Всё тепло мира

Пролог

— Она замерзла. И мокрая. Ее надо раздеть. Что случилось?

— В реку упали, — сократил я рассказ о нашем столкновении на набережной до двух слов, и тут до меня дошло: — Раздеть?!

Парнишка уже сорвал с девчонки рубашку и стягивал штаны.

— Помогай! — скомандовал он и, пока я разделывался с одеждой, смочил какую-то тряпку и принялся деловито растирать ею руки, а потом ноги. Бледно-синяя кожа в местах соприкосновения белела, а то и неестественно краснела. Должно быть, девчонка и правда очень замерзла. Что бы это ни значило. Я бессмысленно потрогал ее, но для меня она по температуре не отличалась от одежды или стены комнаты. А вот кожа была нежной, бархатистой, приятной.

— Мне нужно идти, — доложил парнишка, поднимаясь с колен, и сунул мне в руки тряпку. — Тебе нужно ее согреть, разбудить и напоить горячим чаем.

Девчонка странным дерганым движением повернула голову и тяжело вздохнула, застонала. Аккуратный ротик с пухлой нижней губой приоткрылся. Я попробовал нащупать пульс на руке и понял, что он зашкаливал.

Согреть? Как, Лая вас раздери, я должен ее согреть? Вернее, как я вообще узнаю, что она согрелась? Теплее меня она точно не станет, а разницу со всем остальным я все равно ощутить не мог.

Я опустился на лежанку, просунул руку девчонке под шею и притянул тело к себе. Она мелко и часто дышала. Я выругался, отпустил ее и быстро разделся. На этот раз она как будто прижалась ко мне, не открывая глаз. Казалась такой маленькой, такой хрупкой в моих руках. В груди разливалось неожиданное тепло. Я зажмурился, изо всех сил прикусил себе щеку. Во рту появился вкус крови. Нет, ни в коем случае мне нельзя было видеть в ней человека. Я не мог себе этого позволить. Только цель, ничего больше.

Я потряс ее за плечи, не получил никакой осознанной реакции и покрепче обнял, устраиваясь поудобнее. Молодчина, Кир, метил из ищейки в элиту, а попал в… грелки.

Глава 1. Лета

Днем ранее.

— Ищеек-то, говорят, новых из Академии навезли. Ты там поосторожнее в городе, — возникла за моей спиной матушка, пока я пыталась закрыть перекосившуюся дверь, не прикасаясь к ней больше необходимого. Половину ночи какой-то отвергнутый и очень разгневанный мужик колотил в нее, требуя Ию. Никакой Ии не нашлось, так что он бессердечно пнул несчастную дверь и уснул в углу в общем коридоре. Хорошо, что в нижнем городе магии ни у кого не было — или почти ни у кого, если не брать в расчет военных, — а то наш кривенький барак не выдержал бы атаки.

— Ищейки новые, а трюки у них старые, — пробурчала я и развернулась.

Порылась в карманах, выудила помятую конфету и протянула рыжей веснушчатой девчушке, держащейся за матушкину юбку.

— Если всего бояться, то и конфет у нас не будет, — подмигнула я. Девчушка довольно разулыбалась и закивала.

— Не зазнавалась бы ты, Лета. На мелочах ведь прокалываются, — неодобрительно покачала головой матушка.

Я махнула на прощание рукой, сбежала по лестнице и выскочила на улицу, кутаясь в длинный, но не слишком теплый плащ. Матушка была права, просто мне не хотелось этого признавать. Разговор повторялся чуть не каждую неделю и так же стабильно ни к чему не приводил: работы в нижнем городе от него все равно не прибавлялось, даже на сезонную листы желающих составляли на года вперед. Да и не зазнавалась я. Нелегальный переход из нижнего города в верхний карался жестко, а тех, кто проделывал это каждый день, ожидала только казнь. Но, по крайней мере, она обещала быть быстрой и легкой, по сравнению с жизнью внизу.

Снаружи подморозило, под ногами похрустывала тонкая корочка льда. Из таверны через дорогу аппетитно пахло мясом и свежими булочками. Нижний город наполняла тишина: все обязанные уже разошлись по мастерским и лавкам, все свободные мирно дрыхли по своим углам. Спать после такой ночки мне хотелось невероятно, веки не только потяжелели, но и откровенно болели. До мозга сообщение матушки доходило медленно, а когда наконец дошло, мне стало совсем неуютно — неотступно преследовало ощущение чужого взгляда на затылке.

Ну привет, паранойя.

Ищеек всегда хватало, а перед Темными ночами неизменно становилось больше. Конечно, у нас же других преступников нет, кроме родителей, которые решили показать детишкам праздник в верхнем городе! Я фыркнула, усмехнувшись своим мыслям, и подняла руки к губам, чтобы дыханием согреть замерзающие кончики пальцев.

Ощущение чужого присутствия усилилось. Я остановилась у следующего крыльца, наклонила голову, задумчиво разглядывая узорную вывеску печатника, и украдкой посмотрела через плечо. Человек в пяти домах позади меня поспешно свернул в проулок. Правая половина лица и шеи у него была прикрыта или измазана чем-то черным, рассмотреть я не успела. И почему на улицах никого нет, когда так нужно?

Я прождала еще пару минут, решив, что опасность лучше встречать грудью, но человек так и не появился. Вместо него из-за угла выплыла черная кошка, вальяжным шагом перешла дорогу и скрылась в открытом окне таверны.

Поразмыслив, я решила отказаться от привычных и слишком прямых маршрутов. До сих пор я не слышала, чтобы следили из самого нижнего города: как тут вообще выбрать — за кем? Пришлые, как я, конечно, выделялись белоснежными волосами, но это не было преступлением, пока мы оставались там, где нам и положено. Обычно ищейки водились в верхнем городе, там, где нелегалов можно было ловить с поличным. Навести на меня тоже никто не мог, хотя бы потому, что я не откровенничала о своих занятиях. О том, что я работала в верхнем городе, знала разве что матушка, а болтать об этом было не в ее интересах, пока наш общий ужин зависел от того, как удачно пройдет мой день.

Немного успокоив себя, я нарочно прошла мимо главных ворот в верхний город, игриво помахала суровым ребятам в военной форме и по ответным взглядам поняла, что флирт — не мой конек. Да никогда им и не был. Впрочем, позорилась я зря: новеньких на посту не оказалось, а всех старых врагов я давно знала в лицо. У ворот была только привычная охрана. Что ж, ищейкам там и правда делать нечего. Как, собственно, и мне: в верхний город, принадлежащий гражданам, нас, низших, пропускали под присмотром и по специальным разрешениям — магическим печатям на запястьях. У меня такой не было.

К счастью, попасть в верхний город можно было и другими путями. Например, через Храм-на-реке. Служители Лаи не разделяли людей на высших и низших, потому одинаково хорошо относились ко всем. Набранные из обеих городских половин, они понимали общие проблемы и старались помочь, рискуя собой. У этого пути был лишь один недостаток: пропускали только несколько раз в день, в слепой час, когда сменялись военные караулы. В другое время — только если речь шла о жизни и смерти.

К Храму-на-реке я сегодня и направлялась.

Слепой час почти закончился, в Храме было пусто. Служитель хмуро посмотрел на меня, я быстро показала условный жест, стараясь делать вид, что смотрю исключительно на Лаю — огромное цветущее дерево в центре зала, ветви которого заменяли Храму-на-реке потолок.

Служитель прошелся по кругу, остановился рядом со мной, протянул руку и пожал мою. Запястье обожгло ледяным прикосновением. На нем появилась печать. Долго она обычно не держалась — минут пять, может, чуть больше, — но достаточно для того, чтобы меня не поймали у Храма. Чтобы отвести подозрения от прохода.

Так же молчаливо служитель провел меня через потайную дверь. Десять ступеней разделяли два похожих, но чуждых друг другу мира. Оказавшись на улице, я поежилась от пробирающего мороза, благо идти до мастерской было совсем недалеко. Притворяться гражданином, который не чувствует холода, — то еще удовольствие. Никогда не привыкну. И ведь даже приодеться не получится, сразу внимание привлечешь: жителей верхнего города плащи защищали лишь от осадков.

Глава 2. Кир

Пятью часами ранее.

Я вышел на дорогу, опасаясь, что мой вид после трехдневного скитания по лесу озадачит даже уставших и чумазых грузчиков, которые с веселым гомоном поднимали на повозки спиленные деревья. Подготовка к предстоящей зиме шла полным ходом. Впрочем, пронесет, если приглядываться не станут: я успел умыться в реке, переодеться, а изодранные в пути вещи спрятать там же на берегу. Решил, что вернусь за ними, когда подвернется следующий удобный случай. Забрал только порванный с одного угла носовой платок с именем Кир, которое для меня когда-то вышила мама. К счастью, никто ничего не спросил, мужики встретили дополнительную пару рук с громким одобрением.

— Подкинешь до города? — негромко спросил я у хозяина первой и уже полной повозки, пока тот проверял, крепко ли держится груз. Неуверенно добавил, будто хотел оправдаться: — Закончил на сегодня.

Мужик красноречиво окинул меня взглядом, видимо, намекая, что грузчиков в таких дорогих плащах он еще не видел, но пытаться вытащить из меня правду не стал. Я же мысленно отвесил себе подзатыльник: следовало больше думать перед тем, как открывать рот, да и слова тщательнее выбирать, пока не напоролся на того, кто захочет получше узнать, кто я такой.

— Залезай, — разрешил он и снова потерял ко мне интерес.

Уточнять, как и куда именно залезать, он не стал, а впереди место оставалось только для него. Я с облегчением догадался, что в моей просьбе не было ничего необычного: находились и другие лентяи, не желавшие брести домой пешком.

Я забрался на бревна и растянулся на двух из них с таким удовольствием, словно подо мной была не древесина, а гусиные перья. Ноги гудели. Сегодня я прошел совсем немного, но усталость накопилась, а сон на земле отдыха не приносил. К тому же ночами приходилось подскакивать от каждого шороха: слишком много порождений до сих пор оставались на свободе и прятались в густых чащах. Считалось, что выжить одному в лесу невозможно.

Повозка не спеша покачивалась в сторону города, шуршали колеса, постукивали копыта, пахло древесной корой. То и дело чесалось в носу. Я ожидал, что кто-нибудь на въезде поинтересуется столь экзотическим бревном, но не услышал ни окликов, ни вопросов.

Остановились мы только перед складами: намного дальше от въезда, чем я планировал, и как раз в той части города, о которой совсем ничего не знал. Хозяин бросил телегу у входа, в очереди из двух таких же, и, насвистывая веселый мотивчик, пошел по улице. Я потянулся следом, стараясь не придвигаться к нему слишком близко. Понятия не имел, с какого точно расстояния низший мог почувствовать исходящее от меня тепло — еще одна вещь в списке тех, о которых я не подумал заранее, слишком внезапным получился отъезд. До сих пор мне не приходилось пересекаться с низшими особенно близко, хотя в Академии я изучил о них все, до чего смог дотянуться. К сожалению, материала было немного, этот слой общества мало кого интересовал. Существовало небольшое различие в температуре тела, всего пара градусов: сам я бы не определил, но это не значило, что другие тоже не могли.

Теперь мне предстояло учиться всему на ходу. Путь лежал в Комитет по поиску нелегалов, где мне предстояло получить особенную работу. Совсем недавно по Академиям прошел запрос: к зиме набирали новых ищеек.

— Спать иди, — услышал я насмешливый возглас и не сразу сообразил, что хозяин телеги затормозил и обращался ко мне. — Вид у тебя пришибленный.

— Некогда, — отмахнулся я. — Работа нужна.

— Да, с лесом-то почти все, — сам того не зная, помог он мне.

Я показательно развел руками.

— Подскажешь, где здесь Комитет по пои…

— Бюро ищеек, что ли? — беззлобно хохотнул он. — Кто ж его так называет: Комите-е-ет! Да здесь, за углом.

Я кивнул, и он внезапно посерьезнел.

— Жаль. Так и подумал, что ты из этих. А вроде кажешься неплохим парнем.

— И есть неплохой, — зачем-то попытался оправдаться я.

— Ну да, ну да… О, слушай, из Академии только? У тебя же напарника нет?

— Нет, — удивился я.

— Сейчас будет. Постой-ка тут.

Он хлопнул меня по плечу и забежал в дверь барака, мимо которого мы проходили. Через пару минут вернулся с весьма упитанным мужиком, на голову ниже его ростом и лет на двадцать старше.

— Вот, Алик, забирай, — ткнул в меня пальцем извозчик, махнул рукой на прощание и сбежал, бросив нас разбираться самим.

Озадаченный Алик боролся с одышкой, а я — с недоумением.

— Вчера в бюро очередь отстоял с четырех утра, — собрался с силами Алик, — дошел, а они говорят, не возьмем, никто тебя в напарники не захочет. А что поделать, если я после ранения два года бегать не мог? Никто меня дожидаться не станет. Спасибо, что семья у меня тут, позволили отлежаться, а то помер бы еще тогда. Хотел вернуться на службу, а там все по двое, как к алтарю!

Он заржал над собственной шуткой, а я постарался не пялиться на него слишком уж красноречиво. В напарники его мне тоже не хотелось: ни резвости, ни скрытности. Да и в целом ничего общего между нами не было. На ищейку он походил очень слабо. Впрочем, в этом мы с ним оказались похожи. Да, я многого о них и не знал. То, что Алик спокойно разгуливал по нижнему городу, немного добавляло уверенности.

Глава 3. Кир

Я растерянно покрутил головой, но Алик уже пропал из виду. Вышло даже лучше, чем я надеялся, хоть и как-то неправильно. Если верить выданным в бюро инструкциям, сейчас я должен был пойти и нажаловаться на напарника, заработав на этом одну половину отметки о поимке в моем совершенно пустом лист. Только незаполненные строки на нем и отделяли меня от мечты, ради которой я на эту работу подвязался. Алика это, похоже, ничуть не волновало. То ли говорил я достаточно убедительно, то ли ему просто плевать было на задание. Главное, что денег на еду выдали авансом, хоть и немного.

Впрочем, сдавать его я в любом случае не собирался. Подлое какое-то это было правило.

«Ладно, — решил я, — повезло, что он так легко согласился, мешать и тормозить не будет. В крайнем случае скажу, что все делали вместе».

Не покидало гадкое чувство, что встретимся мы раньше, чем хотелось бы, и мне это тоже не понравится. Слишком многое мне в последнее время не нравилось, начиная с того момента, как я оказался один в лесу, полном порождений, хоть и считал себя не худшим магом, способным защититься уж точно. О тех, кто меня там бросил, я пока старался не вспоминать: на наше общее счастье шанс пересечься снова был призрачным.

Я рассовал вещи по карманам брюк, поправил пряжку на плаще, которая так и норовила впиться мне острым краем в шею, и осмотрелся. Только сейчас понял, что не знаю, где нахожусь. Вернее, в какой стороне проход в верхний город. Выбрав направление наугад, я поплелся по улице, глазея по сторонам.

Здесь было не так уж и плохо, местами даже уютно. Длинные двух- и трехэтажные бараки, выкрашенные в темные цвета, то прижимались друг к другу, то разделялись узкими улочками. На длинных же балконах в узких горшках росла зелень, кое-где виднелись даже овощи под тонкой пленкой. Пахло едой, дешевой выпивкой и прелой древесиной.

Редкие путники кутались в одежду, и едва я отошел на приличное расстояние от бюро, как начал замечать на себе косые взгляды. Здесь люди умели мерзнуть. Так же хорошо, как ненавидеть белобрысых ищеек. Пожалуй, надо было позаботиться об этом раньше: завести себе хотя бы пальто и головной убор, чтобы не так сильно выделяться. Говорили, что убийства в нижнем городе происходили чуть ли не ежедневно. Никогда бы не подумал, что способен испытать такое невероятное облегчение при виде главных ворот. На последнем десятке метров в голову так и лезли мысли о том, что сейчас кто-нибудь обязательно всадит нож мне в спину. Между лопаток чесалось, словно кто-то невидимый уже рисовал там мишень.

Я миновал ворота и остановился, тяжело дыша. Мне казалось, что сердце бьется где-то в ушах, уличные звуки затихали на фоне его громкого стука. Я наконец-то выбрался туда, где было мое настоящее место. Районы верхнего города не просто отличались чистотой или ухоженностью — все здесь специально строили так, чтобы подчеркнуть различие, чтобы указать второй, низшей половине населения ее место. Меня встретили белые домики с синими крышами, стоящие не так плотно, как темные бараки на той стороне ворот. Некоторые были окружены узорными заборчиками. Вдоль дороги росли деревья, частично уже украшенные к праздникам.

Сезон Темных ночей, страшная и непредсказуемо длинная пора для низших, здесь был поводом для гуляний. В первый день начинался карнавал, который длился четыре дня. Праздник жизни, на котором избранные отметят то, что сами сделали себя такими. Моя семья обожала эти дни. Ирония в том, что их обожали многие, даже те, кто не имел никакого отношения к празднику. Толпы низших выходили посмотреть на него, показать детям — смешаться с толпой, замерзнуть до полусмерти, но прикоснуться к пресловутому запретному плоду. Я никогда этого не понимал, да и не разделял этой любви к бессмысленным гуляньям. У карнавала была и другая сторона: перед его началом набирали ищеек, чтобы вычислять нелегалов, засмотревшихся фейерверком. И потому я был здесь. Впрочем, я не рассчитывал нажиться, поработав четыре ночи, даже если добыча обещала сама бежать в руки. Мне требовалось нечто большее, серьезное достижение, способное подкинуть меня вверх по пищевой цепочке, и я был уверен, что смогу это осуществить.

Я почувствовал на спине чей-то взгляд и понял, что все еще стою, потирая руки. Дернул их вниз, попытался засунуть в безнадежно забитые карманы брюк. Глупый у меня, должно быть, был вид. Я мысленно выругался, коротко обернулся к воротам, козырнул стражнику, лыбящемуся мне со своего поста, и отправился прочь.

Улицы тянулись, переходя одна в другую, спиралями опоясывали город. Я старался не пялиться чересчур явно, но иногда для этого приходилось прямо-таки давить внутреннее ликование и потирать пальцы, которые, казалось, кололи тысячи невидимых иголок.

Незаметно я вышел к реке, вдоль берегов украшенной узорными кромками льда, и залюбовался: давно не гулял у воды. По моим прикидкам, в паре кварталов впереди начинался центр — за три часа я обогнул с запада большую часть верхнего города, но так и не решил, что делать. Работу ищейки я представлял не очень внятно, но не думал, что меня ждало что-то сложное. Просто стоило определиться, с чего начать.

Впереди у лавочки стояли двое. Сцепившись руками, они поддерживали друг друга, но шатало их все равно сильно. Третий уже спал на лавке. Впрочем, их совсем не волновало, что он бессовестно игнорировал разговор. Я подвинулся ближе к противоположному краю дороги, чтобы не привлечь внимания, но невольно прислушался к их голосам.

— Да настохренели эти ироды, — распалялся левый собутыльник как раз в тот момент, когда я проходил у него за спиной.

Глава 4. Лета

Я свалилась с подоконника и приземлилась на колени, да так и поползла к столу выключать единственную горящую лампу, которую специально оставляла зажженной. Солнце в это время года садилось рано, а я не хотела, чтобы внезапный посетитель застал меня спящей в темноте. Обычно лампу не было видно с улицы, но раньше я и не задерживалась здесь так долго, чтобы убедиться наверняка: безопаснее казалось уходить до того, как у большинства жителей закончится рабочий день. Сегодня же усталость победила, и я даже не заметила, как заснула, а потом умудрилась проспать дольше, чем обычно. За окном стояла ночь.

В темноте я поднялась на ноги, потерла ушибленный локоть. Больно еще не было, но звук при ударе раздался довольно мерзкий. Что бы ни происходило на площади, я не собиралась в этом участвовать, даже свидетелем. Все могло закончиться встречей с караульными, а то и вызовом полицейских, а знакомиться с ними мне ну ни капельки не хотелось. Слишком опасно для моего шаткого прикрытия.

За окном в легком тумане горели тусклые фонари. Сколько же я проспала?

Я на цыпочках подошла к окну, прильнула к раме щекой и выглянула наружу, стараясь не шевелить шторку. Часы на башне, торчавшей далеко позади домов, показывали почти девять. Слепой час скоро пройдет, но, если потороплюсь, еще успею пройти в нижний город через Храм, этот путь был самым легким и самым близким.

На площади за окном двое мужиков били морду третьему. Ну как били — от одного удара тот отлетел на добрый метр и теперь стоял, опершись на колено, на землю капала кровь из разбитого носа. Фонарь над его головой словно отделял его от остального мира кругом света. Вдогонку неслись громкие красноречивые разъяснения, что его ждет, если он продолжит наставлять свое дерьмо на уважаемых граждан, а заодно и указания достойного для тупой ищейки места.

Я присмотрелась получше… Ох, да это же мой утренний знакомый. Вот как, все-таки ищейка. Новенький, значит, и без напарника. Я ехидно усмехнулась. Не на тех объектах он свой амулетик-то опробовал!

Глаза у меня наконец-то открылись, а вся сонливость испарилась.

Ищейка поднялся на ноги, зыркнул по сторонам и принялся отступать к моему крыльцу, пока не ухватился за перила. Выпрямился, вытерся рукавом, только размазав кровь по щекам. Легко сдаваться он, похоже, не собирался. Сплюнул, повернул голову к мужикам и выдал:

— Предлагаю подчиниться закону.

Твою ж монетку, какой дурак! Как ему в голову пришло с ними связаться, да еще и продолжать? Каждый ребенок знает, что задача ищеек — выследить и сдать. Хотя бы сообщить, а ловят пусть другие, если силенок самому оттащить не хватает. Потому ищейки и опасны: не поймешь, что ты на крючке, пока не станет поздно.

Мужики заржали в ответ. У того, что стоял дальше, в ладонях появились сверкающие ледяные лезвия.

Я поежилась.

Чего он опять здесь забыл? Ко мне возвращался? На амулет пожаловаться, деньги забрать или?..

Ситуация перестала меня забавлять. Голоса приближались. Они же мне так всю мастерскую разорят!

Дверь!

Я отпрянула от окна и метнулась к выходу — нужно было срочно закрыть замок. Мысленно взмолилась: только бы он не щелкнул и не выдал мое присутствие. С той стороны двери доносилось неровное сопение, ищейка продолжал пятиться и наконец добрался до верхней ступеньки.

Вот черт! Я проклинала себя за то, что заснула с горящей лампой. На мелочах прокалываются, да?

Я нащупала холодный замок, зажмурилась и начала проворачивать его, когда услышала тихое:

— Пусти, пожалуйста, пусти.

— Пусти, пожалуйста, папа, — стучу я в дверь родного дома, упав на разбитые колени.

Слышится плач матери, тяжелые шаги отца по коридору — он охраняет дверь от всех, кто мог бы ее открыть, — звонкий голос сестренки. Слов я разобрать не могу, но знаю, что она напугана.

Моя кожа бела, пальцы синеют, я вся дрожу в тонком модном платье. Так это и есть холод? Как же все болит и горит одновременно. Сегодня мой День Определения, шеститысячный день, если считать от рождения. День, который решает все: если повезет, то ничего не случится, если нет — начнешь ощущать холод, температура тела понизится, а ты навсегда потеряешь свой магический дар. С утра меня не покидало плохое предчувствие, я игнорировала его, уговаривала себя, что хоть Определение и нельзя предсказать, все будет хорошо. Все будет по-прежнему. В нашей семье до сих пор не было низших.

Мне не повезло.

— Я приказал тебе оставаться дома, — напоминает мне отец через дверь. Обрывисто, со злостью.

— Я же не ради себя…

— Тебя видели. О твоем дефекте уже доложили. Позор.

Дефект.

— Убирайся, — продолжает грозный голос отца за дверью, он ни разу не дрогнул. — Ты мне не дочь. В трущобы, в нижний город, там твое место. С такими же, как ты.

Уже не стучу, просто корябаю дверь поломанными ногтями.

— Возьми хотя бы лекарство щенку, папа. Я принесла…

Ответа не жду, но спустя пару минут тишины отец открывает дверь — немного, лишь наполовину, и я протягиваю ему бутылочку. Он берет ее, задерживает долгий взгляд на моих синих ногтях, и я понимаю — это и есть прощание.

Глава 5. Лета

Сбавили скорость мы только на набережной, через два квартала от мастерской. По последней я всю дорогу мысленно страдала, так что до сих пор не произнесла ни слова. Внутри у меня бурлило так, что согревало даже снаружи, я и забыла, что на улице почти зима. Впрочем, у нас и лето от зимы мало чем отличалось, разве что вечерами было чуть светлее, но сезон Темных ночей по праву считался самым жутким временем для всех, кто мог чувствовать холод. Включая порождений в лесу, которые от отчаянья начинали лезть в город, словно притягивались к теплу.

Любимый плащ остался в мастерской.

Собеседник из моего спутника тоже оказался никакой. Всю дорогу он буквально сопел в мокрую тряпочку, которую я ему подсунула, витал где-то в своих мыслях, иногда что-то бурчал, то и дело отставал, а потом наступал мне на пятки. Должно быть, со стороны мы смотрелись как всклокоченная поругавшаяся парочка: вместе, но на расстоянии, показательно не прикасаясь друг к другу. Эта мысль меня внезапно позабавила, я хрюкнула, подавив истерический смешок.

То и дело я искоса поглядывала на ищейку, будто тянуло что-то. Легкий намек на морщинки в уголках глаз выдавал в нем человека, который много улыбался. Мне хотелось увидеть эту улыбку.

«Лета, это все нервное, — одергивала я себя. — На ищеек мы точно засматриваться не будем!»

Попробовала свернуть на уходившую вправо тропинку, чтобы отвязаться от него, но ищейка не глядя следовал за мной, так что я решила остаться на набережной. В благодарность он тут же больно наступил мне на пятку. Далеко позади часы пробили девять раз, заставив меня стиснуть зубы. Слепой час подошел к концу. Нужно было срочно избавляться от ищейки, пока я не опоздала домой. Пройти через Храм разрешили бы и с небольшим опозданием. Посмотрели бы с укором, да так, чтобы еще месяц стыдилась опаздывать, но пропустили. Служители Храма редко разговаривали, почти никогда, но взгляд черных глаз зачастую казался страшнее самых грозных слов.

Вот только ищейка упорно не хотел от меня отставать, словно я специально куда-то его вела. Впрочем, вид у него казался таким растерянным, что меня посетила и другая мысль — возможно, ему некуда было идти. Но где-то же ищейки живут?

Так и не придумав ничего умного, я решила сказать ему напрямую, прости, мол, милый друг, но на этом месте наши пути разойдутся. А потом как можно быстрее унести ноги в первом попавшемся направлении. Сбавила шаг. Все еще надеялась, что он не обратит внимания и пойдет дальше, но ищейка тоже остановился в паре шагов впереди. Поворачиваться не стал, просто ждал, когда я его догоню.

Вот ведь зараза!

Я втянула холодный воздух и приготовилась высказать ему свои претензии. В конце концов, лучшая защита — это нападение.

В носу нестерпимо зачесалось, я сморщилась, уткнулась себе в плечо, а на глазах выступили слезы. Чихнула совсем беззвучно, даже успела на мгновение порадоваться и, уже поднимая взгляд, поняла, что привлекла внимание. Лаевы граждане не простывают!

Ищейка повернулся ко мне, вынырнув из своих мыслей, остановился и выхватил у меня амулет, который я все еще тащила с собой. И как не додумалась выкинуть?!

— Ничего не понимаю.

Он уставился на темный безжизненный камень таким взглядом, словно тот сейчас отрастит зубастую пасть и как минимум откусит руку. Если сразу целиком не сожрет.

Я осторожно сделала шаг назад. Ищейка, кажется, не заметил. Адреналин в крови сходил на нет, ночной холод ощущался все сильнее.

— Чего ты там такого сотворила? — недовольно спросил он, поглаживая в пальцах амулет. Камень отозвался тусклым светом.

Ой нет, теперь мне это не нравилось категорически!

Ищейка посмотрел на меня поверх амулета, лежащего на поднятой к лицу ладони. Камень, от которого я, как загипнотизированная, не могла отвести взгляд, побелел, покрылся тончайшими линиями узоров, какие мороз рисовал по утрам на холодных окнах.

Я внезапно вспомнила, как дышать.

— Работает, — задумчиво проговорил ищейка.

«Не работает», — мысленно опровергла я, лихорадочно соображая, что за амулет ему подсунула, пока старалась не заснуть на месте. У меня-то магии нет, камень должен был почернеть.

Вариантов было немного. Я действительно хранила парочку ворованных и подправленных знакомым мастером. Результат они показывали противоположный правильному, а стоили больше, чем я зарабатывала за год. Один такой позволял мне открыть и обставить мастерскую на новом месте. Вот только я была уверена, что оба смирно лежали на дне моей сумки. Или нет? Вчера меня много отвлекали клиенты, и я вполне могла не убрать, после того, как проверяла, достаточно ли подпитки в них осталось…

Ищейка пытливо посмотрел на меня, так и не дождавшись ответа на прошлый вопрос.

— Ну да, работает, — пожала плечами я и незаметно сделала еще полшага назад. Как назло, набережная слишком хорошо освещалась, а укромных уголков я здесь не помнила.

— Почему тогда на них не сработало?

Он почесал щеку, не отрывая взгляда от амулета. Нахмуренные брови сдвинулись, голова чуть заметно покачивалась. Я собралась сделать еще один шаг, но ищейка резко выпрямился, провел рукой по камню, заставляя его снова стать темным, словно стер с него незастывшую краску. Прикрыл глаза, посматривая над камнем на свою собственную руку.

Глава 6. Лета

Беги, девочка, беги, это твой лучший шанс, спасай свою шкурку, он тебя все равно сдаст, как только вылезет. Мысли навязчиво крутились в мозгу, пока я копалась в сумке, которая внезапно стала бездонной. Надо признать — весьма здравые мысли, но когда я их слушала?

Набережная вдруг перестала казаться мне такой уж освещенной, под руку попадался только хлам, а в очередной раз выдернув ее, я больно оцарапала запястье и по инерции облизала его. Выступила кровь.

Мой любимый нож тоже остался в мастерской. Впрочем, брать его и не стоило — мне совсем не хотелось, чтобы кто-то поймал меня с оружием, — но теперь я жалела об этом, а воображение подкидывало варианты его использования, и почему-то отнюдь не ради спасения ищейки. Я то и дело оглядывалась, но позвать на помощь было некого.

Наконец на самом дне я нашла пару отверток. Перешагнула через невысокую ограду, бросила сумку рядом с ней, надеясь, что с дороги она сойдет за темный булыжник, если кто-то все-таки объявится и решит прибрать к рукам добро. Самой ценной вещью там был второй фальшивый амулет, если, конечно, он все еще лежал там — а я уже ни в чем не была уверена. Остальным хламом я дорожила, скорее, как памятью.

Ухватив отвертки, я шлепнулась на четвереньки и начала спускаться к реке, цепляясь импровизированными крюками за гладкую влажную землю. Я знала, что где-то впереди должна быть лестница к воде, но возвращаться сюда по мокрым плитам в сапогах с гладкой подошвой мне хотелось еще меньше. Так я хотя бы… кхм… держала свою жизнь в руках.

Снизу подозрительно булькнуло. Я остановилась и поискала голову ищейки над водой, но, увы, он до сих пор никуда не делся.

— Не так уж ты и плавать не умеешь, — прошипела я со злостью, преодолев половину пути. Барахтался ищейка громко и бессистемно, пытался удержаться за скользкую плиту. Выкарабкаться у него не получалось, но и медленным течением его никак не уносило. Какая жалость!

Я проехала последние двадцать сантиметров на боку и остановилась внизу, на коленях подползла к краю плиты. Ледяные капли обжигали пальцы. Уселась поустойчивее, воткнула в землю позади себя отвертки и ухватилась за них рукой, для надежности сжав обе вместе. Потянула. Отвертки остались на месте. Хорошо. Я наклонилась и протянула вторую руку ищейке. Схватила его за растопыренные горячие пальцы и попыталась поднять.

— Ты там ногами, что ли, в стену упрись, чудик!

Позади раздалось шипение, и оно нарастало!

Я повернула голову и ойкнула — сумка катилась по склону, «удачно» выбрав для этого созданную мною же колею, и стремительно приближалась. Едва я успела сжаться, как она всей тяжестью врезалась мне в спину, перевалилась через край и с громким всплеском пропала под водой.

Опора ускользнула.

От удара меня швырнуло вперед, я оказалась наполовину под водой, ноги все еще цеплялись за плиту. От полного падения в реку меня спасло только тело ищейки, на которое я и приводнилась, отчаянно размахивая руками. Грудь сжалась, словно сдавленная ледяным корсетом, и потребовала немедленно вдохнуть. Под руку попалось плечо ищейки, я изо всех сил оттолкнулась от него и вынырнула. Перекатилась на бок, беспорядочно скользя пальцами по плите в попытках отползти от края.

Ищейка вынырнул следом, громко хватая воздух: я едва не утопила его. Он уцепился за мою ногу, приподнялся над водой, дотянулся до отверток, которые так и стояли, вбитые в землю, и, повиснув на них, вскарабкался на плиту.

Я лежала на спине, широко раскрыв горящие глаза, а звезды надо мной кружились в беспорядочном, но странно замедленном танце. Казалось, кто-то вытряхнул душу из тела, а потом, наигравшись, грубо впихнул ее обратно. Измятую и растерзанную.

Ищейка отдышался, ткнул меня в бок, указывая направление, и громко скомандовал:

— Ползи!

Рот у меня открываться не захотел, поэтому высказалась я мысленно и очень нелестно, а потом на четвереньках последовала приказу, проклиная этот день, воду, скользкую плиту и почему-то ночного дебошира, не давшего мне поспать.

Прошла целая вечность, пока мы достигли лестницы. Я осталась сидеть на верхней ступени, пытаясь вдохнуть поглубже, но легкие словно сжались до пары сантиметров. Моя одежда вымокла, конечностей я почти не чувствовала, сапоги казались неподъемными колодками, тело била крупная дрожь, веки пульсировали, а в ушах настойчиво отдавался сумасшедше быстрый стук сердца.

— Тебе холодно? — Ищейка стоя надо мной, выжал плащ и натянул обратно.

Сил придумать ответную гадость не хватило, и я проигнорировала вопрос. Вот ведь лаев гад, заботливый какой! Да если б не он, я бы уже давно дома в уютной постели лежала. У камина!

Он схватил меня за плечи и дернул вверх, вынудив встать на ноги. Моя кожа под его пальцами горела даже через ткань.

— Больно. Отпусти.

— Как тебя здесь согреть?

Хороший вопрос. Можно я подумаю над ним чуть позже? Мне только нужно закрыть глаза и немного отдохнуть. Стоило бы выжать одежду, но, пожалуй, это тоже подождет.

Мысли были сонными, вялыми и тягучими. Их окончания ускользали и рассеивались, не давая себя поймать.

— Надо. Домой. Дойти.

— Как туда попасть? Ну, говори!

Глава 7. Кир

Я продвигался по темной стороне улицы, удерживая обеими руками перекинутое через плечо мокрое тело, и тяжело дышал. Моя жертва — или спасительница, одна Лая теперь разберет, — несмотря на щуплый вид, весила раза в два больше того огромного бревна, которое мне пришлось взвалить на себя, чтобы проникнуть в город, притворяясь туповатым работником на заготовках. По крайней мере, сейчас мне так казалось. Воздух после купания показался обжигающе горячим как снаружи, так и внутри, словно мне приходилось дышать над кипящей водой.

Девчонка больше не бредила, да и вообще, похоже, не собиралась снова приходить в сознание. Тем не менее бессмысленный набор слов, который она выдала на вопрос о том, куда ее отнести, оказался не таким уж… бессмысленным. Я очень сомневался, что в Храм она собралась, чтобы отдать Лае душу. Во время инструктажа его упоминали несколько раз, но я не слишком вслушивался — отвлекал суетливый Алик, а от монотонного голоса пухлого чиновника дико хотелось спать. Я сжимал кулаки, стараясь побольнее впиться ногтями в ладони, и надеялся, что хотя бы физическая боль заставит тело реагировать, а глаза — держаться открытыми.

Так или иначе, теперь, после длинного и странного дня, я приходил к неутешительному выводу, что не запомнил из инструктажа почти ничего стоящего. Храм-на-реке давно вызывал в бюро ищеек подозрения. Обоснованные или не очень, они возникали снова и снова. Неприкосновенный статус Храма запрещал не только проводить там задержания, но и вообще кого-то в чем-то обвинять. Перемещаться внутри него могли свободно все люди, независимо от того, к верхнему или нижнему городу принадлежал конкретный край комнаты или метр пола. Этот закон лишал любое ожидание рядом с Храмом-на-реке смысла — слишком хорошая видимость из высоких резных окон. Не выйдет никто, если заметит, что двери охраняют, и все тут. А устраивать засаду там негде. Река, набережная, а за ней куча узких улочек и закутков — никогда не угадаешь, куда свернет, а скрыться там для знакомого с городом человека труда не составляло. Если уж местные бывалые ищейки считали это пропащим делом, то я и вовсе не стал вникать. Всегда знал, что мне придется ставить на нечто новое и неопробованное, если хочу закончить свое дело быстро. И вот теперь у меня на плече висело тяжелое и мокрое быстрое дело, а я понятия не имел, куда же его запихнуть.

Двери Храма-на-реке не закрывались никогда, но в такое время посетителей не было. Впрочем, я их и днем-то особо не заметил. В Академии читал, что о Лае вспоминали, когда это становилось выгодным или перед праздниками, чтобы успеть покрасоваться своей благостью перед соседями да получить каких-то священных сладостей. В остальное время Храм оставался предоставлен самому себе и своим пожизненным служителям. Выбирали и воспитывали их с детства, но я все равно не мог представить, с каким характером должен родиться ребенок, чтобы посвятить свою жизнь… поливанию дерева. Которое и поливать-то не нужно Лая корнями уходила в реку. Вот ведь засада!

Внутри Храма посетителям полагалось стоять. На всякий случай я огляделся, но ожидаемо не нашел ни лавки, ни вообще какой-либо мебели. Всерьез задумался, не бросить ли девчонку на пол, когда от одного из темных углов отделился лысый служитель в черных ночных одеждах, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.

— Зло должно оставаться вне взора великой Лаи, — пропел он, а в голосе почудилось недовольство.

Я невольно покосился на огромный ствол в центре зала, но, к счастью, глаз на нем не нашел и буркнул:

— Это не зло, это вода из реки.

— Зло в вашем сердце, а не в ваших руках. Мы не привечаем убийц, — туманно пояснил он и, прежде чем я успел открыть рот, добавил: — Даже тех, что считают это исполнением закона.

Служитель многозначительно посмотрел на тело девчонки у меня на плече. Тело в ответ дернуло свисавшими руками, а я перехватил ее поудобнее.

— Пожалуй, в убийцы мне пока рановато, — скривился я, — но вы точно станете соучастником, если мы так и продолжим нашу непринужденную беседу.

Если какие-то мысли и посещали его голову, то на лице совершенно не отражались. Оно застыло, как противная маска. Чуть поменьше света — и мне стало бы жутко находиться с ним в одном помещении, а меня даже порождения в лесу не слишком-то пугали. Так и не дождавшись ответа, я сделал пару шагов к нему, оставляя на гладком полу мокрые следы — с одежды до сих пор капала вода — и решил перейти сразу к делу:

— Мне нужен проход в нижний город.

Ответа не последовало, служитель даже не моргнул.

— Я знаю, что вы пропускаете людей, — Я блефовал, но ничего лучше все равно не оставалось. — Не знаю, по каким тайным знакам или паролям — она не успела пояснить, прежде чем отрубилась, — поэтому просто прошу.

Как мог, я выделил последнее слово. Прозвучало все равно не очень убедительно.

— Вы ставите нас в неловкое положение, — удивил меня служитель. — Мы должны опровергнуть любое обвинение подобного рода.

— Тогда она умрет. Никто в верхнем городе не подскажет мне, как ей помочь. Могу я оставить ее здесь? Вы позаботитесь о ней?

Выпускать добычу из рук мне совершенно не хотелось, я бы предпочел остаться с девчонкой. Вдруг еще пригодится.

— Нет! — отрезал служитель неожиданно громким возгласом.

— Да, да, зло должно оставаться вне взора великой Лаи, — передразнил я.

Служитель пошевелился. Отступил на пару шагов назад, поднял руку ладонью вверх, указывая мне на противоположную стену. Уговаривать дважды не потребовалось. Я быстро подошел к стене и тупо уставился на нее: позади удалялись тихие шаги. Потом в стене появилась тонкая щель. Я толкнул резную деревянную панель перед собой и протиснулся в узкий проход. Ожидал, что за следующей дверью нас будет ожидать келья или что-то вроде того, но мы снова оказались на улице, только теперь ниже по течению реки.

Глава 8. Кир

В отличие от верхнего города, жители которого рано разбредались по кроватям или запрятанным в темных закоулках увеселительным заведениям, здесь до сих пор кипела жизнь если не на холодных улицах, то в домах так уж точно. Шум и яркий свет из окон создавал стойкое ощущение, что находишься посреди веселой разношерстной толпы.

Я знал, что в нижнем городе попадались пустующие дома — смертность там всегда была на высоте, — вот только понятия не имел, как их определить, поэтому решил завалиться в первый попавшийся, угол которого покажется мне достаточно темным, а комната при взгляде через окно — нежилой. Если хозяин объявится, тогда и будем разбираться: может, хоть до утра на улицу вышвыривать не станет.

Идти пришлось довольно долго, пока я наконец не обнаружил подходящее местечко.

Я затащил девчонку внутрь, зажег валявшуюся у входа свечу и поплотнее закрыл дверь, замка на которой не было. Если помещение не использовалось кем-то до сих пор, то покинули его точно недавно. В комнате осталось много мебели и разбросанных вещей, которые красочно свидетельствовали, что в них успели покопаться воры, хоть и весьма переборчивые. Соседи могли знать бывших жильцов, а я не хотел привлекать лишнего внимания, поэтому поставил свечу на пол и подальше от окна, в самый непросматриваемый угол.

Подтащил и опустил девчонку на сомнительное подобие лежанки, а потом в растерянности уставился на нее. Собственно говоря, на этом мой план и заканчивался.

Девчонка спала или была без сознания. Я решил, что второе. Лишь бы не кома — ее я однажды видел, моя мать из нее так никогда и не вышла. До сих пор я был спокоен, но при этой мысли мне вдруг захотелось бросить девчонку здесь, убраться подальше и забыть о ней навсегда. Вот только она была мне нужна.

Я подхватил с пола чье-то безразмерное и хорошо потоптанное пальто и накинул на нее. Синий цвет ткани, казалось, передался лицу: девчонка тоже выглядела синей, особенно губы. Дыхание у нее было неестественно редким.

— Сейчас вернусь, — зачем-то сказал я ей и поспешил на улицу.

Только теперь начинал понимать, что именно так смущало меня в нижнем городе: он будто застыл в прошлом веке, поотстал в соревновании со своим верхним соседом. Здесь не было ни фонарей на столбах, ни ухоженных тротуаров, ни вычурных вывесок над входами. Ширина улиц не подходила ни для какого транспорта крупнее ручной телеги, а ноги то и дело спотыкались о края булыжников, словно случайно разложенных на земле. В окнах было больше свечей, чем ламп.

Растерянно покрутив головой, я решил попытать счастья в первом же доме напротив, иначе, если отойду далеко, то уже не найду место, где оставил девчонку. Все здесь казалось разным, но в то же время подозрительно одинаковым.

— Что надо? — Женщина в проеме смерила меня взглядом и сморщилась: — Ищейка? Бесстрашный такой или запасная жизнь есть? Проваливай!

— Что… — начал я и осекся. Дурак, забыл, что моя легкая одежда тоже была мокрая насквозь, а на вид меня это совсем не смущало. — Пожалуйста, мне нужно лишь немного теплой воды, такой, чтобы можно было выпить и согреться.

— Зачем? — презрительно фыркнула она и сложила руки на груди.

— Я сразу уйду, — пообещал я, уходя от прямого ответа.

Она прикрыла дверь, шаркающие шаги удалились и вновь приблизились, и в узкую щель просунулась фляга. Кажется, я заметил ехидную улыбку.

— Спасибо! — выдохнул я, схватил добычу и сбежал с крыльца.

Очень ехидную улыбку…

Я потряс флягу, прислонил ее к себе, открыл и сделал глоток. Нет, явно не кипяток, температуру выше собственной я бы почувствовал. Может, хоть теплая? Нужен какой-то способ проверить!

На дороге показался парнишка лет шестнадцати. Несмотря на темноту, он не слишком-то спешил домой. Я окликнул его, после чего выдержал откровенный и весьма наглый осмотр.

— Скажи, она теплая? — Я сунул ему флягу, едва он оказался рядом.

— Не-а. — Парнишка по инерции схватил предложенное и повертел.

— Вот дрянь, Лая ее задери! — вырвалось у меня. Всего-то теплой водички попросил — лучше бы отказала, чем издеваться.

— Погреть? — спросил парнишка, о существовании которого я от нахлынувшей злости успел забыть.

— Пожалуйста.

Он кивнул и побежал по улочке, завернув в третий дом слева, а через несколько минут вернулся, аккуратно держа флягу за горлышко. Я подхватил ее и почувствовал тепло. Значит, хотя бы пятьдесят градусов там было.

Парнишка молча увязался за мной, и я не стал ни скрываться, ни прогонять его.

Девчонка спала на том же месте, где я ее и оставил. Я откопал в хламе кружку, налил воды и попробовал ее напоить, но она даже не попыталась открыть рот.

— Что ты делаешь? — пискнул парнишка. — Ей это будет горячо! Смотри, какая она синяя.

«Понятия не имею, что я делаю», — подумал я.

— Она замерзла. И мокрая. Ее надо раздеть. Что случилось?

— В реку упали, — сократил я рассказ о нашем столкновении на набережной до двух слов, и тут до меня дошло: — Раздеть?!

Парнишка уже сорвал с девчонки рубашку и стягивал штаны.

Глава 9. Лета

На землю опускался снег. Я торопилась домой, пробираясь через рабочий квартал, тянувшийся вдоль всей границы с нижним городом до самой реки. К груди я прижимала с трудом добытую баночку согревающего лекарства. Глупо было идти в платье без карманов.

Я то и дело опускала взгляд на собственные пальцы. Кисти неестественно побледнели, ногти казались почти синими. Вид их приводил меня в ужас, но не смотреть я не могла.

Квартал казался бесконечным. Я остановилась у перекрестка, как и десяток раз до этого, прислушалась и, убедившись, что из-за угла не доносится шагов или голосов, выглянула в темноту между домами. Дрожь пробивала тело, будто молния. Мешала сфокусировать зрение: все вокруг словно сошлось в диком танце. Я перебежала улицу так быстро, как только могла.

Предстоял последний поворот и самая тяжелая часть пути: пройти по узкой улочке до тайной дыры в заборе, ведущей домой, в центр города. Пролезть через нее мог только ребенок: я уже пробовала это в детстве, тогда лаз показался мне огромным туннелем, про который не знал никто из взрослых. Магическое место. Сейчас я боялась, что застряну в нем или не помещусь вовсе. Сегодня я совершила ошибку, но все еще можно было исправить, нужно только поскорее попасть домой.

Еще один угол. Никого.

Я шагнула за поворот. Еще раз. Выдохнула воздух, когда тот начал жечь легкие.

«Смотреть в оба, слушать и не забывать дышать», — повторяла я как мантру. Улочка, заваленная мусором и дровами, казалась меньше, чем когда я шла сюда, стены нависали надо мной, грозили сомкнуться и раздавить.

Голоса!

Я шмыгнула за кучу дров; когда-то связанные, теперь они были просто свалены друг на друга и совсем отсырели. Ноги отчаянно скользили на тонком льду. Я плюхнулась на землю, что было сил вжалась в холодную стенку, дрожа всем телом. Зажмурилась и просила лишь одного: чтобы они прошли мимо, не заметили меня.

Если бы я только послушалась отца.

Его слова до сих пор эхом отдавались в голове.

— Не смей выходить из дома! — кричал отец, направляясь к двери. Он хотел перекрыть мне дорогу, но я оказалась быстрее и уже выскочила на улицу.

— Я принесу лекарство щенку и вернусь, пожалуйста!

— Не сегодня. — Мама не командовала, она умолял. — Сегодня День Определения. Сейчас придут люди из Храма, нужно убедиться, что с тобой все в порядке.

— Я быстро!

— Если ты сейчас уйдешь, я… — начал отец.

Я закрыла уши ладонями и побежала прочь. Не хотела слышать его угрозы: убьет, сдаст, не пустит в дом? Чушь. Я должна была помочь щенку: первому и, возможно, последнему, которого я увидела в жизни. Он замерзал на улице. Неужели они не понимают: он же живой, настоящий! Я не могу пойти с ним к городскому доктору. Мне нужно в нижний город, там знают, что делать!

Теперь я дрожала на холодной земле.

Мимо кучи дров прошли двое, увлеченные каким-то спором. Я едва заметила их, слишком погрузилась в мысли. Подождала, пока они скроются из виду. Спина словно впитала холод стены и казалась мне каменной, пальцев на ногах и руках я не чувствовала вовсе. Встала очень медленно, каждое движение приносило боль: странную, новую, невероятную.

Подняла глаза — и оцепенела: напротив у стены стояли те двое, довольно ухмылялись.

Они знали, что я тут! Они ждали меня!

— Что это у нас тут, м-м?

Я прижала баночку к груди спасительным амулетом.

— Смотри, как низшие оборзели: посреди дня по верхнему городу шарятся.

— Надо бы проучить.

— Сейчас устроим.

— Я не… — начала я. И осеклась.

Ответом мне был дружный смех. Жестокий, кровожадный, в нем словно слышалась каждая их идея насчет того, что они сделают со мной.

Я побежала. Под несущиеся мне в спину смех и улюлюканья. Чувствуя, как задыхаюсь. Вдруг спину пронзила острая боль. Я рухнула на колени, содрав с них кожу до крови. «Камень», — подумала отстраненно, мозг будто работал отдельно от тела. Еще один снаряд пролетел мимо. Я поднялась, попыталась бежать. Двигаться. К концу улицы, к выходу. По ледяным ногам стекали горячие красные капли.

Где-то сбоку, в проходе, послышались голоса. Я резко затормозила, пытаясь набрать воздуха, чтобы заорать, но вдруг поняла — нельзя. Здесь я низшая для всех.

Сзади подтвердили:

— Эй, милая, тебе нас мало, м-м?

Они не настигали меня, держались на одном расстоянии. Загоняли добычу в тупик, растягивали удовольствие от игры. Мои глаза горели от мгновенно остывающих слез, в голове стучало мамино: «Не сегодня».

— Она же не думает, что может от нас скрыться?

— У нас куча времени!

— Даже можем просто подождать, когда ты наконец замерзнешь, крошка!

Глава 10. Кир

К утру девчонка все еще была на месте, и этот простой факт принес мне огромное облегчение, потому что я совершенно забыл ее к чему-нибудь привязать. Вернее сказать, даже не подумал: слишком маловероятным казалось, что она вообще еще куда-нибудь пойдет. Я бы не удивился, если бы она больше не проснулась. Ночью девчонка придвинулась к стене и до сих пор не шевелилась, хотя сейчас я был уверен, что она не спала. Из-под потрепанного синего пальто с одной стороны торчали длинные белые волосы, с другой — маленькая розовая пятка. Я приподнялся, протянул руку и аккуратно постучал по ней указательным пальцем. Пятка резко убралась под пальто, а с другой стороны конструкции раздался недовольный злобный вздох.

— Ладно, разговаривать не будем, — пожал плечами я, скорее, для себя, чем для нее. А вот поесть бы не помешало, последние запасы кончились еще в лесу два дня назад, а вчера я так и не сподобился где-нибудь перекусить. Слишком длинным и увлекательным выдался день, аж зубы сводило от воспоминаний. Сегодняшний обещал стать еще хуже.

За окном бурлила жизнь. Как смог, я постарался вычистить одежду. Дорогой плащ было не спасти, по крайней мере не в таких условиях, так что пришлось поискать в шкафу с оторванной дверцей что-нибудь другое. Комната явно принадлежала женщине, но я уже видел на полу как минимум одну мужскую рубашку, вероятно позабытую ее незадачливым поклонником. Меня удивляло, сколько вещей сохранилось в комнате, хотя теперь я был уверен, что здесь больше никто не жил. А вот грязь на полу явно указывала, что посетители случались, и не единожды. Никогда бы не поверил, что в нижнем городе не существовало мародеров. Спросил бы девчонку, но она общаться так и не надумала.

Наконец дыхание ее стало равномерным, а пальцы прекратили сжимать край пальто — теперь ногти не казались белыми от напряжения. Я как раз закончил все, что хотел, а перед уходом натянул ей на ноги большие вязаные носки, найденные тут же перед шкафом. Она не проснулась.

Я прикрыл за собой дверь и подпер ручку случайной доской — по всей видимости, когда-то она и была дверцей шкафа. Дальше по коридору виднелись повороты в другие комнаты. Вероятно, там по-прежнему кто-то жил, а потому устраивать баррикаду здесь было бессмысленно. Первый же проходящий мимо поинтересуется, что же такого ценного там заперли. Я надеялся, что вернусь раньше, чем девчонка проснется, или у нее хотя бы хватит ума не орать. Тащить ее с собой я не решился. Девчонка была пришлой — не родилась в нижнем городе, а попала сюда, потеряв свою магию в День Определения. Как и я, она выделялась тут своей внешностью и походила на граждан. Вполне могла сойти за мою напарницу, если бы захотела. Но вот если заметят, что она со мной не по своей воле… Пришлых тут принимали за своих, ведь они чувствовали холод. И защищали тоже как своих.

Я покачал головой. Во что ты ввязался, Кир? Так близко — и так далеко от цели.

Едва я переступил порог бюро, как меня схватили и, протащив по длинному коридору, с силой запихнули в кабинет к чиновнику, который еще вчера невзначай пожелал мне удачи.

Ждали. Странно, что вообще запомнили.

— Бросил, сбежал, украл, — перечислял он мои подвиги себе под нос, не отрывая взгляда от бумаг на столе.

— Чего украл? — удивился я и добавил дежурное: — Позвольте спросить.

— Амулет украл, листы украл, у напарника возможность отличиться тоже украл.

— Да он и не хотел.

— А вот он, — потряс чиновник листом бумаги, — другое заявляет. Жалуется. Хотел, говорит, мечтал, только догнать, кхм, не успел.

Вот гнида!

Я от души пожелал Алику пожизненное несварение желудка. Эх, надо было девчонку все-таки с собой притащить.

— И что мы будем с вами делать?

— Работать пойду? — предложил я, окончательно решив косить под дурачка. — Без напарника, чтобы случайно никого не обокрасть.

— Вы ведь к нам не по распределению?

Я выпрямился по стойке смирно и сцепил руки за спиной. Дело принимало паршивый оборот.

— Нет, по свободному выбору.

— По свобо-о-одному, — недобро протянул он. — И вы, конечно, не будете против, если я пошлю в Академию письмо, чтобы подтвердить вашу версию?

Я растерялся. Если бы он действительно хотел это сделать, то не счел бы нужным ставить меня в известность. А раз сказал, значит, что-то ему от меня было нужно. Вот только, кроме одежды и вчерашнего аванса, я пока не обладал ничем примечательным.

— Буду против, — нагло отозвался я. Пусть выкладывает свое предложение.

— Это же ты был, мечтатель, который хотел высшую награду заработать?

— Ну да, — уже не так уверенно и оттого совсем невежливо вставил я. Внезапный переход на «ты» меня здорово напрягал, будто весь наш разговор сместился на другой уровень и ничего хорошего меня там не поджидало.

Чиновник отложил бумаги в сторону, поднял голову и уставился на меня немигающим взглядом, от которого неприятно чесалось между лопатками.

— Мне донесли, что ты потревожил не того человека.

Понятно. Значит, обиженный Алик стал только официальной причиной задержания, к тому же совершенно бессмысленной. Подошла бы любая. Я мысленно перебрал своих вчерашних «друзей», но так и не решил, кто из них выглядел достаточно солидно, чтобы иметь связи, способные надавить на главу бюро.

Глава 11. Лета

Еще ни одно дело на свете не давалось мне таким нечеловеческим трудом, как попытка просто заставить себя лежать спокойно, пока ищейка возился с чем-то в комнате, а потом шуршал за дверью.

Закрыть меня пытался, наивный. Я и из угла прекрасно видела, что замок на двери уже завершил свою долгую и весьма интересную жизнь. Впрочем, судя по виду из окна, мы находились на первом этаже, поэтому рассчитывать, что я не спрыгну вниз, как только представится возможность, было поистине странно. Я собиралась сделать отсюда ноги минут так через пять: сначала дам несчастному убраться подальше, чтобы случайно не вызвать у него идеи еще где-нибудь искупаться.

Солнце так ярко светило в окно, что я постоянно ловила себя на мысли о необходимости торопиться, пока не закрыли проход в верхний город. И следом одергивала себя, внутренним монологом убеждала мозг, что не проспала — просто мне больше некуда спешить. Чувство потери меня пока не накрыло, видимо, до сих пор сказывался шок. Расставание с мастерской еще предстояло пережить или, как говорила матушка, пережевать. Страшнее всего мне казалась потеря сумки, в ней были все мои сбережения — практически единственная возможность открыться на новом месте. Вот ведь повезет кому-то, кто выловит мои пожитки из реки… Хотя нет, по закону подлости попадется именно тот, кто не сможет понять ценность находки и просто вышвырнет в мусор.

Я сжала кулаки и громко выдохнула. Не полегчало.

Матушка меня, наверное, заждалась. Если не списала со счетов сразу, когда я не явилась на ночь. Вообще-то, так мы всегда и договаривались: если со мной что-то случится в верхнем городе, то она должна будет забыть обо мне и отрицать любые связи. Технически я даже жила в отдельной комнате, а водить близкую дружбу с соседями никто не обязывал. Правда, я сомневалась, что матушка сможет так поступить. Лишь бы только искать не пошла…

С едой для ребят теперь тоже будет негусто. Сейчас у матушки их оставалось двое — своя рыжая девчушка и очередной хмурый подросток, вышвырнутый из верхнего города. До сих пор он не желал с нами даже разговаривать. Я снова провалила миссию по обеспечению семьи, которую сама на себя и взвалила. Но ведь справлялась же, и получше многих…

Шум за дверью давно прекратился, и я решила, что прошло достаточно времени. Развернулась, высунула ноги из-под пальто, свесила их с кровати — и громко выругалась всеми возможными выражениями, которые только пришли мне в голову и совершенно не соответствовали образу благовоспитанной девушки из верхнего города.

Твою ж монетку, он меня привязал!

На поводок посадил, как какую-то собачонку.

Сквозь сон я помнила, как на мне оказались носки. Правда, тогда я была уверена, что сплю дома, а в комнату заходила матушка, чтобы проверить, не пора ли подбрасывать в камин дрова. Потом поняла, что стена передо мной не та, но сил сделать что-то большее, чем открыть один глаз, не нашлось, и я продолжила спать. Когда не знаешь, что тебя ждет и от кого придется отбиваться, полезно накопить немного энергии впрок. Теперь все встало на свои места, даже удивительная забота ищейки, ноги которого вообще не мерзли, так что ему и смысла не было об этом думать.

Носок служил лишь для отвлечения, чтобы я не дернулась сразу. Поверх него на правой лодыжке было застегнуто тонкое кольцо, достаточно узкое, чтобы я не ощущала его, и достаточно широкое, чтобы не смогла снять. Серая плетеная веревка уходила от кольца вверх и заканчивалась на другом кольце, пристегнутом к резной спинке кровати. Я с ненавистью посмотрела на нее — перекладины крепкие, просто так без инструментов не сломаю.

Поболтала ногой, но веревка не натянулась. Ага. Я рискнула встать и сделать пару шагов. Веревка растягивалась легко и безо всякого напряжения, позволяя мне свободно перемещаться по всей комнате. Артефакт, зараза, обычная так бы не смогла. Значит, избавиться от нее будет еще сложнее. Я сразу распрощалась с мыслью сломать кольцо — вдруг случайно ногу оторвет? А она мне пока еще нравится.

Моя одежда не просохла, но я быстренько переоделась в чужую. С зубным скрежетом пришлось взять юбку вместо штанов.

Ходить по комнате мне разрешалось, а вот выпрыгнуть в окно поводок не даст, в этом я была уверена. Так и повисну вдоль стены на одной ноге, заодно рекорд поставлю по количеству людей, которых мне удалось рассмешить. Впрочем, я не была бы собой, если бы не попробовала. Оперлась о подоконник, стараясь достать до защелки на самом верху, чтобы открыть окно, но ногу тут же потянуло вниз. Я спрыгнула обратно и с досадой потерла ладони друг о дружку.

Выйти через дверь мне, конечно, тоже не удалось.

Знала ведь, что не нужно было спасать ищейку, пусть бы тонул себе спокойно! Нет у них ни души, ни чести, ни совести, даже в обмен на свою жизнь он меня в покое не оставит!

Человеческая мерзость! Ищейки хуже граждан: те хотя бы держатся за свои привилегии — простой мотив, понятный, а эти идут против всех.

Я подняла с пола помятый портрет. На меня с него смотрела молодая беловолосая женщина в том самом синем пальто, под которым мне так уютно спалось. Хозяйка жилища, в этом не возникло сомнений. Она словно подходила этому месту, все здесь было пропитано ею. Я легко могла представить ее, сидящую за столом: спина гордо выпрямлена, лукаво светятся голубые глаза. Она была пришлой, как и я. Дети у низших не рождались беловолосыми. Цвет давался лишь носителям дара, магии льда, но оставался даже тогда, когда дар был утерян. Я машинально подняла руку и потеребила свой белый локон, заправила за ухо. Такие, как мы, ничем не отличались от рожденных здесь, мы были лишь обычными людьми, но цвет волос всегда давал повод бросить вслед злую шутку о происхождении, изнеженности, неприспособленности. А потому те пришлые, кто приживался в нижнем городе, становились сильными духом людьми. И никогда не отчаивались.

Глава 12. Лета

Дверь скрипела так бесконечно занудно, что весь мой боевой настрой успел смениться страхом, да таким, что зашевелились волосы на макушке. Я вдруг поняла, что сижу одна неизвестно где, привязанная и безоружная. Забраться сюда мог кто угодно, а не только хозяин комнаты, а свидетели ему могли оказаться не нужны.

— Сари, ты? — проскрипел позади старческий голос.

Я обернулась.

Сгорбленная пожилая дама смотрела на меня мутными глазами. Одежда на ней выдавала хороший достаток, особенно по меркам нижнего города. Основная масса жителей здесь перебивалась чем придется, а потому и не выделялась. Купить что-то приличное и из хорошей ткани можно было лишь в верхнем городе, а чтобы носить это здесь, требовался определенный статус и смелость. От дамы приторно пахло ароматическими маслами — казалось, что их испарения мгновенно отравили весь воздух в комнате.

— Деточка, где ты была? — поинтересовалась она не слишком взволнованно.

Я сглотнула. По всей видимости, ее зрение с годами стало недостаточно хорошим, чтобы отличить меня от бывшей хозяйки комнаты даже при свете дня. А если мне хоть чуточку повезло, то и память тоже…

— В булочную ходила, — осторожно отозвалась я.

Она покачала головой:

— Сколько же времени? Я все жду и жду. Говорят, ушла, а куда ушла — непонятно.

Мне хотелось провалиться сквозь землю, но она вдруг деловито приставила руки к бокам и грозно выпрямилась.

— Готовься, деточка, клиенты-то вечером небось придут, — наставительно проговорила она и собралась уходить.

— Какие клиенты? — удивилась я. — Тьфу, то есть конечно, э… матушка. Постойте, помогите мне снять носок, пожалуйста.

Она резко остановилась, развернулась и посмотрела в мою сторону, хоть и мимо, но на лице у нее отражалось незамутненное удивление.

— В своем ли ты уме, Сари? — поинтересовалась она со странным придыханием.

Я серьезно задумалась над этим вопросом, несмотря на то что обращалась она даже не ко мне. Шутка была в том, что я и правда не чувствовала в себе ни капельки адекватности.

В голове бешено носились мысли. Вряд ли дама вообще видела веревку, идущую от меня к кровати, зато она могла ее снять. Если я была права, то сделать это мог любой, на ком эта дрянь не застегнута. В детстве я видела похожие у отца, только не знала, для чего они нужны. Время истекало, дама собиралась уходить, а скоро должен был вернуться ищейка.

И я не нашла ничего умнее, чем завизжать:

— Матушка, помогите, снимите, больно-больно!

Подскочила к кровати и рухнула на нее, задрав ногу вверх. Моя незваная гостья оказалась рядом с удивительной для ее вида и возраста прыткостью, а я с облегчением обнаружила, что носок теперь болтается у нее в руке.

— Сари, — выдохнула она, — ты смерти моей от страха захотела?

— Нет, — открестилась я и мысленно добавила: «Наверное».

В конце концов, откуда мне было знать, чего на самом деле хотела пропавшая Сари, вынужденная принимать здесь каких-то клиентов? Меня передергивало уже от вариантов, что приходили в голову. Вдруг ей стало лучше там, где она находилась сейчас? От такой жизни я бы тоже сбежала при первом удобном случае.

Я быстро натянула сапоги, на ходу обняла женщину, попутно сдвигая ее с прохода, и выскочила на улицу. Отделаться от мерзкого запаха, который по-прежнему преследовал меня, теперь будет очень непросто.

Место оказалось незнакомым, далековато от дома. Видимо, от Храма-на-реке ищейка отправился вообще не в правильную сторону. Прелесть и одновременно недостаток нижнего города состояли в том, что все здесь выглядело одинаково. Совсем потеряться было трудно, все пути так или иначе вели к центру, а вот заблудиться в переулочках между высокими домами — легко. Слишком хорошо они закрывали обзор на ориентиры вдали, слишком близко прижимались друг к дружке.

Только пробежав половину дороги до дома, я перешла на шаг. Потом растерянно остановилась.

Домой мне было рано.

Я должна была вернуться в мастерскую, там еще оставались ценные вещи. Попытаться спасти хоть что-то. Теперь, когда я потеряла даже сумку, это показалось мне особенно важным. Нельзя было так сильно подводить семью, которая приютилась меня и делилась последней хлебной коркой. К тому же я решила, что мастерская была последним местом, где ищейка станет искать меня сейчас: вернуться туда казалось безрассудным. Я не представляла, что и кого там застану, но этот вариант предпочтительнее, чем привести погоню к семье. Тогда вернуться станет точно некуда.

Путь в верхний город занял у меня кучу времени. До слепого часа ждать было слишком долго, поэтому пробиралась я через другой, не такой чистый и приятный проход. Проще говоря, через канализационный лаз в большой городской стене. На входе в него меня встретила упитанная серовато-рыжая крыса, сидевшая как контролер на посту. Она проводила меня взглядом и даже для приличия не попыталась сделать вид, что напугана моим появлением.

Выбравшись на той стороне, я обнаружила, что порвала на боку юбку. Нужно было одолжить у Сари штаны, когда избавилась от привязи, но побоялась задержаться в этом странном месте хоть на минуту. В мастерской я держала запасные вещи, но рассчитывать на них явно не стоило. Я, как могла, расчесала пальцами волосы и свернула в подобие хвоста без заколки, поправила блузку, натянула на лицо самое презрительно-высокомерное выражение, на какое была способна, и отправилась к маленькой площади, на которую смотрела из окна последние полгода.

Глава 13. Кир

План в голове сложился сразу, едва я покинул бюро. До Темных ночей оставалось совсем мало времени. И совершенно недостаточно для того, чтобы искать новые цели и зарабатывать статус обычным путем. Мне требовалось большое дело, и оно само просилось мне в руки.

О сомнительной моральной стороне я старался не думать. Девчонка, вероятно, спасла мне жизнь, хотя из реки я выбрался бы и без нее. В тот момент мне требовалось лишь не дать ей убежать, поэтому я сделал ставку на жалость — и не ошибся. Она полезла меня выручать. Достойное самопожертвование, особенно по отношению к врагу. Но ведь и я не бросил ее там, где лечить бы точно не стали. В отличие от меня, шансов выжить у нее было бы ощутимо меньше, а значит, мы квиты.

Теперь же следовало возвращаться к своим делам. Я лез в этот всеми забытый город через прокля́тый, кишащий порождениями лес не для сентиментальных знакомств. Девчонка была низшей, в этом у меня не осталось сомнений. Низшей, нелегалкой — и моим билетом наверх. Не просто беспечно гуляющая по карнавалу зевака. Нет, она успела хорошо обосноваться, возможно, проработала там не один год. Эта добыча стоила гораздо больше одной отметки.

Кто бы ни заставил мерзкого чиновника в бюро угрожать мне, он не мог иметь слишком длинных рук, иначе с какой стати ему возиться с низшими. Граждане морщили нос при одном упоминании нижнего города, хотя жили за его счет. Раньше я этого не замечал. Не было дела и сейчас, просто удивляло, как открывались глаза, стоило только оказаться на стороне наблюдателя.

Мне всего лишь требовалось сдать девчонку в верхнем городе. Там, где она не сможет отвертеться: против нее будет даже сам факт нахождения в этом месте.

И я решил ее отпустить.

Тащить ее через нижний город до ворот мне было не с руки, да и свидетели могли оказаться лишними — не хватало мне только обвинения в том, что я себе нелегалов сам «создаю». Отпустить и проследить — простой проверенный способ. Ненависть из девчонки била ключом, такие не останавливаются и не успокаиваются на достигнутом. Я был уверен, что ее снова понесет в верхний город, и скоро.

Каково же было мое разочарование, когда в брошенной комнате я обнаружил свой поводок без зверенка. Девчонка успела сбежать сама.

Хороша!

И не только внешне, хотя и это оставалось несомненной правдой. Кончики пальцев до сих пор помнили прикосновения к нежной коже. Я не отказался бы провести с девчонкой еще пару ночей, особенно если она при этом будет в сознании.

Я хмыкнул своим мыслям и последний раз осмотрелся. В комнате не появилось ничего примечательного, только в воздухе витал отвратительный запах каких-то трав. Такими иногда несло из увеселительных заведений: приторным ароматом забивали вонь потных тел.

— Интересные у тебя вкусы, — констатировал я вслух, но никто так и не отозвался.

Искать на улице не было смысла: я понятия не имел, как быстро она успела отвязаться, а значит, вполне могла пробежать половину города. Здесь я ее не найду.

Быстрым шагом я направился к главным воротам. В мастерской могли остаться намеки на ее личность. Если там есть хоть что-то, принадлежавшее девчонке, то я найду ее — дар отведет меня к ней, как отводил местных ищеек к их целям. У них он был куда более развит, а у меня лишь слегка натренирован, но для моих целей вполне сойдет. Я же не собирался посвящать этой работе жизнь.

Весь страх перед нижним городом пропал. Я шел уверенно, гордо вскинув голову, и беззастенчиво глазел по сторонам. Словно наконец оказался в своем праве, и оно поддерживало меня лучше магической брони. Восторг погони переполнял грудь. Все получится, обязано получиться. До начала Темных ночей я стану гражданином и смогу претендовать на то, зачем приехал.

В мастерской были люди. Явился даже сам Первый помощник главного следователя верхнего города, я уже видел его портрет.

— Это место преступления, — поморщился он, стоило мне подняться на крыльцо, но я уверенно прошел внутрь, небрежно махнув амулетом у него перед носом.

— Ищейка, — презрения в его голосе вдруг стало на порядок больше.

«С чего бы это», — ехидно подумал я, а вслух поинтересовался:

— Какого преступления?

— Разбой, вас это не касается.

— Едва ли, — отозвался я, зашел за стол и облокотился на него, так, чтобы меня не было видно через окно. — Меня это дело касается самым прямым образом. Мастерская принадлежала низшему.

Я намеренно не стал уточнять пол хозяина мастерской — хотел проверить реакцию человека, и с некоторым облегчением пришел к выводу, что так высоко девчонку не знали. Слишком яркое выражение удивления и презрения промелькнуло на его холеном лице.

— Где же он?

— Ушел, — развел руками я. — Ненадолго. Готов заняться исправлением этого недоразумения прямо сейчас. Мне лишь требуется осмотреться.

Я в ожидании склонил голову, недвусмысленно намекая, что хотел бы побыть здесь один. Дар ищейки давал мне на это право, но не помогал находить общий язык с людьми. Человек сплюнул прямо на пол, сделал знак подчиненным, чтобы те выметались. Потом вышел на крыльцо и закурил, а я остался стоять в паре шагов позади него.

— Низшие так близко к центру. Если это правда, то у нас большие проблемы. Они слишком обнаглели. Я хочу получить доказательства. Никто не должен знать об этом раньше времени.

Глава 14. Лета

Встречные с любопытством провожали нас взглядами. Ищейка тащил меня под руку через площадь, а я едва успевала переставлять ноги и от злости громко шмыгала носом. Вступаться за меня никто не собирался, особенно после того, как осмысливал, куда именно мы направляемся. О том, чтобы позвать на помощь, даже мысли не возникало. Я старательно отворачивала голову, боялась, что кто-нибудь меня узнает, так что смотрела в основном ищейке в плечо. Лучше уж смерть, чем такой позор.

В детстве я часто проводила здесь время с отцом, он никогда не отказывал мне в прогулке по площади, даже в рабочее время, даже посреди его важных совещаний. Он вышагивал по выложенным гладкими плитами дорожкам между вечнозелеными кустарниками, а я бегала, нет, летала вокруг от дерева к дереву, от фонтана к фонтану. Набирала полные ладони прозрачной воды из чаши и со смехом вскидывала руки, а капли падали мне на лицо, на одежду, на ноги.

— Летиция Вейли, разве подобает будущей главе Совета разгуливать в таком… мокром… виде среди будущих подчиненных? — вопрошал отец, хмурясь и качая головой, но я прекрасно слышала в его голосе довольные, гордые нотки. Его слова про подчиненных мало что мне говорили, но он заставлял меня смеяться еще громче и еще свободнее. Я чувствовала себя маленькой принцессой в огромной стране прекрасных скульптурных фонтанов. До моего Дня Определения оставалась еще целая жизнь.

Сейчас капли снова падали мне на лицо, но отнюдь не такие чистые и приятные, как в детстве. Начиналась метель, невесть откуда взявшийся ветер принялся бить порывами в лицо. Хотя польза от него все-таки была — зеваки спешили укрыться в домах.

Мы миновали середину площади — ищейка решил идти по прямой, видимо, чтобы отвязаться побыстрее.

— Пусти, я тебе заплачу.

— Чем? — с насмешкой поинтересовался он. — У тебя осталось еще много укромных местечек в городе? Я не против поискать их вместе.

— Благодаря тебе — ни одного, но с оплатой я разберусь, — ответила я со всей возможной уверенностью, которую отнюдь не ощущала. — Назови свою цену, хватит детских игр.

Губы его растянулись в улыбке, но пальцы продолжали больно стискивать мое предплечье. Он откровенно насмехался надо мной.

— Детских? Ладно. Зовут тебя как, моя взрослая?

— Лета, — буркнула я, проигнорировав совершенно неуместное местоимение.

— Летиция, — задумчиво проговорил он, словно слово напоминало ему о чем-то. — Богатое имя.

— Просто Лета, — огрызнулась я.

В одном он был прав: в нижнем городе детям не давали таких имен. Там все было проще, практичнее, а многое и вовсе считалось запрещенным если не законом, то людскими суевериями и привычками. С тех пор, как меня отправили жить с низшими, я тоже считалась рожденной там. За попытку вспомнить прошлую жизнь вслух могли высечь до полусмерти. Потому никто и не вспоминал. Со временем она мутнела и стиралась, превращалось в нечто происходившее не с тобой, в маленькую чужую тайну, которую ты смог однажды подсмотреть, но примерить ее на себя все равно бы не вышло.

— Я так и подумал.

Он резко остановился, а у меня по инерции получился еще один шаг, после которого меня развернуло на месте, и я снова оказалась в объятиях ищейки, уткнутая лицом ему в плечо.

— Соскучился по нежностям?

— Не шевелись, — скомандовал он мне в макушку. — Если не хочешь снова встретиться с нашими ночными друзьями.

«Ох, еще как хочу!» — с восторгом подумала я. Как мило, что он счел их хуже себя.

Позади послышались шаги, стремительно приближаясь. Я приготовилась вырываться: успею убежать достаточно далеко, пока мужики будут разбираться с ищейкой.

В следующий миг горячие пальцы схватили меня за подбородок и дернули его вверх, а их хозяин коснулся моих губ своими. От неожиданности я замерла, широко распахнув глаза. Ноги подкосились, а мир как по команде принялся расплываться, по телу прошла гигантская теплая волна. За ней — мелкая дрожь. Мне нравилось. Губы у него были нежными, чуть сухими и очень теплыми. Я была на волоске от гибели, а все мое существо отчаянно стремилось прожить целую жизнь за оставшиеся дни или часы. Еще никогда я не ощущала все так резко, так ярко. Так сказочно…

Двое прошли мимо, один из них одарил нас похабной ухмылкой и противным советом поскорее уединиться, который, наконец, и вывел меня из оцепенения. Я замахнулась свободной рукой, чтобы от души влепить ищейке пощечину, но он снова поймал меня за запястье в какой-то паре сантиметров от цели.

Я взвыла от досады.

Несколько секунд ищейка смотрел на меня, а в его глазах что-то неуловимо менялось, приобретало грустный, болезненный оттенок. Он словно целовал не меня, а лишь потом осознал, кто стоял перед ним, и реальность оказалась гораздо хуже фантазий. Мне вдруг стало обидно, как бы глупо это ни прозвучало. Быть может, я завтра умру, так и не узнав, каково это, когда «так» смотрят именно на меня.

Смешно.

— Прости, — качнул он головой и потянул меня за собой.

Я фыркнула, стараясь не рассмеяться:

— То есть ты хочешь сдать меня им, а прощения просишь только за поцелуй?

— Остальное — твоя вина.

— Отличная философия. И никакой жалости. Вас ведь этому учат, да?

Глава 15. Кир

Стоило мне открыть дверь кабинета, как девчонка, которая довольно смирно протопала со мной весь путь и на удивление не пыталась даже вырываться и убегать, вдруг вспомнила, что очутилась в здании не по своей воле. Причем выражалось это самым странным образом, какой мог прийти мне в голову: она просто застряла в дверях, упираясь руками и ногами. Зрелище было настолько же комичным, насколько и пугающим, будто внутри кабинета ее ожидало крупное голодное порождение, уже пригласившее друзей отведать столь костлявый белобрысый ужин.

Самообладание вернулось к ней так же резко, когда господин Первый помощник окинул ее скучающим взглядом, но не задержал его дольше пары секунд. Лицо его выражало усталое недовольство не вовремя потревоженного человека.

— Недоразумение, — представил я девчонку, за плечо подтаскивая поближе к столу. — Как и обещал.

— Неплохо, неплохо, — прищурился Помощник, откидываясь на спинку кресла. — Потребуется экспертиза, чтобы доказать принадлежность вещей в мастерской вашему… недоразумению.

Девчонка дернулась, будто ей кто-то ткнул пальцем под ребра.

— Проблем не будет, вещи ее, — отозвался я.

Мне не терпелось перейти к более важному вопросу. Например, к оплате моих услуг. Технически я состоял на службе, а потому, кроме отметки на листе, никто не был мне ничего должен. Хуже того: перед тем, как мне пришлось броситься в погоню за девчонкой, Помощник не успел ответить на мой вопрос. Его слова не стали бы гарантией, но сейчас у него были все шансы притвориться, что разговора не случалось и вовсе. Этот маленький факт безмерно бесил, а я дико устал. С самого прибытия в город, нет, с самого отправления сюда у меня не было ни часа полного покоя. В глубине души я знал, что должен бы благодарить судьбу за удачу, но больше не мог. А лицо, как говорится, нужно было продолжать держать.

— Может, она и признаться хочет? — поинтересовался Помощник.

Я не сдержал усмешки, глядя на девчонку. Она так сильно сцепила челюсти, что заметно было даже со стороны.

«Лета», — всплыло у меня в голове. Хорошее имя, гордое, оно действительно подходило ей. Как знак, который не мог бы принадлежать кому-то другому, не нарушив правильный порядок вещей.

Приметил я и кое-что еще.

Страх.

Его не было раньше. Ни разу. Эмоции на ее лице отражались довольно ярко. Безошибочно. Мне нравилось наблюдать за ней, сейчас редко встретишь такую открытость. У нее словно не было возможности остановиться, не получалось чувствовать вполсилы. В глазах мгновенно вспыхивало все, на что только сподобился разум. Наверное, именно такие и становились нелегалами. Именно такие и могли рискнуть нарушить запреты. Жаль, что придется ее наказать. Не нуждайся я так сильно в награде — наказал бы ее лично. Другим, более приятным способом.

Так и сейчас, пока мы стояли перед столом, от каждой брошенной фразы выражение на ее лице менялось, доходя до самого края чувств. Но вот боялась она впервые, в этот миг, и сразу — по-настоящему. Хотел бы я способность читать ее мысли. Нельзя было отрицать, что она притягивала меня, хоть я до сих пор не понял — чем. Как диковинная зверушка в лавке.

— Не хочет, — ответил я за нее, чтобы быстрее перешагнуть этот этап.

Помощник удовлетворенно кивнул — похоже, желания возиться с дознанием у него тоже не возникало, а передавать девчонку кому-то еще не слишком хотелось — слухи разойдутся очень быстро.

Дверь резко распахнулась, вошел человек в форме и остановился в одном шаге позади нас. Конвоир. Я не заметил, каким способом Помощник его вызвал, но он принял появление подчиненного как должное — проще говоря, не обратил вообще никакого внимания, продолжив молча выводить на какой-то бумаге мудреную подпись. Затем сложил лист пополам и протянул конвоиру:

— В специальную.

Едва я успел моргнуть, как конвоир очутился у стола и уже засовывал лист в карман на груди. Потом развернулся, коротко кивнул мне и приказал девчонке:

— На выход. И без глупостей.

Лета не пошевелилась. Так и стояла тростинкой — казалось, сейчас переломится и упадет под ноги. Конвоиру не полагалось проявлять эмоции, но я отчего-то явно представил, как он тяжело и обреченно вздохнул.

Второго приглашения не последовало — он просто протянул руку и схватил ее за плечо. Почти как я, но от этого вида мне вдруг стало неприятно. Мерзко, что ли. Словно… словно только мне разрешалось хватать ее. Никому больше. В мозгу билось иррациональное желание врезать ему по морде.

Лета резко развернулась ко мне и вцепилась в мою руку.

— Нет. Не надо. Помоги, — прошептала она одними губами. Одними глазами. — Они лишат души и меня. Не хочу.

Я удивленно поднял на нее взгляд, но не успел ответить. Конвоир с силой дернул ее и потащил прочь. Дверь за ними захлопнулась с отвратительно оглушающим звуком. Я поправил рукав, пригладил его — и почувствовал влагу. На нем остались мокрые пятна — как раз там, где касались подушечки ее пальцев. Я поднял руку и понюхал их, но ничего не почувствовал. Что за ерунда? Очень интересный способ плюнуть в меня напоследок.

— Что с ней будет? — спросил я, поворачиваясь к Помощнику. Не смог сдержать интереса. Может, мы еще встретимся, если ее наказание не продлится слишком долго. Искренность на лице Леты будоражила, я с удовольствием оценил бы ее снова.

Глава 16. Лета

Оказалось, я прекрасно знала человека, совсем недавно получившего пост Первого помощника главного следователя. Четыре года назад, когда я еще могла находиться здесь по праву, в этом кабинете сидел совсем другой мужчина, с седыми волосами и очень добрыми бездонными глазами. Нынешний же Помощник был тогда его правой рукой и неприкрыто мечтал о смерти своего непосредственного начальства.

Что было еще хуже — он так же прекрасно знал меня. Знал мою семью, моего отца, мою сестру. И люто, нечеловечески ненавидел. Один из тех, к кому отец учил никогда не поворачиваться спиной. Тогда я уделяла урокам мало внимания: впереди ждала очень длинная жизнь, а я не собиралась заменять отца, пока он был в состоянии выполнять свои обязанности. Да он бы и не позволил. Место в Совете досталось ему с трудом, а теперь требовалось хорошо укрепиться, прежде чем думать о наследниках. Не в последнюю очередь из-за таких людей, как человек за столом. Моя семья перешла ему дорогу, а он был не из тех, кто упустит случай отомстить.

Он показательно не задержал на мне взгляда, но даже той пары мгновений, в течение которой он смотрел на нас с ищейкой, оказалось достаточно, чтобы убедиться — он тоже меня узнал. В глазах у него на долю секунды вспыхнуло коварное пламя.

Нет, поняла я, быстро умереть мне не позволят. Скандал перед этим будет публичным, а наказание — максимально позорным. Мою смерть будут использовать против семьи все то время, пока отец или его преемник сможет удерживаться в Совете.

Формально это не должно было иметь ко мне отношения, —у меня больше не было семьи, а беспокоиться стоило исключительно о своей жизни, — но тошнота все равно подступила к горлу. С детства мне вбивали, что позор страшнее смерти. Я до сих пор прекрасно помнила лицо отца, гнавшего меня прочь от дома, и совершенно не хотела повторять этот опыт при свидетелях.

Конвоир тащил меня куда-то вниз по лестнице, которая казалась невероятно длинной. Я, конечно, знала, что здание Департамента располагалось на небольшом возвышении, но почему-то даже не предполагала, что под ним существовали скрытые этажи или подземелья. Болела рука. У ищейки хватка была отвратительно нежной, по сравнению с хваткой конвоира. Уверена, что после этих пальцев у меня останутся синяки. Твою ж монетку, что у них за мода таскать девушку как какую-то нетрезвую шпану, норовящую в любой момент упасть?! Неужели даже наручников нормальных не осталось?

«В специальную», — приказал Помощник перед тем, как мы покинули кабинет, а я ломала голову, что он такого имел в виду. Может, вышло бы хоть как-то подготовиться — только бы понять к чему.

Перед внутренним взором так и стоял в расслабленной позе ищейка, проводивший меня довольным масленым взглядом. Надо же, какое удовольствие доставляет чужая гибель! Нет, не люди они. Бездушные твари, и только. Даже хуже порождений. Те хотя бы защищают себе подобных, охотятся стаей, а этот… этот…

Из мыслей меня выдернула массивная обитая железом дверь, возникшая перед носом. Конвоир несколько раз стукнул по ней крупным кольцом-печаткой. Звук вышел оглушающим и противным, у меня зашевелились волосы на макушке. Человек, открывший нам, воззрился на конвоира, потом молча кивнул, пропустил нас внутрь, а сам вышел, остался дожидаться снаружи. Мне виделось что-то жуткое в том, как хорошо они понимали друг друга без слов. И что же собирались делать здесь со мной, если не хотели допускать лишних свидетелей?

По спине прошла дрожь, но совсем не от холода.

К счастью, никакой ужасной темницы с пыточными приспособлениями за дверью не оказалось, хотя камеры, закрытые проржавевшими решетками, тут все-таки были. «Изолятор, перевалочный пункт», — решила я. Не похоже, чтобы тут было удобно постоянно держать заключенных. Скорее, их вынуждали ждать здесь решения суда, чтобы потом отправить куда-то еще.

В коридоре было удивительно тихо. В его конце стоял стол с единственным стулом, на который конвоир меня и опустил, а потом для убедительности снабдил очень угрожающим рыком:

— Сидеть!

И просто ушел по коридору.

«Надо же, он и говорить умеет», — подумала я. Впрочем, пусть бы молчал и дальше, так оно спокойнее.

Я бездумно проводила взглядом удалявшегося человека, пока тот наконец не свернул за угол, и только тогда растерянно посмотрела вокруг. Не то чтобы я верила, что мне дадут сбежать, но сидеть и ждать неизвестно чего было как минимум скучно. А как максимум — страшно. Я не привыкла признаваться себе, что чего-то боялась — всегда старалась встречать угрозы лицом.

Руки мне не связали — видимо, не чувствовали необходимости, и в этом было что-то унизительное. Еще бы, что может сделать низшая без магического дара? Разве что лопнуть в потугах сотворить чудо. Я подняла руки и с грустью посмотрела на кончики пальцев. Все бесполезно. Я изо всех сил пыталась показать ищейке, что могу… могу… не знаю что, но словам он бы все равно не поверил.

И не смогла…

Глупо было даже рассчитывать на это. Нельзя одновременно иметь дар и чувствовать холод.

Я вытерла руки о юбку, нервно и грубо, словно хотела разом стереть с них все, что они успели потрогать за мою не слишком длинную жизнь. Встала и сделала несколько шагов по коридору. Эхо предательски громко подхватило их, но никто не появился на звук.

Я прогуливалась, заглядывая в камеры. Они все пустовали. Чем дальше я шла, тем страннее мне это казалось. Не могла же я быть единственным преступником во всем верхнем городе? Но не это тревожило меня по-настоящему. Впервые оказавшись здесь, я вдруг понадеялась найти тут Сари и других пропавших пришлых. Ведь где-то они должны были находиться, люди не исчезают без следа.

Глава 17. Кир

Я вышел на крыльцо и тяжело опустился на верхнюю ступеньку. Мокрую и грязную, но это меня почему-то совершенно не волновало. Как не волновал и лист для отметок, который я положил рядом с собой. В любую секунду он мог насквозь промокнуть, оказаться под подошвой чьего-то массивного сапога или просто улететь, когда очередной порыв ветра сорвет его с места, подхватит и понесет за собой. Было в этом нервном ожидании что-то глупое, но до странного цепляющее. Наверное, именно так игроки смотрят на полученные карты, сидя за столом в казино. Сейчас ты счастливчик, но через минуту можешь оказаться на улице, лежа в грязи с отпечатком чужой подошвы на заднице, а все имущество уже ушло, так же легко, как и досталось.

«Мечтатель», — слышал я голос чиновника у себя в голове.

Да, я всегда был мечтателем, но разве это так много меняло? Просто не привык сдаваться. Там, где я родился, желания имели свойства исполняться: иногда сами, иногда нужно было приказать. Я покинул дом, чтобы исполнить мечту. Поставил цель и шел к ней, преодолев даже чертов лес порождений. И вот сейчас оказался к ней так близко, а она не вызывала восторга. Я понимал, что не умею ходить по головам, а научиться следовало как можно скорее, лучше — еще вчера.

Стать гражданином — заоблачная мечта каждой ищейки. Обрести достойное место. Но меня привлекало не то, каким именно прозвищем назовут в этом городе мою бренную тушку, к какой касте припишут. Меня интересовали лишь права, которые давались в случае удачи. Вернее, одно право — жениться на гражданке. Единственное, чего я не мог сделать сам. У себя на родине я был в родстве с самим императором. Здесь же — никем. Многолетняя вражда империи с этим городом стала причиной, почему тут я не мог использовать свое положение. Напротив, за происхождение тут меня тоже могли убить. Я решил скрыть его. Путь ищейки казался мне простым и самым реальным. Так ли я ошибся?

Я поднял лист, скомкал и засунул за пояс. На нем до сих пор не стояло ни одной отметки о приводах, зато на обратной стороне красовалось предложение, выведенное рукой Первого помощника. Личная рекомендация рассмотреть меня для представления к высшей для ищейки награде. Назойливо билась в мозгу мысль, что я неправильно прикинул ценность девчонки. Но что в ней могло быть особенного?

Разговор выдался трудным, а завершился странно.

— Как долго ее ждать? — ошарашенно спросил я у Помощника. Вышло случайно, ведь и вправду не ожидал ничего больше одной печати, да и за той он должен был послать меня к дежурному.

Не покидало ощущение, что я упускаю детали. Снова все было неправильным, а Помощник знал что-то, недоступное моему пониманию.

— А вы умеете быть благодарным, — оценил он.

— Прошу прощения, — фальшиво отозвался я. Благодарить его за что-либо мне в тот момент не хотелось, миг был отравлен, а яд уже растекался по венам, направляясь к сердцу.

Помощник этого не замечал. Он вообще становился все довольнее с каждой минутой, будто до него только доходила впечатляющая новость, а в уме он перебирал варианты ее использования. Я доставил ему не только девчонку, но и удовольствие. А выдать мне награду ничего не стоило для него. Он даже не стал слишком долго раздумывать над моей просьбой.

— Получите в бюро, — отмахнулся он. — И держите язык за зубами. Не хватало мне здесь еще паломничества из ищеек. Вам повезло. Забирайте благодарность и убирайтесь.

В его голосе прозвучала угроза, а я отчетливо понял, что мне и в самом деле крупно повезло. Мысленно Помощник был слишком занят девчонкой, и поэтому просто выполнил мою просьбу, чтобы скорее отвязаться. В иной ситуации он мог бы просто отправить меня на батарейки вместе с ней, раз уж требовалось сохранить поимку в тайне.

Пришла пора убраться отсюда и не испытывать судьбу. Она уже наградила меня больше, чем я заслужил.

И вот я оказался на крыльце, в руках была мечта, а за спиной — девчонка с очень испуганными глазами, которой предстояло стать для кого-то подпиткой. Отвратительное зрелище, об ощущениях лучше и вовсе не думать. Не существовало казни медленнее и мучительнее, чем такая.

Девчонка, к которой меня неодолимо тянуло, хоть я и был уверен, что не испытывал к ней никакого интереса. У меня была возлюбленная, к тому же опускаться до низших никогда не входило в мои планы. Я совершил ошибку, когда спас ее. Когда грел. Когда позволил себе отнестись к ней как к личности. Теперь она с укором смотрела из глубины моей памяти огромными ясными глазами, прикусив пухлую нижнюю губу. Так соблазнительно прикусив…

Я сгреб со ступеньки грязный снег и растер в пальцах. Крошечные песчинки впивались в кожу. Поднялся, окинул взглядом площадь. От кустов и фонтанов по земле пролегли длинные тени, приближался вечер. Быстро, словно боясь передумать, я ринулся обратно в здание. Подскочил к дежурному и сунул ему в нос амулет, который покачивался на цепочке, словно пытался загипнотизировать своего принудительного зрителя.

— Я это, эскорт, опоздал малость, вечер уже, выручай, друг, — начал я, не давая дежурному вставить слова. — С девушкой задержался, сам понимаешь, как бывает. Редкой красоты фигурка.

Я туповато улыбнулся ему. Не хватало еще глазами начать моргать, как жеманная девица.

— Чего хотел-то?

— Забрать надо из специальной в нижний.

Он наклонился к журналу на стойке и хотел было перевернуть страницу, но я схватил его за руку.

Глава 18. Лета

Конвоир возвращался, а в руках у него что-то болталось. Рассмотреть я не могла, но что бы это ни было, оно мне заранее не нравилось. В конце концов, я прекрасно отдавала себе отчет, что бросил он меня тут не для того, чтобы успеть на ужин. Меня никому не передавали, не сменяли охрану и не оставили в людном месте — значит, планировали скрывать и дальше. Это казалось мне странным. Генри Элмерз, Первый помощник главного следователя, имел на меня какие-то планы, не касавшиеся общественности.

Но что он мог сделать?

Шантаж? Бесполезно. Я больше не принадлежала к семье. Отец только посмеялся бы ему в лицо. Или нет?

Я следила за тем, как неспешно переставлял ноги конвоир. У него выходило так размеренно и монотонно, что меня повело, помогли голод и страх. Я вцепилась в сиденье стула, до которого только чудом успела добежать, пока этот суровый верзила не появился из-за поворота.

Защищаться. Чем же мне защищаться?

На столе осталось только несколько бумаг.

Если бы я только смогла.

Я сосредоточилась, пытаясь представить в своей руке нож. Крохотный, но очень острый клинок, состоящий из цельного, сверкающего, идеального льда. Раньше я могла сотворить такой за долю секунды, потом — не могла и вовсе. Но чем дольше я работала в верхнем городе, тем чаще случались проблески. Маленькие и ничего не значащие. Крошечные льдинки на кончиках пальцев, которые таяли так быстро, что я не успевала рассмотреть их или кому-нибудь показать. Никто не поверил бы мне на слово.

Подушечки пальцев горели, словно я и вправду прислоняла их ко льду.

Зачем нужна магия, если она не может защитить?

Конвоиру оставалась до меня всего пара метров, а то, что он нес в руках, теперь очень напоминало смирительную рубашку. Такими пользовались… Воспоминание вертелось в голове, не давая себя ухватить. Я знала про такие штуки. Они лишали воли. Да, точно, в таких солдатам передавали магрезерв. Связанный, чтобы будущие «батарейки» не сопротивлялись, да и не бились в судорогах слишком сильно.

Меня передернуло. Рука сжала нечто твердое.

Конвоир проходил мимо двери.

— Встать.

Я подчинилась и подскочила, будто что-то меня заставило.

Дверь с грохотом распахнулась и ударила ему прямо в бок. Конвоир отлетел к противоположной стене коридора, но не так эффектно, как мне бы того хотелось. Ударился, но устоял на ногах.

— Идем-идем-идем! — Ищейка схватил меня за руку — и вырвал из нее кусок льда. — Что за?.. — Он швырнул его прямо в лоб конвоиру.

Я взвизгнула от неожиданности, не зная, за кого из них болеть, но ищейка уже тащил меня вверх по ступеням. Если так пойдет и дальше, то скоро я научусь отлично бегать в юбке. Я сжала его руку и изо всех сил впилась ногтями в тыльную сторону ладони. На мелочную месть не было времени, но в голове это безумно помогало. Сделать ему больно хоть так, хоть немного, чтобы он понял хоть что-нибудь. Понял, что он натворил и до сих пор продолжал творить.

Мы покинули здание через главный вход. Едва оказались среди людей, как погоня отстала. Значит, я догадалась верно: конвоиру запретили привлекать ко мне внимание. К сожалению, это совершенно не означало, что он сдастся так легко. Скорее, будет караулить нас там, где мы меньше всего ждем.

Мы бежали к реке не останавливаясь, не переговариваясь и не разжимая рук. История повторялась, такое уже случалось, и совсем недавно, только теперь мы, кажется, действительно были заодно. И это пугало.

Он позволил мне отдышаться, только когда мы оказались в Храме. Слепой час подходил к концу, но мы успевали, чтобы пройти без объяснений. Служитель отделился от стены, я быстро показала ему условный знак, а потом жестами попросила подождать. Мне требовалось передохнуть. Он снова скрылся в тени.

— Ты должна научить меня этому знаку, — прокомментировал ищейка.

Я зыркнула на него исподлобья. Не хватало сил, чтобы разозлиться как положено.

— Да, конечно. Чтобы ты, сволочь, привел сюда всех таких же, как ты?

— Ладно, — отмахнулся он от меня рукой, как от мушки. — И, положим, не «сволочь», а Кириан.

Я громко фыркнула. Мне ужасно хотелось врезать ему. Еще лучше — наброситься и колотить от бессилия, пока он хотя бы не извинится. А потом рассказать ему, куда он может отправиться со своими извинениями. В тени у стены неодобрительно качнулась фигура служителя.

Прохода на другую сторону мы ждали долго. Нам никогда не называли причины, но она должна была находиться близко и быть достаточно неприятной, ведь служителям не требовалось лишних обвинений.

Отдышавшись, я устало побрела вдоль стен большого зала. Полукругом вокруг гигантского ствола Лаи горели свечи, только с одной стороны их почему-то не зажгли. Я подошла ближе — и застыла, рассматривая дерево. Передо мной предстали три широкие царапины, как глубокие длинные раны. Чернеющие по краям. Если бы Лая была человеком, я бы сказала, что в них занесли грязь или яд. Кора вокруг высохла и будто сморщилась, если это вообще было возможно. Лая болела и, как живая, всем видом просила о помощи.

Я выдохнула, не заметив, когда успела задержать дыхание. В эту секунду дверь в стене позади меня отворилась: нас выпускали в нижний город. Ищейка подошел ко мне и протянул руку — впервые не попытался просто схватить. Я вложила в нее свою и вздрогнула от того, какими теплыми и нежными показались его пальцы.

Глава 19. Лета

Засыпая в детстве по вечерам, я крепко зажмуривалась, складывала руки в подобии молебного жеста и просила Лаю исполнить мое желание. Оно было неизменным — пожалуйста, пусть я проснусь раньше всех в доме. Удивительным образом иногда просьба все-таки исполнялась, правда, тогда я еще ничего не знала о расписании, о том, что просто привыкла просыпаться в одно и то же время. Едва открыв глаза, я отправлялась в приключение. Путь лежал на кухню, и на нем меня поджидала куча препятствий в виде закрытых дверей и монстров в обличии слуг, начинавших свой день гораздо раньше семьи. В конце ждала награда — сладости, которые мне запрещалось есть днем. Что такое аллергия, я тоже не знала, а терпеть отказы было гораздо легче, когда внутри уже плавилась приличная горка шоколада.

«Спасибо, Лая», — подумала я, когда открыла глаза и обнаружила, что за окном глубокая ночь. Было достаточно поздно, чтобы все соседи и бродяги уже улеглись, а слабый зимний рассвет не показывался даже намеком.

Аккуратно и практически не дыша, я сдвинула с себя тяжелую руку Кира и сползла с лежанки. При каждом движении она скрипела, а я замирала и морщилась в такт. Со странным удовольствием влезла в свою привычную одежду. Никаких больше юбок! Вещи успели просохнуть и — самое странное — их не украли. В комнате действительно никто не появлялся — видимо, дух Сари слишком хорошо отпугивал незнакомцев от ее хлама. Ну или репутация и ароматические масла дамы, которой девушка, по всей видимости, принадлежала. Я бы поблагодарила Сари за убежище, если мы когда-нибудь встретимся, но это было маловероятно.

Штаны Кира призывно валялись посередине комнаты. С минуту я помялась, раздумывая над своей нравственностью, потом решила, что за вчерашний день мне положена компенсация. Да и не только за него, но я сомневалась, что у ищейки найдется столько ценного имущества. Моя ненависть улеглась вместе с паникой. Я больше не боялась Кира и того, что он мог мне сделать. Стоило бы, ведь он так легко менял свои решения. Запросто передумает и вернет меня за решетку. Вот только проснется и поймет, что именно натворил.

На секунду мне стало его жалко — ищейки не принадлежали себе до конца. Ни себе, ни миру. Но я прогнала эту мысль. Чтобы выжить, мне требовалось ненавидеть его и таких, как он. Я повторила себе это, украдкой глядя, как мерно вздымается его обнаженная грудь. Хорошо, что мы больше не встретимся.

Я убеждала себя в том, что произошедшее между нами ночью ничего не значило для меня. Просто мне требовалась жилетка, чтобы поплакать в нее. Жилетка оказалась рядом. Действие, правда, вышло не то — поплакать так и не успела, — но меня все устраивало. К тому же Кир был и в самом деле хорош. Во многих смыслах.

Стоило поднять штаны, как на пол из карманов посыпались вещи, заставив меня зашипеть. Кир зашевелился. Я мысленно попросила его не просыпаться. Подняла с пола выпавший амулет. Он стоил дорого — такой, каким его выполнили для меня. Но я была в бегах, а попасться с ним — значит, усугубить вину на порядок. Я криво беззвучно усмехнулась: что ж, два раза казнить не смогут. Засунула амулет обратно. По крайней мере, буду знать, где искать, когда появится возможность его использовать.

Палец наткнулся на что-то острое. Я выдернула его и засунула в рот. Аккуратно заглянула в карман и вытащила нечто, завернутое в бумагу, из которой торчал позолоченный острый угол. На листе значилось что-то о высшей награде. Я швырнула его на пол, в кучу других. Не нужны мне были подробности, а ищейка и вовсе ничего не заслужил. В крошечной резной коробочке был спрятан портрет девушки. Девчонки лет восемнадцати с волнистыми белыми волосами, проницательными желтыми глазами и милой, почти детской улыбкой.

Я смотрела на нее так долго, что, казалось, прошла вечность, и не могла оторваться. Наконец со вздохом перевернула портрет. На обратной стороне корявым торопливым почерком было выцарапано: «Приезжай до Темных ночей».

Я сунула портрет обратно и захлопнула крышку, словно он уже начал превращаться во что-то страшное. Огромного ядовитого паука, протянувшего ко мне свои лапки.

«Вот ты какая, — растерянно подумала я, засовывая вещи назад, — причина, по которой моя жизнь должна была пойти ко дну».

Да, красивая, нечего сказать. Богатая, влиятельная и глупая. Глупая настолько, чтобы собираться сбежать из семьи с ищейкой. Я презрительно посмотрела на спящего Кира. Достойно, деяние как раз для человека, у которого нет души: разрушить несколько жизней ради того, чтобы в итоге просто сломать еще одну. Я никогда не слышала, чтобы у таких историй любви был счастливый конец: зачастую они заканчивались весьма трагично.

К горлу подступала непрошеная обида. Хотелось найти девчонку и вправить ей мозги, в конце концов. Отвадить его от нее. Бред какой. Нет, у нас с ним не было ничего общего. Он не обещал, а я совсем не хотела. Еще десять минут назад я планировала сбежать отсюда и забыть о нем навсегда как о кошмарном недоразумении. Но почему же было так обидно? Так мерзко. Так одиноко. И почему именно она?

Я забрала только деньги — для ищейки это не было проблемой, свой аванс они получали на день вперед. Проспится — и снова станет состоятельным человеком. А мне требовалось накормить семью.

— Спасибо, — шепнула я ему, повинуясь порыву, и выскочила в ночь.

Дома не спали, в окне мерцал нервный свет нескольких свечей. Мне стало стыдно. Я знала, что матушка будет переживать. Будет плакать ночами, пока не свыкнется с мыслью, что меня нет. А потом подберет с улицы кого-то еще, чтобы подарить ему все тепло мира.

Глава 20. Лета

К утру я приказала детям собираться и нервно дергалась, поглядывая на дверь, пока они складывали свои вещи. Лира потратила кучу времени, пока пыталась решить, какая игрушка у нее самая любимая. Не то чтобы выбор оказался слишком большим, но даже она понимала без слов, что взять с собой все не выйдет.

Сейчас я не могла позаботиться о детях. Мне было опасно даже оставаться с ними дольше необходимого, пока все не уляжется. Вряд ли Первый помощник Элмерз станет искать меня специально, если не вышло использовать ситуацию в своих целях сразу. Он предпочтет не предавать ее огласке, я была почти уверена. Этот человек не делал ничего, что не приносило ему непосредственной выгоды. Но с моей мастерской оставалась маленькая проблемка — там я бросила слишком много личных вещей. Инструментов, мелочей, недоделок, которые хранили мой след. Немного утешало только то, что полиции будет трудно найти ищейку, который согласится с помощью следа искать меня в нижнем городе — слишком приметно. Многие это увидят, запомнят, а потом… тела ищеек у нас находили редко. Могли приказать, но не проконтролировать выполнение. Такие прецеденты случались и раньше. Нижний город всегда позволял затеряться.

И все же детей нельзя было подвергать такой опасности вместе со мной.

— Кто говорил? — вдруг вспомнила я слова Эла и повернулась к нему.

— Что? — равнодушно уточнил он.

— Ты сказал, что на улице предлагали работу, так? Кто это был?

Эл выпрямился и почесал в затылке.

— Не видел, слышал только крики за окном. Мать сходила вниз, а потом забежала сказать, что вернется к вечеру.

От меня не укрылось, как натужно вышло у него это слово — «мать». Подобрать пришлого с улицы означало снова ввести его в этот мир, потому что иначе он замерз бы у ближайшей стены. Того, кто сделал это для тебя, было не принято звать по имени. До сих пор Эл не звал ее никак, а мы все надеялись, что он оттает. В конце концов, что еще ему оставалось? Я тоже не выбирала такую судьбу, но могла совершенно честно сказать, что к ней вполне можно привыкнуть.

— Страшный ночной человек, — встряла писклявая Лира, и мы с Элом уставились на нее.

— Ночной человек? — презрительно уточнил Эл.

— Да, — не смутилась Лира. — Тот, что ночью в двери ко всем стучал. И кричал громко.

Я с зубовным скрежетом вспомнила бугая, из-за которого не выспалась и совершила столько ошибок.

— Ты уверена?

Лира утвердительно мотнула головой.

Ию он, значит, хотел… Сдается мне, что никого особенного он и не хотел. Точнее, ему требовались сразу все. Долбился из комнаты в комнату, притворяясь пьяным идиотом, а сам смотрел, кто откроет дверь, да запоминал. Не зря мне его поведение еще ночью показалось подозрительным даже для брошенного влюбленного. Слишком навязчиво он лип к косякам и слишком целеустремленно заглядывал мне за плечо, чтобы определить, есть ли в комнате кто-то еще.

— Он мне сегодня снился, страшный такой, — пожаловалась Лира.

— Почему страшный? — удивилась я.

Жутковато ночью было и мне, особенно от мысли, что вышвырнуть его из комнаты у меня силенок не хватит, а караульных у нас в нижнем городе было не то чтобы мало, вот только они, скорее, контролировали, чем защищали. Без надобности их не звали, а то потом еще и от «помощников» откупаться придется. И неизвестно, кто возьмет дороже.

— Лицо у него было черное, — пояснила Лира. — Будто углем измазанное, сильно-сильно. Я в окно смотрела, как матушка уходила.

Внутри у меня похолодело. А ведь он шел за мной утром, человек с чем-то черным на лице. Заметить-то я его заметила — может, это меня и уберегло, — а вот узнать не узнала. Ночью-то, особенно в темном коридоре, не рассматривали, а днем дешево раскрасился, чтобы уж наверняка не сравнивали. Тьфу! Надо же было матушке попасться на такой нелепый маскарад. А мужик-то днем уже точно знал, кто где живет и кому «работу» предлагать.

— Он тебя видел?

— Нет, — неуверенно протянула Лира. — Он начал поворачиваться, и я сразу спрыгнула с подоконника.

— Молодец, — потрепала я рыжую макушку. — Идем.

Путь лежал недалеко. Я, с моей работой и привычками, не стремилась заводить друзей. Пришлось бы слишком многое от них скрывать, а в итоге даже поговорить стало бы не о чем. А так мне не приходилось выдумывать лишние истории о том, где я провожу дни и чем зарабатываю на жизнь. Впрочем, слухи рождались и без моего непосредственного участия. По мнению местных жительниц, получать такие деньги можно было только в публичном доме, потому что будь я приличной торговкой — меня бы давно обнаружили в какой-нибудь лавке.

Тем не менее я знала, что матушка водила дружбу с другими женщинами, подбиравшими с улицы пришлых детей. Выбрав из пяти потенциальных зол самое доброе, хоть и самое болтливое, мы с детьми закоулками отправились в их новый, как я надеялась, дом.

Тетушка Ви только всплеснула руками, увидев на пороге три наших грустных чумазых фигурки, и, не прекращая щебетать что-то заботливое, потащила детей за стол. Я осталась дожидаться у порога.

— Неужели? — шепотом спросила Ви, вернувшись ко мне через несколько минут. — Я не смогу оставить их у себя надолго.

Глава 21. Лета

Кира я нашла в таверне, в половине квартала от бывшего дома Сари. Чего-то подобного я и ожидала, потому и начала свой поиск оттуда — заведение было самым близким. В глубине души я надеялась, что у ищейки хватило мозгов улизнуть куда-нибудь подальше или вообще покинуть город, но он меня совершенно не удивил. Кир уныло жевал пресную лепешку, рядом стояла полная кружка, а вид у него был подозрительно… зеленый.

Пару минут я мялась у входа, собираясь с мыслями. Пыталась придать себе уверенный вид, вот только никакой уверенности не испытывала. Внутри все дрожало от напряжения. После всего, что Кир мне сделал, теперь я должна буду улыбаться ему. Зависеть от него. Я боялась, что не смогу, но еще больше — что мне окажется легко это делать.

Я гордо расправила плечи и шагнула вперед, в пленительную теплоту таверны.

— Нужна твоя помощь, — плюхнулась я на стул напротив и сразу перешла к самому важному.

Кир посмотрел на меня таким замученным взглядом, что я едва удержалась, чтобы не предложить ему прочистить желудок принудительно.

— А я уже решил, что ты скрылась навсегда и бросила меня одного бороться с угрызениями совести.

— А она у тебя есть? — живо поинтересовалась я.

— На твое счастье, у меня ее слишком много.

Кир выпил пару глотков из кружки. Жидкость в ней была полупрозрачной и довольно странно пахла даже через стол. Для себя я решила считать ее пивом, пока фантазия не подкинула мне более противных вариантов.

— Ну так что? Поможешь?

— Нет, — ожидаемо буркнул он. — Ты уже стоила мне слишком много.

— Как будто ты мне дешево обошелся, — не осталась в долгу я.

Кир скривился, как от зубной боли.

— Ладно, давай ты поможешь не мне, а двум маленьким детям, которые остались без матери. Идет?

«Такой ли ты бездушный на самом деле?» — спрашивала я одними глазами.

— Откуда я знаю, что они вообще существуют? — поинтересовался он, но изменения в голосе я почувствовала. Может, не интерес, но хоть какой-то отклик. Пусть забавляется надо мной, лишь бы слушал.

— Придется поверить на слово, — пожала плечами я.

Достала из кармана платок, принадлежавший матушке, и протянула его Киру:

— Мне нужно найти его хозяйку.

Кир посмотрел на платок так, словно я предлагала ему потрогать жабу, но взял и закрыл глаза. Я нетерпеливо заерзала на стуле.

— Не могу, — наконец ответил он и положил платок на стол.

— Почему?

— Ее нет.

— Кого? — Я упорно не хотела понимать.

— Хозяйки. Ее образ есть, но нити обрываются сразу же. Они никуда не ведут. Обычно такое бывает, если…

— Да поняла уже, не надо, — поежилась я.

— Или если человек очень крепко спит, — перепрыгнул через первое условие Кир.

— Ага, сомнительное утешение. Ладно, придется искать ее другими способами.

Кир наконец разделался со второй лепешкой и половиной кружки с бледной жидкостью, а его настроение и внешний вид заметно улучшились. Если бы знала, что это так работает, то подошла бы, как он наестся.

— Слушай, ты здесь затем, чтобы получить высшую награду, так?

Он приподнял левую бровь, и я смутилась:

— Да, я видела твой лист, прости.

— Когда воровала мои деньги.

— Но ты же можешь с утра получить еще, — привела я аргумент в свою защиту.

— Уверена? После того, как я украл тебя из Департамента полиции и помог скрыться?

Я прикусила губу. И почему эта мысль не приходила мне в голову?

— Заплачу за твой завтрак, — с довольной улыбкой показала я свою щедрость.

Кир не смог сдержать улыбку.

— Конечно, — подмигнул он мне, — иначе нам придется убегать отсюда очень быстро. Хорошо, что опыт уже есть, м-м?

— Пфф! В общем, ладно, я предлагаю сделку, и она в твоих интересах!

По лицу Кира было заметно, что я наконец смогла его удивить.

— В нижнем городе пропало очень много людей, и, кажется, это продолжается до сих пор. Мне нужно найти матушку — ну, женщину, которая заменяет мне семью, а тебе — совершить что-то великое, так? Помоги мне раскрыть эту тайну.

— Очень однобокая выходит сделка. — Кир уставился на очередную лепешку. — Сомневаюсь, что мне будет польза от пары недошедших до дома пьяниц.

— Если слухи не врут, то речь идет уже о нескольких десятках.

Кир удивленно поднял на меня глаза:

— Куда можно деть столько… кхм… и зачем?

— Не знаю, но происходит что-то странное.

— Это не дело для ищейки, — заметил он, но я услышала неуверенность. Давай же, Кир, соглашайся!

— Да, но слушай: бюро ведь тоже подчиняется Департаменту. Формально ты тоже полицейский.