Всего лишь жена в неравном браке

Глава 1

Вероника знала о вкусах мужа все. Его парфюм с нотками кедра и бергамота, который считается запахом денег и успеха. Обязательно светлая рубашка — бежевая или лимонная. Для деловых встреч белоснежная. Парад галстуков. Несколько десятков дорогих костюмов. Но, черт возьми, одень его в спортивный костюм Арапов и в нем будет выглядеть, как король… Местный такой небожитель, мэр этого города.

На людях Антон Алексеевич — примерный семьянин, отец троих очаровательных дочек и муж Ники. Но, если в пятницу бильярд, то Антоша со спокойной душой намылится к любовнице номер один — Ксении.

Ксюха — гибкая штучка, танцовщица, двадцатипятилетняя кудрявая нимфа с шоколадным цветом волос и самой тонкой талией в городе. И цыганочку спляшет и на шесте ноги задерет, выгнувшись змеей бесхребетной. Она встречала сорокалетнего красавца блондина в изящном кружевном неглиже. Стонала на весь подъезд, чтобы остальные завидовали, какой альфа—самец к ней захаживает… Не всякие там Юрки из переулка.

Ксюша любила лежать рядом с ним и представлять, что Арапов принадлежит только ей. Смотреть на его профиль, размягченная от его ласк и довольно выгибаться, как кошка. Ах, если бы только не уходил…

Если на календаре среда, то Антон Алексеевич спешил в загородный клуб… Не один. Он прихватывал с собой администраторшу ювелирного салона рыжеволосую бестию Ирину с большим ртом, в котором казалось поместиться дырокол целиком.

Ирина — вегетарианка и занимается йогой. Потягивая размолотый сельдерей через трубочку, она будет стоять за правым плечом любовника, пока он играет в покер. Ярко—красным маникюром она настукивает по бокалу шампанского, предупреждая хозяина, о картах у соперников. Остальные за столом будут делать вид, что ничего не происходит. В вип—номере Антон задерет ей юбку и оставит «благодарность» за хорошо проведенный вечер и удовлетворение от выигрыша. Со шлепком по крепкому заду отправит ее в душ и тут же забудется в деловой переписке, планах, следующих встречах…

Каждая из «среды» и «пятницы» знала свое место. Никогда Антон Арапов не разведется и не оставит жену. Статусную жену с «приданным», имя которой нельзя произносить даже шепотом!

Какая роль уготована законной супруге Веронике, спросите вы?

В семье Араповых не принято было повышать голос. Даже рожая, Ника не кричала, словно у нее выключили эту функцию напрочь. Все дети появлялись с рыком матери и презрительно—холодным голосом отца: «Опять девочка?».

Три дочери, как на подбор — светловолосые ангелы: Анастасия, Анна, Алекс.

Несмотря на фырканье и разочарование об отсутствии наследника, Арапов дочек любил и баловал. Дети от Ники — это залог долгосрочных вложений наследства от тестя – министра. Антон на «коне», пока все шито—крыто и внешне благополучно.

Ника согласилась на этот брак по—настоящему влюбившись в широкий разворот плеч и таинственных заинтересованный блеск зеленых глаз. Молодой, подающий надежды чиновник и девушка такого ранга, как она — отличная пара. Папа благословил, подавая в свое время Веронике напутствие:

— В жизни может случится разное, дочь. Люди во власти часто теряют берега, забывают тех, кому обязаны многим. Держи спину ровной и не прощай никому удара… даже замаха не прощай. Твой Антошка сейчас очарован образованной красивой девочкой из хорошей семьи. Но, придет время, он будет позволять себе маленькие слабости. Понимаешь, о чем я? Мы все такие, дочь… — вздохнул стареющий отец, нахмурив брови.

— То есть, папа, ты маме… Ты ей изменял? — наивность Ники трещала по швам и ее идеальная картинка семьи тоже.

— Это просто слив, моя дорогая. Ничего не значащая интрижка. Никто из этих шалав в подметки твоей матери не годился, — он отпил из низкого стакана коньяк. Подержал немного во рту, словно продезинфицировал рот после сказанного. Глубокие морщины залегли на лбу. — Думаю, я буду сожалеть об этом, что причинял ей боль. А тогда, думать было вредно…Либо ты сорвешься дома на жене и дочери, либо спустишь агрессию на стороне. Слил и опять примерный семьянин. Бодр. Позитивен. С пропеллером за спиной вновь творить и пахать. Не знаю, как это работает Ник, не задумывался раньше.

— Совесть, папа… Она не в счет? — Вероника была шокирована его признанием.

Вытянув из его ослабевших рук стакан, резко опрокинула остаток со дна в себя. Закашлялась до слез, прикрывая губы тыловой стороной ладони.

— С совестью своей можно договориться, а вот с красными, опухшими от слез глазами своей супруги — нет. Думаю, она никогда меня не простит. И будет права, — он задумчиво смотрел на пустой стакан.

Так же пусто было в душе от грязи, въевшейся так, что не отмыться. Поздно ползать на коленях перед женой, ей это уже нафиг не нужно. Потерянного доверия и теплоты не вернуть. Живут рядом, но не вместе.

Все это Вероника вспомнила позже, обнаружив на рубашке мужа следы помады. Она тогда вошла в его кабинет без стука и разложила тряпку прямо на документы. Развернулась и молча ушла.

Так одна из любовниц Арапова потеряла работу, и этими самыми губами ее возили по асфальту специально обученные люди.

Ника помнила, насколько бывает холодно, зябко узнать, что узы брака для нее значат многое, а для Антоши — только часть… Непонятно какой сотых долей. А это значит… Значит, что они не на равных.

Нику Арапов свозил в незапланированный отпуск, откуда привез беременной вторым ребенком — Анечкой. Он «загладил» свою вину и впредь стал более осторожным, пообещав ей, что такого больше не повториться, «одна ошибка» из—за которой не стоит рушить семью и лишать детей отца.

Какие красивые и ничего не значащие фразы, словно для выборного электората написанные.

В этот первый раз Вероника была растеряна, подавлена и действительно сдалась, опустив руки. Арапов умел вывернуть так, чтобы она в нем действительно нуждалась. Тяжело заболел отец и все свои переживания, Ника отодвинула на второй план… Антон включил заботу и как—то закрутилось, завертелось. Будто Вероника стоит в эпицентре торнадо и некуда отступать.

Глава 2

— Доиграешься, Антон Алексеевич, — сказал тот, от кого нужно стерпеть замечание. — Жена у тебя — ценная… И цены ты ей, похоже, не знаешь. Зачем таскаешь девок по отелям? Зачем они вообще нужны при такой красавице—супруге? Бабы все одинаковы, поперек ни у кого нет. Если семью потеряешь, считай, что с коня слетел на полном скаку. Падать будет больно.

Арапов слушал, сцепив зубы и терпел нотации. Приемник тестя — он же хороший друг отца Вероники. Ничего от таких людей не скроешь. «Будет больно падать» — намек такой? Угроза? Ничего не прочитать на добродушном лице толстяка, попивающего свой фруктовый свежевыжатый сок. Попался же правильный на его араповскую голову! Учить вздумал, как щенка неразумного оттаскать за уши. Но, прислушаться должен. Зарываться нельзя. Не хватит у Антона сил, чтобы закуситься со старым бульдогом.

— Я вас услышал, Павел Николаевич, — отформатировал свое понимание ситуации мэр.

Ловко перевел тему разговора на деловую. Показывал свое гостеприимство высокому гостю. На семейный ужин пригласил, понимая, что за собой подтирать придется то дерьмо, в которое вляпался.

— Не откажусь отведать голубцов от вашей супруги. Предпочитаю домашнюю кухню, сделанную с душой. А из рук Вероники так и постные щи глотать готов, — заулыбался по самые рыхлые десна министр.

Стоило сделать передышку в делах и Арапов отправил две смс—рассылки с левой симкарты прямо из сортира, где закрылся от лишних глаз: «Временно встречи прекращаем». И все. Помыл руки. Привычным жестом пригладил светлые волосы. В зеленых глазах тлеют огоньки затаившегося зверя.

Выйдя в коридор, тут же позвонил жене:

— Ника, у нас к вечеру будут гости на твои фирменные голубцы. Один гость — Павел Николаевич, — уточнил Арапов «заказ» на семейный сбор. — Девочек предупреди, чтобы никаких ярких тряпок. Настя любит наряжаться как клоунесса. И десерты закажи из той лавки, у своей подружки. Старик любит сладкое. До встречи, Вероника. Целую.

По случаю, Ника, как раз зашла в кондитерскую, чтобы купить сладенького своим девочка, да и себя иногда можно побаловать.

— Лерчик, мне еще профитролей положи со сливочным кремом, — ткнула блондинка пальчиком в заварные круглые пирожные с посыпкой сахарной пудры.

— Ник, конечно. Девочкам от меня привет передавай, — упаковала весь закал Лера в большой бумажный пакет с эмблемой ее торговой точки. — Как там наш мэр? Весь в делах? — успела скосить взгляд на белую сумку от Хильде Палладино с золотой застежкой, перекинутую небрежно на сгиб руки подруги. Карта банка мгновенно считала средства за покупку и утонула в одном из кармашков норвежского чуда.

— Как обычно, — натянуто улыбнулась Вероника губами в нюдовой помаде. Она никогда не распространялась о своей личной жизни. Пусть думают, что хотят. Ее мир — это только ее мир, в который иногда самой заглянуть страшно.

Лера знала эту особенность подруги и не настаивала. Вероника была словно закрытая книга, переплетенная в дорогую кожу, но с сорванными страницами. Никогда не поймешь, что там внутри, какие сокровища или, наоборот, пугающие тайны. Лера лишь надеялась, что однажды Вероника почувствует себя достаточно комфортно, чтобы поделиться своими переживаниями.

Ароматы свежей выпечки, кофе и ванили переплетались в воздухе, создавая атмосферу уюта и праздника. Частичку этой свободы Вероника понесла домой. Она шла пешком, тут идти—то всего ничего…

— Стой! — окликнула какая—то женщина позади, но Вероника не придала этому значение.

Чтобы кричать таким образом вслед жене мэра, нужно иметь железные яйца.

Стук каблучков Ники по тротуарной плитке. Ее тень «бежит» впереди, и повторяет покачивание бедер.

«Хороший денек можно с дочками погулять в парке. До ужина еще куча времени» — думала Ника по пути.

— Стой, говорю! Глухая что ли? — ее грубо схватили за тонкую ткань пиджака и бесцеремонно дернули, пытаясь развернуть.

— Это вы мне? — удивилась Вероника, подняв брови и рассматривая неказистую тетку в платье из синтетики, покрасневшую и запыхавшуюся от догонялок. Ника хлопнула густыми пушистыми от природы ресницами, посмотрев на нее сверху вниз, наклонив голову на бок.

— Тебе, кому ж еще? — хмыкнула полная коротышка. — Мужик твой совсем охренел? Думает, что ему все можно, да? — тряся вторым подбородком, клокотала незнакомка.

— Послушайте, вы не по адресу. Если у вас вопросы к мэру, то запишитесь к нему на прием, — хотела ее «отбрить» Вероника.

— Дура ты! Я же по—хорошему хочу… Сказать тебе, что твой мужик — кобель белобрысый, ходит к моей соседке — прошмандовке. Все знают! Хоть у любого в нашем подъезде спроси. Не ведаю, что у них там случилось, но она сегодня напилась и хотела с балкона выбросится. Орала, что с ней так нельзя. Насилу ее эМЧеэСники на лестницу затащили и отдали в «скорую помощь». Больше, видать, не кому тебе об этом рассказать, — хмыкнула доносчица, любуясь, как идеальное лицо красотки побледнело.

Глава 3

Если бы здесь был Арапов, то он авторитетно бы заявил, что это провокация. Его хотят очернить, подорвать репутацию… Вероника смотрела вслед ковыляющей сплетнице и не могла взять в толк: кому и зачем нужно отсыпать ей пригоршню сомнений. Происки конкурентов, метящих в кресло мэра? Завистники, коих половина города?

Прежде, чем бросаться в крайности и делать выводы, Ника сама выяснит в чем дело. Червячок сомнения зашевелился. Тем более, когда уже был прецедент. М—да. Антон Алексеевич — не белый и пушистый. Да, он тогда пообещал, что больше не повторится. Только не уточнил, что именно: помады на рубашке или его близких контактов с другими женщинами. С тех пор от мужа пахло только мужем. Немного усталостью и лосьоном после бритья. Никаких пятен на рубашках или костюме. Телефон кидал где ни попадя, не боясь, что она может заглянуть и прочитать переписку. Последние годы Арапов демонстрировал, что ему нечего от нее скрывать.

«А, не слишком ли демонстративно?» — нашептывал голос подозрения.

Будучи дипломированным психологом, Вероника решила сама докопаться до истины. Повод ей дали, а фактов — нет. Кто такая эта девушка, решившая сигануть с балкона? Доносчица назвала только адрес и больше ничего. Нанять детектива? Тут нужно быть очень осторожной. Антон — сильный противник, его голыми руками не возьмешь. Перекупит. Уничтожит все следы. Ей еще извиняться придется, что посмела подумать про него подобное.

Хорошее настроение осталось лежать на том пяточке, где Ника столкнулась с потеющей теткой. Стук каблуков отбивал ритм ее сердца. Она приближалась к дому, словно крадущаяся львица, внимательно отслеживая весь обзор. Больше не было легкости и приятного ожидания вечера, где соберется вся семья и друг отца пожалует в гости. На Нику, будто повесили бомбу с часовым механизмом — тронь и разметает кусками в разные стороны.

— Вероника Дмитриевна, старшие девочки позанимались английским. Сашенька лепит из полимерной глины котиков. Шестнадцатый на подходе, — няня обернулась на маленькую четырехлетнюю труженицу с теплой улыбкой.

— Спасибо, Елена. Вы свободны. Дальше я сама, — Вероника отпустила няню и переодев туфли на домашние удобные, пошла отнести на кухню пакет из кондитерской.

Вынула их холодильника фарш. Поставила в кастрюле варится кочан капусты. Рис отварной у нее оставался со вчерашнего дня, что тоже подойдет.

Проверив девочек, Вероника занялась готовкой. Руки помнили, а мысли были далеко от их уютной двухуровневой квартиры. Стоило отвлечься, как пакет из кондитерской пропал. Звук шелестения и довольное хихиканье доносилось со стороны комнаты Анастасии.

— Могли бы у мамы спросить, — она прислонилась плечом об дверной косяк, фиксируя как вытянулись испачканные кремом мордашки. — Но, стыренное в разы вкуснее? — усмехнулась и девочки прыснули хохотать, выдохнув, что мама не отчитала их.

— Мам, я тебе оставила. Вот, — липкая ладошка протягивала сморщенный профитроль, из которого сбоку выдавился крем.

— Спасибо, милая, — мать погладила младшенькую сластену по голове. — Убираем все за собой и умываться! Маме нужно помочь нарезать салат.

— Можно, я огучикам жопки отежу? — Александра еще не выговаривала «эр» и смешно коверкала слова.

— Конечно, можно. Дядя Паша обязательно похвалит, как вкусно ты готовишь, — Ника покачала головой, что Сашу нужно не только умыть, но и переодеть.

Под девчачье журчание голосков, Вероника думала: «Что если правда завел постоянную любовницу? Как? Зачем? Разве можно их… Ее. Променять на какую—то? Неужели, семья для Антона ничего не значит?».

Вероника отложила нож и прикрыла глаза. Нужно взять себя в руки. Нельзя позволить сомнениям разрушить сегодняшний вечер. Дети не должны видеть ее тревогу. В конце концов, возможно, она ошибается и зря себя накручивает.

Через час аромат готовки заполнил кухню—гостиную. В духовке запекся яблочный пирог с корицей, взамен поеденных детьми пирожных. Пахло вишневым глинтвейном.

На звук открываемой двери девочки сорвались наперегонки, чтобы встретить отца и повиснуть обезьянками по бокам грозного Арапова.

Не будь на пороге еще гостя, Антон, потискав детей, уронил бы светлую голову ей на плечо и сказал: «Ник, как я устал. Корми мужа». Она зарылась бы носом в его короткий ежик волос. Погладила по плечу, спине. Ущипнула за начальственную ягодицу. Когда детское время вышло, Арапов рассказал бы дочерям сказочку про смотрителя города, который победил всех гоблинов в округе. Подмигнул ей: «Иди, грей постельку. Я скоро приду».

А сейчас? Вероника вынуждена всматриваться в его лицо, выискивая следы лжи и фальши.

Глава 4

Если Арапов нервничал, то очень умело скрывал. Реакция любовницы на временную отставку было неоднозначной. Ксения поставила его под удар, и подобных выходок Антон не прощал никому.

Танцовщицу быстро затолкали туда, где ей вправят мозги, лишив всех привилегий. Не подходит платье из коллекции Макс—Мара? Получи смирительную рубашку. Арапов дал распоряжение, ни одним глазом не моргнув, лишившись красивой и гибкой игрушки. Выйдя из своего кабинета, где по «срочному и неотложному делу» закрылся, поймал ироничный взгляд министра. Тот уже знал о его «маленькой визгливой» проблемке! Подобные откровения чувствуются, даже если никто рта не раскрыл.

Он, черт возьми, не хуже и не лучше других. Тесть тоже позволял себе походы налево. Так почему Антон чувствовал себя сейчас как шкодливый мальчишка, пойманный с поличным? Хотелось свое дерьмо тихонько под диван ногой затолкать… Только вряд ли «оно» пахнуть перестанет.

Ля—а—а! Как же его все бесило, раздражало и коробило. Как выдержать парад щедрости и гостеприимства до конца? Жена у него там рис с мясом в капусту заворачивает, а он крутится как уж на сковородке, пытаясь угодить толстяку. И ведь сто процентов, какая—то крыса сливает информацию…

— Папа! — Первой к нему бросилась Сашка, и он ее поднял от пола, прижал к груди. Маленькие ручки обхватили шею и запахло чем—то сладким, нежным и родным. Он втягивал ноздрями этот запах и внутренний зверь успокаивался, переставая метаться в клетке и биться об железные прутья.

— Поздоровайся с дядей Пашей, — сказал министр, и уютное состояние схлынуло.

Санька замерла в его руках напряженной тростинкой. Большие зеленые отцовские глаза рассматривали гостя исподлобья светлой челки.

— Здлатуйте, — пропищала Александра и две других дочери постарше подхватили.

— Верника Дмитриевна—а—а! — толстяк ринулся вперед, заметив шикарную блондинку. Схватил ее за руку и притянул ладонь к пухлым губам, чмокнув по—аристократски. — Все хорошеете и хорошеете. Ослепнуть можно… Пожалейте старика, у меня и так сердце слабое, — актерски схватился за грудь, показывая, что впечатлен. А сам метнул на Арапова многозначительный взгляд: «Ну? И чего тебе не хватает? Вишенок на торте маловато?».

— Павел Николаевич, — мягко мурлыкнула супруга Антона, улыбнувшись. — Проходите, будьте как дома.

— Привет, дорогой, — вежливо кивнула мужу.

И вот, тот самый случай, когда интонация не совпадала с настороженным выражением ее серо—голубых глаз. Там что—то промелькнуло такое, отчего у него на загривке волосы зашевелились. Антон, не отпуская младшей дочери с рук, пробрался сквозь «преграды». Наклонился к ее лицу и впился требовательным поцелуем, клеймя свою самку, показывая власть над ней. Специально оставляя свою слюну блестеть на ее губах.

— Милая, извини мы немного задержались, — его голос интимно рокотал, словно не было вокруг никаких свидетелей. Будто не притихла Санечка, положившая голову на его плечо. — Накормишь страждующих? — заглядывал в ее глаза, ища обычного женского отклика. Той ответной искры, которая вспыхивала в ней каждый раз после недолгого расставания.

Но, жена взгляд увела в сторону, словно закрылась, не дав считать ее истинные эмоции.

— Мойте руки, у меня все готово. Сейчас буду горячее подавать, — она отступала. Шаг за шагом. Смотрела куда угодно, только не на него.

У Арапова ёкнуло сердце. Будто что—то отняли, недополучил обещанной награды.

Не будь здесь посторонних, он бы утащил женушку в спальню и быстро снял ее напряжение. Тело Вероники выучено, как «по нотам». Знал куда нажать, как развернуть, чтобы стонала и просила еще… В штанах затвердело, не при детях будет сказано. Арапов всегда ее хотел. Даже после любовниц, Ника его возбуждала. Мэр не играл в примерного мужа, он действительно им был. Любил жену по—своему. А, бабы на стороне — это так, излишки служебного положения.

«Павлуша оказался прав. Пора сделать паузу и заняться женой» — Антон быстро считал, что Нулечка от него нос воротит. С ним так нельзя. Арапов привык к хорошему… Чтобы тихая и уютная «гавань» встречала. Чтобы тыл был защищен.

Ценная? О, да—а—а! Вероника была ценна для него, как ни одна из женщин. И он — не дурак, чтобы все менять из—за шлюх.

Глава 5

Наивные детские реплики. Шутки Павла Николаевича, над которыми он сам смеялся громче всех, держась за живот. Красавица—жена, плавными движениями разливающая чай. Вкусная сытость, от которой становишься практически ручным котом… Еще бы погладили.

Арапов расслабился, думая, что смог легко и непринужденно утрясти дело. Инцидент с Ксюхой исчерпан. Дальше ее судьба незавидна. Она сама испортила себе жизнь. Говорили же: «Сиди тихо!».

«Черт бы побрал этих баб!» — между делом, думал Антон. Вон, Николаевич уже в том возрасте, когда на юбки глаз не косит. Между ног не шелохнется, хоть карандаш скотчем приматывай, а от таблеточек возбуждающих сердце сядет в момент. Поэтому, ему легко говорить, чтобы мэр свои самцовые повадки поумерил.

Мимо прошла Вероника, обдав тонким ароматом розы и ванили. Не коснулась его даже, а жаром обдало таким, что Антон непроизвольно на бедра ее покатые в шелковом платье голову свернул. Облизнулся. Представил, как возьмет ее в душе, уткнувшись носом в тонкую шею. Ее мокрые волосы будут щекотать кожу. Ника подастся навстречу, делая проникновение еще глубже. Задергается, сокращаясь и сжимая его в сильной хватке. Может, заделать ей еще одного ребенка? Для гарантии и верности… Санька уже достаточно подросла. Вдруг, сыночек получится?

Вечер завершился почти идеально. Министр был доволен, жал Антону руку и хлопал по—отечески по плечу. Давал совершенно ненужные и бесполезные наставления, на которые Арапов кивал и улыбался. Улыбался и кивал. Челюсть устала от одной и той же мимики.

Он подобрался к Нике, когда она складывала посуду в посудомойку. Схватил за округлости, прижимаясь сзади. Сделал «пас» вперед, показывая свое нетерпение.

— Вероника, бросай эту фигню. Я соскучился. Пойдем в…

Ему не дали договорить. Жена брыкнулась, как норовистая лошадка. Развернувшись, взглянула на него холодно и строго. Положила ладонь на часто дышащую грудь… Чтобы оттолкнуть.

— Извини, что—то устала сегодня. Голова болит. Сейчас бы таблетку выпить и завалиться. Если хочешь, ложись в гостевой.

Арапов сглотнул громко. Он уже настроился, готов к любовным утехам. Что за нахрен блин? Почему облом? Куда напряг девать?

— Иди—иди, дорогой, — она не шутила. Всем видом показывала, что не даст ему удовлетворения, не готова к супружескому долгу.

«Давно ты, Антоша, на ручной жим не переходил» — разочарованно вздохнул Арапов. Почти невинно чмокнул ее в висок. Один раз обернулся у входа: «Не передумает?».

Вероника делала вид, что его просто нет. После посудомоечной машины занялась остатки вкусностей по холодильнику расталкивать.

Так и ушел ни с чем.

***

На другом конце города «пятница» все узнала о «среде». Соперницу ей было не жаль, дурочкой оказалась. Плохо, что теперь скомпрометированы обе. Арапов обязательно проведет параллель и избавиться от нее тоже. Ирка пока взяла больничный, сославшись на работе, что у нее вирусное и сильно заразное заболевание. Взяла первый же билет, чтобы укатить к двоюродной тетке в глухомань и там отсидеться, пока все не утихнет. После больничного — отпуск. А, там будет увольнение.

«Антоша—а—а! Не бросай меня—а—а!» — несколько раз Ирина пересмотрела слитое в сеть видео. Посмотреть было что, поверьте. В одних стрингах, без верха… Сиськи, переделанные в третий размер, трясутся. Только длинные волосы скрывали кое—что. Немногое. Зареванная, с движениями как у слепой мартышки. Весь город любовался прелестями сумасбродной хрупкой шатенки. Бесплатный стриптиз.

М—да, хороша девка, но без мозгов совсем оказалась.

Ничего конкретного, по сути и не орала… какой—то там Антоша бросил, козлина, ради которого она готова с балкона убиться. Но, слухи пошли. Люди в комментариях писали, передавая из уст в уста… чья танцовщица с катушек слетела.

Глава 6

Унизительное чувство — быть последней, кто узнает о похождениях Арапова. В сети уже мемы выпускают на эту тему. Например, картинка с голой девушкой, закрывающей грудь и из ее открытого рта приписан выкрик в облачке: «Не виноватая я! Он сам пришел». Посты всплывали и исчезали, видимо служба «контроля» Арапова не зря свою зарплату получала. На одном из «желтых» сайтов вышла подробная разоблачительная статья под названием: «Жена в курсе?», где были описаны несколько любовниц мэра, последняя из которых, якобы бесследно исчезла после скандала с танцовщицей.

«Зачем вы спрашиваете? Она — всего лишь жена, красивая картинка для выборного электората» — писали в комментариях.

«Мне ее не жаль. Живет на всем готовеньком и глаза спокойно закрывает на лядство мужа»

«Богатые тоже плачут?»

Вероника смотрела, словно сбоку, со стороны на себя. Выходит, ей в глаза улыбались, благодарили за помощь, а за спиной постоянно злословили? Те благотворительные вечера, что она устраивала в помощь приюту для животных и для больных детей, которые нуждались в срочной операции… На деньги, собранные ее фондом «Я рядом», оказывалась помощь женщинам в сложных ситуациях. Не только психологическая.

И когда она сама попала под «наковальню» рядом абсолютная тишина… Даже подруга Лерочка не удосужилась позвонить, будто затаилась и ждет, чем все закончится.

Почему люди хорошее тут же забывают и не прощают ничего? Хотя, Ника в этой ситуации — просто жертва.

Когда молчать стало совсем неприлично, Вероника попросила мать приехать и забрать к себе детей.

— Что, зять пошел по проторённой дорожке? Все они, Вероника — кобели! Все до единого. Жить стоит только ради себя и девочек. Не разбивай их хрупкий мир… Подумай об этом, — Альбина Семеновна приняла план эвакуации внучек, как временный. Арапову и дочери действительно нужно пошуметь в четырех стенах. Она покосилась на большую фарфоровую вазу, которую дарила им десятилетие совместной жизни и прихватила ее с собой. Во избежание.

Альбина Семеновна — строгая вдова в темном балахоне. Ника правда от нее не слышала плохого слова об отце из—за его измен. Сейчас мать показывала дочери как нужно себя правильно вести?

Дома стало тихо, Ника даже дыхание свое слышала. Несколько дней после ее отказа в близости они с Антоном практически не разговаривали. Он уходил рано утром, хлебнув только чашку кофе и приходил почти к полуночи, когда дети уже спали… И Ника делала вид, что спала.

Скрежет в замке, запускает точку невозврата. Вероника выходит под ночной свет коридора. Домашний брючный костюм по фигуре. Волосы немного растрепаны. Серо—голубые глаза кажутся на три тона темнее.

Антон, что пригнулся, чтобы снять обувь и застыл с напряженной спиной. Одет не по формату: просто в рубашке с закатанными рукавами до предплечья. Они смотрят друг на друга напряженно, считывая «показатели» насколько далеко готовы зайти. Ни крика, ни повышенного тона, но что—то в воздухе меняется, становится плотным, вязким, почти осязаемым.

— До тебя уже докатились сплетни? И ты поверила, Вероника? — он обреченно вздохнул, не в раскаянии. Нет. Будто осуждал ее за подозрения, которые она еще не высказала. — Ну, пойдем, поговорим. — Снисходительно хмыкнул.

— Хорошо, жду тебя в гостиной, — услышал он спокойный голос, по которому не понять степень ее сердитости и размеры катастрофы для семьи Араповых.

Вероника молча подала ему планшет с сохраненными скринами статей, постов, комментариев. Выделила среди них самые жалящие, самые провокационные, словно хотела сказать: «Смотри, как унижают меня. Чем я заслужила подобное обращение?».

— Это все происки врагов, Ника… Ну, что ты как маленькая? — поморщился он, думая, что найдет всех кляузников и они пожалеют. Всем есть что терять: работу, места в детских учреждениях… Добазариться можно до статьи за клевету. Судья вынесет приговор, чтобы остальным неповадно было тяфкать.

— Я была в том доме, где жила некая Ксения, работающая в театре на Стахановской. За деньги, дорогой, можно получить любую информацию, — Ника потыкалась пальчиком по экрану и нашла видео файл, снятый с камеры подъезда.

Вот Арапов поднимается, по лестнице не один, а с той самой девкой. Она виснет на нем и лезет целоваться. Его рука нетерпеливо щупает округлый зад.

— Скажешь, что это монтаж? У меня таких «монтажей» несколько. Каждую пятницу ты наведывался к своей шлюхе, вешая мне на уши лапши, что идешь в бильярд шары катать. Теперь я понимаю, какие шары ты накатывал, Антон. Еще была среда. Верно? Среда и другая девка для досуга.

Мэр был готов к чему угодно, но не прямым доказательствам. Вероника сама раскопала, без помощи легко нашла то, что лежало на поверхности. Собственными ручками запачкалась, чтобы ткнуть его носом.

— Ника, ты ведь не будешь делать глупостей? — резко запахло «жареным». Уж больно жена спокойна и сосредоточена, будто для себя все решила.

Лицо мужчины приобрело страшные, доселе неведомые черты. Ему хотелось разбить планшет об стену. Схватить ее, и вытрахать прямо на ковре. Показать, что Вероника не может уйти, не дано ей его оставить. Повести себя, как урод и унизить. Словами. Действиями. Насилием. Потому, что дикий стыд раздирал грудную клетку. Клинануло. Взбесило. Разъярило. Зеленые глаза полыхали бешенством и маниакальным упрямством: «Он ее не отпустит! Ни жену, ни детей! Арапов своего не отдает никому, не уступает. Давно Нике пора понять правила сильных мира сего».

Клешня непроизвольно дернулась, чтобы ее схватить…

— Только посмей меня тронуть! — зашипела блондинка, отпрыгивая от него подальше, будто ждала именно нападения. — Попробуй, подними на меня руку, Арапов! И ты узнаешь, сколько будет стоить моя месть. Я тебя уничтожу.

Ее рука потянулась к стоящему на этажерке торшеру с тяжелым основанием из камня. Дочь бывшего министра показала клыки… Вероника сама из семейства хищников.

Улыбнулась. Не зло. Не с насмешкой. А с тем особенным спокойствием, которое приходит только после выстраданной внутренней тишины и обдуманных решений.

Глава 7

Непривычно видеть, как Антон скидывает свои вещи в небольшую сумку, утрамбовывая ударом кулака, словно его рубашки в чем—то провинились. Обычно, господин мэр складывает «походно—командировочное», словно пазлы собирает — ровненько, любовно приглаживая. Зарядку от телефона сматывает в аккуратный клубок, а ни как сейчас, закидывая бедолагу плашмя между носками и трусами. Но, понять можно… Его жизнь летит в тартарары со скоростью, когда мыслить и анализировать не успеваешь. Большой босс растерян, получив по зубам от собственной жены. У Арапова подергивался правый глаз. Он постоянно что—то ронял, матерился… Хотя, до сей поры слыл человеком уравновешенным и не склонным к припадкам.

Иногда останавливался, будто хотел отдышаться. Утирал со лба пот. Оглядывался на нее… Беспомощно, что ли. В ожидании, что Ника передумает?

«Зато нагулялся вдоволь» — презрительно кривит губы Вероника, молча наблюдая со стороны за дерганьем без пяти минут бывшего мужа.

— Я уйду, но учти, что только на время! У тебя будет шанс успокоиться и подумать о наших детях. Семья для меня важнее всего остального… Пора бы тебе понять, с кем живешь столько лет, — в запале он пнул куда—то свой башмак. А после, встав на четвереньки, начал искать его, кряхтя как восьмидесятилетний дед.

Хотелось подойти и дать хорошего пинка под зад. И вложить в этот удар всю боль, все разочарование в их браке. За то, что опять должна понять, должна простить, должна принять. Долга, твою мать, столько, что не унести и не измерять.

Где ее право быть счастливой? Право быть защищенной от грязи и неверности? Как залечить ту пустоту внутри, которая образовалась по его вине? С ним.

— С предателем живу тринадцать лет. Что касаемо шанса, то я тебе его одиножды предоставила, вручила пакет доверия. Ты обещал, Арапов! Обещал, что больше не повторится… Только твои обещания ничего не стоят. Это ты по местному телеканалу можешь втирать про «вечное и нерушимое», я тебе больше не поверю.

Дверь хлопнула с такой силы, что с полки упал Санькин «дворовый» мяч. Подкатившись к ее ногам, будто просил защиты, «слеповато» уткнувшись в большой палец. Вероника присела и сгребла его. Сжала так, что дырочка в боку жалобно засвистела, прося пощады.

— Сукин ты сын, Антоша, — прошептала она, тяжело поднимаясь.

Ходила по комнатам, сама не зная зачем. В девичьих комнатах поправляла постель, складывала книжки обратно на полку. Нашла у Насти заначку шоколадки и сгрызла ее, сидя верхом на голубом слоне.

Ей бы собраться. Еще чуть—чуть и найти хорошего адвоката по разводам. Обязательно из другого города. Да. А пока…

Вероника завыла, некрасиво открыв рот, в котором растаял шоколад. Сладость растекалась по нёбу, смешиваясь с горечью обиды и страха. Ника давилась этой адской смесью. Кашляла до сблева и опять ревела. Крутила уши слону, представляя, что это Арапов. Била. Кусалась. Хотела его разорвать на кусочки.

Потом плакала по—другому, переходя с агрессии на раскаяние. Гладила бедного слоника, жалея его и себя. Вероника чувствовала себя такой одинокой и потерянной… В мире, где нет места доверию и любви, а есть только холодный расчет и предательство.

Наревевшись до бессилия, Ника сходила в душ. Подшила кое—как уши слону. Проверила сообщения на телефоне, прочитав от матери:

«Все в порядке. Девочки спят. Анастасия задает слишком много вопросов, на которые ответить можешь только ты. Позвони завтра. Я волнуюсь».

Нет, Вероника не одна. У нее есть те, ради кого нужно бороться. Есть те, кого не должна коснуться вся теневая подноготная «взрослой» жизни. Развод неминуемо коснется всех. Но, Ника найдет выход. Отыщет нужные объяснения.

Глава 8

— Калина красная, калина вызрела ... — запел вполне сносно министр, постукивая пальцами по гладкой поверхности служебного стола.

Напротив сидела вдова его предшественника, воззрившись на него как Ленин на буржуазию и ожидая ответа. Бровью подведенной не повела, что Николаевич поет пошлятину.

На стене тикают часики. Окно распахнуто и тянет тяжелой духотой, словно собирается гроза.

— Что ты от меня хочешь, Альбина? — вздохнул Павел Николаевич, отмечая, что женщина в ее возрасте еще ничего…

Стать. Грудь колесом. Жемчужные бусы удачно оттеняют смуглую после загара кожу. Оттенок, приближенный к бронзовому Альбина Семеновна получила, не так давно вернувшись с Гоа. Путевку ей оплатил зять, с которого сейчас нехрен взять. Попался все же, дурак на «горяченьком». Совсем потерял берега, стыд и совесть. Ничего эта молодежь не ценит, не бережет. Дали в жену такую девку из хорошей семьи и на рожу — не крокодил. Чего еще надо?

«Кругом шлюхи, Павлуша» — проскрипел голос в голове его драгоценной супруги.

— Вероника меня не слушает. Может, ты ее Павел вразумишь? Ну не гоже это семью разрушать и детей… Деточек жалко, — всхлипнула старая лиса, потянувшись за платочком. Промокнула совершенно сухие глаза и продолжила. — Поговорил бы с ней, Пал Николаевич. Она тебя послушает. Ведь, что удумала? — цокнула языком. — Адвокатишку выписала из столицы.

— Ну—ка, ну—ка… Что за адвокат? — заинтересованно подался вперед министр, скука в глазах пропала. Началось самое интересное. — Как фамилия?

— Ой, то ли Прошкин, то ли Брошкин, — сморщила нос Альбина, став похожей на некую певицу с литовской фамилией… Еще до того, как она свой «нюхач» укоротила.

— Протасов? — присвистнул Павел Николаевич и стал не в пример задумчивым. Почесывая подбородок, он мысленно одобрил выбор Вероники. Ловкий ход — забронировать лучшего в стране адвоката по разводам.

— Да, он, — кивнула вдова и наткнувшись на острый, пронизывающий взгляд «добряка», вздрогнула. — Паш, все плохо, да?

— Он раскатает твоего любимого зятька в порошок, Альбина. Я, вот одного не пойму… Ты ведь не о дочери печешься и внучках. Тебе главное, чтобы было тихо—мирно, никакого позора с громким разводом. Совсем Веронику не жаль? Твое «хочу, как лучше» здесь не сработает. Дочь твоя из другого теста сделана, — он замолчал, понимая, что обидел ее сейчас, ткнув в циничное ханжество. Сама терпела мужа—гуляку и Нику в то же болото толкает. «Тесто» у кое—кого давно забродило. Даже духи ее с восточным акцентом отдают так, будто из винной бочки разлиты.

— Так и скажи, что я зря к тебе обратилась, — вспылила Альбина Семеновна. — Мстишь мне, Пашенька, что тебе когда—то предпочла твоего друга?

Павел Николаевич не ожидал такого поворота. Да, она ему когда—то нравилась своей твердостью характера и хороша была, чертовка. Так почти сорок лет прошло, он и думать забыл мечтать о прелестях чужой жены. Как женщина, она ему не интересна. Зачем Альбина вообще это вытащила на свет? Видимо, настолько отчаялась помирить семейство мэра?

— Мой тебе совет, Альбина Семеновна, — потянуло прохладой от его голоса. Или из окна? — Дочь твоя сама разберется, не маленькая уже. Антону придется самому за собой засранки подчищать.

За окном сверкнула молния и тут же оглушил раскатистый гром. Министр тяжело поднялся, чтобы закрыть окно. Он не повернулся, чтобы разглядеть на лице просительницы разочарование, смешанное еще с чем—то личным. Альбина пыталась поддеть его прошлым, но встретила только равнодушие. Павел, в отличие от ее мужа — примерный семьянин и никогда бы не унизил жену шуры—мурами с другой бабой. Ему не стыдно смотреть в глаза своим детям.

***

— Тринадцать лет мы складывали свою жизнь по кирпичику, Ника. Подумай еще раз, мы все можем исправить, — Арапов был на грани.

Это заметно по красным глазам от бессонницы и постоянно выступающим скулам от сдавливания челюсти. Его нервировало все! Что жена смотрит отрешенно в сторону, словно он пустое место. Адвокат, нанятый Никой, рисующий в своей толстой записной книжице какие—то пометки. Сорокалетний лощеный жеребец, закинув ногу на ногу делал вид, что их «переговоры» его не касаются. Он ведь уже сделал предложение, разложив по пунктам условия развода и раздел имущества. Все по—честному, прикопаться совсем не к чему.

— Нет никаких больше «нас», Антон. Ты и дальше можешь сотрясать воздух нелепыми обещаниями. Мне они больше не интересны. Ты произносишь часто обещания, но нужно еще им соответствовать.

Арапов только сейчас понял, когда остался один шаг, чтобы потерять жену. Вероника была его тылом, точкой опоры. И пока она была у него, Антоша ни о чем не волновался, все мог решить, любое дело вынести. Ушла «королева» и король—то оказался — голый, не настоящий. В верхах зашевелились, узнав о его разводе. Брошенный женой мэр подрывает репутацию власти. Если собственная супруга ему больше не доверяет, то что говорить о простом электорате?

Вероника ушла и мир начал сыпаться на осколки вокруг Антона. Они летают вокруг его оси и режутся, колются со всех сторон, не увернуться. Он заколебался жопу рвать, доказывать, что все «на мази», он контролирует ситуацию. Хотя, ни черта больше не понимал. Подписывал не глядя, улыбался, ничего не слыша, что ему втирают заместители. На открытии нового детского сада толкнул какую—то дичь по микрофону, про доступность сотовой связи. Хотя, вышку они поставили еще вчера. Самому неловко стало.

Так ли уж нужны были любовницы? Удовольствия на несколько минут, которое тут же забывается… А, последствия? Их не разгрести. Не измерять. Каждую ночь он изводит себя тем, какими будут результаты его необдуманных действий.

Самое ужасное, что нет у Арапова рычагов давления на гордячку. Была мягкой домашней заботливой кошечкой, прекрасной женой и матерью его детей… И вот, она жалит как смертоносная обиженная оса. Не отмахнешься. Не пригладишь.

Глава 9

Арапов видел ее взгляд, полный холодного презрения и разочарования в нем. Лучше бы истерику закатила, расцарапала ему рожу идеальными ноготочками. Антон бы знал, что делать с разъяренной, пышущей гневом женщиной, как укротить ответным выпадом с подтекстом сексуальности. Но, что делать с безразличием. С тем, как Вероника твердо ставит подписи на документах. Спокойно обсуждает дни общения дочерей с ним.

Мэр на стадии развода метался в поисках решения. Он готов был на все, лишь бы вернуть ее доверие, ее любовь. Но знал ли Антоша, что иногда даже самые сильные чувства не выдерживают предательства? Что иногда прощение – это не выход, а лишь оттягивание неизбежного конца? И что цена за «маленькие слабости» может оказаться слишком высокой?

Начались первые неприятности на службе. То, что прощалось ему, женатому на дочке министра, теперь стало «камнем преткновения». Очередная комиссия на сдающийся спортивный объект и множество замечаний, недочетов. На него смотрят так, будто он лично тут тренажеры прикручивал и окна вставлял в зале для тяжелоатлетов. Никакие реверансы и улыбочки на проверяющих не подействовали. Ему кинули предписание, исправить недочеты в положенный срок и умотали в центр… Даже на баньку—сауну, рыбалку и застолье хлебосольное не позарились.

По городу уже ставки делали: надолго ли удержится Арапов в кресле? Копни поглубже, так и посадить могут. Те, кто раньше в ножки кланялся теперь и руки подать не хотели, будто мэр чем—то заразным заражен и от него можно перенять невезучесть.

Возвращаясь в свою холостяцкую берлогу, Антон заметил исписанные баллончиком краски неприличные слова на служебных дверях. Сразу видно, что подростки баловались — местные раздолбаи, из которых ничего полезного для общества не вырастет. Он им детские площадки понаставил, да места для отдыха… Они там пиво пьют, окурками и мусором всю территорию загадили, дворники убирать не успевают.

Скинув в прихожей обувь, Арапов прошел на кухню. Открыл дверцу холодильника… На что рассчитывая? Что там материализуются котлеты, которые так обалденно готовила жена?

Пустота. Не только в холодильнике, но и в квартире. В сердце. В жизни.

Он машинально достал бутылку минералки, налил в стакан. Пузырьки щекотали нёбо, но жажды не утоляли. Горький привкус одиночества отравлял каждый глоток. Раньше, возвращаясь домой, он чувствовал тепло, уют, запах свежей выпечки. Теперь – только холодные стены, тишина, да отзвук собственных шагов.

Упав в кресло, Антон тупо смотрел на полупустую стеклянную емкость в своих руках. Проверил свой телефон и новых сообщений с обеда не обнаружил. Зашел в галерею с фотографиями.

Вероника улыбалась. Ее глаза светились счастьем. Это было до… До того, как все рухнуло. До того, как он все испортил.

Словно продлевая свою агонию, мужчина листал дальше. Надутые щеки Александры перед тортом с четырьмя свечами. Настя и Аня строят смешные рожицы с бумажными колпачками на белокурых головах. Везде они… Антона нет в кадре, он снимает. И только сейчас задается вопросом: «Почему не с собой?».

«Ты отделял себя от семьи» — пришел неутешительный ответ.

«Они там, ты — где—то нахрен шляешься. Видели тебя только по праздникам. Ты обкрадывал их вниманием, отдавая свое время любовницам и каким—то совсем непонятным мероприятиям, смысла которых даже вспомнить не можешь. Дети выросли, а ты и не заметил, Тоша. Понял как упускал многое, когда от тебя ушла жена».

Неожиданно стал трезвонить сотовый в его руке. Номер был не забит. Его он знал наизусть. Звонила Ирка – среда.

Арапов напрягся. Он о ней совсем забыл и не вспомнил бы никогда. Оказывается, настолько ему рыжая подружка была неважна.

Движимый любопытством, что ей нужно, принял вызов. Приложив телефон к уху, просто молчал.

— Антон… Антон Алексеевич, — ее голос был такой, будто она из Магаданской области звонила, где сеть ловит, если забраться на дерево.

— Слушаю, — ответил он без эмоционально.

— Я беременна, Антон. Кажется. Я… Я не сама! Не ожидала, не планировала, — она жалобно всхлипнула и притихла, боясь его ответной реакции.

— Мне какое дело, что у тебя в пузе завелось? Казаться может, что угодно, — он схватился снова за минералку, отхлебнув большой глоток. Задержал во рту, чувствуя мини взрывы на языке, бьющие в небо. Прохлада фигачит из открытого настежь окна, но встать и закрыть ему не хочется.

— Но, это же твой ребенок, Антон! Я сделала тест. Я беременна! Беременна! — взвизгнула она истерично заладив. — Ни одна я участвовала в его зачатии.

— Избавься. Дети от шлюшки мне не нужны, — он больше ничего не хотел.

Внутри такая пустота, будто по нему очень долго лупили и наступило онемение, отбитых органов. Завалиться бы и просто вырубиться в надежде, что следующий день принесет хоть какой—то просвет. Мэр скинул ее жалобные причитания и заблокировал этот номер. Пусть Иринка побесится и поймет, что другого выхода нет. Он считал ее далеко не дурой. Хотя, и с «пятницей» тоже ошибался, думая, что все под контролем.

С мыслью, что все бабы — зло, Арапов завалился на кровать прямо в одежде.