Война номер четыре

Часть 1, где цинично попраны родственные связи

Посвящаю эту книжку Творцу.

Я знаю, что всё не зря.

Глухой тяжёлый удар. Что это за звук? Ах, это же он сам захлопнул за собой дверь отцовского кабинета. И как захлопнул! Пыль полетела от косяков. Отец никогда себе такого не позволял: при посторонних это выглядит грубо, когда ты один — глупо... Орсо вдруг рассердился на себя: не прошло их двух дней, как отца нет, а сын уже дичает и забывает преподанные отцом уроки.

Орсо опустился на деревянный стул у конторки, свесил руки между колен и печально задумался. До этого дня он и не представлял, насколько же он один в этом мире. Пока рядом был отец, его никогда не посещала эта глухая пустота. Отец был точкой отсчёта — его несуетная мудрость, спокойствие и мягкий юмор освещали весь мир вокруг словно уютным светом жарко горящего камина. Всё, дорогой, чудеса кончились, камин погас, а в холодной золе толку немного — что с того, что когда-то она была живым огнём. Теперь нужно всё решать самому, и при этом от твоих решений зависит поразительно мало. Распоряжаться наследством можно будет лишь через два с небольшим года, кредиторы уже вот-вот постучатся в дверь дома, который тебе не принадлежит, а единственные близкие люди — родня матери...

Э, нет, оборвал себя Орсо. Врать себе не надо: о материных родственниках ты если когда и вспоминал, то разве когда приходило очередное письмо от тётушки Фуччии с просьбой помочь деньгами. По-родственному. И как же радостно было думать, что тебе не надо с ними жить! В хорошие времена они были омерзительны — с чего бы в горе стали милее? Стоит ступить на их порог — и будешь ты готовый герой сказки про бедного сироту, на котором воду возят. Только вот тебе добрый волшебник вряд ли принесёт рыцарского коня, блестящий доспех и верное копьё — соверши, мол, три подвига и станешь королевским зятем. Сказки не для этой жизни, а в этой жизни вы, Орсо Травенари, для своих любезных тётушек — досадная помеха, если только им не удастся запустить лапы в наследство до того, как вам стукнет двадцать. Но хотя бы от этого закон защищает даже сирот.

Орсо попытался примерить к себе это слово — «сирота». Стало муторно и мерзко, будто заглянул в богадельню, где тебе предстоит провести остаток жизни. Но выхода нет — придётся тащиться в дом проклятых Каленти, а оттуда его наверняка отошлют в жуткую захолустную дыру, которую тётушки громко титулуют «имением». А оттуда он сбежит, не пройдёт и дня. Лучше украсть у дядюшки старинное ружьё и податься в разбойники, чем жить в этаком родовом гнезде. Он не ворона, в конце концов.

Вот она, свобода выбора: ты свободен своими руками надеть на шею ярмо… Орсо поднял голову, словно проснувшись от тяжких мыслей, и оглядел кабинет. Всё здесь — не случайно: случайных вещей отец не держал. Каждая книга, каждый остро отточенный карандаш в подставке на столе, каждый листочек бумаги — это память. Всех этих вещей только позавчера касалась рука хозяина. Позавчера он сидел за этим столом до глубокой ночи, составляя письма друзьям, запечатывая своей крошечной печаткой и чётким книжным почерком надписывая адреса. Люди будут читать эти послания, а написавший их уже мёртв... Орсо передёрнул плечами и вдруг подумал, что письма надо обязательно отправить адресатам и к каждому приложить короткую записку о том, что отца не стало.

Мучительно жаль расставаться и с домом, и вещами отца, а Каленти наверняка не разрешат взять с собой ни книги, ни письменный стол... Продадут старьёвщику и не поморщатся. А в отцовском собрании есть книги позапрошлого века! Раритеты, которые оценит только знаток: рукописные церковные поучения, собрания старых карт, первые выпуски «Журнала для чтения», ещё тоненькие и без картинок... А «Описание плавания кругом земли» — этих, самых первых, изданий уцелело не больше десятка! У Орсо мелькнула мысль: а нельзя ли передать коллекцию книг какому-нибудь музею? Как наследник он, наверно, имеет такое право?.. В музей — не жаль, там они послужат людям, и на полку наверняка повесят бронзовую табличку «Личное собрание Гаэтано Травенари, передано в дар» и прочее, что там положено писать.

Эта мысль, как ни странно, немного успокоила тоску. Орсо поднялся, подошёл к резному креслу у письменного стола и встал за спинкой, как часто делал, когда был маленьким.

А что это за голос внизу? Неужели прискакала тётушка? Нет, этого резкого хрипловатого голоса Орсо раньше не слышал. Он рванул дверь, выскочил в коридор и застыл самым неприличным образом. Все манеры вылетели из головы. На верхней ступеньке стояла незнакомая очень высокая женщина в тёмном платье, в серой вуалетке и с двумя белыми розами в руках, как положено являться в дом, где умер член семьи. Орсо торчал молча не меньше минуты, прежде чем смог промямлить какое-то вежливое приветствие.

— Здравствуйте, — кивнула незнакомка. Да, это был её голос! — Желать доброго дня сегодня неуместно. Прошу простить, что я вот так врываюсь к вам, но дело весьма срочное. Я Ада Анлих. Мы с вами, насколько мне помнится, не встречались.

Самая неожиданная персона, какую только можно было представить сегодня здесь. Если отбросить слухи, твёрдо о ней можно сказать лишь одно: как ни странно, она в самом деле приёмная дочь короля Джакомо и королевы Марии. Иностранка, простолюдинка, всем известная, но далеко не светская особа и, говорят, весьма небедная. Пришла выразить соболезнования? Лично? И разве они с отцом настолько хорошо знакомы? В мыслях стремительно сгущался туман.

— П-прошу вас, — Орсо отступил с дороги. — Проходите, прошу... Я... извините, я несколько неучтив, но...

— Понимаю, сейчас не до куртуазии. — Ада выглянула назад и вниз, в холл. — Вы не возражаете, если моя охрана подождёт меня внутри... я надеюсь? Они не позволят никому вломиться в дом без вашего согласия. А заодно и отгонят репортёров... впрочем, быть может, вы желаете побеседовать с газетчиками?

— Нет-нет, не стоит! — испугался Орсо. Репортёры, как же он забыл. Трагическая фигура юного сироты, наследника рода и кучи долгов. Газеты выходного дня такая история украсит наилучшим образом...

Часть 2, где говорится о мечтах и письмах

За исключением коротких разговоров с Адой во время трапез, больше Орсо почти ничего не делал. Постоянная непроходящая усталость и равнодушие, как после болезни, окутывали всё сильнее, а тут ещё зима решила, что снега к праздникам маловато, и целыми днями на землю не падало ни единого лучика солнца. Плотные снеговые тучи цвета старого серебра цеплялись за шпили, висли на пожарных каланчах и застревали в кронах пирамидальных тополей. Орсо казалось, что каждый день повторяет предыдущий: едва рассветало, снегири слетались на рябины, а с темнотой исчезали, и нередко наследник Травенари задрёмывал прямо на подоконнике и просыпался уже глубокой ночью.

Со дня, когда не стало отца, прошла уже декада, и однажды утром Орсо проснулся под звон капели (внезапно северным ветром принесло оттепель) с ужасным чувством. Он совершенно позабыл о Порохе! Бросил друга в незнакомом доме и даже ни разу не навестил!

Полный отвращения к самому себе, Орсо наскоро оделся, сбежал вниз по скрипящим ступеням, через чёрный ход выскочил во внутренний двор, откуда было ближе всего до конюшни, — и столкнулся с входящей с мороза Адой. Она была в мужском костюме, меховая шапочка сбилась набок, перчатки были насквозь мокрыми и пахли конским потом.

— Доброе утро, — буркнула Ада и уронила перчатку. Орсо, помня о её больной ноге, нагнулся, поднял перчатку, подал хозяйке. Та смерила его сердитым взглядом:

— Очень мило с вашей стороны было взвалить на меня, старую больную женщину, заботы о вашем любимом коне. Он велел передать вам, что всё же надеется на встречу.

— Я... вы... простите, я в самом деле... — вот тут Орсо наконец залился краской, как девица. Просто почувствовал, как пылают уши.

Ада хмыкнула, сердито хлопнула перчатками по ладони:

— Впредь прогуливать его будете сами. Извинения тоже адресуйте Пороху — он их заслужил.

Опекунша, хромая, отправилась в дом, а Орсо побежал по истоптанному копытами двору в конюшню. Конюх Ады, весёлый чернявый парень вряд ли старше самого Орсо, уже обтирал Пороху ноги, мышастый красавец терпел, но нервничал, раздувал мягкие ноздри и норовил отойти от незнакомого человека, насколько позволял денник.

— Дайте мне, — Орсо решительно отстранил конюха, обнял Пороха за шею, прижался лицом к гриве:

— Прости, зверь, прости меня. Скучал, да? Скучал?

Конюх тронул Орсо за руку и что-то вложил ему в ладонь — сухарик! Сам-то не додумался прихватить угощение, вот болван.

Порох взял губами корочку, фыркнул, боднул хозяина тяжёлой башкой. Прощённый наследник обернулся к конюху:

— Я теперь сам буду его чистить. Он ко мне привык. Зря я не приходил...

— Оно так, — кивнул мальчишка, — тосковал он сильно. Хозяйку в первый раз к себе не подпустил, так и стоял, бедолага, три дня не гулявши. Потом уж она на Сове выехала, так этот следом запросился...

— Сова? — Орсо оглянулся: в дальнем деннике, отделённая от Пороха четырьмя смирными упряжными меринами, стояла кобыла. Пороха можно понять — тут запросишься следом! Отгородить жеребца от такой девочки очень даже полезно...

Закончив чистить и расчёсывать Пороха, Орсо подошёл рассмотреть Сову. Кобыла пего-крапчатой масти, с коротко подстриженной гривой, уже вычищенная, смирно жевала, вроде бы совершенно не интересуясь посетителем. Лукавый глаз был точно такого же цвета, как у хозяйки, — карий с лиловым ободком. Конюх подошёл тоже, постоял, любуясь лошадью:

— Видите, господин, ноздри-то у неё розовые!

— Да, и что?

— А то, что от рожденья она, значит, белой масти! А пежины потом проступили.

— Разве так бывает? — Орсо начал подозревать, что мальчишка пытается подшутить над ним, но тот был серьёзен:

— Мне так дед объяснял. Он на конном заводе всю жизнь работал, всё про мушек знает. Всё-о знает, — повторил он ласково, гладя атласную шею Совы. Кобыла взмахнула длинными ресницами и томно вздохнула.

— Мушка — она и есть мушка, так их дед звал, — парень нащупал и осторожно вытащил из гривы «мушки» свалявшийся клочок волос, разгладил ей чёлку, закрывавшую россыпь рыжих крапин на лбу кобылы.

— Красавица, — признал Орсо.

— А то! — В голосе конюха была гордость, будто он сам в роли Творца создал этакое существо. — Она ещё и иноходка у нас! Мууушка...

Кобыла блаженствовала: её любят, хвалят и ценят, чего ещё надо?

— Знаете, — сказал Орсо, — не называйте меня господином. Я просто гость у Ады.

— А она говорит — воспитанник, — важно ответил конюх. — Это значит, вроде сына получается. Ну, воля ваша, господская, а как же вас тогда звать?

— Можно по имени. Меня зовут Орсо.

— А меня Ринальдо. Ну... — мальчишка смутился, ощутив, что перешёл границы, — если позволите...

— Рыцарское имя, — усмехнулся Орсо. — Спасибо за Пороха!

— Да не за что. Мушки — они все славные...

Объяснение с Адой Орсо решил не откладывать — если уж заслужил выволочку, то чем быстрее, тем лучше. Но когда он, переодевшись, заглянул в кухню, Ада была поглощена сооружением очередного кулинарного чуда и сердитой не смотрелась. Увидев воспитанника, она в знак приветствия тряхнула головой, украшенной поварским колпаком, и продолжила отсчитывать ложку за ложкой какого-то тёмного порошка, отправлявшегося в котёл:

— Восемь, девять, десять, хоро-ош! Закрываем, — опекунша отставила баночку с порошком, накрыла посудину крышкой, взяла с полки над плитой песочные часы и перевернула. Белый песок невесомой струйкой, словно нехотя, заструился вниз. Ада отряхнула руки и обернулась наконец к Орсо:

— Это наш обед. В роли завтрака сегодня буженина и оладьи с лимонным джемом. Хотите какао?

— Спасибо, — вспомнив о какао, юноша ощутил, что порядком замёрз, пока носился по двору. Ада зачерпнула из котелка густой ароматный напиток, налила в забавную серебряную кружку, похожую на кувшин с откидной крышкой, Орсо осторожно принял у неё сосуд, самостоятельно нагрёб на тарелку еды и устроился поближе к печи. Руки уже согревались, только всё ещё было немного боязно начинать разговор...

Часть 3, где рассуждают об отцовской воле, Творце и звёздах

Как это понимать? Полковник что-то знает об Аде и призывает молодого наивного наследника старинного друга к осторожности? Понятно, что в письме много не скажешь, но полковники — люди серьёзные, без причины таких писем писать не станут...

Орсо ещё раз перечитал адрес на конверте. Ринзора. Не так уж далеко. Съездить, что ли, к этому полковнику? Как дворянин к дворянину... Нежданной ворвалась мысль: он пишет о своей семье — может быть, у него есть симпатичная дочь? Или даже не одна?

Эту мысль Орсо попытался решительно отогнать как неуместную и несвоевременную, но ушла она недалеко. Вообще-то познакомиться со старым другом отца ничто не мешает, наоборот — все обстоятельства за этот шаг. А в разговоре полковник, возможно, будет откровеннее...

Орсо торопливо сел к столу и по горячим следам набросал черновик ответного письма, где выражал ненавязчивое намерение лично засвидетельствовать своё почтение полковнику и его семье. Переписать аккуратным почерком, а не торопливыми каракулями, отослать сегодня же — через три-четыре дня... ну пусть через пять дней письмо будет в Ринзоре, тогда декады через полторы можно ждать ответа. Может, даже раньше.

Оставив черновик сохнуть, наследник спрятал конверт в ящик стола и вышел на лестницу. Надо сказать Аде, что он хочет навестить отцовского знакомого — вряд ли она будет возражать... Эй, притормози-ка, дорогой господин! Полковник-то, если он правильно понял письмо, к Аде настроен по меньшей мере настороженно. А если Ада платит ему тем же? Она ведь может его знать, раз они оба — знакомые отца! Ну тогда тем более надо ей сказать — если эта новость дойдёт до неё через третьи руки, будет только хуже.

Решившись, Орсо спустился в гостиную. Ада разбирала почту — ей писали помногу и каждый день. Распечатанные письма она раскладывала по стопкам:

— Это мы уже знаем... Люблю банкиров, каждый ан на счету! Это в камин... Это надо в газету, а не мне, я что — свалка для новостей?! Это тоже в камин... Так, это потом почитаю, это на трезвую голову никак. Это что за чушь вообще? Какая курица это писала?! А-а, поняла, какая... в камин. А, Орсо! Будьте так любезны, киньте вот это всё в камин, пожалуйста. Не надо зарастать бумажками, это вредно, и так живу как в нотариальной конторе...

Орсо послушно взял у опекунши пачку листов вместе с конвертами:

— Камин разжечь?

— Ой, а он не горит? То-то я мёрзну! — спохватилась Ада. — Джианни! Принеси дров для камина!

Слуга проворно раскочегарил мраморного монстра. Труба была, очевидно, вычищена на совесть — ни малейшего запаха дыма в гостиной не ощущалось. Когда Джианни ушёл, Орсо присел перед каминной пастью и осторожно затолкал бумаги под пылающее полено.

— Благодарю, — рассеянно сказала Ада, снова углубляясь в чтение. Орсо пододвинул поближе к огню косматую, как тулуп, шкуру южного медведя и сел на неё, глядя в жёлтое пламя.

— Ада, — заговорил он несколько минут спустя, — я хотел бы съездить в гости к другу отца. Незадолго до... в общем... отец написал нескольким знакомым, я отослал эти письма и сообщил здешний адрес как свой.

— Разумно, — согласилась Ада; кучка посланий, которые должны были отправиться в камин, снова росла.

— Ну и один из них написал в ответ.

— В гости зовёт... я надеюсь?

— Нет, не так прямо, но... пишет, что желал бы быть полезным. Мне кажется... он что-то хочет рассказать, ну, что-то такое, что не напишешь незнакомому человеку.

— Весьма возможно, — Ада закончила с корреспонденцией, поднялась из кресла и сама бросила в камин остатки ненужных бумаг. — Поезжайте, знакомства вам не повредят. Ехать-то далеко?

— В Ринзору. Я напишу ему, если ответит до праздников — нанесу визит. Как раз и повод будет.

— М-да, — Ада остановилась перед воспитанником, рассматривая его сверху вниз, — а я вас, похоже, недооценила. На что вам эта география — идите в дипломаты, задатки имеются!

Орсо поднял голову и всмотрелся в лицо опекунши, пытаясь понять, смеётся она или нет. Кажется, всё-таки смеётся. Но по обыкновению не над ним.

— Простите... что? Я что-то не так сказал?

— Нет-нет, — определённо, она веселится, но, бесы б его взяли, что тут смешного?!

— Вы обратили внимание, что просчитали простое действие на три шага вперёд, притом учитывая, кто что подумает и скажет? — Ада подвинула к камину резной деревянный стул, села, протянула худые белые руки к огню. Блеснул одинокий гранат в тонком серебряном кольце. — Или вы вообще скрытны и хитры, — чего я, впрочем, раньше за вами не замечала, — или что-то вас беспокоит, но вы не можете найти этому разумного объяснения, поэтому опасаетесь всего.

Юноша снова почувствовал, что неудержимо краснеет. Как сказать ей, после всего, что Ада сделала, что он её не понимает? Нет, сама Ада его не пугает — но вокруг неё есть что-то, чего он не знает и не надеется быстро узнать, а это всё равно что идти по тёмному чулану, где обязательно есть паутина. Пока пальцы вытянутых рук не ощущают её, но в любой момент готовы встретить липкие призрачные нити...

Словно испугавшись, что Ада прочтёт его мысли, Орсо торопливо взглянул на опекуншу. Нет, она продолжала смотреть в огонь; ни тревоги, ни гнева на лице, только кончики пальцев чуть подрагивают, словно касаясь невидимых клавиш рояля.

— Я обещала вам историю знакомства с вашим отцом, — медленно произнесла женщина, не отрывая взгляда от чёрно-пламенных углей. — Если вы не спешите, я расскажу сейчас, чтобы рассеять вашу тревогу. А то вообразите невесть чего! Ещё не придумали романтических тайн... я надеюсь? А потом пойдём есть рагу.

Стало очень тихо, только чуть гудело в трубе, пощёлкивали поленья в камине и и часы над дверью шёпотом сообщали: «Чук... чук... чук...».

— Когда я только приехала сюда, в Андзолу, мне во многом пришлось разбираться. Меня надоумили искать справок в архиве. Вы, наверно, знаете, что в каждом архиве свои правила... Я пришла за сухими выписками, а получила подробную лекцию, с картами, графиками, таблицами... Мне посчастливилось обратиться к хранителю архива — господину Гаэтано Травенари, и тогда я поняла, что значит по-настоящему знать и любить своё дело! Мы проговорили до глубокой ночи, охрана пришла с фонарями выяснять, не случилось ли чего с хранителем...

Часть 4, где опять начинается жизнь

Обещания, данные людям, можно взять назад или отсрочить, но если что-то пообещал коню — выполняй, как хочешь. Мороз, не мороз — изволь выгулять Пороха, да не три круга сделать по двору, а проехаться как следует! Ещё по темноте, когда в городе только открывались хлебные лавки, Орсо выезжал на жеребце в Марболу — большой запущенный парк, растянутый вдоль реки. Дорожки, конечно, расчищали от снега, но только те, что ближе всего ко входу; дальше начинался почти дикий лес, где с дрожащих кустов ещё облетали последние листья, тучи снегирей терзали дикие яблоньки, по грудам палой листвы шмыгали зайцы, чёрные белки стрекотали высоко над головой, в кронах угрюмых кедров. Пороху нравилось скакать по припорошенной снегом листве, прыгать через поваленные деревья. Иногда Орсо спешивался и давать ему поиграть; Порох принимался брыкаться, как жеребёнок, прыгать вбок по-заячьи, валяться на свежем снегу и бить ногами в воздухе, взмётывая тучи снежной пыли... Потом всадник приводил коня в порядок, вытряхивая из длинной гривы сухие листья и веточки, и оба чинно возвращались на дорожки парка, а оттуда — по просыпающимся улицам домой. К этому времени как раз светало.

Выезжая на главную аллею, Орсо пустил было коня крупной рысью — и тут же осадил: прямо ему под ноги с боковой тропки выскочил пешеход. Закутавшись в шарф и натянув на уши берет, он торопливо шагал к воротам и, должно быть, вообще не увидел коня и всадника. Человек едва не столкнулся к широкой грудью коня, обернулся, и Орсо узнал школьного приятеля.

— Квалотти! Ты?

Матео Квалотти сдвинул берет на затылок, чтобы не мешал смотреть вверх:

— А я-то думаю, что за гордый кавалер! — Он рассмеялся. — Творе-ец! Это твой конь?!

— Мой, — Орсо спрыгнул на землю, погладил Пороха по шее. — Почти всё, что у меня осталось.

— Да, прости, — Матео виновато опустил глаза, — я как всегда, по свежей ране... Сочувствую, мы прочли в газетах.

— Да, спасибо. Я не заглядывал в газеты — там, наверно, расписали целую драму?

— Не без того, — приятели пошли к воротам бок о бок, Орсо вёл Пороха, втихомолку гордясь красавцем.

— Слушай, а правда, что Анлих — твоя... как это...

— Не она — моя, а я — её, — усмехнулся Орсо. — Правда. Сам ни беса не понял, как так вышло, ну да отцу виднее...

— Так ты теперь во дворце живёшь? — Глаза у Матео стали совершенно круглыми.

— Нет, с чего бы? У госпожи Анлих дом в городе. Кому я там, во дворце, нужен! — Внезапно Орсо стало стыдно: столько времени не виделись, а разговор только о его собственной персоне! — А ты куда в такую рань?

— На занятия, — вздохнул Матео. — Готовлюсь в Школу правоведения. Весной испытания...

— А что так нерадостно? Не нравится?

— Не очень, — приятель снова привычно опустил глаза. На жизнь он жаловаться не привык и всё время ощущал себя в чём-нибудь да виноватым. Орсо пытался сначала объяснять ему, что это неправильно, потом понял: с другой стороны на Матео давит семейство, и первая — матушка, домашняя тиранша высшего сорта. Спорить с ней ни у сына, ни у дочерей не получалось...

— Матушка горячо настаивает? — предположил Травенари.

— Как ты догадался? — Округлил глаза соученик.

Орсо не выдержал серьёзную мину — рассмеялся:

— Прости... прости, я балбес... конечно, с этим не шутят...

— Какие тут шутки, — вздохнул Матео. — Матушка считает карьеру правоведа... в общем, считает. А меня там засмеют! Дворянский сынок — крючкотвор! Это ж додуматься надо... — он снова растерянно примолк: критиковать матушку даже в её отсутствие казалось ему немалым преступлением.

— Да не бери в голову, — Орсо подавил смех, и вовремя. — Если уж не удастся отвертеться от этой Школы, учись спокойно, получай высшие баллы, а потом подайся в профессора. Чем плохо? И для дворянского сына самое место на кафедре. Знаешь, сколько в университете дворян преподаёт?

— Думаешь, получится? — грустно взглянул на него Матео.

— У тебя-то? Да ты ж был умнее нас всех в группе! Кто господина Нетак поправлял, помнишь?

Приятели снова рассмеялись, уже вместе. Господином Нетак в школе прозвали учителя математики, обожавшего этой хлёсткой фразой сбивать с толку самых дерзких учеников. Он был твёрд во мнении, что на отлично математику знает Творец, хорошо — он сам, а прочим не подняться выше балла «посредственно». Однажды он решил окончательно укрепить выпускную группу в сознании её ничтожества в математических вопросах и задал заковыристую задачу, которой не было ни в учебнике, ни во вспомогательных книгах, которыми по совету старших пользовались ученики, чтобы уследить за требовательной мыслью господина Нетак. Никто из группы не справился — за вычетом Матео Квалотти. Под изумлённым взором учителя Матео расписал решение в двух вариантах, для чего ему не хватило доски и пришлось внести из соседней классной комнаты ещё одну. Господин Нетак, согнувшись вперёд и вытягивая длинную жилистую шею, словно гриф, долго расхаживал вдоль досок, изучая каждый знак, потом торжествующе ткнул пальцем в последнюю строчку:

— Не так!! Вот, — он для верности постучал пальцем по доске, посыпался мел, — вот, извольте видеть, ваша ошибка! Ошибка, сударь! Ваше решение ничего не стоит!

Матео виновато склонил голову и — к ужасу всей группы — смиренно произнёс:

— Это решение не моё, господин учитель. Это задача из «Искусства алгебры» Цетти. Я нашёл её уже после того, как решил сам, и выписал для сравнения. Моё решение, конечно, длиннее, но итог сходится.

— Чта-а?! — возопил господин Нетак, покраснев от ярости, и стал похож не на грифа, а на петуха, завидевшего соперника. — Вы смеете спорить?!

— Позвольте, господин учитель, — Матео метнулся к своему столу, схватил тоненькую книжечку, прятавшуюся среди тетрадей, и раскрыл на закладке. — Вот, взгляните: вот это решение. И вот здесь, на следующей странице.

— Дайте. — Господин Нетак вырвал у него книгу, впился глазами в указанную страницу и замер, шевеля губами. Группа, замерев от восторга, следила за поистине алхимическими трансформациями учителя: из красного он понемногу делался бледным, потом жёлтым и наконец нежно позеленел.

Часть 5, где всё время приходят гости

Прогулку с Порохом пришлось начинать ещё раньше обычного — в темноте. Долго не катались — снегопад и резкий ветер вместе образовали такую метель, что в парке можно было запросто потеряться. Конь будто чувствовал возбуждение и беспокойство хозяина, домой нёсся без понуканий, грохоча подковами о булыжник и выдыхая густые облака пара. Орсо сам не понимал, по какому поводу с раннего утра не может усидеть на месте. Ну, гости, ну и что? Привыкший разбираться в причинах своих ощущений, он старательно раскладывал по полочкам всё, что ожидалось. Копаться пришлось долго: Матео, старый приятель... Ада — непонятно, что он на самом деле думает об Аде... но это нас не касается, это его дело... будет спрашивать о планах на дальнейшую жизнь — да есть у нас планы, весь стол в кабинете завален... ещё эта его дама... Вот оно! Дама. У Матео, вечно стеснительного, тихого Матео появилась дама, а Орсо, всегда считавший себя не последним среди сверстников, девушкой не обзавёлся. Да и где бы её можно было встретить, безвылазно сидя дома?

Ада уже колдовала над завтраком, и Орсо почувствовал себя виноватым: ладно что сам вскочил ни свет ни заря, ещё и опекуншу заставил подняться! Однако Ада была весела и совсем не смотрелась сонной:

— А, господин Травенари! Вы не находите, что сегодня прекрасная погода? — спросила женщина, изображая томную светскую красотку.

— Нет, не нахожу! — рассмеялся Орсо. — Стоило остановиться, и вокруг Пороха наметало сугроб в конский рост.

— Тогда наливайте себе какао, пирожки будут готовы через десять минут. А потом займёмся ногой! Бараньей, естественно.

— Хорошо... — Орсо радостно вздохнул и устроился поближе к печи. Встать на исходе ночи, проехаться по метельным сумеркам на любимом коне и вернуться в тёплый дом к завтраку... в этом есть что-то от состояния, которое принято называть счастьем!

Время до полудня надо было занять чем-то полезным, хотя бы для того, чтобы унять глупое волнение. Сосредоточиться на книгах получалось плохо — через час Орсо в третий раз поймал себя на том, что вскакивает из-за стола каждый раз, как под окном раздаётся звук проезжающего экипажа. Довольно метаться! — приказал он себе, снова сел за стол и углубился в тригонометрию. На этот раз его хватило ещё на час, и от занятий не отвлекли ни запах жарящейся баранины, который уверенно вполз на второй этаж, ни стук в оконный переплёт — снегири очистили рябины под окнами и решили попытать счастья в доме. А потом он услышал сдавленный женский крик. Ещё не задумавшись, что делает, он уже оказался на лестнице со шпагой в руке, ожидая любой пакости. По крайней мере, так казалось, пока пакость не явила себя во всей красе.

Сперва Орсо не понял, что творится в доме, ещё минуту назад таком мирном. Паоло запирал парадную дверь на засов — настоящий тяжёлый деревянный засов! Коринна металась с веником в одной руке и совком для золы в другой. Холл первого этажа заполняло паром, валившим из двери чёрного хода; на двери, удерживая её открытой, повис Ринальдо, а из клубов пара медленно выплывал Джианни, таща за собой по полу что-то большое и тяжёлое. Ада тоже была там, Орсо слышал её резкий голос, но саму женщину не видел. У самых сапог Джианни показалась куча какого-то тряпья, потом чья-то голова... До Орсо дошло, наконец, что творится, он прыжком преодолел лестницу и, отбросив шпагу, кинулся помогать. Вдвоём они заволокли в холл неопрятную тряпку — то ли драный плащ, то ли видавшее виды одеяло, на которой, как на волокушах, лежал человек. Ада шагнула следом, отряхивая снег с домашних туфель, Ринальдо, наоборот, нырнул наружу и захлопнул за собой дверь. Остальные мужчины собрались вокруг лежащего, и Ада незнакомым решительным тоном приказала:

— Ко мне. Коринна, дверь!

Втроём тяжёлое тело удалось даже поднять. Служанка торопливо распахнула дверь в спальню Ады, нежданного гостя внесли туда и уложили на ковёр. Ада твёрдой рукой взяла Орсо за плечо:

— На пару слов. Ненавижу объяснять второпях, но придётся.

Опекунша, оставляя на коврах мокрые следы, увела воспитанника в гостиную, встала так, чтобы говорящих было не видно из окна:

— Орсо, никто не должен знать, что у нас такой гость. Обещаю — я расскажу всё, что знаю, но не сейчас. Ему нужна помощь, и срочно, и я не могу отвлечься ни на что другое. Я примерно знаю, что и как нам теперь делать, но только примерно... — Она замолчала, провела ладонью по лбу, словно снимая паутину. — Если придёт почта или кто-нибудь будет спрашивать меня, — вы хозяин в доме. Хозяйка больна и не принимает гостей — вот и весь ответ. Будут настаивать или расспрашивать — придите в гнев и гоните всех дрянной метлой с порога. Где найти метлу, Коринна покажет. — Почудилось, или она ещё и шутит? Нет, улыбается бледненько. Что же происходит?

— А... но Матео!.. Может быть, послать письмо... ну, отложить?..

— Уже поздно. Да и вопросы появятся... Нет, эти гости меня не беспокоят, к тому же они — ваши. Я выйду поздороваться, но много времени им уделить не смогу, сами понимаете, — Ада виновато развела руками.

— Ничего, мы... я найду чем занять гостей!

— Вот и прекрасно. Обедать будете без меня. Коринна способна хотя бы разогреть мясо... я надеюсь?

— Да... хорошо, я понял. Хоть об этом-то не переживайте, — не удержался Орсо и прикусил язык. Но опекунша не обиделась:

— Договорились. Обед — на Коринне, приятная обязанность выставлять за порог нежеланных гостей — на вас.

Ада скрылась в своей спальне, Орсо подобрал брошенную в небрежении шпагу и побрёл наверх. Предсказание полковника сбывалось: жизнь стала «весьма непредсказуемой». А что, собственно, толку в предсказуемости!

Вернуться к учёным занятиям толком не удалось: стоило Орсо сесть за книги, как в дверь (на сей раз парадную) решительно заколотили. Орсо перегнулся через перила:

— Джианни, откройте! Я сейчас!

Когда он спустился в холл, луж воды на полу уже не было, а Джианни, кланяясь, распахнул дверь перед пожилым полным мужчиной в полицейском мундире. Вместе с ним в дом незваным ввалился целый сугроб и мгновенно начал таять. Вошедший Величественно отряхнул с эполет сугробики поменьше, полетел мокрый снег.

Часть 6, где появляются лекции, война и обязательства

Когда за гостями закрылась дверь, уже смеркалось. Орсо постоял в холле, глядя на дверь, вздохнул и внезапно зевнул. Этот суматошный день когда-нибудь кончится или нет?

Однако надо доложиться опекунше. К гостям она вышла на десять минут, очаровала Розу, смутила Матео и, сославшись на нездоровье, ушла в спальню. С тех пор прошло больше трёх часов — а она даже не обедала!

Решившись, Орсо осторожно толкнул дверь спальни. Возможно, политес требовал постучаться, но было боязно помешать стуком ещё больше. Дверь отошла без скрипа; в комнате не горели ни лампы, ни свечи и синий полумрак прятал мелкие детали обстановки. Кровать занимал неожиданный гость, Ада сидела рядом в плетёном кресле и, кажется, спала. Нет, не спит — обернулась к двери. Взгляд Орсо она истолковала как вопрос, поднесла палец к губам, потом подняла вверх — жест незнакомый, но понятный. Бесшумно поднявшись из кресла, опекунша выскользнула в холл.

В свете неярких ламп Орсо разглядел хозяйку дома — и поразился произошедшим переменам: за несколько часов она, казалось, постарела лет на двадцать. Восковое лицо, чёрные тени под глазами, губы серые, руки дрожат, волосы, выбившиеся из узла на затылке, торчат в стороны, как проволока. Опомнившись, юноша решительно подал ей руку:

— Вам надо поесть. А главное — выпить. — И без церемоний повёл женщину в кухню — кресло там тоже есть, а политес, кажется, надёжно остаётся в прошлом. Какие, к бесам, приличия, когда она вот-вот упадёт!

Где хранятся вино и мёд, Орсо уже выучил, как подогреть мясо — тоже. Поставив перед Адой тарелку с бараниной и куском пирога, кружку подогретого вина со специями и последнюю уцелевшую абрикосовую корзинку, он молча сел напротив и стал ждать. Торопить её не потребуется, отдышится — сама расскажет всё, что можно рассказать.

Ада, как во сне, подцепила вилкой мясо, макнула в соус, прожевала. Взгляд стал более осмысленным:

— А вы понимаете в скорой врачебной помощи, дорогой воспитанник! — Голос слабый, но шуточки на месте. Жить будет!

Чем бы она ни занималась полдня, еда явственно помогла прийти в себя. Орсо тем временем докладывал:

— Баранина — выше всяких похвал, пирог чудесный, пирожных мне не досталось, но девушка, судя по всему, была в восторге... Заносило полицейского, назвался капитаном Перрони, хотел видеть вас, я сказал,что у вас мигрень...

— Так ему и надо... — одобрила Ада с набитым ртом.

— Он сказал, что в квартале ловят воришку. Только он убрался — пришли какие-то оборванцы и норовили пролезть в дом. Один был с ножом. Я их выгнал.

— Смело! — восхитилась опекунша. — Как думаете, зачем они все приходили?

— Думаю, за ним, — кивнул Орсо в сторону холла. — Откровенно говоря, на воришку он мало похож, а вот на бродягу — более чем.

— Он и есть бродяга. — Ада покончила с пирожным, уже сама налила себе неизменного какао. — Эх, холодное! Ладно, обойдусь. Не думайте, что я собираюсь держать вас в неведении, я просто соображаю, с какого конца начать. Вы не обиделись... я надеюсь?

— Ни в коей мере. Но нападать с расспросами мне помешала... как бы это... врождённая застенчивость.

— Врождённое что?! — искренне удивилась Ада. — Это вы-то застенчивы? Я на ваш счёт не обманываюсь, но если вам угодно так считать...

— Да нет, я... ну вот, опять...

— Тут всё просто, — женщина поставила кружку на стол и блаженно закрыла глаза. Ненадолго. — Когда вы говорите о себе, то начинаете заикаться, когда о деле — говорите чётко и по делу. Полезное качество.

Она поднялась из-за стола, извинившись, потянулась, потёрла глаза:

— Буду сегодня спать в гостиной. На шкуре у камина...

— Зачем, я... есть же моя спальня...

— Да не волнуйтесь, комнат хватит, — улыбнулась Ада и снова стала женщиной без возраста. Пожалуй, это хорошо...

— Ладно, — решительно сказала женщина без возраста и поставила какао на плиту. — К делу. Этот мальчик — гонец, отправленный ко мне. Я не знала, кто именно придёт с новостями, и тем более не ожидала увидеть зинала...

— Кого?

— Зинала! Не перебивайте старую больную женщину. В дороге на него напали, причём уже в столице или близко к ней.

— Зачем?

— Это отдельная история, — вздохнула Ада. — Не торопитесь. Хотите какао?

— Готов на всё, только бы узнать остальное.

Ада наполнила кружки, подтянула к себе стеклянную мисочку с мёдом, посмотрела на просвет. Мёд был золотисто-зелёный, прозрачный, как хороший янтарь.

— Я вам уже говорила, что Андзолу хотят втянуть в войну? Нет? Это давняя задумка кучки подлецов, которым поперёк горла развитие страны. Она становится слишком сильна...

— Для чего?

— Для того, чтобы изменить течение истории раз и навсегда. Об этом мы говорили с вашим отцом, он составил что-то вроде прогноза на будущее. Андзола — надежда всей планеты.

— Потому что мы богаты и уже давно не воевали? — У Орсо закружилась голова: что-то подобное он слышал от отца, но поскольку отец говорил не с ним, вспомнить подробности не удавалось. Видимо, он, тогда ещё совсем мальчишка, просто выбросил всё это из головы.

— В том числе. Вы мыслите в верном направлении. Анздола не воюет, потому что достаточно сильна, чтобы добиваться своего без войн. Развитая промышленность, сильный флот, прекрасные университеты, нет необходимости ввозить продовольствие из-за границы — наоборот, мы торгуем зерном, фруктами, рыбой, андзольские вина — одни из лучших в мире.

— Вулканы! — вспомнил Орсо.

— Да, склоны вулканов дают совершенно особый виноград. Посади точно такие же сорта на другую почву — результат будет на удивление убогим. К тому же наши торговые партнёры в другом полушарии — когда у них зима, у нас снимают урожай. Экспортировать продовольствие для Андзолы просто естественно.

Это Орсо помнил более твёрдо — на уроках естествознания он не рисовал на полях тетрадей лошадей и женские головки, а смотрел на карты и слушал лекции о географических условиях. Почуяв под ногами знакомую географическую почву, он попытался уложить в голове остальное:

Часть 7, где появляются угрозы, пар и порох

Пик-пик! Пик-пик! Тум-тум-тум! Пик-пик!

К бесам, рано же ещё! А, нет, не рано, светает... Орсо привычно потянулся — руки наткнулись на резную высокую спинку кресла. Он что, заснул в гостиной? Нет, шторы голубые, плотные, а за ними — наглый снегирь долбит клювом в окно и пищит. Клюв как долото!

— Брысь! — сказал Орсо. Снегирь не обратил внимания и продолжил расклёвывать раму, зато рядом кто-то зашевелился и вздохнул.

Фу ты, ну надо же было всё настолько перезабыть! Дурак, наверняка разбудил больного, вот болван! Мысленно ругая себя как можно разнообразнее, Орсо осторожно поднялся из кресла, расправил плечи — после сидячей ночёвки немного ныла спина, — и наклонился над кроватью. Нет, не разбудил... Надо бы проведать опекуншу, она вчера тоже была весьма не в себе!

Голос Ады разнёсся по холлу, как звук боевой трубы:

— Паоло, где снеговая лопата? Расчисти крыльцо — дверь открыть невозможно! Что?.. Нет, веник уже не поможет, только лопата. Прости, не поняла?.. А, двор пока можно не чистить, будет ещё снегопад.

Дверь спальни распахнулась, Ада явилась на пороге бодрая и громкая:

— С добрым утром! Мне стыдно: из-за меня вам пришлось спать в этом ужасном кресле! Но если вы никуда сегодня не собираетесь — а я вам настоятельно не советую сегодня выходить, — то наверстаете упущенное днём.

Спящий зашевелился и застонал, а Орсо вытаращил глаза:

— Теперь точно разбудили...

— Да пора бы уже, — весело сказала Ада, села в «ужасное» кресло и провела жёсткой ладонью по лбу и заросшей щеке зинала:

— С добрым утром, кому говорю.

Пациент тревожно распахнул глаза и что-то прошипел на неведомом Орсо языке. Ада ответила без малейшего замешательства, и несколько минут наследник Травенари чувствовал себя удивительно неуместно, не понимая ни слова и не решаясь вмешаться в чужой разговор.

Наконец Ада обернулась к позабытому воспитаннику:

— Его зовут Зандар, он добирался сюда кружным путём из Кобальи — напрямую сейчас не пробраться, перевалы засыпало снегом. Письмо я вам потом покажу, его проще просмотреть, чем пересказывать... Как только ему можно будет уехать, вы уедете немедленно — нечего искушать судьбу. — Взгляд Ады посуровел. — Рано утром Паоло видел следы на заднем дворе. Кто-то ходил вокруг дома — возможно, шпионил.

— Я уеду завтра, — хрипло сказал гонец на внятном андзольском. — Нельзя делать опасным твой дом.

— Посмотрим, — строго пообещала Ада, — как будешь себя чувствовать. Сейчас похолодало, не хватает только простудиться в дороге! Скажи лучше, кто на тебя напал?

— Пять бродяг, — Зандар попытался подняться на локте и сесть, но сил не хватило.

— Ку-да? — рассердилась Ада. — Сегодня лежишь и делаешь всё, что я скажу, иначе никуда не выпущу. Язык шевелится — рассказывай, вставать запрещаю.

— Сперва я думал, они хотят ограбить, — сдался зинал. — Трое шли за мной целый квартал, двое выскочили навстречу в переулке. Меня предупреждали... — он хрипло закашлялся и прикрыл глаза; Ада стремительно обернулась к воспитаннику:

— Коринна должна была согреть вина, несите всю кастрюлю!

Ёмкость была немаленькая; Орсо догадался захватить к ней смешную адину кружку с крышкой и серебряный черпак. Когда он вошёл, открыв дверь ногой и держа двумя руками кастрюлю, Ада что-то тихо объясняла Зандару на том же неведомом языке, а он только медленно задумчиво кивал.

Кружка подогретого вина с каким-то пахучими добавками, возглавляемыми мёдом, вернула зиналу голос и он продолжил:

— Те пятеро думали, я буду убегать, я не стал. Дал им свалить себя в сугроб — хотел посмотреть, что будут делать... Они не взяли кошелёк, стали щупать подкладку плаща. Я решил: шпионы. И стал их бить.

— И как? — забыв о приличиях, спросил Орсо.

— Их было больше, — вздохнул Зандар так, словно это была его вина, — я прибил двоих и решил убежать. Полез на крыши и так бежал по крышам, пока не упал. Крыша короткая оказалась.

— Драку видел ещё кто-нибудь? — с тревогой спросила Ада.

— Не знаю. Может, кто видел из окон. Но никто не прибежал и не свистел, как полиция.

— Это могли быть обычные грабители, — предположил Орсо.

— Грабители не стали бы ходить вокруг дома, где скрылась их жертва, — возразила опекунша. — Кто бы ни были эти нападавшие, есть кто-то, кто следит.

— Я найду его и отрежу голову, — спокойно пообещал Зандар.

— Не советую, — серьёзно забеспокоилась Ада. — Полиция не поймёт, а убегать от андзольской полиции — утомительное занятие. Я понимаю, тебе не хочется оставлять шпиона гулять на свободе, но даже если удастся его найти (в чём я вовсе не уверена), делу это не поможет — скорее, наоборот. Против нас — большая и сложная сила, с ней нельзя драться, как с грабителями на дороге.

— Как ты скажешь, — покорился зинал.

— Всё, отдыхай, — Ада придвинула столик, ещё раз наполнила кружку и поставила поближе к кровати. — Сегодня не вставай, кружку допей, я приготовлю то, что тебе можно есть, и покажу Орсо письмо. Потом приду. Идёмте, дорогой воспитанник.

Когда они шли к дверям, Зандар всё же с трудом повернулся в их сторону и что-то сказал на своём языке, шипящем, как яичница на сковороде.

— Уже благословил, — улыбнулась Ада и вышла.

— С зиналами сложно, — обрадовала она воспитанника, помешивая варево из мяса, лука и ароматных трав. — Во-первых, есть города, в которые им вход закрыт, и столица относится к таким городам.

— Я запомню, — кивнул Орсо. — Что-то ещё следует знать?

— У них нет документов, — продолжила Ада. — Документы — бесовское изобретение. Некоторые особенно привеженные традициям бесовскими считают даже бумажные деньги и берут только монеты... Во-вторых, традиции. Вы никогда не можете быть уверены, что не нарушаете какую-нибудь из многочисленых и, несомненно, священных традиций, но от этого и сами зиналы не застрахованы. За нарушение мелкого обычая вполне могут потянуть в суд старейшин.

Часть 8, где убегают, хитрят и врут во спасение

Ночью в дом попытались пролезть через подвал. Джианни пальнул для страху в воздух, из-под крыльца чёрного хода выскочили двое неизвестных и бросились бежать. Слуги с радостным улюлюканьем устроили погоню, но за первым же поворотом её прекратили — догнать злоумышленников всё равно бы не удалось, а оставлять дом без присмотра негоже...

Рано утром, ещё в полной темноте, Орсо и Зандар тихо убрались из дома и, сделав крюк через дворы, отправились вдоль набережной на станцию дилижансов. Коринна снабдила их немалым запасом еды на дорогу, но большей её части предстояло кончиться ещё до обеда. Орсо, вооружённый двумя пистолетами и тысячей анов, чувствовал себя не в своей тарелке. Зандар, обвешанный ножами, наоборот, был доволен жизнью, но не забывал оглядываться по сторонам. Кто из них кого охраняет, неясно: у Орсо есть документы, деньги и внятное объяснение, зачем он разъезжает по дорогам страны вооружённый до зубов, у Зандара — только ножи, жажда поскорее двинуться в путь и стремление вопреки советам Ады найти шпионов и что-нибудь им отрезать. Раз уж голову резать нельзя. От попыток устроить охоту Орсо должен был зинала удержать — но как удержишь бывалого бойца на три года старше, на голову выше и вдовое шире, привыкшего полагаться только на себя и верный тесак! Есть люди, у которых не надо стоять на дороге...

Ехать решили в Ринзору. Крупный порт, не закрытый для зиналов и при этом не превратившийся в разбойничий вертеп вроде Кобальи или Платини. Оттуда Зандар собирался кружным путём, по морю, добраться домой, а Орсо оправдывал свою поездку приглашением старого друга отца. Приглашение, справедливости ради, пока не пришло, но Орсо в самом деле намеревался посетить полковника.

Дилижанс уходил в семь; предстояло трястись по подмёрзшей дороге до вечера, потом пересаживаться и надеяться, что из-за морозов не случилось чего-нибудь с переправами на Поэне. Иначе — длинный крюк в объезд, лишних три дня...

Зандар вполне сходил за местного северянина, пока молчал и не сдвигал на затылок шляпу. Однако его всё равно сторонились — длинный угрюмый субъект не внушал доверия и любви с первого взгляда. Орсо втиснулся между зиналом и бортом кареты; борт был холодный и из щелей посвистывало, зато кошелёк, прижатый к стенке, был в большей сохранности. Зандар надёжно отделял спутника от соседа по скамье: рядом с суровым громилой все будут поневоле вести себя тихо и мирно... Орсо помнил, что надо не терять бдительности и проявлять осторожность, но, как только могучий рыдван тронулся и затрясся по снежной колее, он самым позорным образом заснул, привалившись к стенке.

Разбудил его тычок в бок, и тут же справа навалилось что-то тяжёлое; Орсо рванулся, машинально пытаясь освободиться, и в ухо зашипел знакомый голос:

— Надо убегать. Спокойно, медленно.

Орсо в этом предложении виделась некоторая нелогичность, но он сам обстановку ещё отнюдь не изучил, а Зандар, видимо, не только не проспал всё на свете, в отличие от некоторых, но и заметил что-то важное. Пускаться в расспросы сейчас было неудобно и нелепо, и Орсо вслед за товарищем выбрался из тёмной коробки экипажа в синеющий зимний вечер.

Остановились в Ачилле всего на час — сменить лошадей, поужинать и отогреться в душном трактире, высадить пассажиров и взять новых. Кучер отчаянно, с проклятьями и угрозами спорил с трактирным хозяином, его сменщик уже шмыгнул в тепло пропустить рюмочку, пока не припрягли к работе. С крыши экипажа мальчишка, прислуживающий в гостинице, снимал тяжеленные тюки и чемоданы. Орсо, растерявшись в толпе, завертел головой, но железные пальцы Зандара ухватили его за локоть; вместе с озябшими пассажирами они протиснулись к крыльцу трактира, но зинал, особенно не скрываясь, повёл спутника к воротам конюшни. Там было намного темнее — фонарь над конюшенным двором еле теплился, и люди, чертыхаясь, ходили туда и сюда в полумраке. Зандар втолкнул Орсо в чёрный проём ворот и потащил за угол, к стойлам, где кто-то уютно пыхтел и хрупал ячменём. Юноша прислонился спиной к стене и повернулся к товарищу. Задавать вопросы не потребовалось — зинал вжался в холодные брёвна рядом и зашептал:

— Одного я узнал — тот, которого не прибил тогда. Сел сразу за нами, выскочил перед Ачилле и чего-то говорил полицейскому. Теперь этот полицейский тут. А другой, сержант, сидит внутри трактира, считает всех, кто входит.

— Ты уверен, что это тот самый полицейский? — Орсо понимал, что вопрос, пожалуй, глупый, но уж очень невероятным казалось, что по следу двух безобидных путешественников пойдёт полиция...

— Уверен. Если полиция — значит, за мной.

Полиция — это очень неудачно, очень. По правде говоря, Орсо надеялся при необходимости обратиться за помощью именно к полицейским, но в компании зинала... дурацкая идея.

Орсо порадовался, что багажа у них немного — заплечный мешок Зандара почти пустой, у него самого только чемоданчик, который незачем увязывать в груду багажа на крыше: поставил под ноги — и порядок... Теперь чемодан с ним, так что можно без сожалений покинуть унылый сарай на колёсах!

— Надо уходить, пока дилижанс снова не поехал, — предложил Орсо. — Вернёмся немного назад, через город, и сядем на паром через Поэну. Если переправа ещё не закрылась...

— Не закрылась — я видел деревенских, мы их обогнали на дороге. Они с того берега.

— Откуда ты знаешь? — засомневался Орсо.

— Они болтали. Громко. Пьяные были.

— Ну... значит, нам повезло! — Орсо подхватил чемоданчик. — Бежим?

— Бежим, — согласился зинал. Через незапертые грузовые ворота они вышли из конюшни не во двор трактира, а на соседнюю улицу, где мокрый снег перемешался с грязью в глубоких колеях. Переправившись через эту полноводную мутную реку, путешественники попали в ту часть Ачилле, которая позволяла посёлку считать себя городом. По мощёным улицам шли быстрее, и всё же час, отведённый на стоянку дилижанса, подошёл к концу, когда уже в кромешной тьме внизу, под крутым спуском к реке, показался освещённый тусклыми фонарями причал. Оттуда разносился непривычный для вечернего времени шум: кричали люди, мычали коровы, что-то скрипело и грохотало.

Часть 9, где говорится о беззаботности, поражении бесов и жёлтых камешках

В дороге они потеряли день, зато ехали не по тому маршруту, на котором их могли ждать. Тесный возок настоятеля Конрада довёз путешественников до Заньи, где они любезно распрощались со священником и отправились короткими переходами: из Заньи — в Аберино, оттуда — в Лострес, а оттуда — прямым путём в Ринзору. Не с юга, как собирались вначале, а с востока.

Здесь было заметно теплее: снег не лежал на земле и даже не падал с неба — яркое и глубокое северное зимнее небо сияло над серебристым морем, как будто здесь сразу после осени понемногу начиналась весна. Правда, зимние ветры мешали парусникам отойти от побережья, с океана то и дело приносило снежные заряды, а волны, взламывая тонкий ледок у берега, каждую ночь заливали ступени набережных и рыбацкие причалы; но и это ненадолго — совсем рядом тепло и новый год, сразу после солнцеворота Ринзора первой из портов севера открывала навигацию.

Орсо шагал по мокрым от ночного дождя мостовым, круто спускавшимся к залитому светом морю, дышал влажным, совсем не зимним воздухом и радовался, что смутная угроза позади, они на месте и больше бояться нечего. Зандар своих чувств не высказывал и по-прежнему надвигал шляпу на самый нос, но и он, казалось, не ждал больше удара в спину.

Зинальские кварталы в любом городе, где они есть, жмутся к рынку — так сказал Зандар. Но рынков в Ринзоре два — городской и рыбный. Где искать земляков, зинал не был уверен, поэтому Орсо решил пройти с ним оба рынка и убедиться, что довёз товарища до безопасных мест.

Огибая столпившиеся в проулке грузовые телеги, путешественники свернули на пустынную соседнюю улочку, и Орсо показалось, что на миг у них стало три тени вместо двух. Юноша торопливо схватил за руку Зандара:

— Опять кто-то за нами...

Метко брошенный нож подтвердил его слова, хоть и не дал их договорить. Промах вышел небольшой — тяжёлое оружие прогудело над самым плечом Орсо и с жутким тупым стуком вонзилось в закрытый ставень. Ноги Орсо приросли к земле — никогда ещё на него не нападали, желая убить. Зандар к таким положениям, видимо, был более привычен — оттолкнув товарища за спину, он выхватил тесак и бросился под прикрытие резного крылечка.

— К морю! — заорал он спутнику и для верности мотнул головой в направлении, где, как ему казалось, находился берег. — Пошёл!

Ошалевший Орсо послушался не сразу, но когда всё же развернулся, чтобы бежать, на глаза ему попались двое людей, целеустремлённо спешащих ему наперерез. Счесть их случайными прохожими было никак не возможно... Орсо бросил быстрый взгляд назад: Зандар отчаянно отмахивался от троих наседавших на него противников; пока что зинала выручали длинные руки и ярость, с которой он размахивал ножом, однако в одиночку ему явно не отбиться! Орсо в растерянности закрутился на месте; что-то тяжёлое ударило по бедру — пистолеты же! Олух, совсем забыл!

Мгновенное колебание — всё же палить в живых людей не то же, что упражняться в убийстве мишеней, — Орсо поборол одним воспоминанием об окружённом товарище. Первый выстрел он адресовал тому из напавших на Зандара, который на секунду отскочил из общей схватки — стрелять в кучу-малу вокруг зинала было опасно. Грохнуло, юноше обожгло пальцы и отчётливо заныло плечо, но дело было сделано — нападающий осел на мостовую, истошно вопя и зажимая бок. Орёт — значит, живой, отрешённо подумал Орсо и развернулся со вторым пистолетом к собственным противникам. Те замешкались — угроза получить пулю их не радовала. Пользуясь их нерешительностью, Орсо побежал вдоль стены, собираясь свернуть в ближайший проулок, замечательный крайней узостью: двое в ряд там не пройдут, а тот, кто первым сунется за ним, получит выстрел — там трудно промахнуться...

Противник тоже это сообразили: один взмахнул рукой, но что в ней — Орсо не заметил. Второй пригнулся и укрылся от удачливого стрелка за ближайшим углом. Снова блеснул брошенный нож — как в приморских городах любят эту забаву! Поняв, что враг снова промахнулся, Орсо всё же рванулся в проулок и успел пробежать по нему шагов двадцать прежде чем сообразил, что не слышит топота погони. Ошарашенный, он остановился: это говорило, что все четверо уцелевших врагов теперь нападут на Зандара! Вернуться? Но у него всего один заряженный пистолет, а махать шпагой, когда противники кидаются ножами, глупость несусветная. Был бы он ещё настоящим мастером — можно было бы положиться на скорость и напор, но неопытный мальчишка с зубочисткой их не испугает...

Новая тень легла перед ним над булыжники, и Орсо едва не пальнул в неё не глядя. Фффу, всего лишь лошадь! Привязанная у крыльца осёдланная лошадь — видно, хозяин зашёл в дом совсем ненадолго. Улочка, куда он выскочил, была не торговой, людей не видно, зато вот он — путь к спасению Зандара! Орсо рывком освободил поводья, обмотанные вокруг балясины крыльца, вскочил в седло и развернул лошадь, готовясь вернуться на улицу, по которой они с Зандаром шли, пока не попали в ловушку.

Вот и нужный поворот... и новый нож, на сей раз нашедший свою цель. Тяжкий удар буквально выбил из Орсо дух, и лишь потом он ощутил резкую жгучую боль и жар, разливающийся от правого плеча вниз по руке. Он выпустил поводья и вцепился в лошадиную гриву, чтобы не упасть. Лошадь остановилась, и мимо Орсо, как в тумане, проплыли пятеро неприметных людей в одежде небогатых горожан, которые внесли в карету с опущенными шторами два неподвижных тела, потом сами вскочили внутрь, кучер хлопнул вожжами, и экипаж погромыхал через площадь в одну из четырёх расходящихся веером улиц.

Вокруг было по-прежнему пусто — выглянувшая было из двери дома женщина испуганно юркнула назад, загремел засов. Орсо огляделся: нет, здесь ему не поможет никто. Потребовалось немалое усилие, чтобы сесть ровно и хотя бы посмотреть на собственную руку. Нож вошёл неглубоко, выпал под собственным весом и повис в складках плаща. Рука горела, но фонтана крови, как боялся Орсо, было не видно. Куда же теперь... вот болван! Он знает здесь только один адрес! Юноша неловко подхватил левой рукой нож, сунул за пояс, намотал на запястье поводья и ударил пятками флегматичную конягу. Она зашагала куда глаза глядят; каждый шаг отдавался новой волной жжения, но лучше уж ехать, чем брести пешком...