Возлюбленная распутника

Пролог

Сара Эшби, графиня Кэррингтон, смотрелась в большое серебряное зеркало, повешенное под наклоном в ее спальне так, что оно отражало большую часть роскошно обставленной комнаты за спиной ее хозяйки, и не воспринимала отражение побледневшего лица в нем за свое собственное. В мечтах она видела себя юной, грациозной, как нимфа, девушкой с золотистыми волосами, беззаботно порхающей по бальному залу, однако зеркало непреклонно отражало некрасивую сухопарую женщину с поредевшими рыжими волосами и неясного цвета глазами. По иронии судьбы она стала женой одного из красивейших и остроумнейших мужчин английского королевства - Альфреда Эшби, графа Кэррингтона, которому, казалось, на роду суждено было всегда становиться победителем, и выигрывать в самых жестоких спорах со своими противниками. Альфреду не повезло только с законной женой; его светские знакомые недоуменно переглядывались и пожимали плечами, стоило им увидеть ее, деревенскую простушку, рядом с ослепительным красавцем графом Кэррингтоном. Поэтому Сара предпочитала, как можно реже бывать в Лондоне, и ждать своего мужа в Аббатстве Кэррингтонов, понимая, что рядом со столичными красавицами ее крошечные шансы привлечь внимание супруга и вовсе сводятся к нулю.

Их еще в детстве обручили родители, мечтающие об объединении их родовых земель, не думая о том, что брак по расчету пости всегда бывает несчастливым. К счастью для нее, Альфред Эшби сохранил теплое воспоминание об их детской дружбе, и стал для нее по-своему хорошим мужем; она всегда могла рассчитывать на его доброе отношение к ней и поддержку. Но Сара с болью в сердце сознавала, что ей никогда не стать той женщиной, на которую глаза ее Фреда посмотрят с любовью и с восхищением. Очень скоро после их свадьбы Альфред отправился в столицу к своим друзьям, любовницам и развлечениям. Жизнь так и кипела в нем, - многочисленные дуэли, любовные приключения и дворцовые интриги наполняли все его дни и поглощали все внимание. Одно время он даже был любовником герцогини Барбары Кастлмэн, знаменитой фаворитки Карла Второго, рискнувшей ради любовной связи с графом Кэррингтоном милостью короля. Графине удалось спустя год после свадьбы родить Эдварда, который стал наследником всего состояния Кэррингтонов, и ее сын служил ей единственным утешением в ее деревенском уединении. Когда в поместье появился маленький Луи - внебрачный сын Альфреда Эшби от французской куртизанки Луизы Прево, умершей в родах, - она охотно приняла осиротевшего мальчика под свою опеку, поскольку любила своего мужа нежной самоотверженной любовью и ставила его интересы гораздо выше своих. Занятия с мальчиками были главной радостью в ее одинокой жизни, но по-настоящему счастливы они были все трое, когда их муж и отец Альфред Эшби изредка навещал их и привозил всем подарки.

Сара часто по вечерам садилась у окна своей спальни и всматривалась в Лондонскую дорогу. Обычно ее муж возвращался в свое родовое поместье в вечерние сумерки, и по мере того как истекали дневные часы у нее возрастала надежда, что нынче вечером он непременно вернется домой. Такое ожидание часто заканчивалось жестоким разочарованием, но нынче... Сара вслушалась, ошибки быть не могло - за окном явственно слышался стук конских копыт. Охваченная радостью, Сара накинула на себя осенний плащ с капюшоном и поспешила к воротам Аббатства встречать мужа. Ей пришлось долго бежать по зданию - древнее Аббатство, бывшее прежде обителью католических монахов-бенедиктинцев и переданное после разгона монастырей при Генрихе Восьмом дворянскому роду Эшби, - отличалось длинными извилистыми коридорами.

Когда Сара добежала до ворот, приехавший из Лондона всадник уже сошел со своего коня на землю. К разочарованию Сары это оказался не ее муж, а его слуга Том, который с молчаливым поклоном протянул ей от него письмо.

Сара с трепетом взяла письмо с прилепленной большой гербовой печатью посередине и рискнула спросить у доверенного слуги своего супруга:

- Том, когда твой хозяин собирается навестить нас?

- Только не в ближайшее время, миледи, - отрицательно покачал своей большой русой головой Том. - Его милость нынче увлеклись новой актрисой Королевского театра - некоей Дженет Коулд.

Уголки губ графини Кэррингтон опустились от расстройства, и она медленно побрела назад к дому по небольшой дорожке, устланной осенними листьями, которые без конца теребил сильный ветер. Печаль снова овладела ее любящим сердцем, и казалось, она больше никогда не оставит его. Но на середине пути Сара Эшби стойко подняла свою голову, пытаясь сохранить достоинство перед слугами. Как бы ни было, Фред всегда возвращался к ней, и самые ослепительные красавицы Англии не могли заставить его забыть о том, что у него есть жена.

Глава 1

Мейбелл осторожно поднималась по лестнице в мансарду, бережно держа в руках вазу с лилиями. Слуги неохотно заглядывали к тетушке Гортензии, и девушка постепенно взяла опеку над своей пожилой родственницей на себя. Для всех остальных Гортензия была позором семьи Уинтворт. В юности она бездумно позволила очаровать и соблазнить себя блистательному герцогу Джорджу Вильерсу, влиятельному герцогу Бэкингему. Любовь к этому красивому вельможе затмила ее рассудок и заставила забыть благоразумные наставления матери и советы честолюбивой старшей сестры. Их предостережения оправдались в полной мере - ветреный герцог вскоре оставил опозоренную и потерявшую надежду на удачное замужество девушку. Но страшнее всего оказался для Гортензии гнев ее высокомерных родственников.

Уинтворты были провинциальными дворянами, они ничего не могли предпринять против премьер-министра Карла Второго, чтобы заставить его вернуть честное имя младшей сестре лорда Уинтворта. И Гортензия во второй раз вызвала гнев своей семьи, когда со своей подмоченной репутацией отказалась выйти замуж за грубого деревенского эсквайра Джона Манро, согласного к тому же взять ее в жены без всякого приданого. Строптивица сбежала с собственной свадьбы в зимний лес, где вдобавок отморозила себе ноги. Тогда негласно на ней был поставлен крест, и только жалостливая Мейбелл сочувствовала заброшенной представительнице своей семьи и навещала ее, радуя ее цветами и новыми книгами, привозимыми из столицы.

Когда Мейбелл вошла в комнату, Гортензия отложила пьесу Шекспира "Много шума из ничего", которую перед этим читала, и при виде племянницы с прекрасными лилиями румянец удовольствия окрасил ее бледные щеки.

- Как вы себя чувствуете, тетя Гортензия? - ласково спросила Мейбелл, ставя вазу с цветами на столик.

- Спасибо, Мейбл, в общем хорошо, только кашель меня немного беспокоил, - сказала тетушка с виноватым видом. Она привыкла к тому, что всем причиняет одно беспокойство, и постоянно смущалась по этой причине.

- Тогда я вам сделаю новый отвар лечебных трав, - встревоженно проговорила девушка, по опыту зная, что тетя склонна преуменьшать серьезность своих недугов.

- Не стоит, Мейбл, у меня еще осталась прежняя настойка от кашля, и она хорошо мне помогает, - поспешно проговорила Гортензия Уинтворт, удерживая племянницу за руку. - Лучше скажи мне, дорогая, кто приехал к нам сегодня утром? Я слышала шум подъезжающей к нашему дому кареты.

- Это тетушка Эвелин, - неохотно ответила Мейбелл. Она надеялась, что Гортензия не узнает о приезде своей старшей сестры, которая игнорировала ее существование со дня скандальной свадьбы. Ведь это так больно, когда самые близкие люди ведут себя так, словно тебя нет, и до тебя нет никакого дела. Мейбелл видела, как Гортензия сильно страдает от такого отношения к себе, а ведь ей, как недвижимой больной вдвойне были нужны внимание и забота. Как она и предполагала, Гортензия расстроилась оттого, что старшая сестра не сочла нужным подняться к ней в спальню и поговорить с нею. На ее глазах поначалу выступили слезы, но потом Гортензия мужественно справилась с собою и спросила:

- Что же нужно Эвелин?

- Насколько я поняла, она хочет забрать меня в Лондон и представить ко двору, - Мейбелл опустила голову, чтобы не встречаться взглядом с тетей. Бедная тетушка Гортензия, если она, ее любящая племянница, уедет, что станется с нею?

- Возможно, это к лучшему, - задумчиво сказала Гортензияразгадавшая замысел своей старшей сестры. - Тебе уже пора выходить замуж, Мейбл, а кого ты встретишь здесь, в глуши? Если, конечно, не считать барона Эразма Вайсдела, который так тебе неприятен.

При упоминании о друге ее отца, бароне Вайсделе, Мейбелл невольно прижала руку к своему сердцу, которое внезапно тревожно и учащенно забилось. Сказать, что барон Вайсдел ей неприятен, это значило ничего не сказать. На первый взгляд этот светловолосый мужчина производил положительное впечатление своей спокойной и твердой манерой общения, но чем больше Мейбелл всматривалась в его бесцветное лицо, и в странные светлые, почти белые глаза, тем больше ее охватывало инстинктивное отвращение, переходящее в необъяснимый ужас. И Мейбелл было странно, что отец не разделяет ее чувств, и всячески привечает этого своего приятеля. Правда, они сошлись на почве своих политических взглядов. Барон Вайсдейл, как и лорд Уинтворт оказался вигом и убежденным протестантом.

- Я боюсь оставлять вас одну, тетя Гортензия, - призналась в своих тайных страхах Мейбелл.

- Девочка моя, сейчас самым важным для меня является твое счастье. Тебе нужно поехать в Лондон, - твердо сказала тетя Гортензия. - К тому же, если ты выйдешь замуж за порядочного человека, то сможешь забрать меня к себе из этого дома, где со мною обращаются как с пленницей и преступницей. Только помни о моей судьбе и не повторяй моих ошибок. Не все золото, что блестит. Не позволяй красивым светским повесам тебя увлечь, а обращай внимание на добропорядочных молодых людей

- Хорошо, тетя Гортензия, я последую вашим советам, - Мейбелл на прощание поцеловала тетушку в щеку, и вышла из ее комнаты, испытывая странное чувство легкости, как это бывало всегда после ее общения с этой доброй и несчастной женщиной.

Гортензия фактически заменила Мейбелл ее рано умершую мать, поэтому девушка очень дорожила отношениями с нею, остро нуждаясь в общении с близкой родственницей. Она мало что знала о матери. Арабелла Уинтворт была незнатного происхождения. На ней, единственной дочери богатого лондонского купца лорд Уинтворт женился по расчету, чтобы поправить свое пошатнувшееся финансовое положение, но красота Арабеллы навсегда покорила его сердце. Когда она умерла в результате неудачных вторых родов, лорд Ральф Уинтворт так горевал по ней, что больше не женился.

Глава 2

Мейбелл надолго запомнила первый день своего пребывания в Лондоне.

После нескольких дней тряской езды по неровным дорогам форейтор почтительно доложил лорду Уинтворту и маркизе Честерфилд, что они совершают последнюю остановку перед въездом в столицу. Девушка в нетерпении устроилась возле самого окна кареты, желая сполна насладиться лицезрением первых городских домов. Через час они уже подъезжали к раскинувшейся на холмах столице. Вокруг расстилались луга, где в отдалении паслись стада овец; поля вплотную подступали к древним каменным стенам, окружающим город. Пьянящий аромат летних цветов и созревающих плодов манил за собою, где-то вдалеке звучала звонкая трель соловья.

Когда дорожная карета лорда Уинтворта миновала городские ворота, путешественникам навстречу начали попадаться все больше других экипажей. У Мейбелл просто закружилась голова от их лихой езды, так отличающейся от той неспешной манеры следования, к которой она привыкла в деревне. Мимо проносились тарантасы и коляски, кабриолеты и экипажи важных господ. Ливреи слуг были настолько великолепны, что ничуть не уступали яркостью красок одежде своих хозяев.

Мейбелл восторгалась буквально всем увиденным, но больше всего ее привлекали наряды дам. Какие у них были смелые и глубокие вырезы! Рукава с атласными лентами в прорезях - от плеча до локтя. Широкие, и тоже атласные, юбки. А шитье, сверкающее золотом - глаз не отвести!

По мере приближения к Черинг-Кроссу все больше увеличивалось число ярких вывесок магазинов и респектабельных гостиниц, появились и уличные глашатаи. "Время - час пополудни!" - выкрикивали они, названивая в колокольчики.

По мере приближения кареты к Уайтхоллу, Мейбелл все больше радовалась про себя, что с ними находится искушенная в светской жизни Лондона маркиза Честерфилд. Великолепие королевского дворца, раскинувшегося на полмили, подавляло ее. Он открылся ее взору огромный, роскошный, даже пугающий своей помпезностью. Тетушке же Эвелин все давно примелькалось в столице, и она не разделяла восторга своего брата и племянницы. Вместо того чтобы смотреть по сторонам она начала приводить им ряд доводов в пользу того, что они должны поселиться в ее доме на Стрэнде. Его роскошь, говорила она, еще больше привлечет потенциальных искателей руки Мейбелл, чем посещения более скромного дома Уинтвортов. Разумеется, приглашение маркизы Честерфилд было с благодарностью принято.

Тетушка Эвелин дала своему брату и племяннице только один вечер, чтобы отдохнуть от утомительного путешествия. На следующий день она планировала представить их к королевскому двору, и утром поднялась кутерьма сборов. Маркизу Честерфилд должны были одеть в платье не менее пяти служанок, еще одна пудрила большой парик маркизы, украшенный множеством атласных ленточек с крошечными бриллиантиками. Сама тетушка Эвелин сидела перед туалетным столиком, и зорко, как ястреб, следила за тем, как камеристка накладывает на ее щеки румяна. На ней была блуза из тонкого полотна с глубоким вырезом, отделанная кружевами и лентами, с расширяющимися рукавами до локтя и длинная, широкая юбка. Поверх был надет тугой короткий корсет из китового уса, который высоко поднимал ее грудь и делал на пару дюймов тоньше ее талию. В этом корсете трудно было дышать и наклоняться, зато он давал роскошное ощущение собственной светкости, ради которой маркиза Честерфилд была готова страдать и вдвое больше.

Прошло полдня, прежде чем маркизу Честерфилд полностью облачили в модное пурпурное платье с серебряным шитьем. В свое более скромное голубое платье Мейбелл вырядилась за полчаса, и тетушка Эвелин недовольно насупилась, заметив, что племянница совершенно затмевает ее своей красотой. Все ухищрения косметики и фамильные драгоценности оказались не в силах соперничать с прелестью шестнадцатилетней девушки с большими серыми глазами. Шелковистые темные локоны на редкость красиво обрамляли нежные щеки Мейбелл с ямочками, а улыбалась она так часто и очаровательно, что легко покоряла даже самые очерствевшие сердца. Однако маркиза сдержалась в выражении своего недовольства и только строго сказала племяннице, прежде чем направиться к выходу:

- Напоминаю, Мейбл, ты должна вести себя в высшей степени прилично и скромно, если хочешь заполучить прекрасного жениха. Один твой промах и пятно на твоей репутации будет не смываемым. Тогда ты кончишь свою жизнь как злосчастная Гортензия!

- Слушаюсь, миледи, - послушно отозвалась Мейбелл и присела в низком реверансе. Девушка в самом деле хотела быть послушной и обрести хорошего мужа не только ради самой себя, но также чтобы помочь своей обездоленной родственнице, о которой с пренебрежением упомянула тетя Эвелин.

Удовлетворенная покорностью племянницы маркиза дала приказание трогаться в путь и через полчаса они прибыли к месту назначения.

Королевский двор находился в новом, недавно выстроенным возле Уайтхолла дворце, привлекавшего Карла Второго своим комфортом. Его силуэт был виден издалека, с любой из трех аллей Уайтхолла, расходящихся с запада на восток от центрального фасада. Изящный, с высокой крышей и чугунным кружевом балконных решеток, новый дворец окружила спокойная гладь пруда, которая отражала его как сказочное видение.

Поездка в королевский дворец означала для Мейбелл продолжение сказки. Она никогда не видела столько нарядных дам и кавалеров в одном месте, и замечала только блеск и великолепие королевского двора.

От вестибюля тянулся длинный коридор, заполненный людьми. Он и вел в парадный зал, в котором его величество намеревался принять своих подданных. Убранство парадного зала составляла мебель, исполненная голландскими мастерами в стиле маркетри (композиции из различных по цвету пород дерева) и горки с коллекциями китайских расписных эмалей. Стены же украшали картины немецких и итальянских мастеров.

Глава 3

Жестокая реальность скоро развеяла иллюзии наивной девушки. Граф Кэррингтон не просто холодно держал себя с нею, он был абсолютно к ней равнодушен. Мейбелл Уинтворт была самой очаровательной девушкой из числа юных особ женского пола, представленных ко двору, но красивое женское личико уже не могло взволновать его до глубины души. Через его постель прошли сотни женщин различных сословий, его страсть к ним перегорела, а женские капризы надоели до смерти. Самый большой интерес в нем к моменту встречи с дочерью лорда Уинтворта вызывала политика и дворцовые интриги Уайтхолла. Мейбелл Уинтворт могла бы его привлечь как наследница большого состояния, не будь он женат. И все попытки влюбленной девушки понравиться своему обожаемому лорду Эшби были обречены на провал, общение с нею было для него докукой. Самое большое, что могла добиться Мейбелл с его стороны, было проявление обычной светской учтивости.

В свою очередь, Мейбелл была вынуждена ограждать себя от домогательств брата короля. Герцог Йоркский не на шутку увлекся ею, и пытался на дворцовых праздниках всецело завладеть ее вниманием. Мейбелл делала вид, что не понимает его намеков, приглашающих к сближению, и избегала его общества.

Несмотря на личные огорчения, Мейбелл все больше очаровывалась Лондоном, поражающим ее многообразием жизни. Во время царствования Карла Второго английская столица стала одним из красивейших городов Европы. После Великого Лондонского пожара в 1666 году облик Лондона изменился. Архитектура новых построек выдерживалась в одном стиле, улицы стали шире. Особое своеобразие и очарование городу придавали силуэты храмов, воздвигнутых архитектором Кристофером Реном. Свою лепту в городское строительство, заключающееся в расширении Лондона в западном направлении внес четвертый граф Бедфорд. Для руководства работами он пригласил Иниго Джонса. Тот замыслил выполнить свои новые произведения архитектуры в элегантном стиле, которому научился у итальянского архитектора Палладио. Так появился легендарный Ковент-Гарден. Улица и находящийся там оптовый рынок фруктов, овощей и цветов возникли в 1661 году.

К концу царствования Карла Второго в Лондоне насчитывалось более тысячи кофеен. Популярностью они пользовались преимущественно у мужского населения столицы, а женщины выступили с протестом против "этой новомодной отвратительной языческой жидкости под названием "кофе", которая лишает человеческую природу ее корня", не желая мириться с тем, что их благоверные целыми днями пропадают в кофейнях.

Вопреки женским ходатайствам о запрещении кофеен, эти заведения продолжали умножаться и процветать, принося немалую прибыль своим хозяевам. Каждая кофейня имела определенный круг постоянных клиентов, которых объединяли общие интересы и род занятий. Была кофейня в Ковент-Гарден, которую можно было назвать "храмом Венеры". Содержала ее красивая, опрятная, изысканно одетая и приветливая, но очень опасная "цирцея", которая разорила немало простаков, поддавшихся ее чарам.

В Лондоне жизнь била неиссякаемым ключом, в нем авантюристы всех мастей перекраивали судьбу на свой лад. В этом вселенском горниле соблазна и порока особенно на слуху было имя знаменитой сводницы и владелицы самого роскошного дома терпимости Ханны Уайборн, более известной широкой публике как Матушка Уайборн. Даже до ушей невинных девушек вроде провинциалки Мейбелл Уинтворт долетали новости о ее греховных делах.

С библией в руках, придающий ей внушающее доверие вид, Матушка Уайборн ежедневно обходила гостиницы и трактиры в поисках свежих и молодых девушек. «Молодых невинных людей нельзя оставить одних в большом городе на произвол судьбы», - считала она. Матушка Уайборн возьмет их под свое крылышко - обогреет, накормит, оденет - взамен на их тела и души. Уличных мальчишек она умоет и научит ублажать джентльменов. Девушек отправит в церковь. А где, как не там, по мнению Матушки Уайборн, лучше всего зазывать клиентов. Одна из этих "прелестниц", работающих на Матушку, рассказывала на исповеди священнику о своей "работе": "Мы использовали любую возможность, чтобы привлечь внимание. Например, могли, проходя по улице, задрать юбки так высоко, что видны были наши ноги в красивых шелковых чулках, это действовало безотказно. Мужчины либо сами преследовали нас, любо посылали своих лакеев проследить, где мы живем, а потом обязательно приходили - так мы заполучали хороших клиентов".

При своей непотребной профессии Матушка Уайборн пользовалась репутацией "честной и ловкой" женщины, которая ни разу не обманула своего клиента. "Если к ней обратиться, она даже ангела может свести с чертом, при условии хорошей оплаты", - восхищенно произнес один из гостей маркизы Честерфилд в разговоре со своими друзьями, совсем забыв о том, что неподалеку от него находятся юные леди, чьим ушам не подобает слышать такие слова. Первое время Мейбелл была в шоке, когда случайно слышала обрывки подобных разговоров. Еще больше она была шокирована, когда узнала о том, что в столице не только мужчины могут купить женщин, но и богатые дамы берут молодых красавцев на содержание. Для Мейбелл стал незабываемым поход в галантерейный магазин, возле которого она заметила, как ее чопорная и респектабельная тетушка Эвелин с несвойственной ей сладкой улыбкой совала кожаный мешочек с деньгами в карман юному щеголю. Даже ее обожаемый лорд Эшби не брезговал брать деньги у своей богатой любовницы леди Карлайль, когда проигрывался в карты, что происходило довольно часто, поскольку граф Кэррингтон играл азартно, из одной любви к игре, и никогда не плутовал.

В начале октября по лондонским кофейням и клубам пронесся слух, что лорду Эшби особенно не повезло, и он проиграл крупную сумму в сто фунтов, что поставило его в довольно затруднительное финансовое положение. Сначала Мейбелл охватило отчаяние при мысли о бедственном положении своего возлюбленного, затем ее мысли приняли неожиданный поворот, который прежде был для нее совершенно невозможным.

Глава 4

В назначенный вечер Мейбелл была у Матушки Уайборн. Ей пришлось притвориться больной, чтобы избежать своего присутствия на балу у фаворитки Карла Второго Луизы де Керуаль, герцогини Портсмутской, и ее оставили дома. Мейбелл так сильно переживала, что ее отец и тетушка Эвелин заставят ее пойти с ними на бал, что в самом деле почувствовала себя плохо. Но лечебная настойка верной няни вылечила ее за какой-то час, и она поспешила к слуге Матушки Уайборн, поджидавшего ее в ближайшей подворотне.

Сопровождающий быстро провел ее кратчайшей дорогой в публичный дом Уайборн, и там сводница сказала ей ожидать графа Кэрррингтона в комнате с малиновыми обоями.

Мейбелл присела на краешек широкой постели - стульев в этом месте не предусматривалось, - и огляделась. За узким окном быстро стемнело, но помещение довольно хорошо было освещено четырьмя толстыми, медленно тающими зажженными свечами, стоящими во всех четырех углах комнаты. На столе стоял хрустальный графин с красным вином, серебряная ваза с крупными спелыми яблоками и два бокала. Эта комната не отличалась бы от обычной спальни в доме зажиточного лондонского горожанина, не будь на стене картин с непристойным содержанием. Они изображали похотливых сатиров, азартно совокупляющихся с нимфами, и их перекошенные от сладострастия лица преследовали Мейбелл повсюду. Смущало девушку и большое зеркало, висевшее над кроватью таким образом, чтобы при желании можно было посмотреть, что ты делаешь на этом ложе.

"Милостивый Боже, неужели мое первое свидание с лордом Эшби должно пройти в этом отвратительном месте?!", - с отчаянием подумала Мейбелл, в волнении сжимая руки.

Угнетали ее и те звуки, которые доносились до нее через чересчур тонкие стены заведения Матушки Уайборн. Чаще всего слышались сладострастные стоны, но нередко они прерывались криками боли и ударами кнута. Ночь в публичном доме шла своим заведенным порядком, но Мейбелл все больше казалось, что она попала в преисподнюю. Она бы не выдержала и десяти минут в этом пугающем ее месте, если бы не надежда увидеть мужчину своей мечты, ставшей смыслом ее жизни.

Мейбелл вспомнила, как она в детстве своей крошечной ручонкой отгоняла от зажженной лампы ночных бабочек, летевших на огонь, а они все летели и летели... Тогда она очень удивлялась безрассудству этих изящных летающих существ, которые сами обрекали себя на мгновенную гибель, но теперь она уподобилась им - любовь к Альфреду Эшби стала для нее тем неотвратимым огнем, заставляющем ее забывать о страхе смерти. И Мейбелл напряженно следила за минутной стрелкой на часах, приближающейся к цифре "одиннадцать" - к уговоренной заветной встрече.

Матушка Уайборн тоже ожидала прихода графа Кэррингтона в своем кабинете. Она заранее подготовилась к встрече с ним - надела зеленое платье из яркого шелка, закрепила на голове огромный огненно-рыжий парик и прилепила на левой щеке кокетливую мушку "злодейка". Таким образом она приобрела вид опытной искусительницы, сведущей и опасной.

Ханну Уайборн связывали с лордом Эшби особые отношения, именно она посвятила его в тайну отношения полов, когда он был зеленым юнцом. Их близкое знакомство не прервали долгие годы, поэтому она рассчитывала без труда уговорить лорда Эшби доставить удовольствие Мейбелл Уинтворт, и заработать на этом. Заодно Ханна Уайборн была рада лишний раз проверить на своем бывшем любовнике, к которому она не потеряла женского интереса силу своих чар.

Граф Кэррингтон пришел в точно назначенное время. Как однажды пошутила Матушка Уайборн, по нему можно было сверять время – точность графа была безукоризненной.

- Фред, рада видеть тебя снова, - сводница привстала со своего места и радушно указала графу на кресло возле себя.

- Зачем ты вызвала меня, Ханна? Кажется, мы с тобою уже выяснили, что в твоих услугах я больше не нуждаюсь, - недовольно проговорил Альфред Эшби. Он не стал садиться в предложенное кресло, а навис над хозяйкой заведения огромной тенью.

"Как, однако, хорош, чертяка!" - восхищенно подумала Матушка Уайборн, окидывая одобрительным взглядом его великолепную, исполненную мощи фигуру. За годы лорд Эшби не только не раздался в талии, подобно своим приятелям, но и приумножил гибкость своих членов. Его же властному взгляду все подчинялись, даже она.

- Фред, я слышала, ты крупно проигрался в карты и должен сто фунтов. Но ты не расстраивайся. Как говорится, кому не повезло в карты, тому повезет в любви, - сказала она, игриво проведя по руке гостя своими пальцами.

- Ханна, перестань молоть чепуху и объясни, в конце концов, зачем ты меня к себе позвала. По правде говоря, если бы мне не пришла в голову мысль, что ты нуждаешься в моей помощи, то я вовсе к тебе не пришел бы, - нетерпеливо сказал лорд Эшби, пренебрежительно скривившийся, когда его собеседница произнесла слово "любовь". И тут же иронично заметил: - Или ты, зная о моих расстроенных финансовых делах, хочешь предложить мне свежую девственницу, за которую твои толстосумы отвалили бы кругленькую сумму?

- Дело обстоит совершенно противоположным образом, - поспешила сказать Матушка Уайборн, не рискуя больше испытывать терпение своего бывшего любовника. Она достала кошель, где лежали сто фунтов, открыла его и золотые монеты, звеня и сверкая, посыпались перед глазами графа Кэррингтона на стол.

- Все это будет вашим, милорд, если вы согласитесь ублажить одну прекрасную молодую леди этой ночью, - торжественно объявила сводница.

Глава 5

С момента расставания с лордом Альфредом Эшби прошла всего неделя, однако Мейбелл начало казаться, что она не видела его целую вечность. Сначала она думала, что он даст ей знать о себе через два-три дня. Путешествие графа Кэррингтона представлялось ей чем-то вроде загородной поездки, из которой скоро возвращаются. Но, по мере того как проходили дни, Мейбелл начинала подозревать, что трудности, поджидающего ее возлюбленного в затеянном им путешествии гораздо более сложны, чем она думала вначале. И это нагоняло на нее тоску и глубокую печаль.

Еще Мейбелл тревожили неутешительные вести из поместья Уинтвортов. Как она и догадывалась, слуги плохо присматривали за тетушкой Гортензией, и она серьезно заболела в плохо отапливаемом помещении, ее мучил жестокий кашель. Лорд Уинтворт, когда узнал о болезни своей младшей сестры, заявил, что падшая в глазах общества и во мнении своей семьи особа не заслуживает того, чтобы о ней тщательно заботились. Мейбелл стоило огромного труда уговорить отца послать столичного врача лечить заболевшую тетю Гортензию и в поместье Уинтвортов поехал известный столичный врач Сэмюэль Джонс.

В воздухе столицы как никогда прежде со дня воцарения Карла Второго витала напряженность. Приближался момент официального объявления наследника престола, с чем были определенные трудности, поскольку Карл Второй и его супруга Екатерина Португальская детей не имели. Претендентов на английский трон было два - младший брат короля Яков, герцог Йоркский, и старший из внебрачных сыновей Карла Второго Джеймс Скотт, герцог Монмут, от его любовницы Люси Уолтер. Большинтсво англичан склонялись к кандидатуре Монмута. Им не нравился мрачный, нелюдимый, не скрывающий своей склонности к католицизму Яков, и они надеялись, что Карл Второй узаконит своего старшего внебрачного сына. Ходили упорные слухи, что до возвращения Карла Второго в Англию король был тайно женат на Люси Уолтер, но самим Карлом Вторым этот факт отрицался. И король объявил официальным наследником трона своего младшего брата. Он любил своего сына, но свой королевский долг он видел в укреплении власти монарха и возвращении в Англию католической веры, что мог совершить только герцог Йоркский, всецело разделяющий его политические взгляды.

Лондонская Биржа и великосветские салоны - эти главные рассадники новостей - гудели, как потревоженные ульи. Все понимали, когда герцог Йоркский станет королем, права Парламента будут ограничены, а последователи протестантской веры будут преследоваться как при Марии Кровавой. Отец Мейбелл, убежденный протестант, ходил словно в воду опущенный, и горько жаловался на несправедливость судьбы. Все это не могло не произвести угнетающего впечатления на Мейбелл, вдобавок ее тревожило, что герцог Йоркский, став официальным наследником трона, вдруг перестал скрывать свою склонность к ней. На прошлом балу он заставил Мейбелл танцевать с ним все танцы, и вдобавок сделал ее своей постоянной партнершей за карточным столом. Эти недвусмысленные знаки внимания будущего хозяина Уайтхолла к Мейбелл отпугнули от нее всех потенциальных женихов, которые до этого роились возле нее словно пчелы. Лорд Уинтворт и тетушка Эвелин не знали, как им воспринимать внимание герцога Йоркского к Мейбелл. С одной стороны, им льстило внимание августейшей особы, с другой - не судьбу королевской фаворитки они желали для Мейбелл. Всех удивляло новое увлечение герцога Йоркского, поскольку до этого он славился странным вкусом - делал своими избранницами женщин, лишенных внешней красоты. Его жена Анна Хайд, дочь графа Кларендона, его любовницы Арабелла Черчилль и Екатерина Седли были женщинами грубыми и некрасивыми. Сам Яков объяснял свой выбор тем. что полностью он не может унять свою грешную плоть, и усмиряет ее непривлекательностью предмета греха. Психологически странные предпочтения Якова объяснялись также тем, что сам он был очень некрасив, и понимал, что красавицам он не может нравиться. Между тем, Яков желал взаимности в любовных отношениях, и рассчитывал, что некрасивые женщины будут к нему более благосклонны. Исключение он сделал лишь для Мейбелл. В ее присутствии он забывал о своей некрасивости и оживал душой, любуясь ее нежным обаятельным обликом. А сама Мейбелл мечтала оказаться как можно дальше от герцога Йоркского. Ее пугал этот мрачный стареющий принц с недобрым взглядом, хотя она всячески старалась скрыть свое нерасположение к нему внешней почтительностью.

Мейбелл чувствовала, что ей как никогда нужна поддержка, и когда минул месяц без известий о графе Кэррингтоне, она решила попробовать самой что-либо разузнать о нем. Под предлогом покупки кружев к своему новому платью Мейбелл вышла из дома маркизы Честерфилд, и поспешила к Матушке Уайборн за сведениями о нем.

- Ах, детка, мы еще не скоро услышим о графе, - вздохнула Матушка Уайборн. - Сейчас он находится далеко от нас, в Голландии, старается делать все, чтобы этого мерзкого герцога Йоркского не допустили к власти.

- Но это же так опасно! - побледнела от страха за любимого Мейбелл. - Теперь это считается государственной изменой.

- Вот и я говорила Фреду... то есть его милости графу Кэррингтону, что не следует вмешиваться в это дело. Люди предполагают, а бог располагает, - сердито заявила Матушка Уайборн, и и пожала плечами. - Но мужчины так упрямы, и редко внимают голосу благоразумия, если наметили какие-то планы.

Мейбелл в изнеможении опустилась на стул - последнее известие переполнило чашу ее тревог и лишило сил.

- Что же мне делать? - прошептала девушка.

- Только ждать, - философски ответила сводница. Тем временем, не слишком опрятная служанка в фартуке с сильным запахом разделанной рыбы принесла кувшин сомерсетского сидра, и Матушка Уаборн любезно предложила: - Хотите яблочного вина, леди Мейбелл?

Глава 6

Мейбелл задумалась о том, как сделать свой побег из отчего дома успешным еще находясь в поместье Уинтвортов. Со слов своего отца, заядлого охотника, она знала, как важно для преследуемых зверей запутать свои следы, и перебрала в уме массу способов стать недосягаемой для своего отца и в особенности для барона Вайсдела. Для начала Мейбелл решила назваться Гортензией Уиллоби - имя любимой тети приятно ласкало ее слух, и она очень живо реагировала на него, что позволяло ей надеяться на успешную подмену имени и положения. Потом девушка задумала играть роль дочери викария из дальнего йоркширского прихода, соблазненную коварным обольстителем и отчаянно нуждающуюся в помощи, что было недалеко от истины. Но история, придуманная Мейбелл, должна была вызвать сочувствие у жалостливых людей, оставалось только не ошибиться в выборе своих благодетелей.

Кандидатуру тетушки Эвелин Мейбелл отмела сразу; тщеславная маркиза Честерфилд, превыше всего ставящая честь своего рода, сразу выдала бы беглянку ее отцу. У Мейбелл нашлось много подружек среди дочерей столичной знати, но они сами были во всем зависимы от своих родителей и опекунов, поэтому не смогли бы надежно укрыть ее. Девушка могла бы обратиться за помощью к поверенному своего деда по материнской линии мистеру Эдмунду Дженкинсу, который управлял торговым домом Седли до ее совершеннолетия, но этот вариант тоже был не очень надежным из-за того, что ее родные знали о мистере Дженкисе, и стали бы ее искать у него в первую очередь. Ради безопасности будущего ребенка оставалось только просить помощи у незнакомых людей, и сердце Мейбелл яснее ясного подсказывало ей в каком доме ей просить приюта. Конечно же ей следует ехать в Аббатство Кэррингтонов и там постараться заручиться поддержкой жены Фреда Сары Эшби, графини Кэррингтон. В высшем свете злые языки смеялись над бедной леди Эшби, потешаясь над ее деревенской простоватостью и любовью к семейному очагу, но чуткая Мейбелл из разговоров о ней усвоила одно - эта женщина, жена Фреда, была очень добра и отзывчива, что было главным для нее, Мейбелл. И Мейбелл начала мечтать о встрече с Сарой Эшби, как если бы она была ее давней подругой. Их объединяло уже то, что они всем сердцем любили одного и того же мужчину, и желали видеть его счастливым. Мейбелл не знала, будет ли Сара Эшби рада знакомству с нею, но одно она знала точно - дом, где обитает ее возлюбленный и его семья, является для нее самым желанным и привлекательным домом в Англии. И Мейбелл решила снова испытать свою удачу, отправившись в Аббатство Кэррингтонов.

Мейбелл дождалась того дня, когда ее отец и барон Вайсдел приняли участие в грандиозной охоте на волков, затеянной для дворян всей округи, и велела своему кучеру отвезти ее в Дарлингтон. Предупрежденная няня Дженни уже собралась в дорогу, и спустя час они уже были в этом неприметном провинциальном городке, где присоединились к путешественникам, направляющейся в большой наемной карете в Лондон. Но на одном из постоялых дворов Мейбелл и ее няня, запутывая свои следы, незаметно пересели в карету, которая должна была отвезти своих пассажиров в другую сторону - в Западную Англию.

Путешествие показалось Мейбелл бесконечно долгим. Ей и ее спутникам пришлось проехать не одну сотню миль, миновав несколько городов, и они чувствовали себя совершенно измотанными. Через два дня кучер высадил Мейбелл и ее няню на перекрестке дорог неподалеку от Гластонбери. Девушка огляделась; позади и по обе стороны от нее раскинулась холмистая местность, поражающая своим безлюдием.

Земля была застывшая от мороза, ветер усиливался, и никто не повстречался Мейбелл и старой Дженни на дороге, обильно засыпанной снегом. Было два часа пополудни; церковный колокол прозвонил вдалеке. Его звуки, означавшие присутствие других людей, приободрили уставших путешественниц, и они пошли на голос колокола.

Дорога непрерывно поднималась в гору, на самой ее вершине путешественницы увидели в центре лежащей внизу долины Аббатство Кэррингтонов. На фоне рощицы с черными вороньими гнездами резко выделялся серый массив большого двухэтажного здания с зубчатыми стенами, а также небольшая церквушка, чей колокол услышали Мейбелл и Дженни по прибытии.

Мейбелл одной рукой несла небольшой сундучок с вещами, другой поддерживала свою няню, которой было гораздо труднее идти, чем ей. Ноги девушки надежно защищали от холода модные сапожки из узорчатой кордовской кожи - "баскинз", а вот в грубые башмаки Дженни обильно попадал снег, заставляя старушку горько жаловаться на дорогу. Нужно было купить Дженни более надежную обувь, но у Мейбелл было не так много денег, чтобы разбрасываться ими, и она с беспокойством подумала о том, что же ей делать, если графиня Кэррингтон откажет ей в приюте. Но на два дня ее денег еще должно было хватить.

Погода заметно начала портиться. Солнце, утром ослепительно сиявшее с небосклона, скрылось, не оставив даже следа в виде просвета. Холодный зимний ветер нагнал большие угрюмые тучи и снова посыпался густой снег, еще более затрудняющий дыхание измученных дорогой женщин и замедляющий их ходьбу.

К тому времени, когда Мейбелл со своей няней добрались до каменной ограды Аббатства, они совершенно выбились из сил. Сделав над собою усилие, Мейбелл громко постучала железным кольцом об ворота. Скоро вышел привратник, который внимательно оглядел незваных гостий. На его лице отобразилось недоумение так как хорошо пошитая, дорогая одежда Мейбелл ясно выдавала ее принадлежность к дворянскому сословию, и ее прибытие пешком подобно простолюдинке не могло не вызвать у привратника, ожидавшего увидеть нищих, вопросов.

- Добрый человек, я принесла графине Кэррингтон весточку от леди Драйтон, - стараясь казаться спокойной, сказала ему Мейбелл. Слова девушки полностью удовлетворили бдительного охранника леди Эшби. Он с поклоном проводил женщин в дом, и доложил об их приходе дворецкому, который в свою очередь поспешил с докладом к хозяйке поместья. Дженни оставили в людской согревать свое онемевшее от холода тело у жарко пышущего очага, а Мейбелл поспешила в господские покои на встречу с графиней Кэррингтон.