Война Войной

Первая война

Доводилось ли вам задумываться, о чём думает человек, стоя на пороге смерти? А солдат? Раньше я представлял себе это как в советских фильмах о войне: вспоминаешь мать, Родину, просишь товарищей передать любимым, что пал героем, не запятнав мундира… Вся эта патетическая чепуха. Наивность, достойная разве что мальчишки.

И вот он, парадокс. Лежу на раскалённом асфальте, пропитанном кровью – моей или чужой, уже не разобрать. Боль пульсирует в животе, каждый вдох дается с трудом, словно кто-то навалил на грудь бетонную плиту. А в голове – она. Карина. Бывшая жена. Кадры из прошлого вспыхивают один за другим: первая встреча на дискотеке, робкое общение, глупые шутки, первый неловкий поцелуй под дождем, первый секс… И в финале – наше развод. Глупое, поспешное, обоюдное.

С каждым вздохом, с каждым её воспоминанием в груди разгорается пожар. Такой силы, что, кажется, поднеси руку к лицу – вспыхнет, как от пламени дракона. Во всяком случае, ощущения именно такие. Иронично, ведь я всегда считал себя человеком хладнокровным, способным контролировать любые эмоции. А тут – на тебе.

Итак, на чём я остановился? Ах да, я валяюсь посреди улицы Цхинвала, что в Южной Осетии. Городу досталось знатно: повсюду воронки, ни одного целого здания. Кажется, грузинские воска поработали на славу. Улица усеяна обломками кирпичей, искорёженным металлом сожжённых машин, осколками стекла. Кое-где, под рухнувшими фасадами, виднеются обгоревшие, разорванные тела мирных жителей. Запах гари, крови и разлагающейся плоти въелся в лёгкие, вызывая тошноту.

Мой разведвзвод угодил в хитроумно спланированную засаду. С одной стороны улицы, куда мы направлялись, словно из ниоткуда, выкатились два танка Т-80, с другой, отрезая пути к отступлению, – тройка "Хаммеров". "Лучше бы тройка лошадей", – мелькнуло в голове. Вооружение стандартное: "Хамми" с крупнокалиберными Браунингами М-2 – попадут, будет очень больно. Про "восьмидесятки" и говорить нечего. Эти махины способны превратить в фарш даже БТР, не говоря уже о живой силе.

– Товарищ старший лейтенант, что делать будем? Я не для того задницу рвал, чтоб сержантские лычки перед дембелем получить и быть расстрелянным этими грузинами, как куропатка! – выпалил Серёга Игнатов, вцепившись в автомат так, что костяшки пальцев побелели. Парень был на взводе, это было видно невооруженным глазом. Страх – вот, что им двигало.

– Заткнись, балабол! – рявкнул замкомвзвода, прапорщик Носов. Носов – старый волк, прошедший не одну горячую точку. Хоть и ругается, но знаю, что прикроет. Приблизившись ко мне, он прошептал: – Михалыч, реально что делать будем?

– Не знаю, но прорвёмся! – так же тихо ответил я. И уже громче, чтобы слышали все: – Итак, братцы, мы в заднице! Но мы – спецназ, а значит, задачу выполним любой ценой. Занимаем оборону. Все РПГ и "Мухи" – по "Хаммерам", через танки прорываться желания нет.

– Да как же так вышло-то? – бормотал себе под нос ефрейтор Иванов, старший головного дозора. Поднял на меня глаза и печально произнёс: – Командир! Б@ля буду, никого не было! Всё там про шерстили! Чисто! Как будто из-под земли вылезли!

– Не переживай, братец! У нас в декабре девяносто четвёртого в Грозном то же самое было, – подбодрил его прапор. – Главное, не кори себя. Война – штука грязная, всякое бывает.

– Боев, связь с нашими есть? – спросил я радиста.

– Никак нет, товарищ старший лейтенант! Глушат, гады! – связист почесал затылок. Лицо его выражало полное отчаяние.

– Ладно, хлопцы. После отстрела гранатомётов дымим и валим отсюда шустро-шустро. По пути старайтесь оставить как можно больше раненых "пиканосов" – это их задержит, если сунутся за нами, – раздал я последние указания. Надеюсь, хоть кто-то выберется.

Вы спросите, почему грузины нас ещё не размазали по улице? Ответ прост: приняли за осетинское ополчение. А значит, можно поиграть. Бояться-то им нечего: русские миротворцы блокированы и скоро будут уничтожены основными силами, а тем, кто прочёсывает местность, просто скучно. Вот и решили поиграть с нами, как кошка с мышкой. Мышка – это наш взвод. Но мы еще покажем этим кошкам свои зубы. По крайней мере, попытаемся.

Тут логично возникает второй вопрос: как это нас Гиви не узнали? И снова ответ прост, как пареная репа, хоть и обидно до чертиков: опознавательных знаков на нас нет, дозор они увидели мельком, в суматохе, да и численность наша им известна лишь приблизительно. Вот и развлекаются, гады. Думают, напугают. Дебилы!

"Ну ничего, – думаю я, сплевывая на пыльный асфальт. – И мышка может коту усы узлом завязать! И не только усы, если припрет!" Адреналин уже бурлит в крови, руки сами сжимают автомат. Все готовы! Чувствую напряжение ребят, как свое собственное. В глазах – решимость, в сердцах – смесь страха и ярости. С Богом! Отдаю приказ – и понеслось. Хлопнули четыре "Мухи", разрывая тишину оглушительным грохотом, и им вторили два РПГ-7, с характерным свистом устремляясь к цели. Хорошо пошли, черти! Ложатся точно в цель! Было бы гранатомётов побольше, с танками бы пободались, вот это была бы потеха. Но увы, что есть, то есть. Воюем тем, что имеем.

Ребята не подвели, сработали как часы, каждый выстрел – в яблочко! В ход пошли дымовые шашки, окутывая улицу густой завесой. Секунд двенадцать на разгорание. Дым едкий, режет глаза, но это наш шанс. Закидываем местность дымом и рвём к горящим "Хаммерам", пока они в панике. Вокруг слышен отборный мат грузин, перемежающийся с предсмертными хрипами, мы же бежим молча, собрав волю в кулак, стараясь не сбивать дыхание, ведь бежать метров пятьсот по открытой местности, под огнем, как на ладони. Из одного "Хаммера" вываливается закопчённый Гиви, в панике ищет нас взглядом, с автоматом наперевес, пытается в нас прицелиться, но тут же падает, как подкошенный, роняя оружие. А чего бы не упасть, когда тебе брюхо изрешетили из калашей братья-акробаты, мои верные псы войны, рядовые Мартынов и Мартышин. Пацаны не дрогнули, отработали четко, профессионально.

Место службы изменить нельзя

Меня зовут Андрей Михайлович Мануйлов. Я – курсант выпускного, четвёртого курса одного весьма специфического военного училища армейского спецназа, окутанного завесой секретности. Обучение здесь – это не просто учебный процесс, а настоящее испытание на прочность духа и тела. Училище расположено в глухой, труднодоступной местности, где даже сотовая связь ловит с трудом. Местные жители стараются обходить его стороной, поговаривая, что здесь готовят не офицеров, а "машины для войны".

И вот, моя курсантская жизнь подошла к финалу. Все зачёты и экзамены позади, диплом гордо красуется в руках. Четыре года напряжённой учёбы, изнурительных тренировок и жёсткой дисциплины позади. Сейчас я стою на плацу плечом к плечу с моими однокурсниками. Все парни, словно на подбор, рослые, крепкие – ни одного ниже 175 сантиметров, и мускулатуры им не занимать. Каждый из нас прошёл через огонь, воду и медные трубы, чтобы заслужить право называться офицерами спецназа.

В двух словах об училище: четыре года здесь куют будущих офицеров спецназа и разведки под чутким руководством ГРУ! Здесь нас учили не только стрелять и бегать, но и мыслить стратегически, анализировать ситуацию и принимать быстрые, взвешенные решения в самых экстремальных условиях. Вероятно, вам интересно, как я вообще попал в это закрытое учебное заведение. Всё благодаря моему отцу, генерал-майору Михаилу Сергеевичу Мануйлову. Он – живая легенда спецназа, человек, прошедший через множество горячих точек и сохранивший верность Родине и долгу. Отец никогда не давил на меня, предоставляя право выбора, но я всегда знал, что хочу быть похожим на него.

Итак, о чём это я? Ах да, стою я, красивый, молодой и почти счастливый, в строю, затаив дыхание в ожидании вызова для получения заветных погон. Четыре года я шёл к этому моменту! Четыре года лишений, бессонных ночей и постоянной борьбы с собой. Пока вызывают моих товарищей, и очередь неумолимо движется ко мне, в голове, словно на киноплёнке, проносятся воспоминания.

Вот всплывает в памяти отборочная комиссия, жёсткие психологические тесты и изнурительные физические упражнения. Затем – курс молодого бойца на полигоне училища, где нас учили выживать в самых экстремальных условиях, обращаться с оружием и действовать в команде. Воспоминания сменяют друг друга, почти не задерживаясь. Разве что второй курс немного притормозил эту карусель, когда я по глупости решил жениться. Почему по глупости? Потому что доверился своей избраннице, а она, год спустя, подала на развод. Не выдержала редких встреч и решила пойти по рукам. Гадина! Она клялась в вечной любви, а потом предпочла офицерской чести и верности – лёгкую жизнь и развлечения. Этот предательский удар научил меня быть осторожнее в выборе друзей и спутницы жизни.

Но не будем о грустном, ведь моя очередь подошла! С улыбкой на лице, чеканя шаг, я выхожу на середину плаца, где меня ожидает начальник училища с моими новенькими, заветными и долгожданными погонами. Сердце бешено колотится, а в голове пролетают слова присяги.

Подхожу, представляюсь по всей форме. Начальник училища, генерал-лейтенант Лев Николаевич Свиридов, зачитывает приказ о присвоении первого офицерского звания. Его слова звучат торжественно и значимо, наполняя меня гордостью и волнением. Не буду вдаваться в подробности – это долго и утомительно. Кто знает, тот поймёт! Как только последний курсант получил свои погоны, мы прошли торжественным маршем, отдавая честь высоким чинам на трибуне. На этом официальная часть церемонии завершилась, и вот мы уже не курсанты, а настоящие офицеры, спешим в объятия родителей, жён и девушек. Я ищу глазами своих и, наконец, взгляд натыкается на маму. Радостно подбегаю к ней, но замечаю печаль в её глазах.

– Отца опять вызвали? – спрашиваю я с лёгким разочарованием, но тут же беру себя в руки. Офицер я или кто? – Ну, ничего страшного, главное, что ты смогла приехать! Надеюсь, перед назначением всё-таки увижу отца!? Я понимаю, что его работа связана с постоянными разъездами и ненормированным графиком, но мне очень хотелось бы разделить этот важный момент с ним.

– Не знаю, его вызвали прямо перед тем, как мы должны были выезжать к тебе, – ответила мама своим приятным и таким родным голосом. Удивительно, но в её голосе не было ни тени обиды или волнения. Она привыкла к такому образу жизни и научилась жить с постоянным ожиданием. – Ты же знаешь, сынок, отца порой и из отпуска выдёргивают. То в Москву, то ещё куда зашлют! Работа у него такая…

А чего вы хотели? Мои родители прожили вместе двадцать шесть лет. Они – настоящие герои, прошедшие через множество испытаний и сохранившие свою любовь, и верность друг другу. Отец, ещё будучи старшим лейтенантом, в 1980 году привёз в госпиталь в Кабуле раненого бойца и там познакомился с моей мамой, которая проходила интернатуру в этом же военном госпитале. Молодая, хрупкая девушка, самоотверженно спасавшая жизни под обстрелами. Через несколько месяцев они поженились. На войне время летит быстро! Любовь вспыхнула мгновенно и стала для них спасением в этом аду. Четыре года спустя на свет появился ваш покорный слуга, то есть, я.

На своём детстве я не стану заострять внимание. Скажу лишь, что в Суворовское училище я не попал. Банально не хватило знаний, а отец помогать категорически отказался, считая, что всего нужно добиваться самому и ни на кого не надеяться. Он учил меня ценить труд и добиваться поставленных целей своим умом и усилиями.

Признаюсь, было обидно до глубины души. Как так-то? Ведь я его сын, хочу пойти по его стопам и даже настоял на поступлении в то самое СВУ, которое он сам закончил. Я мечтал носить суворовскую форму, чувствовать себя частью этой элиты, гордиться наследием отца. Но отец был непреклонен, и мне пришлось учиться до одиннадцатого класса в обычной школе! Ну, как в обычной – это был лицей с углубленным изучением иностранных языков. Но всё же обидно! Я завидовал тем, кто с малых лет был погружён в армейскую среду, знал все тонкости военной жизни.