Воображариум

К ЗАПАДУ ОТ СРЕДИЗЕМЬЯ

Как долго я плыл — не помню; не помню также и того, на чём я плыл, и что происходило со мною в пути. Одно я знаю точно: меня всюду окружала, нежно обволакивала некая сизо-голубая, или же серо-серебристая дымка; мягкий, приятный туман, от которого слегка холодило мои плечи.

Когда я ступил на берег — берег, сплошь усыпанный белоснежным песком — повсюду вмиг зажглись огни: звёзды на небе и свет в окнах далёкого города.

Меня радушно встретили и повели под руки к правителю всех этих новых для меня земель. Бородатый эльф внимательно, изучающе смотрел на меня, словно думая про себя, стоит ли доверять этому незнакомцу, то есть, мне.

Почему-то я сразу понял, где я: белый песок, серебристые гавани, златовласые и бородатые эльфы... Пруд и фонтан, откуда черпали живительную влагу жители этих мест...

Что на меня нашло, я не знаю, но после нескольких дней пребывания в столь удивительном, столь зачарованном краю я попросил у правителя аудиенции. И когда он любезно согласился принять меня в своих покоях, я принялся настойчиво упрашивать, истошно умолять его о том, чтобы он позволил мне войти в иной мир, гораздо краше и лучше прежнего — или же хотя бы увидеть его.

Однако эльф покачал головой. Пожав плечами, он объяснил мне, что я по какому-то странному стечению обстоятельств нахожусь здесь, среди них; что я даже тут — чисто случайно; чего уж говорить о другом?

Мне было ведомо, что не всем эльфам (и уж тем более людям) позволено жить среди богов, но взглянуть хотя бы краешком глаза? Хотя бы на миг?

Мне настолько сильно хотелось попасть в запретную локацию, что я ходил кругами, и не мог найти себе места, точно загнанный в клетку зверёк. Неужели мне не дозволено лицезреть издалека всё то величие — пусть даже в течение нескольких мгновений? Что там есть такого, чего нет в мире эльфов, в мире людей?

Видя все мои муки, мои терзания и стенания, правитель сжалился и смилостивился надо мной. Он вдруг вытащил из-под своей длиннополой одежды невесть откуда взявшийся большой и яркий волшебный шар, и начал вращать его на своём мизинце.

И, о чудо: шар становился всё больше, а я — всё меньше. Я окунулся в иное измерение, в другое пространство! Я увидел такое, что впредь не позабуду никогда! То, что я запомнил, и то, что я записал — лишь малая толика того, что было мне ведомо на протяжении долей секунд.

Боже мой, как я был счастлив! Боже мой, как всё красиво ТАМ... Я видел реки и озёра, горы и холмы, моря и океаны, лужайки и леса...

Я видел светлоликих богов и улыбки на их благородных лицах; я видел их своими глазами, неспешно, неторопливо прогуливающихся по цветущим садам и оранжереям. Я видел Любовь, я видел Счастье, я видел Жизнь; я не видел боли, я не видел войн, я не видел смерти.

Виденное мной не было обманом зрения, наркотическим опьянением или каким-либо иным дефектом; мне весьма повезло воочию увидеть рай.

Внезапно мои видения резко прекратились, и я вновь сидел напротив эльфийского правителя в его покоях. Который с самым серьёзным выражением лица убрал волшебный шар и пояснил, что даже им, высшим эльфам не дозволено ступать на благословенную землю: их островок и землю богов разделяет широкий и глубокий пролив.

Я было испугался, что он попросит (а то и прикажет) мне молчать обо всём, что я видел — напротив, правитель разрешил мне написать об этом в своём дневнике, который я веду с малых лет. После он попрощался со мной и лично усадил в ладью, которая должна обратно вынести меня на берег, где живут люди.

Вот, я снова дома, но грёзы о былом, грёзы о прекрасном не дают мне покоя. Я мечтал отправиться в своё плавание ещё раз, уже безвозвратно, но понимал, что это — невозможно. Как невозможно и то, чтобы воссоздать нечто подобное силами человека. Но эльфы — лишь подобие богов, а люди — жалкое подобие эльфов. Похоже, мы никогда не возвеличимся до необходимого уровня, ведь мы так склонны к порокам...

САГА О ЙОРИКЕ

Эту историю мало кто помнит; только самые древние старики.  

Давным-давно, далеко на Севере стоит да высится огромная скала на много лиг вперёд; сие есть целая земля, не остров.  

Край был суров, и Солнце — реденький в нём гость. Над тобою вечно хмурое небо, а под ним — всё горы да леса. И с краю одного искусана, исгрызана скала глубоководной гладью Студёного моря — там извилистые бухты, неприступные порою фьорды. И холодно там очень, и много снега круглый почти год. И нету толком рек, а те, что есть — есть зеркала, и бьётся изнутри там рыба.  

И зиждется там, приютившись средь хвойных лесов одна едва заметная деревушка. И славилась та деревенька всякими мастерами — кузнецами, гончарами, плотниками, дровосеками — но, прежде всего, воинами великими и достославными, воинами сильными и досточтимыми.  

Жил да был в той деревне один мальчик, и мальчик этот был весьма плохой. Изрядно он ленив, неповоротлив; ничего не хочет, не желает даже для себя.  

Его отец и мать достойные в селении люди, а вот отпрыск не удался — всё норовит наперекор. Всё не так; наперекосяк. Ни одно дельце не поручить и не доверить; всё валится из рук дырявых. Мальчуган и сам не рад, словно проклял его кто — оттого боялся выполнять какое-либо новое задание.  

Шли годы, и случилась в том краю война. И вот: всех лучших воинов выставила деревня для своего ярла. И пришёл ярл того селения на тинг, и сел в круг рядом со всеми прочими ярлами. И держали они совет пред конунгом, и недоволен был конунг, ибо недосчитался при смотре одного из викингов.  

— До шестидесяти не достаёт одного. — Спокойно молвил конунг, но взгляд его был свиреп, аки у дикого вепря.  

— Свэн был стар; иссох, зачах. По пути его не стало; прямо на коне издох. — Отвечал конунгу ярл.  

— Что же, некому вступить в ряды войска моего вместо него? Свято место пусто не бывает! — С досадой хлопнул рукой по ноге конунг, и выражение его лица стало ещё жёстче, чем прежде.  

— Я всех к тебе привёл, мой конунг. — Печально выговорил ярл. — В деревне женщины и дети. Все, кто может держать в руке меч — перед тобой.  

— Да неужели? — Недоверчиво скосил на ярла свои глаза предводитель всего их племени. — Бывали времена, когда юнцы хватались за оружие. Помнишь? И ты, и я, и много кто ещё. Нам не было и двенадцати, а мы уже секли головы боевыми топорами — потому что знали, что больше некому будет это делать. Придёт Враг, и он не пощадит, не пожалеет. Он придёт в каждую землянку, и порубит на корню. «Враг уже близко», твердят мои лазутчики-соглядатаи. Не пройдёт и трёх дней, как они заявятся на великую сечь. Мы не можем допустить, мы не можем их впустить. Они не должны дойти до нас. И ты знаешь: твоя, твоя деревня, ярл, первая на их пути.  

— Что велишь мне сделать? Одеть кольчугу на дитё? Другие нынче времена...  

— У нас нет выбора. О твоём селении ходят легенды... Свэн был лучшим из лучших. И за него одного да повыйдет-ка и млад. А я да погляжу, не повыветрилась ли удаль из односельчан твоих; достойная ли подросла Свэну замена. Я же да восстану во главе, и первым биться буду — равно как и прежде. Ведь меня вы конунгом избрали, мне вы вверили владычество. Так поди же ты прочь, ярл, и без горячей крови не являйся! Приведи, приведи мне их.  

Ярл послушно поскакал в своё родовое гнездо. И терзали его сомнения: с одной стороны, его будет ждать вой обезумевших от горя женщин — ибо если погибнут в битве и их мужья, и их чада, кто же позаботится о них чуть погодя и в старости? С другой же стороны, ярл был уверен в своих людях. И он знал, что молодое поколение так и рвётся в бой, дабы показать свою отвагу. Только в одном юнце ярл сомневался: этот Йорик ни на что ни годен совершенно. Что с него взять? Что тут, что там пусто, не воин этот мальчик явно. Многие девы сломают его как тростинку; многие девы и мечом владеют, и из лука стреляют. А Йорик — ни рыба, ни мясо; на ровном месте упадёт — ещё и ногу сломает. Плакать станет из-за обычной занозы. И в кого он такой уродился-то? Стыдобища...  

— Йорик! — Крикнул глас издалека. И пыль столбом — не иначе, лошадь. Загнанная, запыхавшаяся.  

Юноша сидел на холме и кидал оттуда в покрытый льдом пруд небольшие валуны. Он услышал окликнувшего его человека откуда-то там, снизу и поспешил спуститься.  

— Собирайся! Пойдёшь со мной! — Это был сам ярл. — Не пристало тебе всё время прохлаждаться... Пора и показать себя, на что ты годен.  

Йорик про себя подумал, что ярл явно запамятовал: он, Йорик, ни на что не годен; не способен ни на что.  

— Держи. Это мой меч. Защити с его помощью свою родину. Отца и мать твою я знаю как людей надёжных... Прояви и ты себя; пришло время. Настал час выказать свою безграничную преданность конунгу. Эка ты вымахал... — Ярл только сейчас обратил всё своё внимание на подошедшего паренька, пристально его оглядывая — до того он, просто заметив знакомый силуэт на холме, сотрясал речами воздух.  

Не успел Йорик взять в руки протянутый ему меч, как рухнул, точно подкошенный, оземь — меч оказался тяжёл. Валяется Йорик средь снежных сугробов у края дороги. Выпал меч из его рук.  

— Боюсь, толку от меня на битве будет мало... — Пробормотал сконфуженный парень. Теперь он поднялся и переминался с ноги на ногу.  

Ярл очень странно на него посмотрел — то ли со злобою, то ли с сожалением.