Возвращение в Эмбервиль

Глава 1: неудачное прибытие

Свинцовое небо, тяжёлое и угрожающее, нависало над Эмбервилем, готовясь обрушить на город всю свою мощь. Тучи, набухшие от влаги, были так низко, что, казалось, можно было дотянуться до них рукой.

Раскаты грома, глубокие и рокочущие, эхом отражались от старинных зданий, заставляя вибрировать стёкла в окнах. Древние каменные стены домов, помнящие не одно поколение жителей, словно вздрагивали от каждого удара стихии. Молнии, словно огненные мечи, рассекали небо, оставляя после себя светящиеся следы, которые медленно таяли в темноте.

Первые капли дождя, крупные и тяжёлые, забарабанили по лобовому стеклу, выбивая нервную дробь. Я инстинктивно вжалась в сиденье, крепче сжимая руль обеими руками, чувствуя, как пальцы становятся влажными от пота.

В салоне машины царил уютный мирок — тёплый воздух от печки обволакивал меня, мягкие сиденья нежно поддерживали спину, а приглушённое освещение приборной панели создавало ощущение безопасности. Но за стеклом разворачивалось настоящее буйство природы.

Уличные фонари, обычно дарящие городу мягкое золотистое сияние, теперь мигали, словно подавая какие-то тревожные сигналы. Их свет, пробиваясь сквозь плотную завесу дождя, создавал причудливые световые столбы, которые дрожали и колебались в такт раскатам грома.

Мои глаза горели от усталости, веки казались свинцовыми. Пальцы машинально потёрли переносицу, пытаясь разогнать туман в голове. Долгая дорога, бесконечная череда однообразных пейзажей за окном, сменяющихся только сгущающимися сумерками, окончательно вымотала меня.

В голове крутились одни и те же мысли: скорее бы добраться до дома, где можно будет наконец-то расслабиться. Представляла, как горячая вода струями будет стекать по телу, смывая усталость, как мягкая постель примет меня в свои объятия, даря долгожданный отдых. Эти мысли были единственным, что поддерживало меня сейчас, заставляя вести машину сквозь эту разбушевавшуюся стихию.

Несколько дней назад почтальон принёс необычный конверт — тяжёлый, с витиеватыми тиснёнными узорами, созданный искусным мастером. Края бумаги слегка пожелтели от времени, а восковая печать с гербом моей семьи всё ещё хранила аромат благовоний.

Дрожащими руками я вскрыла конверт. Внутри лежал тонкий лист пергамента с выцветшими чернилами и знакомым почерком прабабушки. Но не письмо поразило меня — а то, что выпало следом. Старинный ключ, который казался настоящим произведением искусства.

Его головка была украшена изящной резьбой олицетворяющую сову. Янтарные глаза птицы мерцали в свете лампы, словно живые. Казалось, ещё мгновение — и она распахнет крылья, издаст свой характерный крик и улетит прочь. Детали ключа были настолько тщательно проработаны, что можно было разглядеть каждое пёрышко на её крыльях.

Новость о наследстве обрушилась на меня как лавина. В тот момент моя жизнь напоминала разбитое зеркало — осколки прошлого не складывались в единую картину. Совсем недавно я покинула редакцию «Магического вестника», где проработала несколько лет. Увольнение далось нелегко — коллеги, статьи, магия слов, всё это стало частью меня.

Поиски новой работы не приносили результатов. Рынок труда словно вымер, а те вакансии, что попадались, не вызывали ничего, кроме разочарования. Параллельно с этим появился и жилищный вопрос. Моя маленькая, но такая родная квартирка в центре города будет продаваться после окончания срока аренды — в январе.

Другие варианты жилья выглядели удручающе: сырые подвалы, тесные комнаты в общежитиях, квартиры с подозрительными соседями. Даже смотреть на эти предложения не хотелось, не то что жить там.

И вот теперь этот ключ — символ новой главы в моей жизни. Он словно протягивал мне руку помощи, предлагая выход из тупиковой ситуации. Дом, из которого я когда-то бежала, вдруг стал моим единственным шансом на стабильность и новое начало.

Мои руки спешно паковали вещи — несколько книг, одежда, пара безделушек. Всё моё имущество уместилось в три коробки и две сумки. Ничего лишнего, как и в моей жизни за последние годы.

Дорога в Эмбервиль казалась путешествием в прошлое, от которого я так отчаянно пыталась убежать. Город, где каждый знал мою фамилию, где шептались за спиной, ожидая проявления великих магических сил, передающихся из поколения в поколение. Город, где я чувствовала себя фальшивкой.

Помню, как в детстве я ездила к бабушке в гости, она брала меня за руку и вела в сад, где пыталась научить простейшим заклинаниям.

—Диана, просто представь маленький огонёк, — говорила она, а я создавала взрыв, от которого разлетались цветочные горшки.

—Попроси дождик полить растения, — просила она, а я устраивала потоп, смывающий всё на своём пути.

Двадцать лет неудач, двадцать лет попыток. Каждый раз одно и то же: вместо лёгкого ветерка — ураган, вместо тёплого света — ослепительная вспышка, вместо маленького заклинания — магический катаклизм. И всё же я не сдавалась. Может, я просто бракованная? Или силы закончились, когда я родилась? Эти вопросы преследовали меня годами.

Машина медленно ползла по извилистой дороге, ведущей к дому. Последние метры пути тянулись бесконечно долго, словно сама дорога не хотела приближать меня к месту, из которого я когда-то убежала.

Особняк предстал передо мной во всём своём мрачном величии. Огромный, чёрный, он возвышался среди ухоженных домиков с их светлыми фасадами и аккуратными газонами, как неприступная крепость. Старинные стены, увитые плющом, казались неприветливыми, почти враждебными. Тёмные окна смотрели на меня пустыми глазницами, будто осуждая за возвращение. Ветви деревьев вокруг дома склонялись под тяжестью дождя, словно пытаясь защитить его от непрошеной гостьи.

И тут случилось то, чего я меньше всего ожидала. Моя верная машина, преодолевшая не одну тысячу километров, застряла в огромной луже на подъездной дорожке. С противным чавкающим звуком колёса погрузились в вязкую грязь, разбрызгивая мутные капли во все стороны.

Я попыталась сдать назад, но всё, чего добилась — это фонтан грязных брызг, окативших капот и лобовое стекло. Железный конь стоял на месте, словно вросший в землю. Его двигатель натужно гудел, а колёса беспомощно вращались в грязевой ловушке.

Глава 2: сосед с идеальными бицепсами

Сирены продолжали свой безумный концерт, шумно перекрикивая друг друга, словно соревнуясь в громкости. Их пронзительные голоса разрывали ночную тишину, заставляя меня вжаться в сиденье. Я сидела, закрыв глаза, не в силах пошевелиться. Противные звуки выбили из головы все мысли — я слышала только разъярённые сигналы и стук крупных капель дождя по крыше машины.

Внезапно сквозь какофонию звуков пробился громкий скрип калитки и чьи-то уверенные шаги, приближающиеся ко мне. Капли дождя барабанили по асфальту, создавая тревожный ритм, а ветер трепал мокрые листья, которые кружились вокруг моей машины.

Боясь открыть глаза, я представляла толпу разъярённых соседей, собравшихся вокруг моего автомобиля. В глубине души теплилась слабая надежда, что эти разгневанные люди помогут вытолкнуть машину из лужи. Собравшись с духом, я осторожно открыла глаза и повернула голову в сторону водительского окна.

То, что я увидела, заставило моё сердце пропустить удар. Надо мной возвышался огромный тёмно-зелёный зонт, а держал его мужчина, от которого захватывало дух. Высокий, широкоплечий брюнет с идеально уложенными волосами, которые слегка намокли от дождя. Его тёмно-голубые, почти синие, как океан в шторм, глаза смотрели на меня с нескрываемым интересом.

На нем было пальто цвета хаки, которое идеально сидело и подчёркивало его широкие плечи и накаченную фигуру. На шее — шёлковый платок, слегка влажный от дождя. Его поза была расслабленной, но уверенной, а лёгкая ухмылка на губах выдавала человека, который всегда в центре внимания и у которого всё получается с первого раза. Я приоткрыла стекло на двери.

— Незваный концерт в свою честь? — его низкий бархатный голос идеально подходил к его образу. Он говорил неторопливо, с лёгкой ленцой, словно наслаждаясь моментом. — Оригинально. Запоминается.

Я прищурила свои изумрудные глаза с золотистыми вкраплениями, в которых отразились отблески уличных фонарей. Щит сарказма, который почти рухнул под тяжестью отчаяния, начал медленно подниматься, словно щит воина перед битвой.

— А что, разве не так здесь принято знакомиться с новыми соседями? — парировала я, небрежно откидывая с лица непослушные рыжие пряди, которые выбились из пучка. — Я просто следовала местным традициям. Вам не нравится подобный оркестр?

Он рассмеялся — громко, искренне, от души. Его смех звучал музыкой на фоне воя сирен. Моя колкость явно пришлась ему по вкусу.

— Эрик, — представился он, легко удерживая зонт одной рукой, словно это была самая естественная вещь в мире. Его ладонь была большой, с длинными пальцами, а движения — уверенными и точными. — И, к сожалению, нет. Мой музыкальный вкус всё же немного тоньше. У вас проблемы с железным конём?

— Нет, просто он решил, что эта лужа — идеальное место для медитации, — выдохнула я, стараясь сохранить остатки достоинства. — А я, видите ли, нарушаю его концентрацию.

— Понятно. С характером, — кивнул он, словно что-то для себя решив. Его взгляд скользнул по застрявшим в грязи колёсам, затем вернулся ко мне, оценивая ситуацию. Ухмылка сменилась деловой уверенностью, а в глазах появился блеск профессионала, готового к действию.

— Так. Магией, я смотрю, не вышло, — он огляделся по сторонам, словно прикидывая план действий. — Предлагаю вариант попроще — физическую силу.

Я невольно улыбнулась.

Первым порывом было гордо отказаться от помощи этого незнакомца и остаться страдать в одиночестве, уткнувшись в руль. Я даже выпрямилась в кресле, вздёрнув подбородок, готовая к героическому одиночеству. Но здравый смысл, который в последнее время всё чаще брал верх над моими эмоциями, подсказывал, что до дома оставалось меньше десяти метров, а до нервного срыва — ещё меньше.

Последние дни складывались не так гладко, как хотелось бы: увольнение, проблемы с жильём, свалившиеся с неба наследство, а теперь ещё и эта злосчастная лужа. Очередная неудача только усиливала моё и без того плохое настроение, которое трещало по швам, как старая сумочка.

«Гордость — не та роскошь, которую я могу себе позволить сейчас», — подумала я, смиряясь с ситуацией. В конце концов, не каждый день встретишь такого привлекательного помощника.

— Давайте ваш вариант попроще, — согласилась я, до упора опуская стекло. В салоне стало слышно шум дождя и его размеренное дыхание.

Эрик тем временем сложил зонт, протянул мне его в окно, и обошёл машину, его идеально сидящее пальто быстро намокло от дождя. Он встал у багажника, и я уже включила передачу, готовая рвануть вперёд. Трудно было не отвлекаться на его внешность — мужчина выглядел как модель с обложки глянцевого журнала. Идеальные черты лица, мощная фигура, уверенные движения. Его сильные руки упёрлись в кузов, пальцы крепко обхватили багажник. Я заметила, как перекатываются мышцы под тканью пальто, когда он приготовился к толчку. Капли дождя стекали по его волосам, но он, казалось, не замечал ни холода, ни неудобства.

— На счёт три! — скомандовал он, и его голос изменился — из бархатного он превратился в стальной, властный.

Я нажала на газ, и машина взревела, добавляя свою мощную ноту в какофонию всё ещё воющих сигнализаций. Звук двигателя эхом отразился от стен домов, создавая оглушительный рёв. Ботинки Эрика по щиколотку погрузились в вязкую грязь, но он, словно не замечая этого, продолжал толкать машину.

Его сильные руки уверенно упирались в багажник, мышцы на руках напрягались с каждым толчком. Всего за несколько мощных движений автомобиль с чавкающим звуком, словно лужа не хотела отпускать свою добычу, наконец-то выбрался на сухое место и плавно подкатил к старой чугунной калитке.

И словно по волшебству, все сигнализации разом замолкли. После оглушительного шума тишина казалась густой и непривычной, будто кто-то выключил громкость мира. Даже дождь, будто подчиняясь незримому сигналу, прекратился, оставив лишь редкие капли, стучащие по мокрым крышам и листьям деревьев.

Эрик выбрался из лужи, стряхивая грязь с ботинок. Его пальто было слегка испачкано, но он, казалось, не обращал на это внимания. Подойдя ближе, он посмотрел на меня с ещё большим интересом. Его ухмылка сменилась искренней, чуть лукавой улыбкой.

Глава 3: одуванчиковый чай и пляшущий пылесос

Дом встретил меня неприветливо. Входная дверь словно не хотела впускать — заклинивший замок сопротивлялся каждому повороту ключа. Наконец, с протяжным скрипом, дверь поддалась, открывая проход в мир затхлого воздуха и забытых воспоминаний.

Внутри царил настоящий холод, несмотря на то, что осень только начиналась. Влажный воздух, спёртый, как солёные огурцы в банке, пропитался запахом плесени и пыли. Я невольно поморщилась, делая первый шаг внутрь.

«Возможно, письмо пришло с большим опозданием», — подумала я, оглядываясь по сторонам. А может быть, прабабушка, которую я ласковой называла «баби», с её загадочным складом ума, специально распорядилась передать его поверенным так, чтобы они прислали его как можно позже, когда дом уже погрузится в запустение.

Мои шаги эхом отражались от стен, поднимая серые облака пыли. Пылинки кружились в тусклом свете, проникающем через окна. Я провела пальцами по чехлам мебели, собирая толстый слой пыли. В памяти пытались всплыть воспоминания о том, как я жила здесь раньше, но они ускользали, словно тени.

Пройдя через гостиную, я остановилась у камина. На старой фотографии, вставленной в рамку, была запечатлена прабабушка — она стояла посреди оживлённой центральной площади в своей характерной остроконечной шляпе, держа на руках маленькую меня с мороженым в руке.

Грусть и стыд нахлынули волной. Как редко я звонила бабушке в последние годы! А о том, чтобы приехать в этот дом, который теперь стал моим наследством, я и вовсе не задумывалась. Как часто мы, дети и внуки, наивно полагаем, что наши родные будут жить вечно, и смерть не постучится в их двери.

Особая горечь появилась от осознания того, что ни поверенные, ни дальние родственники не сочли нужным сообщить мне о кончине бабушки.

Поднимаясь по винтовой лестнице на второй этаж, я невольно улыбнулась. Свет от уличного фонаря, проходя через витражное стекло, создавал на полу причудливые изумрудно-жёлтые узоры. Пылинки кружились в воздухе, словно снежинки в искусственном шарике со снегом.

Когда-то, переезжая с одной съёмной квартиры на другую, я мечтала об этом ощущении. Теперь я чётко понимала — я дома. Пусть дом встретил меня неприветливо, пусть воздух пропитан пылью и плесенью, но я знала: моя жизнь изменится, пойдёт по новому пути. И, возможно, именно здесь я найду то, что так долго искала.

Несмотря на пронизывающий холод внутри дома и бушующий за окнами ливень, я всё же решилась сходить к машине за вещами. Накинув старый плащ, я выскочила под потоки воды, которые тут же намочили волосы и одежду. Быстро схватив сумку с необходимыми вещами, я помчалась обратно, словно за мной гнались.

Ванная комната встретила меня мраком и затхлым воздухом. Щёлкнув выключателем, я зажмурилась от неожиданно яркого жёлтого света старой лампы. Помещение показалось мне каким-то заброшенным, словно здесь не было людей уже много лет.

Сняв мокрую одежду, я встала на холодный, слегка скользкий кафель. Старинный кран, покрытый патиной времени, потребовал осторожного обращения. Я опасливо повернула вентили, и трубы ответили недовольным ворчанием. Сначала из лейки душа брызнула ржавая вода, смешанная с какими-то отложениями.

— Чёрт побери! — не выдержала я, отступая в сторону.

Пришлось ждать, пока вода очистится. Наконец, струйки стали прозрачными, но радость была недолгой — вода оказалась едва тёплой, больше напоминая осеннюю реку. Мылась я, дрожа как новорождённый котёнок на холодном ветру, но всё же смогла смыть с себя дорожную пыль и напряжение дня.

Чтобы хоть немного согреться, я сразу натянула тёплый свитер и уютные лосины. Теперь можно было приступить к детальному осмотру дома, но для начала включила отопление, чтобы дом начал прогреваться и дарить тепло, а не холод и сырость. Как законная хозяйка, я решила занять спальню прабабушки, а не свою старую комнату, которая выглядела наиболее запущенной. Видимо, в последние годы она уже не могла даже с помощью магии поддерживать порядок во всём доме, и комнаты, которыми она не пользовалась, были оставлены на произвол пыли и паутины.

После беглого осмотра комнат я заглянула в шкаф в спальне. Среди сложенных вещей нашла относительно чистое постельное бельё, хотя оно и впитало лёгкий запах сырости. Развернув простыни, я постелила их на огромную кровать с резным деревянным изголовьем.

Упав на постель, я почувствовала, как усталость накатила волной. День выдался настолько насыщенным событиями, что я уснула почти мгновенно, едва успев закрыть глаза.

Солнечные лучи настойчиво пробивались сквозь занавески. Я проснулась, чувствуя, как тепло от включенного вчера отопления мягко окутывает комнату. Запах сырости постепенно исчезал, уступая место более приятным ароматам старого дерева и пыли.

Проведя ночь на белье, пролежавшем невесть сколько времени в шкафу, я почувствовала настоятельную потребность принять душ. Сегодняшний день обещал быть продуктивным — нужно было многое сделать по дому.

В ванной комнате я снова включила воду, которая теперь текла более уверенно, хоть и не стала горячее. Намыливая волосы шампунем с ароматом лаванды, я невольно морщилась — пена щипала глаза, но я старалась не обращать на это внимания. Подпевая себе под нос веселую песенку, я пыталась настроиться на рабочий лад.

Странно, но даже находясь в собственном доме, я всё ещё вела себя тихо, словно жила в съёмной квартирке с тонкими стенами. Боялась потревожить соседей. Ирония заключалась в том, что настоящими соседями в этом доме, скорее всего, были мыши, а может, и крысы — столько времени дом простоял без должного ухода.

После душа я облачилась в свой старый, колючий свитер с дыркой на локте. Он был бесформенным, напоминал мешок из-под картошки, но именно в нём я чувствовала себя защищённой от внешнего мира. Этот свитер был моим уютным коконом, в котором становилось тепло и спокойно.

Мурлыкая всё ту же песню, я спустилась на первый этаж и замерла от удивления. Между потолочных балок ажурными рваными занавесками свисала паутина, словно претендуя на то, чтобы остаться нетронутой.

Глава 4: визит вежливости с круассанами

Следующее утро встретило меня теплом и спокойствием, которые разливались по дому патокой. Проснувшись, я почувствовала, как воздух приятно нагрелся, а деревянные половицы под ногами больше не холодили босые ступни. Вчерашние усилия по уборке нескольких комнат не прошли даром — дом словно ожил, наполнился жизнью и уютом.

Пыль, которая ещё вчера кружилась по полу зловещими клубками и танцевала в воздухе, словно призрачные танцоры, теперь была отправлена в совок. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь чистые окна, играли на отполированных поверхностях мебели, создавая причудливые блики. Но несмотря на прогресс, работы впереди было ещё невероятно много — целый этаж ждал своего часа.

На кухне я обнаружила приятный сюрприз — старинная кофемашина, которая была настоящей реликвией, доставшаяся в наследство вместе с домом. Она стояла словно древний артефакт, переживший века. Глядя на её потускневший металлический корпус с витиеватыми узорами, я не удивилась бы, узнав, что она ровесница самого дома.

Машина возвышалась на столешнице как величественный монумент прошлому — массивная, с медными вентилями, потемневшими от времени. Её полированная поверхность хранила следы множества прикосновений прежних владельцев, а латунные детали поблескивали в утреннем свете.

Каждый вентиль, каждая деталь этого чуда техники рассказывали свою историю. Казалось, что машина хранила в себе секреты прошлых поколений, и я не могла не восхититься мастерством её создателей. Она выглядела как произведение искусства, достойное музея, а не просто бытовой прибор.

Но характер у этого агрегата оказался не лучше, чем у его предыдущей хозяйки. Когда я попыталась приготовить кофе, машина начала фыркать и шипеть, словно разъярённый кот. Клубы пара вырывались из всех щелей с таким свирепым видом, что я невольно отступила на шаг, ожидая, что вот-вот произойдёт взрыв и кухня превратится в эпицентр небольшой кофейной катастрофы.

Металлические внутренности издавали зловещие скрежещущие звуки, похожие на предсмертные стоны древнего робота, которого забыли на свалке времён. Вентили скрипели, как несмазанная дверь в заброшенном доме в бурю, а механизм внутри машины протестовал против любого вмешательства, словно древний страж, не желающий подчиняться новому хозяину.

Я уже отчаялась и даже занесла над кофемашиной увесистую поваренную книгу в кожаном переплёте, найденную в одном из шкафов. Книга была такой тяжёлой, что могла бы послужить отличным аргументом в любом споре — я уже готова была применить «магию убеждения» в её самой примитивной форме, когда раздался стук в дверь.

Стук был настойчивым, уверенным и, скорее всего, не предвещал ничего хорошего. Он эхом отразился от стен кухни, заставив меня вздрогнуть и отложить поваренную книгу. Звук был такой чёткий и ритмичный, что казалось, будто кто-то отмерял удары метрономом. Кто бы это ни был, он явно не собирался уходить, и его появление прервало мою неравную битву с непокорной кофемашиной.

Я сжала зубы, стараясь сохранить остатки спокойствия. Мало того что древняя реликвия устроила мне утренний террор, так ещё и незваный гость решил почтить меня своим присутствием в самый неподходящий момент. Идя к двери, я мысленно перебирала варианты: участковый с проверкой, настойчивый почтальон или, что хуже всего, навязчивый коммивояжёр, пытающийся втюхать мне чудо-технику.

В спешке несколько прядей выбились из небрежно заплетённой косы,и разметались по плечам. На моём любимом кардигане расплылось большое коричневое кофейное пятно — яркий след неравной битвы с непокорной машиной. Дрожащей рукой я взялась за тяжёлую ручку двери…

И замерла.

На пороге стоял Эрик.

Его появление выбило меня из колеи настолько, что я на мгновение забыла, как дышать. Он был воплощением идеального утра, настолько контрастирующего с моим личным хаосом, что у меня перехватило дыхание.

Его тёмные джинсы сидели на нём безупречно, свитер из мягкой шерсти идеально облегал широкие плечи и рельефные мышцы. В руках он держал две коробки с логотипом местной пекарни «Сахарная пряность» и два дымящихся стаканчика кофе, от которых поднимался ароматный пар. Его белая улыбка сияла так ярко, что могла бы стать рекламой любой стоматологической клиники.

От его появления моё сердце пропустило удар, а в голове промелькнула мысль: «Только не это. Только не он». Но было поздно — он уже был здесь,

— Привет, соседка. Мирное утро? — он окинул меня весёлым взглядом, в котором читалось явное удовольствие от созерцания моего взъерошенного вида. Растрёпанные волосы торчали в разные стороны, на кардигане красовалось кофейное пятно, а за спиной слышалось зловещее шипение непокорной кофемашины.

— Идиллическое, — парировала я, инстинктивно загораживая собой дверной проём, словно защищая какое-то мифическое чудовище от его любопытного взгляда. — Я как раз вела душевную битву с кофемашиной. Пока что победа за ней.

— Значит, мой визит как нельзя кстати, — он протянул мне стаканчик, и божественный аромат свежемолотого кофе мгновенно заглушил запах гари, исходящий из кухни. — Капучино с тройной порцией сахара. И круассаны от Марты. Она, кстати, замучила меня расспросами о тебе.

Его взгляд скользнул мимо меня в прихожую, где царил настоящий апокалипсис: коробки были разбросаны как попало, повсюду валялись вещи, а посреди всего этого хаоса лежал шланг от пылесоса, словно змея, сбросившая кожу.

Я с подозрением приняла кофе. Аромат был настолько божественным, что мои вкусовые рецепторы затрепетали в предвкушении.

— Надеюсь, вы меня как следует разрекламировали. «Ведьма, которая застревает в лужах и, кажется, объявила войну бытовой технике». Безупречная репутация.

— О, я был куда любезнее, — Эрик без приглашения шагнул внутрь, словно заполняя собой всё пространство своим присутствием. — Разрешишь зайти? Просто хотел проверить, как ты устроилась. Не сбежала ли, напуганная нашими… э… гостеприимными сигнализациями.

— Обдумывала этот вариант, — призналась я, делая глоток идеального напитка. Горячая жидкость согрела меня изнутри, даря секундное умиротворение. — Но потом решила, что бегство — это слишком банально. Останусь и буду сражаться с техникой до победного конца. Или до своего.

Глава 5: наследство, которое не унести в руках

Вечер опустился на Эмбервиль тяжёлым бархатным покрывалом, укутав город в свои прохладные объятия. Небо окрасилось в удивительные сиренево-золотые тона, а вдалеке, за городской чертой, уже проглядывали первые бледные звёздочки, словно бриллианты, рассыпанные по бархату. Вместе с вечером в город пришёл ледяной порывистый ветер. Он просачивался сквозь щели в старых деревянных окнах, заставляя их жалобно поскрипывать, и стелился по только успевшему нагреться паркету, оставляя за собой шлейф из холода.

Я, замёрзшая до онемения в пальцах, уставшая до предела после бесплодной войны с непокорным домом, решила провести разведку на чердаке. Моя теплолюбивая сущность не переносила холод — меня сразу же начинало трясти, как осиновый лист на ветру. Я помнила, как всю осень и зиму в съёмной квартире, чья площадь была меньше, чем кухня в этом доме, я куталась в три одеяла, пытаясь согреться. А сейчас меня трясло так, будто через тело проходили электрические разряды. Зубы стучали, пальцы на руках посинели от холода, а нос, казалось, вот-вот начнёт отваливаться.

Лестница, ведущая на чердак, со стороны выглядела внушительно и даже немного величественно. Тёмные деревянные ступени, покрытые тонким слоем пыли, казались надёжными, но на деле оказались весьма коварными. Каждая ступенька, на которую я осторожно ступала, жалобно скрипела, словно подтверждая мои худшие опасения о возможном падении. С моей-то везучестью немудрено было и что-нибудь себе вывихнуть или сломать. Но холод и отчаянная надежда найти хоть какое-то спасение от стужи гнали меня наверх, к заветной двери, заставляя игнорировать и скрипучие ступени, и шатающуюся перилу, которая, казалось, вот-вот могла оторваться.

С каждым шагом вверх воздух становился всё холоднее и затхлее. Пахло старой древесиной, пылью и чем-то ещё, неуловимым, но тревожным. Старые доски под ногами прогибались, словно жалуясь на свою тяжёлую судьбу, а где-то наверху, на чердаке, поскрипывала от ветра рассохшаяся крыша.

Добравшись до верхней площадки, я остановилась, чтобы перевести дух. Деревянная дверь, ведущая на чердак, выглядела так, будто не открывалась годами. Толстый слой пыли покрывал её поверхность, а по краям виднелись следы плесени. Металлические петли заржавели, и я не была уверена, что смогу их открыть без лишнего шума.

Собравшись с духом, я взялась за холодную металлическую ручку. Та оказалась такой ледяной, что я едва не отдёрнула руку. Сделав глубокий вдох, я потянула дверь на себя. Та поддалась не сразу, словно не желая впускать незваную гостью в свои владения. Наконец, с протяжным скрипом, напоминающим стон древнего чудовища, дверь приоткрылась, открывая вид на тёмное пространство чердака. На меня пахнуло спертым воздухом, пропитанным сладко-горьким ароматом. Здесь, в царстве пыли и безмолвия, мне было особенно неуютно. Казалось, что это место принадлежит не мне, а каким-то таинственным обитателям — возможно, летучим мышам или крысам, которые выбрали чердак своим домом.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь уловить ароматы старого рассохшегося дерева и сухих трав, хранившихся здесь годами. Но запахи долетали до меня приглушённо, словно вековая пыль гасила их, прятала от моих чувств, не желая раскрывать все тайны этого места.

В памяти всплыли детские воспоминания. Мне редко разрешали подниматься сюда, и каждый раз, когда я тайком пробиралась на чердак, чтобы полюбоваться видами города и посмеяться над тем, какими крошечными казались прохожие с этой высоты, меня неизменно ловили. В итоге на дверь повесили огромный амбарный замок, который охранял это место от моих любопытных глаз.

Выключатель, как и прежде, находился справа от двери. С внутренней мольбой я нажала на него, и одинокая лампочка под потолком зажглась без единого сбоя, словно только и ждала этого момента. Тусклый свет рождал причудливые тени на стропилах, которые вытягивались в пугающие силуэты, похожие на призраков прошлого. Они танцевали в воздухе, создавая жутковатую атмосферу.

Я начала методично осматривать пространство, отпихнув ногой огромную коробку, доверху набитую поблекшими от времени ёлочными игрушками. Стекло грустно звякнуло, словно оплакивая утраченную радость, которую эти игрушки когда-то дарили. Теперь они хранили лишь воспоминания о давно минувших праздниках, о смехе и веселье, о тепле семейного очага.

Мои поиски одеяла превратились в настоящее археологическое исследование. Я рылась в коробках и сундуках, переворачивая вверх дном хрупкий порядок чердака. Каждая коробка хранила свои секреты: старинные подсвечники с выгравированными узорами, сервизы с потёртыми краями, истлевшие занавески, пахнущие временем, и старые тетради, страницы которых готовы были рассыпаться от малейшего прикосновения.

Когда огромная комната, прежде аккуратно заставленная коробками и ящиками, превратилась в настоящую свалку старинных вещей, мой взгляд зацепился за что-то необычное. Под стопкой пожелтевших газет, словно ожидая именно этого момента, лежал старый ежедневник.

Потёртый кожаный переплёт, тёмный, как засохшая кровь, с позолотой, почти полностью стёршейся от времени. Он казался неприметным и в то же время словно бы светящимся изнутри, будто хотел, чтобы я нашла его. Ежедневник был перетянут выцветшей, почти прозрачной шёлковой лентой и казался невероятно тяжёлым для своих скромных размеров.

Моё сердце забилось чаще, отдаваясь глухим стуком в ушах. Я, затаив дыхание, смахнула с обложки слой пыли. Никаких надписей — только шершавая кожа, хранящая в себе неведомые тайны. Мне было неловко открывать его, словно я подглядывала через тонкую занавеску за чужой жизнью, за сокровенными моментами, не предназначенными для чужих глаз.

Но любопытство, всегда жившее во мне, взяло верх над осторожностью.

Пальцы предательски дрожали, словно я открывала не чужой ежедневник, а свой долгожданный подарок, спрятанный под нарядной обёрткой в рождественское утро. Каждая клеточка моего тела трепетала от предвкушения, а сердце билось так громко, что, казалось, его стук эхом отражался от стен чердака. Узел поддался не сразу — полуистлевший шёлк никак не хотел развязываться, рассыпаясь мелкими нитками под напором моих дрожащих пальцев.

Глава 6: Сладкий яд и шепот на ушко

Всю ночь я не могла уснуть. Ворочалась в постели, зарываясь то в одно одеяло, то в другое, но сон не шёл. И, как ни странно, проблема была далеко не в холоде. Строки из ежедневника Элис, который я тотчас же про себя обозвала дневником, крутились в голове мучительной каруселью. Перед глазами всплывал идеальный почерк родственницы, отдельные цитаты, все эти простые, но такие недоступные для меня слова. Они казались отдельными пунктами обвинительного приговора в мой адрес. Каждая фраза, прочитанная накануне, словно гвоздь вколачивалась в моё сознание. «Магия — это не власть, это разговор». Как же просто это звучало в записях Элис, и как сложно давалось мне! Я снова и снова прокручивала в памяти её слова, чувствуя, как внутри растёт отчаяние.

Так что утро после находки столь ценного наследства на чердаке было серым, безнадёжным и имело привкус пепла сгоревших надежд, скрипящего на зубах. Небо за окном казалось низким, птицы не пели, а ветер гнал по улице опавшие листья, словно подгоняя их к неизбежному концу.

Я отчаянно нуждалась в якоре — в чём-то привычном, что мог бы делать любой человек, независимо от того, умеет он управляться с магией или нет. То, что это дар, а не проклятие, я поняла именно после беглого прочтения дневника. Никто не учил так, как это описывала Элис. Для всех магия была наукой, набором правил и формул, а для моей родственницы это была обычная жизнь, быт, дыхание каждого дня.

Я посмотрела на улицу сквозь грязное в разводах стекло. В лучах тусклого осеннего солнца капли дождя на подоконнике блестели, как крошечные бриллианты. Мой взгляд зацепился за уже знакомое здание — пекарню «Сахарная пряность». Ноги сами понесли меня к выходу. Я наспех накинула на себя плащ, не заботясь о том, как выгляжу, и выскользнула за дверь.

Мне срочно был нужен кофе — горячий, крепкий, сладкий. Уж он-то точно вернёт меня к жизни! Я шла к пекарне с опущенной головой и ссутуленными плечами. Казалось, все неудачные попытки использования магии за всю жизнь легли тяжёлым грузом на мои плечи. Каждый шаг давался с трудом, будто ноги увязали в невидимом болоте.

Я чувствовала себя призраком — чем-то эфемерным, ненастоящим, бесплотным и бесполезным. Магия, которая должна была быть частью меня, словно отвергла меня, оставив пустой оболочкой. Даже воздух вокруг, казалось, давил на меня, напоминая о моей несостоятельности.

Я была не в настроении беседовать с Мартой, сделав заказ, я села за дальний столик в ожидании готовности “якоря”, не замечая что происходит вокруг меня.

*****

А происходило следующее...

Эрик, как всегда, совершал свою неизменную утреннюю пробежку по вымощенным брусчаткой улочкам Эмбервиля, несмотря на промозглую погоду. Его разгорячённое дыхание вырывалось в холодный воздух тонкими струйками пара, которые тут же рассеивались. Уже по сложившейся традиции он завернул за угол, где находилась пекарня «Сахарная пряность».

Его утренним ритуалом была не только пробежка, но и эспрессо, который он с удовольствием выпивал по дороге до дома. Мышцы приятно ныли от нагрузки, а на душе царило прекрасное настроение. Он был готов к новому дню! Эрик обожал пробежки в прохладную погоду — они бодрили и дарили настрой на весь день.

В это время Марта, взглянула на часы и вышла из пекарни с веником, делая вид, будто подметает и без того идеально чистый порог. Увидев приближающегося Эрика, на её лице мгновенно вспыхнула ослепительная улыбка — та самая, которую она не одну неделю репетировала у зеркала. Выверенная до миллиметра, с идеально накрашенными матовой помадой губами и наивным взглядом, она была готова к своему представлению.

— Эрик! Привет! — её голос прозвенел, как серебряный колокольчик, специально отточенный для таких случаев. — Как пробежка?

Она сделала лёгкий, непринуждённый шаг навстречу, будто невзначай блокируя прямой путь к двери.

— Доброе утро, Марта! Всё, как всегда, отлично, — ответил он непринуждённо, пытаясь заглянуть через её плечо в заведение, из недр которого доносились аппетитные ароматы свежеиспечённой сдобы. — Сделаешь мой любимый кофе?

— Конечно, уже готовлю! — Марта тут же юркнула внутрь и через мгновение появилась с дымящимся стаканчиком. Но вместо того, чтобы просто протянуть его, она сделала вид, что озабоченно вглядывается куда-то через его плечо, понизив голос до интимного, полного мнимой заботы шёпота.

— Кстати, о твоей новой соседке... Диане, да?

Эрик насторожился. Он остро почувствовал резкую смену тона — с непринужденного на таинственный.

— А что с ней?

— О, ничего страшного! — Марта сразу же сделала большие, круглые, чуть испуганные глаза, словно поймала себя на том, что вот-вот выдаст чужую тайну. — Просто... Она такая странная, знаешь ли? Вся растрёпанная, взгляд отсутствующий, дикий. Одета не понятно во что… Заказала двойной эспрессо и булку, и даже не поздоровалась нормально. Словно сама в себе, и в то же время не в себе...

Женщина искусно выдержала паузу, давая своим словам — приторно заботливым, как сироп, и ядовитым, как отрава — просочиться и впитаться в сознание мужчины.

— Я, конечно, не осуждаю! — поспешно, с деланным ужасом добавила она, кладя свою руку на его прохладные пальцы в утешительном жесте. — Все мы странные, это понятно. Просто... Будь с ней повнимательнее, мало ли что. Говорят, у неё с магией не очень...

Глава 7: Сопрано за порогом

Весь день я металась по дому, словно загнанный в клетку зверь. Мои босоногие шаги эхом разносились по дому, а мысли кружились в голове, как осенние листья в ураганном ветре. Я чувствовала себя призраком, тенью той, кем могла бы стать — тенью моей великой родственницы, но тенью неприкаянной, потерянной.

Пытаясь отвлечься, я взялась за уборку. Но всё валилось из рук: пыль разлеталась вместо того, чтобы исчезать, посуда оставалась грязной, несмотря на все мои усилия. Тряпка оставляла разводы на паркете, веник разбрасывал мусор вместо того, чтобы собирать его. Каждая попытка навести порядок заканчивалась неудачей, словно сама уборка насмехалась надо мной.

Мой взгляд то и дело возвращался к обеденному столу, цепляясь за кожаную обложку дневника. Она манила и отталкивала одновременно. Я чувствовала странное притяжение к нему, но вместе с тем — жгучий страх.

Несколько раз я порывалась избавиться от дневника — то хотела выбросить его в мусорку, то сжечь в камине. Но каждый раз, приближаясь к столу, мои руки словно парализовало. Я не могла заставить себя прикоснуться к нему.

Этот дневник стал для меня живым укором. Фраза «магия — это разговор» преследовала меня, жгла изнутри раскалённой кочергой. Она обвиняла меня в том, чего я не могла понять, в том, чего не умела делать.

Я всегда пыталась командовать магией, отдавать ей приказы, как генерал армии. Но магия не подчинялась приказам. Она была живой, капризной, своенравной. И каждый раз, когда я пыталась её контролировать, она отвечала мне насмешкой.

Мои попытки обуздать свой дар заканчивались одним и тем же — оглушительным провалом. Магия работала, но так, что каждый, кто находился рядом, видел мой позор. Она словно издевалась надо мной, показывая всем мои слабости, мои неудачи.

Я опустилась на стул, обхватив голову руками. Слова дневника эхом отдавались в моей голове. Но как разговаривать с тем, чего ты не понимаешь? Как найти общий язык с силой, которая отказывается подчиняться?

Ближе к вечеру холод начал активнее пробираться сквозь стены дома, заставляя меня ёжиться. Зубы начинали выбивать дробь, а пальцы немели от стужи. Я решила, что пора действовать — нужно разжечь камин. Надеюсь, дрова достаточно просохли благодаря отоплению.

В памяти всплыли воспоминания о том, как я заранее позаботилась о камине, снеся целую охапку дров вниз, поближе к котлу. Если бы могла, я бы устроилась прямо там, рядом с источником тепла, но холодный каменный пол быстро развеял эту романтичную идею.

Спуск за дровами превратился в настоящее испытание. Тело ломило после бессонной ночи, а замёрзшие конечности онемели, потеряв всякую чувствительность. Я даже хихикнула, представив себя поленом — эта нелепая мысль неожиданно придала мне сил!

К моей огромной радости, камин загорелся с первого же раза, без лишних усилий. На эмгновение мелькнула мысль использовать магию для разведения огня, но я тут же отбросила её. Эксперименты с огнём в единственном жилье — не лучшая идея.

Тёплые языки пламени начали танцевать в камине, наполняя комнату уютным светом. Я обвела взглядом гостиную, чувствуя странное противоречие: с одной стороны, так хотелось использовать магию, с другой — хотелось сделать что-то по-человечески, своими руками.

Мой взгляд остановился на двери. Массивная, из цельного дуба, с коваными петлями — настоящая реликвия. Но был у неё один существенный недостаток: пронзительный скрип, способный, казалось, резать стекло и отпугивать не только незваных гостей, но и всех соседей в радиусе километра. Каждый раз, открывая или закрывая её, я стискивала зубы от этого душераздирающего звука.

«Вот оно!» — промелькнула мысль. Идеальная мишень для моего первого эксперимента с новой магией! Самое простое заклинание из дневника, не требующее больших усилий. Пора учиться просить магию о помощи, а не командовать ею.

Не знаю, что придало мне смелости — тепло камина или надежда на успех, но я, воодушевлённая, почти вприпрыжку побежала на кухню за дневником. Пальцы дрожали, когда я осторожно перелистывала страницы дневника. Каждая буква, написанная рукой Элис, казалась священной. Я нашла нужную страницу — ту самую, где было описано заклинание для капризной двери.

«Если дверь жалуется на скорбь свою, не затыкай уши, а поднеси к ушной раковине её сухой лист мяты и шепни: “Голос твой пусть будет гладок, как шёлк, и лёгок, как перо”», — гласили строки.

Я читала эти слова снова и снова, словно пытаясь впитать их смысл каждой клеточкой своего существа. Заклинание казалось таким простым, почти обыденным, но я знала, что за этой простотой скрывается нечто большее.

С замиранием сердца я отправилась на кухню. В памяти всплыли несколько бумажных пакетиков с терпким ароматом засушенных трав. Этот запах мгновенно перенёс меня в тёплые моменты болезни, когда мне заваривали травяной чай с мятой и малиной.

Но сейчас эти пакетики словно испарились! Я перерыла весь кухонный шкаф, заглядывая в каждый уголок. Фарфоровая посуда, жестяные кастрюли, чугунные сковородки — всё было перевернуто вверх дном. Мука и сахар рассыпались по полу, полностью обесценив мой труд в виде мытья полов.

Отчаяние начало охватывать меня, когда я вспомнила о щели между кухонным столом и стеной. Аккуратно отодвинув тяжёлую мебель, я увидела их — заветные пакетики! Они просто завалились туда, и я не заметила.

С трепетом я достала один из пакетиков и осторожно извлекла сухой листик мяты. Он был сморщенным, почти прозрачным, но всё ещё хранил слабый аромат свежести.