Воспоминания давно минувших дней

Пролог

Печально ли то, что два когда-то близких, родных человека в настоящий момент совершенно так не считали? Возможно…

Как заходящее за горизонт солнце постепенно отбрасывало тень на большую прямоугольную коробку, которая в современном мире считалась верхом концептуального совершенства, так и наши отношения с каждым днём погружались во тьму уныния.

В просторной столовой царила почти осязаемая тишина. Интерьер дома соответствовал его обитателям — минималистичный, строгий, но с незначительными вычурными элементами. Например, огромная люстра, висевшая над столом, напоминала по форме мыльные пузыри, из смолы дерева. Света от неё было ровно столько же, сколько от подсвечников на столе, — то есть ничтожно мало.

Эта полутьма должна была создавать интимную обстановку в совокупности с виниловым проигрывателем, но на деле вызывала лишь неудобство. Поэтому в этой комнате его никогда не включали в одиночку.

Но как можно так отзываться о доме, который я спроектировала вместе с дизайнером? Доля сарказма всегда была мне присуща, но я и подумать не могла, что этот дом, спустя столько времени, окажется лишь пустой коробкой, не вызывающей ни капли эмоций.

Хотя нельзя отрицать — внешне он был безупречен. Впрочем, как и мои отношения с мужем.

Мы сидели друг напротив друга. Расстояние между нами за столом было смехотворным, но почему оно ощущалось так, будто между нами километры? Есть ли смысл задаваться этим риторическим вопросом?

Майкл всегда производил впечатление строгого и уверенного в себе человека. Его лицо словно было высечено из мрамора — чёткие, благородные черты. Высокие, выразительные скулы лишь подчёркивали его принадлежность к аристократическому обществу.

Раньше, смотря в его светлые, ясные, как небо, глаза, я терялась. Он всегда смотрел насквозь — настолько, что хотелось укутаться. Золотистые волосы, которые он с утра зачесывал назад, к вечеру всё так же выглядели идеально, и даже пара едва заметно выбившихся прядей не портили его образ.

Майкл не всегда был таким. Я влюбилась не в этого человека... Не в политика, который, наплевав на свои принципы, расширял своё влияние и знакомства. Не в мужчину, под которого нужно было подстраиваться, чтобы соответствовать.

Я влюбилась в мечтателя, путешественника, который, ради того, чтобы найти себя, был готов начинать и бросать, если не нравилось. Кто-то скажет, что люди с возрастом меняются.

Я согласна...

Я тоже изменилась.

В лучшую ли сторону? Вряд ли.

Может, поэтому мы больше не любим друг друга?

Мы перестали быть тихой гаванью друг для друга. Мы просто были тихими. Как ни старались, нам не удалось сохранить то, с чего наша любовь зародилась. Общество в любом случае оставляет свой след. Особенно если в этом самом обществе ты проводишь все свободные вечера. И ради чего, спрашивается?

Все хотят жить под солнцем, только какой ценой?

Постоянные выходы на публику, которая не терпит излишних эмоций. Всё больше погружали в ту жизнь, которую хотят видеть другие, но не ты. Улыбки, которые были чистыми и искренними, стали вежливой формальностью. А смех...

Зато сарказма и тонких иголок стало так много, что невольно отмечаешь всю прелесть этих методов общения. Не то чтобы я жаловалась. Нет. В конечном счёте, вся эта светская жизнь затягивает, и то, что вначале казалось чем-то из ряда вон выходящим, теперь стало нормой.

Например, даже дома нужно быть одетой с иголочки, будь то пижама или домашний костюм. Ведь никогда не знаешь, когда гарпии из соседних домов заглянут на утренний, обеденный или вечерний чай.

Я всегда мечтала жить там, где мало людей. Увы.

Лёгкая ненавязчивая музыка и звон посуды то стихали, то вновь возобновлялись. Скорее всего, погружённая в мысли, я никак не могла приступить к нарезке уже давно остывшего стейка. Расфокусированный взгляд тут же зацепился за Майкла. Он педантично разрезал говядину, выглядя так, будто нет в мире ничего интереснее, чем узор на тарелке.

Когда-то он так же смотрел и на меня. Точно так же, как на эту тарелку — с интересом, пытаясь разгадать, куда уходит золотая нить, покрывающая её поверхность. Заканчивается ли она на кантике или же уходит вглубь?

Одиннадцать лет назад наша встреча с ним казалась судьбоносной. Один взгляд этих голубых глаз, протянутая рука помощи — и я пропала. Его появление стало для меня спасательным кругом, вытянувшим из проблем, что свалились на голову. Неделя — и мы уже признавались друг другу в любви, год — и мы поженились. Всё произошло стремительно, так, как могут только подростки.

Оглядываясь назад, поступила бы я так же? Может, да. А может, и нет.

Но наша с ним история сложилась именно так. В первые годы совместной жизни, пока я училась на филологическом факультете, а Майкл заканчивал юридический, мы словно два неразлучных куста, сплетённые корнями, были вместе практически везде. Делали свою жизнь ярче, путешествуя, находили новые эмоции и ощущения.

И, как у всех, у нас случались ссоры. Но тогда они казались незначительными. Ведь отношения без ссор — это не любовь. Как жаль, что понимаешь это слишком поздно.

Конечно, наступает момент, который делит жизнь на «до» и «после».

Разграничивает бурную молодость и взрослую жизнь.

Нам с этим любезно помогли родители Майкла и мои родители. Их связи, уходящие корнями в годы их молодости, позволили устроить его на хорошую должность в парламенте.

Родители Майкла владеют одной из ведущих строительных фирм в Лондоне. Тогда казалось удивительным, как такой прямолинейный и слегка несдержанный человек сможет работать в среде лжи и политических игр. Но, на удивление, ему это далось легко.

Он уверенно поднимался по карьерной лестнице, не оглядываясь назад. Прибыль в семье росла, позволяя нам наконец-то отказаться от родительских средств. Разрыв в наших доходах увеличивался стремительно. Я работала пусть и в не самом последнем по популярности издательстве, но уже не могла сравняться с Майклом. Однако нас это не заботило. Всё как-то решилось само собой: деньги, которые зарабатывал Майкл, стали общими, а мои... сами понимаете.

Глава 1

Год назад.

Последние несколько дней мы были настолько погружены в работу, что даже забыли о единственном празднике, связывающем нас. Десятая годовщина свадьбы подкралась незаметно. Слыша такую цифру, оглядываешься назад и понимаешь, что некоторые события уже настолько далеко, что начинают теряться в памяти.

Воспоминания вспыхивают и гаснут, словно старые слайды в проекторе. Дом, который когда-то казался новым, и пах свежей краской, теперь стал приевшимся. Жизнь шла своим чередом, день за днём, неумолимо превращая настоящее в копию вчерашнего. Так смешно, что хочется плакать.

Мы сидели друг напротив друга за массивным дубовым столом. Всё было, как всегда: приглушённый свет, тишина, нарушаемая редкими звуками приборов о фарфоровые тарелки. Но что-то изменилось.

Или изменились мы?

Погружаясь так глубоко в себя, не могла подумать, что наша жизнь станет такой.

— Майкл.

Он поднял голову, словно очнувшись, и едва заметно улыбнулся. Привычным, вежливым движением, будто выполнял ритуал.

— Ты не устал? — спросила я.

— Немного. На работе... — его голос прозвучал ровно, без намёка на сомнение, но я видела, как вспыхнули его глаза. Работа. Он говорил о ней с увлечением даже сейчас, когда за столом сидела его жена.

Я покачала головой.

— Я не об этом.

Майкл поставил вилку на край тарелки, поднял руки и сцепил пальцы, опираясь локтями о стол. Теперь он смотрел прямо на меня — внимательный, но слишком настороженный. В этом взгляде читался вопрос: «Ты уверена, что хочешь продолжать?»

Звенящая тишина повисла между нами. Мы оба знали, к чему идёт этот разговор. И оба слишком долго откладывали его.

— Я не хотел, чтобы ты узнала об этом так...

— Я тоже.

Неделей ранее.

Зимний бал — событие, которое всегда казалось мне не более чем традицией. Вечер в компании привилегированных людей. Скрывающих свою истинную натуру за фальшивыми улыбками. Я смотрела на них из-под полуприкрытых век, не испытывая ничего, кроме усталости.

Количество алкоголя поражало воображение. Стоило только зайти за угол, и новый официант тут же протягивал бокал — словно у них у всех был личный марафон. В помещении было душно. Огни люстр отражались в бокалах, размытые фигуры мелькали, сливаясь в одно целое.

Высокие потолки, массивные люстры, узорчатые стены — всё это напоминало о прошлом, которое, казалось, не хотело отпускать. Коридоры тянулись один за другим, темнея в глубине, где свет от хрустальных бра освещал лишь небольшие участки пола. Витражные окна, уходившие почти до самого потолка, отбрасывали на стены призрачные узоры.

Я шла медленно, прислушиваясь к гулу голосов, которые доносились из дальних залов. Здесь, в отдалении от основной толпы, особняк жил другой жизнью. В полу-разбитом зеркале промелькнуло моё отражение — лицо напряжённое, взгляд сосредоточенный. Каблуки отбивали глухой ритм по мраморному полу.

Я заглядывала в приоткрытые двери: один зал тянулся вдоль ряда колонн, напоминающий заброшенную картинную галерею; другой — с потухшим камином и старинными креслами, в которых когда-то сидели те, кто давно исчез. В воздухе витал тонкий запах воска и старых книг.

Муж исчез более часа назад. Его отсутствие сначала казалось обычным —на таких вечеринка это было привычным делом. Каждый из нас находил компанию по интересам. Но сейчас это тревожило.

Всё в этом доме казалось слишком замкнутым, слишком правильным — словно в одном из этих тёмных углов притаился секрет, который никто не должен был узнать.

Я уже собиралась достать телефон, когда услышала тихий шёпот. Остановилась, задержала дыхание.

Знакомый голос...

Голос мужа…

— Я... Я не могу так продолжать. Я же женат, чёрт возьми! Я знаю, как это выглядит, но я просто не могу перестать думать о тебе...

— Я понимаю вас куда больше, чем вы думаете. Вы честны со мной, я ценю это. Но ваша жена... Она хороший человек. Я не посмею вмешиваться... даже если вы...

— Ты думаешь, я хочу её обидеть? — срывается он, но тут же опять понижает голос. — Мы с ней женаты одиннадцать лет! Скоро годовщина, но всё, о чём я могу думать, — это о тебе...

Прикрывая рот, я тихо прислоняюсь к стене, чтобы не упасть, но продолжаю слушать.

— Мне жаль... — после продолжительного молчания девушка продолжает говорить. — Ни вы, ни ваша жена, ни я — мы все не заслуживаем тех последствий, которые могут произойти, если не сделать правильного шага.

— Но какой правильный?

— Это вы должны решить сами, Майкл. Я поддержу вас, какое бы решение вы ни приняли.

Как долго он влюблён в другую?

Мне было жаль, что наша идеальная жизнь тихо разрушалась и приводила нас к таким последствиям.

Не знаю, сколько бы я так стояла и слушала их разговор, но в какой-то момент приближающийся стук каблуков по паркету становился всё ближе. Если бы я не вышла, сложилась бы довольно неловкая ситуация. Строго говоря, она и сложилась, но в ней были замешаны только они двое.

— О, дорогой! Тебя-то я и искала.

Ситуация была патовой, но ничего не поделаешь!

Тогда я даже похвалила себя за первоклассную актёрскую игру, чего не скажешь о них.

— Вы закончили? — спросила я вежливо.

Майкл вздрогнул.

Совсем чуть-чуть — едва заметное движение плеч, словно его окатили холодной водой. Этого было достаточно.

Он сразу понял, что я слышала.

Но, боюсь, девушка и так перенервничала, подумала что слова сказаны с сарказмом, глаза её наливались слезами. Она удержала тёплую улыбку, пока проходила молодая пара, осматривающая коридоры. Извинившись, убежала.

Глава 2

Развод — это не столько про чувства, сколько про бумажную возню. Порой я думаю о том, каково нам было, если бы мы не остались в хороших отношениях.

Было бы веселее? Точно не нам…

Порой на нас странно косились, когда мы вежливо общались друг с другом, обсуждая, кто и сколько получит. Но за вежливыми улыбками было тяжело распознать, то ли они рады, что всё мирно, то ли в сердцах сожалеют от отсутствия драмы.

Единственно, что вызывало раздражение, — бюрократия. Возвращение своей девичьей фамилии оказало настоящим приключением, наполненным кипами бумаг, походами по кабинетам и длинными подписями. В какой-то момент захотело всё бросить и оставить как есть, но кто бросит?

Когда я вернулась домой, окончательно выдохнула. Я смотрела на бумаги в руках и понимала, что только теперь окончательно и бесповоротно осталась одна. Но это казалось правильным. Тишина в доме не была пустой, а свободной.

Без чужих голосов, без расписаний и ожиданий.

Одиночество…

Это было приятно. Надоевший в браке дом вдруг приобрёл иное значение. Он стал тихой крепостью, где я могла укрыться и спокойно провести свою старость. Я работала в любой части дома, будь то кухня или ванная. Больше работы, больше часов за редактором, больше погружения в тексты, где я жила чужими жизнями.

Но однажды, когда я подняла голову от экрана, осознание обрушилось на меня, как ведро с холодной водой.

Сколько прошло часов? Дней? Месяцев?

Я не помнила, когда в последний раз выходила из дома, когда переодевалась во что-то кроме шелковой пижамы. Шкаф был полон дорогой одежды, но мода, как будто, перестала существовать для меня.

Я впервые увидела себя в зеркале.

По-настоящему увидела…

Роскошные волосы глубокого коричневого оттенка, которые на солнце переливались золотыми нитями, сбились в бесформенное воронье гнездо.

А глаза, когда-то насыщенного зелёно-коричневого цвета поблекли.

Только тогда пришло понимание — это не одиночество.

Это депрессия.

В голове не укладывалось, как случилось, что несколько недель просто выпали из сознания. Такого не могло случиться со мной. Все логично: развод — это сложно, это требует времени на адаптацию. Но когда открываешь холодильник в надежде перекусить — и буквально не видишь там ничего, отрицать проблемы становится просто глупо.

Я не была из тех, кто пускает всё на самотёк.

Психолог не задавал лишних вопросов. Он слушал.

А после:

— Развод никогда не проходит бесследно. Вы потеряли привычный мир. Вы никогда не жили для себя. До семнадцати лет, вы жили с родителями, а после — сразу вышли замуж. Всё было выстроено вокруг партнёра. Вы никогда не говорили "я", для вас всегда было "мы".

— И теперь ваш мозг, столкнувшись с пустотой, выбрал защитную реакцию — отключиться. У каждого свой способ справиться со стрессом, это естественно.

— Учитывая то, что вы несколько раз настойчиво уточняете, что тоже не любили своего партнёра… вы пытаетесь убедить в этом меня? Или себя? Каждый любит по-разному. Майкл был для вас символом стабильности, уверенности, но его больше нет…

Слушая его слова, я чувствовала, как в груди медленно разливается что-то тягучее, неприятное. Будто он поднимал наружу то, что я так старательно закапывала внутри.

"Вы пытаетесь убедить в этом меня? Или себя?"

Я хотела усмехнуться, отмахнуться от его слов, сказать что-то колкое в ответ, но язык не поворачивался. Он попал в точку. Глупо было отрицать.

Возможно, я действительно не любила его так, как должна была. Или всё-таки любила — по-своему, конечно, может, поэтому так?

"Майкл был для вас символом стабильности."

Стабильность. С ним всегда было спокойно. Не любовь, не страсть, не привязанность — просто спокойствие.

И ведь правда, никогда не жила для себя. Всегда были "мы". Никогда "я".

Злость сковывала всё тело — на себя, на психолога, на эту чёртову сессию. Я ведь пришла сюда не за этим, не за анализом того, что со мной не так, а за…

Признание своей обреченности далось нелегко.

Жизнь начала собираться из мелочей.

Сначала — уход за собой.

Я долго смотрела в зеркало, пробегая пальцами по прядям, которые когда-то любил перебирать Майкл. Длинные волосы, привычно завязанные в лёгкий хвост, вдруг показался ненужным.

— Можно, — выдохнув, я посмотрела на знакомую, которая с такой же грустью в глазах смотрела на меня.

Ножницы скользнули по волосам. В тишине, нарушаемой легкой музыкой, я наблюдала за падающими локонами. Они медленно оседали на пол. Можно ли было ознаменовать их символом того, чего больше нет?

Символ прошлого.

Проводя рукой по коротким прядям, я чувствовала их новую, непривычную мягкость. Короткая стрижка сделала меня старше, но не менее привлекательной. До этого казавшиеся плавными скулы стали более выраженными.

Потом — работа.

Настоящая, среди людей, а не через экран ноутбука. Признаться, первое время было сложно — слишком шумно, слишком много движений, слишком мало одиночества. Люди, с которыми я только говорила по телефону, обрели плоть, и, что самое печальное, теперь, чтобы заставить их помолчать, просто сбросить звонок было недостаточно. Но шаг за шагом я привыкала. Чашка кофе в руках, негромкий гул разговор, случайные улыбки коллег — уже не вызывали раздражения. Маленькими шагами, но я становилась собой. Хотя нет — я становилась лучше.

А еще - терапия. Конечно, куда же без неё.

Тихий кабинет, мягкий свет лампы. Внимательный взгляд психолога. Разговоры, от которых хотелось одновременно сбежать и продолжать. О том, от чего так долго убегала. О себе. О своих желаниях, страхах, ошибках. Принимать себя оказалось сложнее всего. Когда на протяжении двадцати девяти лет, ты думаешь, что знаешь, чего хочешь. Думаешь, что знаешь себя.

Неприятно узнаваться, что ни черта ты не знаешь.

Но я училась.

Глава 3

Сейчас.

Давно я здесь не была.

Этот город всегда казался зависшим между эпохами, словно не мог решиться, к какой именно он принадлежит.

По одну сторону улицы — дома с покосившимися ставнями, миниатюрные сады, укрытые пыльными виноградными лозами, стены, впитавшие в себя сырость не одного десятилетия. С другой стороны — современная автомастерская, большая, ухоженная, но неуместная, как будто вырвана из другой реальности.

Но все эти наблюдения отошли на задний план, как только я по-настоящему въехала в город. Каменный мост, словно граница между новым миром и старым, остался позади, и мастерская — вблизи казавшаяся еще больше — уже не имела никакого значения.

Потому что всё было не важно.

Сердце сжалось. Это было возвращение к тому, от чего я убегала.

Дорога здесь словно стала мягче. Тишина утром была настолько плотной, что казалась почти осязаемой. В голове не укладывалось, как может быть так спокойно?

В городе утро не отличить от вечера — сплошной поток машин, крики, сигналы, спешка. Здесь же — размеренная жизнь маленького города.

Я чуть приоткрыла окно, и в салон проник запах влажной земли. Лёгкий туман окутывал город. Вдалеке раздался глухой звон колокола, который пробирался куда-то глубже, чем просто в слух.

Кажется, здесь даже воздух был другим. Или это я стала другой?

Моя улица была на другом конце города, и с каждым поворотом воспоминания вновь обретали краски. Я не пыталась нарочно всматриваться в знакомые дома, но взгляд волей-неволей все же цеплялся за них — за отлупившимся ставни старого дома на углу, где по дороге домой расходились пути с одноклассниками, за витрину книжного, которая ярче остальных светилась на торговой улице.

Хейверли сложно было как-либо охарактеризовать.

Небольшой Английский городок, расположенный в двух часах езды от Лондона? Да, пожалуй. Но всё было не так просто.

Отец говорил, что после войны, многие творческие люди, искавшие тишину, но не одиночество, расселились маленькими группами по деревням, окружавшим Лондон. Они привозили с собой своё прошлое, свои привычки, архитектуру — и вот так, незаметно, деревня из нескольких ферм превратилась в небольшой, но всё же город.

Шотландские крыши с крутыми скатами, аккуратные немецкие фахверки, широкие американские веранды — всё это приглашало задержаться. Казалось, будто он вырос сам по себе, подбирая в свою мозаику лучшие элементы из разных эпох и культур, как человек, который со временем становится похож на тех, с кем ему довелось жить.

Я подъезжала медленно, слишком медленно, будто растягивая неизбежное. Чем ближе была, тем сильнее сжимала руль. В груди зарождалось абсурдное, тревожное чувство.

А вдруг я его не узнаю?

Нет, конечно, узнаю. Единственный дом на улице, перед окнами которого не было ничего: ни цветов, ни ухоженных кустов роз, ни подстриженной изгороди, за которой угадывалась заботливая рука хозяйки — только пожухлая от зимы низкая трава.

Я заглушила мотор, но не вышла. Просто смотрела, ощущая, как внутри поднимается странная, вязкая смесь чувств: ностальгия, тревога, нерешительность. Пальцы так и не разжались с руля.

Дом был всё таким же — великолепным, но холодным. Он будто сошёл со страниц классического английского романа, где герои никогда не разговаривают о чувствах, зато их дома кричат об амбициях. Мама умела создать стиль — этого у неё не отнять. Когда улица только застраивалась, многие вдохновлялись её выбором, но никто так и не смог повторить этот тонкий баланс между изяществом и строгостью.

Фасад из природного светлого камня, который мама неделями искала в Лондоне, высокая крыша с резными фронтами, чёрные рамы крупных, идеально симметричных окон, массивная дверь с резьбой и стеклянными вставками — всё это казалось незыблемым. Как и её вкус. Как и её принципы.

Я провела ладонями по гладкому кожаному рулю, пытаясь заставить себя открыть дверь. Выдыхая тёплый воздух, потянулась к сумке, что лежала рядом на сиденье, и взяла ключи. Пальцы легли на холодный металл.

Вдох, выдох — стекло запотело от дыхания, слегка смазав очертания фасада. Я мысленно дала себе подзатыльник: за нерешительность. Я никогда не была такой.

И не хотела быть. Эта мысль отрезвила.

Я толкнула дверь — лицо сразу обдул прохладный весенний ветер. Под каблуками тихо поскрипывала дорожная плитка. Сначала сделав не уверенный шаг, другой.

Рука с ключами опустилась вдоль тела. Все было слишком тихо — только мой собственный, слишком громкий вдох. Я подняла голову и посмотрела по сторонам. Соседние дома казались такими же пустыми — если бы не едва уловимое шевеление занавесок.

Местные жители были людьми любопытными. Стало неловко от мысли, что кто-то мог наблюдать за этим спектаклем под названием «нерешительная женщина и её экзистенциальный кризис на пороге».

Может, кто-то уже прильнул к занавеске, делая ставки — войду или уеду. Может старая миссис Андерсон, чья жизнь крутилась вокруг сбора сплетен — уже достала телефон, готовясь обзвонить подруг и сообщить, что я вернулась. Но, конечно, не в положительном ключе?

Я поджала губы, тряхнула головой и, наконец, решилась.

Ключи с лязгом вошли в замок, повернулись с небольшим усилием — будто и дверь не сразу признала во мне блудную хозяйку.

Дверная ручка была прохладной.

Щелчок.

Толчок плечом — дверь неохотно поддалась, впуская меня внутрь. Тишина, пропитанная застоявшимся воздухом, слабо отдающим пылью и древесиной, окутала меня.

— Ну здравствуй.

Половицы поддались под ногами, чуть скрипнув — когда-то этот звук был привычным, почти незаметным, а теперь казался слишком громким. Я неосознанно задержала дыхание, прислушиваясь к дому, как когда-то в юности, прокрадываясь по коридору, чтобы улизнуть на очередную вечеринку. Конечно, тогда почти всегда не выходило. Мама, словно предчувствующая подобное, резко включала светильник в гостиной. В своей фирменной позе, восседала на кожаном кресле и смотрела так, что думалось, будто это твой последний день на белом свете.

Глава 4

Ранее утро.

И вот я здесь… спустя столько лет, я снова стою, нерешительная, сжимающая букет цветов в руке.

Кованая калитка издала писклявый скрип, режущий слух, открылась. Старая каменная дорожка вела сквозь ухоженные ряды. Каблуки утопали в гравии, негромко хрустящем под ними. Ветер лениво раскачивал ветви деревьев. Лёгкий утренний туман.

И этот запах… сырого мха, утреннего дождя.

Неподалёку слышался тихий колокольный звон — глухой, пробуждающий воспоминания.

Кладбище было тихим. Слишком ранним — для тех, кто горюет. Но — идеальным для тех, кто вспоминает.

Идеальный момент. Когда лишний раз не будешь вздрагивать от плача, эхом разносящимся по холму.

Я шла медленно. Намеренно, не желая приближать этот момент. Было ли это эгоистично? Возможно…

Его могилу трудно было не узнать. Даже простой надгробный камень — он единственный привлекал внимание. Тёмно-серый. Аккуратные буквы, до дрожи в руках знакомая дата.

Гарри Джонсон.

Но…

Всё не так…

Могила отца, была ухожена. Камень без налёта — снесенных за многие прошедшие года листьев. Их не было.

Но самое главное — свежий букет.

Красивые белоснежные лилии.

Сердце дрогнуло. Кто?

Стыдно было признаться — но после смерти отца я ни разу не приезжала к нему. Но кто-то о нём заботился…

В груди стало тесно, когда, присев, я дотронулась до надгробного камня. Слегка и всего на секунду.

А после поднялась, обняла себя за локти, чуть сгорбившись. Смотрела и смотрела, пытаясь собраться с мыслями. Я жалела, о том, что нечасто созванивалась с ним. Всё откладывала на потом.

Потом — стало поздно.

— Я развелась, — выдохнула я почти не слышно.

В уголках глаз предательски защипало.

— Ты, наверное, был бы в ужасе… Ведь ты всегда говорил, что если выбрали партнёра, то это навсегда…

Я замолчала, сглатывая.

— У меня не получилось, отец, не получилось…

Дальше я не могла говорить. Слова застряли в горле.

Просто стояла.

Стояла и смотрела.

Не плакала. Я давно уже научилась не плакать. Но именно это и хотелось сделать — вот только слёзы лишь застилали глаза.

Хотелось поговорить. Рассказать, почему мама не проводила его. Но не смогла. Это разбило бы ему сердце.

Только в такие моменты, когда ты стоишь перед могилой родного человека, всё, что ты думаешь о религии, о своём прагматизме, — всё это отходит на задний план.

Становится не важным.

Он всегда любил живописные места… надеюсь, тебе нравится вид с холма, папа.

Не знаю, сколько я простояла так, но будто внутренний таймер сработал, и я развернулась, чтобы уйти.

Тогда взгляд, едва скользнув по могиле, стоящей неподалёку от отца, остановился.

Резко.

Имя и фамилия…

Земля ушла из под ног, так что не знаю, как я устояла.

Ричард Холл.

Отец того, о ком я предпочитала не вспоминать.

Я медленно подошла ближе. Словно боялась ошибиться.

Но нет. Не ошиблась.

Он умер за два года до отца.

Пальцы сжались крепче, сердце как будто остановилось.

— Я не знала, — прошептала я.

Могила была такой же ухоженной. И цветы…

Те же белоснежные лилии.

— Кристофер, ты…

Я покачала головой, будто пытаясь стряхнуть нахождение. Не веря, что это правда, я смотрела на могилы.

Может совпадение?

Конечно, нет.

Так не бывает, он ухаживал и за могилой моего отца. Дыхание сбилось. Я просто не хотела в это верить. После всего — он…

Подняла лицо к небу, пытаясь свыкнуться с этой мыслью.

Он заботился о нём, пока я не хотела. Не оставил одного.

Холодный воздух обжёг щёки.

А внутри — горячо.

Я сделала несколько шагов назад, так, чтобы обе могилы были в поле моего зрения.

— Ты был с ним папа? Провожал своего друга в последний путь? Почему же ты не сказал мне…

Почему?

Я развернулась. Шла медленно, кажется, еще медленней, чем приходила. На выходе обернулась всего на секунду.

И в голове прозвучали слова. Простые, но я надеялась, что это было так…

"Может, вас больше нет, но вы всегда будете рядом…"

И, может, в следующий раз, когда приду, ком в горле будет меньше. Может, однажды я смогу смотреть на этот безжизненный кусок плиты с улыбкой — грустной, но все же улыбкой.

Глава 5

Я закатила глаза, сделав пометку: "Электрика — срочно!!!" И на всякий случай добавила пару восклицательных знаков.

Оставалось ещё куча дел. И если вчера я ложилась спать с мыслями, с довольно смутными мыслями. Сегодня надеялась, дом сжалиться на до мной.

Нет. В этой жизни всё немного сложнее.

Камин. Старый, красивый, воняющий сажей и уже слегка пылью, он выглядел так, будто в нём последний раз жгли дрова лет сто назад. Когда я попробовала заглянуть внутрь, сверху что-то с глухим звуком свалилось в золу. В нос ударил запах сгоревшей давным-давно органики.

— Мило, — пробурчала я, поспешно отступая назад. — Притворюсь, что не видела этого.

Еще одна пометка: "Вызвать специалиста, пока оттуда не свалилось, что-то ещё."

О горячей воде пока можно было забыть — бойлер, видимо, возмущён тем, что его так долго игнорировали.

Список растягивался. Дом как будто намекал: "Ты думала, что после стольких лет я приму тебя радушно?"

Честно? Так и думала.

Первая половина дня проходила как ураган, и дом снова оказался в центре нескончаемого потока людей. С самого утра у моего порога была доставка из магазина. Старый холодильник быстро пропал с глаз, а новенький выглядел белой вороной среди пёстрой кухни.

Не смотря на всё свое желание контролировать процесс, я оказалась всего лишь пассивным наблюдателем в этом балагане. Дом пополняли специалисты: одни чинили трубы, другие возились с камином, третьи пытались наладить бойлер.

Дверь оставалась настежь открытой — мастерам, то и дело, нужно было забрать какую-нибудь незначительную деталь.

Хотя их постоянные взгляды, обращённые на меня, заставляли думать, что никакие детали они, всё же, не забывали. А просто украдкой оценивали привлекательную хозяйку. Но едва ли меня привлекали потные мужчины в штанах на несколько размеров больше.

Единственное, о чём я сейчас могла думать, — так это о том, как и через какое время, я смогу избавить от росписи на кухне.

Весь этот шум и ремонт обошёлся в немалую сумму, но, учитывая масштаб и срочность, я готова была заплатить.

На часах был полдень, и работы, которые, по моим оценкам должны были занять целый день, постепенно завершались. А решение, что сделать с кухней, все таки нашлось.

Последние специалисты, которые должны были появиться в этом доме, оказались заняты. Я была готова подождать день-два, но не полгода. Те, к кому я обращалась ещё во время строительства дома в Лондоне, тоже были заняты.

Местные ребята в целом справились с выполненной работой, так что я решила, что ничего не потеряю, если попробую что-то новое. Зайдя на сайт, я выбрала первого попавшегося мастера. Мужчин, которые работали до него, я тоже подбирала без особых колебаний, поэтому сомнений не возникло. По голосу мне представился мужчина, судя по всему, отметивший не один десяток лет за работой.

В принципе, так и было…

Никогда не думала, что вживую столкнусь с тем самым плотником. Он вместил в себя, кажется, все стереотипы: немаленький вес, спадающие штаны, лицо, будто не отошедшее от вчерашней пьянки.

Кажется, моя удача на этом закончилась — начинал дёргаться глаз.

Когда на вас заглядываются молодые парни или мужчины вашего возраста — это даже… приятно. Но когда этот заглядывающий вдвое старше и годится в девушки… Скажем так, я была готова смириться даже с этим, будь он хоть немного компетентен.

Столешница, которая по стоимости немного уступала хорошей машине, по его словам, подлежала утилизации. Почему? Внутри неё — зелёные прожилки, по его словам, плесень.

— Плесень? В камне? — переспросила я, опираясь о многострадальную столешницу.

— И такое бывает, дорогуша, — с характерным звуком он затянул сопли обратно в нос.

Я почувствовала, как внутри меня что-то щёлкнуло — возможно, челюсть. Но я не стала ничего говорить. Просто молча слушала, как мужчина с умным видом делится «гениальными» советами, рассказывая о том, как бывший владелец поиздевался над кухней. В этом, кстати, я с ним была согласна.

Хмыкая и тяжело шагая по паркету, он продолжал замерять пространство. И когда эта модель завершила свой обход кухни в самых странных позах, я всё-таки не выдержала и заговорила:

— Спасибо, что уделили мне время. Я подумаю, о ваших… инновационных предложениях и перезвоню.

Вежливый, лаконичный, а главное, понятный ответ.

— Дорогуша, ты знаешь, сколько у меня работы? Скажи мне ответ сейчас.

Видимо, не настолько понятный.

— Во-первых, не «дорогуша», — произнесла я с убийственно спокойной улыбкой, которая ничуть не смягчала выражение лица. — Во-вторых, «перезвоню» означает вежливый отказ, который вы, похоже, не уловили.

Мой взгляд стал холодным, а тело слегка напряглось, словно готовое к немедленному действию. Я показала рукой в сторону выхода.

— Покиньте мой дом.

Оказалось, что этот человек — мастер на все руки: и обои клеит, и электрику чинит, и потолки красит… настоящий кладезь умений! И вообще, мне несказанно повезло, что в понедельник он поднял трубку — ведь заказчиков у него «во!», как он выразился.

Будь я из города поменьше, да и лет так на сорок старше, возможно, я бы даже поверила. А так — разве что дом бы снесла, но уж точно не махала надувающемуся мужику со своего порога с ехидной улыбкой на лице.

Потерпев фиаско и решив, что для одного дня в доме мужчин было больше, чем в некоторых известных местах, я пришла к идее, казавшейся гениальной. В крупном строительном магазине, что находился не так уж и далеко, можно было найти всё необходимое.

Почему-то я решила, что сегодня будет меньше проблем.

На улице было прохладно, но солнце обманчиво манило снять кожаную куртку и подставить лицо весеннему ветру. Воздух был свеж, солнечные лучи лениво растекались по тротуарам. Весна — дама коварная: стоит поверить её ласковому теплу, как уже на следующий день тебя радостно поприветствует сиплый голос и неизбежные платки в карме.

Глава 6

Одиннадцать лет назад.

Оперевшись о прохладный капот, скрестив руки — в одной из которых вибрировал телефон,— я смотрела на часы и понимала, что мы безбожно опаздываем.

Как такое могло произойти?

Человек, выросщий в атмосфере, где пахло машинным маслом, а звуки скрежета металла не стихали ни днём ни ночью… Как можно было забыть заправить машину антифризом!? Повезло, что температура в двигателе взлетела, а мы не успели отъехать от мастерской.

Чёртов Крис!

— Ты же сын автомеханика, чёрт тебя дери! — кричала я ему, пока он, хлопнув дверью машины, не вышел из неё.

Стрелка на часах медленно приближалась к восьми. Мы уже должны были быть на вечеринке. Уже должны были заехать за Маргарет. А не смолкающий телефон, каждую секунду напоминал об этой рыжей бестии, ожидающий свою "карету".

Это только ухудшало настроение.

Если бы это была обычная вечеринка, я бы даже слова не сказала. В последнее время вечеринки приносили больше проблем, чем удовольствия. Но это же последняя вечеринка перед экзаменами!

Перед последним балом, в конце концов!

Раздражённо постукивая каблуком по асфальту, я, бросив ещё один злой взгляд на экран, выключила звук. Я уже решила, что он потерялся в собственном здании, когда Крис буквально вылетел из приоткрытых ворот.

На его лицо на мгновение мелькнула гримаса. Видимо, отец тоже не стал хвалить его.

Так и надо.

Но завидев моё недовольное лицо, он мгновенно изменился.

Широкая ухмылка расплылась на его губах, а предательские ямочки, сбивавшие с толку кого угодно — будь то подружки или даже учителя, — тут же сделали его образ куда менее раздраженным.

Бесит…

Сколько раз я проклинала себя за то, что ввязалась в эту авантюру. Меня вполне устраивали наши отношения до этого года — пока отцы ещё регулярно встречались. Но со временем этих встреч становилось всё меньше, а мы уже выросли из настольных игр в кабинете его отца. Подросткам, если честно, не приносило удовольствия сидеть и ждать, пока взрослые наговорятся. Другое дело — когда нам было лет по десять.

Но это совершенно не важно…

Важно только то, что год назад, к своему сожалению, я сама стала инициатором возобновления общения. И сейчас жалела.

Дойдя до машины, он открыл капот, и, пока вливал жидкость, я нарезала маленькие круги вокруг, чем, естественно, очень…очень бесила его.

— Отец передал тебе привет.

— Надеюсь, ты ответил взаимностью? — я слегка наклонила голову, наблюдая за ним исподлобья.

Крис повернулся ко мне, прищурившись, угол его губ чуть приподнялся в хитрой усмешке.

— Ты же меня знаешь.

— Значит, нет, — закатив глаза, облокотилась о машину. — Хотя, когда бы ты успел… Мистер Холл, вероятно, собирался хорошенько надрать тебе задницу, вот ты и прикрылся мой, а затем сбежал. Я права?

— Может, вместо филологического тебе стоит уйти в экстрасенсы? — Он коротко хмыкнул.

И не успела даже ответить — Крис резко закрыл капот, едва не прищемив мне пальцы. Я дёрнулась назад, понимая, что попала в точку.

— Что такое? По-больному ударила? —скривив голос, я изобразила фальшивое сочувствие, но губы предательски дрожали в сдерживаемой улыбке. На всякий случай начала осторожно отступать.

Смерив меня взглядом, он отвернулся и показал средний палец.

— Садись в машину, если не хочешь идти пешком.

— Ты меня не оставишь здесь.

— Оставлю. И твоя рыжая подружка не будет дышать мне в ухо всю поездку. Отличная перспектива, не считаешь?

Я раздражённо фыркнула, но быстро забралась в пикап. Чёрт его знает, в последнее время Крис часто терял терпение, когда речь заходила о Маргарет. И, кажется, общение с подруги было хуже некуда. Но кто бы её остановил? Она просто отказывалась признавать реальность.

А я, как хорошая подруга, без особой радости, но с какой-то болезненной привязанностью, тонула в этом зыбучем песке вместе с ней.

Крис вырулил на дорогу, и в салоне повисла тишина. Он пару раз бросил на меня взгляд, а потом Вруд щёлкнул по носу.

— Какого хрена? — воскликнув я, резко повернувшись, зажав нос ладонью.

Он ехидно улыбнулся.

— Ты когда злишься, нос смешно дёргается.

Свободной рукой я замахнулась, чтобы дать ему подзатыльник, но он вовремя увернулся, еще сильнее смеясь.

— прости…

— Говнюк.

Ладонь всё ещё прикалывала лицо — так что он не увидел улыбку, пробивающуюся вопреки моей воле.

Сейчас.

Яркий отрывок воспоминаний вспыхнул в памяти. Кристофер изменился — это естественно ведь прошло уже много времени.

Рост у него всегда был внушительным, но теперь это особенно бросалось в глаза. Возможно, потому, что по сравнению со своей подростковой версией он заметно прибавил в объёме. И нет, не потолстел — странно, если автомеханик, постоянно таскающий тяжести, будет полным.

Его каштановые волосы раньше всегда были короткими, а теперь — локоны были слегка отросшими, лёгкая щетина, которая, как бы ни хотелось признавать, очень шла ему.

Черты лица стали более резкими. Он стал больше похож на своего отца: чёткие скулы, слегка кривоваты нос, который в моей памяти точно был ровнее. Глаза глубоко посажены. Солнце, вышедшее из-за облаков, било ему прямо в лицо, от чего он сильнее сощурился. Но я без труда могла сказать, какие были его глаза. Глубокие, карие, похожие на бездну. Только если солнце как сейчас, светило ему прямо в лицо, они были удивительно светлыми — почти ореховыми.

—Добрый день.

Почему я решила, что голос у него останется таким же? Тёплый, низкий, с заметной хрипотцой.