Привет! Позволь мне поделиться с тобой небольшой радостью перед тем, как ты начнешь читать! ❤️
Этим летом в издательстве ACT Mainstream выходит моя книга «Соблазненные смертью». Мафия, киллер, драма, любовь – все, как мы любим.
Буду рада твоей заинтересованности и поддержке! В моем тг-канале – Марго Харт с любовью – ты можешь стать ко мне ближе и узнать больше.
Спасибо! ❤️ Приятного чтения!
Сгорая во тьме, не забывайте наслаждаться ею.
Дафна
Пресная, солоноватая, с периодически скрипящими на зубах не проваренными хлопьями.
Чертова овсяная каша уже стоит поперек горла.
Я зачерпываю последнюю ложку, но в рот ее так и не отправляю, со звоном бросив обратно в тарелку. Тянусь к компоту с залежавшимися сухофруктами в надежде получить хоть какую-то приятную сладость, но и здесь претерпеваю неудачу. Отвратительно.
Хочу несчастную Пепперони с дешевым сыром и таким же дешевым пойлом, которым меня часто угощает Майк, лишь бы просунуть свою руку мне между ног.
Хочу курить отвратительные сигареты в ночи под забором до тех пор, пока волосы и руки до омерзения не пропахнут дымом, а после засыпать, используя этот шлейф табачной гари в качестве снотворного.
Хочу почувствовать, что жива.
Хотя бы так.
Хотя бы немного…
Я настолько отчаялась в ожидании момента, когда смогу выбраться из этого душащего со всех сторон места, что решила коротать время в полном безрассудстве. Я и до этого не отличалась рассудительностью. Но кажется, она мне никогда и не пригодится. Ведь я заведомо испорченный, никчемный человек, на которого всегда будут смотреть только с жалостью и презрением. И я не знаю, что из этого хуже.
– Палмер, к тебе пришли. За территорию не выходить. Иди в холл.
Кто бы сомневался.
Я молча убираю поднос и покидаю затхлую столовую, не обращая внимания на обращенные ко мне взгляды. Не держась отшельницей, не держась близко к кому-то, я занимала пограничное положение, и все равно привлекала слишком много внимания.
Неспешно бреду по серым коридорам. Облупившаяся местами штукатурка, скрипучие доски под пластами потрепанного от времени линолеума, одинокие лампочки на оголенных проводах вместо люстр – фундамент этого треклятого детского дома держится буквально на копейках. Если я решусь сбежать, то окажу только большую услугу, сэкономив здешний ничтожный бюджет.
По пути с кем-то здороваюсь почти искренне приветливо, с кем-то не так. Здесь никому нет дела друг до друга.
Пока дело не доходит до чего-то запрещенного.
И вот, оказавшись в холле с небольшой гардеробной, проигнорировав очередной взгляд престарелого охранника-извращенца, я останавливаюсь у скамейки, на которой сидит единственный посетитель.
– Добрый день, – беспристрастно приветствую я незнакомую женщину с короткой темной стрижкой.
На вид ей не больше тридцати семи.
Она сразу отрывается от телефона и поднимает ко мне голову. На мгновение выражение ее лица приобретает изумление, что следом сменяется замешательством. А после женщина выходит из оцепенения и встает, растянув губы в поразительно приятной, но отчего-то печальной улыбке. Даже в выразительных голубых глазах ее блеснул намек на… Слезы?
– Привет, – голос у нее мелодичный – не тонкий и не звонкий. – Ты не хочешь прогуляться? На улице довольно солнечно.
– Кто вы?
– Тебе не сказали?
Я молчу в ожидании продолжения.
– Меган. Твоя тетя.
Во мне не дергается ни одна сердечная струна. Ни радости, ни удивления, лишь сплошное безразличие спустя столько лет при упоминании о родственниках или вообще о таком слове, как «семья».
– Ясно, – вздыхаю я. – Ну, давайте прогуляемся.
Погода действительно хороша. Ветра нет, солнце не припекает. Тихо. Безмятежно.
Но мне не хватает именно этого проклятого мятежа.
Чтобы солнце сожгло кожу. Чтобы ветер растрепал до состояния гнезда волосы. Чтобы тучи моментом затянули притягательную небесную лазурь и установили свои грозовые правила.
– Я не буду грузить тебя ненужной лирикой. Тебе оно ни к чему, – разрезает молчание спустя несколько пеших минут Меган, когда мы доходим до развалившегося фонтана в центре небольшого круглого сквера. – Скоро ты выйдешь из этого места и начнешь жить самостоятельно, поэтому…
Она достает из красивой бордовой сумки толстый конверт и без колебаний протягивает его мне. Я же впервые за долгое время начинаю переживать.
– Ничего не понимаю, – нервно усмехаюсь я. – Вы издеваетесь? Моя так называемая мамаша пытается через вас откупиться? Спустя хренову тучу времени?
– Моя сестра не знает о том, что я здесь, – резко отрезает Меган, закрыв глаза.
Замечаю, как она напрягается и как утяжеляется ее дыхание.
Неужто она ненавидит родную сестру?
– Допустим.
– Дафна, – женщина расслабляется и смягчается, после чего аккуратно вкладывает конверт мне в руку. – Это единственное, чем я могу помочь тебе. Мне стоило не малых трудов построить свою жизнь, что тебе тоже вскоре предстоит начать делать. Поэтому, хотя бы материально, но я немного поспособствую этому. Не отказывайся.
– Если хотите помочь, то почему не взяли меня под опеку?
– У меня нет для тебя ответа на этот вопрос.
Я с недоверием сжимаю хрустящую бумагу ладонью. Меган по-доброму усмехается и приглаживает мои непослушные кучерявые волосы с незнакомым мне трепетом.
Дафна
Я люблю деньги.
Люблю роскошь. Люблю блестящие до неприличия туфли, идеально струящиеся по фигуре платья, ожерелья на бархатных подушечках и дорогостоящее игристое. Игристого побольше.
Люблю все мерцающее, что мне не принадлежит, но рано или поздно все равно становится моим.
И как же нелепо это все идет вразрез с тем, где я нахожусь.
Гостиничный номер класса эконом навевает тоску. Доисторическая коричневая мебель, второсортная ткань постельного, на котором я распласталась в одной черной шелковой рубашке. По соседству валяется коробка с недоеденной Диаволой. Не такая уж она и острая, как о ней отзываются, либо в этом городе попросту не умеют готовить.
Я сажусь и тянусь за пачкой сигарет на тумбе. В очередной раз тяжело вздыхаю от мысли, что здесь все пропитано дешевизной, после чего выхожу на крохотный, полуразвалившийся балкон и закуриваю.
Будапешт. Величественный, монументальный. Место моего рождения и место, где еще в пеленочном возрасте от меня отказалась мать. Позже от объявившейся и быстро пропавшей с радаров родни в виде тети выяснилось, что я была лишним и незапланированным пятым ребенком в семье. Поэтому меня выкинули. Разумно.
Никотин не расслабляет. Я не могу этого сделать с тех пор, как сошла с самолета в этом чертовом городе. В глубине души понимаю, что город ни в чем не виноват, виновата лишь людская тупость, но это тоже не облегчает участи. Не делает этого и мой координатор, что неправильно ввел данные в пятизвездочном отеле при брони, из-за чего приходится ютиться в единственной свободной лачуге поблизости с центром.
Ветер играет с шелковой тканью, едва достающей мне до бедер, и с вывалившимися из пучка кудрями. Пасмурная погода добавляет мрачности. Хочется взвыть и напиться до беспамятства. Но открывающийся вид отчаянно старается перекрыть весь негатив, которым я была преисполнена.
Не дешевый и впечатляющий. То, к чему я стремлюсь всю свою жизнь, сотканную из ласковой лжи и бархатного притворства, и под доброй дозой алкоголя на это ведутся озабоченные богатеи. Они обладают тем, что затем я «забираю» и перепродаю другим, не менее заинтересованным людям – ювелирные украшения. Кольца, браслеты, увесистые колье. Что-то порой удается даже присвоить, чтобы побаловать себя любимую.
Жизнь никогда не была справедлива. Поэтому, в какой-то момент я решила ей соответствовать. Распрощаться с наивными грезами о том, что я смогу честным путем и без чьего-либо плеча подняться в люди. Так бывает только в сказках, а моя жизнь не напоминала ее еще с первых секунд.
Телефон вибрирует на подоконнике. Я делаю затяжку, жмурясь от попавшего в глаза дыма, и отвечаю на звонок.
– Скажи, что ты нашел мне жилье получше. Если нет, то я бросаю трубку и не хочу тебя больше слышать.
– Мне безумно стыд…
– Я бросаю трубку.
– Нет, стой! Ты не можешь на меня дуться бесконечно!
– Дуются дети, Питер, а я хочу тебя пристрелить. Клянусь, еще немного, и я воплощу это в реальность!
– Это была случайность!
– Ты случайно накурился, затащил в постель очередную белобрысую пассию и хорошенько оттрахал ее под кайфом?
– Хочешь, с тобой тоже как-нибудь попробуем?
– Кретин… – шиплю я и тушу окурок в пепельнице. – Мне не смешно. Вообще.
– Значит, обязательно попробуем, – в динамике раздается хитрый мужской смешок. – Вообще-то, я по делу. У нас могут возникнуть проблемы.
– Да неужели? – я не удерживаю иронию в голосе, продолжив уже ласковей. – Питер, дорогой, тебе жить надоело? Какие, к черту, проблемы?
– Дафна, возьми себя в руки и успокойся. Иначе ты все провалишь.
Возьми себя в руки. Легко сказать.
– Я слушаю тебя.
– Ты слышала когда-нибудь о Теодоре Хардмане?
– А должна была? – усмехаюсь я, плюхнувшись на кровать.
По правде, я действительно никогда не слышала этого имени, и вряд ли придала бы ему значение, даже если бы оно означало принадлежность к потомку королевских кровей.
– Мафия, Дафна. Не та, с которой мы имели до этого дело. Человек, с которым ты должна сблизиться на этой выставке, является его близким другом. Постарайся сделать так, чтобы тебя не заметил Хардман. Он тоже там будет.
– Ты меня вновь не смог удивить, Питер. До связи.
Я сбрасываю звонок, раздраженная всем: ситуацией, предупреждением, отсутствием новизны, и иду за единственной бутылкой шампанского неизвестного мне, наверняка не самого хорошего производителя, что смиренно ожидала своего часа в маленьком, пожелтевшем от времени и эксплуатации холодильнике.
Полиция, мафия – мне нет до них дела. Что одни, что другие любят деньги. Как и я. Пользуются своим положением в обществе, наплевав на нормы и, вторые – на законы, хотя и первые таким тоже порой не пренебрегают. Я не святая – они тоже. Мы равны.
Мы все равны.
Единственное различие заключается лишь в том, на что и в какой степени каждый из нас готов пойти ради своего. Я, ради комфорта и жизни, которую проживу счастливо и без забот, и смогу расслабиться, – на все.
Тед
Видит Дьявол – я не хотел ехать к Бейтсу. Пусть он и был мне «хорошим другом», одним из немногих, кто всегда смиренно закрывал глаза на все незаконные дела, которыми я промышлял, я все равно не хотел принимать его приглашение. Настроение было на редкость паршивым.
Стрелка спидометра колышется за пределами двухсот. Я обгоняю машину за машиной, не улавливая брошенных вслед отборных проклятий. Мне не нужно их слышать – я просто уверен, что они есть.
Моя рука покоится на кожаном руле, взгляд лениво оценивает обстановку вокруг. Мысленно я пью виски у бассейна при своем пентхаусе, а между ног у меня сидит хорошенькая блондинка и оттачивает навык первоклассного минета, и мне так на все глубоко плевать…
Я убираю ногу с педали глаза лишь у национальной галереи, в которой и проходит торжество. Несколько человек суетливо бросаются по сторонам, испугавшись свиста колес. Я глушу машину и вылезаю, чувствуя на себе осуждающие взгляды, и не сдерживаю ухмылки.
– Я почему-то ожидал, что ты явишься именно таким образом, – Нейт Леман – моя правая рука – зажимает сигарету в зубах и протягивает мне портсигар.
– Все ведь живы, – я чиркаю зажигалкой и глубоко затягиваюсь, выпуская вверх столб дыма.
– Паршивое настроение?
– Ты не представляешь, насколько.
Нейт тихо смеется и качает головой, хлопая меня по плечу. В течение нескольких минут мы курим и обсуждаем текущие дела, но я чувствую, как голова едва ли не трещит по швам от перенапряжения и всех этих разговоров.
Хардман – фамилия и кошмар наяву для тех, кто знает род моей деятельности. Пытки, черные сделки, то, что находится на обратной стороне медали общества – мой профиль. Но я давно перестал пачкать свои руки, заимев положение, когда достаточно было сделать один звонок. Я достиг желаемого – власти, построенной на страхе и крови, и все равно этого, кажется, недостаточно.
Я тушу окурок и одергиваю пиджак. Мы с Нейтом заходим в здание галереи и оказываемся в холле, где я пересекаюсь с несколькими многозначительными женскими взглядами. Возможно, все не так уж и плохо.
– Ну и где Бейтс со своей безделушкой? – вздыхаю я, пряча руки в карманах брюк.
– Окучивал какую-то кудрявую девицу в баре, но, как видишь, здесь их уже нет. Видимо, добился своего.
Я хмыкаю и заказываю порцию джина у бармена.
Алистер говорил, что уже давно охотится за каким-то кольцом, за которое в этот вечер должен был отвалить бешеные деньги. Я спрашивал, к чему такие траты и усилия, на что Бейтс только невразумительно смеялся:
– Недоступное всегда желанно.
Не берусь утверждать, что он был прав – на своей шкуре не проверял. Маниакальность, с которой Алистер рассказывал о желанной драгоценности, всегда пробивала меня на смех. В те моменты он походил на ребенка, что жаждал Рождества, чтобы ему наконец вручили паровоз с конструируемой дорожкой.
– Сам лучше расскажи мне, – я обратился к Нейту, сделав глоток крепкого алкоголя. – Стоит ли это кольцо того восторга, с которым Бейтс рассказывал о нем?
– Ну… – Леман чешет на затылке свою русую шевелюру. – Вряд ли тебя можно подобным удивить. Если тебя вообще можно еще чем-то удивить.
Я с кривой улыбкой коротко киваю и делаю еще глоток, опершись локтем о барную стойку.
Мой взгляд скользит с одной фигуры на другую, с мужской на женскую, с лица на лицо, и в голове все больше укореняется мысль, что все – как один.
Жадные, надменные, предсказуемые.
Чем-то я сильно отличаюсь, в чем-то идентичен, но, как минимум, не отрицаю этого, в то время как большая часть присутствующих перед тем, как прийти сюда, нацепила фальшивые маски вместе со сшитыми по индивидуальным меркам нарядами.
Я держусь выше, но они думают, что мы наравне, и это их самая фатальная ошибка.
Высокомерие? Оно самое.
Сейчас мне не о чем было говорить ни с кем из них. То лишь дело времени. Рано или поздно наши пути пересекаются, тогда открывается роковая истина: во главе не тот, у кого больше денег.
Во главе тот, у кого руки в крови.
– Отойду, – роняю я, махнув бармену. – Повтори пока.
Делаю ставку, что за этот вечер я скурю не меньше половины пачки.
Я не успеваю покинуть холл и выйти на улицу, как из-за двери, ведущей в уборную, кто-то выскакивает и врезается в меня на полном ходу. Мои руки на автомате смыкаются на обнаженных плечах, в нос ударяет сладость, и я опускаю взгляд на виновницу происшествия, отчего-то тут же пожалев об этом.
Шоколадные кудри щекочут мои пальцы. Такого же цвета глаза смотрят на меня с изумлением и чем-то еще, что я не успеваю уловить, так как девушка отскакивает, как ужаленная, и опускается на колени – при столкновении из ее рук выпал клатч, и теперь она нервно собирает его содержимое.
Мой взгляд цепляется за что-то блестящее, до чего девушка еще не успела добраться, и только потом до меня доходит. Кольцо. Она хватает его и прячет, после чего, скрыв лицо за изящными природными локонами, намеревается ретироваться.
Дафна
Я снова это сделала. Все прошло не так гладко, как хотелось, но, боже, я это сделала! Камень с плеч с грохотом свалился и укатился туда, где ему самое место – подальше от меня.
Жизнь налаживается. Завтра я передам кольцо в более заинтересованные руки, после чего мой счет пополнится, и первым же рейсом я вернусь в Лиссабон, где пустует и покрывается пылью моя любимая квартира. Чтобы ее купить, мне пришлось изрядно постараться – уже и не вспомню, какие амплуа мне приходилось примерять, чтобы потешить вкусы извращенцев с набитыми наличкой карманами.
Несколько часов назад Питер прислал мне адрес нового отеля. Вот это уже был тот размах, который соответствовал моему вкусу: четыре звезды, заполненный мини-бар и свежее постельное с перьевыми подушками. Я собрала вещи в прежнем задрипанном номере так быстро, что, кажется, не расстроилась бы, если бы оставила там что-то в спешке.
Теперь, приняв душ и укутавшись в махровый халат, я облегченно выдыхаю и отпиваю из бокала мартини. Мои глаза прикрываются, а губы невольно растягиваются в улыбке.
Наслаждаюсь умиротворением я до тех пор, пока в голове не всплывает образ парня, в которого я врезалась, когда бежала из уборной, где одним ударом локтем я вырубила Бейтса и подменила настоящее кольцо репликой.
Кем было этот выскочка и какое ему дело до этого кольца?
Я открываю глаза, и рука сама тянется к украшению, что валяется у раскрытого клатча вместе с остальным его содержимым в виде красной помады Армани, телефона и небольшого флакончика духов с миндальным шлейфом.
Мириады бриллиантов вокруг изумруда изящно блестят на моей ладони. Я медленно, даже как-то неуверенно надеваю кольцо на средний палец правой руки, и вытягиваю ее перед собой. Меня посещает безумная мысль оставить его себе и сбежать вместе с ним, настолько хорошо оно сидит и переливается…
Тихий стук в дверь заставляет меня подскочить на месте от неожиданности. Я никого не жду, но, когда стук повторяется, все же подхожу и решаюсь открыть ее.
Мне достаточно было увидеть в небольшом проеме одни только очертания лица этого человека, чтобы сию секунду обратно захлопнуть дверь. Вернее, попытаться захлопнуть, так как он резко выставляет руку и не позволяет сделать этого.
Я пячусь назад, впуская незваного гостя в номер.
В прошлый раз парень выглядел… Добрее. Сейчас же его зеленые глаза, цвета того же изумруда на кольце, что до сих пор покоилось на моей руке, сверкают притаившейся угрозой.
Он не обращает на меня внимания, обводя изучающим, оценивающим взглядом комнату. Не понимаю, что происходит, но слова вдруг встают поперек горла.
Вся его поза выдает леденящую уверенность. Бордовая футболка, темно-серый пиджак, черные джинсы – все сидит идеально, строго по подтянутой фигуре. На расстоянии нескольких шагов я ощущаю терпкие ноты его одеколона – древесные, с примесью перца и дорогого табака.
– Неплохо, – заключает парень, разрезав звенящую тишину. – Губа у тебя не дура, Дафна Палмер.
Под ногами крошится земля, сердце лихорадочно заходится.
– Кто ты. Мать твою. Такой? – цежу я сквозь зубы.
Я не называла ему своего имени. Я это хорошо помню. Не могла же я находиться в тот вечер в состоянии такого дикого аффекта, чтобы что-то упустить?
– Меня зовут Теодор Хардман, – его голос – спокойный и бархатистый.
– Какая же ты дура, Палмер…– вспоминаю, что именно о нем меня предупреждал Питер, и проклинаю себя за беспечность.
Хардман, довольный произведенным эффектом, усмехается и проходит вглубь номера. Когда он одной рукой отодвигает стул и разваливается на нем, по-хозяйски расставив ноги, меня начинает одолевать желание врезать ему. Но что-то мне подсказывает, что я не смогу этого сделать и близко из-за разницы весовых категорий.
– Смотрю, тебе знакомо мое имя.
– Проваливай из моего номера! – яростно выпаливаю я, тяжело дыша. – Мне нет дела до гребаной мафии.
Лгу.
Я не раз работала на представителей мафии. Но потому мне и плевать на нее. Если все делать аккуратно, то с тобой ничего не…
– Сначала отдай то, что не принадлежит тебе, – его голос звенит, осекая меня. – И возмести ущерб.
Черты моего лица смягчаются, и я недоуменно хлопаю глазами.
– Чего? Какой ущерб?
– Моральный.
Я вдруг захожусь заливистым смехом от комичности его слов. Какой бред.
– Ты точно из мафии? Какой моральный ущерб? – успокаиваюсь я и возвращаю взгляд к Хардману. – И есть ли у тебя доказательства того, что у меня то, что мне не принадлежит, как ты говоришь?
Он скучающе вздыхает и подпирает щеку ладонью, разглядывая меня так, будто я – хорошенькая кукла на витрине лондонского Хэмлиса. Я все еще хочу стереть с его лица самодовольство. Но, черт, как же он привлекателен…
– А тебе нужны доказательства того, что я из мафии?
– Я уже сказала, мне нет дела до…
Я застываю, как вкопанная заживо, когда Тед неспешно достает из кармана такое же кольцо и аккуратно кладет его на стол.
Тед
Жизнь нередко диктует свои правила. Я давно научился тому же. И, очевидно, Дафне Палмер, характерной, обворожительной воровке, такой расклад не приходился по душе.
Теперь она ненавидела не только жизнь, но и меня.
– Ты уверен, что эта стерва не провернет что-нибудь еще и не сбежит с моим кольцом? – Алистер садится в кресло и тянется к бутылке виски на столе. – Будешь?
– Джин.
– Принеси джин, – коротко машет он прислуге, и та с кивком удаляется.
Мы сидим в гостиной почти что целого поместья Бейтса. Он тревожится за свою ненаглядную драгоценность, я же спокойно ожидаю появления кудрявой макушки на пороге.
– Терпение, Алистер, – я снимаю с опущенного сбоку от меня подноса стакан и киваю в благодарность. – Ей некуда деваться.
– И как она узнает, где я нахожусь?
– Ну узнала же о твоем присутствии на выставке.
– Тварь, – плюется Бейтс и залпом выпивает виски. – Надо показать ей, что бывает, когда берешь чужое.
Я делаю глоток и вперяю взгляд в высокую синюю вазу в углу комнаты, что Алистер привез прямиком из Парижа. Тогда он также кичился совершенной покупкой, чего мне не понять.
Деньги – инструмент для возведения империй. Однако, они ничего не значат без наличия стальных яиц.
Нейт по моему указанию разузнал, кто же такая Дафна Палмер.
Сирота, профессиональная аферистка. Убийственное комбо, которое можно понять.
Человек, выросший в грязи, никогда в нее не вернется. Даже если это означает плевок на уголовный кодекс. Уж мне ли не знать.
Я слышу недовольную брань со стороны входа и кривлю губы в ухмылке, смакуя во рту крепость джина.
– И правда пришла, – недобро смеется Бейтс. – Ну что, принесла?
Чувствую на себе ее прожигающий взгляд и буквально ощущаю дикость, с которой Дафна хотела бы рассечь мне глотку.
Палмер резво подходит к нам и вырывает у меня стакан, допивая остатки джина. Я хмыкаю и скрещиваю руки в замок в ожидании представления. Ноздри вновь щекочет бархатная сладость миндаля.
Дафна со стуком ставит стакан на стол и, недолго порывшись в бордовой сумочке, выбрасывает кольцо на стол. Оно преодолевает целый путь от одного конца до другого, остановившись на углу рядом с Алистером.
– На этот раз настоящее? – кривится он, перекатывая в руках украшение с придирчивой гримасой.
Палмер молчит. Я поднимаю лицо в ее сторону, но она не обращает на меня внимания. Ее челюсть плотно сжата, грудь медленно, тяжело вздымается, будто она пытается держать себя в руках. Верное решение.
На ней короткое черное платье с летящей юбкой и сетчатой тканью, обтягивающей тонкую шею и плечи по локоть. Одно отклонение от ровного положения – и откроется вид на сочные ягодицы.
Мне нравится.
Изящна и с поднятой головой даже сейчас. Это нравится еще больше.
– Да, – цедит Дафна.
Я отворачиваюсь и машу прислуге.
– Принеси еще.
– В таком случае… – Бейтс отбрасывает кольцо обратно на стол и откидывается на кожаную спинку. – Жду извинений.
Если бы Палмер была бомбой замедленного действия – она бы взорвалась именно в этот момент.
У Алистера задето мужское эго. Посему он намерен оторваться.
Я принимаю новую порцию джина и улавливаю движение Дафны: она подходит к Бейтсу и медленно склоняется к нему. Он так быстро растекается от этого жгучего притворства, что мне почти смешно. Я делаю небольшой глоток.
– Простите, мистер Бейтс, что вы не можете возбудить женщину настолько, чтобы она опустилась перед вами на колени.
Алистер просыпается от бесконтактной пощечины. Его глаза наливаются кровью от ярости. Он хватает Дафну за волосы и встает, грубо припечатав ее лицом к столу прямо передо мной. Она шипит и брыкается, но Бейтс вновь встряхивает ее и пристраивается к ней сзади.
Я не реагирую. Наши с Дафной взгляды на мгновение пересекаются.
С вызовом. Не с просьбой о помощи.
– Тогда я даже не буду пытаться это делать с тобой, грязная шваль. Отымею на сухую, чтобы на всю жизнь запомнила, как раскрывать свой поганый рот, – Бейтс одной рукой тянется к своему ремню. Его трясет от переполняющей злости. – Ты присоединишься или побудешь наблюдателем, Тед?
– Смотри на меня, Палмер, – мысленно внушаю я ей, не отводя взгляда.
Она всхлипывает, когда звенит бляшка ремня. Я по-прежнему сижу неподвижно и представляю, как нещадно раскалывается все существо Дафны. Ее амбиции превращаются в пепел, стержень с хрустом сгибается пополам. И она наконец смотрит на меня.
– Не смотри на меня, Палмер. Нет. Только не так.
– Алистер.
Он не отвечает.
– Алистер, – зову я уже громче, и только тогда Бейтс останавливается и недоуменно смотрит на меня.
Дафна
Хочется рвать волосы на голове и метать в стену все, что попадается на глаза.
Господи, какое унижение!
Если бы черт по имени Теодор Хардман не полез бы в тот вечер не в свое дело, а пошел бы своей дорогой, все было бы иначе. Мне бы не угрожала сейчас опасность, и я бы не собиралась экстренно пуститься в бега.
Я бросаю в чемодан одежду скопом и сную по номеру, собирая все немногочисленные безделушки, которые после отправляю к вещам. Закончив, я придавливаю чемодан всем своим весом и уже собираюсь застегнуть его, как рядом начинает вибрировать телефон.
– Дафна, твою мать! Какого хрена ты не выходишь на связь? Что происходит?
Питер в бешенстве. Я разделяю его настрой.
– Позже все объясню, – я пыхчу, пытаясь совладать с ползунком молнии. – Мне надо срочно покинуть Будапешт.
– Нет, Дафна, тебе надо срочно отдать заказчику его товар! Ты собралась сбежать с кольцом? Рехнулась?!
– Мне нечего отдавать заказчику, Питер! – истерично выкрикиваю я и отшвыриваю чемодан.
Элфорд замолкает.
– Это сейчас шутка такая, Палмер?
– У меня нет этого гребаного кольца! И я не шучу!
– Если его нет у тебя, то где, нахрен, оно?
– Оно…
Я не успеваю объяснить Питеру всю ситуацию, как раздается короткий стук. Не знаю, что на меня находит, но я вспоминаю, как в прошлый раз таким образом явился Хардман, и подлетаю к двери, распахнув ее, чтобы высказать мафиози в лицо пару ласковых.
Ругательства застревают в горле, паника отблескивает на радужке моих глаз. Я роняю телефон и чудом успеваю захлопнуть дверь, подперев ее спиной, но в следующую секунду деревянная поверхность за мной начинает дребезжать из-за того, что человек по другую сторону пытается выломать ее.
Я лихорадочно дышу и рыскаю взглядом по комнате, пытаясь найти то, чем можно оборониться.
Не успела.
– Открой дверь, сука! Или тебе не поздоровится!
Всего за считанные дни моего пребывания в Будапеште я собрала столько «комплиментов», что можно подумать, будто я – самый ненавистный человек на всем белом свете.
Пуля дырявит дерево прямо у моего локтя. Я вскрикиваю и отскакиваю вглубь комнаты, машинально зажав голову руками. Мужчина с ноги выбивает дверь и также злостно захлопывает ее за собой, щелкнув замком.
– Перед тем, как нагрянут копы, я успею как следует показать тебе, что бывает с такими, как ты.
Я срываюсь с места к окну, но не успеваю позвать на помощь: меня грубо хватают за волосы и отшвыривают назад. От боли из глаз вот-вот полетят искры.
Брыкаюсь, шиплю и ногой бью мужчину по колену, выиграв себе совсем немного времени. Этого хватило, чтобы я вновь подбежала к распахнутому окну и выглянула из него по пояс, вцепившись руками в металлический каркас.
Щелчок.
Я замираю.
– Держи рот закрытым, куколка. Или через пару секунд полетишь вниз.
Мои руки сами по себе поднимаются вверх в показателе безоружности. Губы покрываются сухой коркой из-за того, что я дышу через приоткрытый рот. Сердце готовится прорвать грудную клетку.
Неужели я кончу, распластавшись на асфальте с расквашенным лицом?
– Где кольцо? – настойчиво интересуется мужчина.
– У меня его нет, – выдыхаю я дрожащим голосом.
– Брехать вздумала?!
Он взрывается, и в следующий момент дуло пистолета с глушителем подпирает мой затылок. Я вздрагиваю.
Один выстрел – и все кончится.
Моя жалкая жизнь оборвется.
Мне хотелось рыдать от одного только осознания, что не только моя жизнь жалка, но и я сама.
– Я повторюсь: где оно?
– Я же сказала, что оно не у меня!
– Ну-ка помягче, – шипит он и дергает пистолетом. – Если оно не у тебя, то где?
– У владельца.
– Ты должна была выкрасть его у этого недоноска. И мы знаем, что ты это сделала! Что произошло потом?
Я молчу, опускаю взгляд и замечаю, как у отеля резко останавливается наглухо затонированная машина. Двери распахиваются, быстро вылезают несколько человек и бегут ко входу. Одним из последних вылезает тот, кого я вовсе не ожидала увидеть.
Хардман.
Он не успевает захлопнуть дверь своего дорогостоящего авто, потому как, видимо, почувствовав на себе взгляд, поднимает голову и замирает. Его глаза расширяются, скулы заостряются от напряжения, рука на черной двери сжимается.
Я не понимаю, о чем Тед думает в этот момент, но молюсь на то, что он поймет.
Молюсь.
Прошу.
– Прошу. Пожалуйста.
– Говори! – мужчина одергивает меня и грубо толкает на пол.
Тед
Нейт взрывается смехом, завидев выражение, исказившее мое лицо, когда в гостиную грациозно входит Палмер, и также грациозно, блеснув глазами, направляется к высокой тумбе, на которой стоят графины с виски и джином.
К моему удивлению, выбор Дафна останавливает на джине.
Я одариваю Лемана испепеляющим взглядом, когда он уже собирается покатиться от смехотворной истерики на пол, и он почти успокаивается.
– Ты бы просто видел свое лицо…
– Заткнись, Нейт, – огрызаюсь я и вдыхаю сладкий шлейф Дафны, прошедшей позади меня.
Она приземляется рядом с Нейтом и закидывает ногу на ногу, растянув губы в приветливой улыбке. Леман ловит тот же озорной настрой и поворачивается к Палмер вполоборота, упершись локтем в спинку дивана. Я закатываю глаза.
– Нейт Леман, – он протягивает руку, и Дафна принимает легкое рукопожатие.
– Мне представляться смысла нет, – Палмер откидывает с лица шоколадные кудри и отворачивается.
– Действительно.
Смотрит куда угодно, только не на меня. Я пока что не понимаю причины, но знаю, что надолго ее выдержки не хватит. Мне стоит только поддеть одну из туго натянутых струн, и Дафна в очередной раз взорвется.
Палмер осталась ночевать у меня, в моей же спальне, куда я принес ее изнеможенное от шока, потерявшее сознание хрупкое тело. Я словил контраст того, какой легкой она казалась в тот момент, и какой тяжелой держалась в остальное время.
Я понимал, что ей некуда было идти, она оказалась в тупике, потому не стал противиться. К тому же, было в Дафне то, что заставляло меня наслаждаться ее присутствием, хотя любой другой на моем месте наверняка бы уже выставил дерзкую авантюристку за дверь.
Бойкость.
О, как же мне не хватало этой непокорности.
А еще я не мог отвезти глаз от волос чертовой Палмер. Их не хотелось нежно касаться, нет.
Их хотелось сжимать, тянуть, наматывать на кулак…
– Я подумала над твоим предложением, – Дафна вырывает меня из омута поверхностно порочных мыслей, и я перевожу на нее взгляд.
– Смею предположить, что твой ответ положительный, раз ты все еще здесь.
Не удерживаюсь – подстегиваю ее. Реакция незамедлительна: кофейные глаза расширяются от недовольства, она выпрямляется и задирает подбородок, желая смотреть на меня свысока. В голову тут же врезается острый, в какой-то степени, даже ироничный вопрос.
Смог бы я когда-нибудь добровольно позволить кому-то смотреть на меня также свысока после того, как сам я забрался еще выше?
– Но у меня будет условие.
– Слушаю.
– Половину за первое дело я возьму сразу, – Палмер говорит уверенно и с расстановками, как если бы мы сейчас сидели на масштабной сделке, а не за рядовым разговором. – И я выйду из игры, когда захочу.
Теперь смеюсь я.
– Мне нравятся твои амбиции, – я закуриваю и выдыхаю дым в сторону. – Будут тебе деньги.
– Наличными, – уточняет Дафна.
Я замечаю, что Лемана покидает дружелюбие, и он хмурится.
– Нейт, займись этим.
– Тед, ты не думаешь, что это немного…
– Займись, – холодно повторяю я, на что Леман молча кивает и встает с дивана.
Прежде, чем уйти, он смеряет Палмер недоверчивым взглядом, который та попросту игнорирует, смотря в упор именно на меня.
Мы остаемся одни. Дафна делает глоток джина и чуть морщится. Я слегка прищуриваюсь, заметив, как ее грудь, холмики которой соблазнительно выглядывают из-под выреза черной шелковой рубашки, тяжело вздымается. В теле вновь закручивается приятный спазм.
– А ты умеешь убеждать людей, – говорит она и больше, чем необходимо, склоняется к столу, чтобы поставить стакан.
Мне удается зацепиться взглядом за изящное кружево ее бюстгальтера. В районе ширинки дергается член, но я сковываю себя контролем, когда до меня доходит, что Палмер по какой-то причине решила провоцировать меня.
Я не прочь поддаться наваждению, но не позволю воровке обвести меня вокруг пальца также, как она это делает с другими.
– Я много чего умею, – я ухмыляюсь и закуриваю новую сигарету.
– Что мне нужно будет делать?
– Сначала я хочу посмотреть на тебя в деле.
– Как это понимать?
– Как ты держишься на людях, как действуешь в непредвиденной ситуации. Как легко тебя вывести на эмоции.
На последнем предложении я делаю акцент.
– Если ты так этого хочешь, – Дафна пожимает плечами. – Пусть это и бессмысленно.
– Для меня – нет. Я должен быть уверен в тебе, чтобы переходить к более серьезным вещам.
– Мне доводилось иметь дело с разными людьми.
– Тогда для тебя показательное выступление не станет проблемой.