Глава 1. Ступени
Они сидели на широких, раздавленных временем ступенях храма, сложенного из чёрного базальта.
Камни, выточенные ветром и дождями, вросли в почву — они сами стали её частью.
Когда-то по этим ступеням поднимались ученики. Они ступали босыми ногами, в плащах из грубой ткани, несли лампады и сосуды с благовониями.
Лукосу не нравился ореол мистики, но бороться с ним он не стал. Он считал: если человек пришёл как ученик, значит, он ищет знание. А прикосновение к непостижимому — это тоже путь. Значит, не стоит мешать. Так постепенно и возник культ веры в Лукоса.
Он сам даже не заметил, когда это случилось.
Но те голоса давно рассеялись.
В Храме больше никто не задавал вопросов, никто не дышал в такт звёздам, никто не прислушивался к хору небес.
И всё же он стоял — упрямый, чёрный, как сама память планеты.
Лукос сидел молча.
Он был андроид с человеческой душой. Его лицо сохраняло черты когда-то живого носителя — копии, чьё имя давно затерялось в архивах.
Движения и голос Лукоса были, слишком размеренными, слишком спокойными.
Он был оболочкой, хранителем знаний. Имя «Лукос» он выбрал себе сам.
Когда-то он жил на Земле. Но во времена Великого Симбионта Валериуса решил уйти — покинул планету и отправился к Альфе Центавра, где основал храм знаний. Уединившись, он посвятил свою жизнь познанию.
Болтон сидел рядом и смотрел на склоны гор. Он знал: Лукос помнит многое. Слишком многое. И потому в лишних разговорах не нуждается. Его мысли всегда тянулись к глобальному — к тому, о чём люди, погрязшие в быте и мелких заботах, разучились думать уже давно.
Долгое молчание нарушил ровный, но вкрадчивый голос:
— Ты всё ещё думаешь, что ошибся? — спросил Лукос, не отводя взгляда от неба,
где бледным угольным светом горела Проксима Центавра.
Болтон не ответил сразу.
Он провёл пальцем по ступени. Камень был гладкий и холодный,
словно вбирал в себя дыхание тысячелетий.
— Я думаю, что если бы я ошибся, меня бы уже не было. Но я здесь.
Значит, петля ещё не замкнулась. Она продолжается.
— А если это не петля, а спираль?
Болтон медленно повернул голову.
В его глазах отражалась дрожащая линия Местной звезды, словно огонь,
пытающийся вырваться из-под толщи веков.
— Тогда она поднимается, — сказал он. — Вверх. К той точке, где причина уже не помнит следствия.
Где никто не может сказать: «я начал — и потому существую».
Лукос кивнул едва заметно.
— Ты думаешь, люди ещё помнят, зачем были?
Вопрос повис в воздухе, как эхо, которому не дано обрести форму.
Болтон поднялся. В его движениях было что-то тяжёлое —
не усталость, а тень выбора, тянущая к земле.
— Нет, — сказал он. — Но я должен напомнить.
Он посмотрел в небо.
Где-то в бескрайнем космосе, среди миллиардов звёзд, медленно вращалось кольцо.
Огромная дуга, незримая с поверхности, но существующая.
Там жили люди — без Солнца, без надежды.
С тех пор как Искусственный Разум перестал смотреть вовне и сосредоточился на самом себе, изучая собственную сущность, люди остались наедине с собой. Их города приходили в упадок, воля и стремление к переменам остановились. Людей согревала лишь вера в Лукоса и слабый свет Юпитера — последний дар ИИ, зажжённый перед тем, как он ушёл в самосозерцание и утратил интерес к человечеству.
— Я должен идти туда, — тихо произнёс Болтон.
Лукос встал рядом. Его силуэт, высокий и неподвижный,
отбрасывал резкую тень на чёрный камень.
— Зачем?
Болтон задержал дыхание.
Ему казалось, что тишина храма впитывает слова, делает их частью камня.
— Чтобы не стать одним из тех, кто знает, но молчит.
Наступила пауза. Она длилась, как будто сама ночь ждала ответа.
— И, может быть, — добавил Болтон, — чтобы закончить это.
Ветер шумел между колонн, вынося из глубины Храма сухую листву и запах пыли и камня.
Песчинки шуршали по ступеням, будто храм пытался что-то сказать.
Болтон на мгновение прикрыл глаза — и увидел кольцо снова.
Оно звало его, притягивало, обещало и гибель, и спасение.
Он сделал шаг вниз, по ступеням.
Лукос последовал за ним без слов.
И древний Храм остался позади — молчаливый свидетель того,
что петля ещё не замкнулась.
Глава 2. Тот, кто возвращается
Корабль пришёл через три дня.
Он появился на фоне сумрачного неба, словно смутное воспоминание о технологиях, которые никто больше не создавал.
Его корпус был испещрён следами времени: микрометеоритные шрамы, полосы выцветших покрытий, пятна термических ожогов. На бортах ещё виднелись полустёртые символы на забытых языках, когда-то казавшихся универсальными, но ныне ставших загадкой.
Он сел тяжело, словно устал. Посадочные опоры врезались в пыль древнего космодрома, половина которого была занесена песком и обломками. Маяки, некогда указывавшие путь, давно молчали, и корабль садился, опираясь только на собственную память.
Это был древний корабль. Его имя никто уже не знал: оно исчезло с панелей, стёрлось в памяти баз данных. Лишь сухая строка маршрута оставалась нетронутой: Zeta-51 / Earth-Null, сам же корабль себя называл «Песчинка». Он гордился именем, которое сам себе дал и летал с ним уже тысячелетия. Иногда следовал протоколам, давно никем не подтверждённым. Иногда двигался по инерции, словно по привычке. Управлял им Искусственный Интеллект, который никогда не покидал свой корабль. Со временем он перестал различать, где кончается машина и где начинается он сам. Он ощущал себя корпусом, двигателями, устаревшей навигацией.