Врата полуночи

Глава 1, в которой мы познакомимся с несколькими персонажами, но не все из них главные

Собака снова залаяла.

Потом под окном заворчало, зашаркало — Миру регулярно удивляло, как можно так громко шаркать по песчаным дорожкам — и звуки стихли. А потом настойчивый гость снова затряс ворота, и все началось по кругу.

Метод «ничего не вижу и не слышу» не сработал, придется вставать и идти. И решать. И как тетка со всем этим умудрялась справляться? А ведь при ней и экскурсий было куда больше, и Иваныч запивал куда чаще, и собаки не было — не жаловала их Магда.

Ворота снова затрясло в припадке, и пес ответил тем же.

— Не тряси, не тряси, ирод, нету севодни ничего, тебе говорят! Завтра приходи, завтра экскурсия. А сегодня нету никого!

— Так и мы не на экскурсию! Открывай, дедушка. Мы по договоренности к… да, к Мирене. Правильно же приехали? Советская улица, дом семнадцать, Усадьба-музей «Старина». Или не туда?

— Не работает, завтра экскурсия, — гудел Иваныч.

— Не, нам экскурсия не нужна, мы к Мирене. Открывай! Ждет нас хозяйка твоя, ждет! Спроси сходи. Снимать ее будем, а потом в телевизоре покажут!

— С телевизора, что ль? Не надо нам никого, — упорно сопротивлялся Иваныч сомнительной чести попасть «в телевизор».

Иваныч сопротивлялся, незваные гости тоже, пес заходился в лае. И конца этому не предвиделось.

Все как-то складывалось не так.

Мир двоился, и это было неправильно.

Совсем как когда-то.

Придется вставать, бросать все дела, которые в разы важнее этого мира, и разбираться, кому же на этот раз понадобилось видеть саму Мирену…

Смешно, конечно, в её-то возрасте. Но дар был, и люди это знали. И дар был таков, что даже тетка Магда периодами побаивалась Богом данной «племянницы».

На днях, в аккурат в грядущее полнолуние, Мире исполнялось двадцать четыре года. Хороший возраст, если уверен, что все у тебя впереди, и главное — только светлое будущее. И прошлое ничего: уже есть, что вспомнить, а сожалеть пока что не о чем.

Мирена свое прошлое ненавидела. И старалась не вспоминать. А что вспоминать — детский дом? Мать свою она не помнила совсем, и, хотя до семи лет прожила в родном доме, уютном и красивом — это Мира помнила отчетливо — любимой дочкой в сонном пыльном поселке с гордой прибавкой «городского типа», носила бантики и бегала с подружками, никакой образ не появлялся перед ней при слове «мама».

Зато все остальное забыть если и хотелось, то оказалось невозможным. А уж если такая мелочь была невозможна для Миры… значит и никому было не справиться.

Мать умерла, когда девочка с диковинным для глухой деревни именем Мирена собиралась стать первоклассницей. Белые гольфы и белая блузка были, еще были казенный портфель и линейка, гладиолусы в вазе на столе учителя и раздражающе-зеленая доска, потрепанная, как и все вокруг.

Чудеса начались позже. Ей было уже лет четырнадцать — самое время перестать верить в то, что желания сбываются — когда ее разыскала тетка, какая-то дальняя родня. Никаких теток Мира не помнила и совершенно была уверена, что все это если не ошибка, то совершенно точно очень большое надувательство. Товарки уже давно разъяснили ей, что детей постарше выбирают для пособий или для помощи в крестьянской семье, где работы всегда хватает, и то — редко, если повезет. На памяти Миры не «повезло» еще никому. Повезло ли ей с обретенной родственницей — предстояло еще выяснять.

Борясь со странным предчувствием и ощущением, что мир раздваивается перед ней, показывая свою истинную сущность, Мира собралась в дорогу. Тетка жила в соседней области километров за триста от интерната, и путь предстоял неблизкий, с несколькими пересадками и пешими путешествиями. Это пугало куда меньше, чем неизвестность, поджидающая ее на месте. К слову, добрались они относительно легко.

Не удосужившись осмотреться по прибытии, утром Мира была крайне удивлена. Захламленную комнату наполнял душный аромат сушеных трав вперемежку с пылью, и вообще вся комната — единственная в доме — выглядела нежилой и затхлой. Загаженный стол занимали бутылки темного стекла, ступки с мерзкой по виду и запаху гадостью, пухлые блокноты с желтыми вываливающимися страницами, а пятна от кофе, казалось, въелись в столешницу и взирали на всех входящих с немым укором. Закутанная в платок хозяйка казалась оболочкой, из-под которой проглядывало что-то звериное, страшное и нездешнее.

Тетка была не просто странной. Приземистая и крепкая, она казалась простой крестьянской бабой с одной мыслью во взгляде — как бы выгадать. Где и чем — не важно, лишь бы всё в дом. Хитрая той особой крестьянской хитростью, которая помогает выжить, казалось, она и не видит ничего больше. Вот и племянницу забирает: «Доброе дело, о душе пора думать», — твердили соседи. «Да никто ты мне. А вот доглядишь меня, а я тебе дом, чем плохо? Нужны мы друг другу», — заявляла тетка, помешивая почти несъедобный суп в кастрюльке. Кухня явно была не её коньком. Мира давилась дурно пахнущей жижей под жестким взглядом и ненавидела, сама не разбирая, что — то ли тетку, с её бесконечными попытками приготовить, то ли дом, то ли все сразу. Обычная. Самая обычная тетка, каких много. И мысли обычные, и всё — обычное тоже. Но как-то слишком. И нет-нет, да и виделось под этой оболочкой рано повзрослевшей Мире совсем другая женщина — дикая, темная, властная. И тоже — ненавидящая всё и всех.

Что ж, скрывать себя Мира тоже умела. Сначала неосознанно, от страха — не хотела выделяться, ибо понимание “я не такая” пришло слишком рано. А затем и осознанно — научилась пользоваться своим даром, создавала видимость безобидной дурнушки и всё хотела попробовать нечто большее. Но и останавливало каждый раз что-то — осознание ли, что время еще не пришло, а может и страх разбудить нечто, с чем можно ведь и не справиться — не зная да не умея.

Глава 2, в которой Алек все-таки напрашивается в гости

Итак, собака лаяла, в ворота стучали — неделикатно и крайне настойчиво, за воротами — переговаривались, Иваныч ворчал, ситуация явно переставал быть штатной.

На всякий случай — хотя какой всякий, Мира отлично помнила, что на сегодня никаких встреч никакому телевидению не назначала — девушка пролистала ежедневник. Ну да, точно, все так и есть. Запись “Алек Айден, блогер, напрашивается на интервью, 12:30” значилось в графе ближайшего понедельника, шестнадцатого октября, а сегодня пока еще пятница, и совершенно точно не шестнадцатое. Не будучи уверенной в своей правоте, Мира взглянула на перекидной настольный календарь — на всякий случай. Ничего не изменилось — до шестнадцатого оставалось несколько дней. Только это ничего не меняет, придется идти и разбираться. Ох уж эти блогеры, особенно Алек. Ох уж эти бесконечные гости!

Мирена навесила на лицо самую приветливую улыбку, поправила волосы и только потом открыла дверь.

— Сергей Иванович, откройте ворота.

— Неужто их приглашали? — недоуменно бормотал сторож (он же садовник, он же и банник, когда требовалось), трясущимися руками убирая засовы и распахивая перед пыльным внедорожником деревянные створки ворот.

— Не приглашали, — вздохнула Мирена, — но раз уж приехали… Лучше разберемся с гостями сразу. Вы машину впустите, ворота закройте и идите воду таскать, да дрова потом приготовьте, сосновые. Баню сегодня топить будем.

— А гости?

— А что “гости”? Не помешают они. Поговорят и уедут. Ну, в баню сходят на дорожку гладкую. А наши дела — это наши дела.

Переваливаясь лениво и тяжело, пыльная машина въехала во двор. За машиной шел молодой человек — стильно подстриженный и нарочито небрежно невыбритый. Толстый свитер и потертые джинсы намекали на неформальность и определенную открытость, которую следовало обязательно продемонстрировать окружающим, зато жесткий, равнодушный взгляд сразу расставлял все по местам и вряд ли обманул бы внимательного собеседника. Жаль только, что, попав под обаяние “злого гения”, никто не удосуживался поглубже заглянуть в глаза и убедиться — никакого места чувствам здесь не было.

Мире он не понравился. Не понравилось, как по-хозяйски джип замер посреди двора и из машины начал вылезать оператор с огромным кофром. Когда неторопливый процесс выгрузки оборудования был завершен, парень тут же начал потрошить свои сумки с ловкостью заправского мясника. Не понравилось Мире и то, как цепко оглядывался главный гость, явно чувствовавший себя не в своей тарелке. Причина Мирене не была понятна — но это точно была не их встреча: равнодушно мазнув взглядом по девушке на крыльце, блогер осматривался. Чувствовалось в нем что-то… странное… что-то…

— Позови хозяйку, пожалуйста, — заявил он в никуда. Он явно старался придать своему голосу твердость и равнодушие, но то, что все это было напускным и требовало немалых усилий от говорившего от Мирены не скрылось. Он сам, казалось, внезапно ощутил это нечто, вползшее за джипом.

— Я хозяйка. А вам что угодно в моей усадьбе?

Никакого особого интереса у гостя Мира после озвучивания этой новости не заметила.

— Мы договаривались на интервью, обзорные съемки и получили приглашение пожить несколько дней в старинной усадьбе. С вами договаривались, как я понимаю, если вы — Мирена. Вы ведь колдунья Мирена? Амулеты, заговоры, снадобья от неверного мужа?

Вот теперь он явно чувствовал себя увереннее — отвлекся, поняла Мира.

— Да, я Мирена-колдунья. Точнее — привратник. Но вы можете называть как удобно. И чего вы желаете сегодня?

— Угу, планы, да, давайте согласуем. Ольга, где мой блокнот? Женя, аппаратура до сих пор не готова, чего ты рот раскрыл, куриц не видел никогда? Тогда тем более снимай, будет чем похвастаться в клубешнике. Давай, давай, расчехляй камеру.

— Итак?

— Да, значит, мы договаривались на интервью. Отснимем его завтра-послезавтра. Участие в обряде — думаю, тянуть не надо, давайте сегодня решим это. И обзорная экскурсия по музею. Сегодня. Какое-то время еще понадобится на съемки окрестностей, это мы уложимся. Все. Итого три дня.

— Три дня? Вероятно, но в этом случае вам придется приехать в тот день, на который мы договаривались. Выходные у меня заняты. Да и полнолуние пропускать — как-то не по-ведьмински, не находите?

— Девушка, в какой день мы договаривались? На тринадцатое, пятница. У нас тоже съемки, на понедельник уже заказана студия, там совершенно иные планы. Давайте мы все будем соблюдать договоренности, — он явно был недоволен и искал, на ком бы сорваться. А тут такой повод… Конечно, сейчас выяснится, что договоренности нарушают именно незванные гости, сорвется великий и ужасный блогер Алек на помощнике, хотя Мира отлично помнила, что звонил и обговаривал с ней числа именно он сам… скучно. И ведь ничего не поможет, не пойдет он на признания и уступки, не тот тип. Но попытаться решить миром все же стоило. А главное — в этот раз ей незачем было лгать: дело-то ее и правда было безотлагательным. Хотя, Алек с его связями может быть и уговорил бы полнолуние наступить попозже, дня на три, как раз они бы уложились, раз уж студия заказана на понедельник и сделать ничего нельзя.

— Не возражаю, — Мирена все же решила попытаться выпроводить гостей миром. Или сократить их визит… она и на это была бы согласна, что уж. — Но мы договаривались с господином Айденом — это ведь вы, так? — на понедельник, шестнадцатое октября. Не может быть, чтобы два таких непохожих числа можно было перепутать, правда, Алек?

Глава 3, в которой мы узнаем истинные мотивы посещения усадьбы и что случилось по дороге

В далекой и беззаботной юности Алека действительно называли Алексеем. Имя раздражало его до безумия, отдавая чем-то мерзко-официальным, высокомерным и недовольным. Когда мать звала его, первоклашку ли, подростка, домой. Стоило им только компании устроиться во дворе, как она кричала в окно:

— Алексей! Сюда!

Как собачке, ей-Богу. Тон при этом у нее становился странно манерным и приторным, словно сын провинился в чем, а ругать ребенка — ну что вы, разве же можно.

До пятого класса он терпел, потом... нет, потом ничего не изменилось. Ни просьбы, ни требования, ни истерики и попытки спокойно поговорить, попросить — ничто не приносило желаемого результата.

Окружающие давно уже называли удачливого и в меру обаятельного парня Алеком, кличка "Айден" давно уже превратилась в фамилию — дань странной моде на все зарубежное, — и проект в социальных сетях уверенно набирал популярность, а мать все никак не могла уловить, что что-то изменилось и раз в месяц спрашивала, жеманясь, на семейном обеде:

— Алексей, когда же ты порадуешь меня наконец? Вот Воленька…

Традиционным радостям радоваться никто не хотел. Что за радость, позвольте узнать, это желание наговорить гадостей с экрана даже не телевизора, а какого-то там телефона? Конечно, успешность по традициям вымерялась через количество бывших и будущих жен и детей, сплетнями — а что в этом такого? Все так живут.

Вот это "все" Алек ненавидел. От всего сердца. И, пожалуй, ненависть была единственным его самым настоящим и искренним чувством.

Начиная свой безумный проект, Алек не полагался на удачу, положив во главу угла и делая ставки только на голый расчет. И весь этот бред про необходимость "любить своих зрителей", "понимать потребности зрителя" и прочую ахинею он легко отбросил. Любить? Не смешите! Кому это нужно? Правильно — никому. Что нужно зрителю в первую очередь? Зрелище. Что нужно во вторую? — побольше страшного зрелища. Репортажи с места трагедий привлекли достаточно внимания, ибо талантом Алек действительно обделен не был. А поднабравшись опыта и поняв, что даже с таким багажом, как у него, никто из спонсоров не спешит нести мешки с пиастрами и умолять великого журналиста заняться своим прямым делом — вести программу в прайм-тайм на центральном канале — одним из первых открыл свой видеоблог на только набиравшем популярность ютубе.

Помыкавшись по темам, поскакав от жанра к жанру, помучившись с зарабатыванием аудитории, а по большей части — с поиском дешевой вспомогательной силы — Алек нашел свою нишу. За этим пришли и спонсоры, появилась нормальная аппаратура, профи, готовые за хорошую зарплату внимать, снимать, писать, монтировать и совершать еще массу необходимых действий... Чем плохо?

Отчасти Алек вполне мог считать себя победителем. Последние исследования говорили в пользу того, что еще год-два его шоу продержится в топе. По нынешним временам — так просто сказочно. Потом... а что загадывать, что будет потом — дело свое откроет, благо, все необходимое подготовлено на случай, если такой вариант развития событий придется реализовывать раньше. Или найдется новый спонсор и новая тема. Впрочем, может быть удасться и с этой просуществовать дольше — тяга к неизведанному всегда существовала и будет существовать. Один из низменных инстинктов человечества — кто кого обманет лучше. Да и, благо, идей подобная тема регулярно подкидывает массу.

Для себя Алек выбрал самый скандальный вариант — разоблачения. Во-первых, антипиар в ряде случаев более востребован, а подчас и куда более оплачиваем, чем стандартная карамелька. А во-вторых, Алеку просто нравилось самому выискивать «жареное». И зрителям нравилось. Шоу получались — загляденье. А с некоторых пор и нестандартными. Смысл оставался один — найти нечто, что позволило бы размотать «клубок колдуна», найти то, что убедило бы людей в обмане. Найти и показать то, что вызвало бы скандал. На сегодняшний день несколько смелых «магов» и очаровательных «ведьмочек», обманутых сладкими обещаниями антипиара точили свой магический зуб на нахала-журналиста, в судах лежали несколько исков против слишком демократичного Алека, он сам довольно потирал руки, ожидая, какой результат дадут несколько новых инфоповодов... И обдумывал новые сюжеты.

Тут-то ему и подвернулась Мирена.

Обычно агенты магов всех сортов добивались расположения Айдена — антипиар, того самого... да? Мирена не имела агента, да и желания сняться в программе — тоже.

Но даже после сложных и длительных переговоров, когда пришлось самому Алеку подключаться, звонить, разговаривать и даже уговаривать — неслыханно! — Мирена не проявила особого желания. Даже при том, что ей посулили. Некоторое подобие интереса она проявила, когда было обещано сделать небольшой сюжет о музее. На этом все. Алек был раздосадован. Но из упрямства продолжил добиваться встречи. И добился. Неожиданно.

Проблемы начались дальше. Никакого компромата нарыть не получалось. Ни обманутых старушек, проданных квартир, отданного золота. Никаких обещаний вылечить последнюю стадию, сделать счастливым и подарить бессмертие в отдельно взятом месте. Охотничий азарт Алека получил пищу, жизнь заиграла новыми красками. Он с трудом дождался момента выезда, и с трудом сдерживался. И вот тут-то все и произошло. Как всегда, по законам самого подлого жанра жизни — комедии.

День в лесной глуши — это погружение в спокойствие и отчасти — почти магия. Время здесь течет медленно, а каждая мельчайшая деталь кажется живой и важной. Входишь в лес, и ароматы земли заполняют все вокруг.

Глава 4, в которой История наконец-то начинается

Итак, мы оставили наших героев в доме колдуньи. Пока Ольга таскала чемоданы, то и дело шастая из коридора в комнату-музей и обратно, пока Евгений, нежно обнимая свою камеру, перемещался из угла в угол, то и дело переключаясь с экспозиции на очаг — именно там пристроился наш герой-журналист, делая пометки в своем опухшем блокноте, в мире еще царила иллюзия покоя и благопристойности. Мирена присела у заслонки и сосредоточенно растапливала печь, изредка снизу вверх поглядывая на гостя и неторопливо отвечая на его вопросы.

Идиллическая картина, конечно, читатель. Не зная, так и не догадаешься, что у каждого из участников мизансцены свои мысли, и периодами очень далекие от происходящего. Из них всех только оператора Женю, наверное, интересовала его работа. Он действительно пытался выстроить кадр и делал наработки для монтажа.

Скажи мне, читатель — только абсолютно честно — любишь ли ты журналистов? Понравится ли тебе, когда кто-то, у кого меньше всего прав на подобное, пытается без стеснения задать тебе вопросы, на которые ты и сам себе иногда отвечать не в силах?

Не стоит думать, что в этот раз было как-то по-другому. Единственная цель, которую преследовал Алек — нащупать нечто погорячее. Действительно, простое разоблачение было хорошо для начала. Потом, когда зрительская аудитория его расширилась, а популярность начала расти прямо-таки космическими темпами, действовать приходилось все хитрее и изощреннее. Ибо велик был риск надоесть однообразием. И так не хотелось скатываться вниз с той вершины, на которую уже удалось забраться, тем более маячило впереди куда больше.

Набрасывая планы ближайших программ, Алек случайно — ох, как неслучайно все то, что подбрасывается нам под видом случайности, читатель, ты-то это уже знаешь! — наткнулся на ничем не примечательную рекламу усадьбы «Старина». Он и прошел бы мимо, кто сейчас не пытается сыграть на интересе к славянскому прошлому? Да только ленивый! Но почему-то глаз зацепился за слова «оберег» и «изготовлю». Это было уже поближе к теме, тем более всякие столичные колдуны потихоньку начинали приедаться публике и стоило подумать... Вот он и подумал, вернувшись на страничку. И ничего не обнаружил. Стандартный сайт, стандартные фото счастливых детей, прыгающих в траве, стандартные идиллические картинки девушек и юношей в венках и счастье. Никаких оберегов. «Показалось», — мелькнуло у Алека, он переключился на следующую вкладку, и глаз вновь выхватил из массы текста нужные слова. Забавно иногда работает сознание.

Отдел про обереги действительно имелся, достаточно было чуть поглубже покопаться среди страниц сайта. Изготавливали их в качестве сувениров деревенские детишки, занимавшиеся при музее-усадьбе разного рода рукоделиями и осваивавшие премудрости дополнительного образования под присмотром директора — в аккурат пока их родители занимались проблемами прокорма немаленьких семей. С фотографии на мир смотрела ничем не примечательная девушка, разве что слишком молодая для восприятия ее директором центра и музея, и вообще всего комплекса. И ничего в ней необычного не было — ни балахона ведьминского, ни звезд, ни шара особой хрустальности, никакие мыши не висели на заднем фоне ее фото и никаких неожиданностей не угадывалось, однако было что-то, что заставило Алека периодически возвращаться к этой фотографии. Предчувствие? Нет. Не было у него никакого предчувствия, что бы он потом ни говорил, уж мы-то с тобой, читатель, точно это знаем, и я прямо уверяю тебя — не было предчувствия. Судьба — была, и вела его за собой, как послушного теленка за морковкой. Просто надо было ему оказаться у Привратника, пришло время. Просто обычно истории так и начинаются — время пришло.

И вот сейчас Алек стоял, задавал вопросы Мире, хотя сам себе на самый простой — чем же его все-таки заинтересовало это место? — ответить бы не смог. Мирена отвечала — вяло и без особого интереса, словно и сама усадьба «Старина», и вероятная известность — ну как же, такой шанс, журналист из Москвы! — ее вообще не интересовали. Она нервничала.

Сегодняшний день — последний накануне обряда — надлежало провести определенным образом. Само собой — баня. Но главное — нужно было дождаться посланника. Вместо посланника во дворе оказался пыльный джип с подозрительно измятым бампером.

Насчет гостей тоже особой ясности не было. Или посланник — кто-то из гостей? Да нет, не может быть! Не совладать человеку — этой ипостаси воплощения посланник всегда избегал, всегда! — с воином. Но они были здесь. И больше никто так и не появился.

Мирена рассеянно разжигала очаг, размышляла, отвечая на простые пока вопросы, ощущала на себе все недоумение оператора от просто убийственных по своей простоте тем, которые пытался поднять Алек. Действительно, если он и предпринимал попытки нащупать какой-то «жареный» эксклюзив, то делал это более чем странным способом. Ну скажите на милость, что это за вопросы такие, ответы на которые легко найти самому — открой сайт да читай, все конкретно: что, когда, кто директорствовал до, что будет после.

Наконец, они переместились за стол, оператор получил разрешение снимать двор и был отправлен под бдительный присмотр сторожа-садовника, Ольга замерла где-то в уголке и постаралась сделать вид, что ее вообще здесь нет. Ей было уютно и хорошо, Алек в кои-то веки не орал, не швырялся ничем и даже вполне мирно попросил о какой-то мелочи, Ольга подала, и ее оставили в покое, и в такие редкие моменты даже с ним работа казалась замечательной и оплачиваемой, и с кредитом она разберется, и вообще...

История началась, пошла именно так, как и могла — потому что других вариантов не оставалось, и все казалось очевидным. И разговор, какой-то спокойный слишком разговор, совсем не похожий на поиск неочевидных, но острых фактов, тек и тек себе, но грозил скоро прерваться.

Глава 5, в которой рассказывается о том, насколько важно знать о свойствах трав и камней

Кто не знает о пользе бани!

Да простит мне читатель это лирическое отступление, но и мне в детстве частенько твердили, какое неземное удовольствие это, какая польза. При слове «баня» до сих пор так и вижу себя, мелкую, зимой, в куче шубок и шалей, шапке на вырост и колючих самовязанных варежках на резинке. Зима, мороз — почему-то в детстве зима мне казалась жутко холодной — и мы, бредущие по вьюге в городскую баню. Куча сумок с вещами — помывка дело серьезное, — полотенцами, мылом, мочалками. Мама даже тазик умудрялась прихватить с собой. Меня сажали на застеленные одеялом старенькие санки, — спинка у них все время сама складывалась, — и мы с одеялом регулярно оказывались без поддержки, но ехать было нужно — и мы ехали. Эпопея эта занимала весь день, и оставляла неизгладимые впечатления уже на этапе сборов, на сам процесс «помыться» сил у меня уже не оставалось.

Не лучше обстояли дела и с посещением родни в деревне. Баня оказывалась обязательным условием — почти священным ритуалом — и становилась моим препятствием для «погулять». И все в угоду странным традициям. Безумие! В целом — никаких приятных впечатлений, как вы понимаете. И когда в квартиру, где мы жили, наконец-то провели воду, сделали канализацию и появилась возможность поставить ванну — счастью моему не было предела. До сих пор не жалую я баню, не мое это развлечение, даже настоящая деревенская, с травами и правильной подготовкой. Не понять мне философии парной.

Хотя маленькая, приезжая в деревню, я любила само это загадочное строение. Ну вот посудите: стоит себе низенький домик. Никто туда не ходит, дверь открывается с жутким скрипом — в таинственный мир. Тетка сушила там травы, и запах в баньке стоял всегда терпкий и неприятный. Казалось мне, что стоит только исхитриться и открыть дверь неслышно — и я застану кого-то из обитателей потустороннего мира. Дед посмеивался, но игру эту поддерживал, бабушка сердилась и гоняла от бани, мол, нечего банника беспокоить. Кто такой банник и почему его нельзя беспокоить, никто не мог — или не хотел — объяснять, давая простор детской фантазии, тем более, что никаких таких банников в сказках мне не встречалось. Было страшно и немного щекотно внутри. Детство закончилось, а вместе с ним и сказки. А вот нелюбовь к бане — а скорее, тот давний страх перед таинственным миром банников и трав, зимней дороги и колючих шарфиков — так и осталась. Но я отвлеклась.

Алек к бане относился равнодушно, но использовал — если нужно было для дела. Хотя самого удовольствия лежать на жаре, а потом пить водку — не понимал и втихую презирал. Такое себе удовольствие. Но приходилось, приходилось, конечно. Чего не сделаешь ради нужных людей. Никакой, правда, любви к людям это не прибавляло и благодушным его не делало, хотя вроде как повелось считать — именно так баня воздействует на человека.

Когда Алек вернулся из своего путешествия по деревне — бесполезного для него и не слишком интересного для нас с тобой, читатель, потому что все сплетни ты легко придумаешь и без меня и точно не ошибешься — переполненный парным молоком, недовольный и разочарованный, сторож-он-же-садовник вовсю таскал воду. Оператор присоединился к процессу по собственной воле, а недовольный Алек был выгнан из избы — да-да, буквально: выгнан! — им в помощь, чтобы не болтался под ногами, не мешать приготовлению ужина. Ольга была отобрана у великого журналиста на кухню к Мирене, девушки что-то мирно обсуждали у кухонного стола — что-то явно не самое важное, но Алек на всякий случай прислушался, не ему ли кости перемывают. Оказалось, не ему, И вылить свое язвительное и поднакопившееся недовольство было некуда.

Толку и у бани от журналиста особого не было. Но оттуда, по крайней мере, не гнали. И Алек отчасти даже нашел себе применение, развлекая трудящихся байками из столичной жизни. Понятно, что и ему было чем удивить Иваныча, никогда не выезжавшего за пределы родного района. Садовник-сторож, решивший подколоть дров, даже остановился, оперся на топор, заслушавшись гостя. Умел Алек произвести впечатление, умел. В принципе, он действительно был талантливым парнем и мог заболтать и очаровать любого представителя планеты Земля. Кое-кому иногда казалось, что перед обаянием Алека даже разъяренный матадором бык замрет с любопытством — послушает-послушает да и успокоится.

Алек не зря подозревал всех и вся в возможном предательстве. Несколько раз в начале творческого пути, получив крепко по доверчивому лбу, он усвоил истину про друзей, которых не бывает. А за сотрудниками всегда нужен пригляд, это не друзья (которых не бывает, запомним). Сотрудник в самый неудобный момент сдаст и продаст, если вовремя не перекупить — конечно, если это ценный сотрудник. Ольга была ценной. Много не требовала, работала добросовестно, циничной бывала в меру и имела массу других достоинств в виде отсутствия обременения «дети-супруг-родители», но наличия какого-никакого честолюбия, ипотеки и амбиций. Это значит — в отпуск не просилась, а кредиты требовали от нее про выходные забывать. Практически идеальная. И Алека терпела. Все его выкидоны, когда тексты не писались, или реклама не шла, или герои терялись — и такое бывало, чего только не бывало.

Однако болтать — дело хорошее, когда других дел не намечено. Вскоре Алексей был услан собирать травы для бани — дело нехитрое, не тяжелое. Но даже с ним справиться без нареканий москвич не смог. Иваныч, похрюкивая от смеха, выбросил два чахлых кустика лебеды, выдранной Алеком от души, с корнями, и отвел молодого человека обратно, прямо к полыни. Пальцем даже потыкал — вот оно, что нарвать нужно бы. И показал, конечно — срез без корней. И нож нашел, от радости Алеком отброшенный. И бечевку принес: нарезал — так перевяжи несколько охапок. Алек вздохнул и принялся за работу. Никто не намеревался оставлять его в покое.