Восточный ветер-2

Глава 1. Гроза и буря (визуал)

Когда у тебя есть всё, единственное чем ты не можешь повелевать – это собственное настроение. Вот и Джанибек – вальяжный, самоуверенный наследник валорский, день за днём ловил себя на том, что испытывает РАЗДРАЖЕНИЕ.

Сначала лёгкое и малозаметное, словно укус насекомого, оно отчего-то не спешило проходить. Что-то отравляло его весёлый нрав, лишало вкуса к жизни. Заставляло хмуриться и рявкать на слуг. И он был бы рад признать упадок настроения, но это было следствием того, что он не может избавиться от постыдной слабости. Не может заставить себя перестать.

Дорогу на Изборск в ту ночь Джанибек преодолел с такой скоростью, будто за ним гналась свора озлобленных шайтанов. Разразившийся холодный ливень нещадно хлестал по лицу и плечам, да ещё превратил дорогу в разъезжающуюся под ногами жижу, в которой то и дело поскальзывались кони. Пронизывающий ветер яростно трепал полы плащей, стараясь пробраться под кожу и выстудить кости. Лес по краям дороги выл и стонал, уныло скрипел стволами деревьев. Шуршал и вздыхал безрадостно. Будто беду какую оплакивал али кликал.

Проклиная всё, на чем свет стоит, Джанибек рвался вперед, с остервенением и злым упрямством. Его жеребец – далеко не лучший в отцовских конюшнях, был всё одно на голову лучше и выносливее. Оттого добрался он до Изборска первым, пришлось дожидаться слуг под крышей первого попавшегося домишки. Злобно рявкнув, будто парни виноваты в плохой погоде и конях, Джанибек снял первую попавшуюся гостиницу. Маленькая затхлая комната, бочка вместо купальни… Не тогда ли он впервые испытал раздражение? Или немного позже, когда искупавшийся и сытый завалился на кровать, чтобы поспать. Но вспомнил про книжицу, что случайно осталась с ним. Ухмыляясь, взял в руки, открыл на первой попавшейся странице и… пропал. Очнулся, только когда огонь свечи начал несмело дрожать на кончике догорающего огарка. Что за напасть? Там же глупые девичьи грёзы и не более того! Но там были стихи…

Отбросив книжицу, Джанибек задул огарок и нырнул под одеяло. Нужно поспать и перестать отвлекаться на глупости. Но сон не шёл. Перед внутренним взором стояли безжизненные голубые глаза, а пальцами он, словно наяву, ощущал влагу из рассеченных ран на белоснежной спине.

- Я – прав! Я каганчи валорский и я всегда прав! - злобно процедил и стукнул кулаком подушку.

Отогнал жалящие воспоминания и попытался заснуть. Беспокойно ворочался сбоку на бок, вскидывался внезапно, словно что-то выдергивало из сна, заставляя раз за разом со стоном опускаться на подушки. Да что за ерунда?!

Утро не принесло ни хорошей погоды, ни хорошего настроения. Одно радовало – после мази конь у Вахира почти перестал хромать. Видимо всё же не повредил связку, как они опасались поначалу.

В Изборске, маленьком городишке, больше похожем на большую деревню, делать не чего было. Оттого, прикупив припасов, валорцы выехали на дорогу, чтобы вернуться в Миргород. Так решил хозяин.

В пути ничего особенного не происходило, даже разбойники, как назло, обходили их скромный отряд стороной. Душу отвести было не на ком. Слуги, зная крутой нрав каганчи и видя его хмурую физиономию, старались молчать да лишний раз не попадаться на глаза. На привале, насмехаясь над предыдущей беспокойной ночью, каганчи вновь достал книжицу. Сейчас он разнесёт её в пух и прах! Глупые строчки наивной девочки.

Открыл на последней исписанной странице.

Разве любовь кричит о себе?

Только когда её убивают.

Кем же ты будешь в этой борьбе?

Тем, кто кричит или уничтожает?

Смуглое лицо растерянно вытянулось. Откуда она могла знать? Разве может совпадение быть настолько точным? Захлопнул книжицу и раздраженно уставился на костер, пытаясь взять себя в руки. Посидел некоторое время и вновь схватился за кожаный переплет. Допустим, одна случайная запись смогла задеть его за живое. Но остальное-то – глупая ерунда! Наверняка банальные «слёзы-розы». Какие толковые мысли могут быть в семнадцать лет? Да ещё у женщины!

Перелистнул несколько страниц. На них Смирена раздумывала о… денежной реформе в Валористане. Из-за большого количества мелких монет, составляющих какую-то часть золотого дирхама, что усложняло торговлю. Ну… допустим. Он и сам об этом задумывался, даже с отцом пытался говорить. Но тот со стариковским упрямством встал рогом. Ла-адно, что ещё?

Говорят, неощутимые привычки прирастают к нам быстро и намертво. У Джанибека таковой стало ежевечернее чтение Смиренкиной книжицы. Ухмыляясь, он нехотя открывал её на каждом привале, но поглощал строчку за строчкой.

Как-то раз взбеленился, когда понял, что с нетерпением ждет вечера. Получается – впал в зависимость от страниц, исписанных ровным округлым почерком? Ни за что! Никто и ничто не могут его подчинить. Весь день Джанибек был чернее тучи, вечером на привале завернулся в плащ и угрюмо смотрел на огонь. Чем занять этот глупый вечер? Слуги попытались развлечь беседой, но господин отвечал колко и ехидно. Раздражало всё! Встал, чтобы никого не видеть, и заодно размять ноги. Походил неподалеку от костра, чувствуя себя круглым дураком, который за каким-то шайтаном бросит в лесу впотьмах. Услужливая память вспышкой напомнила, как недавно он крался по лесу, чтобы увидать русалку с гривой ослепительно-золотых волос. Тьфу ты!

Вернулся в лагерь и улегся на лежанку. Раз нечего делать – значит будет спать! Нужно выспаться, как следует, перед завтрашним днем. А в голове строчки кружатся. Шайтан побери его цепкую память. Надо срочно отвлечься! Надо подумать о женщинах. О его любимых наложницах, что ждут в Алтын-дагаше. У них мягкие, податливые тела и нежные умелые губы. Те, которые дарят наслаждение, а не повторяют неумело… Да что ты будешь делать!

Злобно ворочался с боку на бок, стараясь вспоминать всё, кроме… А потом поймал себя на том, что, провалявшись у костра, вновь читает проклятую книжицу! Не смог даже вспомнить как достал её. Заколдованная что ли?

Глава 2. (визуалы)

Сборы заняли не один день, но все ж таки настала пора расставаться с отчим домом и вновь уезжать. Как ни странно, не чинили препятствий ни матушка, ни братец-князь. Как их Яра уговорила, какие слова нашла – неведомо. А все ж – смогла. Оттого сейчас княжна получает последние поцелуи, последние торопливые объятья.

С матушкой и молодой княгиней – на красном крыльце простилась, а Яра и князь с дружиной до самых ворот городских проводили. Крепко обнял брат на прощание, велел ничего ни никого не бояться. А ежели не по нраву что будет – немедля возвертаться домой. Переживет тесть угрюмый, еще и должен останется. Чай не в услужение княжна едет, а одолжение делает валорам, потому пущай под ноги бисером устилаются, чтоб Смирена миргородская довольна была.

Обозов со всем необходимым было много, но сам каган, как и его дети, ехал верхом. У валоров считается, что в повозке должны ездить слуги, немощные и женщины. Мужчина считается мужчиной, пока он может держаться в седле.

Смирене о том Маликсар шепнул, когда уж далёконько от города отъехали. Видать к разговору готовился, раз двадцать про себя повторил. Потому как выпалил слова и густо краской залился, аки девица красная. Смирена недоуменно по косилась на парня. Чего он к ней лезет? Но Добрыня, тот с другой стороны от княжны ехал, кивнул слегонца – мол нет в том дурного. Мальчишка просто поговорить хочет. Отец со старшим братом впереди в окружении охраны едут, а ему скучно малёха. Пытается разговор завести, а сам робеет изрядно, аж жалко его стало. Ровесник вроде, а все одно, на него, как на младшего, смотришь.

Дорога неблизкая, до привала далеко. Оттого Смирена и начала младшего сына кагана расспрашивать. Ох, аж засветился весь, собственную нужность почуял. А то все на него, как на дурачка малолетнего, смотрят. Зато теперь – с самой княжной заговорил, о которой все войско гудит. Даже Ришад-нур-бейлюк когда имя её произносит, аж руки восхищенно вверх поднимает. Вот только имя у девушки сложное, никак правильно на язык не ложится. Как ни старался, а все одно «Са-мирен» выходит. Извинялся за то каждый раз, пока княжна рукой не махнула – пущай так, раз валорский язык по-иному буквы складывает.

Малик рассказывал обо всем, торопливо перескакивая с одного на другое. Очень уж хотелось доказать свою нужность, но, если честно – сдружиться. Старшим братом Джанибеком он восхищался, но издали. Неласков наследник валорский, да и делами постоянно занят. К тому же не родные они вовсе, дядей каган ему приходится, по традиции усыновил Маликсара, когда настоящий отец – брат правителя ушел на зов бескрайнего Неба. Наследовать Валористан пасынок не может, но приставку к имени «бей» – сын кагана – получил.

Вот только позарез хочется великих свершений, чтобы оправдать принадлежность к правящей семье. Хочется одобрения от брата и сурового приемного отца. Оттого Малик едва не лопнул от гордости, когда его отправили со свадебным обозом сопровождать сестру Тамирис. Она всегда во дворце занята была, или на женской половине отдыхала или в очередную поездку собиралась. Редко находила на него время, а в дороге так и вовсе заперлась в шатре на колесах. Но задание сопровождать её было делом государственной важности! Оттого Маликсар самолично бросался решать любую проблему, что в пути возникала. Все должно пройти идеально! Тогда отец будет доволен, начнет верить, Маликсар – уже взрослый мужчина, которому можно поручать серьезные дела. Может даже пошлют в военный поход! А что? Джанибек с Байратом сколько раз отправлялись с войском? А он, Малик, ни разу. Вот только не задался поход свадебного каравана. Тот самый обожаемый Джаник появился в степи, словно джинн из бутылки, не объяснил толком, забрал Тамирис и велел ехать в Миргород. Где это вообще?

Не очень Маликсар любил географию, знал только, что из тех лесных земель невеста каганчи. А теперь предстояло увидеть собственными глазами и невесту, и её родину. Едва подплыл на ладьях со всем свадебным скарбом – а там каган! С войском под стенами стоит. Ничего не понимая, позабыв о том, что собирался быть взрослым и вести себя степенно, Малик стремглав бросился к отцу. Тот требовал от миргородского князя вернуть ему наследника и его сестру. Юноша нервно заерзал в седле, предвкушая войну! Там он наверняка сразит сотни врагов и первым въедет в город под одобрительный кивок отца. Но не суждено было прославиться ратными подвигами на здешней земле – князь замирился с каганом и женился на Тамирис, а он, Малик сейчас пытается подружиться с сестрой этого князя, которая заодно невестой брата является. Вот только почему ему кажется, что Смирена смотрит на него немного сверху вниз? Как на младшенького и несмышлёного?

К вечеру, когда разбили походный лагерь и поставили шатры, каган позвал княжну отужинать. Знала она, что так будет, а всё одно испытала досаду. Уж больно не хотелось ей видеть «этого». Словно прочитав её мысли, валорский правитель внезапно не позвал старшего сына на трапезу. И тот не посмел ослушаться, хоть и заскрипел зубами. Такое прилюдное унижение!

Когда Смирена вошла под услужливо откинутый полог, в шатре были только слуги, подающие еду, и младшенький Маликсар. Забавный он, право слово! На щенка похож, который вокруг ног вертится, ласку выпрашивает.

Невысокий столик был украшен резьбой и вкраплениями из драгоценных металлов. Уставлен множеством золотых блюд с различными видами мяса и овощей. Тонкие фарфоровые пиалы наполнены светло-желтым чайным напитком. Рядом – кубки для родниковой воды. Яркие ковры и расшитые шёлковые подушки – если всё это для походного шатра, то что же тогда во дворце правителя?

Каган на удивление, вел себя благожелательно. Не метал громы и молнии, как предупреждала Тамирис. Он неспешно вел беседу, рассказывая о своей стране. Искренне удивлялся, как много княжна знает о Валористане. А язык валорский из её уст, хоть и звучал тверже, но говорила она грамотно, без ошибок. Видать немало сил положила на изучение. Прищурившись, каган начал задавать вопросы каверзнее, но несносная девчонка с непокрытой головой не собиралась тушеваться. Задумывалась на пару мгновений, чтобы ответить обстоятельнее, но далее говорила логично и уверенно. А пару раз даже процитировала валорских авторов! Заставив кустистые седые брови изумленно взметнуться вверх. Чем-то она неуловимо напоминала кагану Тамирис. Возможно – внутренней свободой, которая восхищала и раздражала одновременно. Хм… выходит зря в свое время был против идеи Джанибека породниться с Миргородом. Считал их недостойным такой великой чести, даже несмотря на то, что княжна Смирена была бы одной из шестерых.

Глава 3. (визуалы)

Джанибек выжидал три дня. Три! Надеялся, что отец изменит решение. Или хотя бы снизойдет до объяснений, почему его – наследника и любимого сына не приглашают в каганский шатер на ужин. Почему малахольный Малик каждый вечер там, а он вынужден сидеть в их общем для двоих шатре, чтобы не видеть косых взглядов стражи. Мало ему показательного пренебрежения, так слуги доносят, что каждый вечер отец ужинает с его невестой. Разумеется, чтобы позлить наследника ещё больше. О чем, скажите на милость, можно говорить с глупой девчонкой? И почему эти беседы происходят без него?

Выждав три дня, Джанибек, на четвертое утро, привычно держась верхом рядом с отцом, спросил, придав лицу лёгкую степень заинтересованности.

- Как проходят твои вечера, отец?

- Замечательно, сын. Благодарю. Я научил твою невесту играть в шахматы и знаешь, меня это развлекает. Она – забавная девочка с острым умом и необычным взглядом на жизнь.

- Какой может быть взгляд в семнадцать-то лет? - поморщился каганчи.

- Я тоже так думал, но девочка необычайно развита. Давно мне не приходилось столько смеяться и думать.

- Маликсару тоже приходится думать? - процедил нехотя.

- А он, кажется, собрался взяться за ум. Ему стало стыдно за собственное невежество, и он выпросил у твоей невесты какую-то книгу. Читает вечерами и не мешает нашей беседе.

- Какая семейная благодать! - не удержался от укола Джанибек.

-Ты прав. Я скучаю по Тамирис, а твоя девочка скрашивает мою тоску, утоляет боль утраты.

- Мири всего лишь вышла замуж, отец.

- Она вышла замуж в другие земли и теперь я буду видеть дочь не чаще раза в год! – с лёгкой досадой произнес каган. - Любящему отцу этого мало. Но ради счастья Тами, я, как видишь – терплю. А в обществе маленькой княжны разлука переносится легче. Знаешь, она мне чем-то неуловимо напоминает мою девочку. Та же независимость суждений, та же уверенность в себе. Очень любопытно наблюдать.

Наблюдать? За сопливой девчонкой? Ещё и шахматы! Да как она вообще запомнила фигуры? Это мужская игра, для логики и расчётливости. Женщина просто не может… Или может? Отец не стал бы лгать ему. Но почему тогда его не зовут в каганский шатер, чтобы он насладился внезапными умениями невесты к полемике и шахматам?

Сначала Джанибек вскипел, но потом подумал, что отец всего лишь нашел новую игрушку. И пока не наиграется – не отдаст. Злило, что взял то, что принадлежит сыну. Но… Он, Джанибек, никогда не держался до женщин. Тем более, что отец не тронет тело. То, которое рано или поздно, будет принадлежать ему. Хотя скорее – рано, если, конечно, он сам не передумает. Всё же миргородская девчонка полностью не в его вкусе. Хотя… Нет! Она всего лишь отличается от смуглых и темноволосых обитательниц гарема – не более.

На коротком обеденном привале, который сделали чтобы размять ноги, Джанибек решил проявить учтивость, чтобы не было разговоров о том, что он избегает общества своей невесты. Всё же не простая девушка, а сестра князя – нужно соблюдать политес. Напустил на себя вальяжный вид и подошел к княжне и её людям. Неприятную оскомину вызвало что рядом крутился Ришад и пара его бейлюков.

Они что-то увлеченно рассказывали Смирене, та кивала и вставляла короткие реплики. И, шайтан побери, даже мимолетно улыбалась.

- Я вижу мои люди проявляют заботу о моей невесте? Подошел лично узнать, как ты, Смирена?

- Не может быть иначе, чем хорошо. В моем княжестве добрые дороги, по ним удобно ехать. Хочу узнать, как с этим в Валористане? - насмешливо блеснули голубые глаза. Яркие словно весеннее небо.

- Валористан – велик.

- Поэтому пыль до столицы будем глотать долго?

Разумеется, потому что дорога прокладывается для нужных мест. Например, из столицы до загородного дворца кагана. Купцам же достаточно проторенного земляного пути. Не привыкать им!

- Думай об окончании пути, дорогая. Во дворце о тебе позаботятся, служанки омоют и укроют твое тело лучшими маслами. Не зря славится валорское гостеприимство. Мы, как никто, знаем толк в удовольствиях, - мягкая кошачья улыбка появилась на мужских губах.

- Я еду Валористан заниматься делом. Мне некогда будет умасливаться.

- Не зарекайся. Во дворце столько наслаждений, что устоять невозможно.

- Значит, найдешь чем себя занять, пока я буду обучать твоих людей, - княжна демонстративно повернулась к нур-бейлюку, - Ришад, я вечером посмотрю на стражников. Начнем занятия в пути, когда будет время. Тогда и результат появится раньше.

- Как прикажешь, госпожа Са-мирен, - поклонился мужчина.

Несносная девчонка! Делом она будет занята, конечно! Глазки собирается строить стражникам, как сейчас. А те и рады! Наивная девочка рассчитывает вызвать ревность. Так вот – он, каганчи, никогда не ревнует. Потому что никогда не держался ни за одну из женщин.

В этот вечер отец смилостивился и позвал сына разделить трапезу. Вот только в каганском шатре не было ни Малика, ни княжны. А ведь он готовился к словесным баталиям, в которых камня на камне не оставил бы от девчонки. В итоге Джанибек вел неспешную беседу с отцом, а сам мысленно прислушивался к происходящему снаружи. Что там она делает с подчиненными Ришада? Звон оружия и глухие звуки ударов? Это ведь не она их…? Вот только когда возвращался к себе, раз за разом замечал возмутительно довольные рожи у бейлюков. На каждого встречного зыркал так, что вмиг напряженно вытягивались по струнке. Так-то лучше.

Как ни странно, но Смирену каганчи почти и не видал в дороге. Она ехала позади, со своими спутниками, никуда не лезла, внимания к себе не требовала. Старалась избегать мимолетных встреч с ним, но даже если они происходили – отвечала коротко и по делу. Уходила, но так, что это ни разу не было похоже на бегство. Джанибек смотрел внимательно, но девчонка умела держать лицо. Ни единый мускул не дрогнул, хотя он, порой, в своих словах балансировал на грани приличия. Хотя бы за это её стоило уважать, как и за то, что любые тяготы пути она переносила спокойно и без жалоб.

Глава 4. (визуалы)

Как описать ту красу, что открывалась взору? Яркие витиеватые мозаики на стенах одних комнат переходили в светлую, чуть перламутровую, плитку, изготовленную столь искусно, что казалось – она сияет изнутри. Стены некоторых залов были расписаны чудными цветами, которые переплетались в настоящий ковер, в котором глаз выхватывал то нежную розу, то едва распустившийся стебель гиацинта.

- Я проведу тебя краткой дорогой, Гюнеш. Мой дворец велик, думаю ты захочешь побродить по его залам и рассмотреть, как следует. Я вижу у тебя тягу к красоте.

- Благодарю. Здесь не просто красиво, здесь ошеломительно.

- Знаю. Этот дворец строился и перестраивался больше четырехсот лет. Поначалу он был угрюмой крепостью, созданной с одной целью – защитить правителя и его семью.

- Сейчас мало что осталось от крепости. Разве только крепостные стены?

- Мы далеко отодвинули наши границы, никто более не смеет нам угрожать. Теперь каждый правитель состязается с предшественником в роскоши. Мы коллекционируем диковинные вещи и красивых женщин. Хотя с годами приедается даже это, - неопределенно ухмыльнулся каган.

В сопровождении семенящих на почтительном расстоянии царедворцев, они подошли к резным воротам изумительной красоты. Цветы на них играли яркими красками, будто вживую распустились на твердой деревянной поверхности. А золотые вкрапления узоров говорили о том, что за ними хранится что-то ценное.

- Эти ворота в гарем. Их называют «Воротами удовольствия». Гарем относится к третьему двору, но входить сюда могу только я, а в некоторые его части – мои сыновья.

- Тогда что же такое Четвёртый двор?

- Это – семья. Там мои личные покои и покои сыновей. Без нашего прямого разрешения туда не войдет никто.

Золочённые двери торопливо распахнули охранники. Смирена подивилась их высокому росту и неестественно длинным рукам. Каково же было её удивление, когда увидала, что и изнутри двери охраняют такие же охранники и в тех же светлых одеждах.

- Здесь есть мужчины?

- Это не мужчины, это евнухи. Они не могут воспользоваться женщиной, в той или иной степени.

Княжна вытаращила глаза, чувствуя, как краска смущения заливает лицо и шею. Разве возможно такое? Чтобы мужчина добровольно отказался от женщин, от данного богами права быть мужчиной? И видимо настолько явно вопрос читался на её лице, что каган невольно усмехнулся:

- Ради денег и положения в обществе люди идут не только на самое болезненное, но и самое гнусное. Будь к этому готова, девочка. И никому здесь не доверяй.

- Даже тебе, каган?

- Мне? - прищурился властитель. - Мне, пожалуй, можешь. До некоторой степени. Мало ли что придет мне в голову? Все сидящие на троне – деспотичные самодуры. По-иному власть не удержать. Особенно здесь, на Востоке.

От этих слов неприятный холодок пробежал по спине княжны. Разве можно жить в постоянном страхе и ожидании удара в спину? Стены начали давить, а ажурные окна напомнили, что на них всё же решетки, пусть и золоченые. Украшенная драгоценностями клетка всё одно остается клеткой. Надобно почаще напоминать себе об этом.

Через длинный коридор они с каганом вошли в большую залу. Стены обиты бордовым шёлком, полы устланы коврами с тонким цветочным узором, будто мелкий цвет по полянке стелется. У одной из стен, в нише, стоит роскошная алая софа. Само вытянутое помещение освещается светом нескольких окон. Ветерок играет легкими занавесями, будоражит шёлк на стенах. Столько движения вокруг, кажется, будто комната слегка пританцовывает. Вот только мебели в ней нет, а значит сидеть должен только хозяин этого великолепия.

Покряхтывая от удовольствия, каган уселся на диванчик и кивнул на место подле себя.

- Присядь, княжна. После долго пути не стоит утруждать ноги.

Смирена настороженно присела на краешек. Едва она опустилась на софу, как каган коротко хлопнул в ладоши. В просторном пустом помещении звук прозвучал оглушительно-резко, словно безжалостный удар хлыста.

Мгновенно распахнулись двери с другого конца вытянутой залы, и одна за одной начали входить девушки. Нескончаемой пёстрой чередой, в ярких струящихся одеждах, состоящих из приталенных платьев до середины щиколоток, из-под которых виднелись пышные, зауженные книзу шаровары. Башмачки на ножках задорно заворачивались носами кверху.

Девушки были разными, в основном невысокими, с пышными формами и с одинаковыми восторженными улыбками. Сколько их? Пара десятков, может чуть больше. Возраст определить трудно, но примерно от семнадцати до двадцати пяти. И куда ж они «старых» тридцатилеток девают? Неужто прочь гонят?

Развевающиеся одежды, позвякивание украшений, томные взгляды из-под ресниц, встряхивание волосами – всё направлено на ненавязчивое привлечение мужского внимания.

Впереди этого войска прелестниц выступала зрелая женщина с холодным надменным лицом, хоть и писанной красы. Но главным, что читалось на лице было – власть. Не смягчал облик ни тёплый, оливковый цвет кожи, ни ореховые глаза. Острый, как клинок, взгляд говорил о том, что она тут – хозяйка. И не терпит соперничества.

Волосы женщины были скрыты зелёным полупрозрачным платком, но поверху надет усыпанный крупными каменьями обруч. Тяжёлые золотые серьги лишь притягивают внимание к правильным чертам незнакомки. Богатые одежды расшиты особенно роскошно, пальцы унизаны крупными кольцами. Бросила кинжально-острый взгляд на Смирену и немедленно склонилась в низком поклоне перед каганом. Вслед за ней в пояс склонились все девушки до единой.

- Приветствую тебя мой повелитель. Большая честь, что ты решил посетить нас после дальней дороги.

- Рамиля, это девушка – Смирена, сестра князя Миргородского. Она – невеста каганчи Джанибека. Будет жить в покоях Тамирис, - едва слышное «ох!» пронеслось по рядам, и на гостью вытаращились все до единой обладательницы тёмных глаз – удивленные, настороженные, любопытные. Для Смирены одалиски казались одинаковыми, лишь одна отличалась чересчур узким разрезом глаз на выбеленном скуластом лице. И глаза эти смотрели больно пристально.

Глава 5. (визуалы)

Пока Смирена со служанкой шагали через сад к выходу из гарема, даже самые ленивые под предлогом и без, высыпали наружу. Пройти с поклоном мимо, выглянуть из-за кустов, вывернуть шеи на соседних тропинках. Те, что поскромнее, стояли у решетчатых окон, лишь полускрытые силуэты виднелись на фоне ажурных решеток. Гарем замер в молчаливом изумлении. Будто само Небо закинуло стихийное бедствие в мирную обитель.

Виданое ли дело – женщина разгуливает в штанах? Да с непокрытыми волосами! Камзол на ней не до пола или даже до колена. Там… там – ноги! Да как у нее ещё голова на месте! А вы видали цвет волос? Как она это сделала? Быть не может что такой можно родиться. Наверняка особые снадобья или колдовство! Шептались, ахали, ужасались. Завидовали.

Смирена с легкой ухмылкой на лице, делала вид, что не замечает муравьиной возни. ошеломление здешних обитательниц было вполне понятно. В их жизни всё размеренно, подчинено одинаковым правилам, что обязательны для исполнения. И вдруг… Оказывается кто-то может жить по-иному, без оглядки на окружающих. Оторопь, но зато сколько тем для разговоров! Бедные девчонки – как скучна и однообразна их жизнь в золотой клетке с шёлковыми покрывалами.

Надин, топала рядом и привычно сурово сдвигала брови. Многие тут её боялись, оттого подойти и познакомиться не решились самые отчаянные. Служанка вывела госпожу из гарема и повела залами замка.

- Скажи, а гарем построили так глубоко в третьем дворе, чтобы никто из девушек не сбежал?

- Оттуда невозможно сбежать, госпожа. Да и кто захочет добровольно покинуть гарем повелителя. Это такая честь!

- Честь – жить в маленькой комнатушке и мечтать о пирожных?

- Всегда есть, где хуже. Здесь – халиде, она может заступиться. А в других домах старшая жена может делать на женской половине всё, что угодно. Её слово – закон и оправдаться невозможно.

- Ты поэтому замуж не пошла? У вас же раньше нас выходят?

- Я хотела быть рядом с Тамирис-кагани. Она предлагала мне подобрать достойную партию, но я отказалась. Рядом с госпожой я вкусила свободы и уже не хотела в клетку. А замуж у нас и правда выходят рано. Под нашим солнцем девушки уже к пятнадцати годам формируются. Начинают мечтать поскорее получить к имени приставку «ханият» – замужняя, даже состязаются кто быстрее.

- Ого!

- Да и родители спешат пристроить дочерей, чтобы получить хороший калым. На него можно жить всей семьей или женить сыновей.

- Может этим сыновьям стоит самим зарабатывать на жизнь, а не продавать сестёр куда попало?

- Ты права, госпожа, - улыбнулась служанка, - но немногие здесь думают, как ты. Мы пришли. Нам точно нужно в казармы?

- Точно. Если боишься, может подождешь снаружи?

- Ни за что тебя не брошу!

Закрытый периметр казарм занимал значительную площадь. Ворота сюда не охранялись, ибо никто из посторонних не совался без надобности. Знали, что бейлюки церемониться не будут, самая безбашенная часть войска.

У дальней стены располагались жилые помещения и хозяйственные постройки, а большую часть открытого поля занимало присыпанное песком ристалище. В углу стояли бочки с тренировочными саблями, щиты и несколько схематично слепленных из соломы манекенов, чтобы тренироваться в стрельбе из лука.

Смирена остановилась, внимательно оглядывая добротные постройки и толпу мужчин. В основном не слишком юные, но немного старше «волчат», значит где-то тридцати лет. Служить в охране дворца и кагана весьма почётно, потому туда отбирали только лучших из войска. Видимо настолько их слава бежала впереди них, что сейчас большинство позволило себе разбиться на кучки и чесать языками. Кто-то валялся на песке, щурясь на солнце, кто-то у бочек перебирал тренировочные мечи. М-да, вот оно – поле для деятельности.

У многих мужчин по местной моде были короткие бороды. По сравнению с русами – невысокие, коренастые. Эвон, Добрыня над ними, как дуб посреди поляны, да и Хитрец немногим ниже, хотя более гибкий по телосложению. Стоят её дружинники рядом с Ришадом, беседуют неспешно. Заметив, куда начали поворачиваться головы валоров, молодой сотник обернулся. Увидал княжну и призывно махнул рукой.

Смирена преступила порог и направилась к своим, чувствуя, как прожигают несколько десятков глаз. Удивленные, заинтересованные, настороженные. Гул прошелся по толпе бейлюков – ибо женщины сюда не загадывали, даже служанки не решались. Валяющиеся на песке начали медленно подниматься, группки кучковались, словно капли ртути, что притягиваются друг другу.

Первым с ней заговорил Ришад:

- Приветствую, хани. Мы думали ты будешь отдыхать сегодня.

- Если избегать занятий с первого дня – кто будет меня слушать?

- Твоя мудрость равна твоей храбрости.

- Построй своих людей, Ришад. Будем знакомиться.

Зычным рявканьем нур-бейлюк выстроил подчиненных. Четыре шеренги – по две друг за другом. В каждой по двадцать пять человек. Итого – сотня. Смирена окинула их внимательным взглядом – плечевой пояс неплохой, а вот ноги скорее всего слабоваты, видать привыкли больше верхом сражаться. Мужчины, кто откровенно, кто исподтишка, с удивлением и любопытством оглядывали её. Всё в ней было… не так. Начиная от цвета волос, заканчивая возмутительной одёжей.

Те, что не все были в дороге с каганом, начали скабрезно ухмыляться. Не успели от товарищей узнать, что и как происходило в Миргороде. А может те специально не рассказали, чтоб посмеяться потом над ними.

Смирена встала рядом с Ришадом, позади неё высились мощные дружинники. Вот уж кто у бейлюков вызывал откровенную оторопь. Чем их в этом Миргороде кормят, что такие вымахали?

Ещё раз оглядев будущих подопечных, девушка выступила вперед.

- Приветствую всех. Меня зовут Смирена. Я – княжна миргородская. По просьбе кагана приехала обучить вас нашим умениям боя.

По рядам воинов пробежал лёгкий гул. Слыхали они, что старшой говорил про миргородцев как добрых воинов, но что с ними будет девушка? Мыслимо ли?

Глава 6. (визуалы)

Горечь, противная, вязкая, поднялась к горлу. Смирена сжала кулаки до кровавых лунок. Одно дело знать, что где-то у него есть утеха на стороне, а совсем иное – видеть собственными глазами. Видеть чужие прикосновения на его плечах, чужие руки на его колене. Видеть и знать, что связывает их куда большее, чем просто прикосновения. Поцелуи – жалящие, головокружительные, те, от которых взмываешь ввысь, одновременно падая в бездну…

На неуловимо короткое мгновение расширились голубые глаза. Что в них мелькнуло – не успел разглядеть, но в душе странным образом поднялось торжество – ей не всё равно! Задело миргородскую гордячку, а значит не так он безразличен, как она делала вид всю дорогу. Да так правдоподобно, что едва не поверил.

Вот только слишком молниеносным было замешательство, после чего словно поставили в её душе невидимый заслон изо льда. Глаза стали спокойны и холодны. Глядел на неё Джанибек и против воли поднималось в груди восхищение – хороша! Невероятно хороша в своей свежести, за которой угадывается сила. Бешенное сочетание, но именно оно цепляет глаз и заставляет всматриваться вновь и вновь. Неуловимая притягательность тонких черт, которые не будоражат похоть, а поднимают в душе что-то иное. Невероятным вырастет этот северный цветок, если помочь ему раскрыться. И шайтан побери, тешит самолюбие, что цветок принадлежит ему. Пусть даже и не пытается перепрыгнуть на чужую «клумбу».

- Это она? - услышал Джанибек откуда-то со стороны, - твоя невеста?

- Да, - сами собой произнесли губы, - это моя будущая жена – Смирена миргородская, сестра тамошнего князя.

Женские пальцы с силой сжали ему плечи, заставив раздражённо дернуть головой. Хватка мгновенно ослабла. Три его наложницы грациозно поднялись со своих мест, подошли к перилам беседки и поклонились невесте каганчи. Все были обязаны это сделать, ибо недостижимо выше их княжна по нынешнему статусу. И по рождению.

Гордячка-Нигяр так и осталась стоять за его спиной. Надо не забыть припомнить ей эту выходку. Хотя её поведение сейчас лило бальзам на мужское тщеславие.

Глянул на Смирену и невольно сравнил с наложницами. При всей их яркой красоте, ни одна не могла сравниться с ней гордой статью. Такие как она рождаются, когда много поколений подряд красота сплетается с властью. Ни одна дворняжка никогда не встанет вровень с породой.

- Ты разрешаешь ей ходить в таком виде, господин?

Насмешливо фыркнув, Смирена, не произнесла ни слова. Развернулась и пошла прочь, словно нет ей никакого дела. Все-все силы бросила на то, чтобы держать лицо. Лучше бездыханной упадет на этой дорожке, чем выдаст хоть чем-то, как ей сейчас больно. Мерзко, гадко! Джанибек специально привел орду своих баб ей на порог. Чтобы уколоть и заодно указать на её место. Так вот, место её где угодно, только не рядом с ним! Не с тем, для которого все бабы на свете – лишь средство потешить похоть и самолюбие. Он, наверняка, не упомнит даже имени у тех, с кем делил постель. Стало тяжело дышать, а внутри ворочалось что-то колючее, остро царапающее за грудиной.

- Как прошёл твой обед, Крошечка? - полетело ей вслед. Девушка остановилась и лишь слегка повернула голову. Солнечные лучи, что настырно пробивались сквозь листву апельсиновых деревьев, ласково коснулись золотой косы. Словно нежный любовник, что подбирается к вожделенному телу.

О, Боги, неужели надругательство над едой было сделано по его приказу? Но – зачем? Чтобы поиздеваться, так гадко и мелочно?

- Прекрасно, - произнес звонкий голос, в котором пробивалась сталь, - перезнакомилась со всеми воинами в казарме, а кое-кому надавала тумаков. Их подготовка никуда не годится, каганчи. Как и умения местных поваров.

Длинноногая фигурка ушла, не оборачиваясь. С идеально-ровной спиной, шла уверенно и решительно, чуть придерживая ножны с кинжалом. Не играла бёдрами, не заманивала. Но отчего-то глаза неотрывно следили за ней, пока не скрылась между деревьями. А губы сами собой растянулись в улыбку – молодец, девочка!

- Какая невоспитанность, - прошелестела Нигяр, возобновляя разминку крепких мышц под камзолом. Но каганчи раздражённо скинул её руки.

- Не смей даже смотреть в её сторону без уважения. Пошла вон, - голос был спокоен, но девушка задрожала.

- Прости, господин! - наложница обошла его и упала на колени. В раскосых глазах заблестели слёзы, - я люблю тебя и только поэтому позволила себе вольность! Как мне загладить вину?

- Позже придумаю для тебя наказание. А сейчас – уйди с глаз.

- Я приму всё, лишь бы ты простил меня, любимый!

Мужчина поморщился и махнул рукой, отсылая вон. Нигяр не посмела перечить, с поклоном попятилась, осторожно утирая слёзы, и исчезла из беседки. Её когда-то привезли из далёкой страны Цин-дао, она гордилась своей непохожестью, редким разрезом глаз, которому завидовал весь гарем. Но при всех её ухищрениях подняться выше постоянной наложницы не получалось. Приходилось раз за разом отступать, когда каганчи указывал на её место.

Мужчина поднял глаза на оставшихся, все три смиренно стояли перед ним, не смея поднять головы. Знали, что его гнев нужно пережидать с покорностью. Да уж, ни одной из них не пришло бы в голову наброситься на него с кинжалом! Хмыкнул, а воспоминание вспышкой пробудило острый укол… чего? Жалости? Раскаяния? Вот ещё!