Волчья ягодка

Глава 1

Я влетела в раздевалку, даже не глядя на табличку на двери. Просто хотела спрятаться — хоть куда. За спиной кто-то хихикнул, потом хлопнула дверь, и только тогда я поняла, что запах... не тот. Не женский дезодорант и шампунь с ромашкой, а мятный гель для бритья и резкая одеколонная горечь.

— Эй, ты куда? — чей-то голос, низкий и слишком уверенный, заставил меня замереть.

Я медленно обернулась. Феликс Волков. Третий курс, чемпион по смешанным единоборствам, гроза первокурсниц. Рубашка наполовину расстёгнута, на шее серебряная цепочка, а глаза — холодные и дерзкие.

— Что ты тут забыла, ягодка? — уголки его губ поползли вверх.

— Я… это ошибка! — пролепетала я, хватаясь за ручку двери. Но ручку уже кто-то держал с другой стороны. Не выпускал.

Он шагнул ближе. Запах кожи и шампуня ударил в нос, я инстинктивно попятилась — до тех пор, пока не упёрлась спиной в шкафчик.

— Ошибка? — переспросил он, опираясь ладонью о металл у моего плеча. — Забавно. Обычно девушки сами мечтают попасть сюда.

— Я не… — слова запутались в горле.

Он провёл пальцем по пряди моих волос, будто между делом, лениво.

— Терентьева, да? Новенькая с филфака. Смотрю, судьба сама привела.

— Отпусти, пожалуйста, — выдавила я.

— Поздно. — Его голос стал тише, опасно мягче. — Теперь ты — моя ягодка.

Я дернулась, пытаясь выскользнуть, но словно попала в капкан — дверь за спиной не поддавалась, а его рука упёрлась рядом с моим лицом. Второй рукой он перехватил мой подбородок, заставив поднять голову.

— Смотри на меня, — тихо сказал он.

Пальцы были горячие, хватка — стальная. Его улыбка не касалась глаз: слишком спокойная, слишком уверенная, будто он точно знал, что я не вырвусь.

Я оцепенела. Внутри всё сжалось в комок. Про Феликса ходили разные слухи — про сломанные носы, про связи с деканатом, про вечеринки, на которых лучше не появляться. Говорили, что у него папа какой-то крупный чиновник, и что Волкову всё можно.

Когда я поступала в этот универ, казалось, что жизнь начнётся по-настоящему: книги, друзья, уютные кафе возле кампуса, новая я. А вместо этого — мажоры, блестящие айфоны и надменные взгляды. Но Волков... он стоял над всем этим, будто король на троне, которому даже преподаватели подыгрывали.

— Нравится играть в прятки, Терентьева? — в его голосе скользнула ленца. — Или ты правда не знала, куда забрела?

— Я… не знала, — хрипло ответила я.

Он усмехнулся, наклоняясь ближе.

— Вот и проверим, правда ли ты такая невинная, как все думают.

Я судорожно вдохнула. Паника расправила крылья внутри. Мне нужно было выбраться. Сейчас, иначе...

— Раздевайся.

В глазах потемнело от ужаса. Я сглотнула, сжала кулаки — и толкнула его в грудь. Не сильно, конечно — просто от отчаяния, но сам факт.

— Я не твоя игрушка, Волков, — выдохнула я, глядя ему прямо в глаза.

Его брови чуть приподнялись, а затем губы растянулись в медленной, опасной улыбке.

— Смело, ягодка. Только поздно.

Он сделал шаг вперёд.

— Теперь ты моя. Привыкай к новой реальности.

Он вновь навалился всем телом, и воздух между нами будто сгустился. Я чувствовала жар его тела, твёрдость мускул под футболкой, слышала, как ровно и спокойно он дышит, будто ничего особенного не происходит.

Сердце стучало так, что казалось — сейчас выпрыгнет.

Я подняла ногу, целясь в пах, но он среагировал быстрее — отпрянул, перехватывая мой взгляд с лёгким, почти насмешливым интересом.

— О, так ты с характером, — хмыкнул он. — Ещё интереснее.

И тут — будто само небо сжалилось — ручка поддалась. Дверь распахнулась, я рванула прочь, не разбирая дороги, слыша за спиной короткий смешок Волкова:

— Беги, ягодка. Но я всё равно тебя найду.

Я бежала по коридору, спотыкаясь, не оглядываясь, пока не оказалась в женском туалете. Захлопнула дверь, прижалась лбом к холодной плитке и только тогда позволила себе дрожать.

Глава 2

На парах я наконец смогла дышать. Лекция по литературе всегда действовала на меня как лекарство: ровный голос преподавателя, шелест страниц, запах старых книг и мела, оседающего на доске белыми облаками. Здесь не было ни шепота, ни взглядов, ни чужих насмешек — только слова, строки, смысл.

Я заставляла себя слушать. Блок, символисты, «Незнакомка» — всё, что угодно, только не утренние события. Не Феликс Волков, не его ледяной взгляд, не стены раздевалки, не собственное отчаяние, когда казалось, что выхода нет. Не думать. Не вспоминать. Просто писать.

Ручка скользило по бумаге, но рука предательски дрожала. Стоило чуть отвлечься, и перед глазами вспыхивала та сцена — его усмешка, шаг вперёд, пальцы у моего подбородка. Сердце сжималось, будто я снова стою перед ним.

На первой парте хихикнули. Тонко, противно, с придыханием, как будто специально для меня. Ира и Маша. Мои персональные кошмары в человеческом обличии. Именно они подтолкнули меня тогда к двери раздевалки — как бы в шутку, с невинными улыбками. Они пытались сорвать с меня блузку и спасаясь, я спряталась в ближайшем помещении...где и столкнулась с Волковым.

Теперь эти две сидели, наклонившись друг к другу, и хихикали так, будто вспоминали лучший розыгрыш своей жизни. Я ощущала на себе их взгляды. Их идеальные ногти блестели в свете ламп, губы накрашены ровно, ни одной пряди не выбивается из причёски. Богатые, уверенные, с фамилиями, которые открывают любые двери. Им можно всё. Крадут чужие вещи, рвут тетради, подливают кофе на конспекты — и смеются. А если кто-то пытается возмутиться, достаточно одного звонка — и виноват уже ты.

Я вздохнула и опустила глаза в тетрадь. Сосредоточиться. Просто дожить до конца пары. Писать, пока сердце не успокоится. «Лирический герой у Блока ищет смысл в хаосе жизни». Я задумчиво посмотрела на строчку. Как будто о себе.

Жизнь не была сказкой. Никогда. Не для таких, как я.

Когда занятия закончились, аудитория опустела, а я осталась последней. Собрала книги, аккуратно застегнула сумку и вышла. На улице пахло мокрым асфальтом и листвой — осень входила в силу. Ветер пробегал по плечам, будто хотел стереть дневные тревоги, но они въелись в кожу, в память, в дыхание.

Дорога до общежития заняла вечность. Каждый шаг отдавался тупой болью в висках. Хотелось спрятаться, исчезнуть, просто забыться — хотя бы на ночь.

Когда я поднялась на свой этаж, коридор встретил привычной духотой и запахом растворимого кофе. Свет в лампах мигал. Кто-то смеялся за дверью соседней комнаты, кто-то ругался из-за сгоревшего чайника. Всё как обычно. Почти.

Моя дверь была исписана. Толстым маркером, чёрным, жирным, размашистым.

«Ягодка Волкова».

Слова будто обожгли глаза. Я застыла, не веря. Маркер ещё не до конца высох — чёрный след блестел на тусклом дереве. Кто-то потрудился основательно, выводя каждую букву медленно, с издёвкой.

В груди стало пусто. Горло сжалось, дыхание сбилось. Я провела пальцем по надписи — краска прилипла к коже.

В голове вспыхнули хохот Иры и Маши, вспыхнули глаза Волкова, его усмешка, то самое «ягодка» — слово, которое теперь, казалось, приклеили ко мне навсегда.

Я стояла в коридоре, среди десятков дверей, и вдруг поняла, что здесь — одна. Совсем.

Дверь отворилась с лёгким скрипом. Я переступила порог — и сразу застыла. Комната выглядела так, будто по ней прошёлся ураган. Книги свалены на пол, простыни сбиты, в ящике стола — хаос. Будто кто-то торопливо что-то искал, не заботясь о следах. Я медленно обвела взглядом пространство, сердце стучало всё чаще. Кто-то здесь был. Совсем недавно.

Я подошла к столу, коснулась разбросанных тетрадей. Пальцы дрожали. В голове мелькнула мысль — может, просто ветер, может, соседка заглядывала... но ручка двери за моей спиной тихо щёлкнула, и воздух вокруг будто застыл.

— Это было самое оригинальное приглашение, какое я получал, — произнёс знакомый голос, в котором скользила насмешка.

Я резко обернулась. У двери стоял Феликс Волков — как всегда, спокойный, с тем самым ленивым прищуром, будто происходящее его только забавляло. В руке он держал что-то, что заставило меня похолодеть.

Мой лифчик.

Я сглотнула, чувствуя, как к щекам приливает кровь.

— Откуда это у тебя? — выдохнула я.

Он чуть приподнял бровь.

— Нашёл у себя в рюкзаке. Сначала решил, что ты решила перейти на новый уровень общения, но, судя по твоему лицу… — он усмехнулся. — Похоже, я ошибся.

— Это не я, — быстро сказала я, голос дрожал. — Меня подставили. Ира и Маша. Это они всё время... — я махнула рукой в сторону комнаты, где до сих пор царил беспорядок. — Они сделали это. Подсунули тебе, чтобы выставить меня какой-то...

Феликс молча слушал, чуть склонив голову, словно прислушиваясь не только к словам, но и к тому, как я их говорю. Его взгляд был внимательный, без привычного холода.

— Терентьева, — медленно произнёс он, — ты всегда так дрожишь, когда говоришь правду?

Я прикусила губу.

Он вздохнул, подошёл ближе и положил вещь на стол — аккуратно, словно возвращая что-то очень личное, с неожиданным уважением.

Глава 3

Я долго стояла посреди комнаты, пока гул шагов Волкова не растворился в коридоре. Потом глубоко выдохнула и, словно стряхнув оцепенение, взялась за уборку.

Книги вернулись на свои места, простыня снова легла ровно, будто ничего не было. Я закрыла ящик с бельём, вытерла пыль, собрала в кучу обломанные карандаши. Механические движения успокаивали. Когда не знаешь, что делать — просто делай хоть что-то. Минут через сорок комната выглядела почти так же, как утром. Почти. Всё равно ощущение чужого присутствия не уходило.

Я переоделась — джинсы, чёрная футболка, лёгкая куртка — и взглянула в зеркало. На лице усталость, под глазами тени, но работать нужно. Деньги сами не появятся.

Тату-салон «INKme» находился в старом здании на окраине, где улицы пахли кофе и дождём, а витрины отражали огни вечернего города.

Здесь всегда было тихо, уютно и немного по-домашнему: мягкий гул машинок, приглушённая музыка, запах антисептика и краски. Мне повезло, что взяли именно сюда.

Я давно увлекалась татуировками, ещё со школы — сначала просто рисовала эскизы, потом пробовала переводки, пока не накопила на курсы.

Теперь у меня была настоящая работа, не просто подработка. Работа, которую я любила.

— О, наконец-то пришла моя любимая сотрудница, — протянул Кирилл, едва я вошла.

Хозяин салона — высокий, всегда в тёмной футболке и с ухмылкой, будто мир вокруг создан ради его удовольствия. Он говорил мягко, с лёгкой насмешкой в голосе, и умел расположить к себе любого. Почти любого.

Я закатила глаза.

— Добрый вечер, Кирилл.

— Не бурчи, — отмахнулся он. — Улыбнись хоть немного, а то клиенты подумают, что ты сейчас кого-то зарежешь, а не рисунок сделаешь.

— Я художник, а не актриса, — ответила я, проходя к своему месту.

Он усмехнулся, проводя ладонью по волосам.

— Вот за это и люблю тебя, Карина. За характер.

Я не ответила. Флирт начальника раздражал — не злой, не навязчивый, просто вечный фон, от которого уставали уши. Но ссориться было глупо. Мне нужны были деньги, а таких клиентов, как у него, по городу немного.

Я включила лампу, протёрла стол антисептиком, разложила перчатки и машинку, проверила иглы и краску.

Сегодня должна была прийти девушка — студентка с соседнего факультета. Захотела надпись на запястье, «будь собой» или что-то вроде того. Простая работа, но требующая точности.

Я вдохнула глубже. Работа всегда помогала отвлечься. Тонкая игла, ровная линия, сосредоточенность — и весь мир сужается до контура, до дыхания клиента, до тихого жужжания машинки.

И в этот момент, впервые за весь день, я почувствовала, как внутреннее напряжение начинает отступать.

Клиентка пришла вовремя — миниатюрная блондинка с розовым рюкзаком и улыбкой, явно нервничала.

— Это больно? — спросила она, когда я обрабатывала запястье антисептиком.

— Зависит от того, как к этому относиться, — ответила я спокойно. — Пару минут — и будет готово.

Игла зажужжала, тонкая, уверенная линия легла на кожу. Сначала первая буква, потом вторая — привычная концентрация возвращала ощущение контроля. Каждый штрих — как дыхание, каждая линия — маленькая победа над хаосом.

После неё пришёл парень — хотел символ бесконечности на ключице, потом девушка — маленькое сердечко за ухом. Простые заказы, лёгкие деньги. Я работала молча, погружаясь в ритм, и к концу смены голова гудела от усталости, но внутри стало чуть спокойнее.

— Карина, может, поужинаем после работы? — голос Кирилла вырвал из задумчивости.

Он стоял у стойки, лениво перекатывая между пальцами маркер, глаза блестели от флирта, привычного и утомительного.

— Спасибо, я сегодня пас, — ответила я, снимая перчатки и протирая стол.

— Ну и зря. Я же искренне.

— Вот именно, — устало усмехнулась я. — Искренность тебя и выдаёт.

Он засмеялся, не обиделся — Кирилл всегда смеялся. Казалось, его невозможно задеть ничем.

Я переоделась, бросила халат в шкафчик и вышла в прохладный вечер.

Город уже подёрнулся влажной синевой, небо опускалось всё ниже, витрины отражали огни. Я шла до общаги пешком — хотелось проветрить голову.

Когда добралась, остановилась у своей двери и удивлённо моргнула. Надпись исчезла. Дерево чистое, только след от маркера еле различим под лампой. Кто-то стёр. Аккуратно, без следа.

Я не знала, радоваться этому или бояться.

В комнате было тихо. Я включила настольную лампу, достала тетрадь, лекции по литературе, перечитала пару страниц, делая пометки на полях. Слова сливались, глаза закрывались сами собой.

Последнее, что я помню, — как буквы расплываются в строчки, как голова падает на подушку. Мир наконец стал тихим, как будто все беды остались за дверью. Я уснула почти мгновенно.

Будильник противно пискнул в полседьмого, будто нарочно издеваясь. Я перевернулась, уткнулась лицом в подушку, но через минуту всё же поднялась. Нельзя позволить себе сдаться с утра — иначе день точно пойдёт наперекосяк. Кроссовки, худи, наушники.

Глава 4

Я влетела в аудиторию буквально за секунду до звонка — дверь хлопнула за спиной, и на меня тут же обернулись десятки голов. Сердце колотилось, дыхание сбилось, а я, стараясь сделать вид, будто всё под контролем, быстро заняла своё место у окна.

Конечно, не обошлось без ехидного шепота.

— Смотри, а вот и наша звезда, — протянула Ира, склонившись к Маше. — Как думаешь, у неё теперь пропуск в раздевалку Волкова пожизненный?

— Ну да, — фальшиво хихикнула Маша. — Вчера с таким видом убегала, актриса. Хотя, может, и не убегала вовсе... А так, заигрывала.

Смешок прокатился по ряду. Я сжала ручку так, что та чуть не треснула.

— Вам бы язык прикусить, — сказала я тихо, не оборачиваясь. — Вы сюда учиться пришли или грязью поливаться?

— Ой, какая строгая, — протянула Ира с нарочитой жалостью. — Прямо вся из себя приличная, а на деле...

Я вдохнула глубже. Не сейчас. Не поддаваться. Просто напомнила себе: я поступила сюда ради знаний, не ради них. И если начну оправдываться — только дам им повод.

— Девочки, — произнесла я ровно, поворачиваясь к ним. — Напоминаю: пары начались. И я сюда пришла учиться.

После этого отвернулась и больше не смотрела в их сторону. Через минуту вошёл преподаватель — энергичный, седоволосый, с кипой бумаг под мышкой. Он даже не поздоровался, просто сразу начал диктовать, быстро, чётко, будто боялся, что мысли убегут, если остановится. Я записывала каждое слово, стараясь отвлечься от всего постороннего, от ядовитых взглядов и пересудов. Пусть вокруг хоть мир рушится — конспект должен быть идеальным.

Когда прозвенел звонок, шум поднялся мгновенно. Первокурсники загалдели, достали телефоны, кто-то включил музыку, кто-то уже строил планы.

— Сегодня же вечеринка, — с восторгом делилась соседка по парте. — Представляешь, и Волков там будет! Говорят, что вход только по спискам, но всё равно будет толпа.

— Да-а, — протянула другая. — Это же главное событие семестра. Там всегда круто.

Я вздохнула, собирая тетрадки в аккуратную стопку. Им легко — у них всё просто. Платья, танцы, флирт, никаких последствий. А у меня внутри всё ещё стоял тот жуткий момент из раздевалки, тяжёлый, липкий, не отпускающий.

Я натянуто улыбнулась соседке, когда та предложила пойти вместе.

— Спасибо, но у меня работа.

— Ох, ну ты хоть раз расслабься, — фыркнула она, — нельзя же всё время быть правильной.

Я не ответила. Просто вышла в коридор, ощущая, как всё это весёлое гудение позади становится глухим шумом. Пусть смеются. Пусть идут на вечеринки. Я выберу тишину. Пока что.

Решив спрятаться от этой суеты там, где можно хотя бы дышать — в библиотеке. Тихий зал встретил меня запахом старой бумаги и чуть пыльной прохладой. Солнечные лучи пробивались сквозь жалюзи, ложась полосами на столы и переплёты книг. Я вздохнула с облегчением — здесь не было Иры, Маши и всего этого показного веселья, только шелест страниц и редкие шаги. Я направилась к стойке, чтобы сдать книги, и вдруг кто-то рядом негромко произнёс:

— Привет.

Я обернулась — и сердце будто на секунду споткнулось. Глеб. В тех же джинсах, в светлой рубашке с подвернутыми рукавами, с аккуратной стопкой книг в руках. Улыбка — лёгкая, естественная, от которой в груди почему-то стало теплее.

— Привет, — ответила я, чувствуя, как уголки губ сами собой приподнимаются.

— Ты идёшь сегодня на вечеринку? — спросил он, небрежно облокотившись на стойку.

— Не думаю, — покачала я головой. — Такие мероприятия не для меня.

Он чуть приподнял брови, всё так же улыбаясь.

— Жаль. Обычно там весело. Музыка, люди... Мы могли бы пообщаться.

Я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло, дыхание стало коротким. «Мы могли бы пообщаться» — простые слова, но сказанные им, они прозвучали иначе.

Слишком близко. Слишком... по-настоящему.

— Подумай, ладно? — добавил он с мягким упрёком, возвращая книги библиотекарше. — Я бы хотел тебя там увидеть.

И ушёл, даже не оглянувшись. А я осталась стоять, будто после короткой грозы — ошеломлённая, с чуть сбившимся ритмом сердца.

Библиотекарша, строгая женщина с очками на цепочке, посмотрела мне вслед Глеба и вздохнула.

— Хороший парень, — сказала она, задумчиво поправляя стопку книг. — Умный, воспитанный. С такими стоит как минимум дружить.

Я растерянно пожала плечами.

— Наверное... — пробормотала я, делая вид, что ищу глазами нужный раздел.

— Что ищешь?

— Учебник по литературоведению.

Она кивнула и ушла между стеллажей. Я осталась у стойки, глядя в сторону двери, где только что стоял Глеб. Может, и правда... сходить? Мысли путались, как страницы старой книги, но впервые за долгое время в них не было страха — только лёгкое, почти забытое чувство интереса.

Я ещё пару минут постояла в библиотеке, перебирая в пальцах кончик шариковой ручки и ловя себя на мысли, что внутри стало чуть светлее. Может, правда стоит сходить? Не ради веселья, не ради всех этих громких песен и ярких огней, а просто… чтобы быть рядом с нормальными людьми. С Глебом. Он казался другим — спокойным, без показного пафоса, без этого мажорского превосходства, которое тут витало в воздухе. С таким человеком можно просто говорить, не опасаясь насмешки. Может, стоит хотя бы попробовать подружиться.

Глава 5

Столовая гудела, как улей. Шум, смех, запах кофе и свежей выпечки — всё смешалось в привычный фон, за которым можно было ненадолго спрятаться от мира.

Я взяла поднос, булочку с корицей, кружку кофе и нашла место у окна. Тихий угол, почти пустой — идеальный, чтобы немного прийти в себя после бесконечных пар.

Разложила тетрадь, раскрыла учебник по литературе и попыталась сосредоточиться на тексте. Слова текли строчками, ровно, успокаивающе. Флобер, реализм, внутренний конфликт персонажа... — что-то знакомое, родное. Хоть немного стабильности в этом хаосе. Студенты вокруг болтали, смеялись, кто-то снимал сторис, кто-то строил глазки однокурснику. Я старалась не смотреть. Просто читала. Пила кофе. Дышала ровно.

И вдруг — резкий рывок. Учебник вылетел из моих рук.

— Эй! — я подняла голову и едва не поперхнулась булочкой.

Напротив, совершенно спокойно, с наглой уверенностью в каждом движении, сидел Феликс Волков. Оперся локтем о стол, листал мой учебник, будто это его собственный.

Я почувствовала, как кровь приливает к лицу.

— Отдай. — Голос дрогнул, но я постаралась сделать его твёрже.

— Не слишком убедительно, ягодка, — произнёс он лениво, не поднимая взгляда.

Уголки губ чуть дрогнули — почти улыбка, но с тем хищным холодком, от которого внутри всё сжалось.

— Я тебе не ягодка, — процедила я, вытягивая руку. — Верни учебник.

Он наконец поднял глаза. Глубокие, серо-голубые, с блеском чего-то насмешливо-звериного.

— Никогда не встречался с ботаничкой, — сказал он, чуть склонив голову. — Скучные вы, говорят. Всё книги да лекции.

— Так тебе это и не светит, — вырвалось у меня.

На миг повисла тишина. Я сама удивилась, что сказала это вслух. А потом Феликс коротко усмехнулся.

— Смелая. Или просто не понимаешь, с кем разговариваешь?

Я хотела ответить, но слова застряли где-то в горле. Он откинулся на спинку стула, небрежно бросил учебник обратно на стол — страницы хлопнули, как пощёчина.

— Ладно, не бойся, ягодка. Не съем. Пока.

Он встал и ушёл, оставив за собой запах дорогого одеколона и ощущение, будто воздух вокруг стал плотнее. Я сидела неподвижно, глядя на учебник, пока сердце стучало где-то в ушах. Почему он ко мне прицепился? Зачем?

Булочка остыла, кофе тоже. Я допила его, уже ничего не чувствуя на вкус.

Я ещё долго сидела, глядя на распахнутый учебник, но слова на странице перестали иметь смысл. Только гул в голове, странная пустота и остаточный привкус страха. Казалось, весь столовый шум отдалился, а я осталась в каком-то пузыре — между реальностью и паникой.

— Эй… всё нормально? —

Я вздрогнула, подняв голову. Передо мной стоял Глеб. С подносом в руках, спокойный, чуть настороженный — его глаза сразу отметили то, что я пыталась скрыть: дрожащие пальцы, напряжённые плечи.

— Всё хорошо, — поспешила ответить я, пряча взгляд в чашку. — Просто... задумалась.

Он поставил поднос, сел напротив.

— Не похоже, — тихо сказал он, не дав мне возможности спрятаться за привычным «всё нормально». — Ты выглядишь так, будто кто-то на тебя накричал.

Я заставила себя улыбнуться.

— Нет, ничего такого. Просто устала. Много пар, работа…

Глеб кивнул, но, кажется, не поверил.

Он немного помолчал, ковыряя вилкой булочку, потом сказал спокойно, почти отстранённо:

— Тут тяжело не устать. Особенно, если не вписался в золотую молодёжь.

— Да, — выдохнула я, не сразу осознав, что он именно это сказал.

Он чуть улыбнулся, глядя в сторону окна:

— Знаешь, этот университет — как витрина. Всё красиво, блестит, но если присмотреться, под лаком — сплошная показуха. Половина студентов сюда попала не из-за ума, а из-за фамилий. Учёба дорого стоит, особенно если не из «тех самых».

Я кивнула, сжимая чашку ладонями, будто греясь.

— А ты? Ты из мажоров?

Он посмотрел на меня, задумчиво, будто сам себе задавал этот вопрос впервые.

— Не знаю, — ответил после паузы. — Никогда об этом не думал. Родители обеспеченные, да. Но я всё, чего добился, делал сам. Просто не люблю, когда обо мне судят по фамилии или деньгам.

Я слушала, и с каждым его словом внутреннее напряжение немного спадало. В нём не было этой напускной бравады, не было фальши — только спокойная уверенность, как у человека, который не пытается никому ничего доказывать.

— А ты, — добавил он с лёгкой улыбкой, — из тех, кто пришёл сюда действительно учиться. Это видно.

Я отвела взгляд, чувствуя, как щёки опять заливает жар.

— Просто... я другого не умею.

— И это не плохо, — сказал он мягко. — Иногда быть «просто собой» — самое трудное в этом месте.

Он встал, взял свой поднос.

Глава 6

Последние штрихи на коже клиентки — тонкая, аккуратная надпись, и машинка наконец стихает. Я выдыхаю, снимаю перчатки, убираю инструменты, чувствуя, как пальцы ноют от напряжения. Работа была простая, но день выдался длинным.

Бросаю взгляд на часы — половина восьмого. Если поторопиться, я как раз успею на вечеринку.

— Куда-то торопишься? — хмуро спрашивает Кирилл, проходя мимо и прислоняясь к стойке.

В его голосе привычная смесь любопытства и легкой ревности.

— Сегодня посвящение первокурсников, — отвечаю спокойно, натягивая куртку. — Хочу сходить.

Он приподнимает бровь:

— А, то есть ты всё-таки умеешь отдыхать. — Уголки его губ тянутся в усмешку. — Может, подвезти? Всё равно по пути.

Я колеблюсь. С одной стороны — это действительно удобно. С другой — не хотелось бы давать ему повод думать, будто между нами что-то возможно.

— Не стоит, — пытаюсь вежливо отказаться. — Доберусь сама.

Кирилл смотрит внимательно, чуть прищурившись.

— Ну чего ты, не кусаюсь же. Уже поздно, и район там… не самый спокойный. Садись, я подвезу.

Он говорит уверенно, не оставляя пространства для возражений. Я вздыхаю — спорить бесполезно.

— Ладно, — уступаю, — только если действительно по пути.

Через несколько минут мы едем по вечернему городу. В машине играет тихая инструментальная музыка, будто специально подобранная, чтобы не тяготить тишину. Я смотрю в окно, наблюдая, как свет фонарей скользит по лобовому стеклу, стараясь не ловить взгляд Кирилла.

— А ты, значит, первокурсница? — начинает он, будто между делом.

— Угу.

— И как тебе у нас? Привыкла?

— Потихоньку, — отвечаю коротко, не давая повода для продолжения.

Он всё равно не сдаётся.

— Парня хоть нашла уже? — спрашивает с ухмылкой, бросая на меня быстрый взгляд.

— Работа и учёба, — спокойно отвечаю. — Не до этого.

Он смеётся, качает головой.

— Да уж, серьёзная ты, Карина. Не то что остальные.

Я вежливо улыбаюсь, хотя внутри считаю секунды. Светофоры сменяются один за другим, пока наконец Кирилл не притормаживает у концертного зала.

— Приехали, — говорит он, глуша двигатель.

— Спасибо, — отвечаю быстро, открывая дверь и почти выскакивая наружу.

Свежий воздух обдаёт прохладой, и я чувствую, как напряжение спадает. Но радость длится недолго. У входа в зал, в компании нескольких парней, стоит Волков. Он смеётся о чём-то, но, заметив меня, мгновенно замирает. Его взгляд встречает мой — холодный, пристальный, прожигающий. А потом он переводит глаза на машину Кирилла. Его лицо меняется — уголки губ чуть опускаются, взгляд становится резче.

Я машинально делаю шаг назад. Что бы он там ни подумал — объяснять я ничего не собираюсь. Подтянув ремешок сумки, поднимаю голову и прохожу мимо, стараясь не показать, как бешено колотится сердце.

Зал ослеплял огнями и звуками. Неоновый свет — холодно-зелёный, с примесью медного — заливал пространство мягким сиянием, отражаясь в зеркальных панелях и хромированных изгибах мебели. Музыка гремела, гулко пробивая пол, будто пульс у этого места бился под ногами. Воздух дрожал от басов, от смеха, от шепотов и вспышек света.

Я невольно замерла у входа. Всё вокруг выглядело как из другой жизни — дорогие интерьеры, сверкающие поверхности, полумрак и искры световых лучей, скользящих по лицам гостей. Роскошно. Даже слишком. Мажоры действительно умеют отдыхать.

Постояв секунду, я набралась храбрости и направилась к бару. Бармен, парень с неоновыми вставками на рукавах, понимающе кивнул, когда я заказала апельсиновый фреш.

— Без градусов? — спросил он с приподнятой бровью.

— Без, — слабо улыбнулась я. Трезвость норма жизни.

Холодный сок оказался удивительно освежающим. Я повернулась к залу, наблюдая за сценой, где выступала какая-то популярная группа — свет, дым, огни, словно маленький фестиваль внутри университета.

Постепенно шум перестал пугать. Я начала втягиваться — просто стоять, смотреть, чувствовать ритм, позволять себе расслабиться. И вдруг — знакомое лицо в толпе. У стены, рядом с высокой колонной, стоял Глеб. Он смеялся, что-то рассказывая своим друзьям. Свет неона пробегал по его лицу, отражаясь в глазах. На мгновение мне показалось, что шум стих, а зал будто замер.

Я выдохнула, расправила плечи и решительно направилась к нему. Сердце колотилось, но я всё же улыбнулась:

— Привет.

Глеб повернулся, и его лицо осветилось искренней радостью.

— Карина! — он чуть повысил голос, чтобы перекричать музыку. — Классно, что пришла!

Он знакомит меня с ребятами:

— Это Стас и Валера. Мои напарники по проектам, — с усмешкой добавил: — тоже компьютерные задроты, как и я.

— Только чуть скромнее некоторых, — рассмеялся Стас.

Глава 7

На улице стояла мягкая осенняя ночь — прохладная, пахнущая листвой и далёким дымом. После душного, грохочущего зала воздух казался живым, звенящим. Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце.

Вечеринка действительно только начиналась: за стеклянными стенами мелькали огни, вспышки, танцы. Музыка гремела — там, внутри, словно бурлила другая вселенная.

Я отступила немного в сторону, опершись на перила. Удивительно, но мне нравилось — даже несмотря на всё. Глеб оказался приятным собеседником, его друзья — Стас и Валера — шутливо спорили о каких-то гиковских темах, и я впервые за долгое время чувствовала себя частью чего-то живого, не чужого. Наверное, не зря пришла.

Постояв немного, я вернулась в зал. Свет стал ярче, толпа — ещё гуще. Народ шумел, смеялись, кто-то тянул за руку друзей — оказывается, все направлялись в соседний зал. Я пошла следом, заинтригованная. И замерла на пороге. Там, под сиянием неоновых ламп, открылось пространство с огромным бассейном — идеально чистая голубая вода сверкала под светом, как стекло. По краям стояли столы, мягкие диваны, кто-то уже скинул обувь и прыгал прямо в воду. Смех, всплески, крики, музыка — всё смешалось в какой-то гламурный хаос.

Я не успела даже улыбнуться, как услышала:

— Эй, Карина! — знакомый голос, насмешливый.

Я повернулась. И прежде чем осознала, что происходит — на лицо обрушилось что-то горячее. Обжигающий кофе потёк по щеке, капнул на платье. Я вздрогнула, отшатнулась, вытирая лицо ладонью. Передо мной стояла Ира, с притворно округлёнными глазами и мерзкой ухмылкой.

— Ой! Прости, Карин, я… случайно, — сказала она тоном, от которого кровь закипела.

Рядом хихикнула Маша, чуть склонив голову.

— Ну да, случайно. Просто кофе сам выплеснулся, — пропела она и подняла второй стакан.

Я не успела ничего сказать, как вторая порция обрушилась прямо на меня — на грудь, на волосы, на рукава.

— Провинциалам здесь не место, — сказала она почти ласково, будто делилась секретом.

Смех вокруг. Кто-то хлопнул в ладоши, кто-то шепнул: «Вот это да!» Горло сжалось. Хотелось исчезнуть. Просто — раствориться в воздухе. Я стояла, чувствуя, как горячая жидкость стекает по коже, смешиваясь с унижением и злостью. Ира отвела взгляд, будто уже забыла о произошедшем, а Маша довольно хмыкнула, бросив пустой стакан в урну. Мир на секунду сузился до одного звука — биения сердца в ушах.

Секунда — и весь мир превратился в хаос.

Кофе ещё не успел остыть на моей коже, как со всех сторон, будто по сигналу, полетели брызги других напитков — кто-то вылил на меня коктейль, кто-то — остатки сока, кто-то — сладкую газировку. Холод, липкость и запахи ударили одновременно, вперемешку с хохотом и визгами.

Я прикрыла лицо руками, машинально отступая назад, пытаясь хотя бы не дать залить глаза. Всё вокруг расплылось — музыка, свет, крики, смех. Кто-то громко свистнул, кто-то выкрикнул непристойность. Секунда — и в спину прилетает толчок.

Я не успела удержать равновесие. Пол под ногами скользнул, и мир перевернулся. С глухим всплеском я рухнула в бассейн. Холодная вода сжала меня, брызги ослепили, глаза защипало. С волос стекали потоки, платье прилипло к телу, а вокруг — смех. Громкий, злой, издевательский. Они веселились. Им всем было весело. Я вынырнула, хватая ртом воздух, сердце колотилось, а в ушах стоял звон. Сквозь слёзы и воду я судорожно огляделась — Глеба не было видно. Ни его, ни его друзей. Ну хоть это. Хоть они этого не видели.

С усилием я выбралась из бассейна, тяжело поднимаясь на край, чувствуя, как холодная вода стекает по ногам, а волосы липнут к щекам. Мне хотелось исчезнуть, вытереть это всё, просто уйти. Я сделала шаг — и дорогу мне перегородил Лёша, однокурсник. Он улыбался мерзко, с какой-то показной заботой.

— Куда это ты? — спросил он, хватая меня за плечо. — Уже накупалась? Так это же только начало.

Он толкнул меня обратно, к воде.

— Давай-давай, — сказал с насмешкой. — Ты же не против развлечься?

Я попыталась вырваться, но его пальцы впились в плечо, как стальные клещи.

— Пусти! — крикнула я, голос сорвался.

Но он лишь ухмыльнулся, сильнее разворачивая меня к бассейну. Смех вокруг снова поднялся, кто-то свистнул, кто-то выкрикнул: «Ещё раз! Давай её!» Я упёрлась, изо всех сил пытаясь вырвать руку, но силы были неравны. Что может сделать хрупкая девушка против парня, который весит на двадцать килограммов больше? Внутри всё горело от унижения и страха. Я чувствовала, что если сейчас не вырвусь, меня просто столкнут обратно.

Всё произошло так быстро, что я не сразу поняла, что случилось. Рука, вцепившаяся в моё плечо, внезапно исчезла — будто её сорвали с яростью. Раздался короткий глухой удар — и Лёша полетел в бассейн, не успев даже вскрикнуть.

Я обернулась. Рядом, всего в паре шагов, стоял Феликс Волков. Холодный, мрачный. Глаза — как сталь, голос низкий, резкий:

— Хватит. Повеселились.

И в ту же секунду всё вокруг изменилось. Шум мгновенно стих. Музыка будто оборвалась на полуслове. Смех, болтовня, даже дыхание — всё замерло. Все смотрели на него. Кто-то отвёл взгляд, кто-то неловко засмеялся, но уже глухо, натянуто. Его боялись.

Глава 8

Я проснулась от пронзительного звона будильника и какое-то время лежала, глядя в потолок. Тело ломило, веки тяжело поднимались — будто за ночь я пробежала марафон, а не просто пыталась уснуть, прокручивая в голове все события прошедшего вечера. Но, как всегда, привычка победила усталость.

Пробежка помогла немного прийти в себя — холодный воздух обжигал лёгкие, шаги отбивали ровный ритм, и под музыку в наушниках мысли постепенно рассеивались. Душ смыл остатки сна и раздражения.

Перед зеркалом я остановилась. На мне был чёрный джинсовый комбинезон — плотный, с аккуратными швами и карманом на груди. Волосы, светлые и гладкие, ложились на плечи мягким ровным срезом. Кожа после душа чуть розовела, глаза — холодно-голубые, ясные, но в них отражалась усталость. Я провела рукой по щеке, будто пытаясь стереть её.

— Ну что, новая неделя, — сказала я себе, — постарайся не утонуть в ней, ладно?

Университет встретил меня непривычной тишиной. Даже в коридорах не было обычного весёлого гула — только перешёптывания, взгляды, которые прилипали, стоило пройти мимо. Я пыталась не обращать внимания.

Когда вошла в аудиторию, разговоры оборвались, будто кто-то выключил звук. Несколько человек переглянулись, кто-то откровенно смерил меня презрительным взглядом. Атмосфера звенела от скрытой злости, непонимания, даже от чего-то похожего на страх. Я сделала вид, что не замечаю. Поднялась по лестнице на верхний ряд, достала конспект и учебник, аккуратно разложила их перед собой. Только пальцы дрожали, едва заметно. Что-то произошло. Что-то, чего я пока не знаю.

Лекции прошли сегодня на удивление спокойно. Ни шепотков, ни записочек, ни попыток разговоров. Просто — тишина. И всё же не та, что дарит покой, а глухая, вязкая, словно изолирующая меня от остального мира. На переменах я видела, как группы студентов собираются в привычные компании, смеются, обсуждают что-то. Но стоило мне приблизиться — смех стихал, разговоры обрывались. Кто-то отворачивался, кто-то делал вид, что меня нет. Бойкот. Тихий, но от этого только неприятнее. Что ж, с этим можно жить. Не впервой быть одна.

После университета я направилась на работу — хотя бы там всё предсказуемо. В салоне пахло антисептиком и кофе, лампы освещали стены, украшенные эскизами татуировок. Кирилл, как обычно, стоял у ресепшена, листая телефон, и при моём появлении улыбнулся — чуть слишком широко.

— Ну что, Карина, как вечеринка? — его взгляд скользнул по мне с интересом, будто искал следы чего-то скрытого.

Я не собиралась рассказывать о том унизительном цирке, в который всё превратилось.

— Нормально, — коротко ответила я, проходя мимо к своему кабинету.

— Может, выпьем кофе? — предложил он, сделав шаг ближе. — Тут, рядом новое кафе открыли. Говорят, неплохое.

— Спасибо, но я, пожалуй, пас, — сказала я, не оборачиваясь.

Он подошёл ближе, почти касаясь плечом. Голос стал мягким, с тем самым тоном, от которого у меня всегда сжималось внутри:

— Я же просто забочусь о тебе, Карина. Я хороший начальник, знаешь? Не все такие.

Я натянуто улыбнулась, с трудом сохранив спокойствие:

— Тогда, может, Даше предложите кофе? Она сегодня выглядит уставшей.

Имя Даши подействовало, как холодный душ. Кирилл чуть поморщился. Даша была отличным мастером — профессиональная, надёжная, с легкой иронией в голосе. Но она давно вышла за пределы его интереса. Он уже открыл рот, чтобы возразить, когда в приёмной появился администратор, Антон — всегда пунктуальный, но сейчас явно торопившийся.

— Кирилл Анурович, вас срочно к клиенту, — сказал он.

— Серьёзно? Прямо сейчас? — раздражённо спросил Кирилл.

— Да, говорит, вопрос срочный.

Кирилл выругался себе под нос и бросил на меня взгляд, полный недосказанности.

— Ещё поговорим, — тихо сказал он, прежде чем уйти.

А я, не теряя ни секунды, поспешила к себе. Закрыла дверь, включила лампу, вдохнула глубоко. Спаслась. На этот раз.

Я привычно проверила рабочее место: стерильные перчатки, одноразовые иглы, дезинфектор, капсулы с пигментами — всё на своих местах. Привычная процедура успокаивала, будто маленький ритуал перед началом дня.

Дверь тихо приоткрылась, и в проём заглянул Антон. Он выглядел взволнованным, даже немного возбужденным, как будто сам не знал, радоваться или нервничать.

— Карина, всех собирают в зале, — сказал он.

Я подняла голову от инструментов:

— Что случилось?

— Там какой-то… ну, понтовый клиент, — Антон выразительно покрутил пальцем у виска. — Кирилл Анурович очень хочет, чтобы он остался у нас. Говорит, «VIP, золотая жила».

Я выдохнула, чувствуя, как под ложечкой неприятно сжалось.

— Прекрасно, — пробормотала я, — а я только села.

Поднявшись, я вышла в коридор и почти сразу столкнулась с Дашей. Она шла, покачивая головой и ворчала себе под нос:

— Ну вот опять. Как выставка собак. Щас выстроимся, лапку подадим, хвостиком вильнём… ненавижу этот цирк.

Я едва не рассмеялась, тихо ответила:

Глава 9

— Хочу, чтобы мне сделал тату вот этот мастер, — спокойно произнёс Феликс, кивнув в мою сторону.

Воздух в салоне будто застыл. Кирилл даже растерялся на секунду, но быстро взял себя в руки, изобразив профессиональную улыбку:

— Прекрасный выбор, — произнёс он с тем же тонким энтузиазмом, каким обычно пользовался при виде крупных купюр.

Я моргнула, не сразу поняв, что он говорит обо мне.

— Простите, — выдохнула тихо, — но, возможно, вам стоит выбрать кого-то из ребят. Рома и Егор — лучшие мастера.

— Карина, — голос Кирилла стал холодным, как лезвие, — клиент выбрал тебя.

Я хотела возразить, но начальник уже повернулся к Феликсу и лучезарно улыбнулся:

— Прошу, Карина проводит вас в кабинет и обсудит все нюансы.

Всё внутри похолодело. Я почувствовала, как кровь уходит из лица, но всё же заставила себя кивнуть.

— Прошу за мной, — выдавила я, разворачиваясь к коридору.

Пол казался зыбким под ногами. Каждый шаг отдавался в висках — тук, тук, тук. Позади я чувствовала присутствие Феликса — глухое, тяжёлое, неотвратимое. Он шёл медленно, уверенно, как будто и сам знал, что от его шагов у меня учащается дыхание.

В кабинете стало душно, хотя кондиционер работал. Казалось, воздух просто не мог циркулировать, пока здесь был он. Я сделала вид, что сосредоточена на деле, включила ноутбук, стараясь не смотреть в его сторону.

— Какую татуировку хотите? И… на какой части тела? — спросила я, гордясь тем, что голос почти не дрожал.

Феликс не ответил сразу. Он просто смотрел на меня, не мигая — взглядом, от которого хотелось либо сбежать, либо провалиться сквозь пол. Потом медленно достал из кармана флешку.

— На ней эскиз, — произнёс он коротко.

Я вставила флешку в ноутбук, щёлкнула по файлу — и на экране появился сложный витиеватый узор. Что-то между древним символом и магическим знаком. В нём было что-то тревожащее — будто он дышал, мерцал изнутри.

Я не успела рассмотреть детали — Феликс вдруг наклонился ко мне, опираясь рукой на спинку кресла. Он был слишком близко. Тепло его дыхания обожгло шею. Пахло чем-то дорогим, терпким, будто древесным дымом, вперемешку с холодом металла.

— Вот сюда, — тихо сказал он, почти у самого уха. — На шею с переходом на грудь и плечи.

Сжала руки в кулаки, чтобы не выдать, как сильно дрожат пальцы. Я глубоко вдохнула и заставила себя говорить ровно, будто всё происходящее — просто рабочий процесс.

— Хорошо, — сказала я, повернувшись к нему и стараясь не встречаться глазами. — Размер татуировки, цветовая гамма, контуры — всё это нужно уточнить заранее.

Он медленно обошёл вокруг, не отвечая. В его взгляде было слишком много чего-то… личного. Не интерес клиента, не любопытство — будто он читал меня, взвешивал, проверял, насколько далеко я позволю зайти.

— Цвет не важен, — наконец произнёс Феликс. — Главное, чтобы всё было… точно.

Я кивнула, пытаясь уцепиться за нейтральность.

— Хорошо. Я подготовлю контур, но для этого нужно, чтобы вы сняли мерки.

— Снимай, — сказал он просто.

Я застыла, чувствуя, как внутри всё сжимается.

— Я… имела в виду — самостоятельно. Вы можете обвести… — слова путались, дыхание сбилось. Это был лишь предлог, лишь повод, чтобы он ушёл.

Феликс чуть улыбнулся. Ни тени веселья — только уголок губ дрогнул, будто он наслаждался моим смущением. Он наклонился — ближе, чем позволяли рамки чего угодно. Так близко, что его дыхание коснулось моей шеи. Я вздрогнула.

— Отойди, — вырвалось у меня почти шёпотом.

Он не шелохнулся. Только взгляд стал тяжелее, темнее.

— Ты ведь не боишься меня, да? — произнёс он тихо, с интонацией, от которой по спине пробежал холод.

— Я… просто не люблю, когда нарушают личное пространство, — выдавила я.

— А я — когда мне лгут, — ответил он, не повышая голоса.

Я резко отпрянула в сторону, сердце грохотало где-то в горле. Хотела выбежать, схватить ручку двери — но не успела. В одно мгновение он оказался рядом, движение — быстрое, бесшумное, и я оказалась прижатой спиной к стене. Он не касался, но стоял настолько близко, что между нами не было воздуха. Руки по обе стороны от моей головы, его тень — как клетка. Я не могла даже вдохнуть.

Взгляд — холодный, внимательный, будто он изучал не моё лицо, а саму реакцию: как я дрожу, как прикусываю губу, как ищу глазами спасение.

— Спокойно, — сказал он почти ласково. — Я просто хотел поговорить.

— Так не разговаривают, — прошептала я.

Он чуть наклонил голову, и голос стал ниже, почти хриплым:

— Тогда, может, тебе стоит научиться слушать не только слова.

Тишина повисла густая, липкая. Где-то за дверью смеялись, гремели инструменты, шёл обычный день — а я стояла, как в замкнутом пространстве, где каждый вдох — подвиг.

Феликс наклонился, почти касаясь губами моего уха, и тихо, с ленивой насмешкой прошептал:

Глава 10

Машинка дрожала в пальцах, чуть слышно гудела, будто подхватывая ритм моего собственного бешеного пульса.

Трафарет лег идеально — я старалась, чтобы хоть в этом всё было безупречно.

— Начнём с контура, — сказала я, удивляясь, что голос звучит ровно. — Шея, а остальное — после соревнований. Так будет безопаснее.

Феликс кивнул коротко, без возражений.

— Как скажешь, — и лег на кушетку, чуть повернув голову.

Я обтянула участок плёнкой, приготовила иглы, краску, машинку. Всё будто в замедленной съёмке — звуки стали глуше, дыхание сбилось. Села рядом, машинка в руке, ладони чуть влажные от волнения. «Профессионально. Спокойно. Просто клиент», — твердила я себе, но пальцы всё равно дрожали. Он наблюдал — спокойно, не мигая. Этот взгляд будто прижимал к месту сильнее, чем его руки в тот вечер.

Феликс тяжело вздохнул.

— Расслабься, — произнёс он негромко.

Но расслабиться было невозможно. Под его взглядом дыхание сбивалось, сердце било в горле. И я вдруг почувствовала, что вот-вот начну икать. Он приподнялся на локте, его лицо оказалось опасно близко. Глаза — спокойные, тёмные, слишком внимательные. Мгновение — и он перевёл взгляд чуть ниже, на мои губы.

— Какие они… на вкус? — спросил он тихо, с той ленивой усмешкой, в которой сквозило и раздражение, и желание, и вызов.

Воздух словно вырвало из комнаты. Я замерла, машинка в руке перестала жужжать, и только гул крови стучал в ушах.

— Что?.. — выдохнула я, не веря, что услышала это вслух.

Он подался вперёд, медленно, будто давая время — но не для того, чтобы уйти. Я увидела, как его рука сдвинулась с кушетки, и в тот миг меня охватил панический страх.

— Нет! — выкрикнула я, резко откатываясь на кресле, машинка чуть не упала с колен.

Воздух дрожал от тишины. Он замер, не дотронулся. Глаза холодные, как лёд — и только в уголках рта мелькнуло что-то вроде усмешки.

— Громко, — сказал он тихо. — Но ясно.

Он снова откинулся на кушетку, будто ничего не случилось, и закрыл глаза, давая понять — разговор окончен. Я сидела неподвижно, сжимая машинку так, что побелели костяшки пальцев. Пыталась отдышаться, заставить себя просто продолжить работу. Но кожа под пленкой вдруг показалась мне тоньше, чем обычно, и каждый вдох — опасным.

Рука дрожала, когда я включила машинку. Жужжание прорезало тишину, и звук показался слишком громким — будто гул перед грозой. Феликс сидел на кушетке, полуприкрыв глаза, и наблюдал за мной. Неспешно, спокойно, так, как хищник следит за тем, кого решил не трогать… пока. Я заставила себя сосредоточиться. Линия за линией, контур выстраивался чётко, уверенно. Лишь бы не дрожать. Лишь бы не думать.

Когда всё было закончено, я аккуратно наклеила заживляющую плёнку, выключила машинку и встала.

— Готово, — тихо сказала я.

Феликс кивнул, посмотрел на татуировку, потом на меня. Этот взгляд прожигал насквозь, и я вдруг почувствовала, как хочется, чтобы он просто ушёл. Просто… вышел и оставил мне воздух.

Я отвернулась, начала собирать инструменты, краски, но почувствовала, как чьи-то руки легли мне на талию. Тёплые, тяжёлые ладони. Я вздрогнула, не успев отреагировать, — он аккуратно, но уверенно притянул меня к себе. Спиной я ощутила жар его тела, ровное дыхание у виска.

— Ты ведь так и не поблагодарила, ягодка, — его голос был низким, почти хриплым, и отдался где-то в груди.

— За… за что? — выдохнула я, чувствуя, как сердце бьётся слишком быстро.

Я пыталась вырваться, но это было всё равно что двигать бетонную стену — он не сжимал сильно, но и не позволял уйти.

— За то, что теперь тебя никто не тронет, — тихо сказал он, скользнув взглядом вбок, будто видя то, чего не видела я. — Я позабочусь, чтобы в университете все поняли, кто ты.

Я не знала, как это понимать. В его словах звучала угроза и… защита. Нечто между.

— Не нужно, — едва выговорила я. — Я сама справлюсь.

Феликс чуть хмыкнул, но руки отпустили. Он отступил, позволив мне вдохнуть. Я всё ещё чувствовала, как по коже расходится дрожь, будто от электричества. Он направился к двери, не оборачиваясь.

— Посмотрим, — бросил он коротко. — Но я предупреждал — теперь ты под моей защитой, хочешь ты того или нет. Ты моя.

Когда дверь за ним закрылась, я опустилась на стул. Всё тело ещё гудело — от напряжения, от непонимания, от странного, пугающего тепла, которое он оставил после себя.

Мысли роились одна за другой, мешая сосредоточиться. Кто он, Феликс Волков? Угроза, от которой нужно держаться подальше, или человек, в котором есть что-то большее, чем показное равнодушие и опасная сила? Я не находила ответа. Только тяжесть в груди и странное ощущение, будто кто-то сдвинул привычные границы моего мира.

Резкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть. В кабинет почти влетел Кирилл — как всегда с деланой улыбкой и сияющими глазами.

— Ну что, Терентьева, поздравляю! — бодро произнёс он, похлопав в ладони. — Клиент доволен, оставил щедрые чаевые, специально для тебя.

Глава 11

Тепло чашки приятно обжигало ладони — тонкий аромат облепихи и меда поднимался паром, касался лица, будто пытаясь согреть изнутри. За окном моросил дождь, по стеклу медленно стекали капли, отражая мягкий свет уличных фонарей. В кафе царила та особенная осенняя тишина — не гробовая, а уютная, сотканная из тихих разговоров, звона ложечек и приглушённого джаза из колонок.

Между горшками с зеленью на подоконнике дымились две чашки — одна моя, вторая Глеба. Лампочки под потолком светили тепло, будто янтарь, и всё вокруг казалось немного нереальным — как будто мир наконец замедлил бег.

Глеб, сидевший напротив, вздохнул и провёл рукой по волосам.

— Я слышал, что случилось на посвящении, — произнёс он наконец. — Но нас тогда не было в зале. Мы вышли встретить друзей, а когда вернулись — всё уже закончилось. Мне жаль.

Я опустила взгляд в чашку.

— Тебе не нужно объясняться, — тихо ответила я. — Я ведь тебя ни в чём не упрекаю.

Он на мгновение замолчал, потом чуть усмехнулся, будто пытаясь разрядить обстановку.

— Знаешь, Волков в этот раз дал жару. Запретил любые вечеринки на ближайшие полгода. А ещё сказал, что к тебе теперь должны обращаться только учтиво и на «вы».

Я не знала, что на это сказать. В груди всё будто застыло. Хотелось спросить — зачем ему всё это? Но слова не находились.

Глеб посмотрел на меня внимательно, чуть нахмурившись.

— Слушай… что у тебя с Феликсом?

Я подняла глаза.

— Ничего, — коротко ответила я.

Он криво усмехнулся, откинувшись на спинку стула.

— Хм. Похоже, Волков другого мнения.

Я отвела взгляд к окну, где дождь теперь шел гуще, стирая очертания улицы. Тёплый чай остывал, но пальцы всё ещё не отпускали чашку — словно она могла защитить от чего-то большего, чем просто холод.

Глеб немного подался вперёд, положил локти на стол, глядя на меня из-под бровей — без осуждения, но с тем самым вниманием, от которого не спрячешься.

— Послушай, — начал он тихо, почти шёпотом, чтобы нас не услышали за соседними столиками. — Он… не давит на тебя?

Я медленно поставила чашку, следя, как капля янтарного чая стекает по ободку. Хотелось сделать вид, что не поняла вопроса, отшутиться, отвести тему. Но от голоса Глеба, от этой его искренней тревоги внутри будто что-то надломилось.

— Нет, — сказала я слишком быстро. — То есть… не совсем.

Он нахмурился.

— Что значит «не совсем»?

Я прикусила губу, пытаясь подобрать слова, но язык будто прилип к нёбу. Снаружи дождь усилился, за окнами гудела машина, и это гудение почему-то отозвалось в груди глухим эхом.

— Я… просто не понимаю его, — наконец выдохнула я. — Он может быть спокойным, почти… добрым. А потом — резкий, как будто другой человек.

Глеб смотрел, не мигая, и я чувствовала, как этот взгляд медленно разрывает мою хрупкую броню.

— Я его боюсь, — призналась я почти шёпотом. Слова вырвались прежде, чем я успела их остановить. — Очень.

Глеб тяжело вздохнул и отвёл взгляд к окну, будто пытался совладать с собой. Пальцы его сжались в кулак на столе.

— Так, — сказал он после короткой паузы. — Тогда, если он ещё хоть раз приблизится, скажи мне. Или просто позвони. Я разберусь.

Я качнула головой.

— Не стоит. Это может только всё усложнить.

— Мне всё равно, — резко ответил он. — Я не позволю, чтобы ты боялась кого-то вроде него.

Я попыталась улыбнуться, но вместо этого получилось что-то натянутое и грустное.

— Ты не понимаешь, Глеб, — сказала я тихо. — Он другой. С ним нельзя просто «разобраться».

Глеб долго молчал, потом наконец откинулся на спинку стула и устало потер лицо ладонью.

— Ладно, — произнёс он, — но я тебя предупредил.

Мы замолчали. Только дождь всё ещё тихо стучал по стеклу, а чай остывал, как и мои попытки убедить себя, что всё под контролем. За окном вечер постепенно смыкался, и дождь, словно устав от ярости, превратился в мягкую, ровную морось. Капли медленно стекали по стеклу, превращая огни города в растекшиеся акварельные пятна.

— Пойдём? — спросил Глеб, глядя на меня с той самой спокойной теплотой, в которой не было ни давления, ни жалости.

Я кивнула. Мы расплатились, вышли из кафе. Воздух был свежим и влажным, пахло мокрым асфальтом и кофе, унося остатки дневной тревоги. Я машинально поёжилась — промозглая осенняя сырость тут же пробралась под одежду.

Глеб молча снял с себя куртку и аккуратно накинул мне на плечи.

— Простудишься, — тихо сказал он.

— Не надо, — попыталась я возразить, но он только покачал головой.

— Молчи. Пойдём, я провожу.

Я снова хотела сказать, что не стоит, но не смогла — слишком уютно и спокойно стало вдруг рядом с ним. Его шаги звучали ровно, уверенно, будто с каждым ударом каблуков по асфальту он возвращал меня в реальность, где не было напряжённых взглядов, приказного тона и чувства, что ты живёшь на краю лезвия.

Глава 12

Преподаватель с самого начала был не в духе — стоял, заложив руки за спину, и смотрел на нас так, будто ему хотелось отправить всех к чёрту и уйти пить чай в методичку. Мы карабкались по канату, кто как умел, а кто-то вообще делал вид, что просто старается. Его лицо становилось всё мрачнее.

— Да вы ж не в спортзале, а на курорте! Девочки! Ну будьте серьёзнее! — буркнул он, отводя взгляд и машинально проверяя телефон.

Через пару секунд тот противно завибрировал. Препод тяжело вздохнул, посмотрел на экран и выругался сквозь зубы.

— Да что ж ты, Клава, без меня ни минуты, а?.. — пробормотал он, будто сам себе.

В универе давно уже не было секретом, что у него вечно бурная семейная жизнь — жена, тёща, и, кажется, кот, которого обе терпеть не могли. Жизнь бьёт ключом и явно по темечку. Он выдохнул, поднял глаза на нас и, не особенно скрывая раздражения, сказал:

— Волков, закончи за меня урок.

И, даже не дожидаясь согласия, схватил куртку и почти бегом выскочил из зала. На некоторое время повисла тишина — из тех, что похожи на задержанное дыхание. Феликс сидел на скамье, опершись локтями на колени, и будто раздумывал, стоит ли вообще продолжать. Но потом всё-таки встал. Движение — плавное, уверенное. В ту же секунду мои одногруппницы мгновенно ожили. Кто-то расправил плечи, кто-то поправил волосы, кто-то приспустил молнию на кофте демонстрируя декольте, кто-то просто улыбнулся — широко, фальшиво, но с намерением. Флирт повис в воздухе, как сладкий запах духов, но Волков будто и не замечал.

— Ладно, продолжим, — коротко бросил он и уверенным шагом направился к турнику.

Он говорил спокойно, без лишних эмоций, но голос у него был тот, который невольно слушаешь. Показывал, как правильно подтягиваться, как распределять вес, где дышать. Делал всё с лёгкостью, словно это не физкультура, а демонстрация силы и контроля. Мышцы под тонкой тканью футболки напрягались и расслаблялись в идеальном ритме — почти гипнотизирующе.

— Главное — не рывками, а плавно. Сила — не в скорости, а в стабильности, — пояснил он и спрыгнул вниз.

И вот, когда очередь дошла до меня, всё пошло не по плану. Я подошла, встала под турником, потянулась… и поняла, что не достаю. Совсем. Попыталась подпрыгнуть — безуспешно. Ещё раз — и снова впустую. Кто-то прыснул со смеху, кто-то шепнул что-то подруге. Я чувствовала, как щеки начинают гореть, но упрямо не смотрела ни на кого. И именно в этот момент рядом появился Волков. Тихо, без звука — будто из воздуха.

Его ладони легли на мою талию — спокойно, уверенно, без усилия, но от этого касания по коже пробежала волна жара. Меня будто невесомую подняли над полом, позволив ухватиться за холодный металл турника.

— Держишься? — прозвучал спокойный, низкий голос Феликса.

— Да… спасибо, — выдохнула я, стараясь не выдать, как сильно сбилось дыхание.

Он не отходил. Был где-то рядом — настолько близко, что чувствовалось его тепло даже сквозь воздух между нами. Поддержка будто всё ещё оставалась, даже когда его ладони отпустили. Я старалась сосредоточиться на упражнении, но мысли путались. Сколько силы в нём — и при этом ни малейшей грубости. Каждое движение точное, сдержанное, словно он знает, как держать под контролем не только тело, но и всё вокруг.

Наконец, сделав положенное количество подтягиваний, я попыталась спрыгнуть, но не успела — сильные руки вновь обхватили меня, аккуратно ставя на пол, будто я хрустальная. Сердце бешено стучало. Я не решилась поднять взгляд — знала, что если увижу эти глаза, то покраснею до корней волос. Ограничилась тихим «спасибо», глядя куда-то в сторону, на спортивный мат.

Зато одногруппницы не скрывали зависти. Кто-то демонстративно вздохнул, кто-то переглянулся с подругой и усмехнулся. Да уж, сейчас они, наверное, готовы были продать душу, лишь бы оказаться на моём месте.

А я — я бы с радостью поменялась с кем угодно, лишь бы не чувствовать, как всё внутри путается от его близости и от того странного, непостижимого тепла, которое будто намеренно разрушало мой хрупкий покой.

Когда урок наконец закончился, преподаватель так и не вернулся, и нас отпустили по домам. Девчонки, сияя и смеясь, не спешили уходить — каждая норовила подойти к Волкову, перекинуться хоть парой слов, задать глупый вопрос, лишь бы он посмотрел в их сторону. Я даже не пыталась к этому присоединиться. Собрала свои вещи и, стараясь не попадаться на глаза Феликсу, быстро направилась в раздевалку. Хочется тишины. Просто переодеться и уйти. Душ я приму в общежитии — там безопаснее, там можно хоть немного прийти в себя.

Холодный кафель под ногами, шорох пакетов, шелест одежды — всё казалось обычным, пока в помещение не ввалились остальные. Болтали, смеялись, кто-то уже достал телефон, пересматривая видео с тренировки.

— Ну всё, выкладывай, — Вера опустилась на скамью напротив, глядя прямо на меня. — Почему Волков к тебе липнет? Что между вами?

Я молча натянула свитер, застегнула рюкзак. Не собираюсь ничего объяснять. Ни им, ни кому бы то ни было.

— Она специально молчит, — шепнула кто-то за спиной. — Секретничает.

— Может, правда встречаются, — добавила другая.

Я не выдержала этого гомона, прошла мимо, не сказав ни слова. Слова всё равно ничего бы не изменили. В коридоре стояла тишина. Запах спортзала — смесь резины, моющего средства и чего-то металлического — вдруг показался невыносимым.

Глава 13

Я устало ввалилась в комнату, чувствуя, как будто день высосал из меня все силы. На работе сегодня был полный завал — какой-то безумный наплыв клиентов. Все хотят одно и то же: «маленькое, аккуратное, с тонкими линиями» — то ли сердце, то ли надпись, то ли звёздочка на запястье. Новая мода, чтоб её.

Бросив сумку у двери, я переоделась в спортивные брюки и старую футболку, потянулась, пытаясь размять затёкшие плечи, и заглянула в холодильник.

— Ну, блин, — выдохнула я. — Пусто. Совсем.

Как и следовало ожидать: после работы собиралась зайти в магазин, но, конечно же, поленилась. Ладно. Быстрорастворимая лапша — не королевский ужин, но на сегодня сойдёт. Я залила её кипятком, поставила чашку на стол и только собралась сесть, как в дверь постучали. Не громко, но настойчиво.

Я открыла — и на пороге стоял Волков. Не дожидаясь ни слова, он спокойно вошёл, будто это его комната.

— Ты, между прочим, явился без приглашения, — устало заметила я, облокотившись о косяк.

Феликс не ответил. Его взгляд медленно скользил по комнате — рабочий стол, аккуратная стопка книг, немного разбросанные кисти и эскизы, комок из одеяла на кровати.

Он остановился у стены. Там, прямо над кроватью, висели два плаката. На одном — тёмная маска с отрешённым лицом, за которой мерцала ночь и серебряный месяц над горами. Из-за маски вырывались багровые крылья, и под всем этим серебром и тьмой блестело слово: «Эскапизм». На другом — чёрный ворон с горящими красными глазами, крылья которого словно тлели по краям алым пламенем. Под ним резными буквами выведено: «Морок». Мои самые любимые рок-группы, причём с одной и той же вокалисткой.

Феликс чуть склонил голову, будто что-то сопоставляя.

— Интересный выбор, — сказал он спокойно. — Две стороны одной натуры.

А я, стоя посреди комнаты, вдруг подумала, что он сам словно сошёл с одного из этих плакатов — тень и холод, от которых невозможно отвести взгляд. Я скрестила руки на груди, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри уже зарождалось раздражение.

— Зачем ты пришёл, Волков? — спросила я, глядя прямо на него.

Он лениво обернулся от стены, где только что рассматривал плакаты, и медленно ответил:

— Меня тут кое-что интересует. Говорят, тебя видели с Глебом.

Я чуть приподняла бровь, устало пожав плечами:

— Ну и что? Мы просто сидели в кафе.

Феликс сузил глаза, губы тронула хищная усмешка.

— Не смей флиртовать с другими, — сказал он тихо, но в голосе скользнул металл. — Ты моя, ягодка. И только моя.

Сил спорить не было. Работа вымотала, да и сама сцена выглядела абсурдно. Я выдохнула, стараясь говорить ровно:

— С Глебом мы просто общались. Это не преступление.

Волков скривился, будто мои слова были для него пустым звуком. Только непонятно, кому он не верил — мне или самому Глебу. И почему-то именно эта его реакция вдруг меня задела.

— После твоей «помощи» мне объявили бойкот, — выдохнула я, чувствуя, как в груди поднимается злость. — В группе со мной никто не разговаривает. В этом городе у меня нет друзей, нет подруг, начальник — законченный урод, а теперь ты ещё хочешь запретить мне общаться хоть с кем-то?

Он чуть склонил голову, и в уголках губ мелькнула усмешка — холодная, едва заметная.

— Наконец-то огрызаешься, — сказал Феликс тихо, будто доволен тем, что вызвал меня на эмоции.

Я открыла рот, чтобы высказать всё, что думаю о нём — о его мнимом контроле, о том, как он вторгается в мою жизнь, решает за меня, ставит свои границы там, где ему вздумается. Но слова застряли где-то в горле. Эмоциональное опустошение было сильнее раздражения. Всё, что я смогла — устало плюхнуться в кресло, чувствуя, как усталость накрывает с головой.

Феликс посмотрел на стол, где стояла тарелка с заваренной лапшой. Скривился так, будто увидел что-то отвратительное.

— Неужели ты это ешь? — в его голосе звучала смесь презрения и… раздражения.

Я только закатила глаза и вздохнула.

— Да. Это называется ужин для вымотанного человека.

Волков не ответил. Подошёл к холодильнику, рывком открыл дверцу, заглянул внутрь и с грохотом захлопнул. Потом — всего два шага, и он уже рядом. Его руки легли на подлокотники кресла, заперев меня в ловушке. Он навис, слишком близко, и от его холодного взгляда по коже побежали мурашки.

— Почему ты не сказала, что тебе нечего есть? — тихо, но угрожающе спросил он.

Я опустила голову, не желая встречаться с ним взглядом. Но Волков не потерпел этого.

— Смотри на меня, — произнёс он коротко, повелительно. — И отвечай.

Я вздрогнула, подняла глаза и упрямо посмотрела прямо в его холодные стальные зрачки.

— Потому что не собираюсь тебя ни о чём просить, — сказала тихо, но отчётливо. — Ты мне никто. И я не обязана перед тобой отчитываться.

Мгновение тянулось бесконечно. Его взгляд стал ещё холоднее, будто лёд пролился по воздуху между нами, пронизывая до костей.

Глава 14

Еда, как назло, оказалась восхитительно вкусной — даже я, уставшая и злая, не смогла этого не признать. Мягкое мясо таяло во рту, соус был пряным, с тонким цитрусовым оттенком, а гарнир — идеально приготовлен. И, кажется, сама атмосфера ресторана понемногу сбивала остроту недавнего напряжения.

Феликс, как будто почувствовав, что перегнул палку, сменил тон. Сидел спокойно, говорил ровнее, не давил — будто решил дать передышку. За всё время ужина он не повысил голоса, даже пару раз усмехнулся, глядя, как я осторожно пробую десерт, словно ждала, что там яд.

А потом, будто между делом, произнёс:

— Не стоит меня бояться.

Я чуть не поперхнулась. Легко ему говорить. Он — чемпион по смешанным единоборствам, человек, у которого всё под контролем. Сильный, богатый, уверенный. Кто вообще рискнёт ему возразить? Я хотела что-то ответить, но не успела.

— Завтра идём на свидание, — спокойно добавил он. — В шесть вечера зайду за тобой.

Я сразу отрицательно покачала головой:

— Я не хочу.

Он даже не моргнул.

— Одевайся удобно, — просто сказал Волков и снова откинулся на спинку кресла, давая официанту знак убрать посуду.

Беспомощность подступила к горлу, словно что-то тяжёлое и холодное. Это чувство я знала слишком хорошо. Точно так же было когда-то, когда отчим решал, что мне можно, а что нет. Когда он ненавидел сам факт моего существования, а потом увёз маму — далеко, в другую страну. Там, где у них началась новая жизнь. Без меня. Она не писала. Не звонила. Не пыталась найти меня. Я выдохнула, сдерживая горечь, и машинально взглянула на Феликса.

— Почему ты не бегаешь на корте? — вдруг спросил он, словно между прочим.

— Что? — я растерялась, не ожидая этого.

— Ты же любишь бегать. Почему не там, где безопасно?

Я усмехнулась без радости.

— Потому что стараюсь избегать избалованных мажоров.

Феликс чуть прищурился, уголок его губ дрогнул, будто он не понял — это шутка или укол. А я снова посмотрела в тарелку, пряча взгляд. Пусть думает, как хочет.

Вскоре мы покинули ресторан. Вечерний воздух показался особенно свежим после душного, наполненного ароматами зала. Асфальт блестел от дождя, отражая огни витрин, и город жил своей неспешной жизнью, словно совершенно не замечая, что в моей душе — буря.

Феликс молча открыл передо мной дверцу внедорожника и, как всегда, действуя с обезоруживающей уверенностью, подал руку. Я вздохнула, но все же приняла — отказать было бы глупо. Сев в салон, я устроилась у окна, глядя на проносящиеся огни города. Хотелось молчать, просто выдохнуть этот день из себя.

— Спасибо… — сказала я, когда машина тронулась. — За ресторан. Было вкусно.

Он бросил на меня короткий взгляд и, будто решив, что я произнесла не благодарность, а повод для действия, спокойно ответил:

— Я займусь твоим питанием.

Я повернула голову, вглядываясь в его профиль, освещённый светом фар встречных машин.

— Феликс, пожалуйста, услышь меня, — голос сорвался, усталость делала его глухим. — Я не твоя. Не ягодка. Мне не нужно ничего. Просто… оставь меня в покое.

Он чуть дернул уголком рта, не отводя взгляда от дороги, и произнёс тихо, но твердo, будто ставя печать:

— Нет.

И всё. Никаких объяснений. Никаких споров. Только это одно слово, отрезанное, холодное, как удар по воздуху. Я прикрыла глаза, пытаясь не сорваться, не начать снова. Потом устало спросила, даже не надеясь на внятный ответ:

— Куда мы завтра идём?

Он метнул в мою сторону короткий взгляд, едва заметно усмехнулся и снова уставился на дорогу.

— Мне нужно знать, чтобы соответствовать…месту.

— Одевайся удобно.

Вот и поговорили. Дальше ехали в тишине. Только ровный шум шин и редкие вспышки света от встречных фар. Я смотрела на свои руки, на ногти, испачканные краской от работы, и думала, что, может быть, если просто перестать сопротивляться — всё само рассосётся. Но внутри знала: не рассосётся. С ним — нет. Машина плавно затормозила у общежития.

— Приехали, — коротко сказал Волков.

Я не ответила. Просто открыла дверь и почти выскочила наружу, чувствуя, как холодный воздух обжигает щеки. Не оборачиваясь, побежала внутрь — в спасительную тьму коридора, где его взгляд больше не мог достать.

Когда я вошла в комнату, меня сразу настигло странное ощущение — будто кто-то успел побывать здесь после меня. Всё выглядело... слишком аккуратно.

Первое, что бросилось в глаза — вымытая тарелка в раковине. Ни следа от лапши, ни капли воды на столе. Всё чисто, словно кто-то провёл генеральную уборку. Я нахмурилась, медленно прошла к холодильнику и открыла дверцу. И, конечно же, не удивилась. На полках лежали аккуратно разложенные контейнеры, свежие овощи, фрукты, ягоды. Даже баночка мёда в углу. Как будто я не студентка на стипендии, а героиня из рекламы здорового питания.

— Вот же... — выдохнула я и устало захлопнула дверцу.

Глава 15

— Что значит невозможен?! — вырвалось у меня прежде, чем я успела сдержаться. Голос дрогнул, а ладони сжались в кулаки.

Декан, мужчина лет шестидесяти, седовласый, с добрыми, но уставшими глазами, только тяжело выдохнул и снял очки.

— Поверьте, я понимаю, — начал он, стараясь говорить спокойно. — Вижу, что вы не просто так пришли. Но, к сожалению, в этом случае я не могу…

— Не можете или не хотите? — перебила я, чувствуя, как горло сжимается от возмущения.

Он поднял взгляд, полный какой-то неловкой жалости, и тихо сказал:

— Не могу пойти против некоторых... рекомендаций.

Я моргнула, не веря в услышанное. В груди неприятно кольнуло.

— Волков? — спросила я глухо, почти шепотом.

Декан замялся. Его взгляд метнулся к двери, потом к окну. Он явно колебался, стоит ли говорить. Наконец, приглушив голос, словно боясь, что кто-то услышит, произнёс:

— Я не знаю, что у вас там происходит со студентом Волковым, — пауза, долгая, тяжелая. — Но он запретил рассматривать ваш перевод. Сказал, что вы остаетесь. И… я, — декан развёл руками, — я действительно ничего не могу сделать. Влияние его семьи слишком велико.

Меня будто ударили. Всё внутри сжалось — страх, унижение, злость. Руки опустились, дыхание сбилось.

— То есть… — я проглотила комок в горле, — я в ловушке?

Он отвёл взгляд, явно стараясь не отвечать прямо.

— Советую… поговорить с ним. Если он даст согласие — подпишу любые документы.

На секунду комната поплыла перед глазами. Хотелось закричать, разбить что-нибудь, просто исчезнуть. Но я молча кивнула.

— Спасибо, — глухо сказала я и, не чувствуя под собой ног, вышла из кабинета.

Коридор показался длиннее обычного. Гулкие шаги отдавались эхом, будто это не я иду, а кто-то другой. «Он и сюда добрался…» — промелькнула мысль. И впервые за долгое время мне стало по-настоящему страшно.

Я прикусила губу так сильно, что почувствовала металлический привкус крови, — и всё же не остановилась. Решительно направилась к доске с расписанием, стараясь не думать о том, что пальцы дрожат, будто я не на пары иду, а на допрос. В толпе студентов мелькали лица, голоса сливались в шумный гул, пахло кофе из автомата и дешёвым парфюмом. Всё вокруг продолжало жить своей обычной, студенческой жизнью, только для меня этот день словно покосился, стал зыбким и тяжелым.

Найдя нужную группу в расписании, я сжала ремень сумки и пошла в другой корпус. Асфальт под ногами блестел от ночного дождя, осенний воздух был прохладен, и от этого дыхание казалось более частым. Я шла быстро, будто хотела перегнать собственное беспокойство. Коридоры другого здания встретили меня гулкими шагами, запахом старого лака и бумаги. Всё здесь было знакомо — и одновременно чуждо, будто я смотрела на декорации своей прошлой, спокойной жизни.

Когда я подошла к аудитории, занятия там ещё не начались. Сквозь приоткрытую дверь доносился шорох страниц и приглушённые голоса. Я осторожно заглянула внутрь, надеясь увидеть знакомое лицо, но внутри было пустовато, лишь несколько студентов сидели за первыми партами.

В этот момент дверь за моей спиной распахнулась, и в аудиторию вошёл Егор — вечно уверенный, слегка самодовольный, с тем лёгким шармом, что присущ людям, которые привыкли быть в центре внимания. Он заметил меня сразу, приподнял брови и, ухмыльнувшись, подошёл ближе.

— Привет, — сказал он, чуть склоняя голову набок. — Кого-то ищешь?

— Глеба, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Не знаешь, где он может быть?

Егор, не раздумывая ни секунды, достал смартфон, быстро пролистал контакты и приложил телефон к уху.

— Сейчас узнаем, — произнёс он, отойдя чуть в сторону. — Эй, Глеб, подойди к аудитории… тут тебя ждёт ягодка Волкова.

Я резко поморщилась, чувствуя, как по щеке пробегает жар.

— Егор… — начала я, но он лишь беззаботно махнул рукой.

Кажется, весь университет уже был в курсе этой идиотской клички, будто это не я — человек с именем, с жизнью, с прошлым — а просто «чья-то ягодка». Клеймо, прилепленное чужой волей.

— Он сейчас придёт, — сказал Егор, убирая телефон в карман. — Кстати, ты выглядишь неважно. Всё в порядке?

Я вздохнула и постаралась улыбнуться, хоть губы и дрожали.

— Просто устала. Я же работаю, — сказала я.

Егор рассмеялся, откинув голову.

— Ну, да, у нас тут в основном профессиональные бездельники. Ты, пожалуй, единственная, кто не живёт за счёт родителей. Уважуха, — сказал он с искренним одобрением.

Я пожала плечами, не желая вдаваться в подробности. Мне хотелось просто постоять спокойно, не чувствовать на себе взгляды, не думать о том, что где-то там, за пределами этого корпуса, Волков уже решил, куда мне идти и с кем говорить.

Прошло всего несколько минут, но они тянулись мучительно долго. И вдруг по коридору раздались уверенные шаги. Я подняла голову — и увидела Глеба. Он шёл быстро, но не торопливо, с лёгкой улыбкой, будто встреча со мной была не сюрпризом, а чем-то привычным.

Глава 16

Глеб уже больше часа сидел за моим ноутбуком, в полном сосредоточении постукивая по клавиатуре. Комната освещалась только настольной лампой — мягкий тёплый свет ложился на его лицо, на очки, в которых отражался экран. Время тянулось медленно, а я сидела на кровати, подогнув ногу и обняв подушку, стараясь не мешать.

Иногда Глеб тихо бормотал что-то себе под нос — технические термины, мне непонятные, — и взгляд его делался всё серьёзнее. Я чувствовала, как в груди копится тревога, будто нарастает давлением под рёбрами. Хотелось верить, что я просто накрутила себя. Что Волков не заходит так далеко. Что он не может.

Наконец, Глеб откинулся на спинку стула, снял очки и устало потер переносицу.

— Подтвердилось, — тихо сказал он. — У тебя стояли программы с сомнительным кодом. Одна отслеживала твои поисковые запросы и открытые страницы, другая — вообще имела доступ к камере. Но не активировалась. Пока.

Я резко села ровнее, будто меня обожгло.

— То есть… он мог видеть, что я делаю?

Глеб кивнул, глядя на меня серьёзно, без попыток успокоить.

— Да. Но я всё удалил, подчистил до последнего файла.

Некоторое время в комнате стояла тишина. Я не знала, что сказать. Просто смотрела на него, чувствуя, как в груди поднимается то ли страх, то ли злость, то ли что-то безымянное, горячее.

— Слушай, — Глеб заговорил тихо, почти не глядя на меня, — может, мне с ним поговорить? По-мужски. Без сцен, просто объяснить, что он перегнул.

Я замерла. Идея — правильная, даже соблазнительная. Кто-то встанет на мою сторону, кто-то скажет Волкову «нет». Хотелось этого. Хотелось, чтобы кто-то просто защитил. Но… перед глазами всплыл образ Феликса — его спокойная холодность, когда он бил по груше. Точная сила в каждом ударе. Сталь в глазах. Взрыв под кожей, который он сдерживал усилием воли.

— Нет, — сказала я быстро и покачала головой. — Не стоит. Не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал.

Глеб нахмурился, поправил очки, задумчиво посмотрел на ноутбук.

— Как скажешь. Но ты же понимаешь, — он говорил спокойно, почти устало, — теперь это вопрос времени. Он не остановится. Он просто поставит всё заново. Или найдёт другой способ.

Я кивнула. Конечно, понимаю. В глубине души знала это с самого начала.

— Спасибо тебе, — тихо сказала я, глядя на экран, где отражался мой силуэт. — Правда.

Глеб кивнул, сохранил последние изменения и захлопнул крышку ноутбука.

— Будь осторожна, — только и добавил он.

Когда за ним закрылась дверь, я осталась сидеть в тишине, слушая, как за окном редкий дождь стучит по подоконнику. Всё было будто в тумане — ноутбук, свет лампы, собственное дыхание. И только одно ощущение оставалось отчётливым: теперь я знала точно — за мной действительно следили.

Со вздохом я достала из шкафа тёмные джинсы и простое худи — мягкое, чуть растянутое на рукавах, но зато удобное. Натянула его через голову, пригладила волосы и бросила взгляд в зеркало. Вид — самый обычный, будто я иду не на «свидание», а на беговую разминку. И пусть. Главное, чтобы всё это быстрее закончилось.

Ровно в шесть в дверь постучали. Без единой секунды опоздания. Сердце неприятно кольнуло — я даже не сомневалась, кто там. Быстро сунула ноги в кеды и, сделав короткий вдох, открыла дверь.

На пороге стоял Феликс. Высокий, в привычной кожаной куртке, под которой на этот раз — белая футболка без принта. Шея прикрыта заживляющей плёнкой, под ней виднелся контур свежей татуировки, и от неё невозможно было отвести взгляд — будто тьма и линии боли под прозрачным блеском. Холодный свет лампы из коридора выхватывал его лицо: безупречно спокойное, будто высеченное из камня, но в глазах — что-то жёсткое, сосредоточенное.

— Готова? — коротко спросил он.

Я кивнула. Возражать бесполезно. Слова ничего не изменят, да и Волков не из тех, кто слушает. Он чуть кивнул в ответ, развернулся и пошёл к выходу, даже не оборачиваясь — как будто знал, что я всё равно пойду за ним. И я пошла. Коридор казался длиннее обычного, воздух — плотнее. Я шла рядом, чувствуя, как внутри всё сжимается, как будто тело само пытается стать меньше, незаметнее. Не знаю, почему рядом с ним я всегда робею — словно от его присутствия даже стены становятся ближе, тяжелее.

На улице уже темнело. Холодный ветер трепал волосы, пока Феликс открывал дверь внедорожника. Он придержал её, глядя на меня коротко и молча, и этот взгляд был почти ощутимым — как давление, как вызов. Я забралась внутрь, пристегнулась. Двигатель загудел мягко, почти беззвучно, и машина плавно тронулась с места. Я смотрела в окно, на ускользающие фонари, и даже не пыталась спрашивать, куда он меня везёт. От этого знания не станет легче. Может, я ему надоем. Может, он найдёт себе другую жертву, другую «ягодку» для забавы. Очень хочется в это верить. Но пока — остаётся только ехать. И молчать.

— Что-то ты сегодня неразговорчива, — сказал Волков, не отрывая взгляда от дороги. Голос спокойный, но с тем стальным оттенком, от которого в груди холодеет. — Даже не спросишь, куда едем.

— Мне всё равно, — ответила я тихо, глядя в окно. Отражение фонарей скользило по стеклу, будто ускользающие мысли, и мне хотелось раствориться среди них, исчезнуть хотя бы на вечер.

Глава 17

Я поднималась по ступеням, чувствуя, как после тяжёлого дня каждая ступень будто тянет вниз. Воздух в подъезде был спертым, пахло пылью и чем-то сладковатым — возможно, из соседней кухни. Я мечтала только о тишине и кровати.

Вышла на свой этаж, машинально потянулась к карману за ключами — и вздрогнула. Перед моей дверью, прямо на полу, сидел парень в фирменной куртке курьера, рядом стояла огромная термосумка. Он заметил меня и сразу поднялся.

— Всё в порядке? — осторожно спросила я, сжимая ремешок сумки.

— Вы из этой комнаты? — уточнил он, сверившись с планшетом.

— Да, — кивнула я.

Лицо курьера просияло.

— Отлично! Тогда это вам. Доставка.

Я моргнула несколько раз.

— Простите, но я ничего не заказывала.

— Вам оформили доставку, — спокойно объяснил он, будто подобное происходит ежедневно. — Каждый день в семь вечера будут привозить ужин из ресторана «Софит». Всё уже оплачено. Но если неудобно по времени, можно скорректировать.

Я стояла, ошарашенно глядя на него. Где-то в глубине сознания уже вспыхнуло подозрение. Волков. Кто же ещё.

— Эм… спасибо, — выдавила я, принимая пакеты. — Я, наверное, дам вам чаевые…

Курьер улыбнулся и покачал головой.

— Не стоит. Я и так неплохо зарабатываю. Всего доброго.

Он ушёл, оставив за собой запах свежего воздуха и лёгкий след нереальности происходящего. В комнате я разложила пакеты на столе. Внутри — контейнеры с едой, аккуратно упакованные, горячие. Запах был такой, что желудок предательски заурчал. Всё выглядело идеально: крем-суп, тёплые булочки, салат, десерт. Почти как забота. Почти.

Я долго сидела, глядя на всё это, не решаясь притронуться. Минут через двадцать в дверь снова постучали. Я вздрогнула — снова курьер. На этот раз с букетом белых роз, таких свежих, что на лепестках ещё блестели капельки влаги.

— Для вас, — сказал он коротко и, получив подпись, ушёл.

Я посмотрела на букет, потом на еду. Вздохнула. Конечно. Волков. Даже когда его нет рядом — он всё равно рядом.

Я все-таки решила поужинать. Жалко, если еда пропадёт — а пахло от контейнеров просто божественно. Суп оказался нежным, сливочным, с какими-то специями, от которых становилось тепло внутри. Салат — свежий, чуть хрустящий, десерт — тающий во рту. Я ела молча, медленно, будто пытаясь понять, как к этому относиться.

Волков… Он казался очень своеобразным человеком. Пугающим, властным, но нельзя отрицать — он заботился. По-своему, грубо, без права на возражение, но всё же заботился. Никто ведь раньше не обращал на меня такого внимания. Никто не заставлял есть, не возил в ресторан, не дарил цветы.

Я перевела взгляд на букет белых роз, которые теперь стояли в трёхлитровой банке — вазы у меня, разумеется, не нашлось. Белоснежные лепестки казались такими живыми, будто вот-вот раскроются ещё больше, а аромат наполнял комнату мягкой горечью. Я никогда не получала цветов. Никогда. Ни от кого. От этой мысли стало немного грустно. Непривычно.

Пальцы скользнули по краю банки, и вдруг перед глазами всплыли совсем другие картины — мамино испуганное лицо, его холодный голос, тяжелая рука. Отчим был властным человеком, с ним нельзя было спорить. Он быстро сломал маму, превращая её в тень самой себя. И меня... «воспитывал». Говорил, что я ошибка, что должна быть благодарна хотя бы за крышу над головой. Он не чурался рукоприкладства — считал, что тем самым делает из меня «человека». Только вот хорошего человека из боли не вырастишь.

Я тяжело выдохнула, выбросила пустые контейнеры, тщательно вымыла единственную вилку и машинально вытерла стол. Сил больше не было ни на мысли, ни на тревогу. Я переоделась, легла на кровать и уткнулась лицом в подушку. Пахло едой, цветами и чем-то неуловимо чужим. Мир медленно поплыл — и я уснула, будто проваливаясь в долгожданную тишину.

Утро началось как обычно — с пробежки. Воздух был прохладным, влажным, асфальт поблескивал от недавнего дождя, и каждая вдох-выдох отдавались где-то глубоко в груди. Музыка в наушниках помогала держать ритм, приглушала мысли, делала мир чуть дальше.

Феликс, конечно же, был рядом. Как тень. Ни слова, ни взгляда — просто шаг в шаг. Его дыхание, ровное и спокойное, раздражало больше, чем если бы он что-то говорил. Хотелось хоть на минуту забыть, что он существует.

Я старалась сосредоточиться на музыке, на равномерном ударе подошв по мокрому асфальту, на лёгкой боли в боку. В голове всплыла Морок — мой кумир. Девушка с характером, стальной волей и загадочной улыбкой, которую никто не мог по-настоящему разгадать.

Интересно, как бы она повела себя в такой ситуации? Наверное, посмотрела бы Феликсу прямо в глаза, сказала бы ему всё, что думает, и пошла своей дорогой, не оборачиваясь. А я вот… бегу рядом, делаю вид, что не замечаю.

Как и всегда, Феликс пробежал со мной весь маршрут. Даже не запыхался. Когда мы добрались до общежития, он просто кивнул — будто удовлетворённый тренер, проверивший подопечную — и ушёл, не сказав ни слова.

Я с облегчением нырнула под душ. Горячая вода смывала усталость, тревогу, остатки сна. После пробежки и душа я почти почувствовала себя живой. Переоделась, собрала волосы, выпила на бегу кофе из автомата и поспешила на пары.

Глава 18

Несколько дней пролетели почти незаметно — словно кто-то сжал время в тугую пружину. Пробежка на рассвете, пары, работа в тату-салоне, короткий сон — и снова всё по кругу. Феликс не появлялся. Не звонил, не писал, не приходил. Я его видела только на пробежке. И на том спасибо. Хотя сначала я ловила себя на том, что тревожусь — слишком уж привыкла к постоянному давлению, к ожиданию его шагов за спиной. А потом стало легче. Похоже, у него были свои дела, скорее всего — подготовка к соревнованиям. И пусть. Пусть тренируется, пусть выматывает себя в спортзале, лишь бы оставил меня в покое.

После последней пары я зашла в библиотеку, сдала книгу, поблагодарила библиотекаршу за совет и направилась в спортивный комплекс. Там, где должен был проходить турнир, всё уже гудело, светилось, дышало предстоящим событием.

Огромный зал встретил ослепительным светом прожекторов, запахом металла, пота и адреналина. В центре возвышался октагон — массивная решётчатая клетка, освещённая со всех сторон прожекторами. Под куполом арены сверкали экраны, на которых уже мелькали логотипы, имена бойцов, кадры с тренировок.

Толпы людей стекались на трибуны, словно волны — шумные, живые, нетерпеливые. Музыка пробивала грудную клетку тяжёлым басом, воздух дрожал, а я, стоя у края, чувствовала себя случайной гостьей в мире, где царили сила и боль. Жестокость. Не люблю её. Даже когда всё выглядит как спорт, как зрелище — всё равно внутри есть что-то первобытное, хищное.

Рядом остановился парень со светлыми волосами, высокий, крепкий — плечи широкие, взгляд сосредоточенный. Я видела его раньше. Ратмир. Друг Волкова. Они часто вместе тренировались в зале, всегда — с той самой мужской сосредоточенностью, в которой не было места слабости. Он что-то говорил кому-то по телефону, потом убрал смартфон и скользнул по мне внимательным взглядом, чуть приподняв бровь — видимо, узнал.

— Ты же ягодка? — спросил он без тени насмешки, просто констатируя факт.

Я вздохнула.

— Увы.

Ратмир кивнул, чуть усмехнувшись, будто понял гораздо больше, чем я сказала. А я снова перевела взгляд на клетку, где уже готовили место для следующего поединка. Свет мигал, ведущие объявляли имена, публика ревела. Я стояла среди этого хаоса и думала, что, пожалуй, всё, что связано с Феликсом, рано или поздно оказывается именно здесь — в клетке, где решает только сила. А я — не из тех, кто умеет бить. Я из тех, кто только старается выжить.

Зал внезапно стих — словно кто-то выключил звук одним движением руки. Прожектора выхватили из темноты фигуру, выходящую из-за кулис. Феликс Волков. Он шёл спокойно, будто не на бой, а на встречу с кем-то, кого уже знал. Чёрные перчатки поблёскивали под светом, мышцы перекатывались под кожей с точностью работающего механизма. На лице — ни тени эмоций. Только холодная сосредоточенность и привычная уверенность, граничащая с дерзостью. Толпа взорвалась ревом — кто-то выкрикивал его имя, кто-то свистел, кто-то снимал всё на телефон.

Из другого конца октагона появился соперник — крупный, с мощным торсом, покрытым татуировками, с бритой головой и хищным прищуром. Он, наоборот, излучал агрессию: размахивал руками, показывал публике, что сожрёт Волкова с потрохами. Феликс лишь слегка усмехнулся.

Гонг. Секунда — и бой начался. Они двигались быстро, слишком быстро, чтобы за ними можно было уследить. Удары сыпались один за другим — точные, выверенные, как будто оба знали, что времени у них немного. Феликс уклонялся, почти играючи, будто просчитывал каждое движение противника заранее. А потом — резкий поворот, прыжок… и удар ногой с разворота. Тело соперника рухнуло, как подкошенное. Глухой удар о настил. Тишина. А потом — рев. Толпа взорвалась восторгом, прожектора ослепительно мигнули, камеры вспыхнули десятками вспышек. Ринг-герл, смеясь и щебеча, подбежали к Феликсу, стараясь попасть в объективы, тянулись к нему, будто он был центром вселенной. Он позволил им ровно столько, сколько нужно, чтобы не показаться грубым, — короткая улыбка, кивок, поднятая рука победителя. Потом — награда, короткое рукопожатие с судьёй, и всё.

Феликс ушёл за кулисы, не оглядываясь. Я стояла среди кричащей толпы, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Это было слишком. Слишком громко, слишком жёстко, слишком по-мужски. Не моё. Никогда не было моим.

— Вообще-то ты должна идти к нему, — тихо сказал Ратмир, наклоняясь ко мне.

Я обернулась.

— Зачем? — устало спросила я.

Он чуть пожал плечами, глядя куда-то вперёд, поверх голов.

— Потому что после каждого боя у него… свои ритуалы. И обычно рядом кто-то нужен.

Я долго молчала. Его голос звучал без намёка на шутку. Пришлось вздохнуть и двинуться вперёд, проталкиваясь сквозь плотную толпу. Коридоры за ареной пахли потом, металлом и медикаментами. Голоса гудели вдалеке, кто-то смеялся, хлопал по спинам, но здесь уже было тише. Я толкнула дверь раздевалки.

Феликс стоял у зеркала, сняв бинты, рядом на лавке лежала его футболка. На коже — следы недавнего поединка: красные полосы от ударов, царапины, капли пота, стекавшие по позвоночнику. Он провёл рукой по волосам, затем обернулся.

Я невольно задержала взгляд. Красивый, зараза. Слишком. Идеальное телосложение.

Он посмотрел прямо в глаза, без улыбки, но в уголках губ мелькнула тень удовлетворения — победа всё ещё пульсировала в нём, как ток.