2010 год, 3 июля.
— Когда я вырасту, я стану такой же, как ты, — складываю пальцы, имитируя пистолет, и, прикрыв один глаз, изображаю стрельбу.
Отец звонко смеётся и треплет меня по волосам, а в моей душе разливается тепло и тогда ещё непонятная мне тоска.
— Конечно, солнышко. Но чтобы быть таким, как я, тебе нужно много есть. Поэтому пошли, иначе мама будет ругаться.
— Но я не хочу… — хнычу я, дёргая отца за рукав рубашки.
— Мэлони! Джаред! Еда стынет, идите уже есть! — недовольно бурчит мать.
Отец подхватывает меня на руки и несёт в дом. Я продолжаю жестикулировать, донимая отца расспросами о работе, и, наверное, в сотый раз прошу рассказать одну и ту же историю. Когда отец сдаётся и принимается пересказывать мне одно и то же, я визжу от восторга, будто слышу её впервые.
Зайдя в дом, отец опускает меня на пол. Под строгий взгляд матери мы усаживаемся за стол. Рядом со мной сидит такой же хмурый, как и мать, Арчи. Он всегда считал меня папиной любимицей, поэтому постоянно дулся.
Мать садится рядом с отцом, и все принимаются есть. Я заглядываю в тарелку и начинаю капризничать.
— Фу, я не буду это есть, — хнычу я.
— Мэл! — рявкает мать.
Отец накрывает её руку своей ладонью, стараясь успокоить.
— Солнышко, помнишь, что я тебе говорил? — подмигивает мне отец.
Арчи громко фыркает.
— Чтобы ты на меня внимание обратил, мне тоже нужно начать ныть, как маленький ребёнок? — бурчит он.
— Сынок… — устало выдыхает отец.
— Нет, ну правда… — возмущается брат.
— Если я всё это съем, ты обещаешь, что снова возьмёшь меня пострелять? — выпаливаю я, перебивая брата.
На кухне тут же повисает тишина. Из просто напряжённой, атмосфера становится невыносимой. Кажется, даже воздух стал гуще — каждый вдох даётся с трудом.
— Ты что?! — рявкает мать, резко разворачиваясь к отцу. Тот в свою очередь лишь устало прикрывает глаза.
— Не при детях, Роуз, — отвечает он.
Я вижу, как мать напрягается всем телом, едва сдерживая ярость, чтобы не взорваться.
Затянувшуюся тишину прерывает скрежет отодвигающегося стула слева от меня.
— Пошло всё на хрен, — говорит Арчи.
— Арчибальд, что ты сказал?! — мать хватается за грудь.
— Я сказал — пошло всё на хрен! — уже громче повторяет он. В голосе слышится такая злость, что его даже потряхивает. — Надоело! Вы все надоели! — выкрикивает он. — Особенно ты! — он переводит взгляд на меня. — Отец носится с тобой, как с хрустальной! А на меня всем плевать! Я здесь лишний! Даже на стрельбище повёл! Хотя это я мужчина! Я твой сын! — он поворачивается к отцу. Я вижу, как брат едва сдерживает слёзы. Сама я чувствую то же самое — только из-за обиды. Оттого, что он сказал что ненавидит меня. — А ты всегда любил её больше…
— Сынок… — отец встаёт со своего места и делает шаг к Арчи.
Брат отшатывается, как от пощечины, а потом швыряет скомканной салфеткой в отца.
— Ненавижу! Ненавижу тебя! — Арчи поворачивается ко мне. — А тебя — в особенности! — выкрикивает он, прежде чем рвануть на второй этаж.
— Арчибальд! Немедленно вернись на место! — рявкает мать и поднимается из-за стола, чтобы нагнать беглеца, но отец перехватывает её за руку и качает головой.
— Пусть малец остынет. Я сам с ним поговорю, — тихо произносит он.
Мать кидает на меня неоднозначный взгляд. Остальная часть ужина проходит в гробовой тишине.
Закончив есть, я смотрю на родителей — они сидят, уткнувшись в свои тарелки, погрязнув в собственных мыслях.
— Я поела, папа. Теперь ты поиграешь со мной? — лучезарно улыбаюсь я.
Отец переводит взгляд на меня и вымученно улыбается.
— Обязательно, солнышко. Но для начала… — он переводит взгляд на мать. — Нам с твоей мамой нужно обсудить взрослые дела, а ты пока беги в комнату, разложи монополию. Мы скоро все соберёмся, чтобы поиграть.
Я киваю, встаю из-за стола и радостная несусь по лестнице, скрываясь в своей комнате. Начинаю копаться в шкафу в поисках той самой монополии.
Найдя игру, я начинаю разделять купюры, чётко следуя инструкциям, а после расставляю фигурки. Но не могу найти фигурку пингвина, за которого всегда играет Арчи. Тогда я решаю направиться в комнату брата, чтобы узнать, не знает ли он, куда подевался пингвинчик.
Выйдя из комнаты, я тут же слышу приглушённые голоса родителей. Пожав плечами, иду к брату. Стучусь раз, второй — ответа нет.
— Арчи? — зову я.
— Проваливай! — рявкает он. — Выметайся! Видеть никого из вас не хочу!
Потоптавшись на месте ещё пару секунд, решаю узнать у отца, не видел ли он фигурку. Если её не найти, Арчи расстроится ещё больше.
Оглядев часть дома, я понимаю, что родители, скорее всего, в кабинете отца. Вновь взбежав по лестнице, направляюсь туда.
Подойдя, слышу злой выкрик матери.
— Они дети, Джаред! — вопит она.
— Роуз, ты не понимаешь! — повышает голос отец. — Эдвард… я… — запинается. — У нас крайне важное дело. А дети… я хочу, чтобы они могли себя защитить.
— Что значит “в случае чего”, Джаред?! Ты работаешь в Федеральном следственном агентстве! Ты один из самых ценных сотрудников! Они должны охранять тебя!
— Дорогая, это просто меры предосторожности, — голос отца становится почти ласковым.
Я стучу в дверь и, не дожидаясь ответа, захожу. Мать в слезах жмётся к отцу, который успокаивающе гладит её по спине. Она отстраняется, чтобы украдкой вытереть слёзы.
— Что случилось, солнышко? — натягивает улыбку отец.
— Почему мама плачет? — с грустью спрашиваю я.
— Всё хорошо. Просто соринка в глаз попала, — мать тоже натянуто улыбается, а я в ответ киваю.
— Пап, ты не видел пингвинчика? Любимую фигурку Арчи — я нигде её не могу найти.
Отец выдвигает столешницу и достаёт маленькую серебристую фигурку. Я подпрыгиваю от радости.
— Спасибо! — визжу я. — Теперь Арчи перестанет на меня злиться, правда? — поднимаю взгляд на родителей.
Южный Чикаго. Район Энглвуд. 4:20 утра.
Мы едем молча.
В машине слышен только гул двигателя и негромкое потрескивание радио. За окном проносятся пустые улицы — 63-я, затем пересечение с Халстед. я сижу впереди, рядом с водителем. На мне бронежилет, в ушах — гарнитура. Пальцы слегка дрожат, но моё лицо остаётся спокойным.
Позади — моя группа. Шесть человек. Все — с опытом, с боевыми заданиями за плечами. Дилан — на крыше, у него тепловизор и оптика. Рафаэль и Эмми — заходят с заднего входа. Остальные — в группе прикрытия. Я — внутри основного штурма.
4:39.
— Подъезжаем к точке. Двести метров, — говорит водитель, убирая ногу с газа.
Здание — старый склад, внешне ничем не примечательный. За фасадом — импровизированная база картеля. Камеры на столбах, один охранник на крыше.
— Визуально чисто, — раздаётся голос Дилана в наушниках. — Один снаружи, остальные внутри.
— Принято. Команды на позициях? — спрашиваю я.
— Тыл — готовы.
— Крыша — на точке.
— Штурм — ждём команду.
Я задерживаю дыхание. Секунду. Другую.
— Начинаем. Штурм через — Три. Два. Один.
Светошумовая граната летит первой. Грохот. Вспышка. Я бросаюсь вперёд вместе с двумя бойцами. Дверь выносят тараном. За ней — тёмный коридор и испуганные крики. Мужчина с пистолетом поднимается с дивана — Эрик валит его с ног, обезоруживает в два движения.
— ФБР! НА ПОЛ! НЕ ДВИГАТЬСЯ!
Комната наполнена дымом. Резкий запах. Визг. Кто-то пытается убежать через задний выход — Рафаэль встречает его ударом в грудь, валит на пол.
Я иду первой. Очистка помещения — методичная. Слева — кухня, пусто. Справа — складское помещение. Я подаю знак бойцу за спиной: «входи».
Трое мужчин лежат на полу, лицом вниз. Один пытается что-то сказать, но я перехватываю взгляд коротко бросая:
— Закрой пасть.
Пластиковые стяжки щёлкают на запястьях. Один из бойцов поднимает сумку — внутри сверточки героина, несколько упаковок с маркировкой.
— Вторая комната — чисто. Документы на столе, бумажник, телефоны. Один пистолет, без патронов.
В этот раз я захожу последней. В помещении — запах дешёвых сигарет, пыль, и что-то кислое, знакомое. Я осматриваю всё — взгляд цепкий, выученный. Замечаю: в углу — пластиковый бак с двойным дном. Показываю жестом. Один из парней подходит с инструментом и вскрывает.
— У нас это. Почти десять штук. Запечатаны.
5:05.
Все задержанные под контролем. Никто не ранен. Один из членов картеля — молодой, испуганный — явно ничего не понимает. Он только что не рыдает.
— У нас есть пароли к смартфонам? — спрашиваю я, обращаясь к оперативнику.
— Уже в процессе. Передано цифровой группе.
Снаружи светает. Машины DEA* подъезжают к бордюру. Агент в чёрной куртке выходит и направляется в мою сторону.
— Всё чисто?
— Всё, кроме крыши. Дилан работает. — я киваю вверх.
— Хорошая работа.
Я не отвечаю. Только смотрю на здание — будто в первый раз. Усталость ещё не догнала, но это всенепременно случиться позже. Сейчас — только пульсация в висках и напряжение, которое не спадает.
Моя группа выходит из здания. Один из бойцов кидает мне бутылку воды. Я киваю и делаю глоток. Горло пересохло.
— Всё, что нашли — в отчёт. Телефоны на расшифровку. Этого — отдельно, — кивает на главного из задержанных. — Он не просто курьер.
— Ты в порядке? — негромко спрашивает Раф, проходя мимо.
Я только киваю.
***
Мы возвращаются в штаб. Конвой уже в пути.
В здании управления — отчёт, допросы, протоколы. Меня вызывают в комнату, где сидит куратор. Подписываю бумагу. Отвечаю на вопросы. Что видела. Кто был вооружён. Как реагировали. Один из агентов правовой службы зачитывает права задержанных — почти машинально.
Только к вечеру, ближе к ночи, я выхожу на улицу. На парковке почти пусто. Машина ждёт.
На телефоне — ни одного сообщения. Только уведомление: “Операция 08-42 закрыта. Статус: успешная”.
Я смотрю в экран, потом блокирую телефон и сажусь в машину. С завтрашнего дня у меня R&R,** я устало вздыхаю потирая глаза.
***
Дома меня встречает мрак и тишина. Только переступив порог дома, тело расслабляется настолько, что приходится схватиться за ближайший комод, дабы не рухнуть. Сняв обувь, я направляюсь прямиком в ванную и первым делом умываю лицо ледяной водой, после чего поднимаю голову и встречаюсь с собой взглядом в зеркале.
Лицо за последние пару месяцев осунулось, некогда ярко-зелёные глаза сейчас от чего-то кажутся почти неживыми и блеклыми. Я тяжело вздыхаю и тру лицо руками, после чего встряхиваю головой, стараясь упорядочить мысли.
Вновь возвращаюсь и разглядываю своё отражение. Глаза, как всегда, невольно выцепляют на фоне тёмно-каштановых волос седой локон. Я зажмуриваю глаза так сильно, что перед глазами начинают плясать чёрные пятна.
— Пожалуйста, только не сейчас, — устало простонав, я молю своё же подсознание, чтобы оно в очередной раз не подкидывало бы сцены пятнадцатилетней давности.
Упершись руками в умывальник, я вновь пристально смотрю в зеркало на свои волосы.
Сколько же раз я пыталась избавиться от этого? Что только я не делала — отстригала, красила, — ничего не помогло. Седой локон всегда отрастает, будто намеренно напоминая о событиях минувших лет.
В очередной раз тяжело вздохнув, я направляюсь в душ, предварительно на фоне включив плейлист с песнями исполнителя Chris Gray, и забираюсь в душ. Пар быстро заполоняет пространство, а тело под кипящими струями воды полностью расслабляется, от чего я издаю блаженный стон.
После душа тело расслабилось настолько сильно, что я вошла в состояние желе, и из душа я не выхожу, а почти выползаю. Замотавшись в полотенце и подхватив телефон с колонкой, я направляюсь на кухню. Опустив девайсы на кухонный островок, я принимаюсь хлопать дверцами навесных тумб в поисках хоть чего-нибудь съестного.
Я смотрю на хмурого отца. Казалось бы, я впервые в жизни видела его таким. Он явно был чем-то недоволен.
Пространство вокруг кажется странным: безграничность и пустота. Где-то поодаль слышался капающий звук — будто протекает труба. Отец смотрит себе под ноги, но одновременно — будто сквозь всё это пространство, в котором мы находимся. Он задумчиво потирает подбородок и хмурит брови.
Мне хочется сорваться с места, подбежать и обнять его настолько крепко, насколько я вообще способна физически. Я пытаюсь двинуться, но ноги будто парализованные, совершенно отказываются сотрудничать. Я хмурюсь и делаю ещё одну попытку, но результат тот же.
Тогда я поднимаю голову, вновь глядя на отца и пытаюсь позвать его. Но из приоткрытых губ не срывается ни звука. Сердце забилось быстрее, ладони вспотели. Я нервно прикладываю руку к горлу и снова пытаюсь — всё без толку.
Я начинаю по-настоящему паниковать и сама не замечаю, как из глаз начинают течь слёзы: одна, вторая, третья… А потом они хлынули так, будто кто-то выкрутил внутри меня вентиль на максимум.
И тогда отец наконец поднял голову и пристально посмотрел на меня. Пустой взгляд вдруг стал осознанным. У меня перехватило дыхание — сердце, кажется, споткнулось и сбилось с привычного ритма. Отец направился в мою сторону. Воздуха в лёгких стало катастрофически мало. Мне стало казаться, что я задыхаюсь — до того момента, пока не поняла, что я просто неосознанно задержала дыхание. Я постаралась взять себя в руки и начать дышать.
Отец подошёл почти вплотную. Я смотрела ему в грудь, не смея поднять головы. Если быть до конца честной — мне просто было страшно. Я знала, что произойдёт: как только я взгляну на него, по телу начнёт расползаться алое пятно, а изо рта — струиться кровь. Так было всегда.
Я закрыла глаза, стараясь прогнать мираж и мысленно вынуждая себя проснуться… и вдруг — его ладонь легла на мои волосы. Едва ощутимо, так нежно, что к горлу мгновенно подкатил очередной ком, а из глаз снова покатились слёзы.
— Мы с мамой скучаем, солнышко, — нежно проговорил отец.
Я шмыгнула носом, но снова не услышала ни звука. Он переместил ладони на моё лицо и приподнял его. Я не сопротивлялась — разве я могла? — но не была в силах открыть глаза, не хотела вновь видеть этот кошмар.
— Доченька, посмотри на меня, — всё так же мягко попросил он.
Собрав всё своё мужество, я медленно приоткрыла один глаз — ожидая привычного сценария. Но… ничего. Я нахмурилась, открыла второй и, хмуро глядя на отца, не понимала, что вообще происходит.
Он усмехнулся, а потом расплылся в улыбке:
— Не хмурься, солнышко, а то сейчас ты похожа скорее на тучку, — по моим щекам продолжали катиться слёзы, которые отец бережно вытирал. — Какой ты у нас с мамой красавицой выросла… Ну точная её копия, — улыбнулся он, а я окончательно потеряла нить происходящего.
Что. Происходит?
Я снова попыталась открыть рот, чтобы хоть что-то сказать, но — снова ничего. Это начало выводить из себя. Внутри закипала злость. Что за чёрт?!
Отец отрицательно покачал головой, потом обнял меня, еле ощутимо поглаживая по спине, и уткнулся подбородком в макушку. Только… я не могла пошевелиться. Стояла как вкопанная, сколько бы ни старалась сдвинуться.
— Ты всё-таки пошла по моим стопам, — прошептал папа. — Я горжусь тобой, дочь.
Он сделал паузу.
— Но я знаю, зачем ты это делаешь… — он крепче сжал меня, потом отстранился, положив руки на мои плечи. — Брось это дело, Мэлони, — строго сказал он. — Ты ещё молодая, у тебя вся жизнь впереди. Тебе нельзя к нам с матерью… Не лезь туда, дочка, где тебя разорвут, как бедную овечку.
Я хотела возразить, закричать, оправдаться, просить прощения — за то, что разочаровала его, наверное. Но, чёрт побери, не выходило ничего. Отец вновь заключил меня в объятия, теперь гораздо крепче, чем в первый раз, и зашептал:
— Я знаю, ты упрямая и всё равно поступишь по-своему… Но прошу тебя — будь предельно осторожна. Если эти люди узнают, что мои дети живы… — он замолчал, потом тяжело вздохнул и продолжил: — Они не оставят вас в живых.
С этими словами он отстранился.
— Мне пора, солнышко. Пообещай, что будешь осторожна, — шепнул он.
Клянусь, я бы пообещала ему всё, что угодно, лишь бы он остался ещё на минуту. Но он поцеловал меня в лоб и сделал шаг назад. Сердце болезненно сжалось.
— Помни, солнышко, мы с мамой всегда будем любить тебя, что бы ты ни решила.
Он сделал ещё шаг… и ещё. Всё внутри вопило — двигайся! Догони! Умоляй не уходить! Фигура отца отдалялась, превращаясь в силуэт. Когда расстояние между нами стало почти непреодолимым, я наконец смогла сдвинуться. Бросилась вперёд. Казалось, ещё немного — и я дотянусь рукой…
И тут я за что-то зацепилась, падая вниз. Рефлекторно зажмурившись и сгруппировавшись, я распахнула глаза и поняла: всё вокруг изменилось.
Передо мной — та самая сцена. Выстрел. Отец падает на колени. Из горла вырывается булькающий звук. Воздух разрезает мой полный боли и отчаяния вопль.
Я с грохотом падаю на пол, руку пронзает острая боль, вырывая болезненный стон.
Спустя минуту в комнату влетает растрёпанный и заспанный Арчи, держа наготове пистолет. И когда только успел? У него уходит всего пару секунд на оценку ситуации, а после он бросается ко мне, схватив меня за локти, приподнимает и опирает спиной о кровать.
Я шиплю от боли, которая возникает при контакте с моим левым локтем. Я открываю ранее зажмуренные глаза и смотрю в обеспокоенные серые глаза брата.
— Ты как? — тихо спрашивает он.
Я морщусь.
— Всё… нормально? — криво усмехаюсь я. — Будто ты никогда с кровати не падал.