Волшебный крендель

Глава 1. Я так этого ждала

«Наконец-то этот день настал! Даже и не верится!»

Проснувшись, я быстро села в своей кровати, проверила число и облегченно вздохнула:

«Да, это сегодня!».

Даже не потянувшись вскочила и босыми ногами прошлепала прямо к туалетному столику.

‒ Сегодня можно все! ‒ захотелось мне закричать вслух, что я и сделала. Чтобы не сглазить — высунула язык и посмотрела на себя в зеркало:

«Ну какая же я молодец».

Нет, в моих мыслях нет ничего дурного или криминального. Мне хочется хотя бы на один день ощутить себя королевой ‒ той, что важнее всех. Красивая, уверенная в себе, вершащая судьбы других...

Набрав в легкие побольше воздуха, я задержала вдох в груди и... дала волю фантазии.

… Вот бежит служанка, торопится плести мне косы, мужчины-прислужники взбивают ванну и готовят для меня шелковый пеньюар. Они будут меня купать, а я только знай ‒ подавай им руки да ноги, да проси водичку погорячее…

Я читала, что раньше слуги носили воду в больших кувшинах, мучались, с ног сбивались —все делалось для особ благородных кровей. Чтобы они могли принять ванну, понежиться, отдохнуть от своих безумно важных царских дел. Непросто это было для рабов, но что же теперь ‒ королевское удовольствие того стоит!

Искупавшись, можно и платье на кринолине надеть, шляпку с лентами, и чтобы на шее красовался пышный бант. Самой завязывать мне было бы лень, да и руки не из того места растут, но слуги в помощь ‒ они все сделают за меня! Как же удобно жилось-то…

‒ А я не против тебя искупать, Ангелина, царица моя, ‒ однажды мне предложил Сева, мой парень. ‒ Тебе понравится.

Несмотря на яркую внешность я всегда считала себя девушкой строгих правил. Да, я обожаю мужское внимание, но заполучить меня сможет только принц!

‒ И никак не меньше, ‒ за бокалом вина говорила я как-то сказала Ольге. ‒ Или король, это даже лучше.

‒ А где ты его найдешь в наши дни-то? ‒ подруга попробовала вставить логический аргумент.

‒ За меня не беспокойся. Уж я-то найду!

С Севой мы начали встречаться недавно. Я была от него без ума, но даже подружке об этом не проболталась. Не хотелось, чтобы все тут же начали меня сватать замуж.

А Сева был из терпеливых и делал вид, что позволяет вить из себя веревки.

‒ Можно, конечно, и силой попробовать, но я хочу, чтобы она сама меня умоляла, ‒ говорил он парням на мальчишнике. Мне об этом рассказал его знакомый.

‒ Можешь и не дождаться, ‒ ухмыльнулся однокурсник.

‒ Она моя. Это решено, ‒ отрезал Сева.

Никто ему перечить не стал.

Как-то раз целуя его, я резко остановилась. Не понимая в чем дело он посмотрел на меня. Я нежно приблизлась вновь, вдохнула аромат духов, наши губы соприкоснулись ‒ и еще раз отстранилась, но у же ненадолго. Кончик моего языка скользил по его верхней губе, как бы дразня, и эта приманка стала действеннее других...

Мы целовались так долго, что за это время успел закипеть чайник. И только его настойчивый свист заставил нас прерваться.

— Ты распаляешь меня, Энжи, — хрипло говорил он, но в его движениях не было и намека на пошлость. — Моя кровь сейчас — словно разгоряченная лава вулкана, малышка...

Я обожала, когда он вместо простого «Ангелина» называл меня на иностранный манер. Правда, изначально такое я придумала сама, но Сева сразу подхватил идею и часто величал меня королевой Энжи.

Приятно!

Мы начали встречаться недавно и Севе я ничего запретного не позволяла. В основном мы гуляли, но даже те свидания, что проходили наедине, заканчивались чисто и невинно.

Я не хотела просто так сдаваться парню в стенах простой съемной двушки. Хоть и в квартире кроме меня никто не жил, родители оплачивали съемную, тем не менее ‒ хотелось обставить все по красоте.

Сева покорил мое сердце сразу. Уверенный в себе, крепкого телосложения ‒ он был самым красивым парнем в университете.

«Во всем мире... Нет, во всем королевстве!» ‒ говорила я своей лучшей подружке — своему отражению в зеркале.

По вечерам ложась спать я представляла, как его крепкие руки развязывают бант на моей шляпке. Сильные пальцы быстрым движением распускают узел ‒ так резко, что хочется вздрогнуть. Шляпка неуклюже летит на пол, одной рукой он обнимает за талию, а второй ‒ нежно гладит шею.

Губы соприкасаются в горячем поцелуе…

‒ Я хочу быть твоим слугой, когда ты купаешься, ‒ Сева смотрел серьезно и продолжал, ‒ хочешь, я рукомойник повешу? Будет аутентично, а хочешь ‒ даже большой кувшин принесу! Главное, соседей не затопить!

С ним мне было весело и я чувствовала себя самой счастливой на свете.

Доходило до смешного: парень как-то специально облил меня чаем. Мы сидели на кухне и целомудренно пили чай.

Есть у меня такой излюбленный приемчик: я просто обожаю приводить парней домой, те уже всякого себе напридумывают, подготовятся ‒ а я им:

‒ Чайку будешь? Могу кофе сварить, если пожелаешь.

Сева терпеливо соглашался на чай и каждый раз от чаепития мы переходили к поцелуям.

В тот день я уютно расположилась в стареньком хозяйском кресле. Обычно я сидела на табуретке, а тут уселась в кресло, объяснив это по-простому: «чтобы лучше тебя виде-е-е-еть». Сева сделал вид, что ему надо пройти в коридор, встал, с чашкой в руке и проходя мимо задел мой тонкий локоть своим бедром.

Теплый напиток пролился прямо на низ моего живота.

Взвизгнув, я бросила на парня гневный взгляд, а потом удивилась сама себе:

‒ Как же хорошо! Как прияяяятно, он такой теплый и, кажется, проникает везде… ‒ я смотрела на Севу, но он даже и не подумал подойти ближе.

Встал в профиль у окна так, чтобы я могла видеть очертания его набухшего достоинства ‒ джинсы не смогли этого скрыть. Повернул голову на меня, улыбаясь подошел, подал руку и резким рывком поднял меня с кресла. Мои глаза оказались в миллиметре от его губ.

Указательным пальцем он приподнял мой подбородок и наши глаза встретились:

Глава 2. Где я?

‒ Она что, спит? ‒ женский голос говорил прямо у моего уха.

‒ Да, видишь же, что спрашиваешь, ‒ тоже женский, но более грубый и уже не так бережно.

‒ Какой сон крепкий, мне бы такой, ‒ опять говорила та, первая. Наверное, это Лиза пришла навестить.

‒ А то ты не дрыхнешь до обеда, когда тебе позволишь!

‒ Я не дрыхну, между прочим.

«И чего они у моей постели забыли?»

Глаза открывать не хотелось и я продолжала лежать.

А вообще хорошая идея как можно дольше притворяться спящей, послушать что о тебе говорят подруги, как обсуждают.

‒ Смотри какие у нее волосы…

‒ Ага, темный, а потом светлее, практически белый, какой необыкновенный…

‒ А тут как намешано, ‒ и кто-то потрогал за волосы, ‒ как искры огня цветом, а на ощупь жесткие какие-то.

Ну это уже слишком! Так внаглую обсуждать мой цвет волос. Я не выдержала и не открывая глаз громко заговорила:

‒ Да, корни отрасли, эка невидаль, — я была довольная, что вставила старорусское словцо. — Блонд взял родной цвет, а рыжий вот не перекрыл, да и вообще ‒ а чего это я перед вами оправды...

От ужаса я резко села в кровати. С животным интересом на меня смотрели две незнакомые физиономии. Судя по выражениям их лиц — малоразвитые, а значит опасные. Сердце бешено заколотилось.

‒ Она живая! Она проснулась! ‒ закричали они разом и забегали, как стадо домашних коров: то вперед, то назад, не сводя с меня глаз, словно до смерти боялись выпустить меня из поля зрения.

‒ Идите ко мне, негодницы! ‒ и две страшненьких девицы быстро убежали на зов.

Я осмотрелась: просторная светлая комната, потолок так далеко, что его даже не видно. Напротив ‒ высокая кровать под балдахином, но этот балдахин имел несуразный вид. Маленький, ткань скомканная и мятая, местами даже рваная.

Голову пекло и словно разрывало на половинки. Щеки горели огнем, глаза, казалось, сейчас закроются. Место было явно незнакомым. Дыхание становилось сбивчивым, ноги начали дрожать…

«Ну успокойся, это тебе все кажется. Все будет хорошо» ‒ попробовала я стандартный самообман, который советуют психологи. Обычно это давало неплохой результат, вот и сейчас дрожь в руках постепенно начала униматься.

«Да, я помню, что вчера мне стало дурно. Я уехала, прилегла дома. Значит, доехала... Но вот как именно ехала — убей не помню. Видно, упала в обморок и меня отвезли в больницу. Дорогую, королевскую», ‒ разве что такое приходило на ум.

Но поверить в это было практически нереально.

Окружающий интерьер вот никак не соответствовал больнице. Под потолком виднелись балки, затянутые паутиной, в углу стоял сундук. Однако, высокая кровать под балдахином все же радовала взор, и раз уж я оказалась тут — решила перебраться в нее.

Я встала, огляделась, все это время подо мной была жалкая вытертая подстилка наподобие той, что в подъезде стелят для заблудшей собаки.

Балдахин угрожающе нависал, сама кровать оказалась жесткой и просиженной. Грубая ткань покрывала неприятно терлась о голые ноги, а сам балдахин был усеян трупами мошек.

«Где я? И если это больница, то почему такая жуткая антисанитария? И этот запах…»

Сидеть на перине было жестко, казалось, что поверх досок просто положили старый тюфяк и покрыли мягкими покрывалами.

Тело стало знобить, на лбу появилась испарина. Старательно прогнав от себя пугающие мысли, я сосредоточилась на одном: Сева скоро придет и я буду в безопасности.

Я представила его. Здесь, рядом с собой, на кровати под балдахином. Он прикасается горячими губами к моему запястью, пульсирующей венке на сгибе локтя, поднимается до плеча…

Мне стало жарко, а потому я представила воображаемых слуг. Я представила, как они опахивают меня веерами. Как трогают мои самые нежные и эрогенные места. «Там горячее всего» — говорят они друг другу, обнажая то, что между моих ножек. Самые красивые из мужчин приникают к моему лону и начинают нежно целовать.

До меня стало доходить, что температура жарит под сорок, а потому все привидевшееся вполне можно объяснить температурным бредом.

‒ Мороженое, хочу мороженое, ‒ и я представила ледяное эскимо. От одной такой мысли мне стало холодно и я забралась под одеялки.

Простынь была шершавая, словно вся в катышках, но что интересно — под одеялом была гора маленьких подушечек. С наслаждением укутавшись в них, я закрыла глаза и расслабилась, дала волю бредовой фантазии.

«Вот-вот прибегут слуги ‒ та девчонка с испуганными глазами, к примеру, и на ее подносе будет красоваться золотой графин, наполненный вином и пара кистей сочного винограда».

‒ Никого здесь нет, что за шутки?

Слышу незнакомый мне голос. Похоже, опять галлюцинации.

‒ Только что была, — послышался уже знакомый голос.

«Да еще и какие явные глюки, даже голоса различаются».

Голова, казалось, вот-вот лопнет. Почему лекарство не действует?

‒ Ищи давай, что стоишь!

Громкий ор раздался прямо над моим ухом:

‒ А-а-а-а-а!!! Вот она!

Крик был такой душераздирающий, что пришлось открыть глаза. Орала та самая чумазая девка с тупым выражением лица. Она же вела за собой невысокую тучную женщину, облаченную во рванье.

‒ Ой, ‒ осеклась девица и ее глаза от страха расширились, а голова втянулась в плечи. ‒ Честное слово…

‒ В кровати??? ‒ завопил зычный голос этой гром-бабы да так громко, что зазвенело в ушах! ‒ Так, с тобой я потом разберусь. А ты…

Тетка набросилась на меня, словно бульдог на мясистую косточку.

‒ Ну-ка кышь отсюда, воровка! ‒ с этими словами толстуха резко сорвала с меня все одеяла и я лихорадочно поежилась.

‒ А-а-ах! Платье, ‒ протянул робкий голос поодаль.

‒ Еще какое платье, краденое, конечно же!

Несколько секунд эта странная тройка стояла и таращилась на меня. Я понимала, что надо сказать хоть слово, тогда видение растает, но сил пошевелить губами нет.

Во рту пересохло, слова, запнувшись о сухие губы, так и остались непроизнесенными.

Глава 3. Наблюдаю за поркой

От щекотки хотелось скрутиться, как котенок: мягкое перышко ласкало кожу щиколотки, взбираясь все выше. Вот уже по коленке, теперь по руке — тыльной части локтя, по щеке...

— Сева!

Сквозь сон слышу, как сипло звучит мой голос и открываю глаза.

В миллиметре от моего носа серая мягкая игрушка. Каждый ее волосок смотрится так натурально, словно она настоящая.

Миг — и крысиный хвост пронесся мимо, а я покрылась мурашками и испариной.

«Крыса!» ‒ и сердце часто застучало.

От ужаса я рывком села и глаза мои округлились: оказалось, что я сижу на полу в окружении гор белья с красно-коричневыми разводами. Голова кружится, лихорадочно пытаюсь унять дрожь в теле, делаю глубокий вдох и ощущаю мерзкий запах нечистот.

‒ Где я, ‒ говорю вслух, но очень тихо. Ответа не последовало.

Неторопливо поднимаюсь на ноги, встаю и перешагиваю через тряпичные заграждения. Смотрю на свои ноги, а потом и на саму себя я вижу, что одета в серую длинную сорочку несвежего вида. Моего оранжевого платья нигде нет.

«Где мой телефон? Надо срочно позвонить… Пусть заберет…»

Мысли зреют моментально, от ужаса тело начинает слушаться, даже голова перестает кружиться. Я заметалась в поисках телефона, но ни на подстилке, ни под ней его нет.

Торопливо подношу руку к груди и хоть тут успокоенно выдыхаю: медальон на месте. Видно, приняли за безделушку. Слава богам!

Пальцы ног подбираю под себя, стоять босиком на каменном полу холодно, а обуви нигде не наблюдается. В комнате темно и сыро, свет проникает из крохотных окон, расположенных вверху и оттуда же дует ветер.

На грязные тряпки смотреть противно, но деваться некуда, от холода уже начинают стучать зубы.

Перебирая одну рвань за другой я принимаюсь искать что можно набросить на плечи. Наспех хватаю самую мягкую тряпочку из всех и замечаю на ней дурно-пахнущие разводы. К горлу подкатывает тошнота и я быстро отворачиваюсь, чтобы сдержать позывы рвоты.

Комната маленькая, не больше пяти шагов в ширину и десятка в длину. Бродя по ней, я подхожу к тому же месту, на котором спала.

При ближайшем рассмотрении понимаю, что это гнусная времянка, словно у туземцев в Африке. По-другому и не назовешь. Вместе с тем в комнате есть большая прочная кровать, скроенная из неровных деревяшек. Она стоит у стены неподалеку от окна.

Мое внимание привлек грубый, наподобие лавки, стол. Светлая ткань на нем, видимо, служит скатертью, но очень уж грязной — вся усеяна пятнами и дырками, кое-где на ней виднеются капли воска. Поодаль свеча, скорее, огрызок свечи, воткнутый в нечто каменное по типу подсвечника.

На потолке нет люстры, а только палки, подхваченные паутиной.

‒ Явира, Рогната, ‒ послышался громкий голос, знакомый еще со вчера. ‒ А ну-ка быстро ко мне. Получите сейчас!

Слышу топот ног и всхлипы, перемежающиеся бесконечным «ну пожалуйста». Голоса удаляются и уже мало слышны и я тихо приоткрываю дверь и выхожу из комнаты.

Громадный коридор! Такие я видела только на картинках с древними замками. Сверху пробивается свет и рассеивается по коридору, не доходя до пола. Царит полумрак, но не тот, что приятно согревает, а леденящий и мрачный. К тому же в коридоре пахнет не лучше, чем в комнате и на порядок холоднее.

Заслышав те же голоса иду на звук. Коридоры пустынны, только один раз вдалеке я увидела фигуру человека и быстро спряталась за каменный выступ.

Чем ближе я подхожу к источнику звука, тем смешнее рисую картину в своем воспаленным от бреда мозгу. Шорохи, слышится низкий голос, что-то недовольно выговаривающий, и всхлипы, будто кого-то заставили чистить лук. Я и сама частенько плакала, когда снимала с него кожицу и начинала крошить.

А вот кто-то, наверное, взбивает подушки ‒ раз, два, три!

‒ Ну, с тобой покончено! Ты все поняла? ‒ слышится тот же голос, ‒ Теперь следующая: Рогната!

До ушей донесся протяжный рев и в приоткрытую щелочку двери я вижу, как одну из девчонок суровая гром-баба бросает на лавку.

Девчонка абсолютно голенькая: плотное коренастое тельце, пухлый широкий зад. Она лежит и даже не стесняется своего положения. Ноги расслаблены, голова повернута набок. Я вижу спокойное выражение лица.

Первый же удар веником пришелся на ее мягкую расслабленную попу.

— Ай! — девочка взвизгнула и попыталась прикрыть ягодицы руками. Но тут же опасливо отдернула руки.

Видимо, так делать нельзя.

‒ Это я еще по-хорошему, по-доброму, а вы орете как свиньи заколотые, могли бы уж смолчать!

Следующий удар пришелся опять по ягодицам, но уже с акцентом на другую сторону. Попка девушки раскраснелась, это стало видно даже издалека.

Девчушка вцепилась руками в скамейку и принялась вертеть головой от сильной боли.

— Бооольнооо....Ааааа.

Веник продолжал усердно раскрашивать девичье тело. Попка уже становится бордовой от ударов и девчушка принимается ею вертеть.

— Довертишься щас! Ляг ровно!

И гром-баба со всей своей дури прикладывает веником к ее спине.

— Аааа, — девчонка начинает протяжно визжать.

Но женщина ее совсем не слушает. Она продолжает истязать тело бедняжки и даже не думает ее жалеть.

Взмах руки был полным силы, удар приходился на широкую оголенную спину. После каждого удара служанка всем телом начинает трястись и подвывать. Другая стоит неподалеку, поправляя одежду.

«Ее тоже, похоже, пороли, ‒ дошло до меня. ‒ Куда же я попала...?»

Наказание подошло к концу, девушка, которую звали Рогнатой, уже встала и принялась одеваться.

Взглянув на их лица, я вдруг четко осознала: такое мероприятие для них в норме вещей. Они не были потрясены, обижены или унижены. Их круглые мордочки ничего особенного не выражали, а крепкие спины даже не обзавелись царапинами.

«С моей нежной кожей такое бы не прошло. До крови было бы» ‒ пронеслась мысль в голове и я тот час отпрянула от щелки, чтобы остаться незамеченной.

Быстро, стараясь не топать босыми ногами, я бегу в комнату.

Глава 4. Чудовищный доктор

‒ Вот, сюда вот, ‒ сердце заколотилось, этот голос я уже хорошо распознаю.

Молниеносно кидаюсь к лежанке и притворяюсь спящей. Благо в комнате темно и плохо видно.

‒ Вот она, лекарь. Я уходила ‒ оставила ее лежать, так и лежит с тех пор, бедняжка. Жар у нее, лоб горячий, я трогала, ‒ ощущаю шершавую ладонь на своем бедном лбу, ‒ Горячая!

Я чувствую себя уже вполне хорошо, но решаю отмолчаться. А то еще до крови запорет.

Не открывая глаз ощущаю, как к моей лежанке подходит кто-то еще. Волна гнилостного запаха окатывает меня с ног до головы и я задерживаю дыхание, чтобы унять тошноту.

Чувствую прикосновение к лицу — подошедший выворачивает костлявыми пальцами мою щеку.

‒ У нее сильнейшая горячка, таких горячих я за всю практику не встречал, ‒ говорит пожилой мужской голос. У него тоже проскальзывают свистящие согласные.

‒ Ее кожа бледна, она вот-вот умрет. Подайте свечу, ‒ приказывает врач.

Женщина заметалась и у своей щеки я ощутила тепло огня.

‒ Да, горячая и бледная, ей уже не помочь!

‒ Да сделайте же что-нибудь! ‒ голос женщины задрожал, ‒ что вы смотрите!

Доктор велит Брунхильде держать свечу, а сам двумя руками обхватывает мою голову. Я чувствую, как он расщепляет мне веки и как гром среди ясного неба слышу громкое «Аа-а-ах», раскатившееся на всю комнату.

‒ Что у нее с глазами? Кто это?

Врач недоуменно смотрит на женщину и ждет ответа. Брунхильда натужно зарыдала, ее зычный голос наполняет комнату и, кажется, разрывает ее на части.

‒ Я не знаю, как ее лечить. Я такое впервые вижу.

Доктор собирает свои вещи и я сдерживаю вздох радости:

«Сейчас уйдет».

Едва он доходит до дверей, Брунхильда бросается за ним.

«Прошу пожалуйста... Мне не к кому больше обратиться... Все надежда только на...»

До меня долетают обрывки ее слов, она всячески умоляет и приводит его, все-таки, обратно.

Нехотя, мужчина возвращается и я бросаю на него взгляд, полный уверенности. Я расхрабрилась, было, попросить у него помощи, но заглядываю в его глаза… и меня прошиб пот. Они точно такие же, как и на портретах. Обычный с виду глаз прорезает узкий вертикальный зрачок.

Как у хищника. Как у зверя.

Перевожу взгляд на хозяйку комнаты и тело покрывается мурашками.

‒ Ах, древние владыки драконов, ‒ хватаясь за сердце начала причитать она. ‒ Да что же ты такое, милочка?

Я продолжаю молчать. Ситуация вырисовывается нехорошая, чтобы прямо не сказать опасная.

‒ Откуда это у вас? ‒ мужчина упирал на слово «это».

‒ Э… ‒ Брунхильда быстро принимается тараторить, ‒ я ее забирала у других хозяев, не нужна она им стала. Вот, договорилась, что поеду за ней, а она вчера сама пришла. Долго шла, видимо, вот и лежит больная.

Строгий взгляд мужчины заставил меня сжаться в комочек и покрыться холодным липким потом.

Он поднес свою руку к моему лицу и провел когтем по щеке. Неприятно, но не больно, однако я дернулась и движение когтя тут же прекратилось.

‒ Я не вижу у нее чешуек, ‒ говорит он таким тоном, словно осматривает инопланетного гостя.

Теперь его руки полезли мне в рот, раскрывая его. Мне стало страшно: а вдруг они сейчас вырвут мне язык или примутся расшатывать зубы? От ужаса тошнота подкатила прямиком к горлу. Силой воли я отвлеклась, боясь рвотного позыва, и это еле-еле сработало.

Врач пихал свой когтистый палец мне между губ, а потом и зубов. Мерзкий, как червяк и шершавый как пемза, его палец проник мне в рот и принялся удерживать его в открытом положении. Ощутив на языке его коготь я закашлялась, от чего глаза наполнились слезами.

‒ Она плачет, ‒ Брунхильда принялась гладить меня по голове.

‒ По-видимому, ей болезненны наши прикосновения. У нее кожа такая тонкая, что может легко рваться даже просто так, ‒ заметил врач.

‒ Тебе больно, милочка моя? ‒ такой внимательной гром-бабу было не представить.

‒ А она понимает нашу речь? ‒ спросил врач.

Не дожидаясь ответа, он переворачивает меня лицом вниз, на живот, и тянет вверх сорочку. Сердце колотится так, что кажется, будто я вот-вот подпрыгну вверх от силы его ударов. «Что делать, если он сейчас полезет ко мне?»

Противиться было до одури страшно и я решила ждать до последнего. Сорочка была задрана до самой шеи и новый вздох удивления сотряс комнату.

‒ Вот, видите, ‒ грубо взревел доктор, ‒ у нее спина как пустыня. У нее никогда не было в предках драконов!

До меня начал доходить смысл происходящего. Слова врача, картины людей-драконов в коридоре и то полотно, где был большой главный дракон во всем своем величии. Видимо, это их общий предок.

Я читала про них в дамских книжках, но там все драконы, как на подбор, были милы и красивы. А эти...

Ощущение бритвы, чертившей полоску вдоль позвоночника, прерывает мой мысленный поток.

‒ А-а-а-ай, больно! ‒ срывается у меня с губ и коготь тут же перестает меня мучить.

‒ Так ты все понимаешь, детка? Я же говорила, ‒ быстро затараторила Брунхильда Вихреворот, ‒ что она как и мы, просто чуть другая.

Новоявленная родственница на глазах повеселела. Она радостно обняла доктора на прощанье и закрыла за ним дверь.

‒ Так, красотка глазастая, давай рассказывай кто ты и откуда.

В интонации Брунхильды я улавливаю позитивный оттенок и понимаю, что пока угрозы нет.

«Включить дурочку, ‒ промелькнуло в голове. ‒ Постараться понравиться».

‒ Я долго шла… ‒ я заговорила деланно рассматривая стены.

‒ Откуда и куда?

‒ Я росла без матери, ‒ я решила играть на материнских чувствах, ‒ а потом узнала, что она у меня есть. Вот и пошла искать.

‒ Кто тебе указал на меня?

Пришлось собрать весь свой талант, чтобы сыграть роль экспромтом. Руки тряслись, голос дрожал, я поднесла правую руку к сердцу и троекратно похлопала.

— Сердце указало, — все, что оставалось мне сказать и надеяться, что сердце у драконов там же где и у людей.

Глава 5. Новая работа

Ночь прошла спокойно. Брунхильда больше ничего не говорила, но смотрела на меня по-доброму. Я понимала, что долго удерживать ее хорошее расположение не удастся, тем более что передо мной ‒ настоящие живые потомки драконов.

На протяжении всей ночи я так и не сомкнула глаз. Мне хотелось есть, ведь за вчерашний день я не съела ни крошки. В голове то и дело мелькал образ то жареной картошечки, то простого обычного хлеба. Хотя бы краюшку, хоть кусочек...

Тело просило нормальной кровати, теплого мягкого одеяла, ортопедической подушки, на которой я привыкла спать, пледа, чтобы укутать ножки. Да и вообще ‒ очень хотелось домой.

В голове мешались мысли одна тяжелее другой, тело коробило от воспоминаний сегодняшнего дня, а мозг разрывался от вопроса: что дальше?

Сквозь маленькое окно под самым потолком стал пробиваться свет. Сейчас больше всего мне захотелось, чтобы в него залез Сева. Тогда сразу все станет хорошо!

Проснувшись, хозяйка комнаты заправила постель, порылась в шкафу и подошла ко мне. Волна мурашек пробежала по спине, я инстинктивно сжалась и опустила глаза.

‒ Одевайся, пойдем, ‒ она бросает коричневые тряпки и два маленьких мешочка. С тряпками я кое-как разобралась, а мешки взяла в руки.

‒ Ты босиком пойдешь?

Оказывается, эти легкие тряпичные мешочки ‒ нечто ботинок, жалкое их подобие. Кое-как одевшись и спрятав под одежды свой медальон, я молча отправляюсь следом.

Из маленького коридора мы вышли в большой и начали спускаться вниз. Ступеньки здесь настолько крутые, что я дважды чуть не упала. Тем более эти странные носки не отличаются удобством. Но в них теплее, чем босиком.

Мы заходим в просторную комнату и я вдыхаю запах слегка подпорченной пиццы. Не самый приятный, но мой желудок все же будоражит.

Я не ела уже непойми сколько. И я очень хочу есть.

‒ Вот, привела вам помощницу.

‒ Откуда и что умеет? ‒ спрашивает приземистый мужчина, помешивающий варево в кастрюле. От нее пахнет уже приятнее и я чуть не бросилась к чану с едой.

‒ Умеет, посмотрите сами, ‒ отвертелась она от ответа.

Мужчина осматривает меня сверху вниз, потом наоборот ‒ снизу вверх и взгляд его задерживается на моих глазах.

‒ Что это такое?

Я не знала что ответить, но, видно, Брунхильда Вихреворот ожидала подобных вопросов и быстро сказала:

«Не лезь не в свое дело. Потом я все расскажу».

С этими словами она уходит и я остаюсь одна.

В помещении светло, окна простираются сверху и до уровня стола. Я посмотрела в окно и застыла от недоумения: рыжая пустыня, скалы, белесое небо. Багряные тона переливаются с пыльной рыжиной и не имеют ничего общего с летом, с молоденькой зеленью, под которой я совсем недавно наделала десяток селфи.

Посреди помещения большой стол, похожий на лавку. В комнате столик похожий, но раза в четыре меньше.

«А тут широкий, может сесть большая компания», ‒ прокрутилось у меня в голове и я невольно представила, как Ирка, Ольга и Лиза пришли сюда, сели и вольготно расположились.

«Ну уж нет, я в таком плохом виде, нечего им смотреть. Вот когда займу трон королевы ‒ обязательно позову».

Мужчина сделал вид, будто меня не замечает. Минута, вторая, третья... А я все стою как истукан.

Из соседнего помещения зашла девушка и присвистывая заговорила о копчении мяса. Повар приказал ей идти и исправлять ошибку и отвесил увесистый щелбан.

«Вот это обычаи, вот это нормы… ‒ я стараюсь не выдать своих мыслей, но сердце все больше сжимается и колет. — Как мне тут выжить?»

‒ Суп будешь?

От неожиданности мои глаза вспыхнули.

‒ Буду, ‒ как можно более кротко сказала я и быстро закивала.

‒ А то вон какая бледная вся, еле стоишь, свалишься мне тут в печь, вылавливай потом тебя.

Повар с интересом рассматривал сначала мое лицо, потом фигуру. Решил, наверное, чисто по-человечьи, то есть по-драконьи, в общем… душевно со мной общаться. Запутавшись в определениях, я поняла, что ум стоит на время отключить, чтобы попросту не свихнуться.

Вместо привычной ресторанной порции мне подали глубокую миску, полную мясного бульона. Из большой каменной тарелки торчала увесистая кость. Ну слава богу, что не глаз какой-нибудь или, чего хуже, червей тарелка.

Одним махом я осушила миску с бульоном, не пользуясь столовым прибором. А кость взяла в руки и принялась вгрызаться в нее зубами. Вкус немного горьковат, но такие нюансы сейчас интересуют меньше всего.

С аппетитом уминаю кость и пытаюсь ни о чем не думать. Но мысли сами собой кипят в моей бедной уставшей голове:

«Может покормят меня ‒ и на убой...»

Поев, я спрашиваю:

— Где можно помыть за собой посуду?

И направляюсь в помещение.

Темно, холодно. Каменистый пол и потолок. Такое тут везде, пора бы уже и привыкнуть. Но каждый раз видя каменный грот я, невольно, боюсь упасть и разбить бошку.

В помещении несколько девушек, они сидят около железных чанов. Трут посуду и разговаривают, время от времени смеются, скатываясь в грубое гы-гы-гы.

‒ Вот вам новенькая, ‒ повар завел меня в помещение и представил, хлопнув по плечу. ‒ Не надо на нее таращиться. Она такая, ‒ он развел руки в стороны, пожал плечами и ушел.

Я стою, не понимая куда идти.

‒ Чего встала? Вон свободный бак с водой.

Прохожу, куда указали, бак действительно свободен. Вода мутная, со следами жира и остатками пищи. Наспех сполоснув свою миску я, скрывая отвращение, вышла из помещения.

‒ Вот, помыла, ‒ протягиваю чистую тарелку повару.

Но тот хохотнул:

‒ Иди работай, тупица! ‒ и отвешивает теперь уже мне болезненный подзатыльник.

Я еле сдержалась, чтобы не заорать и, глотая слезы, направилась обратно.

Под смех работниц подхожу к баку и принимаюсь искать что нужно мыть.

‒ Вон, гора посуды, ‒ указывает одна из девушек. ‒ Пока всю не вымоешь ‒ никуда не пойдешь. ‒ А мы с тобой, ‒ говорит она, обращаясь к коллеге, ‒ пойдем погуляем.

Глава 6. Фирелион

‒ Просыпайтесь, ‒ доносится далекий голос. ‒ Вы просили разбудить вас к обеду, Ваше Величество! ‒ рука мягко покачивает за плечо, не давая уснуть снова.

‒ Ауреллиус, ‒ нехотя произношу имя слуги, ‒ слишком рано!

Потянувшись, оглядываю темную комнату и собираюсь обратно уложить голову на подушку, но покорный слуга уже отодвигает плотную портьеру и впусткает в комнату солнечный свет.

Солнце светит вовсю, а значит, день начался и, по-видимому, уже давно.

Усевшись в кровати, я припомнил вчерашний день: совет Старейшин, где я с пылом говорил о делах своего королевства Арроганс. Мои слова были так красивы и убедительны, что в них должен был поверить каждый ‒ на то и расчет. Однако, мудрые глаза Старейшин, казалось, смотрят сквозь меня и видят настоящее положение дел.

«Они все отлично знают, но пока не подали виду. Просто дали мне еще немного времени».

Я понимал, что врать им не стоит, но другого выхода нет.

Пока нет.

Каждое утро я встречал с надеждой и ждал: Древо Вечности просто обязано завязать Ветку Завязи. В противном случае, меня, как короля фиранцев, попросту свергнут с престола, ведь я не выполнил своего обещания, а только ухудшил положение дел.

Когда я только всходил на королевский престол ‒ клялся на Совете Старейшин, что численность фиранцев, драконов Огненной расы, будет пополняться.

А что на деле?

Пожилые представители Огненной расы уходят навсегда за Ту Сторону. А Линза Времени показывает, что за последние сто десять лет в королевстве Арроганс не родилось ни одного малыша.

Вчера короли государств выступали перед Старейшинами, а потом была увеселительная часть. Слуги накрывали столы, уставляли их чарками, полными меда и огня. На серебряных и золоченых подносах подавались аппетитные блюда, приготовленные специально для пиршества.

Я не притронулся ни к одному, только чарку с пьянящим напитком осушил до дна.

Ярко-красная королевская мантия волочилась, поднимая крошечные торнадо из песка. Под мантией сегодня я был одет просто. Статность фигуры, доставшаяся от предков Огненных Драконов, позволяет мне даже в простых одеждах выглядеть по-королевски. Высокий рост, крепкие плечи, на которые засматриваются принцессы других королевств...

Властные черты лица, правда, несколько пугают стеснительных барышень, а потому они не решаются заводить со мной разговор, но это даже к лучшему. А вот дочь короля земных драконов, принцесса змеров ‒ не из стеснительных, а потому она решила действовать напористо.

‒ О, Владыка Огня, Фирелион, Ваши речи были полны пылкой страсти, ‒ ее коготок скользит по моему локтю и, слегка надавливая, быстр остраняется. Рогильда... Принцесса змеров, земных драконов. Наглая, своенравная, но чертовски хороша собой.

Она была красива и из-за этого мало походила на представителей своей расы. Приземистые и плотные, змеры имели короткие толстые ноги, широкий таз и натруженные плечи. А талии будто нет совсем.

Рогильда разве что цветом глаз сходилась с ними: такие же золотистые, отличающие чарующей бронзой.

Во всем остальном она была совершенно непохожей на представителей своей расы: высокого роста, стройная, приятные округлости груди подчеркивала тонкая золотая линия на платье. Гибкая талия подхвачена поясом, от чего она казалась еще стройней, а руки обвивали золотые и бронзовые браслеты в форме змей.

Ее большие золотистые глаза обладают поистине гипнотической силой: несмотря на теплоту золота они светятся холодом и обжигают льдом.

‒ Сегодня вы прекрасны как никогда, ‒ галантно отвечаю ей.

‒ Фир, Ваши речи мне особенно понравились, а ваш голос…

‒ Не льстите, Рогильда, ‒ вежливо, но резко обрываю ее на полуслове.

С ней приходиться общаться крайне мягко и это идет вразрез с моими желаниями. Она так грубо льстит и навязывает свое общество, что от нее хочется сбежать без оглядки. Но ее красота, само собой, пленит меня.

Теперь уже вдвоем мы идет по дороге, выложенной темно-бордовой тканью. Ступать по материи приятно и мягко, но присутствие разговорчивой спутницы откровенно напрягает.

За несколько дней до Совета Старейшин от каждого королевства выдеяются лучшие слуги, которых отправляют на Сократиум ‒ Священный Вулкан. Здесь проводятся Советы и свадебные ритуалы королевских персон, торжественные мероприятия и чествования.

Слуги выстилают дорожки мягчайшими тканями, украшают храм яркими лентами и подготавливют яства для пиршества.

‒ Что вы, Фир, правда, я с таким удовольствием слушала вас! ‒ Рогильда, кажется, ни за что не отстанет.

Я отлично вижу, что девушка льнет не только по заданию своего отца, явно решившего наложить свою лапу еще и на королевство Огненных драконов. Это и ее собственное желание, она уже давно положила на меня глаз.

‒ Боюсь, я немного устал и не смогу порадовать вас дальнейшей беседой, ‒ пытаюсь высвободить руку, но Рогильда еще плотнее прижимается, не отпуская. Она склоняет свою головку на плечо и томно вздыхает, чувственно раскрыв губы.

‒ Тогда давайте помолчим, ‒ мечтательно предлагает принцесса и заглядывает мне в глаза. Ее губы уже в миллиметре от моих: огненно-красные, четко очерченные, пухлые ‒ девушка приоткрыла рот понимая свою привлекательность.

Я не могу не отметить красоту ее лица, принцесса обворожительна и отлично это знает.

Улыбаюсь ей и загадочно вскидываю бровь. Откровенно грубить принцессе змеров опасно, по крайней мере пока. Наши королевства разделяет всего одна стена, а о том, что отец Рогильды — рьяный завоеватель, знают все.

‒ Позвольте предложить вам немного пьянящего крео, ‒ с этим словами я подзываю слугу, беру с его подноса чарку с напитком и даю ее девушке. Чарка тяжелая и Рогильда берет ее двумя руками. ‒ Не буду отнимать время у столь прекрасной дамы, ‒ бросаю ей уже на ходу, кланяюсь и быстрым шагом ухожу.

Проводить время в обществе королевских семей необходимо. Короли всех рас и их семьи, а также ближайшие подданные прибывали сюда по сигналу от Старейшин. Каждый находит здесь свое: у кого-то решаются судьбы, молодые ищут достойную пару, уже семейные ‒ находят схожесть политических взоров с представителями других королевств.

Глава 7. Пух, ваша Светлость!

‒ Утро раннее, — резко вздрагиваю и сажусь в постели, пытаясь проморгаться, — все уже давно встали, а ты лежишь!

Распрощаться со сном было непросто: Сева, любимая квартира, уже ставшая родной.... Снилась мама и тарелка с картошечкой, ароматной котлетой и любимой томатной подливой. Сон оборвали на самом сладком моменте, когда котлета вот-вот должна была отправиться прямиком ко мне в рот.

Брунхильда Вихреворот носилась туда-сюда и была явно встревожена.

‒ Вставай скорее, я уже обо всем договорилась. Сегодня пойдешь, вернее, пойдем вместе.

Не задавая вопросов, я встала и поискала место, где можно умыться. Ничего подобного в комнате не было, может быть этим объясняется неприятный запах?

Наспех обувшись в подобие ботинок, я отправилась в туалет. Для слуг он отдельный, а потому двери не имеет. Рваная тряпка цепляется за крючок ‒ вот и все ограждение.

Внутри крохотной комнаты стоит широкая бочка, в которую нужно выливать накопленные за ночь помои. Редко кто из слуг пользовался ею как средством для справления нужды. Ее справляли в горшки даже стоя посреди комнаты, а потом посудину открыто несли сюда.

Сегодня экономка бросила мне новый наряд. Он куда чище прошлого и не такой дырявый. А мешки для ног — и вовсе праздничные, с шариками на концах, подобно бубенчикам.

‒ Слушай меня, дорогуша. Руки с мозолями спрячь и не показывай, про вчера не говори ни слова. Сейчас пойдем к королеве и я буду просить за тебя. Ты молчи и поддакивай, ‒ на этих словах Брунхильда строго посмотрела на меня.

Пришлось, как дурочке, кивнуть, за что я тут же получила похвалу:

— Молдец, девочка, не дура.

Ну, с последним утверждением я бы поспорила, вспоминая свои прежние мечты, но спорить было опасно.

Сварливая тетка проверила чистоту моих рук, заглянула в уши, осмотрела голову и осталась, как я поняла, довольна.

Мы шли длинными коридорами, иногда поворачивая, пока не вышли к лестнице. Мне казалось, что мы идем уже целую вечность и скорее мои ноги отсохнут, чем закончится лестница.

Перед большой дверью Брунхильда остановилась, посмотрела на меня и важно сказала: «Идем».

Внутри большой залы было холоднее обычного. Свет, попадавший сюда, мрачно рассеивался и словно ускользал сквозь пол. Я поежилась и тут же ощутила укол локтем в бок:

‒ Кланяйся, ‒ быстро кинула она мне и сама поклонилась до земли, издав горлом клокочущий звук «рррыхх».

Я наклонилась так же низко, как и она, но издавать такие звуки не стала. Я могла бы попробовать, но как бы это не ухудшило мое и без того шаткое положение дел.

Поднимаю голову и сталкиваюсь глазами с женщиной, стоящей в зале. Красивая, по крайней мере лицом, но выражение холодное, мрачное. Она смотрит на меня так, словно ее задача — разможжить мне голову кирпичем.

«Может она просто невоспитанная?»

На голове у нее корона, пальцы увиты перстнями.

Это королева, — проносится в моем уставшем мозгу. Только что ей надо от меня?

Супруг, король, восседает на троне и с интересом рассматривает меня. В его глазах не было столько злобы, сколько в лице этой женщине.

Что же, мужчина — он везде таков: любопытный до красивых девушек.

‒ Как странно она делает поклон, ‒ бросил он на ходу и хоть как-то разрядилась неловкая тишина, повисшая в воздухе.

Честно, я была рада даже таким словам, больно уж колючей была тишина.

Я посмотрела на него в упор. Развалившись на троне, подобно пьянчуге на лавке, он полулежит, раскинув ноги по сторонам. Его одежда на миг ослепила меня: золотой пиджак без застежек, передняя часть словно приложенный к одежде щит — твердая и немного выпуклая. Длина доходит до колен, а ниже виднеются слои коричневой ткани.

Смотрю в его лицо и вижу, что один глаз немного меньше другого. «Возможно, пострадал в бою. А может таким родился».

Я тоже принялась его рассматривать, только не так открыто, как он, а исподтишка. Височная часть головы покрыта наростами от мала до велика. Они уходят назад, спиралями, и, должно быть, закручиваются на затылке.

Рост короля непонятен. Он сидит на стуле, а потому фиг разберешь!

Со скуки я начинаю рассматривать его морщинистые пальцы. На каждом по два или три кольца с огромными драгоценными камнями. Кожа, как и у всех здесь, неприятного коричневого цвета.

‒ О, превеликая Аира Азгаронно, разрешите вам представить новую служанку для вашей дочери. Я вчера приходила просить за нее, вот она, ‒ я ощутила толчок в спину промеж лопаток и поспешно поклонилась еще раз.

‒ Говори, ‒ повелела королева и взгляд ее стал еще холоднее.

‒ Она немного необычная, я говорила уже, но полностью здорова. Лекарь осмотрел ее, сказал — лучшая служанка на свете. Пусть и глаза у нее неправильные, она сильная, крепкая, проворная, работает быстро.

Я еле сдержалась чтобы не сделать комический реверанс, так меня это все бесило. Страх начал превращаться в нечто новое, желание сделать что-то выходящее за рамки вон, чтобы хоть как-то не сойти с ума.

Королевская чета рассматривала меня словно гнилой помидор на рынке. Столько отвращения в глазах людей я не видела никогда.

‒ Пусть она сама говорит, ‒ приказала королева.

‒ Нет, что вы, ‒ торопливо перебивает ее Брунхильда, чувствуется, что ей стало страшно. — Она еще не доросла до такой чести, чтобы общаться с самой королевой!

‒ Я велю тебе, рассказывай, ‒ ее ледяной приказ эхом прокатывается по всей комнате.

От страха у меня пересохло во рту, язык прирос к небу и перестал шевелиться. Я понимаю — надо сложить хотя бы пару слов, большего от меня и не требуется. С усилием напрягаюсь и выдаю:

‒ Благодарю за внимание, ваше Высочество, я никогда еще не говорила с королевой, ‒ это, кстати, чистейшая правда. ‒ Я росла без родителей, верно служила, потом…

‒ А потом я настояла, что эта девочка нам нужна. Она из дикого племени, но развитая, служила женщине, но та ушла за Ту Сторону, ‒ дополнила рассказ Брунхильда.

Глава 8. Фирелион: я понимаю опасность

Вчерашний день не выходит из головы. Моя ложь на совете Старейшин так же глупа, как и попытки Рогильды очаровать меня.

Стараюсь не поддаваться тревоге, но на сердце кирпич. Иду, склонившиь под грузом размышлений и замечаю, что шаги мои странно тихи. Ступаю неслышно, словно преступник. Будто от кого-то прячусь...

От кого? От самого себя?

Наступаю легко, чтобы не причинить боль планете. Куда большую чем то, что сделал мой отец.

Хоть не гулять больше — так мне тошно! Смотрю по сторонам и ничего не узнаю. Все чаще окунаюсь взором в Линзу памяти — она показывает прошлое. Я вижу далекого предка и вместе с ним завороженно осматриваюсь вокруг.

Смотрю на земли, на высокое крепкое Древо. Я убаюкиваюсь созерцанием огромных земель. Хоть изначально Арроганс и основан на пустыне, но раньше неподалеку был оазис. Жаль, что со временем водоем засох.

Если смотреть на озерцо сверху — оно округлое, словно капелька. Будто те, кто создавали жизнь — уронили каплю влаги да так и оставили. Сойдет!

А для нас это был источник жизни. Представители раы, растения, Древо — все питались водами оазиса. А сейчас там ничего нет.

Казалось, Старейшины правильно поделили территории. Но сдается мне, что они кое-чего не учли...

‒ Пойди ко мне, ‒ приказываю работнику.

Плотный коренастый мужчина в мятых одеждах приблизился и поклонился. Я продолжаю:

‒ Надеюсь, ты порадуешь меня хорошими новостями.

‒ Да, постараюсь, мой Повелитель.

‒ Справляешься ли ты со своими обязанностями?

Это я спрашиваю просто так. Не хочуц сразу переходить к острому для меня вопросу. Сначала задам простые, а уж потом подберусь к тому, от чего словно в горле кость.

‒ Да, король. Мы сумели вдохновить ветвистую кассинею на жизнь, ее численность пока что сокращается не так стремительно, как у…

‒ У кого? ‒ я старался говорить ровно, но напряжение выдавало мое волнение.

‒ У радиксов, ‒ печально ответил работник. — Их корневая система очень мощная и мы не можем их выкопать, чтобы пересадить в привезенные вами кадки с землей Лесных.

Со времен своего правления я издал приказ: с каждым годом растений должно становиться больше. Я закупил кадки с лесной землей, но это не помогало. И если кусты кассинеи еще выживали благодаря круглосуточному уходу, то радиксы питались от корней Вечных деревьев.

Семь деревьев Вечности, клубок корней которых сплетен воедино — это основа планеты, сама суть ее бытия, то, что дает жизнь.

Великое Деление было хорошей идеей Старейшин: каждый правитель обязан сохранять жизнь Древу на своем участке. Таким образом, поддерживалась жизнь планеты.

Только вот Старейшины не учли одного: стены, построенные между королевствами, повредили корни Вечных деревьев. А их на планете всего семь…

‒ Повелитель Фирелион, Владыка Огненных Драконов, пойдемте я вам кое-что покажу, ‒ ссутулившись работник пошел по тропинке, прямо к Древу Вечности. Нехорошее предчувствие уже начало разливаться по телу.

‒ Видя гибель радиксов мы немного сковырнули кору Древа. Вот, ‒ и концом острого инструмента работник еще немного поддел верхний слой коры.

Я своими глазами увидел коричневые прожилки гнили, а кое-где они образовывали уже целые участки.

Мысли в голове кружились подобно рою диких пчел, а я сам ощущал себя медведем, своровавшим пищу.

‒ Я не могу допустить гибель Древа Вечности. На земле змеров одно уже мертво.

‒ Еще недавно на нашем дереве рос светящийся мох, но теперь по ночам на территории Арроганс ‒ кромешная тьма. А вы помните, как он светил…

Еще с момента Великого Деления корни Древа начали страдать. Бывало, что строители того или иного королевства доставали целые бревна заживо отрубленных корней. Земные выстроили из них дом, который почитают за священный. Сильный запах гнилых корней распространяется по всему их королевству.

Воспоминания нахлынули.

Ножом по сердцу в память врезалось, как змеры гадко уничтожили дары своей территории. И не желая жить там дальше, пошли соседской войной.

Они уничтожили Игнависов — птиц с ярко-желтым оперением. И взяли их короля в плен.

Все соседи были против такого хаоса, ведь в опасности — Древо Игнависов. Даже Водные драконы с их миролюбивым характером заверили, что необходима война. А уж нам, фиранцам, с такими соседями явно не выжить. И надо было сразу пойти войной, но король Игнависов у них в плену.

Большая добродушная птица, хранящая жизнь Древа и всего своего птичьего королевства. Король змеров ее держит в клетке и это связывает руки всем остальным.

Фиранцы берегли корни Древа во время строительства. Но пару столетий назад при ремонте стены были обнаружены очаги гниения …Отсюда и зловоние, которое стало доноситься по вечерам в последние годы.

‒ Больше тянуть нельзя, ‒ прервал размышления работник. ‒ Древо умирает. Нужно срочно…

‒ Прекрати! ‒ я грозно оборвал речь работника на полуслове.

Еще бы я слушал указаний от Лесных прислужников, нанятых в королевство для работы. Дашь слабину ‒ на шею сядут. Они же дикари. Им много воли давать нельзя.

Как он вообще посмел что-либо советовать?

С этими мыслями я быстрым шагом удалился прочь.

Мантия, подобно кровавому ручью, развивалась, словно заметая мои следы.

Иду прямо, не разбирая дороги. Просто вперед, куда глядят глаза. И куда бы я ни посмотрел — впереди безжизненная пустыня. Налево, направо, прямо — пустыня и голая умирающая земля.

Тревога в сердце переросла в тяжелый камень. Вечер был не в радость, линза памяти стала предметом боли. На ней планета была жива и полна сил…

А потом была выстроена стена.

Влажный воздух с морей больше не долетает до королевства. Растения стали чахнуть и Древо больше не дает ни цветов, ни завязи.

Только завязь с Древа дает разрешение на продолжение рода. Без нее нам, драконам, просто нельзя...

Вступив на престол, я поклялся на Совете, что сохраню и преумножу жизнь всего живого. Однако, никаких шагов для этого я не предпринимал. Надеялся, что само собой...

Глава 9. Пух и заколдованный камень

День за днём я проводила время со своей новой хозяйкой. Научилась стелить постель каждый раз по-разному: то подушки выставить в ряд от мала до велика, в другой раз ‒ маленькие сложить отдельно, а большие ‒ взбить как суфле!

По вечерам я, как шут, приплясывала, когда Рогильде становилось скучно. Благо, пять лет народных танцев сделали свое дело: каблучные и переплясы особенно смешили принцессу. Она хохотала, обнажая ряд безупречно белых зубов и меня это особенно задевало, ведь уже который день я не могла почистить зубы.

Я привыкла работать шутом даже перед королем и королевой. Мне выдали специальные мешки на ноги ‒ этакие ботинки с отрывающимися подошвами, так что один мой вид уже вызывал смех.

Порой, мне приходилось прыгать и смешить их до тех пор, пока, изнемогая, я не падала на пол совершенно без сил.

Труднее всего было выдержать утреннюю уборку — вынести ночной горшок принцессы. Судя по размерам, он больше напоминал ночное ведро, куда по ночам справлять нужду могла бы целая рота солдат.

Но зачем какая-то рота, когда Рогильда с таким делом запросто справлялась сама.

За первым разом, подавив рвотный рефлекс, я взяла горшок и понесла его в так называемый туалет. На моем пути попались те самые две дурнушки, что видели меня в мой самый первый день здесь.

Явира и Рогната принялись ругать и обзывать меня глупой, ведь очищать горшки королевской семьи надобно в другой комнате.

Я старалась найти возможность покинуть стены дворца по какому-либо поручению. И вот, наконец, эта возможность пришла ко мне сама, но вовсе не так, как я хотела.

— Принеси мне тёплый камень, Пуфф, чтобы я могла погреть свои ноженьки, — Рогильда показала когтем на точку в окне.

Она сладко потянулась, вытягивая вперед свои длинные стройные ноги. Я с завистью посмотрела на них — с аккуратной кожей, без единого волоска — и перевела взгляд на свои, волосатые. Да, мне бы не помешала бритва, я никогда себя так не запускала, как за последние дни.

А еще рука сама собой тянулась проверить телефон. Особенно тяжко это было осознавать по утрам, когда сознание еще сонное.

Я молила о возвращении назад, домой, в свой комфортной привычный мир. Я поняла многое и уже миллионы раз раскаялась в своих желаниях, но вместе с тем недоумевала:

«Я же мечтала быть королевой ‒ за что же мне так?»

Что уж говорить про бритвенный станок, если даже зеркала я в руки взять не могла! Увидев у Рогильды мутное подобие зеркального полотна, я постаралась заглянуть туда, чтобы хоть краем глаза взглянуть на себя.

‒ А ну отойди, невоспитанная! Таким как ты нельзя! Место свой знай!

Рогильда была строга под стать своей холодной внешности. Порой, я до ужаса боялась ее, а потому безропотно выполняла все приказы, даже если они касались камня, который надо нести по высоченным лестницам.

Вечерело, комната освещалась свечой. Не веря своей радости, я пообещала сходить за камнем, правда, представить не могла как сдвинуть его с места.

Довольная, я отправилась к большим воротам теперь уже с полным правом.

Вот уже неделю я не могла навестить птицу и, честно говоря, боялась, что уже не застану ее на месте. Рогильда просыпалась раньше, начинала шевелиться в кровати и тихонько напевать, отчего я пробуждалась и начинала работать.

По тускло освещенным коридорам я бежала как можно быстрее. Спустившись с лестницы, понеслась по большому коридору. Не добежав до комнаты экономки, свернула и оказалась в коридоре этажом ниже королевских комнат. Из него, как и тогда, шагнула в маленький зал.

На мое счастье, там никого не было. Но дверь в нужную комнату была заперта.

Подавляя нехорошие мысли, я надавила на дверь чуть сильнее, но это не дало эффекта. Постояв немного, я побрела назад и на выходе из коридора остановилась.

Послышались звуки, словно в маленьком зале кто-то торопливо шел. Прячусь и вижу, как мимо меня идет пожилой слуга. Он катит впереди себя тележку с посудиной, от нее раздается привычный уже мне аромат еды.

Дождавшись, когда мужчина полностью скроется из вида, я быстро добежала до двери, теперь она была открыта.

‒ Привет, моя птичка!

Слава всем богам, птица жива!

Ее громадная голова наклоняется и меня бросает в пот. К горлу подкатывают слезы и руки начинают трястись. Птиччка ест со звязанным клювом — плотно стянутым хомутом. Эта железка едва пропускал кусочки пищи, и птица вынуждена сначала крошить кду лапой, а уже потом пробовать есть.

Ее когтистые лапы выпачканы в чем-то липком и грязном. Я слышу, как она давится. Но увидев меня птичка начинает петь.

Мелодичные звуки проникают прямиком в сердце, но теперь они звучат еще тише, чем в прошлый раз.

‒ У меня мало времени, дай я тебя поглажу.

Протягиваю руку и мороз пробегает по моей коже. Ощущение, будто в глубине комнаты кто-то заговорил. Звук, казалось, принадлежит старой сломанной заводной игрушке: дребезжащий, но глухой, как будто пробивается из недр чего-то тяжелого:

‒ Ну, иди сюда!

Лапой отодвинув тарелку с пищей в сторону, птица выразительно на меня посмотрела.

Это была явно не галлюцинация. Клюв стянут хомутом, больше в комнате никого нет. Поддавшись ужасу, я, не понимая себя, сделала шаг вперед и посмотрела птице прямо в глаза.

Они полны слез.

‒ Не бойся, иди ко мне, ‒ слышу еще яснее.

Легко пройдя между гигантскими прутьями, я оказываюсь внутри клетки. Моя голова едва дотягивается до брюха птицы, но страха совсем нет.

‒ Кто ты? ‒ я задала вопрос в пустоту, не зная кто мне ответит.

Птица села, животом закрыв лапы, и я услышала, что звуки исходят из ее груди.

Прижавшись к теплому желтому оперению я заплакала. Слезы лились неостановимым потоком, она заливали глаза, текли горячим ручьем на желтые перышки, капали на пол. Маленькие капли влаги из моих глаз и огромные лужи слез, слетавшие с птичьих глазок. На полу, казалось, скоро разольется целое озеро горя.