Вечер мягким, чуть пыльным светом лампы расползался по комнате, и этого света хватало лишь для того, чтобы выхватить из полумрака диван, заваленный подушками, и стопки книг, разбросанные на полу. На столе между ними стояли две кружки: одна с мятой и лимоном, другая с остывающим чаем, а на подоконнике потрескивала свеча, отбрасывая тонкий огонёк. Лана пододвинула ноутбук, чтобы он не мешал чашке, и протёрла пальцами переносицу, пытаясь прогнать усталость, накопившуюся за день.
Фёдор, устроившийся на противоположном конце дивана, придерживал на коленях свёрток — то ли футляр с ножом, то ли мешочек с амулетами. Он вертел что-то в руках, постукивал пальцем по крышке, словно выжидал удобный момент, чтобы начать разговор. Затем он выдержал паузу и, наконец, решился заговорить.
— Слушай, я сегодня опять думал про обряд у славян. Ну, тот, о котором я тебе показывал статью, — произнёс он, развязывая тесьму и вытягивая плоский деревянный амулет. — Это ведь не просто украшение для красоты. Там была идея, что человек связан с родом, с землёй, с чем-то большим.
Лана слегка приподняла бровь, не отрывая взгляда от ноутбука.
— Фёдор, пожалуйста, только не начинай снова, — устало ответила она. — У меня сегодня было три консультации, два звонка от рецензентов, и ещё этот проклятый отчёт висит надо мной. Я действительно не в состоянии сейчас спорить о ритуалах.
Фёдор наклонился чуть ближе к ней, словно пытаясь сократить расстояние между ними.
— Я не хочу спорить, — возразил он. — Ты сама говорила, что хочешь понять, почему меня это так волнует. Я пытаюсь объяснить, а ты сразу обрубаешь, будто это ерунда.
— Это не потому, что я считаю это ерундой, а потому, что я устала, — резко ответила Лана, но тут же смягчила тон. — Хорошо, ладно. Что ты хотел сказать?
Он приободрился, глаза его загорелись, и он поднял взгляд.
— Смотри, — начал он, поворачивая амулет к свету. — Это не про жестокость, не про варварство, как ты иногда говоришь. Это про свободу. Люди жили проще, но у них была связь с миром. Не нужно было притворяться кем-то другим. Ты рождался — и уже был частью рода, частью мира.
Лана коротко, чуть горько усмехнулась.
— Свобода, говоришь? — переспросила она. — Пока какой-нибудь старейшина не решал, что ты неправильно разжёг огонь или проявил неуважение к духам. И всё — тебя вычёркивали из жизни.
Фёдор энергично мотнул головой, словно отгоняя её слова.
— Сейчас тебя тоже вычёркивают, если ты не вписываешься в чьи-то стандарты, — возразил он. — Посмотри, что сделал твой кафедральный совет. Они растоптали твою статью, хотя там всё было подкреплено фактами.
Лана подтянула к себе плед, будто защищаясь от его слов.
— Не надо об этом, — тихо, но твёрдо сказала она. — Серьёзно. И сравнивать коллектив кафедры с человеческими жертвоприношениями — это, знаешь, перебор.
— Никто никого не резал просто так! — вспылил Фёдор, вскинув руку, словно отмахиваясь от назойливой мухи. — Это была символика! Это было мировоззрение!
— Фёдор, почему ты так зациклился? — Лана сжала кружку ладонями, пытаясь согреть озябшие пальцы. — Ты ведь умный человек, но иногда так цепляешься за эту картинку, что я не понимаю, слышишь ли ты меня вообще.
Он нахмурился и наклонился ещё ближе.
— А ты слышишь меня? — спросил он. — Ты постоянно твердишь: «жестокость», «жертвоприношения», «страшные обряды». Прочитай что-нибудь без этих клише. Там была идея общности, поддержки, того, что человек не один.
— Поддержки? — Лана вскинула голову, и её глаза сузились. — Поддержки, когда тебя выгоняли, если ты не сделал, как велено? Или ещё хуже? Прекрасно, очень тепло, очень по-родственному.
— Ты всегда сводишь к худшему! — Фёдор вскочил с дивана, не в силах усидеть на месте. — Как будто там не было нормальных людей, обычных. Как будто все только и ждали, кого бы наказать.
— Я ничего не свожу, — возразила Лана, тоже поднимаясь, но медленнее. — Я занимаюсь этим профессионально, Фёдор. Я изучаю источники, анализирую раскопки. У меня нет цели идеализировать прошлое.
— А у меня есть цель понять, почему меня к этому тянет, — перебил он. — А ты каждый раз отмахиваешься: «ерунда», «сказки». Попробуй хоть раз взглянуть на это без презрения.
Лана выдохнула и посмотрела в сторону окна, где за стеклом мигали огни, а отражение свечи дрожало на витрине напротив.
— Я не презираю, — тихо сказала она. — Я просто боюсь, что ты всё глубже уходишь в это. И я не успеваю за тобой. Ты начинаешь видеть в прошлом какой-то идеальный мир, которого никогда не существовало.
Фёдор раздражённо провёл рукой по затылку, взъерошив волосы.
— Я знаю, что его не существовало! — воскликнул он. — Я не глупый. Просто есть что-то, что меня цепляет. Как будто я там нахожу ответы о себе, а здесь — нет. Вот и всё.
— Тогда так и скажи, — Лана повернулась к нему лицом. — Скажи, что тебе здесь плохо, что ты устал, что тебе хочется сбежать в мир, где нет жалоб, отчётов и проваленных проектов. Дело не в духах.
Он опустил взгляд на амулет, будто тот вдруг стал неподъёмно тяжёлым.
— Не сбежать, — пробормотал он. — Просто хочется верить, что жизнь может быть проще. Что можно опереться на что-то настоящее.
— А я? — Лана замолчала, подбирая слова, затем выдохнула и опустилась обратно на диван. — Я стараюсь быть этим «чем-то настоящим». Но иногда кажется, что ты смотришь сквозь меня. Не специально, просто тебя здесь нет.
Фёдор медленно сел рядом, и его плечи слегка опустились, словно он признал поражение.
— Я здесь, — серьёзно сказал он. — Просто иногда я путаюсь. Ты мне нужна. Я не спорю ради спора. Я хочу, чтобы ты поняла, почему меня это так волнует.
— Я понимаю, — ответила Лана, потирая пальцем край чашки. — Но мне больно, когда ты воспринимаешь мои доводы как атаку. Я не хочу тебя унизить или назвать глупым. Я хочу, чтобы ты видел реальность, а не только её красивую часть.
Туман стелился по земле так низко, что приходилось поднимать голову, чтобы разглядеть хоть что-то дальше собственного носа. Холод пробирался под одежду, а под ногтями пощипывало, словно кто-то насыпал туда льда. Лес вокруг выглядел однообразным: деревья, мох, грязь, туман. Единственное, что менялось, — это громкость звуков: рога то затихали, то снова разрывали тишину, будто кто-то яростно учился дуть в них.
Фёдор пробирался вперёд, спотыкаясь о корни деревьев. Он прижимал ладони к плечам, то ли защищаясь от холода, то ли пытаясь унять страх. Пальцы давно онемели от сырости и мороза.
— Лана, пожалуйста, иди ближе ко мне, — пробормотал он, цепляясь за ветку, чтобы не упасть. — Я совершенно ничего не вижу в этом проклятом тумане.
— А ты думаешь, я что-то вижу? — отозвалась Лана дрожащим голосом. — Я иду за тобой только потому, что, если пойду первой, я врежусь в дерево, упаду в яму или, не знаю, наткнусь на какого-нибудь медведя.
— На медведя? — Фёдор оглянулся, но разглядел лишь её смутный силуэт в сером мареве. — Какие тут могут быть медведи?
— В десятом веке? — переспросила она, сильнее обнимая себя руками. — Да кто угодно. И перестань притворяться, будто ты хоть что-то знаешь об этом лесу. Ты ничего не знаешь.
— Я не притворяюсь! — возмутился Фёдор, вскинув плечи. — Я просто пытаюсь не поддаваться панике.
— Это ты называешь «не поддаваться панике»? — Лана шагнула ближе, её дыхание холодило ему затылок. — Ты дважды чуть не упал, один раз врезался в куст и шепчешь что-то себе под нос.
— Я не шепчу! — возразил он, раздражённо сжимая кулаки.
— Шепчешь, — настаивала Лана, слегка передразнивая его дрожащим голосом. — «Это не должно было так случиться... это не так...» Я всё слышала.
Фёдор дёрнулся, сжал кулаки ещё сильнее.
— А что я должен говорить? — сорвался он. — «Ура, мы в прошлом»? Или что? Я в шоке, Лана! Мы оба в шоке!
— Да? А кто всё это начал? — выкрикнула она, протискиваясь к нему сбоку и хватая его за локоть, чтобы не потерять равновесие. — Кто решил устроить ритуал посреди квартиры? Кто сказал: «Я тебе покажу, как это работает»? Кто?
— Я не знал, что так получится! — Фёдор запнулся о корень, но устоял. — Я думал... ну, в худшем случае... мы что-то почувствуем. Символически.
— Символически? — голос Ланы сорвался почти на визг. — Символически мы бы, максимум, подрались у стола! А не оказались здесь!
— Хватит кричать! — Фёдор обернулся, хватая её за руку. — Прекрати! Они могут нас услышать!
Лана замерла, её дыхание сбилось.
— Они... — она вслушалась в звуки леса. — Ты думаешь, это действительно люди?
— Я... — Фёдор провёл рукой по лицу, стирая влагу тумана с ресниц. — Я не знаю. Но звуки очень... очень настоящие. Это не колонки, не запись. И ты слышала крики? Они звучали... несовременно.
Лана быстро замотала головой.
— Нет, нет, это, возможно... не знаю... съёмки фильма, — предположила она. — Или фестиваль. Или ты втянул нас в какую-то чёртову реконструкцию...
— В три часа ночи? В лесу? Без света? — Фёдор вскинул руки. — И что, все статисты решили раздеться, взять факелы и бегать по грязи?
— Я не знаю! — Лана подалась ближе, почти уткнувшись лбом в его плечо. — Я пытаюсь придумать хоть какое-то объяснение, Фёдор! Хоть что-нибудь!
— Лана... — Фёдор выдохнул, словно из него выбили воздух. — Я тоже пытаюсь.
Несколько секунд они только дышали — шумно, прерывисто. Лес дышал вместе с ними, сыро и тяжело.
— Посмотри, — Лана указала на землю. — Обрати внимание на это. Это не парк. Это не искусственные посадки. Это настоящий, дикий, влажный лес. Под Киевом таких мест нет — ни рядом с городом, ни дальше. Здесь грунт совсем другой, видишь? Земля как глина, у нас такого уже не встретишь.
— Ты что, теперь учёный по почвам? — буркнул Фёдор, но всё же присел и тронул землю. — Хотя... да, ты права. Она странная. Очень странная.
— И мох... — Лана присела рядом, нервно коснувшись зелёного покрова. — Это не тот мох, что растёт у нас. Он старый, дикий. Его почти нигде не найдёшь.
— То есть ты хочешь сказать, что мы действительно... — начал Фёдор.
Лана резко выпрямилась.
— Я ничего не хочу говорить! — выкрикнула она. — Я хочу домой! Я хочу открыть дверь и увидеть нашу кухню! Я хочу чай, плед и нормальный воздух! А не это!
— И я хочу! — Фёдор повысил голос. — Думаешь, мне это нравится? Думаешь, я хотел оказаться здесь? Я люблю историю, но не настолько, чтобы, чёрт возьми, прыгать в неё!
— А что ты сделал? — прошипела Лана.
— Я не знал, что так будет! — Фёдор прижал руки к груди, словно пытаясь согреться. — Я не знал! Это был просто... просто...
— Ритуал, — перебила Лана. — Твой проклятый ритуал. В твоей голове он был романтичным и красивым, да? Как всё, что ты любишь. А теперь — вот это.
Фёдор опустил голову.
— Я... — тихо произнёс он. — Я не думал, что Навь... — он сглотнул. — Не думал, что она вообще существует.
— А я думала, ты не настолько глуп, чтобы это проверять, — резко ответила Лана.
Фёдор вскинулся.
— Спасибо, — язвительно сказал он. — Очень поддержала.
— Я не поддерживаю! — Лана почти ткнула пальцем ему в грудь. — Я пытаюсь понять, как нам выжить!
Фёдор растерянно моргнул.
— Выжить? — переспросил он. — Да ладно... мы просто найдём людей. Спросим. Объясним. Скажем, что заблудились.
— В современной одежде, — холодно уточнила Лана. — На незнакомом языке. В лесу, где кричат мужчины с факелами. В десятом веке, если это правда.
Фёдор сглотнул, его лицо побледнело.
— Ну... можно сказать, что мы... купцы, — предложил он. — Или путешественники...
— В кроссовках, Фёдор? — Лана вскинула ногу, показывая грязный кроссовок. — В чёртовых кроссовках?
Фёдор уставился на свою обувь, и вид современных подошв среди древней грязи выглядел нелепо.
— Ну... — выдавил он. — Не идеально, конечно...