

Глава 3. Кто на новенького?

Войдя в палату, Палий даже поморщился от обилия света. Солнце глядело в самое окно и отскакивало от белых стен и больничной постели. Неприятное ощущение длилось всего с пару секунд, а после глаза уже привыкли.

По привычке мужчина запомнил всех, кто находился в помещении и расстановку мебели. Сан Саныч, только закончивший осмотр пациентки, загородил полицмейстеру обзор, встав спиной к девушке. А присутствующая в комнате сестра милосердия, замерла за спинкой железной кровати. Павлу Владимировичу даже успело показаться, что они готовы её оборонять, но Унтов протянул ему планшетку с коротким первичным опросом и заметил шёпотом: «Сан Саныч абсолютно прав. Причину ещё придётся устанавливать. Поэтому прошу Вас – аккуратней и не слишком усердствуйте».

- Дорогая моя, - обратился он уже к девушке, поворачиваясь к ней с успокаивающей улыбкой. – Позвольте Вам представить Павла Владимировича Палия, начальника нашей городской полиции. Именно он выясняет что с вами произошло. Вы не против побеседовать?

- Нет, - робко ответила та, - если надо, то всегда пожалуйста. Только вот, боюсь, мало чем смогу помочь.

- Раз возражений нет – приступил, - резко прервал все сантименты Палий, заметил в углу стул, поставил его одним движением руки возле кровати и сел. – Здравствуйте.

Пострадавшая смотрела на него немного испугано, насторожено следя синими глазами. Длинные, волнистые, то и дело норовящие завиться в кудри волосы она перекинула на одну сторону и, полусидя на кровати, теребила самые их концы.

- Здравствуйте, - ответила она, и нерешительно кивнула.

- Мне сказали, что Вы ничего не помните. Врачи ещё будут с этим разбираться. Точнее с пределами Вашей амнезии. Но, можете попытаться рассказать всё, что осталось, - попросил полицмейстер.

«Утопленница» задумалась. Она наморщила нос и надула пухлые губки. Постепенно, начала говорить.

- Воду помню. Она на дно тянула. Холодно было. И всё. Ничего. Хотя нет. Корзину помню.

- Корзину? – переспросил Павел Владимирович, оторвавшись от своих пометок.

- Да. Такую … плетёную. Большую. А в ней груши. Но это, наверное, к делу не относится.

Спасённая явно расстроилась. И даже немного осела. Павел Владимирович хотел ещё что-то спросить, но за дверью раздался шум.

Девушка удивлённо посмотрела сначала на выход, потом на остальных, в конечном итоге выразительно изогнув бровь, как бы спрашивая у Палия: «Там кто?». Доктор Унтов тяжело вздохнул, закрыв лицо руками. В нём билось два желания: выгнать всех, чтоб не мешали работать, и выругаться, как при дамах неприлично. Полицмейстер, вынул из кармана сюртука часы, глянул на стрелки и улыбнулся: «Пунктуальна, как всегда». Монахиня только сочувственно закивала.

Через минуту возня за дверью прекратилась. Воцарилась театральная пауза, в конце которой дверь царственно была открыта и в неё вошла матриарх города.

- Доброго дня, Анна Петровна, - первым поздоровался с ней полицмейстер, вставая со своего места. – Целую Ваши руки. Спасибо, что прибыли так быстро.

- Я удивлена, что получила столь важную для меня новость не от Вас, Александр Александрович, - с нотками обиды сказала женщина, - Спасибо Вам, Павел Владимирович. Хоть кто-то в этом городе по-настоящему понимает всю опасность случившегося и важность произошедшего. Надеюсь, Вы закончили?

- Извините, - встрял в разговор старший врач. – Но почему это я должен был уведомлять Вас, госпожа Волкова? Пока что девушка не находится под Вашей опекой и Вы ей не родня.

- Сан Саныч, - успокаивающе положил свою руку ему на плечо Павле Владимирович. – Прости, но вспомни, что у нас через два дня?

- Что у нас через два дня? – резко переспросил Унтов.

- Полнолуние, - ошарашенный догадкой протянул Круглов от двери.

- Именно, - щёлкнул пальцами Палиц. – Через два дня у тебя будет тут волколак в первом обращении. Поверь мне – это больно для неё, а страшно будет всем. Ещё, не дай Бог, что не так пойдёт. Нужен опытный наставник. Я, конечно, могу и сам, но боюсь, что это будет немного не этично.

- Логично, - согласился врач.

- Скажите, господа медики, - властным голосом спросила женщина. – Как скоро сегодня я смогу её забрать?

- Особых противопоказаний нет, - ответил первым молодой бес. – Девушка полностью здорова, если не считать амнезию. Но голова предмет тёмный. Когда память вернётся – можно только гадать.

- Хорошо, - кивнула Анна Петровна. – Тогда прошу собрать её вещи, и мы сейчас же выезжаем домой.

- А если я не хочу? – подала голос девушка.

Все непонимающе посмотрели в сторону больной. Девушка села на кровати, свесив босые ноги на пол, прикрыв их одеялом и скрести руки на груди. Губы она поджала, а глаза сузились, но в них начинал бушевать шторм.

- Я вас никого не знаю. И никогда не знала, судя по всему. Может мне хоть кто-нибудь объяснит, что происходит. Почему я ничего не помню? Кто вы все и где я нахожусь?

- Подпишите, - вдруг сунул ей под нос планшетку с карандашом Павел Владимирович.

Неизвестная взяла её и поставила нехитрую закорючку. Орудие провокации тут же вернулось владельцу и они уже вместе с доктором вгляделись в буквы.

Глава 4. Птичка, Сфинкс и Кошка.

Загородное поместье Волковых оказалась не таким огромным, как его себе представляла Виктория. Девушка прикинула и решила, что оно даже меньше, чем больница Сан Санычей.

Однако, несмотря ни на что, дом был очень хорош собой. Условно его можно было разделить на три части: центральная в два этажа с мансардой, а по бокам одноэтажные флигели. Издалека, при выезде на парадную дорожку, он напоминал огромную синюю жабу, засевшую на границе леса и парка.

Подъехав ближе, Виктория с любопытством рассматривала окошки, занавешенные кружевными занавесками, белые, устремляющиеся ввысь колонны, которые подпирали фронтон с неким украшением, который девушка не могла разглядеть. По правую сторону крыльца рос огромный белый куст жасмина. Он клал свои лапища на ступеньки и перилла, осыпал летним снегом песчаную дорожку.

- У Вас очень красиво, - сказала девушка, когда коляска остановилась.

- Рада, что тебе понравилось, - улыбнулась в ответ Анна Петровна. – Это ещё дед моего покойного супруга строил. Ну, что ж, давай вылезать. Видишь – встречают.

У повозки уже стоял дюжий парень лет восемнадцати, который быстрыми движениями открыл дверцу и подставил ступеньки.

- Старая я стала, - высказалась Волкова, опираясь на руку слуги, чтобы спуститься на землю.- Благодарю, Сергей.

- Спасибо, - кивнула ему же Виктория, осматривая стоявшего на верхней ступеньке мужичка, который был не выше её пояса. Однако, вернее сказать, что это был дед. Волосы он имел седые, но лохматые и косматые, а из-под них выглядывали острые большие уши, а из усов и бороды торчал нос с большой родинкой. Одет был во всё белое, но не обут.

- С возвращением, хозяюшка, - поклонился он в пояс. – Покудово тебя не було дом в сохранности да в приличии.

- Благодарю, Афанасий Никитич, - приложив руку к сердцу, ответила ему помещица. – Принимай гостей. Вика, подойди. Вот господин-хозяин, как и обещала – привезла нашего «найдёныша». Да только представляешь какая беда – не помнит ничего. Имя себе выбрала – Виктория. Так что звать пока так её будем, а там как Господь разрешит. Вика, а это хозяин здешний, знакомься.

- Здравствуйте, - дружелюбно кивнула ему девушка. – Вы уж простите, не знаю – надо ли Вам руку жать или как-то по-другому?

- Не стоит, - махнул рукой мужичок. – Подь сюды, маленький волчонок.

Виктория присела, чудь дёрнувшись, когда под колёсами уезжающей коляски скрипнул песок, а дедушка в это время положил свою тёплую руку ей на лоб.

- Добре, - сказал он. – Головка у тебя светлая, но пустая пока. А воспоминания чай не вода в реке – просто так не уходят. Я в Сан Саныча верю. А дело то кто ведёт?

- Да Сам взялся, - ухмыльнулась Анна Петровна.

- А я и в Павлушу верю. Он мужик толковый, - топнул ногой старичок.

Виктория тихонько рассмеялась, поскольку серьёзный и немного грозный господин полицмейстер никак не вязался с таким ласковым именем.

- Матушка, - входная дверь распахнулась, ударившись о стенку и на улицу выскочила очень похожая на Волкову девушка в нежном голубом платье с белыми вставками в рукавах. – Ну где же Вы ходите? Я вас видела в окно ещё минут пять назад.

Виктории подумалось, что наверняка её негаданная патронесса была ровно такой же в молодости. Одновременно изящной и сильной, кажущейся хрупкой, но на деле такой не являющейся. Наверняка с дочерью Волковой они были ровесницы. Или совсем немного расходились.

- Да вот уж, прости что не поспешили! – театрально взмахнула руками Анна Петровна.

- Привет, - обратилась та уже к гостье. – Я – Катя.

- Вика. Наверное.

- Точно, - затараторила новая знакомая. – Тут же алконист прилетала. Они сплетницы ещё те. Она рассказывала, что ты ничего не помнишь. Пойдём, я тебе комнату подготовила рядом со своей. Мы же будем подругами? Пожалуйста. Мне все говорят, что я настырная, но у нас тут так скучно. Новых знакомых нет. А ты же событие в нашем болоте. О тебе только и говорят. Я тебе ещё и платье подготовила. Только теперь мне кажется, что оно мало будет. У тебя грудь больше моей. Прости.

Виктория сама не поняла как, но, не давая вставить ни одного слова, Екатерина Волкова утянула её за собой в дом, параллельно пообещав матери, что они прибудут к обеду уже через час.

Внутри поместья было очень уютно. Потолки не очень высокими, и не были расписаны или украшены лепниной с мозаикой. Каждая комната, коридор имел свой цвет, выдержанный в монохромном стиле. Мебель больше деревянная, резная, а кресла и диваны обшиты переливающейся тканью. Виктория ещё заметила, что повсюду было много растений в горшках.

- Это я выращиваю, - поделилась в ответ на вопрос Катя. – Лизе это не нравится. Она считает, что растения могут быть только уличными. Но мама не против. Но ты на сестрёнку не обращай внимание. Ей много не нравится. Если бы мы жили, так как она хочет, то давно бы строем ходили. Вот и она! Твоя комната.

Екатерина сама открыла дверь, пропуская гостью внутрь.

Спальня была очень красивой: голубой с белым. Мебель из дерева цвета топлёного шоколада казалась немного тяжеловатой, но внушала чувство надёжности. На такой мог и слон спать – ничего бы не произошло. В центре, у стены, стояла кровать, застеленная свежими простынями, а балдахин создавал ощущение, что он поможет спрятаться от всего остального мира. Напротив главного сооружения было два окна, каждое разделено на шесть частей. Между окнами замер столик, приютивший на себе герань, усыпанную гроздями розовых цветов. Справа, в углу, привалилось к стене прямоугольное зеркало в полный человеческий рост. В него Виктория очень боялась заглядывать, ведь увидев его, девушка поняла, что не знает ответа не только на вопрос «Кто она?», но и на «Какая она?».

Глава 5. Полнолуние

Задний двор Волковского поместья наливался светом. Слуги запаливали костры, зажигали факелы, раздували фонари. Вся лужайка между домом и лесом превращалось в огненное море, наполненное движением и голосами. Оно было живое и пугающее.

Анна Петровна отдавала последние приказания тем, кто оставался. Елизавета уже стояла под кроной старой яблони, вглядываясь в дорогу. Она словно ожидала кого-то увидеть, но была выше того, чтобы это показать. Катя сидела на ступеньках лестницы: совершенно спокойная и даже радостная, будто все собирались на летний бал. Виктория обнимала себя за плечи и была ни жива, ни мертва. Волнение, перемешанное со страхом, не давали и шага сделать в сторону даже сада, уж не говоря о лесе.

- Ну, всё! – громко выдохнула помещица. – Катя, Вика, не томитесь. Пойдёмте, а то Луна скоро войдёт в высоту.

- Да не пужайся, девка, - подтолкнул гостью в спину домовой. – Всё впервые бывает. У страха глаза велики.

Шаг за шагом Виктория приближалась к тёмной, шуршащей неизвестности. В прошлые ночи лес не казался таким необъятным и всемогущим. Словно все деревья в миг ожили, все кустарники очнулись ото сна и даже камни решили сняться со своих мест.

- Я совершенно уверенна, - щебетала Екатерина, не то ведущая, не то волочащая подругу под руку. – Тебе понравится. Полнолуние – это особенная ночь. Самая волшебная в месяце. А иногда ещё бывает так, что луна с иными планетами сходится и Господь ещё больше чудес миру кажет.

Елизавета, краем уха слушавшая разговор, только насмешливо фыркнула. Ей переживание неопытной волколачки казались глупостью или притворством. Девушка себя даже старалась убедить и практически поверила в то, что спасённая просто притворяется.

А у Виктории тем временем накатывала паника, как перед сложным экзаменом с невыученным материалом. В добавок она прекрасно понимала, что всё, что они делают – для всех вокруг привычно и ясно, как белый день. И чувствуя свою неполноценность, она боялась ошибиться, спросить, не понять с первого раза. Боялась вызвать смех. Однако, иного пути не было. Оставалось лишь довериться новым знакомым и строго следовать их указаниям.

Волковы остановились на небольшой поляне, заросшей мхом, папоротником и лесными травами. Вперемешку стояли ели, сосны и ольха. Возможно, были и другие пароды, но, из-за того, что ветки начинали расти высоко, распознать их было по ночи невозможно.

Чуть с боку от центра поляны доживал свой век, покрытый тутовиками, пень. В отдалении стоял похожий, и в другой стороне такой же.

Волки, жившие или работавшие в поместье, подходили к одному из них, скидывали с себя одежды, оставаясь, как правило мужчины в одних штанах, а женщины в рубашках, втыкали что-то в пень и отходили.

Анна Петровна, посмотрев на небо с его Ночным Солнцем, негромко сказала: «Кажется, пора», и достала из секретного кармана короткий кованный нож с завивающейся против часовой стрелки ручкой. Женщина воткнула его в самый центр, и отошла, на ходу стягивая своё домашнее платье. К ней уже поспешили две девушки на помощь.

Елизавета последовала за матерью: царственно, словно делая всему миру одолжение, встала возле пня, достала из внутреннего кармана идентичный нож и с размаху вогнала его в древесину. Платье, больше напоминавшее халат, снялось без посторонней помощи.

— Вот поэтому мы и носим такие одежды, - подмигнула подруге Катя, намекая на мать, вложила в её руку нечто-холодное и тяжёлое, свернула отточенным клинком, который через мгновение уже замер рядом с собратьями.

- А зачем это? – спросила Виктория, рассматривая произведение кузнечного дела в своих пальцах.

- А как ты собираешься в тело своё возвращаться? – рассмеялась Елизавета, разбежалась и перепрыгнула через пень с воткнутыми ножами, ударившись спиной о землю.

Новообращённая вскрикнула от неожиданности, когда с той стороны на четыре лапы поднялся зверь.

Большая серая с черными пятнами волчица, пригнув голову к земле, с минуту глядела в глаза девушке. Потом оскалилась, отчего Анна Петровна даже загородила девочек и хмуро посмотрела на старшую дочь. Та, словно не была в шкуре, а также оставалась человеком, надменно повернулась в противоположную сторону и легким бегом исчезла среди елей.

- То есть надо перепрыгнуть через ножи? – уточнила Виктория.

- Через свой нож. Втыкай рядом с нашими и прыгай, - уточнила Волкова-старшая.

- Но… я так не смогу.

- Сможешь, - нажала женщина, а Катя, глядя на луну, ощутимо заволновалась, извинилась и тоже перекинулась.

Её волчица была более светлой: мех скорее походил на серебряный, а лапы были так и вовсе серыми. В добавок, у Екатерина он не был таким густым, от чего девушка смотрелась пусть и не такой мощной, но лёгкой, быстрой и изящной.

Мотнув ушами, и младшая дочь Волковой скрылась среди деревьев.

Виктория, умоляюще посмотрев на свою опекуншу, не нашла в не сочувствия. С видом обречённого на отсечение руки, она подошла к пню и оставила в нём своё нож.

- Молодей, - похвалила ей Анна Петровна. – А теперь, попытайся просто перепрыгнуть его.

С сомнением девушка посмотрела юбку. Припомнила слова подруги о ом, что одежда не оборачивается и разделась, оставшись, как и остальные в одной сорочке, а потом встала в метрах пяти от своей цели.

В крови закипал пожар. В висках гулко отдавалось биение сердце. Виктории показалось, что время замедлилось вокруг: словно она меньше дышала, моргала. Но при этом, ощущать слегка сыроватый и колючий мох под ногами, оказалось очень приятно. В лёгкие поступали до того неизвестные ароматы леса – одновременно свежие и густые. Зрение, приспособившись к темноте, раскрасило мир новыми цветами – в основном тёмными, но теперь было ясно видно, что помимо елей, впереди растут дуб и ольха, а на первом сидит сова, под ольхой есть узкая нора. Только туда не стоит совать нос: змея, обитающая в ней, будет не рада.

Когда же задние лапы коснулись земли, всё изменилось.