В одном из своих интервью Джоан Роулинг объявила о том, что будет написана восьмая книга о Гарри Поттере, которая будет опубликована под названием «Гарри Поттер и Восстание Темного Принца» (ориг. “Harry Potter and the Rise of The Dark Prince”).
Содержание новой книги, разумеется, держится в секрете, однако Роулинг намекнула, что Гарри на этот раз не будет главным героем.
«Возвращение Принца-полукровки», по сути, представляет собой авторский вариант продолжения Поттерианы в том ключе, в каком, возможно, предполагалось продолжение данного цикла самой Дж. К. Роулинг*.
Из всех персонажей цикла Дж. К. Роулинг наибольший потенциал для дальнейшего развития автор настоящей работы видит в характере Северуса Снейпа, за которым тянется шлейф тайн и интриг и о котором сама Дж. К. Роулинг в одном из своих интервью сказала: «это не герой, а подарок для автора».
По прочтении саги Дж. К. Роулинг остается ощущение недосказанности во всем, что касается профессора Снейпа, и возникает целый ряд вопросов, связанных с судьбой этого персонажа, на которые автор данной книги попытается найти ответы.
Помимо тайн и интриг, касающихся главного героя настоящей истории, автора в большой степени интересует становление характеров и взаимоотношений Снейпа и Альбуса Дамблдора. Из канона ясно, что между этими персонажами существует особая связь – настолько прочная, что эти двое понимают друг друга не только с полуслова, но и с полувзгляда. Автор «Возвращения Принца-полукровки» берет на себя нелегкую, но несомненно интересную задачу попробовать раскрыть всю подноготную столь теплых и доверительных взаимоотношений, показать все, что осталось «за кадром», с начала и до конца. Ведь очень важный аспект цикла Поттерианы состоит в том, как постепенно менялось отношение Дамблдора к Снейпу, как Дамблдор принял бывшего Пожирателя смерти, поверил ему и в конце концов попросил его о том, что можно доверить только очень близкому человеку и в то же время – абсолютному единомышленнику – о помощи в своей смерти и завершении дела своей жизни.
Другой аспект, интересующий автора, состоит в том, чтобы показать, как могли сложиться дальнейшие взаимоотношения Снейпа и Гарри Поттера и каким образом, в конце концов, могли пересечься их судьбы.
Автор благодарит Вас за внимание.
* Автор в курсе, что пьесу Джека Торна и Джона Тиффани «Гарри Поттер и Проклятое дитя» (ориг. Harry Potter and the Cursed Child) (2016), несмотря на то, что она во многих нюансах – начиная от жанра и заканчивая бесконтрольным использованием Маховиков Времени (Хроноворотов) и чернокожей Гермионой, занимающей пост министра магии, – явно выбивается из цикла Поттерианы, причислили к канону. Что ж, попробуем повернуть наш сюжет так, чтобы это тоже учитывалось. Но при том при всем, нашу Гермиону все-таки играет Эмма Уотсон (именно она – настоящая, а не принявшая Оборотное зелье с волосом актера, игравшего Кингсли Щелкболта; и, кстати, вопреки утверждению Дж. К. Роулинг: «Нигде не сказано, что Гермиона была белой», столь тщательно и любовно прописанная во всех ее книгах копна каштановых волос характерна, скорее, для представителей нордического типа европеоидной расы, к коим до известного момента эта героиня и относилась, чем для… ну, Вы поняли), жанр повествования не идет в явном диссонансе с книгами Поттерианы, написанными Дж. К. Роулинг, а весь запас Маховиков Времени (Хроноворотов) Министерства магии по нашей версии, согласно заявлению самой Дж. К. Роулинг на официальном сайте Pottermore, уничтожен во время сражения в Отделе тайн спустя три года после того, как Гермионе Грейнджер было предоставлено разрешение на использование одного из них в Хогвартсе. Не забудем мы и о том, что канонический лимит на относительно безопасное для волшебника перемещение во времени с помощью Маховика Времени (Хроноворота), позволяющее ему вернуться назад без ощутимых повреждений, составляет не больше трех часов, равных трем оборотам Маховика Времени (Хроноворота).
Тем не менее эти и другие строго соблюденные нюансы Поттерианы сюжетно пересекутся здесь с пьесой «Гарри Поттер и Проклятое дитя». Канон так канон. Ну, и… Раз Роулинг любит пошутить, то и у нас без этого не обойдется. Кто не спрятался, мы не виноваты.
PS: О Снейпе и поцелуе дементора мы помним. Это тоже учитывается. Все секреты раскроются в финале.
❗ВАЖНО: В СНОСКАХ ИСТОЧНИКИ ОФИЦИАЛЬНЫХ ИНТЕРВЬЮ ДЖ. К. РОУЛИНГ И НАУЧНЫХ СТАТЕЙ ПО МИРУ ГАРРИ ПОТТЕРА ПРОПИСАНЫ НЕ ПОЛНОСТЬЮ. АВТОР ВЫНУЖДЕН БЫЛ УБРАТЬ УКАЗАНИЯ ПРОТОКОЛОВ ССЫЛОК (HTTP И HTTPS). В ИНОМ СЛУЧАЕ ТЕКСТ НЕ СОХРАНИЛСЯ БЫ НА ПОРТАЛЕ, ТАК КАК ЗДЕСЬ С ОПРЕДЕЛЕННОГО ВРЕМЕНИ АВТОМАТИЧЕСКИ БЛОКИРУЮТСЯ ЛЮБЫЕ ССЫЛКИ НА СТОРОННИЕ ВЕБ-РЕСУРСЫ.
Дорогие читатели!
Буду рада любому знаку внимания от вас! Чтобы не потерять историю, вы можете добавить её в библиотеку. В любой момент вы сможете к ней вернуться и продолжить чтение с того места, где остановились ранее. А чтобы первыми узнавать о моих новых книгах, нажимайте "Отслеживать автора" на страничке моего профиля.
Приятного чтения!
– Так вы сохраняли ему жизнь, чтобы он мог погибнуть в нужный момент?
– Вас это шокирует, Северус? Сколько людей, мужчин и женщин, погибло на ваших глазах?
– В последнее время – только те, кого я не мог спасти. – Снейп поднялся. – Вы меня использовали.
– То есть?
– Я шпионил ради вас, лгал ради вас, подвергал себя смертельной опасности ради вас. И думал, что делаю все это для того, чтобы сохранить жизнь сыну Лили. А теперь вы говорите мне, что растили его как свинью для убоя…
– Это прямо-таки трогательно, Северус, – серьезно сказал Дамблдор. – Уж не привязались ли вы, в конце концов, к мальчику?
– К мальчику? – выкрикнул Снейп. – Экспекто патронум!
Из кончика его палочки вырвалась серебряная лань, спрыгнула на пол, одним прыжком пересекла кабинет и вылетела в раскрытое окно. Дамблдор смотрел ей вслед. Когда серебряное свечение погасло, он обернулся к Снейпу, и глаза его были полны слез.
– Через столько лет?
– Всегда, – ответил Снейп.
Дж. К. Роулинг
«Гарри Поттер и Дары Смерти», гл. 33
Единственное благо – неоплатный долг.
Гилберт Кийт Честертон
Этот человек, появившийся из ниоткуда, быстрым движением сорвал с себя мантию и огляделся. Стоя в этой просторной круглой комнате со множеством окон, где все для него начиналось, он с удивлением обнаружил, что почти все здесь осталось по-прежнему. Ему на миг показалось, что он только вчера в последний раз поднялся с директорского кресла и покинул этот кабинет, а теперь вернулся в такую привычную и родную ему обстановку. Цепкий взгляд черных глаз скользил по разнообразным столикам с кручеными ножками, на которых размещались хрупкие серебряные приборы; какие-то из этих приборов постоянно трещали и звякали, какие-то пыхтели и выпускали струйки дыма. На одной из многочисленных полок, заполняющих директорский кабинет, среди бесчисленных магических фолиантов и рукописей стоял Омут памяти, где серебрились чьи-то воспоминания. На стенах мирно дремали в своих портретах прежние директора и директрисы Хогвартса[1]. Его собственного портрета здесь все еще не было. Хотя, вероятно, попытки поместить полотно в золоченой раме, на котором красовалось изображение самого молодого директора Школы чародейства и волшебства Хогвартс неоднократно предпринимались, магия кабинета, конечно, проявляла непревзойденное упорство в своем нежелании принимать в ряды почивших живого[2]. Но, видимо, никому бы и в голову не пришло такое простое объяснение – ведь все обитатели замка по-прежнему считают его умершим.
Портретная галерея успела пополниться с тех пор, как он был здесь в последний раз: за внушительной рамой появившегося здесь нового полотна тихонько посапывала не так давно почившая после долгой и преданной службы школе профессор Минерва МакГонагалл[3].
Люди на портретах не могли видеть его – даже теперь, когда он сбросил мантию-невидимку, сделанную им собственноручно. У него было достаточно времени для того, чтобы в совершенстве овладеть умением становиться невидимым без мантии и множеством других навыков, демонстрирующих вершины волшебного мастерства. Хотя его и в прежнюю пору ни в коем случае нельзя было упрекнуть в отсутствии этих весьма полезных магических знаний – напротив – до тех сокровищ магии, что были ведомы ему, вероятно, не докопался бы даже самый могущественный чародей.
Впрочем, обитатель одного из висевших в кабинете портретов мгновенно насторожился. Старый колдун с длинной седой бородой с любопытством оглядывал нового гостя директорского кабинета сквозь очки-половинки. Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, один из величайших волшебников своего времени, чье имя в магическом мире стало символом высшего Добра и Справедливости (хотя на деле Дамблдор отнюдь не был лишен таких качеств, как хитрость, умение плести интриги и манипулировать людьми – но все это было исключительно во имя благих целей), несомненно, и после своей смерти умел видеть человека насквозь – даже минуя чары наимощнейшего Дезиллюминационного заклинания.
Голубые и черные глаза впились друг в друга жадным взглядом.
– Северус? – тихо, но внятно произнес голос с портрета.
– Да, – ответил спокойный низкий голос. – Я вернулся, Дамблдор.
Обитатель портрета немного помолчал, продолжая внимательно разглядывать своего собеседника, а затем все тем же ровным тоном с философским видом проговорил:
– Что ж. Этого следовало ожидать. Вопрос лишь в том, как… – он не договорил. Голос его внезапно дрогнул; из-под очков-половинок хлынули слезы и полились на серебристо-седую бороду.
– Мне потребовался двадцать один год на то, чтобы восстановить свои силы. Больше, чем Темному Лорду, который в свое время успешно справился с той же задачей всего за четырнадцать с половиной лет, – твердо произнес новоприбывший – чародей средних (по магическим меркам) лет по имени Северус Снейп.
– Неужели… неужели вы сделали себе крестраж[4], Северус? – спросил Дамблдор, продолжая сверлить своего собеседника испытывающим взглядом. – А затем использовали силы древнейшей магии – жуткие темные силы для восстановления, подобно Волдеморту? Значит… Ваша душа раскололась… Все-таки раскололась после моего убийства?!
– Нет, – тихо ответил Снейп. – Полагаю, моя душа уцелела. Ведь я убил вас потому, что вы сами просили меня об этом. Чтобы избавить вас от предсмертных мучений и унижения, как вы в этом меня убедили. Вы же помните, чего мне стоило решиться на это… на то, чтобы исполнить вашу просьбу… Хотя я и знал… знал, как никто другой… что вы были обречены, понимал, каковы ваши страдания, а когда вы оказались там, на Астрономической башне, видел, что вам оставались считанные минуты. И кроме того, я догадывался о том, почему вы выбрали для этой цели именно меня. Ведь я был единственным из преданных вам людей, кто, как вы верно просчитали наперед, оказался способным переступить через самого себя и сделать это для вас. А также – ради спасения души сына Малфоев и, конечно, ради того, чтобы я получил возможность продолжить начатое вами дело. Дело всей вашей – а следовательно – и моей жизни, господин директор. Собственно, я никогда не согласился бы на эту вашу немыслимую затею, будь у меня хоть малейший выбор. Но вы сделали все от вас зависящее, чтобы лишить меня даже этой счастливой привилегии.
Черные глаза вновь вскинулись к портрету Альбуса Дамблдора, полыхнув немыслимой болью и выражая скрытый упрек:
– Что же касается крестражей, то, насколько мне известно, для их создания нужно предварительно выполнить некий темный ритуал, а затем уже совершить убийство. Иными словами, все эти действия должны быть вполне осознанными и практически во всех ситуациях – тщательно спланированными, а само убийство – целенаправленным и хладнокровным. Разве так обстояло дело в нашем с вами случае? – Снейп продолжал пронизывать портретное изображение испытывающим, исполненным потаенной боли взглядом. – Да и вообще… мне бы и в голову не пришло прибегать к столь темной и опасной области магии. Я думал, что вы знаете меня, Дамблдор, но, видимо, ошибался, раз вы могли вообразить хоть на миг, что я оказался способен на такое. Кстати, вы так и не сказали мне, что Темный Лорд использовал крестражи. Но я и сам догадывался об этом.
Снейп быстро взмахнул палочкой, одним неуловимым движением обводя портреты, висевшие в кабинете, и осыпая их столпом красных искр. Затем он снова повернулся к Дамблдору и спокойно пояснил:
– МакГонагалл и другие. Не желаю, чтобы они что-либо узнали. А также – вспомнили о том, что я здесь был. Я наложил на них невербальное оглушающее заклятие с сопутствующим эффектом изменения памяти, действующее исключительно на портреты умерших волшебников[7].
– Ваше новое изобретение, Северус?
– У меня было более чем достаточно времени на то, чтобы изобретать новые заклинания. Это не единственное, – ответил Снейп. – Однако все это в конечном счете не имеет никакого отношения к причине моего появления здесь. Я прошу вас… Я настаиваю на том, чтобы вы меня выслушали. Это действительно очень важно.
– Будьте осторожны, Северус, – предупредил Дамблдор. – Большинство из ваших «фирменных» заклинаний, хоть и не входят в число Непростительных, но все же представителями закона не одобряются. Удивляюсь только, как Министерство до сих пор вас не выследило.
– Умоляю вас, Дамблдор. Для Министерства я давно уже человек вне закона. Как-никак, я бывший Пожиратель смерти, к тому же, благодаря вам, на мне висит убийство, в личности исполнителя которого никто не усомнится, – Снейп криво усмехнулся. – Если бы им удалось установить, что я жив и выследить меня, я давно уже находился бы в Азкабане, где в лучшем случае отбывал бы пожизненный срок. А в худшем, как вы понимаете, получил бы поцелуй дементора.
Дамблдор с горечью взглянул на Снейпа.
– Не беспокойтесь, Дамблдор, – отозвался Снейп небрежным тоном. – Я знаю все возможные уловки Министерства и соблюдаю осторожность. Мне приходится жить отшельником, скрываясь от представителей закона. Я продолжаю свои эксперименты с зельями, несмотря на то, что лишился возможности патентовать и продавать легально свои изобретения. Кроме того, я занимаюсь различными изысканиями в области алхимии и целительства, изучаю свойства металлов и их взаимодействия со всевозможными природными материалами, пишу и публикую научные работы. Для того чтобы заключать договора с издательствами, мне приходится изменять с помощью трансфигурации или Оборотного зелья свою внешность и предоставлять фиктивные документы.
Снейп тяжело вздохнул и добавил:
– Ничего не поделаешь, приходится обманывать наш наигуманнейший закон, коль скоро он отказывает в возможности добычи хлеба насущного честным путем. Но кроме Министерства у меня есть и другие враги, может быть, даже более опасные. Сейчас положение сильно изменилось. Опасность грозит всему, что для нас с вами дорого. Вот почему я и прошу меня выслушать.
Дамблдор кивнул и приготовился слушать.
– Я говорил вам, что вы использовали меня, – сказал Снейп. – Я знаю, что так оно и было. Но помня об этом, я помню и о том, что все обернулось к лучшему. Совместными усилиями мы добились своей цели. Спасли сына Лили. Ведь именно такова была конечная цель вашего грандиозного плана, не так ли, Дамблдор? Жизнь Гарри Поттера, а не его смерть.
– Жизнь Гарри Поттера, а не его смерть. Вот именно, – произнес Дамблдор с оттенком тихой торжественности. – Я рад, что вы наконец поняли меня правильно, Северус.
– Вы не сочли необходимым дать мне какие-либо объяснения по этому поводу, – в голосе Снейпа прозвучал открытый упрек. – Вероятно, на этот раз решили устроить такую весьма своеобразную проверку на предмет моего доверия к вам. Как видите, Дамблдор, несмотря ни на что я доверял вам много больше, чем вы – мне. Когда во мне схлынула первая – и совершенно естественная и справедливая – буря возмущения, я отчетливо осознал, что вы просто не могли не предусмотреть возможности спасения для вашего обожаемого Поттера. Ваши слова, с которыми вы обратились ко мне, когда позвали меня снова, укрепили меня в моей вере в вас, Дамблдор. Стоило только вам произнести заветную фразу: «Доверьтесь мне, Северус. Прошу вас» – и этого было вполне достаточно. Только поэтому я согласился исполнить ваше последнее поручение, касающееся мальчишки и Темного Лорда.
Снейп перевел дыхание и добавил:
– Вы были одним из немногих, кто знал, что участь мальчика предрешена изначально. Крестражи Темного Лорда неизбежно должны были быть уничтожены. Все до единого, включая тот живой крестраж, который был создан им непреднамеренно. Так что шанс на благополучный исход для Поттера в решающем поединке между ним и Темным Лордом был не просто ничтожным. Он был фактически иллюзорным.
– Верно, Северус, верно. И все же он существовал. А значит, нашей с вами задачей было всеми возможными силами за него цепляться. До самого конца, каким бы не оказался этот конец как для самого Гарри, так и для всех нас.
– Что ж. Можно считать, что вы совершили невозможное, – отозвался Снейп. – Полагаю, мне следует вас поздравить с успешным осуществлением вашего блистательного замысла. Ведь Поттер не только не был убит, но и не стал убийцей. Он вышел из поединка с Темным Лордом с неповрежденной и чистой душой, что, безусловно, не могло меня не порадовать. Остается лишь надеяться на то, что эта игра действительно стоила свеч, и все ее случайные жертвы – включая, разумеется, и вашу личную жертву, Дамблдор, – были не напрасны.
– Если кто и совершил невозможное, Северус, то только не я, – в донесшихся из глубины портретного полотна словах звучала непередаваемая скорбь. – Я так и не смог исполнить свою миссию до конца. Ведь я надеялся, что смогу спасти не только Гарри, но и другого человека. Трудного ребенка по имени Том Риддл, которого впоследствии магический мир узнал как Темного Лорда, и становлению личности которого я не уделил должного внимания с самого начала, хотя у меня и была такая возможность. Это и было главной моей ошибкой, мой мальчик. Ошибкой, в которой я раскаивался всю свою жизнь, и все же надеялся до последнего, что еще не поздно ее исправить, хотя бы отчасти. Увы, как же я заблуждался! Но не беспокойтесь, Северус, я не умею долго себя корить, так что это пройдет. Что же касается Гарри Поттера, то я бесконечно рад, что все получилось. Но это далеко не только моя заслуга. Ведь именно вы приняли в опеке и защите Гарри самое непосредственное участие. И сделали это вовсе не потому, что я поставил перед вами эту задачу. Нет, Северус. В этом, как, впрочем, почти во всем, что вы совершили за свою жизнь, вы следовали зову собственного сердца.
Снейп достал из внутреннего кармана мантии половинку старой выцветшей фотографии, с которой махала рукой смеющаяся Лили, такая же естественная и прекрасная, какой была при жизни; ее изображение он отодрал от общего семейного снимка с Джеймсом и годовалым Гарри, летающим на игрушечной метле, подаренной Сириусом на день рождения крестника. Вторую половину разрушенной Снейпом фотографии позднее обнаружил Гарри в комнате своего крестного в доме номер двенадцать на площади Гриммо. Он забрал ее себе вместе с первым листом письма Лили к Сириусу, окончание которого также было изъято Снейпом, не устоявшим перед искушением взять себе эти заключительные строки на память о Лили.
Дамблдор внимательно наблюдал за своим собеседником. Он не одобрил поступка Снейпа, так откровенно покусившегося на чужую собственность, но промолчал. В конце концов, Лили и Джеймс создали крепкую и дружную семью, у них родился замечательный сын, гордость своих родителей, гордость Хогвартса и гордость Дамблдора. А Снейп… Что ему, собственно, остается? Из всего перечисленного, очевидно, только последнее… гордость Дамблдора. Это было самым главным и самым сложным достижением Снейпа. И Дамблдор был уверен, что Северус Снейп своей безоговорочной преданностью и непревзойденной отвагой, которые он проявлял на протяжении многих лет, вполне искупил свои ошибки и заслужил его гордость.
– Вы ведь не просто так наблюдали за Гарри и его семьей, Северус, – заметил Дамблдор.
– Ну разумеется, – ответил Снейп. – Вы же знаете, что наш Избранный мальчик и дня не может прожить без приключений. Даже теперь, когда он повзрослел, за ним нужен глаз да глаз, чтобы он не попал в очередную переделку.
– Значит, вы тайком помогали ему все эти годы, невзирая на существенный риск, что вас могли обнаружить и изловить сотрудники Министерства или другие недоброжелатели? Не сомневаюсь, что, если бы хоть один из них мог допустить мысль, что вам удалось выжить, за вашу голову назначили бы награду не меньше тысячи галеонов.
– А что мне оставалось делать? – отозвался Снейп. – Разве у меня был выбор, учитывая поразительную способность Поттера навлекать на себя неприятности? Разумеется, я не в восторге от того, что мне приходится нянчиться с ним даже теперь, пусть и тайком. Но вы знаете, почему я это делаю и буду делать до конца своих дней.
Дамблдор довольно долго глядел на своего ученика и сотрудника, и в его мудром взоре отражалась искренняя благодарность.
– Так о чем вы собирались рассказать мне, Северус? – наконец нарушил незыблемую тишину Дамблдор.
Снейп поднял на него черные глаза.
– Ну что ж, – ответил он. – Начну с самого начала. Точнее – с того момента, как Темный Лорд позвал меня к себе той ночью, намереваясь убить. Я догадывался о его планах, но не мог и помыслить о том, чтобы не явиться на его зов. Я должен был убедиться, что его змея Нагини находится под магической защитой, о которой вы говорили, что послужило бы мне сигналом к тому, что можно действовать дальше по вашему поручению. Кроме того, мне надлежало до последнего притворяться его слугой, чтобы ни в коем случае не вызвать его подозрений. Когда я увидел змею, свернувшуюся кольцами внутри магического шара, то сразу понял, что пора действовать. Я немедленно попытался войти в сознание Поттера, чтобы передать ему необходимую информацию. Но насколько Поттер неспособен к окклюменции, настолько же упорно его сознание отклоняет любую попытку руководства его мыслями. Он мог четко воспринимать лишь мысли Темного Лорда. Мои же попытки внедрить свои мысли в его сознание полностью блокировались его упрямым недоверием ко мне. Вот тогда я и совершил свой самый досадный промах – упустил подходящий момент. Краем глаза я успел лишь заметить, что Темный Лорд поднял свою палочку и направил на змею. Сделай он явный выпад в мою сторону, я бы среагировал мгновенно и сумел бы увернуться от его заклятия. Быть может, в какую-то долю секунды я еще мог бы это сделать. Но тут я вдруг ощутил, что Поттер находится совсем рядом и понял, что у меня есть только один способ передать ему свои мысли… единственный способ сделать это, минуя вмешательство Темного Лорда, который, несомненно, покинул бы Визжащую хижину, как только убедился бы, что змея, которая практически никогда его не подводила, сделала свое дело. И тогда я, не сопротивляясь, позволил Темному Лорду напустить на себя Нагини.
Дамблдор был потрясен.
– Это чудо, что вы не погибли, Северус! – с чувством воскликнул он.
– Да, – согласился Снейп. – Все решила доля секунды. Передо мной стояло две задачи – причем смысл этих задач был противоречив. С одной стороны мне хотелось на этот раз наиболее полно раскрыть свои мысли Поттеру, так как я знал, что другого такого случая мне не представится никогда. С другой же стороны необходимо было убедиться, что Поттер увидит мои воспоминания и сделает то, что от него требовалось. Поэтому я позволил практически всей своей крови вылиться из моего тела вместе с моими мыслями. Сознание мое помутилось, я уже почти не мог дышать. Понимая, что вряд ли сумею довести свое дело до конца, я приготовился к смерти. Но перед этим… Перед тем как уйти навсегда… мне во что бы то ни стало захотелось в последний раз увидеть ее глаза… глаза Лили Эванс. Поттер понял мое желание, которое я успел озвучить вслух и дал мне эту возможность. Силы уже покидали меня, дыхание останавливалось, и взор заволакивался тьмой. Но этот взгляд… взгляд этих колдовских зеленых глаз… ее глаз… словно вдохнул в меня последний глоток жизни и хотя губы мои уже не могли пошевелиться, я успел мысленно произнести невербальное заклинание. По правде говоря, я уже почти не надеялся на чудо. И тем не менее оно произошло. Как раз в тот момент, когда Поттер отвернулся от меня и направился на выход, полагая, очевидно, что я уже не вернусь, из-под моей мантии выскользнул флакон Кровевосстанавливающего зелья, которое закапало прямо в мой раскрытый рот. И почти одновременно с этим ко мне в рот влетел безоар, а на открытую рану на шее пролился экстракт бадьяна. Вот то, что фактически решило в конечном счете мою судьбу, подарив мне возможность вернуться в этот мир оттуда, откуда не может быть возврата.
Нельзя уйти от своей судьбы, – другими словами, нельзя уйти от неизбежных последствий своих собственных действий.
Фридрих Энгельс
Они сидели у старого камина, в котором плясали зеленые языки холодного пламени, в темном отсыревшем помещении пещеры, так похожей на тот кабинет, где проходили уроки зельеварения. Внутри камина виднелся большой котел с зельем, окутанным облаком золотистого пара. Рядом на столе стоял еще один котел, очевидно, с уже готовым волшебным снадобьем.
– Так, Лонгботтом, посмотрим, что у нас на сегодня.
Снейп внимательно вглядывался в пергамент, поданный ему Невиллом:
– Раздувающее зелье для второго курса и Зелье для улучшения памяти и умственных способностей для пятого курса[13]. Отлично. – Он взял перо, сделал несколько пометок в старинных фолиантах и отдал книги Невиллу со словами: – Замените подчеркнутые мною ингредиенты. Добавьте жабьи глаза вместо сушеной крапивы в указанных мною пропорциях в первое зелье и крылышки новорожденной бабочки вместо гусеничных лапок во второе.
– Хорошо, профессор, – ответил Невилл, покорно забрав учебники.
– В следующий раз принесите мне списки волшебных снадобий, выдвигаемых в этом году в экзаменационных требованиях Министерства для СОВ и для ЖАБА. Я внесу в ваши книги необходимые поправки и прослежу за тем, чтобы вы сами попробовали сварить здесь все эти зелья по новым рецептам.
Невилл согласно кивнул.
– Могу я что-нибудь сделать для вас, профессор? – тихо спросил он.
– Нет, на сегодня вы мне не понадобитесь. Можете идти. Жду вас завтра в обычное время.
Невилл снова коротко кивнул:
– Что ж, тогда до завтра, профессор.
Он направился к выходу и через несколько мгновений скрылся из виду. Почти сразу же после этого послышался легкий хлопок, возвещающий о том, что он успешно аппарировал.
***
Оставшись один, Снейп неторопливым шагом направился к каминной полке и снял оттуда прозрачный сосуд. Омут памяти его собственноручного изготовления. Долгие годы он трудился над тем, чтобы сделать такую уникальную вещь, единственный аналог которой (только сделанный не из уникального вида стекла, а из камня) стоял в кабинете директора Хогвартса, и вот наконец эта трудоемкая работа была успешно завершена.
Снейп поставил на стол сосуд, в котором всевозможными цветами искрилась жидкость. До сих пор этот сосуд был девственно чист – он не содержал в себе ни одного воспоминания. Теперь настало время нарушить эту нетронутую первозданность и впустить в него мысли, так давно и так мучительно одолевавшие несчастного мастера зельеварения.
Очень медленным движением Снейп погрузил руку во внутренний карман мантии и вытащил оттуда волшебную палочку.
Все так же неторопливо профессор коснулся кончиком палочки своего виска и отдернул руку, вытянув наружу прилипшую к палочке длинную серебристую нить. Он опустил воспоминание в искрившуюся жидкость в сосуде и снова приставил палочку к виску.
Проделав эту процедуру несколько раз, Снейп сунул руку под мантию и извлек из внутреннего кармана небольшую пустую склянку. Он в последний раз медленно коснулся своего виска волшебной палочкой. Несколько мгновений спустя на кончике палочки снова повисла серебряная нить. Самое постыдное, самое омерзительное и самое страшное воспоминание, от которого Северус Снейп стремился избавиться всю свою жизнь. Отделив эту ненавистную мысль от своей головы, профессор опустил ее в приготовленную емкость, где она немедленно свернулась витками, а затем расширилась и улеглась, взвихрившись, словно газ. Снейп плотно закрыл крышкой пузырек и поставил его в небольшую нишу над камином, завесив ее черной тканью.
Затем он снова вернулся к столу и, сделав глубокий вдох, погрузил голову в Омут памяти, где уже вовсю кружились серебристо-белым водоворотом воспоминания. Снейп почти с наслаждением подумал, что он окунется в те призрачные сферы своего сознания, которые были неведомы никому, кроме него самого. Конечно, кое-что успел увидеть Поттер – что-то – по инициативе Снейпа, а что-то исключительно по зову наглой бесцеремонности самого Поттера. Гарри Поттер даже получил доступ тому сокровенному, что Северус Снейп, будучи в здравом уме и твердой памяти, не открыл бы ему ни за что на свете. Светлые воспоминания о Лили были лишь его, Северуса, достоянием, и только крайние обстоятельства могли заставить его поделиться ими с мальчишкой Поттером. Отрадным утешением для Снейпа, выпотрошившего свою душу, вывернувшего ее наизнанку перед лицом неотвратимой неизбежности, служило лишь то благословенное обстоятельство, что это было далеко не все. Главные сокровища Северуса по-прежнему оставались при нем. Такие воспоминания принадлежали только ему самому – они были как бы его святая святых, и он ревностно охранял их от любых возможных посягательств кого бы то ни было из внешнего мира. Северус бережно, по крупицам копил их в своем сознании и не допускал к ним никого – даже вездесущего Темного Лорда.
Он давно ждал момента, когда сможет окунуться в прошлое и, возможно, получит шанс что-то переосмыслить, ибо, овладев в совершенстве легилименцией, он обрел способность не только проникать в сознание других людей, но и безошибочно ощущать их эмоции. Теперь он сможет отслеживать каждое переживание тех, кого увидит в Омуте памяти.
***
Пролетев сквозь тьму, Снейп приземлился неподалеку от того места, где под раскидистым буком на берегу озера сидел худенький парнишка лет пятнадцати с сальными черными до плеч волосами, такими же черными проницательными глазами и крючковатым носом, резко выделяющимся на его бледном лице. Возле него уютно расположилась стройная рыжеволосая девушка того же возраста, которая глядела на своего задумчивого спутника слегка раскосыми колдовскими ярко-зелеными глазами.
– Лили, я все осознал, – тихо, но твердо сказал парнишка. – Ты была права. Мальсибер, Эйвери, Макнейр, Малфой и другие – неподходящая для меня компания. Я больше не стану связываться с ними. Никогда.
Юноша глядел на нее во все глаза, в которых отразилась непередаваемая радость – такая светлая и беспредельная, какую нельзя было спутать ни с чем.
Лили была поражена. Она достаточно хорошо знала своего друга, чтобы у нее возникли хоть какие-то сомнения в его магических способностях. Северусу всегда легко давались любые даже самые сложные заклинания. Более того, она подозревала, что он сам способен творить сильнейшую магию, которая была неведома никому другому. И почему-то нисколько не сомневалась в том, что Северус научился вызывать Патронуса задолго до того, как это умение пришло к ней самой.
– Удивлена? – тихо спросил Снейп.
Лили неопределенно кивнула.
– Я и сам был поражен, если честно, – признался Северус. – Патронус был одним из немногих заклинаний, которые мне никак не давались. Я говорю так не оттого, что кичусь своими колдовскими умениями. Ты знаешь, что мне не свойственно бахвальство. Но с другой стороны, я догадываюсь, что не лишен определенных способностей, и потому долго не мог понять…
Лили вскинула голову, не сдержав улыбки.
Снейп заглянул прямо в ее глаза, долго всматривался в их изумрудную бездонность, а затем серьезно проговорил:
– Я знаю, о чем ты подумала. Я просто хочу быть правдивым хотя бы с самим собой и с тобой, Лили. К чему притворство и ложная скромность? Да, я признаю, что обладаю некоторыми способностями в области магии – может быть, даже в большей мере, чем другие наши сокурсники. Другой вопрос, чего стоят эти способности и в какое русло они направлены.
– Надеюсь, ты сумеешь направить их в нужное русло, – просто ответила Лили.
– Я начал говорить вовсе не о том, Лили, – Снейп прищурился. – Я думаю о самом Патронусе, об этой совершенно особой светлой магической сущности. Мне приходилось долго размышлять о причине, по которой мне никак не удавалось вызвать его. Я полагал, что моя душа настолько погрязла во мраке, что отыскать в ней свет и наделить этот свет магической силой, проливающейся из палочки в виде Патронуса, мне неподвластно. Но теперь я вижу, что ошибался. Это умение все же пришло ко мне. Пусть это произошло позже, чем у других – не важно. Главное – оно пришло, а значит, и в моей душе есть свет. И он проснулся благодаря тебе, Лили! – лицо Снейпа вновь озарила открытая лучезарная улыбка. – Ты понимаешь это? Именно ты разбудила его!
Лили была озадачена. Стараясь скрыть это за видимой беспечностью, она присела на корточки и сорвала душистый полевой цветок, укрытый чахлой травинкой. Она долго боролась с собой, боясь показаться бестактной, но в конце концов все же подняла на своего спутника робкий взор зеленых глаз и спросила:
– Неужели… неужели до этого у тебя ничего не получалось с Патронусом? Совсем ничего?
Зная нелегкий характер Северуса, Лили ожидала вспышки – ее друг мог поставить на место кого угодно, если бы захотел. Однако, похоже, он ничуть не обиделся на ее вопрос. Его губы даже тронула легкая улыбка, в которой отражалась некая потаенная печаль. Он покачал головой и ответил:
– Ни одной искры… Ни единого облачка… Ничего…
– Но это означает, что до сегодняшнего дня у тебя не нашлось ни одного яркого воспоминания, которое ты мог бы назвать счастливым! – Лили смотрела на него с пониманием и чем-то, похожим на сочувствие. – Неужели в твоей жизни не было ничего светлого и отрадного, о чем можно было бы подумать и сконцентрировать на этом свою волю, чтобы вызвать Патронуса?
Снейп пожал плечами и ответил:
– По-видимому, нет. Но теперь это не имеет значения, разве не так?
Действительно, жизнь выходца из бедняцкого провинциального квартала не была богата событиями. Он с раннего детства привык к постоянным насмешкам сверстников, которых не устраивало в нем буквально все – от старой поношенной одежды и нездоровой худобы до его манеры держаться независимо и обособленно. Жизнь в убогой лачуге с неизменно пьяным отцом, чьими любимыми развлечениями были сквернословие и рукоприкладство и с вечно запуганной забитой матерью, которая, хотя и была, как подозревал Северус, одаренной волшебницей, боялась своего мужа-маггла, поскольку была зависима от него – была лишь жалким существованием. И только встреча с Лили Эванс изменила его восприятие мира. Но само это событие он отнюдь не считал светлым либо счастливым воспоминанием, ибо это было нечто большее. Эта встреча стала для него судьбоносной, и именно с нее началась его жизнь. Все, что было до этого, казалось ему чем-то далеким и иллюзорным. Но даже вспоминая об этом дне, о мгновении, когда он впервые увидел Ее, он никак не мог призвать ту светлую силу, которая явилась ему сейчас.
– Конечно! – услышал он радостный возглас Лили и поймал взглядом нежную улыбку, озарившую ее лицо. – Но тогда… – она на мгновение задумалась. – Тогда тем более удивительно, что у тебя с первой же попытки, когда заклинание все же сработало, вышел полноценный телесный Патронус! Это же очень непростая магия, Северус. Многим волшебникам и волшебницам за всю жизнь не удается прийти к тому, чтобы их Патронус обрел форму. У меня, к примеру, это получилось совсем недавно. До этого выходили лишь тоненькие серебристые струйки или в лучшем случае снопы искр и легкие облачка. Только каких-нибудь пару недель назад мой Патронус принял очертания лани. И я поразилась, когда увидела, что твой Патронус в точности повторяет по своей форме тот, что появился у меня.
– Правда? – во взгляде Снейпа читалось изумление. Затем его лицо приобрело обычное серьезное выражение, и он проговорил: – Значит, так было суждено, чтобы я дождался тебя… А что касается счастливых воспоминаний… Вероятно, в моем случае требовалось нечто иное… некая живая эмоция… настолько сильная и яркая, чтобы ей оказалось подвластно пробудить в моей душе и вызвать к жизни эту светлую магическую сущность[14].
Лили продолжала глядеть на него; в ее изумрудных глазах отражалась неизбывная нежность.
– Спасибо тебе, Лили, – тихо, но очень серьезно сказал Снейп. – Ты даже не представляешь, что ты сделала для меня сейчас.
***
Картина исчезла, и сцена переменилась. Теперь Снейп увидел себя, сидящим неподалеку от того же букового дерева, когда он вышел подышать воздухом после экзамена СОВ по защите от Темных искусств. Рядом под буком расположилась веселая компания неразлучных друзей: Джеймс Поттер, Сириус Блэк, Ремус Люпин и Питер Петтигрю, очевидно, тоже решили прогуляться в этот приятный летний денек. Снейп издали пересматривал ненавистную ему сцену, когда его злейший враг Джеймс Поттер со своим лучшим дружком Сириусом Блэком всячески старались отыграться на нем, пытаясь развеять скуку.
Северус знал, чем обычно заканчивались подобные стычки, и потому почти не пытался защититься. Двое против одного, к тому же с поддержкой еще пары закадычных друзей Поттера, которые предпочли пока что занять наблюдательную позицию, но в любой момент могли прийти на помощь приятелям – такой расклад был по меньшей мере нечестным. Но Снейп держался до последнего. Будучи мгновенно обезоруженным ненавистным Поттером, Северус позволил врагам всячески измываться над собой и применять неэтичные заклинания, обороняясь лишь словесно, хотя к тому времени уже знал множество невербальных заклятий, которые позволили бы ему вновь завладеть волшебной палочкой и достойно отбиваться. Одно из таких заклятий он применил к Поттеру лишь тогда, когда тот зашел уже слишком далеко. Северус знал, что это заклинание, не раз проверенное им на самом себе, заведомо безопасно: оно рассекает кожу противника, оставляя глубокий порез, но в то же время уберегает потенциальную жертву от избыточной потери крови и обладает эффектом быстрой регенерации поврежденных тканей.
В ответ Поттер, желая потешиться над ним всласть, навел на него волшебную палочку, и Снейп завис в воздухе вверх ногами, выставив на всеобщее обозрение серые от грязи подштанники. Невербальное заклинание Левикорпус! – тут же сообразил возмущенный Снейп. – Заклинание, придуманное им самим, которое должно было быть известно лишь ему одному! Одному ли? – страшная мысль пронзила Снейпа: – Ведь об этом заклинании, так же, как и о некоторых других его изобретениях, теперь знала Лили. Он просил… просил ее никому об этом не рассказывать. Неужели она пренебрегла его просьбой? Предала его… выдала все то сокровенное, что произошло между ними в тот день, Поттеру и его дружкам? Сколько еще людей знают об этом? А о других заклинаниях, вписанных им на полях учебника? Хорошо еще, что Поттеру не пришло в голову использовать вместо Левикорпуса заклинание Сектумсемпра, также придуманное Снейпом и записанное в учебнике с пометкой «от врагов», но еще ни разу им не опробованное! В противном случае тот, кто подвергся его действию, мог бы до конца своих дней остаться инвалидом, лишенным какой-либо части тела, а то и вовсе погибнуть от стремительной потери крови. – Снейпа раздирало негодование. А Лили в эту самую минуту стояла рядом и как ни в чем не бывало заступалась за него перед Поттером и его компанией.
Джеймс Поттер произнес контрзаклинание (Либеракорпус), и Снейп упал на землю как тряпичная кукла.
«Тебе повезло, что Эванс оказалась поблизости, Нюниус…»[16] – слышать такое из уст ненавистного Поттера, да еще в присутствии Лили… Лили, которую он всем сердцем боготворил и которая оказалась подлой предательницей – Снейп никогда еще не испытывал большего унижения. И неужели она видит в нем слабака, норовившего спрятаться за женскую юбку и с радостью принимающего ее заступничество? Вот, оказывается, каково ее подлинное отношение к нему! Она считает его жалким ничтожеством, не способным за себя постоять, в то время как на самом деле он всегда гордился своей самостоятельностью и независимостью. Он скорее бы умер, чем позволил бы женщине носиться с ним как с малолетним ребенком и защищать от врагов. Хотя сам он был полукровкой, его железная выдержка, умение держаться с достоинством и владеть собой в любой ситуации, не полагаясь на чью бы то ни было благотворительность, были предметом невольного восхищения и зависти многих чистокровных волшебников. Краем глаза он заметил, что по лицу Лили скользнула едва уловимая тень улыбки. Так значит, она считает его смешным! Ярость, ослепившая его, перешла все мыслимые границы. И тогда с его языка сорвалась та роковая фраза, за которую он впоследствии расплачивался всю свою жизнь:
«Мне не нужна помощь от паршивых грязнокровок!»
Он видел, как она вздрогнула от неожиданного оскорбления, но почти сразу же овладела собой и произнесла слова, растоптавшие его окончательно:
«Что ж, прекрасно. В следующий раз я не стану вмешиваться. Кстати, на твоем месте я бы постирала подштанники, Нюниус».
Но несносному Поттеру и этого оказалось мало. Едва Лили, которую, очевидно, душила глубокая обида, почти убежала прочь и скрылась в отдалении, как заводила Мародеров (так тайком именовали себя представители компании Джеймса Поттера), недолго думая, снова подвесил Северуса в воздухе вверх ногами, не мудрствуя лукаво, применив все тот же злополучный Левикорпус. И словно для Снейпа и без того было недостаточно унижения, Джеймс Поттер внес эффектный заключительный штрих – забыв обо всех этических нормах, позволил себе весьма… экстравагантную выходку с подштанниками «Нюнчика» на глазах у всей честной мародерской компании, а также – у мгновенно собравшейся насладиться столь… многообещающим зрелищем толпы других студентов Хогвартса. (Да уж… Воистину, некоторым – кхм… – пикантным подробностям лучше оставаться «за кадром»).
Для Снейпа это стало последней каплей. Такого неслыханного надругательства над человеческим достоинством невозможно забыть – и тем более – простить всю оставшуюся жизнь. Но это в его положении было еще не самым худшим. По-настоящему мерзким и поганым было сознание того, что Северус сам заслужил свое наказание в полной мере, ибо позволил себе так жестоко обидеть единственную девушку, которую он по-прежнему – несмотря ни на что – горячо и преданно любил.
И снова все замелькало и понеслось, заискрившись в радужном водовороте. Прошло достаточно много времени, прежде чем Снейп увидел следующую картину.
Начало седьмого курса.
Он сидел на берегу озера, уткнувшись лицом в колени, и плечи его содрогались от безудержных беззвучных рыданий.
Теперь уже действительно все было кончено. Северус сделал то, что навсегда отделило его от прошлой жизни и от всего, что было связано с этой жизнью. И прежде всего – от Лили Эванс. Одним махом отрезал все пути к возвращению назад.
Несмотря ни на что, он решился на это не сразу. Прошло больше года после той злополучной сцены у озера. Северус словно хотел дать себе шанс все исправить, но понял, в конце концов, что он лишился этого права.
За это время в его жизни многое изменилось. Он успел похоронить своих родителей и испить до дна горечь одиночества и тоски.
Стоя над застывшим в вечной неподвижности телом матери, Северус словно бы навсегда прощался со своей юностью, расставался с ее последними иллюзиями.
Мать была для него не только женщиной, подарившей ему жизнь, но и единственным человеком, кто понимал его без слов, с естественной легкостью, непринужденностью и нежной улыбкой на лице сносил все причуды его характера и поддерживал его даже в те минуты, когда ему казалось, что от него отвернулся весь мир.
В детстве мама была для него тем светлым лучиком, который протянулся к нему из непостижимого и пленительного волшебного мира. Она рассказывала ему потрясающие по своей красоте истории о Хогвартсе и его обитателях, заставляющие маленького Северуса восторженно задерживать дыхание и раз за разом погружающие его в чарующую негу восхитительной сказки, которая вот-вот должна была воплотиться в жизнь.
Жадно вслушиваясь в нежный словно мелодичный колокольчик голос мамы, Северус забывал обо всем на свете – о противно храпевшем в соседней комнате пьяном отце, о зиявших на мамином теле синяках и ссадинах, которые та стыдливо прикрывала от сына, о вынужденном прозябании в этих ненавистных маггловских трущобах…
А еще мама, пожалуй, слишком его опекала. Так было всегда – с тех пор как Северус себя помнил. Даже во время прогулок Эйлин Принц, ставшая миссис Снейп, неизменно старалась держать сына за руку, словно боясь отпустить его, потерять свое самое дорогое сокровище. Северуса подобное обращение жутко раздражало, он хотел быть самостоятельным, хотел глотнуть настоящей свободы. Как теперь он жалел об этом! Как мечтал, чтобы мамины теплые пальцы вновь стиснули его запястье как можно крепче – и уже не отпускали его никогда! Задыхаясь от стремительно накрывшей его тоски и безысходности, он присел на корточки возле маминой кровати и судорожно сжал в своих дрожащих ладонях холодную тонкую кисть.
Северус вспомнил, каким дивным восторгом исполнилось все его существо в тот благословенный день, когда он впервые встретил Лили. Мама тоже заметила это – да и как можно было не заметить его лучившегося неподдельным ликованием лица. Но расспрашивать ни о чем не стала, лишь печально и нежно поглядела на него и ушла в свою комнату, словно почувствовав, что стала лишней, что с этого дня сердце ее сына занято кем-то другим.
Она ошиблась. Несмотря на вспыхнувшее в своем заветном алтаре горячее чувство к Лили, любовь Северуса к матери никуда не делась. Но знала ли об этом та, что лежала теперь перед ним неподвижно и строго, словно застывшее изваяние, с поникшим бледным лицом, обрамленным слегка посеребренными сединою черными волосами, та, что подарила ему эту жизнь и открыла перед ним восхитительный мир магии?
Северус искренне надеялся, что знала. О Мерлин, как же это больно! Ему хотелось кричать, крушить все, что попадется под руку, разнести эту убогую лачугу ко всем мордредовым чертям, но он не мог сдвинуться с места и не мог выдавить из себя ни звука. Хотелось зарыться головой в окоченевшее мамино плечо и плакать, плакать навзрыд, но глаза его оставались сухими.
Когда-то он думал, что ненавидит своего отца, методично и безжалостно отравлявшего им с матерью существование, но, когда он увидел Тобиаса Снейпа на смертном одре, весь накопившийся за долгие годы негатив исчез без следа – осталась лишь горечь – несбывшаяся мечта о крепкой и дружной семье.
Но теперь, когда он потерял последнего родного и действительно дорогого ему человека – маму – он изведал вкус настоящего горя во всей его неотвратимой полноте и безысходности, опустился в самые глубокие пучины отчаяния.
Как ему хотелось, чтобы Лили в эти страшные мгновения оказалась рядом с ним! Не для того, чтобы поддержать его, разделить его боль, а просто рядом… как друг… как человек… Но это было эфемерной, недостижимой мечтой, столь же далекой от действительности с ее окружающей мертвой пустотой, заплесневевшими остатками чая в кружке и стремительно распространявшимся по дому запахом разложения, сколь восхитительный Патронус Северуса был далек от его заиндевевшей в беспросветном мраке души.
В одночасье осиротевший, предоставленный теперь исключительно самому себе, Северус словно бесплотная тень слонялся по опустевшему дому и напряженно вглядывался в окна, ожидая, что ему еще выпадет счастье увидеть хотя бы издалека восхитительное создание с рыжими волосами и миндалевидными зелеными глазами. Теперь на этом свете у него оставалось лишь единственное бесценное сокровище. Сокровище, которое он посмел осквернить своим грязным языком, и которое ему было необходимо беречь больше жизни…
…Когда пришло время возвращаться в Хогвартс на шестой курс, Северус сразу же почувствовал разительную перемену в отношении к себе со стороны своих сокурсников. Теперь уже даже большинство учеников факультета Слизерин избегали общения с ним, словно почувствовав в нем надтреснутость и отчужденность от всего мира.
Впрочем, никто больше не предпринимал попыток его поддеть или выставить на смех перед сокурсниками или учителями, как это бывало прежде. Он испытывал по этому поводу своеобразное мрачное удовлетворение. Теперь он уже не позволил бы себя унижать, и его рука не дрогнула бы, чтобы достойно ответить своим обидчикам, но ему не хотелось связываться ни с кем. Какой смысл в возможности наказать своих недругов, если он потерял Лили? Он нанес ей обиду, которая проложила между ними непроходимую пропасть. Он понимал, что должен теперь забыть о ней навсегда. Но, несмотря на все усилия вырвать из своего сердца ее образ, он продолжал любить ее и знал, что ему никуда не деться от этого чувства. Его любовь неподвластна Смерти и не покорится законам бытия. Она сильнее самой могущественной магии на свете.
***
– Ну что, все-таки обратился, дурачок? Стал Пожирателем смерти?
Снейп мгновенно поднял и снова опустил взор. Перед ним стоял бледный худощавый парнишка приблизительно его возраста с густой копной светло-каштановых волос и очень серьезными голубыми глазами, отражающими несвойственную его возрасту мудрость. Это был Ремус Люпин. Один из них. Один из злополучных дружков Поттера. Он стоял неподалеку и, видимо, давно наблюдал за ним.
– Ты??? – пораженно выдохнул Северус, поспешно отведя глаза в сторону. Его дыхание участилось, желваки заходили на скулах в бессильной ярости. Однако он заставил себя усмирить свое негодование, ведь у него имелся вопрос, который следовало разрешить здесь и сейчас.
– Люпин… послушай… Как… как ты сюда пробрался? – недоумение Снейпа, застигнутого врасплох, казалось, вытеснило все прочие мысли и даже временно отодвинуло на второй план давнюю вражду. – Я установил вокруг этого места достаточно мощные защитные чары.
Ремус печально улыбнулся:
– Я обнаружил и снял их. Никогда не считал себя сильным волшебником, но защита от Темных искусств всегда была моим коньком… так что знаю пару приемов распознавания магической защиты.
Снейп встрепенулся и смерил наглеца, посмевшего столь бесцеремонно вторгнуться в его личное пространство, свирепым взглядом.
– Не беспокойся, – поспешил откликнуться Люпин. – Я выстроил здесь новый защитный барьер, так что нас никто не увидит. Разве что кто-нибудь из учителей может почувствовать чары, но все они настолько загружены работой в начале учебного года, что им, по-моему, ни до чего нет дела.
– Ну и что ты тут забыл, хотел бы я знать? – огрызнулся Снейп и вдруг отчаянно выкрикнул: – Я ненавижу тебя! Ненавижу вас всех! Будьте вы все прокляты!
– Зря ты так, парень! – произнес Люпин после недолгого молчания. – Проклятие, насылаемое волшебником, может воплотиться в жизнь. Хорошо еще, что при тебе нет волшебной палочки.
Снейп резко откинулся назад и внимательнее вгляделся в лицо сокурсника. Удивительно, но, похоже, Ремус его не осуждал. В голубых глазах, грустно глядевших в черные глаза Северуса, угадывалось, скорее сочувствие, нежели порицание. Даже после того действительно страшного и темного деяния, которое Северус Снейп совершил несколько часов назад. Деяния, перечеркнувшего всю его жизнь.
– Чего тебе от меня нужно?! – пронзительный голос Снейпа снова сорвался в беззвучные рыдания. – Тебя что, Поттер сюда прислал, чтобы вполне насладиться… насладиться моим отчаянием и унижением?
Люпин горько улыбнулся:
– Никто не собирается тебя обвинять, и уж тем более, как ты говоришь, «наслаждаться твоим отчаянием и унижением». Если хочешь знать, Джеймс сейчас места себе не находит. Рвет на себе волосы от страшного стыда и раскаяния…
Северус хотел ответить на это колкостью, но промолчал, снова уткнувшись лицом в колени.
– Уходи, – тихо промолвил он. – Не желаю тебя видеть. Не желаю видеть никого из вашей компании. И вообще никого на свете.
– Нет, – твердо сказал Люпин. – Я побуду с тобой.
Он опустился на землю возле сокурсника и, протянув руку, положил ее ему на плечо. Снейп вздрогнул, но не уклонился от прикосновения Люпина и не убрал со своего плеча его руки.
– Я догадываюсь о том, что толкнуло тебя на этот страшный шаг, – сказал Люпин.
– Да неужели?! – огрызнулся Снейп и сбросил руку Люпина со своего плеча.
– Мне очень жаль, что так произошло… – тихо произнес Люпин. – Мне правда очень жаль!
Снейп ничего не ответил – лишь кинул хмурый взгляд на давнего врага, чьи голубые глаза в данный момент были полны сочувствия.
– Боюсь, тебя неслабо накажут, – тихо произнес Ремус. – Твоя ночная отлучка не могла остаться незамеченной. Ты поставил на уши всех слизеринских старост и декана, Северус. Профессор Слагхорн сбился с ног, разыскивая тебя. Если дело дойдет до разбирательства у директора, то так и до отчисления из школы недолго…
Снейп издал колючий смешок:
– Ты что, явился сюда читать мне мораль? Можешь не стараться, ничего не выйдет, так как я, видимо, аморален в самой своей сущности.
– Нет… я вовсе не собирался отчитывать тебя, ты не подумай… – поспешил объясниться Люпин. – Просто… я… беспокоюсь о тебе. И подумал, что…
– Ты? Беспокоишься обо мне? – резко прервал его Снейп. – С каких это пор ты стал таким сердобольным, вервольф ты наш… домашний?
Щеки Люпина моментально вспыхнули, голубые глаза стыдливо опустились.
– Ты прав, – тихо проговорил он после достаточно длительного молчания. – Я вервольф… и этим все сказано.
Ремус поднял на сокурсника робкий взор и продолжил:
– Я тоже долгое время был одинок… Как и ты… У меня не было, да и не могло быть друзей… в моем положении… Да что мне тебе говорить?.. Ты и сам все прекрасно знаешь… Ты ведь чуть не погиб из-за меня. Тогда, той ночью…
Он тяжело вздохнул и добавил:
– Но ты ведь знаешь, я этого не хотел… Я не хочу никого пугать… тем более убивать… Просто такова доля оборотня… Быть изгоем… Джеймс и Сириус… они ведь неплохие ребята, Северус. Если бы не они, я до сих пор был бы одиноким. Они, можно сказать, вытащили меня из бездны, и я наконец почувствовал себя человеком.
– Вытащили из бездны, говоришь?! – зло отозвался Снейп. – А меня кто вытащит?! Меня?! Из той пропасти, в которой я оказался по их милости, возврата нет!
– Выбор есть всегда, – возразил Люпин.
Снейп вгляделся в его бледное болезненное лицо.
– Что ты знаешь?! – яростно взревел он. – Что ты можешь знать об этом?!
– Только то, что сказал, – невозмутимо ответил Люпин. – Выбор есть всегда. И никогда не поздно вернуться назад, если ты действительно этого пожелаешь.
Снейп одним рывком разодрал рукав рубашки, обнажив левую руку чуть выше локтя. На бледной коже внутренней части предплечья была выжжена Черная Метка. Она все еще была воспалена и сильно кровоточила.
***
Снейп резко смолк, стараясь подавить тошноту, вызванную одними лишь отвратительными воспоминаниями, а потом у него помимо его воли прорвались слова, в которых прозвучала вся та невыразимая боль, что теснилась теперь в его мыслях и наполняла собою все его сознание:
– Отныне я не просто изгой, каким был раньше! Я прокаженный!!! Ты понимаешь это, Люпин?! Я прокаженный!!!
– Ну будет, будет, – примирительно сказал Ремус. – Настанет время, и ты поймешь, что я был прав.
Снейп снова кинул на своего собеседника пронзительный взгляд гипнотических черных глаз:
– Надеюсь, ты никому не проболтаешься о том, что застал меня в таком состоянии? – спросил он, понизив голос. – Они все считают, что получить Черную Метку, а вместе с нею – часть силы и могущества Темного Лорда – было пределом моих мечтаний. Так вот: не стоит их разубеждать. Пусть думают, как им угодно.
– Ты говоришь о наших сокурсниках? – уточнил Люпин.
– Вот именно, – отозвался Снейп, – и прежде всего – о твоих дорогих дружках Поттере и Блэке. Они нипочем не должны прознать о том, что я принял Метку Темного Лорда не по своей воле. Ты можешь пообещать, что не расскажешь им об этом?
Черные глаза напряженно впились в лицо Люпина.
Тот коротко кивнул в ответ, а затем задумчиво проговорил:
– Я только никак не могу понять, зачем вообще тебе это было нужно. Что изначально побудило тебя связаться с компанией сподвижников Сам-Знаешь-Кого? Я, к примеру, никогда не считал тебя одним из них; я словно нутром чуял, что здесь что-то не так. Вот и теперь мне достаточно было лишь взглянуть на тебя, чтобы вполне убедиться в своей правоте. Так что же все-таки заставило тебя сойтись с этими отморозками, Северус?
Снейп наградил своего собеседника очередным хмурым взглядом, брошенным исподлобья, и неохотно ответил:
– Полагаю, тебя это касается меньше всего. Буду весьма признателен, если ты впредь перестанешь докучать мне подобными вопросами.
Он резко отвернулся, но несколько мгновений спустя повернулся снова. Взгляд черных глаз, устремившихся к лицу Люпина, выражал совершенное спокойствие.
Ремус оторопел:
– Неужели это было не обычным порывом, характерным для фанатиков Того-Кого-Нельзя-Называть, а вполне осмысленным и тщательно обдуманным поступком? – спросил он наконец, словно очнувшись от наваждения.
Северус едва заметно кивнул, всем своим видом показывая, что не желает продолжать этот разговор.
– Ну что ты ко мне прицепился, Люпин? Разве тебе не все равно?
– А если не все равно? – голубые глаза Ремуса были полны сочувствия.
Снейп долго и напряженно вглядывался в них, а затем ответил:
– Я заблуждался с самого начала. Я был честолюбив, хотел узнать как можно больше о магии, чтобы самоутвердиться среди сокурсников и чтобы… не важно. В любом случае я слишком мало знал о Темном Лорде – исключительно со слов тех слизеринцев, которые поддерживали его идеи и превозносили его до небес. Должен признать, мне многое импонировало в их рассказах… до поры до времени. Темный Лорд обещал предоставить простор для тех, кто жаждет получить обширные магические знания, навести порядок в вопросах образования молодых волшебников, восстановить значимость факультета Слизерин. Я поверил, что найду в Темном Лорде учителя, мудрого наставника, под руководством которого я смог бы познавать магию во всей ее сложности и многогранности, освоить многие боевые и защитные приемы. Но постепенно ко мне пришло понимание, что я ошибся, страшно ошибся…
Северус тяжело отдышался и снова перевел напряженный взгляд на своего сокурсника:
– Я побывал в Преисподней, Люпин. Я видел такую грязь и мерзость, которые тебе и не снились даже в самые жуткие для тебя часы полнолуний. И это при том, что тогда я еще не сошелся с ближайшими сподвижниками Темного Лорда, а только внимательно наблюдал за ними. И все же я принял для себя решение вступить в их компанию, так как у меня созрел план, который я надеялся привести в исполнение, подобравшись к Темному Лорду как можно ближе. Но стать своим среди Пожирателей смерти чисто номинально – это одно дело, а принять Метку и стать одним из них по-настоящему – совсем другое. Теперь, в моем нынешнем положении, мне будет гораздо сложнее осуществить свое намерение, и тем не менее это все еще возможно. Хотя если честно, я верил до последнего, что до этого не дойдет. – Он бросил выразительный взгляд в сторону валявшейся неподалеку черной мантии и маски Пожирателя смерти.
– План? – переспросил Ремус, в глазах которого отразился неистовый ужас, смешанный с неподдельным интересом. – Неужели… неужели ты что-то задумал… против Сам-Знаешь-Кого?
– Я этого не говорил, – заметил Снейп, нахмурившись. – И вообще… отстань уже от меня, а, Люпин.
– О-о… слизеринские хитрости да секреты! – интерес в глазах Люпина разгорелся еще сильнее. – Что ж… Понимаю…
– Думай, как тебе угодно, – угрюмо бросил Снейп. – Все равно ничего не добьешься своими назойливыми расспросами.
– Ну, кое-чего я уже добился, – улыбнулся Ремус. – Если честно, я даже не надеялся на подобную откровенность. Я благодарен тебе за то, что ты все же решился довериться мне, даже несмотря на…
– Ладно, проехали, – раздраженно перебил его Снейп. – Видимо, мне позарез нужно было выговориться, а ты вроде как оказался под боком… Мерлиновы штаны! Никогда не думал, что докачусь до того, чтобы принимать сочувствие от поттеровского припевалы…
– Можешь обзывать меня как угодно, я не обижусь, – мягко проговорил Ремус. – Только скажи мне вот что: все наши сокурсники, да и многие студенты других курсов знают о твоем увлечении Темными искусствами. Ты ведь и Джеймса шарахнул тогда темномагическим заклятием… здесь… у озера… верно?
– А вот это уж точно не твое дело! – вскинулся Снейп. – Поттер сам нарвался – вот и отхватил по заслугам! И это еще мало я с ним поквитался – ну ничего, когда-нибудь он еще у меня получит! – руки Северуса непроизвольно сжались в кулаки.
Люпин придвинулся ближе, наклонился к самому уху Снейпа и тихо произнес:
– Ты должен кое-что узнать, Северус.
Снейп резко повернулся и заглянул прямо в серьезные голубые глаза.
– Это касается Лили.
Оборотень внезапно смолк, словно собираясь с мыслями, а затем тихо проговорил:
– Она больше не держит на тебя обиды. Она тебя простила.
– Простила?! – поразился Снейп. – Но ведь она не знает…
– Она знает, – заверил его Люпин. – Она знает все.
– Но откуда тебе известно… – начал Снейп.
– Я сам говорил с ней, – ответил Люпин. – Она сейчас находится в больничном крыле. Недавно пришла в себя после очень глубокого обморока.
– Как она? – Северус, казалось, мгновенно позабыл обо всем на свете. – С ней все будет в порядке? Отвечай! – обеими руками он вцепился в мантию сокурсника.
– Не волнуйся, – улыбнулся тот. – Ее жизнь вне опасности. Мадам Помфри вовремя оказала ей помощь.
Снейп перевел дух и отер здоровой рукой мгновенно выступивший на лбу пот.
– Мадам Помфри пока никого к ней не пускает. Но для меня сделала исключение, поскольку я староста факультета.
Северус презрительно фыркнул.
– Она рассказала мне многое… о тебе… О том, что с тобой случилось. Я узнал об этом именно от нее.
Снейп ошеломленно глядел на Люпина.
– Лили поняла, насколько ты тогда был обижен. Поняла слишком поздно. Она сразу же простила тебе то злополучное оскорбление, осознав, какими побуждениями, какой яростью и негодованием оно было вырвано из твоих уст. Но она никак не могла понять и простить другого. Того, что ты мог настолько ужасно о ней подумать. Посчитать, что она была способна на такую низкую подлость… которой она и представить себе не могла…
Оборотень ненадолго смолк и искоса глянул на собеседника, продолжавшего жадно ловить каждое слово.
– Она очень хотела поговорить с тобой… выяснить все до конца… Но никак не могла тебя отыскать. И тогда она поняла, что ты можешь сделать непоправимое. И словно почувствовала, что это произойдет именно нынче ночью. Лили выпросила у Джеймса Мантию-невидимку и… специальную карту, где отмечены… некоторые потайные ходы Хогвартса, благодаря которой сумела пробраться в деревню Хогсмид. А оттуда, накрывшись Мантией-невидимкой, аппарировала к тому месту. К месту, где это происходило.
– Она знала это место? Она БЫЛА ТАМ?! – изумлению Снейпа не было предела. – Но ведь это крайне опасно! Ее могли убить в любую секунду!!!
Люпин грустно улыбнулся:
– Лили любила тебя, Северус. Она не могла спокойно сидеть и дожидаться того, что может произойти. Она оказалась там в тот самый момент… В момент, когда все было потеряно… И все же она как могла пыталась защитить тебя, хотя и понимала, что все уже случилось. Утром ее нашли на опушке Запретного леса. Подоспевшая мадам Помфри констатировала глубокий обморок и отнесла бедняжку в больничное крыло.
– Зачем?! – бешено выкрикнул Снейп. – Зачем она это сделала?! Рисковала своей жизнью! А если бы она погибла!!! Ведь это единственное, что для меня может быть хуже всего! Даже хуже того, что произошло этой ночью! Единственное… И если мне суждено еще жить, я буду жить только ради нее!
Ремус печально покачал головой:
– Мне очень жаль… – тихо произнес он. – Но после твоего посвящения вы уже не можете быть вместе. Никогда. Отныне вы стоите по разные стороны пропасти. Быть с тобой теперь означает для нее принять темную сторону. Отвернуться от всего светлого и доброго, – действительно светлого и доброго, даже в твоем понимании, – что может быть в жизни. Разве ты сам хочешь для нее такой участи?
Голубые глаза встретились с черными в ожидании ответа.
Снейп бешено схватился руками за голову и снова уткнулся лицом в колени; из груди его прорвался отчаянный хрип, напоминавший рев раненного животного. Все это было очевидным для него с самого начала, и теперь было уже поздно раскаиваться в содеянном. Сознавая всю тяжесть своей вины перед Лили, он сам определил себе это наказание. И теперь ему остается лишь смиренно покориться неизбежному.
Некоторое время спустя он поднял на Люпина взгляд, в котором отчетливо читалась тревога:
– Ее ведь накажут теперь… из-за меня… Ее ночная отлучка… Запретный лес… Такие нарушения школьных правил вряд ли так просто спустят на тормозах… Тем более после ее обморока… Впрочем, – поспешно добавил Северус, – все это сущие пустяки в сравнении с тем, что могло произойти с ней этой ночью… Мерлин свидетель, я и подумать не мог, что она решится на такое… из-за меня.
– Не беспокойся, – улыбнулся Ремус. – Лили отсутствовала в школе на совершенно официальном основании. Как только она обнаружила, что тебя нет на месте в такое время, она обратилась к профессору МакГонагалл и, как староста школы добилась, чтобы та подписала разрешение на твои поиски. Я поручился, что прослежу за тем, чтобы Лили не покинула границ Хогвартса. Но… не смог… А что касается Запретного леса и обморока, то я не сомневаюсь, что Джеймс что-нибудь придумает, чтобы замять этот инцидент.
Лицо Снейпа перекосило от ярости, едва он услышал ненавистное имя:
– Что?! Поттер?! Какого… При чем здесь он? Лили покинула школу по моей вине, так? А значит, вся ответственность за то, что с ней случилось, лежит на мне. И пусть Поттер засунет свое показное благородство… куда подальше. Я сам улажу все с МакГонагалл. Клянусь Мерлином, я добьюсь того, чтобы Лили избежала наказания!
– Ну и как ты намерен это сделать? – поинтересовался Люпин. – Наглядно продемонстрируешь профессору МакГонагалл свою Метку?
Снейп взглянул на него; в черных глазах вспыхнул упрямый вызов:
– И продемонстрирую. А что? Мне нечего терять. Ниже падать уже некуда. А для нее… для ее благополучия… да что там говорить…
Северус резко отвернулся и снова зарылся лицом в колени.
– И такова будет твоя благодарность Лили? – донесся до него негромкий, но настойчивый голос Ремуса. – Она ведь, как ты можешь догадаться, не сказала о том, что ей довелось увидеть этой ночью, никому из профессоров. Да и вообще никому, за исключением, разве что, тех считанных друзей, кому она привыкла доверять безоговорочно. Наврала профессору МакГонагалл и мадам Помфри, что не помнит ничего из того, что с ней произошло. Прикрыла тебя перед ними… да собственно и перед всей школой, понимаешь? Так что советую тебе не горячиться, а подумать, как ты сможешь объяснить свое таинственное исчезновение, пока есть время. Если ты не найдешь себе достойного оправдания и не сумеешь преподнести это так, чтобы тебе поверили, значит, ты не ценишь усилия Лили, которая старалась выгородить тебя любыми путями.
***
Какое-то время они посидели молча, прислушиваясь к легкому дыханию ветерка в траве и мерному шелесту буковых листьев. Затем Люпин проговорил:
– Я знаю, в том, что с тобой случилось, есть и моя вина, – в его голосе звучала искренняя печаль. – И причем немалая. Я ведь и пальцем не пошевелил для того, чтобы это предотвратить. Чтобы помешать Джеймсу проделывать с тобой свои выкрутасы. Просто сидел в сторонке и спокойно наблюдал за этим безобразием. Теперь я знаю, что обязан был вмешаться. Ты уж прости меня, ладно? Ничего подобного больше не повторится. Обещаю. Со временем я постараюсь изменить память у тех, кто будет впредь применять заклинания из твоего учебника, чтобы никто больше не вздумал ими пользоваться и чтобы все забыли о том, откуда о них узнали. Так что тайны «Расширенного курса зельеварения» останутся при тебе. В этом можешь на меня положиться. И конечно, сам я никогда никому не скажу, что мне об этом известно. А что касается Джеймса, то с ним я серьезно поговорю. Да он и сам уже не посмеет…
Снейп поднял голову и, в упор взглянув на оборотня, угрюмо бросил:
– Знаю! Никто больше не отважится со мной шутить. Побоятся за свою шкуру. Я же теперь могу донести на своих обидчиков Темному Лорду, – он криво усмехнулся. – А если серьезно, никто теперь и близко ко мне не подойдет. Все будут шарахаться от меня – ведь я же стал прокаженным!
Он снова бросил красноречивый взгляд на сокурсника, и тот мгновенно понял, что если бы Северус Снейп намеревался всерьез сразиться с Джеймсом, то от его товарища уже давно осталось бы мокрое место. Ведь Снейпу были ведомы заклинания такой силы, о которой Джеймс Поттер не имел и понятия. Не говоря уже о том, что массу мощнейших заклятий, – причем большинство из них были, мягко говоря, отнюдь не безобидны, – Северус придумывал сам. А значит, ему достало благородства не использовать свои знания во зло даже в целях необходимой самозащиты. Чего, к сожалению, не скажешь о Джеймсе, который изощрялся, как только мог, чтобы как можно больнее уязвить Снейпа, унизить его перед всей их компанией.
Люпин глядел на собеседника своими голубыми глазами. На его осунувшемся бледном лице отражалось сожаление и сочувствие.
– Мне очень жаль, что я не подумал поговорить с тобой раньше, – тихо промолвил он. – Я, как и многие другие, грешу тем, что подвержен предрассудкам. Ты же учишься на Слизерине…
– А значит, надо меня ненавидеть, верно? – по лицу Снейпа скользнула горькая ухмылка.
– Теперь я понял, что ошибался, – серьезно сказал Люпин. – Ты несравненно лучше, чем многие гриффиндорцы. То, что с тобой произошло сегодня – нелепое недоразумение. Ты сделал это по ошибке… от полного отчаяния… А значит, твоя душа осталась нетронутой. Рано или поздно ты обязательно очистишься от этой скверны. Я в этом убежден.
Снейп ничего не ответил, и Люпин продолжил:
– Мы с тобой могли бы стать хорошими друзьями, Северус. Мы оба находимся в схожем положении. Быть оборотнем – незавидная доля.
– Это все же лучше, чем быть слугою Темного Лорда, – нехотя отозвался Снейп.
– Ты ведь не подлинный его слуга, – возразил Люпин. – И никогда не станешь им. В конце концов, мы с тобой оба отверженные. Я, как и ты, обречен на одиночество. У меня никогда не будет семьи… детей… Ни одна женщина на свете не согласится стать женой оборотня!
Северус резко повернулся и пристально посмотрел на Ремуса, сильно сощурив оба черных глаза, словно пронизывая сокурсника взглядом насквозь.
– Да, шансы невелики, – честно признался он. – Но если ты встретишь ту, которая по-настоящему тебя полюбит, ту, что предназначена тебе судьбой, ты можешь жениться, несмотря ни на что. У тебя даже могут быть дети. Состояние того, кто страдает ликантропией, поддается контролю. Это сложно, но возможно.
Черные глаза продолжали внимательно изучать осунувшееся лицо, выделявшееся в ярких лучах утреннего солнца своей болезненной белизною:
– Только если тебе все же посчастливится встретить свою судьбу, тем более тебе будет просто необходимо отучиться от своей позорной привычки зарывать голову в песок и уклоняться от проблем. Поверь мне, «страусом» быть гораздо хуже, чем оборотнем. Одно дело, если такое поведение наносит вред только тебе самому и совсем другое – если от этого страдают окружающие, тем более – твоя половинка. Не допусти, чтобы эта твоя «милая» манера встала на пути к твоему счастью.
Снейп, имевший довольно устойчивую привычку огрызаться и язвить, еще никогда не говорил в таком тоне ни с кем, кроме Лили и, быть может, своей матери, когда та еще пребывала в добром здравии. Но чтобы он был настолько серьезен и откровенен в беседе с гриффиндорцем, да и к тому же, – с поттеровским дружком? Это было поистине невероятно! Северус продолжал исподлобья глядеть на сокурсника, как бы оценивая, стоит ли лишний раз откровенничать с ним. Решив, по-видимому, что, раз уж он сегодня позволил себе непростительное нытье, которое не только было ему совершенно не свойственно, но и противоречило его природе, он сыграет роль жалкого хлюпика до конца и будет откровенным настолько, насколько это возможно – благо Ремус, несмотря на все его причуды, был одним из немногих, кто действительно отличался способностью хранить секреты – не зря даже Лили доверила переживания своего сердца именно ему. Риск, что оборотень мог кому-нибудь проболтаться об их разговоре, практически сводился к нулю. К тому же Люпин был отнюдь не глуп и в любом случае знал слишком много. Так что Снейп решил, что, пожалуй, может позволить себе выразить свои эмоции один-единственный раз – первый и последний, когда он приоткрывает кому-то свою душу (Северус мысленно поклялся себе, что больше никто и никогда не увидит его слез и не услышит жалоб – разве что крайние обстоятельства заставят его когда-нибудь поступиться этим решением). Определив подобное наказание за свою несдержанность, он обреченно проговорил:
– А вот я уж точно никогда не женюсь. За меня могла бы пойти только такая же прокаженная… Пожирательница смерти! Но разве я соглашусь на такое?! Мне нужна только Лили. А ее я уже потерял.
Северус сам оторопел от того, что он сейчас сказал. Подобные слова были неслыханным вызовом всем его принципам и убеждениям. Согласиться на дружбу с тем, кого он считал одним из своих злейших врагов – да скорее вселенная взорвалась бы ко всем мордредовым чертям! Впрочем, в этот день Северус Снейп вообще преподносил себе сюрприз за сюрпризом. Видно, пережитый шок и отчаяние довели его до крайней точки.
– Конечно! – живо отозвался Люпин. – Я бы очень этого хотел! Мы могли бы помогать друг другу! Я сделал бы все, что в моих силах, чтобы помочь тебе и поддержать в трудный час. Думаю, я смог бы сдерживать тебя, когда… понимал бы, что Тот-Кого-Нельзя-Называть пытается руководить тобою. По крайней мере, я бы попытался. И был бы бесконечно рад, если бы хоть немного поспособствовал тому, чтобы защитить твою душу, уберечь ее от скверны.
Северус посмотрел на него как на полоумного:
– Ты? Сдерживать меня? Интересно, как ты себе это представляешь? Ты не имеешь и малейшего понятия о той нерасторжимой связи с Темным Лордом, что заложена в этой Метке.
Тем не менее высказывание Люпина вновь заставило Снейпа невольно улыбнуться уголками губ. В его глазах впервые за все это время мелькнул отблеск светлой надежды.
– И все же я вижу, что твои намерения вполне искренни. А раз так, – в голосе Северуса появилась решительность, – я тоже сделаю для тебя все, что в моих силах. К каждому полнолунию я буду готовить специальное зелье, которое всякий раз позволит тебе избавляться от твоих мучений. Тебя больше не будут донимать жуткие боли, с которыми неминуемо сопряжены твои превращения. Ты перестанешь кидаться на людей и будешь тихо отдыхать в постели, спокойно дожидаясь убывающей фазы луны.
– Ты правда можешь сделать это? – спросил Люпин, и его лицо просияло. – Ты действительно умеешь готовить такое зелье?
– Да, – тихо ответил Снейп. – Это одна из уникальнейших разработок за всю историю зельеварения магической Британии. Новейшее средство, использующее передовые технологии приготовления, а потому пока что известное лишь в узких кругах. Его изобретателем считается Дамокл Белби, хотя я сильно сомневаюсь, что это имя тебе о чем-нибудь скажет… Зелье, как я и говорил, значительно облегчает симптомы ликантропии и имеет соответствующее название Волчье противоядие или Аконитовое зелье, поскольку одним из основных его компонентов является аконит… Нет, Люпин, даже не пытайся выведать у меня его полный рецепт, – поспешно добавил Северус, увидев, что в голубых глазах оборотня засветился неподдельный интерес. – Это строжайшая тайна, так что ты все равно ничего не добьешься. И кроме того, едва ли ты сумеешь приготовить такое снадобье самостоятельно: здесь нужно действовать очень четко и точно, а любое отклонение от рецепта в процессе приготовления сделает зелье непригодной для употребления отравой. Так что не советую тебе так рисковать… Но не беспокойся: я же обещал помочь тебе, так что твердо намерен делать это снадобье для тебя всегда, покуда силы меня не оставят.
Он внимательнее вгляделся в бледное изможденное лицо Ремуса, перевел взгляд на его уставшие глаза с потрескавшимися капиллярами, под которыми залегли темные тени и, горько усмехнувшись, заметил:
– Для тебя ведь тоже нынешняя ночь выдалась несладкой, верно?
Люпин быстро отвел глаза и залился краской. Снейп был абсолютно прав: Ремус всего-то два-три часа назад оклемался после «веселой» полнолунной ночки.
От проницательного взора Северуса не укрылось внезапное смущение оборотня. Будучи по своей природе деликатнейшим молодым человеком, Ремус, очевидно, надеялся, что Снейп проявит ту же душевную тонкость, которую, безусловно, проявил бы он сам по отношению к любому, оказавшемуся в столь щекотливом положении, и не станет развивать тему. Да, как видно, не на того нарвался. Снейп, определенно, не относился к той категории людей, которые были склонны щадить чьи-либо чувства; тем более он не собирался этого делать после того, как над его собственными чувствами столь жестоко надругались. Северус явно не спешил переводить разговор в иное русло.
– И нечего тут разыгрывать из себя кисейную барышню! – раздраженно отрезал Снейп, заставляя несчастного оборотня покраснеть еще сильнее. – Научись вести себя достойно, Люпин. Не умеешь справляться со своей природой самостоятельно – значит, и не надо. Прими себя таким, какой ты есть. Брось зацикливаться на своем оборотничестве, жалеть себя и ждать, чтобы тебя пожалели другие.
Он снова заглянул в измученные голубые глаза:
– Не думал, что когда-нибудь скажу такое кому-то из компании Поттера, но ты действительно здорово поддержал меня сегодня, Ремус, – Снейп в первый раз (если не считать ответа на предложение о дружбе) назвал его по имени, – поэтому я не считаю себя вправе молчать. В тебе есть то, чего нет во многих студентах и даже во многих преподавателях Хогвартса. Какая-то чуть ли не патологическая порядочность, что ли.
Люпин поднял на него робкий взор.
– Да не удивляйся ты так, Мерлина ради, и не делай вид, что ты об этом не знаешь, – продолжал Снейп, пронизывая сокурсника гипнотическим взглядом. – Тебе, определенно, есть чем гордиться, Ремус Люпин. Мне неоднократно доводилось наблюдать за тобой, впрочем, – Северус саркастически хмыкнул, – как и за другими представителями вашей компании, поэтому я знаю, о чем говорю. Взять хотя бы сегодняшний случай. Я сам занимался детальной разработкой антиликантропного зелья в целях усовершенствовать его состав, так что достаточно хорошо изучил все симптомы оборотничества и их последствия. По всем признакам, после одной такой ночи, как сегодня, ты должен был отлеживаться в постели и набираться сил по меньшей мере трое суток кряду.
Снейп продолжал внимательно вглядываться в изможденное, осунувшееся лицо Люпина:
– Не сомневаюсь, что любой другой, окажись он на твоем месте, так бы и поступил. Любой, но только не ты. Ты переступил через самого себя, чтобы выслушать Лили… а теперь еще и возишься тут со мной… – Северус едва заметно улыбнулся. – Разве это не величайшие сокровища сердца – такая исключительная порядочность и отзывчивость? Мне, к примеру, еще учиться и учиться этому у тебя, Ремус Люпин. А что касается твоего треклятого оборотничества, то тут, как я уже сказал, я тебе помогу. Но ты должен пообещать мне одну вещь.