
Горы Анаристского хребта признаны самыми высокими в нашем мире. Они властвуют небом вечно заснеженными вершинами с одной стороны, и спускаются к морю с другой стороны, плавно уходя под воду и образуя ряд островов. Питают гряду несколько рек, извилисто скользя между ними. Они подпитываются вечными ледниками и ключами, что бьют из земли.
Самая крупная из этих рек — Арлия. Она начинается от ледника, который расположен восточнее самого высокого пика. Выходит из-под льдов уже небольшой речушкой. Вбирает в себя несколько тысяч небольших речушек и ручьев, образуя своевольную и бурную реку, пороги которой славятся своим характером и непроходимостью.
В одном месте протяженностью несколько сотен километров, образует серию водопадов. Каждый из которых имеет свое название, но самым опасным по праву считается последний, Айрон. Это широкий водопад высотой пятьдесят метров, который обрушивается, считай, на голые скалы.
В этом месте за миллионы лет существования водопада образовалась глубокая подводная яма, которая раздвинула камни. Но хоть глубина и позволяла бы выжить попавшему в эту мясорубку, течение слишком сильное. Оно не даёт возможности выплыть. Затем протаскивает по дну небольшого озера сильным подводным течением.
За все время выжить после падения в него удалось всего одному человеку. Это был опытный маг-стихийник на пике своей формы, стихия которого — вода.
Арлия проходит почти весь Анаристский хребет, не затрагивая лишь кусок на востоке. Спустившись с высоты, омывает берега трёх стран.
Начинается на территории Аркансии, на западе. Собственно, именно эта страна дала название реке. Что в переводе с древнего арканского означает «Ледяная красавица».
Затем делает петлю, заходя на территорию Сонры на юге. И возвращается, впадая в море в восточной части материка, на территории Терразиса.
Все эти соседние страны живут на данный момент в мире. Ограничиваясь лишь небольшими пограничными стычками.
Было время, когда все три страны боролись за ресурсы, пытались подмять друг друга под себя, но сейчас уже успокоились. А может, просто правители этих стран не такие амбициозные, как раньше, кто знает.
Жители, проживающие на этих территориях, внешне отличаются достаточно сильно, но в приграничных поселениях много смешанных семей. Это нормально для стран, которые давно не воюют. Поэтому никто не удивляется, допустим, блондину, прогуливающемуся по столице Терразиса. Где основное население, хоть и часто со светлым цветом глаз, но почти всегда смуглы и темноволосы. Или смуглокожей темноглазой даме в Аркансии, где основное население в основном светловолосые, светлокожие. Впрочем, иногда попадаются и русые, ещё реже — рыжие.
И вот, возвращаясь к нашей реке, давайте вглядимся в место, где река делает крутой поворот. Где воды огибают скалу и начинают спускаться на более холмистую местность. Затем она уносит свои воды на равнины и впадает в море, но это уже не важно.
Там, где крутые пороги уже закончились, но не сказать, что река уже стала спокойной, течение стало лишь немного спокойнее. Там, на повороте, что находится на территории Терразиса лишь в нескольких километрах от последнего водопада, которым и заканчиваются пороги, на камнях, наполовину в воде с разбросом в километр, лежат спиной вверх два бродяги. Или путника, кто же их знает? Одежда на них грязная и мокрая, в данный момент больше напоминающая тряпки. Грязные рваные плащи, длинные платья-туники, стоптанные сапоги. Из ран на теле сочится кровь. Лица обоих скрыты их же мокрыми волосами, так что не разобрать, мужчины это или женщины. Те участки кожи, которые не скрывает грязь, тряпки или волосы, бледны до синевы.
Сколько они так пролежали — непонятно. Пока в один момент тот путник, который лежал чуть выше по течению, не зашевелился. Застонал и перевернулся на спину. Убрал с лица спутанные темные волосы и стало понятно, что это ещё весьма и весьма молодая девушка. Визуально лет двадцати. Точнее сказать сложно, поскольку лицо ее оказалось избито. Сломан нос, заплыл глаз. Девушка застонала и попробовала сдвинуться, вылезти полностью на берег. И сразу же схватилась за бок.
Должно быть, сломаны ребра, — подумала она, но все же вытащила себя целиком на сушу. Камни больно били по ногам и впивались в ладони. Передвигаться было неприятно, но лучше так, чем снова вода, от которой уже появилось какое-то омерзение в душе. Тем более вода сейчас ледяная, да и одежда промокла насквозь.
В какой-то момент она остановилась, отдышалась несколько минут. Страх буквально парализовал ее. Снова! Все повторяется снова! Как же страшно. Слезы полились по ее щекам.

Мама. Такое родное, теплое и желанное для каждого ребенка слово. С ним ассоциируется безопасность, тепло, вкусная еда, любовь и многое другое. Но не у меня. Не у меня.
Моя мама, как бы это сказать… ещё с детства мечтала стать кем-то. Даже не так. Кем-то! Именно с большой буквы. Тут надо пояснить, что ее род происходил от давно разорившегося баронства, которое и баронством перестало быть уже много поколений до нее. Единственное, что свидетельствовало об аристократическом происхождении, это сохранившийся титул, который переходил только по мужской линии, и бытовая магия, которой обладали все ее родственники. Кто-то больше, кто-то меньше. Элен была на седьмом небе от счастья, когда в семь лет у нее появилась сила. А судя по изначальному объему, учитель обещал, что из девочки получится сильный маг. Если, конечно, дар развивать. Девочка же не хотела становиться пусть и сильным, но просто «бытовиком», коих в стране было очень много, и они в основном были слугами или работали в сфере услуг. А хотела снова стать настоящей аристократкой, а не просто обладательницей титула. Вернуть былое величие. Считала недостойным, ей Элен Лавенье, прислуживать. Это ей должны служить.
Земли нашего баронства давно уже обнищали. Редкие травы, которые ценились на вес золота, в один прекрасный день просто исчезли. Почему так случилось — неизвестно. А выращивать что-либо другое на этих землях невозможно — местность болотистая. Ее даже покупать никто не хотел.
Родители, видя ее порывы, пытались приземлить дочь, внести разумное зерно в ее мышление, но она слышать ничего не хотела. Казалось, любые методы, которые они использовали, только ещё больше укрепляли в ней веру и решимость.
Что плохого в том, чтобы жить лучше, скажете вы. В этом желании ничего плохого нет, если человек ищет себя и совершенствует свои умения, чтобы изобретать что-то, быть лучшей в чем-то на благо не только себя, но и общества. Но моя мать не хотела учиться и трудиться, а мечтала именно выйти удачно замуж. Стать аристократкой, если не королевой. Считала, что вокруг нее все плебеи и ее не достойны. В итоге все это закончилось тем, что она выскочила замуж, едва ей исполнилось шестнадцать. Рано для местных браков, но не на столько, чтобы считаться чем-то порочащим или недостойным. Особенно для простых людей.
Таким образом, она избавилась от вечно гудящих и не понимающих ее родителей, как она говорила.
Вышла замуж она за Пьера Леклерка, сына богатого купца. Парень был лишь немного старше нее и влюбился в прекрасную и чистую нимфу, как он тогда думал. Потому и на предложение увидеться в более темное время суток отреагировал положительно, хоть и предупреждал, что это может повредить ее репутации. Стоит ли говорить, что в самый неожиданный момент их застали не в самой удобной позе? Само собой, все действо было просчитано мамочкой, чтобы ни у кого не возникло возражений против свадьбы. Причину, как это обычно бывает, постарались замять.
Парень был наивен, но не глуп и понимал, что его использовали, но счёл, что девушка не захотела ждать, и простил ее. После свадьбы постарался окружить ее всем самым лучшим. А она ловко играла на чувствах ещё молодого человека, высасывая всего и побольше. Ему же казалось, что она со временем успокоится. Но этого не произошло.
Пробыв замужем пару лет, аппетиты Элен выросли, и она захотела большего. В конце концов, она — аристократка, а вынуждена находиться в положении какой-то грязной купчихи.
Этому немало способствовали связи и отца Пьера. У Жереми Леклерка они были обширные. Росту которых только способствовал его живой открытый нрав. Свекор не был рад такой обретённой дочери, но все уже случилось и вынужден был мириться с ситуацией. Да и дома не мог позволить себе проводить много времени. Впрочем, как и сам Пьер. Купеческая семья поставляла товар в столицу, вела дела с другими купцами, баронами и даже несколькими графами. Так что Элен быстро сообразила, что есть возможность забраться на самый верх, не даром она выбрала этого простака-мальчишку как ступеньку к ее великому будущему. Она даже готова была стать для кого-нибудь любовницей, если это поможет. Благо муж часто в разъездах. Правда, после принятого решения она столкнулась с неожиданной трудностью. А именно эти самые графы и бароны не обращали на нее внимания. Это Элен дико бесило и раздражало. Так что она решила выяснить, в чем же причина.
Уговорила мужа взять ее с собой в столицу, в очередную их поездку вместе со свекром, чему последний был крайне не рад, но сын уговорил. И там она, побывав в нескольких почтенных домах, поняла, что она деревенщина в сравнении с этими изысканными и элегантными леди. Кем она, собственно, и была, курица среди лебедей.
Так что вернулась обратно Элен в мрачном и ещё более капризном настроении. Погоревав и выбесив злость, приняла волевое решение. А затем уговорила мужа нанять учителей по этикету и прочим неизвестным ей пока ещё наукам, которые должна была знать любая леди. Она понимала, что это займет какое-то время и стоит набраться терпения. Благо, она была ещё молода.
По прибытии нас встретил чопорный худощавый дворецкий со строгим и неулыбчивым лицом и крошечным низким хвостиком сзади. Он отдал распоряжения доставить мои вещи в комнату и велел служанке проводить нас в гостиную. Мне тогда показалось, что он и не живой вовсе — лицо не выражало ни единой эмоции.
Дом оказался огромным. Когда-то он был замком, поэтому часть стен на первом этаже и в подвале была возрастом более тысячи лет — толстенные, шершавые, серые, шириной, наверное, с метр. Окна там были узкие, стрельчатые, с мутным стеклом.
Но остальная часть первого этажа и два над ним были надстроены позже в ином архитектурном стиле. Более современном, но всё же возрастом около пяти–семи сотен лет. Это выдавали аккуратно обработанные камни, более тонкие стены и крупные арочные окна. Некоторые напоминали застеклённые двери. Во многих — витражи. На стенах коридоров гобелены и картины. У колонн, выступающих из стен, столики с безделушками и вазами.
Потолки были высокими и сводчатыми, украшенные тонкими резными балками, отличавшимися по цвету от основного фона и создающими рисунок и настроение. В старой части дома балки были толще и грубее.
Гостиная — комната с витражными двустворчатыми дверьми, на которых был изображён феникс в полёте. Служанка открыла их, и перед нами предстала просто гигантская комната, с противоположной стороны которой в центре горел огромный камин. В нем можно было бы запечь, наверное, двух коров.
Камин представлял собой изображение феникса из светлого камня. Он будто взлетал вверх от самого пола, расправив крылья. Огонь внутри казался его телом. Голова птицы доходила до середины стены, а стены тут были метров семь. Я почувствовала себя лилипутом в стране великанов.
В остальном всё как положено: диван, кресла, небольшой столик, тёмно-красный ковёр с длинным ворсом. Эта композиция делила комнату на зоны: библиотечный уголок, зону для шахмат и мягкий центр. Над диваном — большая хрустальная люстра, теряющаяся во мраке. На окнах — тяжёлые вишнёвые шторы с золотыми кистями. Всё это будто пыталось создать уют. Возможно, кому-то это и удавалось. Мне же было страшно. Дом производил гнетущее впечатление.
Граф сидел в кресле и увлечённо что-то объяснял мальчику лет на семь старше меня. Он был словно юная копия отца, только глаза карие, а не зелёные, да и нос другой формы. Хотя красоты его это никак не умаляло — такой очень миловидный мальчик.
При нашем появлении оба поднялись, кивнули в знак уважения и подошли ближе. Я, не найдя ничего лучше, попыталась спрятаться за мать. Она вскипела и выдернула меня вперёд, поставив прямо перед собой, аккурат под светлые глаза графа.
Он подошёл на расстояние пары шагов, взглянул на меня и расплылся в довольной улыбке кота, который съел сметану. Затем опустился на одно колено:
— Здравствуй, Катарина. Меня зовут граф Антуан де Монсель. Ты можешь называть меня «ваша светлость» или «граф». Поняла?
— Да, ваша светлость, — ответила я, со страху вспомнив, чему обучали мать, и присела в книксене. Потом выпрямилась, но легче мне не стало. Я чувствовала себя кроликом перед удавом.
Граф ещё раз улыбнулся и поднялся.
— Это мой сын Люк. Он старше тебя на семь лет. Сейчас ему четырнадцать. Надеюсь, вы подружитесь.
При этих словах граф развернулся в пол оборота и указал на сына, который разглядывал меня холодным и каким-то странным взглядом. От чего-то казалось, что он хочет меня вскрыть и посмотреть, как оно все работает.
— Отец, а я могу с ней поиграть? — удивил он меня. Обычно мальчишки постарше не стремились играть с такими как я. Или это жест доброй воли? «Может все же тут не так плохо…» — подумалось мне.
— Позже, Люк. Тебе ещё нужно сделать уроки, да, и можешь сломать. — это меня-то?! — Поиграй со старыми игрушками пока что.
— Хорошо, отец, — меланхолично отозвался Люк и удалился, мгновенно потеряв ко мне интерес.
— Идите. Комната для юной леди уже готова. Завтра начнутся занятия — ей нужно хорошо отдохнуть перед первым учебным днём. Верно, Катарина?
— Как скажете, — ответила я, не смея возразить, хотя было всего-то шесть вечера.
Мать осталась говорить с графом, а меня схватила за одежду всё та же служанка из кареты и потащила на второй этаж. Сильная, цепкая — прямо гарпия.
Остановились перед массивной дверью. За ней оказалась спальня — розовая, с детской кроваткой на резных столбиках в виде странных зверей, розовыми шторами, белым ковром, игрушками и моим сундучком. Комната маленькой принцессы. Никогда не была поклонницей розового цвета.
Меня оставили одну. Я села на край кровати, потом легла. Сил не осталось даже на слёзы. Я так устала. Казалось, стоит сильно зажмуриться и очнусь в своей кроватке у дедушки с бабушкой. Но сколько бы я ни старалась, ничего не менялось.
Утро следующего дня началось рано. Меня подняли ещё до рассвета, одели, накормили прямо в комнате и отправили учиться. Для этого пришлось пройти в другое крыло дома в сопровождении всё той же тётки и войти в широкие резные двери.
В классной комнате меня уже ожидала учительница. Кроме неё в помещении никого не было. Только два стола с креслами — один побольше для учителя, и один поменьше для меня. Ещё тут была большая доска на стене, широкий шкаф с книгами и писчей бумагой, занимавший почти всю ближнюю стену, и старинный комод, затерявшийся в углу. Вся мебель, как и стены, выдержана в светло-бежевых тонах.
Так прошел год с тех пор, как я появилась в этом доме. Меня никто не трогал, я тоже старалась лишний раз никого не тревожить и не попадаться на глаза. Скажем так, мы жили в разных мирах, хоть и в одном доме.
И это несмотря на то, что в поместье достаточно часто проходили балы, чаепития и другие всевозможные мероприятия. Меня в это время обычно просили сидеть в своей комнате и не показываться, что в тайне радовало. Оправдание таким требованиям всегда было одно — я ещё слишком мала для этого. Даже Люк стал посещать эти мероприятия только после того, как ему исполнилось тринадцать, и он стал магом. И само собой, когда он был дома.
— Итак, леди Катарина, расскажите мне, как устроен наш мир. Почему мы живём в стране, где преобладают маги над обычными людьми. Что вокруг нас находится и почему. — попросила леди Мариетта.
После чего прошла по кабинету, присела напротив меня за свой стол. Легким взмахом поправила аккуратную прическу, складки на платье и подняла блюдце с чаем. Все это было проделано с такой лёгкостью, изяществом, что мне, девочке, она представлялась скорее феей, чем магом. Все же, глядя на нее, становилось понятно, что с таким уровнем манер нужно родиться или учиться всю жизнь. Чему я страшно завидовала и старалась ее копировать настолько, насколько могла. Леди это замечала и, видя мои неловкие потуги, улыбалась, часто объясняла какие-то детали, ускользнувшие от меня.
Я, конечно, старалась, но до нее мне было очень далеко. А уж про маменьку и вовсе молчу. Характерами женщины не сошлись, и после некоторого противостояния граф поставил в этом точку. Сейчас у них стадия взаимного игнорирования друг друга.
Интересно, что при таких отношениях между ними отношение ко мне не менялось.
— Да, леди Мариетта, — очнулась я, ставя точку на листе. После чело сложила руки на коленях и, глядя прямо в лицо женщине, начала свой рассказ:
— Наш мир, помимо основных природных ресурсов, пропитан и магической энергией. Но она распределена не равномерно, а скорее как капли масла на воде.
Мы, маги, находимся в, можно сказать, средней магической зоне. Там, где на нашей территории влияние магии меньше, рождается меньше магов и больше обычных, не одаренных людей. Где больше — большее количество магов и уровень их выше. Поэтому, к примеру, в нашей столице Альмерик, исторически проживает много потомственных сильных магов. А на окраине, ближе к границе с Сонрой, слабый дар мага бытовика — это уже редкость даже у аристократов.
Аристократы, которые почти всегда являются магами, вне зависимости от проживания — это отдельная каста. Изначально они являются потомками тех людей, которые столетиями жили на этой земле. За счёт тысячелетий эволюции их магические каналы намного сильнее и восприимчивее, чем у переселенцев, которые появились на этой земле позже. Переселенцев сейчас мы называем не иначе, как простолюдины. За счёт этих самых жил аристократ может притянуть и скопить из окружающего мира магию даже в нулевой зоне, которую также можно назвать слабым на магию местом.
— Ты права, значит, маги пользуются источниками магии извне? Могут ими подзаряжаться?
— Нет. Их источник силы находится в них самих. Как и сердце. Но от зоны, где он находится, зависит, насколько быстро он будет восстанавливаться. Мне продолжать?
— Да. Расскажи мне, кто управляет нашей страной.
— Правит нами Совет магов. Это самые сильные семь родов на данный момент. Также они обязательно должны отличаться по типу магии. Например, в Совете не может быть два или больше дома огня. Поскольку это обеспечит перекос ресурсов в этом направлении.
Главой рода может стать только самый опытный и сильный маг в данном доме. Все рода также имеют свою иерархию по силе дара и мастерству исполнения. Время от времени состав Совета магов может меняться. Хотя некоторые дома за счёт слишком большого преимущества перед своими же, могут править и столетиями, если не тысячелетиями. Например, сейчас дома огня и воды правят уже почти полторы тысячи лет и всех такая позиция устраивает.
Продолжительность жизни мага около двухсот лет. Но она может разниться в зависимости от магической силы обладателя. Одни маги могут дожить и до трехсот лет, другие состарятся и умрут в сто. Возраст совершеннолетия — восемнадцать лет.
— Хорошо. Давай дальше. С кем мы граничим?
— На западе наше государство омывается Арканским морем.
На севере у нас находится плотная магическая зона, и это место занимает государство Дервайна. Там проживают магические существа, также называемые лесным народом. Это нимфы, сатиры и древесные духи.
— Можешь рассказать детальнее о них?
— Да, конечно.
Нимфы отличаются от нас внешне более хрупким телосложением. Выглядят как тонкие, изящные юные девушки с волосами разных оттенков от розового до голубого и зелёного, яркими глазами и очень острыми зубами, которыми могут и съесть противника в случае необходимости или голода. Хорошие стратеги. Очень хитрые и не постесняются подставить при необходимости. Крайне пакостливы и мстительны. Магией могут влиять на растения и управлять животными. Если точнее, неразумными видами. На человека это влияние не распространяется. Однако, если разозлить или, не дай Боги, оскорбить нимфу, она может «проклясть».
«Проклятие нимфы» — это не проклятие как таковое. Такой магии не существует, так же, как и ясновидение, то есть предсказания будущего. Когда нимфа «проклинает», она влияет на ауру разумного. А уже она влияет на выбор этого разумного и изменение характера. Со временем это может привести к болезням и к многому другому, вплоть до смерти.
Я проснулась среди ночи и спросонья не сразу поняла, что произошло. Но вскоре все встало на свои места. По комнате разошелся командный голос леди Элен:
— Вставай немедленно! Сколько я должна тебя будить?!
Я подпрыгнула от неожиданности и посмотрела ошарашенно на нее, как на больную. Мама не имела привычки приходить ко мне по ночам. А на дворе именно что ночь. Но объяснений мне давать никто и не собирался. Мать дернула меня за руку, заставляя встать, и накинула халат. Завязав его, потащила за руку куда-то по коридорам. Шла она быстро, так что просыпаться пришлось на ходу, чтобы не биться об каждый угол.
Я обратила внимание, что она сменила платье на более простое, темное, со шнуровкой спереди. Не иначе, чтобы самой раздеваться. В остальном все осталось так же: высокая прическа из светлых локонов, уложенная волосок к волоску, ожерелье на шее и длинные серьги в ушах.
Спустя какое-то время мы спустились через скрытую дверь в кабинете графа в подвал. Она открывалась поворотом головы у одной из статуэток феникса, которые украшали бортик книжного шкафа.
Мы прошли несколько поворотов в этом мрачном узком туннеле. Она распахнула неожиданно возникшую приоткрытую дверь, и мы оказались в большой лаборатории. Там она, наконец, отпустила меня, и я смогла отдышаться.
Лабораторией оказалась большая комната, большую часть которой занимало пустое пространство со следами не стертого до конца мела на полу. Судя по остаткам — от пентаграмм.
Чуть в стороне стоял ряд столов со всевозможными пробирками, полными чем-то баночками и бутылочками, часть которых кипела на подставках. И все это было усеяно исписанными листами.
У стен стояли шкафы, полные книг и всевозможных баночек с ингредиентами. Часть из них была в виде разноцветных порошков, часть травами, а часть частями тел зверей и не только зверей.
Тут была нога неизвестного мне существа, напоминающая человеческую формой, только намного больше и с длинными когтями. Банка с крыльями волшебных лесных обитателей. Их же рожки лежали в раскрытом мешке и рассыпанные по столу. Банка с глазами разного цвета и фактуры.
Я икнула. Мне стало жутко от такой картины. Холодок прошёлся вдоль позвоночника.
Да и то, что стены отделаны старинными защитными рунами на все случаи жизни, выдолбленные и в стенах, напугало до чёртиков.
В этот момент я благодарила богов, что нашла в библиотеке книгу как-раз по рунам и защитным плетениям. Эту книгу мне было читать рано, как и многие, что я тайком брала к себе в комнату и читала по ночам. Почему мне было это интересно, а не сказки или ещё что-то? Кто же его знает. Но было что-то в этой книге такое, от чего я не смогла остановиться, пока не прочитала ее целиком. Хотя, может, мне просто было страшно и хотелось защититься? Ведь так и не было понятно, зачем меня удочерил граф.
Чувствую, вот сейчас я и найду ответы на все свои вопросы. И как в воду глядела. Я сделала шаг назад, потом второй, но уже было поздно.
Из-за стеллажа вышел слегка растрёпанный, в испачканной некогда белой рубашке, с круглыми очками на лице, мой отчим. Он встал напротив, и вытирая руки полотенцем, пристально меня изучал. Теперь я поняла этот взгляд и взгляд Люка. Они мысленно меня уже препарировали.
— Итак, Катарина. Пришло и твое время помочь в моих исследованиях, как и твоей матери. За это ты получаешь мое имя, положение, хороший дом. Одним словом, жизнь графской дочки, а не просто простолюдинки, — произнес он вдохновенно речь, почти выплюнув последние слова так, как-будто ими можно испачкаться. И уставился на меня в ожидании, видимо радости, покорности или ещё чего-то. А я сделала выводы, что убивать меня не собираются. Иначе бы не расписывали блага. Это уже хорошо. Но и участвовать в их авантюрах нет ни малейшего желания. Я просто хочу домой.
— Спасибо, но мне все это не нужно, — тихо, но твердо ответила я, отступая к двери.
— Да как ты смеешь!!! — заорала мать. — Ты!!! Неблагодарная…
— Мне это все не нужно! — вновь повторила я уже увереннее и подняла лицо. — Отпустите меня домой. Я никому ничего не расскажу. А сами делайте, что хотите.
— Тыыы!!! — взревела эта ненормальная. Ее лицо раскраснелось, черты лица перестали быть такими уж прекрасными. Когда она визжала, то мне больше напоминала гарпий из книжек мадам Мариетты.
— Элен, заткнись! — рявкнул граф, снимая очки и потирая пальцами переносицу. На это она резко замолчала и впилась в него взглядом, не иначе как в ожидании дальнейшей команды. А граф выдохнул и снова заговорил:
— Катарина, ты в любом случае будешь участвовать во всем, о чем бы я тебя не попросил или не приказал. Вопрос лишь в том, на каких условиях. Не хочешь всех благ? И ладно. Скажи, тебе понравился сегодняшний день? Визит твоих дорогих бабушки с дедушкой.
Я сглотнула.
— Да, вижу, ты уже догадалась. Больше ты их не увидишь, но их благополучие зависит от тебя.
Стоит тебе упрямствовать, и я тебе обещаю, ты будешь получать своих родных по частям. После каждого отказала по пальцу, затем по уху. И так, пока твои родственники не закончатся, — мои руки похолодели и пол ушел из-под ног.
— Вопросы? — поинтересовался граф, наблюдая за моим испуганным лицом.
— Я могу их видеть? Хоть иногда.
С этими мыслями я варилась ещё несколько дней. Потом мать снова пришла за мной ночью. В этот раз я была готова к такой побудке. Сама встала, надела халат поверх ночнушки. А когда мы уже выходили из комнаты, бросила взгляд на часы. Полдвенадцатого. Позже я поняла, что граф все ритуалы совершает в это время. Было в этом что-то сокровенное. Скачок силы или что-то вроде того.
Мы, как и прошлый раз, прошли в лабораторию.
В этот раз все выглядело немного иначе. Бумаг на столе стало больше, склянок меньше, и пентаграмма была гораздо больше и сложнее первой. По краям ее лежали части тел нимф. Нога, крыло, рожки, сердце и волосы.
— Доброй ночи, дорогая падчерица, — поздоровался появившийся будто из ниоткуда отчим. Сегодня, как и в прошлый раз, он снова в простой белой рубашке и темных штанах. Только в этот раз рубашка заляпана какими-то непонятного цвета пятнами и даже прожжена на рукаве.
— И вам, Ваша светлость, — ответила я и присела в лёгком реверансе. На это он довольно кивнул. — Садись, Катарина, — он указал на стул напротив себя.
Я подошла, забралась и села на стул, лицом к нему.
Матушка в это время обошла стол и села с другой стороны стола. Сегодня она не в пример спокойнее и молчаливее. Интересно, с чего это?!
Пока я размышляла, отчим снял с меня халат и закатал рукава до самых плеч почти. Затем взял миску с какой-то вязкой жидкостью и начал рисовать на мне узоры тонкой кистью. Сперва он разрисовал одну руку, затем другую, обе ноги до колена. Затем распахнул горловину и нарисовал несколько символов там, где сердце. После перешёл на лицо, уши и даже шею.
Когда он разрисовывал лицо, часть «краски» попала на губы, и я поняла, что это кровь, только не моя. Кровь, смешанная с травами и ещё чем-то, так как на вкус она даже острая. Хотя, может это она какая-то особенная? Например, нимфы.
Пока я анализировала, он закончил выводить рисунки, положил свои инструменты и снова, но в этот раз только слегка надрезал мою ладонь. После приказал идти занимать место в круге.
Я немного подрагивала, вспоминая прошлый раз, но пошла. Сердце билось где-то в горле, руки похолодели, но куда деваться.
— Нет. Ложись на спину в центре. Головой в сторону рогов.
И я молча развернулась и легла.
Отчим подошёл, поправил положение рук, ног. Все должно было быть в строгом соответствии с нахождением предметов. Затем взял уже свой блокнот и снова запел.
В этот раз пентаграмма не светилась. Или я этого не видела?! Мне казалось, меня затягивает в густую холодную воду. Что она поглощает меня и, поглотив целиком, вливается внутрь. А когда ощутила, что захлебываюсь кровью, поняла, что мне не кажется. Пол в месте пентаграммы стал морем крови, и я в нем тону.
Я запаниковала, забарахталась. На что отчим стал ещё увереннее, как мне показалось, читать заклинание. Даже выкрикивать его. А я поняла, что чем больше сопротивляюсь, тем сильнее меня утягивает.
Закончилось все тем, что я «утонула».
Очнулась в этот раз в своей комнате утром. Хотела встать, но поняла, что сил двигаться снова нет, но не настолько, как прошлый раз. Просто сильная усталость.
Я подтянулась и позвонила в шнурок у изголовья кровати. И через несколько минут пришла Милли. Она помогла мне умыться, одеться, заплести косу.
Потом я не без ее помощи спустилась вниз на завтрак.
Родители обнаружились там. Отчим спокойно листал газету. Мама при ближайшем рассмотрении оказалась бледнее обычного. И даже косметика не помогла этого скрыть. Должно быть, не одной мне вчера досталось.
Я обошла стол и села на свое место подле матери. Затем подошёл слуга, наполнил наши тарелки, налил чаю.
— Бертран, можете быть свободны. Как и все остальные. Оставьте нас, — проговорил граф.
Бертран поклонился и вышел. Как и ещё две девушки.
— Катарина, вчера мы провели ритуал пробуждения крови. Он прошел успешно, но ты не очнулась. Только уже сегодня утром. Как твои ощущения? Чувствуешь что-то иначе?
Я задумалась, проанализировала свои ощущения и сказала как есть:
— Ничего. Сильная слабость, но не настолько, как первый раз.
— Отлично. Это нормально, — согласился граф. И мы начали завтрак.
Когда перешли к чаю, я решила прояснить пару непонятных мне моментов, раз уж граф соблаговолил что-то объяснить. Может, расскажет.
— Могу я спросить? — спросила я тихо, но уверенно, наблюдая, как граф лениво листает газету.
— Попробуй. Не обещаю ответить, но попытаться ты можешь, — ответил он, слегка улыбнувшись.
— Почему мы? Не думаю, что мы единственные, в ком осталась хоть капля крови нимф.
— Значит, первый раз ты все же подслушивала? — усмехнулся он и отложил газету. Отпил кофе и когда я думала, что уже не ответит, произнес:
— Ты права. Кровь нимф есть во многих. Особенно в аристократических семьях. Но вот проблема. Не знаю точно почему, но вымылась она именно у действующих аристократов за последние триста лет очень сильно. А вот в тех, кто утратил свое состояние или титул, ещё теплится.
Спустя какое-то время я привыкла к череде всевозможных проверок и следующих за ними ритуалов. За этим следовало затишье на некоторое время, пока граф был занят поисками новых теорий, экспериментов, которые могли привести к желанной цели.
Затем снова все начиналось заново. На мои вопросы, что за цель, он отвечать прямо отказывался. Всегда уходил от ответа красивой, но раздражающей меня фразой «Получится — узнаешь».
И вот сейчас, за завтраком, который мы ели в малой столовой, граф снова объявил, что его мышки могут выдохнуть. Временно опыты приостанавливаются. Ему добыли новую книгу, и он будет занят как минимум неделю, а скорее всего две. На что мама хмыкнула и решила сменить тему.
— Дорогой, разрешишь ли ты поехать на осеннюю ярмарку? В этом году она планируется пышной. Урожая много. Я даже слышала, что наши ближайшие соседи — нимфы и оборотни тоже прибыли на нее. Интересно было бы посмотреть.
— А где в этом году она проходит? — после слов о нимфах граф первый раз за утро оторвал глаза от толстого потрепанного тома, который, видимо, ему привезли вчера, и подался вперед.
Я мельком вчера вечером видела его с ним в библиотеке. Как он его читал и выписывал что-то отдельно на листочек, с любовью и буквально еле дыша, переворачивая жёлтые потёртые страницы. Вот и сегодня утром он не смог расстаться с книгой даже для того, чтобы позавтракать.
Мама довольно улыбнулась и стрельнула в мужа глазами. Наконец ей удалось привлечь его внимание.
Из-за ее бесконечных вечеринок и нескольких не очень красивых ситуаций с другими мужчинами, граф временно запретил ей все развлечения подобного рода. Пошли слухи, а они привлекали внимание, которое ему было ни к чему. Да и он не одобрял таких открытых проявлений симпатий. Даже свои отношения с женщинами не афишировал. А они были, и не одна за это время.
Вот такая у «родителей» жизнь… скорее как босс и подчинённая, но все довольны, что главное.
— Итак?! — нетерпеливо поторопил он ее, запихивая кусок тоста в рот, который лежал уже час на его тарелке. И, поставив локти на стол, навис над столом в сторону матери сильнее.
Мама медленно и изящно поправила рюши на своем очень нескромном декольте, но муж на это даже не обратил внимания, продолжая методично уничтожать тост, агрессивно его жуя. Отметив отсутствие у мужа каких-либо порывов, мать тяжело вздохнула, сбросила салфетку с колен на стол и произнесла:
— В Сен-Марсельяре. Это город в соседнем графстве. Как я читала, выбрали его как раз из-за того, что соседи тоже решили присоединиться. Там якобы ближе город больше. Не пойму, чем наш хуже?! Есть возможность показать красоту нашей страны, радушие, выкачать с них побольше денег. Бла-бла-бла. Она пройдет через неделю. Продлится с пятницы по воскресенье.
Услышав, наконец, долгожданную информацию, граф откинулся на стуле и стал уже медленно дожевывать, переведя взгляд на окно. Задумался он минут на десять, не более. Конец его размышлениям придал Люк, которому после начала очередного учебного года все же разрешили вернуться на неделю домой для покупки необходимых вещей и всего прочего, так как летом он не смог этого сделать, будучи наказанным.
— Пап, если ты разрешишь, я тоже хочу поехать. Мне нужно ещё новое ученическое оружие для школы закупить.
— А что случилось со старым?
— Я его спалил, — честно признался молодой огневик.
— Металл? — повернулся в сторону сына отчим и поднял бровь вверх.
— Так вышло. Не рассчитал силу, — развел молодой человек руки в стороны.
— Ладно. Поедем все вместе. Там вы, дамы, пойдете своей дорогой, а мы своей.
На этом разговор затих, и граф встал, подхватил бесценную книгу и зашагал прочь. Люк допил чай, пожелал хорошего дня и тоже удалился. А затем уже и мы.
Неделя прошла относительно тихо, меня никто не дергал. Я спокойно училась.
В пятницу мы собрались ещё с самого утра. Честно говоря, я раньше не видела, чтобы мать вставала в такую рань ни разу. Даже когда она была замужем за моим родным отцом. Обычно она просыпалась ближе к десяти утра, если сильно надо, или к обеду. А тут, когда я спустилась, она уже стояла в холле и ждала нас во всем своем великолепии.
Красивое, роскошно отделанное вышивкой бордовое платье. Высокая прическа с маленькой шляпкой в тон к платью. Маленькая вуаль, которая кокетливо спускается от шляпки и закрывает верхнюю часть ее лица. И красиво подведенные яркие красные губы. Поверх платья шел жакет почти черного цвета, который обещал не дать ей замёрзнуть. Все же уже не так тепло на улице, как летом, и ветер сегодня дует холодный. Заканчивали ансамбль маленькая черная сумочка с такой же вышивкой и черные дорожные туфли.
Я оделась спокойнее. В скромное платье в клетку коричневых оттенков. Светло-бежевый плащ поверх. И плотные дорожные ботинки. Волосы Милли запела мне в сложную косу. Вот и все.
Через минут пять после моего прихода к нам присоединились мужчины. Граф в синхронном с матерью наряде. Строгий темный сюртук, под ним темно-бордовая жилетка, темные брюки, которые уходят под черные высокие сапоги. И, конечно, белая шикарная рубашка с жабо. В руках он держал черную высокую шляпу.
Люк же был одет во все сине-черное и поглядывал на нас слегка недовольно-сонно. Но что мы могли сделать? Сам ехать захотел.
На шум начала собираться толпа и окружать нашу занимательную компанию.
В это время, пока я анализировала ситуацию. А мама с гордостью произнесла:
— Графиня Элен де Монсель! — и расплылась в широкой улыбке, видно, ожидая, что нимфы падут ниц и будут ей наперебой гадать.
— Что графиня я и так поняла, — хмыкнула та.
А ее охранницы слегка улыбнулись понимающей и ожидающей развязки улыбками. Мама не заставила себя ждать. Точно так же, как и до этого, ткнула раскрытой ладонью почти в лицо уже этой нимфе.
Я бы на месте нимфы, учитывая их зубы, просто откусила нахалке руку. Жаль, нимфа оказалась более терпеливой. Хотя, возможно, это из-за того, что на это мероприятие съехались вообще все. И оно контролируется и охраняется не городской охраной, а личной гвардией Совета.
Я уже видела их несколько раз. Такие красивые подтянутые солдатики в красной форме и начищенных сапогах. Вот бы мои двоюродные братья обрадовались, будь они тут.
Так что нимфа решила проявить понимание и пресечь конфликт с неграмотным населением. Пусть они и «леди».
— Нимфы не умеют гадать, мадам.
— В смысле, не умеют?! Все знают, что можете. Вперёд! — завопила она и снова ткнула нимфу, теперь уже вписав руку точно в нос.
Нимфа зашипела, а я больше не смогла на это смотреть. Подскочила, опустила руку матери и встала впереди нее, заслоняя собой. Затем согнула колени и так низко поклонилась, что уже почти легла на землю перед такой терпеливой дамой и произнесла:
— Светлейшая, приношу вам самые глубочайшие извинения за мою мать и ее непочтение. Она не во всем достаточно образована и просто не понимает своего невежества. Не понимает, насколько оскорбила вас. Прошу, простите ее. Она не со зла и не по злому умыслу.
Я осталась склоненная в поклоне пока нимфа молчала.
— Встань, ребенок, — попросила она.
Я разогнулась.
— Ты понимаешь, что долго не проживёшь с такой родительницей? — участливо спросила Светлейшая, вглядываясь в меня.
— Да, мадам, — согласилась я.
— И я не гадаю. Ты это понимаешь?
— Конечно, мадам.
— Удивительно, — сообщила нимфа, поворачиваясь к своим охранницам, — такая невежда мать и такой образованный, милый ребенок.
На что девушки засмеялись, а мать поджала губы, сверкая взбешённым взглядом. А в меня персонально ещё и полным ненависти. Я знала, что моя речь ей не понравится, но уж лучше она будет злиться, чем умирать.
Тут из толпы, наконец, вышел отчим с сыном. А увидев в чем дело, подошёл, снял с головы шляпу. Поклонился нимфе тоже в достаточно низком поклоне, произнеся, заметно нервничая:
— Нижайше прошу простить мою жену, Светлейшая. Я обещаю заняться ее образованием и больше такого не повторится.
— Похвально, — ответила нимфа, — но это нужно было делать раньше, чтобы не позориться.
На этих словах нимфы засмеялись. А по виску отчима стекла капля пота. Да он не просто нервничает, а испуган! Поняла я, вглядываясь в его лицо, почти скрытое волосами, но мне в силу маленького роста это видно хорошо.
Не успели нимфы отсмеяться к ним подошёл на удивление высокий и какой-то мощный сатир. Что-то шепнул на ухо «главной». Та кивнула и ответила отчиму:
— Займитесь воспитанием вашей жены. Иначе последствия могут быть и похуже «проклятия», — последнее слово нимфа особенно выделила и широко улыбнулась, отчего мои ноги чуть не подкосились. Очень уж улыбка впечатляет.
На что отчим кивнул, надел шляпу. Затем быстро схватил за руку мать и потащил к карете.
Я уже собралась последовать за ними, но со стороны нимф неожиданно донеслось уже более тихим голосом:
— Девочка, подойди ко мне ближе.
— Простите, Светлейшая, но мне стоит следовать за семьёй, — извиняющимся голосом произнесла я так же тихо.
— А мы недолго.
Делать нечего. Я неуверенно подошла ближе. Проклянет меня вместо матери?
— Ещё ближе, — попросила нимфа. А ее сатир с ещё большим весельем и любопытством разглядывал меня. Затем наклонился и шепнул что-то нимфе, на что та в согласии качнула головой.
Я сделала ещё пару шагов. На это Светлейшая ещё поманила меня пальцем. В итоге я встала вплотную к женщине. Вот тогда она ладонью показала, что достаточно, и попросила стоять спокойно.
Я замерла.
Нимфа обошла меня по кругу, а вернувшись, заговорила:
— Девочка, ты знаешь, почему я не тронула твою мать?
— Потому что вы очень терпеливая, тут ходит королевская гвардия, и я очень просила за нее? — наивно предположила я. Да, даже я понимала, как наивно и смешно это звучит, но других мотивов не видела. Нимфа на такое простодушие снова засмеялась, как и все ее сопровождающие вместе с ней. А отсмеявшись, она продолжила:
— Нет. Не поэтому. Хотя, надо признать, королевская гвардия — аргумент. Все же не хотелось бы с вами ссориться, человечки.
С момента поездки на ярмарку прошло какое-то время. Природа совсем окрасилась в осенние цвета. Трава пожелтела. Листья покраснели и, красиво кружась, падали на землю. Сад блистал золотом и налитыми яблоками, ягодами.
Слуги только и успевали до начала дождей собирать урожай. Занимались всевозможными закрутками, вареньями, пастами и тому подобным.
А чуть позже начались дожди. Деревья облетели. Выпал снег. Выходить на улицу совсем расхотелось. Так что я коротала время за чаем и книгами.
Мама, отличавшаяся до этого отменным здоровьем, заболела простудой.
В доме моего отца она часто изображала болезни. Любила, когда все вокруг прыгают и стараются угодить. Ловко играла роль больной — с достоинством, капризом и артистическим вдохновением. Особенно, если нужно было добиться чего-то от отца.
Сейчас же она заболела по-настоящему. Это было видно. Из комнаты своей не выходила и гоняла всю прислугу с капризами. То одно принеси, то второе. То чай слишком горячий, то холодный, то не тот. И так же со всей едой и вообще всем.
Его светлость предпочитал не замечать дурного настроения супруги. Люк давно уехал в школу.
Эксперименты пока так и не начались. Видимо, книга оказалась сложнее, чем ожидал граф. Правда, теперь он не читал ее повсюду, а бегал с листочками и все что-то рисовал и высчитывал.
Интересно, как он вообще умудряется при вот такой жизни всегда выглядеть шикарно? Даже грязный и взлохмаченный. У меня так никогда не выходило. Приходилось постоянно поддерживать аккуратный вид. Иначе попадает как от мадам Мариетты, так и от графа. И это при том, что я ещё ребенок.
Сейчас я сидела на широком подоконнике, заваленном подушками, в своей комнате и, отложив книгу по магии, которую читала, задумалась. А ведь за последние несколько месяцев я сильно изменилась. Казалось, вся наивность куда-то испарилась. Я стала даже выглядеть старше, чем есть. Милли и мадам Мариетта даже шептались об этом между собой, а я случайно услышала.
Сперва я переживала, а потом решила, что так даже лучше. Я стала чаще обращать внимание на действительно важные вещи. Которые важны для моего выживания. Учеба стала даваться легче. Любую информацию, что узнаю, даже мельком, впитываю, как губка. Часто даже ненужную.
Хотя как скакать. Некоторая кажется ненужной, а потом оказывается решающей.
Ведь если бы я не знала особенности нимф, не стала бы просить за мать. А следовательно, нимфа бы и не стала мне помогать.
И вот ещё вопрос. От чего я так резко изменилась? Это последствия эксперимента или влияния силы лесного народа?
Кто знает. Но спокойствия это не придает. Над всем этим думала я, глядя на струи дождя, стекающие по большому окну и кутаясь в белоснежную пушистую шаль.
Подготовку к ритуалам граф начал ещё через месяц. Мама к этому времени как раз поправилась, но ее он решил использовать только в парочке испытаний. А вот для меня приготовил целый аттракцион.
Меня снова топили, я сгорела заживо и окунулась в холод. Чего только не было. Но пока выживала. Результата по-прежнему не было, и граф страшно расстраивался. Несколько раз ездил в столицу и потом возвращался с новыми книгами. Снова изучал, делал расчеты и снова проводил ритуалы, где основное внимание уделял мне.
Так прошел год.
И вот наступила весна, затем лето и снова мое День рождение. В этот раз я уже ожидала своих родных и близких. Подготовила им небольшие подарочки загодя. Уточнила у родителей, выполнят ли они свою часть сделки ещё за месяц до. Они уверили, что да.
Вечером накануне праздника никак не могла успокоиться. С трудом уснула.
А проснулась от того, что Милли отдернула шторы, и солнечный свет лился прямо на меня. Пылинки на свету закружились, разгоняемые ее беготней.
— Доброе утро, мадмуазель. Вы просили разбудить вас пораньше, - сообщила она, улыбаясь.
— Да, спасибо, — ответила я и, выбравшись из пушистого одеяла, села на край.
— Простите, но выглядите вы не очень. Может, все же ещё поспать? — с беспокойством спросила она.
— Нет. Сейчас умоюсь, и станет легче, - сообщила я с уверенностью, которую уже не ощущала.
Странно. Обычно мне плохо сразу после зелий или ритуала. Сейчас уже три дня прошло после него. В этот раз сразу после было лёгкое недомогание и все. А вот сейчас резко стало нехорошо. Или это от того, что легла поздно?! Понять бы.
Маме же было так плохо, что она вообще слегла на два дня. Сейчас не сказать, что летает по дому, как ещё год назад, но вполне активна. Все же нимфа была права. Мама отнекивается, но и граф, и я заметили, что ее светлые волосы местами стали ещё светлее. Седеет. А ей ведь только двадцать восемь.
А что будет со мной? Судя по отсутствию внешних изменений, пока я себя не исчерпала, но не ясно, когда наступит и мой предел.
На этой «оптимистичной» ноте я пошла в ванную. Затем Милли помогла мне одеть новое многослойное жёлтое платье из шелка, поверх частично украшенное плотной темно-оранжевой тканью с круглыми вырезами, размещенными через каждые два сантиметра. Ткань очень плотная. Мы из нее сделали наплечники с изгибом ткани на восточный манер. Пустили плотно облегать талию, создавая как бы видимость корсета и талии. А ниже она расходилась и покрывала часть подола, спускалось двумя широкими полосами до самого пола.
— Вы не ответили на вопрос. Что есть ещё в этих украшениях? — спросила я глухим голосом.
— Если надавить на камень в кольце с силой, то он накроет вас отводом глаз. Заклинание не слишком мощное, но все же.
Кроме этого, в заколке находится постоянно функционирующее заклинание ясного зрения. То есть вы не будете поддаваться на всевозможные уловки вроде магии очарования, магии, заставляющей куда-то зайти, что-то съесть, купить и подобного. Правда, от приворота это не спасет и действует только с магами низкого и среднего уровня.
«Какие, оказывается, ценные подарки», — подумала я. Но это вызвало свои вопросы.
— Почему вы решили подарить мне такие необычные подарки?
— Потому что вижу, что вы тянетесь всей душой, и вижу, что с вами творится. Я не могу как-то помочь или заговорить на эту тему напрямую. На это действует отдельный приказ. Но могу подарить подарок, что в случае необходимости может помочь. Вы напоминаете мне мою умершую младшую дочь. Это была одна из причин, почему я согласилась тут работать. Сейчас я уже не нужна никому из семьи. Так вышло. Эти вещи остались со мной, и я решила передать их вам в память о ней.
— А почему именно сейчас?
— Думаю, вы это и так понимаете. Вашей маме крайне не здоровится.
— Я вас поняла, — не хотелось развития этой темы дальше.
В этот момент в дверь постучали, и мадам быстро убрала бумаги обратно в стол.
— Мадмуазель, вас уже ждут, — войдя, произнесла Милли
— Идёмте, леди Катарина. У вас сегодня праздник, и ваши родные приехали. Я их видела своими глазами ещё вчера в городе.
Последняя фраза меня взбодрила. Я легко вспорхнула и устремилась в сад. В мою любимую беседку.
Там, как и в прошлом году, слуги стояли полукругом. Те, что обо мне заботились. И бабушка с дедушкой.
Я не удержалась и как только их увидела, по-простецки подбежала и повисла на шее. Они меня тоже стиснули в объятиях тесно—тесно. Как же хорошо.
Эмоции рвались наружу настолько, что даже не удержала магию. Я так ждала этого момента! Все, что можно было поднять вокруг, взлетело в воздух.
— Эм, мадмуазель? — донеслось сбоку — Не могли бы вы опустить угощения на стол.
Я отвлеклась и осмотрелась. Что же я устроила?
— Боюсь, еда и напитки могут пострадать, — добавил повар, уперев руки в бока и хохоча. Укорял он за дело конечно, не дело.
— Простите, — искренне извинилась я и аккуратно все вернула в прежний вид.
— Да не переживайте юная леди, — отозвалась помощница повара. — Вы нам так помогаете своей магией изо дня в день на кухне и вообще, что экономите много времени. А то, что иногда все выходит из-под контроля, мы уже привыкли. Да, народ?
— Да! Не переживайте! — загалдели слуги. На что я растерянно улыбнулась и покраснела. Приятно, что они ценят и замечают мои потуги.
Дальше празднование проходило по предыдущему сценарию. Слуги через час быстро разошлись, и я остаток дня провела с родными. Показала им свою комнату, рассказала, как прошел год. Но вот что удивительно, даже не пришло в голову рассказать про случай с нимфой. А про эксперименты графа я не могла. Он заставил принести клятву мага о молчании.
Но этого и не потребовалось. Когда мы осмотрели мою комнату и устроились удобнее с пирожными и чаем, дедушка спросил:
— Внученька, ты не злись, но вид у тебя сегодня хоть и радостный, но какой-то очень уставший. Я бы даже сказал замученный. Бледненькая. У тебя все хорошо?
Ну вот. Что сказать?! Врать не хочется, а правду не смогу. Я в панике заметалась взглядом по комнате. Что же делать? Просто не ожидала, что они о чем-то догадаются.
Но отвечать не пришлось.
— Катарина, если говорить не можешь, так и не надо. Просто скажи да или нет, — догадалась бабушка. Она меня всегда чутко чувствовала. Я вздохнула, подсела к ней на диван и обняла, уткнувшись лицом в ее платье.
— Ты права, — все, что я смогла сказать. На такой короткий ответ, как «нет», горло перехватило, и я едва не начала задыхаться.
— Вот. Я догадывался, а ты верить не хотела, — выдал дедушка, сокрушаясь и поднимаясь с кресла.
— Я надеялась на лучшее, — возразила ему бабушка. И добавила уже мягче: — Признаю. Была не права.
— Внучка, это опасно для тебя? — спросил дедушка, присев около меня с бабушкой на одно колено.
— Не могу сказать.
— Значит есть опасность. Опасность чести или здоровью? — спросил дед, вглядываясь в мои глаза.
— Честь всегда со мной, — ответила я, давая понять, что дело в безопасности.
— Ясно, — ответил он и встал, подошёл к окну.
А я снова привалилась боком к бабушке. Так и лежала, пока она размеренно поглаживала меня по голове.
— Катарина, ты так выросла! — защебетала она, отвлекая меня.
Мы проговорили ещё долго, до самого вечера. Родные окольными путями пытались ещё что-то выспросить о моем состоянии, но толку особого не было.

Всю оставшуюся неделю я ходила подавленная по этому поводу и ничего с этим поделать не могла.
Я осталась совсем одна. Раньше была хоть видимость того, что они рядом. Да, помочь не могут, но все же. Это давало сил держаться, сопротивляться. А сейчас что? Сейчас я совсем одна.
Я понимала, что не имею права сдаваться. Папа бы за это меня не похвалил. Да и дедушка с бабушкой тоже. Они догадались, что родная семья, то есть они - это одна из причин, почему я во всем этом участвую. И уехали, чтобы у меня появилась возможность изменить ситуацию.
Но боевой настрой куда-то пропал. Руки опустились.
Граф же наоборот. Как волшебного эликсира напился. Он вдохновенно планировал все новые и новые способы достижения цели. Я бы сказала, что он, в отличие от меня, был на подъеме своих сил. Довольный. Прямо летал по дому. Таким я его не видела, наверное, никогда. Видимо, ему неведомое мне «начальство» дало послабление по срокам. Вот он и радовался. С энтузиазмом что—то чертил. Периодически прерывался только для того, чтобы выбраться в город за нужными ингредиентами или заказывал их в столице и нервно ожидал.
Кстати говоря, я так и не узнала, для кого он все это разрабатывает. Единственное, что за годы, проведенные здесь, поняла, так это то, что он это делает не для себя. Для кого-то важного, приближенному или состоящему в Совете. Что-то вроде этого.
И ещё поняла, что жизнь у меня хоть и не заставляет добывать кусок хлеба, тем не менее боль. И боль невыносимая. Ритуалы в последнее время стали щадящие по воздействию на меня, но почему-то вызывающие именно боль. Разной степени и разной тональности, но боль.
Посему я выяснила, что лаборатория отчима так же звуконепроницаемая. Так как кричала я каждый раз на пределе своих возможностей, регулярно срывая голос. Но никто этого даже близко не слышал. Именно не делали вид, что не слышали, а действительно не слышали.
— Катарина! Катарина! — послышалось с лестницы.
О, помяни черта. Его светлость собственной персоной.
— Катарина, я решил изменить время. Жду тебя завтра внизу в девять утра! - запыхаясь, отрывисто приказал граф и пошел дальше по коридору до своих покоев.
Эм? Такого ещё не было. Хотя выбора у меня все равно нет, так что какая разница, день или ночь. Хоть высплюсь.
На следующий день я пришла в лабораторию на удивление первой. И первый раз при свете дня. Все казалось таким другим... Невероятно. И оказывается, тут есть окошки. Маленькие, подвальные, но есть.
При желании я могла бы в них пролезть, а вот отчим или брат уже нет. Да и я через, может пару лет уже не смогу. Это сейчас я пока ещё худая и плоская, как доска. Ээххх… А вот матушка и бабушка - обладательницы роскошных форм. Надо запомнить про окна на будущее.
Дальше я размышляла о возможности побега хотя бы в теории. Что для этого нужно? Как это сделать? На что мне жить потом? Или как добраться до родни? Нет, к ним нельзя. Это первое место, где будут искать. Уверена, если заказчик все же один из глав верховных родов, искать будут. И тщательно.
Пока размышляла, обошла рабочий стол отчима. Он оказался частично пыльным и грязным. Видимо, это место, где он готовил старые эксперименты. Там, где работает сейчас, всегда идеальная чистота, поскольку один лишний ингредиент, даже песчинка, и последствия могут быть непредсказуемые. Граница между этими двумя этапами была видна визуально, в прямом смысле слова. Поскольку граф в лабораторию не пускал никого. Убирался сам. Вот и видно было четко проведенную черту. С одной стороны, блестящий отполированный металл. С другой — покрытая остатками эксперимента и пылью поверх грязь.
Послышался скрип засова. Это Его светлость вошел. Я развернулась к нему лицом и обогнула стол, чтобы подойти ближе, чтобы не быть зажатой между столом и шкафом. Неуютно там со всеми этими полками, полными банками и булькающими колбами. А если вспомнить, что там, в этих банках, так и вообще...
— Пунктуальная, как и всегда. Молодец, — похвалил меня отчим и прошел к столу.
— Я понял, в чем была моя большая ошибка. У нимф почти все ритуалы проходят ночью. Поэтому я тоже проводил их в ночное время суток. Но в этой занимательной книжонке, - тут он помахал малюсенькой, с блокнот, книжонкой, которую он последнее время носил с собой, и продолжил, — один из исследователей случайно наткнулся на то, что именно влиять на сущность нимфы - единственное возможное именно днём. Нимфы же на саму свою суть не влияют. Их ритуалы рассчитаны на другое. И у него это получилось! Представляешь?! Да что ты можешь понимать… За что, правда, в последствии его и убили, — закончил он, ухмыльнувшись и отбросив книжку.