В начале XIX века Блэкстоун был ещё крохотным городком вокруг шахт и коптящих фабрик. Грязь по колено, угольная пыль в зубах и вдруг среди всего этого появилась девушка по имени Агата Морвенн. Никто толком не знал, откуда она пришла. Одни говорили - из болот за рекой, другие шептались, будто её мать была «чёрнойзнахаркой», а отец служил какому-то древнему культу.
Агата жила в старом доме на краю, ближе к кладбищу. Соседи замечали: после её посещения у больных заживали раны, а у младенцев спадала лихорадка. Но вместе с исцелением она всегда брала странную плату - локон волос, иглу, кусок одежды. Никто не понимал зачем. Люди шли к ней украдкой: днём плевались ей вслед, а ночью стучали в дверь.
Однажды пропал кузнец - и все клялись, будто видели, как Агата ночью несла что-то тяжёлое к шахтам. Другие уверяли: всё враньё, кузнец просто спился. Но когда умер сын мэра, слухи вспыхнули с новой силой. Его мать кричала, что слышала женский смех прямо под окнами.
Толпа ворвалась в дом Морвенн. Говорят, в подвале нашли какие-то круги на полу, старые книги на странном языке и чашу с кровью. Другие утверждают - всё это подкинули, чтобы оправдать казнь. Как бы там ни было, её связали и повели на костёр.
Агата не кричала. Она смотрела на людей так, будто запоминала лица. Перед пламенем сказала:
«Я не умру. Я стану голосом в вашей крови. Ваши дети услышат меня. Ваши сны будут моими глазами».
Когда огонь охватил её, в небе вспыхнул красный свет, и, как говорят, на миг погасли все лампы в городе. С тех пор пустой особняк Морвенн стоит заколоченный. Ночью возле него слышат шорохи и голоса. Одни клянутся - голос зовёт по имени, другие говорят - поёт детскую песенку. А кое-кто утверждает, что это всего лишь ветер в трубе. Но тех, кто слишком долго слушал, потом больше никто не видел.
Автобус выдохнул меня на обочину, как инородное тело, и тут же, пыхнув едким дизельным дымом, укатил прочь, оставив меня одну в гробовой тишине. Воздух здесь пах иначе. Не выхлопом и бетоном, а пылью, хвоей и чем-то сладковато-гнилым, что застревало в моем горле. Я стояла на краю асфальта, вцепившись в ручку своего старого, потрепанного чемодана, и смотрела на табличку с выцветшими буквами: «Блэкстоун. Основан в 1842 году». Они ничего не знали. Никто не знал.
Мое имя - Агата Морвенн. Мне восемнадцать лет, и я ходячий памятник себе же. Я приехала сюда, потому что мне некуда было больше деться. Потому что папка с документами из архива лежала на моем столе в казенной комнате детского дома, а в ней - пожелтевшая газетная вырезка с рисунком. Рисунком моего лица. Под ним заголовок: «Демоница Блэкстоуна сожжена заживо».
Я сделала шаг вперед, и гравий на обочине заскрипел под подошвами ботинок. Звук был неестественно громким в этом звенящем безмолвии. Городок дремал под сонным полуденным солнцем, но его сон был чутким и недобрым. Створки жалюзи в ближайшем доме чуть дрогнули. За стеклом мелькнул бледный овал незнакомки и тут же исчез. За мной уже наблюдали.
Мне нужно было найти тот дом. Особняк Морвенн. По карте, распечатанной на листе А4, он был на окраине, там, где улицы переходили в дикий лес и заброшенные шахтные терриконы.
Я пошла, и асфальт под ногами сменился булыжником мостовой. Прохожих было мало, и они сторонились. Пожилая женщина, тащащая тележку с продуктами, замерла, увидев меня, и резко перешла на другую сторону улицы, судорожно крестясь. Ее глаза, широко раскрытые ужасом, были белее ее седых волос. Мужчина у заправки, чинивший мотоцикл, выпрямился и проводил меня долгим, тяжелым взглядом. В его руке замер гаечный ключ, будто он готов был швырнуть его в меня.
Они знали. Они все знали. Во рту пересохло. Я не была ведьмой. Я была девочкой из приюта, которой снились кошмары. Которая могла прикоснуться к больному месту, и боль утихала, а потом неделю у меня выпадали волосы клоками. Которая, сама того не желая, слышала обрывки чужих мыслей, обрывки чужих снов. Они были похожи на старые, порванные пленки, на которых запечатлены чужие страхи и боль.
И этот город был моим самым большим кошмаром. Дорога пошла в гору. Дома стали редеть, их сменили заборы с колючей проволокой и ржавые вывески «Посторонним вход воспрещен». Воздух стал еще гуще, запах серы и влажной камши стал явственнее. И вот, за поворотом, он предстал передо мной.

Особняк Морвенн. Он не был похож на жилище. Он был похож на гниющую кость, вросшую в склон холма. Два этажа с заколоченными окнами, остроконечная крыша, просевшая посередине, и темная пасть открытой входной двери. Время и люди постарались на славу: стены были исцарапаны, облупилась краска, но дом стоял. Стоял с темным, немым упрямством.
Мое сердце заколотилось где-то в горле, глотая пульс. Ноги стали ватными. Я подошла ближе. Калитка сорвалась с петель и с скрипом прочертила по земле борозду, впуская меня во владения бурых лопухов и высоченной, мертвой крапивы. И тут я почувствовала это.
Не звук. Не запах. Это было чувство. Глубокое, животное притяжение. Тягучее, как патока, и неотвратимое, как закон всемирного тяготения. Этот дом тянул меня к себе.
Каждая клетка моего тела гудела, резонируя с этой древней кладкой, с этими прогнившими балками. Это было похоже на зов крови. На самой крови, что упоминалась в легенде.
Я переступила порог. Тьма внутри была густой, сладкой и осязаемой. Она обволакивала, как саван. Пахло пылью, плесенью и чем-то еще… Медом? Медом и пеплом. Свет из открытой двери ложился на пол усыпанный мусором, осколками стекла и птичьим пометом.
Я прошла в первую же комнату. Гостиная. В камине лишь горстка мертвой золы и опавших листьев. На стене - огромное, потемневшее от времени пятно, где когда-то висел портрет.

Я знала это. Я помнила это. И тогда я услышала.
Сначала это было едва различимо, словно шум в собственных ушах. Но потом это оформилось. Шепот. Не один, а много голосов, переплетающихся в единый, невнятный поток. Он исходил не из одной точки. Он исходил из стен. Из пола. Из самой темноты, что клубилась в углах.
Мои ладони вспотели. Я замерла, пытаясь разобрать слова. Не получалось. Это был шепот сумасшедшего дома, бессвязный и полный не то мольбы, не то угрозы.
Я отступила назад, наткнулась на дверной косяк, и из кармана куртки выпал мой телефон. Он грохнулся об пол, и экран погас. Навсегда. Не треснул, а просто умер, будто его жизненная сила была тут же высосана.
— Уходи…
Я ахнула, прижав руку ко рту. Это был не шепот. Это был тихий, сиплый, но абсолютно четкий голос. Мужской? Женский? Невозможно было понять. Он прозвучал прямо у меня над ухом, хотя вокруг никого не было.
— Уходи отсюда, пока не поздно.
Адреналин ударил в виски. Я схватила чемодан и бросилась прочь, из этого проклятого дома, выскочила на заросший двор, залитый тусклым светом. Я дышала, как загнанное животное, опираясь руками о колени. Но голос не умолк. Он последовал за мной.
— Ты думала, это просто легенда? — прошипел он прямо в моей голове, холодный и насмешливый. — Ты думала, это просто старая сказка для туристов? Ты здесь. И мы здесь. Мы ждали.
Я зажмурилась, тряся головой, пытаясь выгнать его из головы.
— Отстань от меня!
— Мы не отстанем, Агата Морвенн. Мы - твое наследие. Мы - голос в твоейкрови. Ты слышишь нас?