Возвращение проклятого наследника

Глава 1. Ниже пыли

Я стоял возле двери совета, скрытый от глаз, как положено любому, кто не имеет права голоса. Здесь, в сердце усадьбы, где принимаются решения о судьбах, такие, как я, не значили ничего. Слуги. Бесполезные собаки на поводке, которым позволено жить только ради того, чтобы чаще кланяться. Здесь мне нельзя говорить, двигаться без разрешения и даже дышать громче, чем шепчутся затухающие угли.

Но был благодарным судьбе, что мог слышать это собрание. Пусть даже не смея поднять взгляда от пола, я мог быть единственным кто был на его стороне.

Старшая ветвь клана собралась в полном составе: старейшины, их дети, сам глава. От их голосов стены вокруг гудели, словно проклятые струны. Но не стоило обольщаться: это было не обсуждение, а приговор.

И на этом совете, едва перебирая худыми пальцами на краю длинного стола, сидел — нет, почти сжимался под этим безумным вниманием — мой господин.

"Этот жалкий ребенок". Так они его называли.

— Что нам делать с Линь Шао? — Это был голос Линь Фэна, самозванца во главе клана. Его тон звучал как лезвие: тонкое, холодное, медленно режущее. О, он так старался пропитать каждое слово ядом. Он смотрел юного господина и видел тень своего брата. Видел шанс сравняться с ним, отомстить за его величие и втоптать его наследие в грязь, навсегда осквернив память о нем.

Никто в зале не был удивлен тем, что с господином Шао так обращались. Ни слуги, ни старейшины, ни юные мастера. Это давно стало привычным делом. ЛИнь Шао стал для них вещью, стал ничтожеством судьбу которого они могли вершить. Они могли прямо при нем говорить о нем в третьем лице. Тишина, что стояла после слов лже-главы клана, было порождена скукой. Эти раздутые ничтожества давно уже решили как поступить.

— Отправьте его прочь. Там, где другой мусор. Разве это не очевидно?

Эти слова принадлежат, конечно, Линь Цзюню, старшему сыну нового главы. Голос у мальчишки был слащавым, но за каждым его словом стояло острое намерение: унизить, растоптать. Я поймал себя на том, что крепко сжимаю зубы.

Мой господин…

Шаги, скрип стула — кто-то из старейшин встал. На столе глухо ударила его ладонь. Сильно. Наверное, намеренно, чтобы напугать.

— Уберите его из клана. — Новый голос: сухой, низкий. Один из пятерых старейшин. — Этот ребёнок — позор Тянь Юнь. Даже смотреть на него больно. Пустое ядро, слабые меридианы, ни одного таланта. Потратили на него десятки отборных трав, пилюль, а никакого прогресса. Я был против обучения его ещё тогда, шесть лет назад.

Сильнее. Я прикусил губу, надеясь что никто не могут услышать как заскрежетали мои зубы.

Он не виновен. Он просто ребёнок. Кровь вашего брата, плоть прошлого главы, он дитя клана. Почему не позволить ему просто жить. Тихо и спокойно. Если он так слаб, почему не дать ему прожить то что ему отмерили свыше? И вы… называетесь знатными мастерами? Это всё, что значит ваш "добродетельный, великий клан"?

Никто — никто из них, — конечно, не заступился. Ни одна душа, сидящая за этим столом, не смела предложить ничего, кроме того, чтобы избавиться от мальчика, как от ненужного груза. Просто выбросить его. Как будто этот слабый ребёнок с опущенными плечами оказался не человеком, а каким-то навозным жуком.

И всё это время он молчал.

Сидел за столом, выпрямившись по возможности, но каждый удар их голосов будто оттягивал его назад. Линь Шао был слишком смел, чтобы заплакать, и слишком уязвлен, чтобы возразить. Что бы он мог сказать? Никто бы не услышал. В глазах остальных его словно не существовало,он просто не имел права возразить. — Старейшина прав, — подал голос Линь Фэн. — Ребёнок бесполезен для клана. Единственная причина, почему мы до сих пор терпим его здесь, — это тень старшего брата, которую он оставил. Линь Тянь, конечно, был... сильным. Заносчивым. Но если бы он когда-нибудь мог увидеть, что представляет это дитя, — я уверен, ему было бы стыдно.

Пламя фонарей танцевало под потолком рубиновыми тенями. Я не видел взглядов этих людей сейчас. Но я чувствовал злобу и зависть. Никто из них не остановится, пока мой юный господин не исчезнет.

Линь Фэн медленно встал, сцепив руки за спиной, и посмотрел на своего племянника.

— Линь Шао, отныне ты будешь пребывать в провинциальной ветви Тянь Юнь. Это будет "обучение духу скромности". Это — твой шанс доказать свою ценность. Не жить же тебе вечно в тени величия своего отца? Если через пять лет мы увидим прогресс, я обещаю, что рассмотрю твоё возвращение.

Прогресс? Нет. Вам нужен вовсе не прогресс, не финал. Вам нужно устранение. Вы хотите тишину. Тишину в клане, тишину во всех лицах. Вы боитесь крови Линь Тяня, его силы, его наследия. Я услышал голос Линь Цзюня за плечом Линь Фэна:

— Провинция самое то. Может, там его навыки культивирования пыли станут полезны.

Смех в комнате было не остановить. Их смех отражался от стен и заполнял мои уши. Он звучал, как раскат грома, он был отравой, медленно втекающей в мои уши и заполняющей всё внутри. Меня трясло. В глубине сердца я знал, что они этого и хотели от насмешки, жаждали раздавить не только моего господина, но и всё, что у него осталось. Их цель была уничтожить последнюю частицу гордости, которая могла остаться у этого ребёнка. Тех, кто смотрел на него как на наследника клана.

Я видел — он сдерживал себя. Линь Шао даже не смотрел на них. Его взгляд был устремлён куда-то в пустоту стола перед ним, но его пальцы, едва касавшиеся поверхности, едва заметно дрожали. Он выглядел как статуя, слишком долго стоявшая под дождём: выветренная, поврежденная, но всё ещё стоящая, несмотря на удары.

И это злило меня ещё больше.

Прежде чем я смог осознать свои действия, кулаки сжались настолько сильно, что ногти впились в кожу. Я почти почувствовал, как что-то горячее и влажное начало стекать по ладоням. Мне пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не сделать шаг вперёд. Они смеются. Они оскорбляют моего господина. А он сидит там, слишком хрупкий, чтобы бросить им вызов. А я... я всего лишь слуга. Люди, подобные мне, не имеют права встревать.

Глава 2. Угасший дом

Четыре комнаты. Деревянный стол, скрипучая кровать, пустые полки. Я стоял среди этого убогого пространства, пропахнувшего нищетой до самого основания. Все вещи уже были упакованы, если это можно было назвать этим словом: жалкая тряпичная сумка, в которую еле нашлось что складывать. Всё, что у господина осталось, — немного одежды, несколько книг с потрепанными страницами и старый гребень, когда-то принадлежавший его матери.

Унижение, которое было видно даже в вещах. Они тратили деньги, что его отец зарабатывал кровью и потом, купались в роскоши и был праздник если нам доставались объедки с их стола.

Он сидел напротив окна на своей маленькой кровати, не двигаясь, так же, как ночью. Его глаза смотрели куда-то вдаль, вглубь себя, куда мне заглянуть было невозможно.

Я возился с тем, чтобы завязать сумку, и делал это нарочно громко. Звук рассеял тяжелую для меня тишину. Я хотел, чтобы он повернулся. Хотел увидеть хоть немного эмоций. Хоть что-то, кроме этой скрытой, пугающей уверенности, как будто он знал всё: знал, что это должно было случиться, и знал, чем это закончится.

Но господин молчал.

В комнате пахло старым деревом. Лунный свет — вчерашний, тихий, как медленный вдох — больше не заливал эти стены. Утренний свет, серый, неяркий, почти безжизненный, проникал в комнату едва-едва. Не было ни тепла, ни утешения. Только холодные стены, которые на своём языке говорили: тебя больше здесь не будет.

— Господин, — наконец, сказал я. — Уже утро.

Он вздрогнул, едва заметно разомкнув руки, что до этого покоились на коленях. Не посмотрел на меня.

— Как ты думаешь, — прошептал он вдруг, так тихо, что я едва уловил его слова, — это всё из-за отца?

Почему-то я замер. Он редко говорил о своём отце, о Линь Тяне. Слишком сильным было это имя, слишком тяжёлым для господина Шао.

— Они никогда не любили меня, — продолжил он наконец, чуть дрогнув голосом. — Но он их удерживал. А когда его не стало, они сказали себе, что это знак. Словно его смерть, бегство матери — всё это было предопределено для того, чтобы их руки были развязаны. Чтобы они могли выбросить меня, словно кусок грязи.

С этими словами он повернулся, и я впервые увидел его глаза. Они сияли только потому, что в них стояли слёзы.

Что я мог сказать? Это была правда. От неё не скрыться. Он был ничем для старейшин. Для остальных членов клана он был только напоминанием о том, что некогда существовал кто-то великий, что кто-то из них был слишком велик. Слишком гордый. Слишком непобедимый.

— Господин… — не знал я, что даже сказать. Я замолчал. Слова застряли где-то между мыслью и дыханием. Как сказать ему, что он ошибается, если это… правда? В их глазах он действительно стал грязью не заслуживающей внимания, как будто он не был частью этого клана, крови его основателя.

Я ненавидел их за это.

— Может, это и судьба, — продолжил господин Линь Шао, не обратив внимания на то, что я хотел ответить. — Может, я рожден слабым, чтобы когда-нибудь эта слабость стала другим уроком? Или…

Он запнулся, склоняя голову.

— ...или, — его голос стал настолько тихим, что я едва уловил последние слова, — или, может, я действительно всего лишь ошибка.

Эти слова приросли ко мне ледяным коркой, покрыли мое тело, вызывая озноб. Как можно было отвечать на это? Я смотрел на него, на этого хрупкого мальчика с едва заметной дрожью в руках, но с каким-то необъяснимым стоицизмом в глазах, и чувствовал, как ярость закипает в груди. Такой тихой злости я давно не испытывал. Она была горькой, сжигающей, как яд, который я глотал снова и снова.

Ошибка? Что за чушь?

— Я не позволю вам так думать, господин, — проговорил я, не в силах сдержаться. Мой голос прозвучал грубее, чем я хотел. — Тот факт, что они хотят вас сломить, значит только одно: вы им мешаете. Вы стоите гораздо больше, чем они позволяют себе признать.

Он удивлённо поднял голову, как будто впервые услышал, что о нём могут говорить подобное. Я, пожалуй, сказал больше, чем следовало. Я не должен был говорить это. Не мне бросать вызов сложившемуся порядку клана. Но чёрт с ними со всеми. В эту секунду я не мог остановиться.

— Они боятся. Боятся вас, господин. Они могли бы просто игнорировать, не тратить усилий на насмешки, на решения совета. Но они не могут. Потому что в вас есть что-то, чего они не понимают. Что-то, что они хотят уничтожить.

Я проговорил это твёрдо, почти уверенно, хотя внутри меня в этот момент всё дрожало. Я даже не знал, во что я на самом деле верил. Но если у меня был хоть один шанс пробиться к сердцу моего господина, заставить его не отступать перед этой тьмой, я должен был его использовать.

На мгновение между нами повисла тишина. Он смотрел на меня, будто не понимая, почему я говорю эти вещи, и не зная, можно ли мне вообще верить.

— Тебе этого не понять, — наконец выдохнул он. — Ты не знаешь, что такое жить, когда мир хочет твоей смерти.

Мне бы закусить язык, замолчать, как должен делать любой слуга. Но я всё равно ответил.

— Верно. Я этого не знаю. — Я сделал шаг ближе, чувствуя, как кипит моё сердце. — Но я знаю одно: если вы не будете бороться за себя, господин, - я буду.

Эти слова будто обрушились на нас обоих с тяжестью. Я видел, как он едва заметно вздрогнул, а на губах появилась неуверенная полуулыбка. Грустная. Смиренная. Но это был первый раз за долгое время, когда я увидел хоть что-то человеческое в его глазах.

Он отвернулся к окну. Я понял: разговор окончен. Лишь через секунду услышал его тихий голос:

— Спасибо, Ли.

Иногда этого достаточно.

***

Мы покинули дом так, как это было задумано кланом. Незаметно. Как изгнанники. Карета, запряженная двумя уставшими лошадьми, ждала нас у ворот. Никто из клана не спустился, чтобы нас проводить. Только несколько смотрителей и пара слуг мельком проверили, что мы ничего "не забрали лишнего".

Господин замешкался перед воротами. На мгновение его движения стали неловкими, плечи дрогнули, а взгляд задержался на сером камне, где он проводил большую часть своего детства. Камень, на который он смотрел с окна, обучался ходить рядом с ним, где представлял, каким когда-то станет... когда-то, пока его жизнь ещё казалась простой и обнадеживающей.

Глава 3. Клан Ци Шань, часть 1

Карета резко остановилась, колёса заскрипели, подбрасывая нас на деревянных сиденьях. Пыль поднялась тяжёлым плотным облаком, и сквозь неё я разглядел мрачную долину. Каменистая, серая, будто из нее высосали саму жизнь. Густой лес теснился вдоль горизонта, его тёмные вершины скользили по краю гор, как языки тумана, подмигивая нам мрачными тенями.

Я выглянул из окна, но ничего не сказал. Всё, что нужно было, уже сказало место: деревня вдали сжалась в кучу тёмных, обшарпанных домов. Люди мелькали здесь и там, но двигались с равнодушием, будто наша приближающаяся карета казалась им чем-то совершенно обыденным — очередная доставка от клана. Очередные выброшенные.

— Господин, — сказал я осторожно, глядя на Линь Шао.

Он кивнул, но не посмотрел на меня. Лицо было бесстрастным, тон его кожи бледным, как кусок мела.

Двое мужчин из побочной ветви встретили нас у дороги. Их лица были закрыты, но взглядов хватило — взгляды, которые передали всё: жалкое презрение и неприязнь, слишком обыденная, чтобы её можно было назвать привязанностью или враждой. Безразличное, привычное обращение с теми, кого здесь не ждут.

— Это ваш выход, — спокойно сказал возница, не утруждая себя формальностями.

Карета дёрнулась снова, лошадь всхрапнула, и дверь распахнулась резко, как удар кнутом. Я первым схватил уже приготовленные вещи, тон возницы намёкал на необходимость выйти быстрее. Никто не собирался ждать. Линь Шао осторожно двигался за мной, его ноги дрожали, но он не терял осанки. Каждый его шаг на гладкой дорожной гальке казался борьбой с самим воздухом.

И всё же он вышел первым. Как господин.

— Поднимайтесь, — бросил один из встречающих нас мужчин, указав на узкую тропу. Она вела в лес, теряясь там, где густая чаща смыкалась над головой. Лес словно поглощал весь свет; тёмный, влажный на вид, он словно шептал, что чужаков здесь не пустят.

— Сколько идти? — спросил я.

Мужчина посмотрел на меня, ощупывая взглядом, и ухмыльнулся. У него были жёлтые зубы.

—До утра дойдёте. Если, конечно, этот… выдержит. — Его взгляд на мгновение упал на господина, но Линь Шао никак не отреагировал.

Я хотел ответить, но сдержался. Вместо этого повернулся к господину, поднимая его сумку.

— Мы готовы?

Он кивнул, не произнеся ни слова. Этот молчаливый обмен значил больше, чем любые слова. Я знал, что он не сдастся, а он знал, что я пойду за ним.

Когда мы вошли в лес, то первое, что чувствовалось, была влажность. Воздух здесь был почти осязаемым. Казалось, что он прилипает к коже, как липкий гель. Лес молчал, но это молчание было неестественным. Шаг за шагом мы оставляли за спинами тропу у деревни. Дорога сужалась, лес становился гуще, ветви деревьев переплетались между собой, словно считали нас нежелательными гостями.

Господин шёл медленно. Я заметил, как его тело напрягается снова и снова, как он делает паузу перед очередным подъёмом. И сколько бы я ни предлагал свою руку, он её не принимал. Упрямство было частью его то ли гордости, то ли отчаяния — я не мог понять.

Тропа становилась круче. Листва вязалась под ногами, хрустела, как старые кости.

Мы прошли час. Может, два. Сложно было ориентироваться во времени, лучи солнца были тусклыми, а само светило было скрыто, я не мог точно понять как низко оно уже опустилось.

— Господин... Дайте мне помочь, — протянул я руку.

На этот раз он посмотрел на меня. Его лицо было серым от усталости. Глаза блестели. Я почти ждал, что он откажется, но кивок его головы застал меня врасплох.

Он согласился. Впервые.

Мои пальцы сомкнулись вокруг его предплечья. Это было хрупкое чувство, тонкость кости под кожей почти вызывала тревогу. Я поддерживал его, пока он поднимался, а горечь затаённого гнева закипала во мне. Этот человек, достойный уважения, был вынужден биться с лесом за каждый шаг. Эти бессердечные создания из его собственного клана могли убить его, даже не поднимая руки.

Истощение давило на нас обоих. Мы с трудом карабкались по крутой тропе. Тихое шипение ветра становилось резче, как будто что-то в лесу наблюдало за нами. Ветви деревьев покачивались, даже когда ветер утихал, и я не мог избавиться от иллюзии, что это лес говорил с нами.

— Слышите это? — тихо спросил я, но Линь Шао ничего не ответил. Он не остановился. Его рука дрожала в моей.

Наконец, перед нами всплыл старый, ржавый мост. Лёгкий гул воды внизу подсказал, что под ним ледяная река. Мост натянулся под ногами, протестуя громким скрипом, как мёртвец в последний миг речи.

— Осторожно, — начал было я, но Линь Шао, слишком истощённый, всё равно потерял равновесие. Я успел схватить его, почувствовав, как его уже ослабевшее тело чуть не валится вниз. Адреналин пронзил меня, перехлёстывая через волю.

— Всё нормально, господин... Ещё немного.

Мы пересекли мост, молча. Я постоянно следил за господином Линь, чтобы он не упал.

И когда сквозь деревья показались первые здания побочной ветви — чёрные, массивные, старые как сама горная порода, на которой они стояли, — я почувствовал чужое давление этих гор.

— Мы дошли, — выдохнул я, но не сдержался: тихий шёпот раздражения сорвался с моих губ. — На самый край земли, в богами забытое место.

Линь Шао посмотрел на меня, его губы дрогнули. Улыбка? Нет, слишком слабая. Это была борьба, которая продолжалась. Ещё не конец.

Когда мы подошли к массивным воротам, оттуда вышел мужчина в старой, потёртой одежде. Он был массивным.Шрам прорезал половину лица. Должно быть это Линь Чжоу, глава побочной ветви — понял я.

Линь Шао пристольное оглядывал нас, он был напряжен и недоволен.

— Где нам остановиться? — Не здороваясь спросил господин. Все таки он был благороднее и выше по статусу от рождения, чем этот старик. Его голос не дрогнул ни на миг, и это, кажется, даже заставило Линь Чжоу немного удивиться. Или же мне показалось.

Но Линь Чжоу быстро вернул себе ту ухмылку, которая сразу дала понять, что мы здесь не больше, чем грязь под его ногами. Он не ответил сразу; вместо этого он медленно осмотрел нас обоих — господина в его потрёпанных, но всё ещё аккуратных одеждах, и меня с нашими жалкими пожитками в руках. Его взгляд задержался, как заточенный клинок, на моей руке, всё ещё поддерживающей Линь Шао за локоть.

Глава 4. Клан Ци Шань, часть 2

Ли Юань

Утро выдалось таким же серым, как и всегда.За все десять дней , что мы жили в клане, еще ни разу не бы солнечного безоблачного утра.

Во влажном воздухе уже пахло потом, затхлостью и угольным дымом, который пробирался с кухонных печей нижних помещений. Казалось, этот запах никогда не исчезал, въедаясь в кожу и одежды.

Лежа на своём жёстком тюфяке, я некоторое время слушал ровное дыхание Линь Шао. Оно всё равно звучало иначе, чем у других. Слишком частое, с едва заметным свистом. Я знал, что каждое утро давалось ему так, словно он восходил на гору. И всё равно он поднимался, каждый день, снова и снова.

Тихо поднявшись, я первым делом проверил сундук с его вещами. Замок не был тронут, но я знал, что в казармах следует быть начеку. Да, каждый кроме меня и господина жил в отдельных комнатах, но что были за комнаты, не было и речи о защите имущества. Да и что за имущество может быть и учеников клан. Я прошёл по комнате, осматривая вещи: книги в порядке; боевые принадлежности, что выдали господину по приезду, лежат там, где я оставил их вчера вечером. Никто не осмелился подойти — пока.

Я глянул на кровать Линь Шао — он всё ещё спал. На его лице не было спокойствия, даже во сне. Слегка нахмуренные брови, чёлка неровно съехала на лоб. Казалось, будто он сражается даже в этих коротких мгновениях отдыха. Я приоткрыл окно, впуская свежий горный воздух и отправился на нижние этажи.

Там уже начала кипеть жизнь, местный повар Фо уже мешал то ужасное марево, что полтм придется есть на завтрак. Я проскользнул мимо его и уже привычным движением поставил чугунок на плиту. Следовало подогреть воды, чтобы господин умылся.

В комнату я вернулся минут через десять.

Лорд Линь уже просыпался. Тяжелый вдох, выдох, затем слабое движение рукой, как будто отбрасывающее невидимый груз. Я молча ждал. Он не любил, когда я делал что-либо вместо него, хотя прекрасно знает, что его тело порою предаёт его.

— Ли Юань? — хриплый, едва слышный голос.

— Здесь, господин, — быстро подхватил я и подал ему полотенце, следя за его каждодневным ритуалом. Он попытался встать, но замер на пару мгновений, прежде чем отвести от меня взгляд. Эту заминку я старался не замечать. Замечать их равносильно оскорблению.

***

Как только мы оказались на тренировочной площадке, меня почти сразу посетило дурное предчувствие. Просторное открытое поле, где новички бросали друг друга на землю, было изрядно пыльным, а смех и крики других курсантов рвали воздух, как набаты.

Мой господин был не самым юным среди первогодок, но он был самым маленьким. Щуплый, худой и бледный, он бросался в глаза среди высоких сверстников, чтобы уже начинали формироваться как юноши, обрастая мышцами.

— Снова пришёл страдать, а? — раздался резкий голос позади нас. Я узнал его сразу — Линь Сюань. Побочная ветвь всегда вела себя нагло. Даже дома никто кроме глав и старейшин не смел так говорить с господином.

— О, кажется, сегодня у нас особый день! Лорд главной ветви собственной персоной пожаловал на наши скромные земли! — крикнул он.
Я замер на краю песчаной площадки для тренировок. Этот наглый мальчишка был главой первогодок.

Смех окружающих подхватил его слова. От их подлой радости у меня внутри всё сжалось. Я стиснул зубы, уверяя себя, что господин справится с этим сам. Я наблюдал за его спиной: прямая, как деревянный клинок; его лицо не выдавало эмоций. Линь Шао проходил мимо насмешников так, словно их просто не существовало. Возможно, это была его единственная защита.

Я мог бы остаться здесь и наблюдать за тренировкой, вот только это было пустой тратой времени. Мне стоило беспокоиться о том, что я мог сделать.

Меня беспокоил рацион господина Линь. Он был мягко говоря скудным. Он ел меньше, чем следовало даже для ребёнка. Вчерашний рис, пара сушёных овощей и вода. Возможно кто-то бы сказал, что это еда воина, путь аскетизма и дисциплины. Но я знал, что за этой идеей прячется обыкновенная жестокость — потребность умалить его силу, ослабить тело ещё больше, чем оно уже было. Эти мысли не оставляли меня, пока я направлялся к главному зданию, где был Линь Чжоу.

— Что тебе нужно? — его голос раздался едва ли не раньше, чем я оказался в комнате.

Он сидел за столом, низким и тяжёлым, словно специально созданным для того, чтобы подчеркнуть его массивную фигуру. Сложенные руки покоились поверх металлических пластин, которыми был прикрыт край стола. На его изуродованное лицо падали тени, делая его еще безобразнее. "Отречённый Шторм", как его называли многие, был хмур и недоволен с самого утра.

Я склонился, стараясь замаслить его своим поведением.

— Лорд Линь Шао... Важно, чтобы его обеспечивали пораньше полноценным рационом, лорд Чжоу.

Он ухмыльнулся одной стороной лица. Это была не улыбка человека, а звериный оскал.

— Ты так говоришь, как будто забываешь своё место, слуга, — спокойно прозвучал его голос.

Я повторно склонился, касаясь руками коленей

— Прошу прощения за резкость, мастер Линь Чжоу, — я вложил в голос ровно столько почтения, чтобы не перейти границу подлизательства и уважения, — но здоровье моего господина зависит от полноценного питания. Его путь на тренировочной площадке столь тяжёл, что…

Я выразительно замолчал. Лишние слова могли стоить мне не только дальнейшего разговора, но и ухудшения условий для Линь Шао.

Линь Чжоу медленно поднялся из-за стола. Его массивная фигура возвышалась надо мной.

— Полноценное питание… путь на тренировочной площадке. Как мило, что ты так заботишься о своем господине. Но позволь мне кое-что пояснить, мальчик, — его голос понизился до устрашающего шёпота, каждое слово будто волной прокатывалось по комнате. — Вот уже много лет, начиная со смерти прежнего главы основной ветви, мы живем как пыль по ногтями у основной ветви. Когда я думал, что этот порочный круг разорвали. Ты хоть знаешь, что такое жить, когда по чужой прихоти завтра для тебя может и не наступить?