Вторая жена

Пролог

— Убери эту тряпку, кукла! Хочу посмотреть на тебя! — его голос хриплый. Пугающий… Он и есть само воплощение опасности.

Мои руки дрожат, не слушаются. Делаю над собой усилие, чтобы выпустить ткань из рук. Я сейчас сама какбезвольная тряпка. Другого выхода нет.

— Открой глаза, — очередной хлесткий приказ.

Смотрю на него и обжигаюсь. Голодный волчий взгляд щупает меня, оценивает, ставит на место.

— Теперь подошла и опустилась на колени.

Выворачивая свою силу воли наизнанку, я делаю то, что он велит. В глазах собираются слезы. Больно и обидно. Как я могла так вляпаться…

Захват на подбородке заставляет запрокинуть голову. Большой палец трогает мои губы, задевает зубы, размазывает слюну, пошло и двусмысленно.

— Я обещал тебе, что накажу этот дерзкий рот, если снова попадешься на мои глаза? — усмехается жестко, — я всегда выполняю свои обещания, кукла…

Я поехала на отдых с друзьями в живописную кавказскую республику, а в итоге вляпалась в огромные проблемы. Чтобы не сесть в тюрьму, мне придется отдать себя грозному и порочному мужчине.

Я думала, что наша ночь вместе станет моей расплатой за свободу. Но как только Алихан Камилов понял, что до него у меня не было мужчины, он решил не отпускать меня и сделать своей женой. Вот только у него уже есть одна жена…

Глава 1

— Васька, я ж говорила, что поездка пойдет тебе на пользу, — довольная и сытая, откидывается моя подружка и по совместительству однокурсница Кира на спинку удобного кресла. Кирилл тоже явно сыт и доволен. А что еще надо трем молодым студентам? Это такой кайф — наконец вырваться из опостылевшей серой Москвы на югпосле долгой холодной зимы, насладиться майским голубым небом, чистейшим воздухом, сказочно красивыми горными пейзажами…

— Честное слово, ребят, спасибо вам большое! Спасибо, что вытащили! Думать не думала, что в такие удивительныеместа можно поехать так задешево!

Идею полететь на Кавказ, в эту республику, подкинула Кира. В отличие от нас с Кирюхой, она была заядлой путешественницей и объездила чуть ли не полпланеты.

— Отель брать не будем, снимем жилье через специальное приложение по обмену. Машина тоже не нужна. Общественный транспорт ездит почти везде, а куда не ездит, договоримся. Вон, Васька своей голливудской улыбкой улыбнется какому-нибудь джигиту — и будет нам счастье…

— Какая там улыбка, — смущенно пропищала я.

— Не скромничай, — вмешался Кирилл, не скрывающий своего интереса ко мне. Но это был как раз тот вариант, когда ни за что… Мы просто друзья…

Мне вообще было пока не до всех этих шур-мур, хотя не спорю, парни на меня реагировали живо. И так проблем в семье выше крыши… Мое поступление стало не только рубежным в плане взросления моментом, но еще и навсегда теперь будет ассоциироваться со страшной утратой в нашей семье — скоропостижно скончался любимый папа… Мать два года не могла оправиться от его смерти. Да и что говорить, кто мог это принять? Никто не ожидал, что энергичного мужчину в полном расцвете сил постигнет внезапная смерть от инфаркта прямо на работе.

Мать не умела и не хотела жить одна. Потому совсем скоро на горизонте появился этот гадкий Леонид — мой нынешний «папочка», — и жизнь стала просто невыносимой. Настолько, что этим летом я решила не возвращаться в родной Нижний, чтобы не делить одну жилплощадь с отчимом, и пересидеть каникулы в университетской общаге в Москве.

Про то, что поездки на Кавказ нынче стали повальной модой, я была наслышана, но даже представить не могла, как здесь красиво и дешево. За эти три дня мы успели съездить в горы, посмотреть удивительные аулы-селения, увидеть самый глубокий в мире каньон. Ощущение, что слетали на другую планету! Еда — сытная и вкусная. Люди по большей части приветливые и гостеприимные, готовые радушно распахнуть для тебя двери собственного дома. Конечно, попадались отдельные бескультурные экземплярчики, но где таких не бывало.

А еще в эту поездку я много фотографировала. Фотография — моя страсть. И свой фотоаппарат-зеркалку я берегу. Это последнее ценное, что подарил мне отец. На семнадцатилетие. С тех пор фотография стала моей настоящей одержимостью. Ей я посвящала все свое свободное время и мечтала когда-то стать фотографом, хоть и училась на менеджера-управленца.

Сегодня поездка оказалась вообще удивительной. Мы посетили древнейший город России на берегу моря, надышались чистейшим воздухом, прикоснулись к истории. Вернулись обратно в столицу республики только к вечеру. Жуть какие голодные, зато совсем не измотанные от полученных эмоций. Кира в свойственной ей манере широким жестом позвала нас, уже вывернувших свои карманы под конец поездки под ноль, в ресторан. Мы с Кирюхой сначала не придали этому никакого значения. Везде, где мы были за эти дни, как минимум так же бюджетно, как в университетской столовой. Но когда оказались внутри помпезного здания ресторана в центре города, я слегка опешила. Этот полудворец-полубастион,мягко говоря, мало тянул на обитель скромных студентов.

Толкнула подругу в бок, указав на цены в меню, а она лишь отмахнулась.

— Орлова, не будь такой нудной, а? Пацан сказал — пацан сделал. Это ж я вас сюда потащила. Значит, моя проблема. За все плачу я.

В отличие от меня и Кирюхи, Кира и правда была из обеспеченной семьи и ни в чем себе не отказывала. Куча модных вещей, телефоны последней модели, новенький мини-купер, который она гордо парковала прямо у входа в универ. Пригласить нас в ресторан и заплатить за это она и правда была в состоянии.

Я решила-таки отпустить ситуацию. На худой конец, что я там наем… Мы даже взяли на троих бутылку грузинского вина, которое позволило немного расслабиться, послав по телу мягкое тепло. Народу в зале было мало, свет приятно приглушен. На сцену вышел молодой мужчина, второй присел за рояль. Заиграла живая музыка. Не мой, конечно, репертуарчик — все больше шансон и что-то из маминых песен под коньячок, но сейчас очень зашло! Не отдых, а сказка… Всё могло бы закончиться прекрасно, пока…

Пока в зале не появилась компания шумных мужчин человек из пяти-шести. Они уселись за столик напротив и тут же начали громко говорить, совершенно не обращая внимания ни на музыкантов, ни на других гостей. Гогот, звонки по телефону, бесцеремонное обращение с официантом. Бесило… Как же бесило, какими невоспитанными бывают люди!

— Вот же уроды, а?! — громко возмутилась Кира, когда гомон мужских басов за столом рядом стал просто нестерпимым.

— Тише, — толкнула я ее в бок. Вид этих самцов, явно не работавших научными специалистами в расположенном рядом краеведческом музее, внушал только страх и волнение, — пойдемте лучше отсюда, а? Поели же уже.

— Ничего я не поела! — продолжала бузить Кира,отталкивая мою руку. — Я, может, еще десерт хочу! И «Тропикану-женщину» Мел…зе заказать! А тут эти уроды…

Глава 2

Хорошо, что мы успели провести здесь три замечательных дня до вчерашнего паршивого вечера. Иначе бы наш короткий красивый отдых был бы испорчен в самом начале. А теперь даже и улетать не так жалко. Когда тебе где-то хорошо, оставлять всегда тяжело. Но прелесть всего хорошего в том, что оно имеет срок годности. Сказка на то и сказка, чтобы рано или поздно заканчиваться. И пусть у нас она заканчивается далеко не самым приятным аккордом, это ничуть не умаляет красивейшей природы, уникальных мест, которые останутся в нашей памяти навсегда, спонтанного и незапланированного общения с добрыми отзывчивыми людьми, которых мы встретили в республике. Я, конечно, не про вчерашних козлов. Бандитские морды есть в каждом городе. И боятся их вот так же многие. Такие эпизоды ничуть не должны омрачить общего впечатления от нашей поездки.

— Товарищи, собрались? Время поджимает! — бодро вещает Кира, словно бы накануне ничего не произошло.

Про вчерашнее мы предпочли не вспоминать. Каждый с утра сделал вид, что неприятного инцидента в ресторане не произошло. Да и не было времени это обмусоливать. Такси в аэропорт приехало с опозданием, поэтому вниз мы неслись как угоревшие. Ехали тоже на иголках, не отрывая глаз от стрелки на часах.

— Быстрее, ребят! — вещала Кира. — Нас никто ждать не будет!

Как это всегда бывает, когда опаздываешь на свой рейс, мы неслись в аэропорт уже взмыленные, изможденные, тащившие свою поклажу, словно бы она весила тонну.

Подбегаем к своей стойке. Как назло, работница смотрит паспорта и распечатывает электронный билет со скоростью черепахи, вальяжно сканируя глазами наши лица и фото первых страниц в паспорте.

Интересно, что в нас может быть подозрительного? Едва ли мы тянем на преступников…

— А можно побыстрее? У нас самолет вот-вот улетит!— раздраженно фыркает Кира.

Получив заветные посадочные талоны, бежим к новому кругу ада Данте — таможенникам. Кирилл проходит первый, терпеливо останавливаясь нас ждать. Свои вещи на ленту интроскопа кладет Кира, разувается. Контроль здесь всегда очень серьезный. Все еще помнят те времена, когда наш Кавказ то и дело светился в террористических сводках… Правила безопасности никто не отменял — и правильно, хоть дико раздражает и в целом удлиняет процедуры досмотра. Мне самой как законопослушному гражданину так приятнее и спокойнее.

— Блииин, Вася, — говорит подруга мне, уже пройдя рентгеновский сканер, — я обещала отцу коньяка местного купить! Забыла! Вот дубина, а?! Слушай, ты ж еще не прошла досмотр! Можешь быстро сходить?! Мы тебя подождем с Кирюхой…

— Кир, блин! Ты сама говорила, мы вот-вот улетим! — возмущаюсь я.

— Василис, ну не будь врединой, а?! Вон же киоск с сувенирами — это три минуты! Там очереди нет... — смотрит на меня умоляюще.

— Девушка, вы проходите или остаетесь? — говорит раздраженно таможенник.

Я понимаю, что если сейчас откажу подруге, это будет просто абзац. Она просто вынесет всем мозг и точно месяц не будет со мной разговаривать. Зла и возмущения не хватает, но делать нечего. Как-никак, я ей должна. Кира сама, можно сказать, организовала и продумала всю поездку и не раз платила за меня… Даже вчера собиралась, если бы не… Да и что мне стоит — киоск и правда в десяти метрах.

— Вот, возьми деньги. Купи не самый дорогой, но и не самый дешевый. Только быстро, Вась. Давай, я в тебя верю!

Срываюсь с места. Как назло, передо мной вырастает из ниоткуда какой-то старик. Он подробно расспрашивает продавщицу обо всем на свете, вызывая мой недовольный шип. Оборачивается на меня с укором, но я даже не реагирую на это показное раздражение. Быстро хватаю первую попавшуюся бутылку и несусь обратно к таможенникам.

Ставлю на ленту свою ручную кладь в виде большого рюкзака, разуваюсь, чтобы пройти на личный досмотр…

— Девушка, — слышу, как меня окликает женщина-сотрудник в темно-синей форме, — сюда пройдите.

Растерянно оборачиваюсь. Вижу, что она и еще один работник службы безопасности смотрят на экран с фото содержимого моего чемодана. Перешептываются.

— Откройте ваш рюкзак, — приказывают строго.

Я раздраженно делаю то, что мне говорят. Времени совсем мало. Настолько, что ни Киры, ни Кирюхи уже нет в поле видимости. Мда, не хватало еще мне тут застрять из-за их дурацкого коньяка и этих таможенников-перестраховщиков.

— Осторожнее, пожалуйста, там мой фотоаппарат. Он… дорогой.

Женщина раскрывает мою сумку еще шире и вытаскивает оттуда всё содержимое — книги, косметичку, кошелек…

И… оказавшийся у нее в руках пакет среди моих вещей мне совершенно не знаком. На вид это тоже что-то вроде резиновой косметички. Но я точно знаю, это не моя вещь и не Кирина… Ну и, конечно, явно не Кирилла…

Открывает молнию и…

— Пройдемте с нами, — слышу ее голос — бесстрастный и грозный, как сама Немезида.

Я чувствую неладное. Ноги подкашиваются. Успокаиваю себя, что ничего нет и быть не может в моих вещах. Я-то точно знаю… Это какая-то ошибка и сейчас все прояснится. Правда, когда мы оказываемся в закрытом помещении с завешанными жалюзи окнами, совсем становится не по себе.

Внутри еще две женщины и мужчина. Они приказывают мне встать в сторону и начинают внимательно изучать мои вещи, снова вываливают содержимое, в том числе той чужой косметички.

Глава 3

-— Это она? — спрашивает он спустя пару мгновений разглядывания меня.

— Да, только сцапали. Двести марихуанны. Говорит, не её, — усмехается Фатима, — что они еще скажут. У всех ответ один.

Тон толстухи сейчас иной. Словно бы на несколько тональностей выше. Она тает перед этим… Понравиться так хочет или боится?

Демон тоже усмехается, чуть заметно, жестко. Его наглые глаза продолжают шарить по моим голым ногам и бедрам. Он успел разглядеть меня, когда заходил и я стояла раком у стола? Я цепляюсь за ткань толстовки еще сильнее. Словно бы это могло меня от них спасти.

— Проверяли? — спрашивает он сухо, кивая головой в мою сторону, словно бы я не человек, а сумка.

— Не успели, вы зашли, Алихан Идрисович. Хотите посмотреть? — семенит перед ним услужливо Фатима.

Меня передергивает от унижения. Я для них сейчас ничто. Вещь, которую теперь даже унизить невозможно. Я и так низведена до уровня таракана.

Он замирает, словно бы размышляя.

— Нет, не нужно. Сам проверю. Выйдете все, — говорит он приказным тоном.

От этого его «сам проверю» щеки жжет напалмом. Нет, не может быть уже хуже. Не может быть унизительнее. Почему? Почему это сейчас со мной?!

Блюстители безопасности послушно направляются на выход. Я боковым зрением выхватываю завистливо-ненавистный взгляд той, что назвалась Фатимой, злорадный— второй бабы и злобный — мужика.

Дверь за ними хлопает. Резко вздрагиваю, почти вскрикиваю от этого громкого звука. Просто нервы сейчас на пределе. Я вот-вот расклеюсь совсем. Каждое движение вызывает по телу настоящую боль…

Мужчина, которого, как я только что услышала, зовут Алихан Идрисович, делает несколько шагов ко мне. Смотрит тяжело, словно бы прикладывает болезненно.

— Наркоманка или курьерша? — спрашивает он, закуривая. Пуская первый белый клуб дыма мне в лицо, от чего я сразу начинаю сильно кашлять.

Я дергаюсь, пытаясь посмотреть ему в глаза на равных. Вчера это получалось легче и лучше.

— Ни то, ни другое! Что бы там ни было, мне это подкинули! — говорю срывающимся на полуплач голосом.

Он усмехается, обдавая меня очередным густымоблаком дыма.

— Мне можешь не пиз..ть… — по тону я понимаю, он совершенно мне не верит…

— Я не вру! — продолжаю гнуть свое.

Уголки его губ поднимаются слегка наверх. В глазах загорается огонь ярости, как вчера. Сейчас вместе с ним я вижу другую эмоцию — азарт. Так вот, что это было вчера, а я от страха и не разглядела… Он решил «задержать меня» в республике? По спине пробегает холодок. Господи, неужели происходящее — его рук дело…

— Это… вы? Я поэтому здесь?

Застывает. С таким выражением лица, что либо хочет показать свое презрение, либо хочет уничтожить, втоптать в пол, как насекомое…

— Идиотка… — качает головой, вздыхая. — Охреневшая дерзкая идиотка, язык которой давно следовало бы вырвать! Я владелец этого аэропорта. И знаю обо всех эксцессах, которые здесь происходят. Давно у меня не было вот таких отшибленных тупиц, самонадеянно решивших протащить дурь в ручной клади…

— Я ничего не протаскивала!

— Хватит нести пургу! Вернулась к столу и легла на него животом, живо! — приказывает мне хрипло.

Я начинаю задыхаться от возмущения. Снова делаю пару шагов назад. Он сейчас о чем?

— Это зачем? Вы же понимаете, я ничего нигде не прячу! Что… что вы собрались делать?!

Снова цинично хмыкает.

— Что полагается. Проверю твои дырки на предмет наличия запрещенных веществ. Знаешь, многие курьеры провозят наркоту именно там…

От его гадких слов хочется морщиться. Они в буквальном смысле словно бы бьют по мне, физически.

— Быстрее. Или я позову их обратно и посмотрю, как это сделают они.

Я не выдерживаю и начинаю плакать. Сжав кулаки, все еще сильно прижимая толстовку к телу, выполняю его приказ.

Хочется умереть. Раствориться в воздухе.

Чувствую его взгляд, тяжелый, стекающий по моей спине на бедра, ягодицы, ниже…

Это невыносимо.

Не прикасается. Просто смотрит, как я покорно лежу перед ним.

Слышу в спину жесткую усмешку.

— Выдохни. Я таким не занимаюсь. Много чести.

Я расцениваю его унизительные слова как разрешение встать из постыдной позы. Снова отскакиваю к стене, повернувшись к нему лицом.

— А ты идиотка малолетняя, ничего не соображающая. Они за то, что тебя раздели и так унизили, сами в суд пойдут. Это срок. Сексуальные домогательства. Ты женщина — мужчины при обыске здесь находиться не должны.

Краснею, понимая вдруг, что он прав. Но что я могла поделать? Я одна, в чужой республике, на меня накинули какие-то чудовищные обвинения, срок впаяли… Хочу только надеть поспешно толстовку, продолжая прикрываться, как могу, но он осекает.

— Убери эту тряпку, кукла! Я тебе не разрешал одеваться.

Глава 4

— Что… что вам от меня нужно? — получается жалко, пискляво, ничтожно.

Мужчина хмыкает.

— Мне от тебя? Да, в общем-то, не особо что-то экстраординарное… Уверен, тебе от меня нужно больше…

Не выдерживаю-таки и начинаю плакать бесшумно. Он подцепляет подушечкой большого пальца мою слезу. Поджимает челюсть.

— Не разводи рыданий, словно целка. Бесите, гребанные актриски погорелого театра. Подружку где потеряла? Та вчера тоже играла невинную простоту, а сама лезла в штаны моему другу в туалете.

Если бы не ужас происходящего, я бы сейчас либо рот разинула от удивления, либо начала пререкаться с ним. Не верю, что это так, Кира, может, не из робких, но вот чтобы самой клеиться к мужикам… Впрочем, зачем вспоминать отом, что было. Ужас со мной происходит сейчас… А сейчас я голая, на коленях перед этим злым взрослым мужиком…

Он нагло трет мои вспухшие губы, бесцеремонно приоткрывает их пальцем и просовывает его внутрь.

— Соси, — приказывает жестко, от чего мои щеки становятся пунцовыми.

Грязной, уже пользованной — вот какой я себя чувствую.

Падаю вниз. Всё ниже и ниже. И не за что зацепиться…

Когда палец погружается в мой рот глубже, невольно закашливаюсь.

— Что, не сосала никогда?

Я нервно сглатываю и отрицательно качаю головой. Что с того, что я навру? Может, он пощадит, если узнает правду.

Отступает. Я невольно перевожу дух, поднимаю на него полные надежды глаза. Сработало? Он оставит меня в покое? Всего-то надо было сказать, что я не та, за кого он меня принял?

С минуту он смотрит на меня изучающе. Словно бы приценивается, что делать дальше.

— Быстро напялила на себя тряпки свои. И за мной. На выход, — слышу приказ.

— К…куда? — всхлипываю, но при этом молниеносно выполняю то, что он говорит. Хотя бы есть возможность прикрыться наконец… Спрятать свое тело.

Алихан оборачивается на меня в самых дверях.

— У тебя два варианта, кукла. Первый — пойдешь со мной, ляжешь под меня и раздвинешь молча ноги. Второй— пойдешь с ними, в следственный изолятор с другими бандюганами. Там тебя тоже быстро пристроят под кого-то и ноги раздвинут. Не станешь сама раздвигать — помогут…

Попыталась сглотнуть, но в горле так пересохло, что получилось только закашляться. Он предлагал мне невозможный выбор. Оба варианта чудовищны…

Его мало беспокоила моя реакция. Алихан просто распахнул дверь и переступил порог, больше не оглядываясь на меня. Это означало, что у меня есть только пара секунду принять решение.

Я взяла себя в руки, вжала голову в плечи, только чтобы избежать зрительного контакта — унижения со всеми участниками этого жуткого маскарада, и… поплелась за ним.

В ушах гудело, потому я точно не помню, правда ли его опасливо окликали мои экзекуторы, или же это просто игра моего до чертиков напуганного воображения.

Глава 5

-— Садись, — распахивает мне дверь пассажирского сидения рядом, но речь не о галантности сейчас. Указывает на мое место, как щенку. Сажусь, не с первого раза получается захлопнуть дверь, потому что силы меня совсемпокинули. Страшно, унизительно…

Майский воздух южной столицы упоительно ароматен и нежен. Только то, что еще пару часов назад вызывало во мне трепет, теперь вызывает острый спазм горечи и сожаления. Как? Как это могло со мной произойти? Как я так вляпалась? Неужели не было иного выхода?

Мы стартуем с места на его огромном внедорожнике со звериным рыком. Его машина как продолжение его самого. Большая и опасная.

Не разбираю дороги сквозь пелену ужаса. Только сейчас понимаю, что мои вещи, включая телефон и фотоаппарат, так и остались там, в кабинете досмотра. В Москве меня никто не ждет, мать в Нижнем вообще не в курсе, что я уехала отдыхать, да ей и не до меня… Зато что подумали Кира с Кирюхой после того, как я так и не появилась? Искали ли они меня? Не подняли ли на уши всю полицию? Хорошо это или плохо? Я знаю, что не виновата, нотаможенники уверены в обратном. Так может и не стоило друзьям сейчас поднимать шум вокруг меня? Но как это исправить, да и как проверить? Я без связи. Я вообще без всего. Даже моих документов при мне нет. Если этот Алихан рядом окажется каким-нибудь маньяком-убийцей, ничего ему сейчас не помешает прикончить меня и выкинуть в канаву…

Подумала об этом и снова закашлялась от паники.

— Выпей, — протянул он новую бутылку воды, не сводя взгляда с дороги.

— Спасибо… — произнесла еле слышно.

Наверное, это слово и заставило его соизволить перевести взгляд на меня. Чувствую его, не поворачивая головы, когда обхватываю губами горлышко пластика. Страшно, лишь бы не поперхнуться. А он все смотрит и смотрит, словно забыв про дорогу. Так пронзительно, что в душу заглядывает.

Не помню, как мы оказались на закрытой территории жилого комплекса. Заехали на паркинг. Зашли в лифт. Не смотрю на него, дырявлю глазами пол. Кажется, что мы едем до нужного этажа вечность. А он всё продолжает смотреть.

Лифт пищит, двери разъезжаются. Выходим на лестничную площадку. Я словно растворяюсь в воздухе, уменьшаюсь до масштабов молекулы. Поворот ключа в двери. Мрак большого просторного помещения… Все как в тумане — расплывчатом, призрачном. Только дикое биение сердца настоящее.

— Впереди справа ванная. Иди помойся и сразу в спальню. Это налево, — хлещет он меня своими циничными приказами.

Говорит — и внутри все обрывается окончательно. Нет, он не пойдет на попятную. Не пожалеет меня. Не простит. Не спишет «долг». Я здесь только потому, что он захотел унизить меня, получить сатисфакцию после вчерашнего…Просто развлечься… На самом деле, я еще вчера понимала, что тот его взгляд на мне называется не иначе, как «хочет поиметь». Женщины всегда такое чувствуют, даже неопытные…

Залезаю под душ и дергаюсь от озноба. Вода сейчас не согревает, хоть я настроила кипяток, а заставляет трястись так, что зуб на зуб не попадает.

Но я все равно упорно растягиваю момент возвращения на бесконечность. Потому что за пределами душевой кабины только мое окончательное падение…

Слышу грубый нетерпеливый стук в дверь.

— Ты заснула?

Оставляю вопрос без ответа, но все-таки выключаю душ. Тру себя до красных пятен на теле, натягиваю большой махровый халат чуть ли не до ушей. Это явно его халат. Я в нем просто тону.

Когда выхожу наружу, Алихан уже на кровати и голый. И только его бедра прикрыты полотенцем. В комнате запахгеля для душа — видимо, есть вторая ванная и он воспользовался ею. Какой-то шикарный и до невозможности брутальный — с нотками уда — аромат. Дорогая недоступная роскошь, которая сейчас не впечатляет, а заставляет снова понять, что я в жуткой реальности чужого всевластного мужчины.

Он щелчком включает одну из прикроватных ламп, освещая комнату теплым интимным светом. Морщусь, потому что при свете становится до безумия стыдно.

Тьма могла бы поглотить мой позор. Сейчас же мне придется смотреть ему в глаза.

— Снимай, — очередной приказ, против которого нет смысла бунтовать. Но я все равно мешкаю. Тяну, сама не понимая зачем.

— Василиса, — произносит он мое полное имя впервые и заставляет вздрогнуть. Мы не представлялись друг другу. Мы не знакомились, как нормальные люди. Но он, конечно же, многое теперь обо мне знает. Мой паспорт у него. Чегоеще я хочу? — не испытывай мое терпение. Ты сделала свой выбор на таможне. Ты ведь понимаешь, что мы не в шахматы сейчас играть будем? Не усложняй.

Облизываю пересохшие губы. Нервно сглатываю.

Он прав, конечно. И нечего сейчас надеяться на чудо.

Развязываю пояс халата и скидываю его с себя.

Снова чувствую, как меня трогают глазами.

Этот Алихан умел так смотреть… Наверное, произойди наше знакомство в другой ситуации, да хотя бы встреть я его на улице республики, я бы точно не забыла такого мужчину. Я ведь фотограф, мои глаза автоматически цепляют в человеке харизму. В этом ее было столько, что можно захлебнуться… Но сейчас думать о том, насколько он харизматичен и потенциально мог бы меня волновать,просто кощунственно…

— Сюда иди, — хрипло говорит, хлопая по постели рядом, не отрываясь от моего тела.

Глава 6

— Хватит рыдать! Вся комната от тебя сырая! — грохочет он, хмуро смотря на меня. — Раньше надо было рыдать, когда вписывалась в эту лажу! Жопой своей думала, когда наркоту совала в сумку?!

Алихан вернулся в квартиру только на следующий день ближе к обеду. За все это время я даже не встала с постели, не было сил даже помыться. Из меня словно бы выкачали всю энергию, все эмоции. Одно чувство — испариться, расплавиться, больше не существовать… К еде, которую он оставил на столе в комнате, я даже не прикоснулась. В горло не полезло.

— Я не вписывалась никуда! — отвечаю, приподнимаясь на руках, все еще захлебываясь в своейистерике. Слезы в очередной раз обрушились на меня градом предательски в тот момент, как только я услышала, как в двери опять повернулся ключ. — Меня подставили! Я бы сама никогда… Я вообще… я… — поднимаю на него глаза. Вижу его нечетко, размыто от слез. — Может это вообще вы меня подставили! Специально всё это сделали, чтобы отомстить…

Не успеваю даже среагировать — он настолько быстро подлетает ко мне, хватает за шиворот, встряхивает, как котенка.

— Ты что сейчас заявила, сучка?! — выплевывает в лицо. — Ты вообще понимаешь, что за такие слова наказывают?!

— А вы меня разве уже не наказали? — парирую, понимая, что уже не просто играю с огнем. Я в него влезла. В самое пекло! Но на душе такая агония, что даже если он сейчас меня расчленит ножом, мне будет плевать…

Он придвигается близко-близко. Смотрит на меня, как зверь. Я даже своими расширенными от страха и рыданий глазами вижу, как раздуваются его ноздри. По-животному.

— Ты понятия не имеешь, как я могу наказать, малолетка гребанная! И запомни, овца, чести много, ради тебя влезать в такое говно! Я с дурью дела не имею, усекла?! Это грязь, не достойная уважающего себя человека! Еще раз посмеешь такое вякнуть, я тебя прямо так голой на улицу выкину!

Отшвыривает обратно на кровать, как тряпку. Между ног все еще горит. Сейчас, когда вынужденно пришлось шевелиться, я почувствовала это с лихвой.

Он только сейчас, видимо, замечает, что к еде, которую поставил накануне, я так и не притронулась.

Плюхается на кровать, сильно сопит.

— Ты решила мне еще голодовку объявить, что сейчас в тепле сидишь, а не по кругу херы сосешь за решеткой?Почему не поела?!

— Оставьте меня, — шепчу дрожащими от продолжающихся слез губами. Мне так жаль себя сейчас. Так жаль. Как я могла так налажать…

Я вздрагиваю, когда чувствую его руку у себя на бедре. Сжимаюсь, боюсь, что он опять начнет приставать, но он просто держит руку, словно… Словно бы это жест утешения, что ли…

— Идиотка… — шепчет он раздраженно, но уже более спокойно. Вздыхает глубоко. Встает и отходит, берет телефон.

— Что любишь? — слышу непонятный вопрос и поднимаю на него глаза. — Что ты хочешь сейчас поесть, Василиса? Хватит уже испытывать мое терпение. Жду от тебя нормального ответа, иначе закажу на свой вкус и затолкаю еду тебе в рот вместе со своим членом.

— Салат… — тихо отвечаю я, веря в его угрозу, — с курицей… Типа Цезаря… — всхлипываю, вытирая сопливый от слез нос.

Он хмыкает, делая онлайн-заказ.

— У тебя пятнадцать минут до того, как принесут еду. Сходи в душ, переоденься. Я принес тебе домашний костюм. И выходи в гостиную. Хватит уже страданий. Ими не поможешь, ни в чём…

Дверь за ним хлопает. Словно бы меня сейчас ударили по щеке. Но обострять сейчас и правда не хочется. Может быть, мы сейчас поговорим, и он отпустит…

Принимаю душ, сразу чувствуя облегчение. Папа всегда говорил — вода смывает половину проблем. В моем случае едва ли возможно отмыться… Но легче становится определенно. Нахожу на банкетке пакет с белым мягким спортивным костюмом, носки и даже тапочки — сапожки из пушистого флиса. Странно, словно бы женщина выбирала. Такое мужики купить неспособны, особенно такие, как Алихан…

Когда выхожу в зал, уже чувствую доносящийся с кухни запах еды. Прохожу дальше. Вижу Цезарь и еще море всего— мясо всех видов, несколько салатов…

Алихан повернут ко мне спиной и разговаривает по телефону. Моего появления он пока не заметил.

— Какой нахер обыск? Они берега попутали?! — раздраженно ревет он в трубку. — Это мое дело, Бека! Я закрывал глаза в их интересах и на большее! Но этого не спущу! Это не только моя репутация, понятно?! Это вопрос справедливости!

В трубке доносится ответ, который я не могу расслышать.

— Нет, это не обсуждается! Я сам решу, кто виноват, а кто — нет. И про нее тема закрыта. Она теперь моя ответственность, — слушает монотонное журчание в трубку. — Да. Вечером буду. Поговорим с ним, но это ничего не изменит. Я своего решения не поменяю. И то, что этот пиздюк остался без яиц, его личная вина…

Алихан оборачивается. Осекается. При мне он говоритьявно не настроен…. Почему-то мне параноидально кажется, что речь сейчас обо мне…

— Мне нужно идти. Короче, не е...и мозг. Вопрос плевый. Решишь сам. Не решишь — тебя вместо неё отправлю, усек?! Вот и хорошо! — добавляет, понизив голос и отвернувшись, но положив трубку, снова смотрит на меня.

— Так лучше, — оглядывает меня сверху вниз, явно замечая, что я не только помылась, но и расчесалась, скрутив волосы в жгут. Кивает в сторону стола, — тарелки над раковиной. Накрой на стол. Я не официант…

Глава 7

Думал о ней весь день. Думал и возбуждался. И бесился. Не ожидал я такого. Не время сейчас, а тут… Грянула громом, нежданным.

Дура. Когда пересекся в ресторане с дерзкими глазами этой девчонки, еле сдержался. Ладно, не мальчик уже. Захотел телку — бывает такое. Очень давно такого не было, чтобы посмотрел раз на какую-нибудь случайно — и простреливает всё тело. Перетерпел. Идиотка набитая. Плохо, конечно, что приперлась в этот гадюшник, где если и бывают женщины, то только проститутки или шальные туристки, сознательно ищущие себе на голову приключений, а на второе место, чем думают, твердый член. Но списал на подружку. Та-то точно шлюха конченая, раз поперлась к Беке в туалет. Потому и приказал отпустить и не наказывать ни ее, ни эту шкуру. Пусть идут, дурехи. Будут знать, как приезжать и испытывать судьбу в страну гор.

«Искать приключения» — зло повторил про себя, думая про Василису. А она реально зачем сюда приперлась? Она что, совсем на голову отшибленная? Лететь к нам. С такой внешностью. Девственницей. Да если бы в тот вечер мужики знали, что она нераспакованная, за нее бы точно была перестрелка. Подумал о ней и о других мужиках — лапающих эту шикарную высокую грудь, это аппетитную задницу, от которой сразу встает, сжимающих тонкую талию с прорисованным рельефом мышц — нет, не сухих натренированных, а красиво, томно тянущихся двумя параллельными полосками вдоль пупка… В горле запершило…

Но каково же было мое удивление, когда увидел ее белоснежную макушку торчащей на таможне в зоне контроля. Я как раз приехал на работу. Опоздал, голова железная. Кукла не отпускала. Так, сука, возбудилсянакануне, что всю ночь проститутку жарил с крашеными белыми волосами. И вдруг глаза сами инстинктивно цепляют картину внизу. Что-то происходит, судя по количеству столпившихся людей… А среди толпы — она… Та самая дерзкая девчонка из ресторана. Судьба прям, мать его…

— Мага, пойди узнай, что происходит на третьем пункте досмотра.

Когда доложили, внутри все закипело от ярости на неё. Конченая овца. Все-таки ошибся на ее счет. Ангельскую внешность и смелость в глазах принял за честность, а это она играла. Телка оказалась гребанной наркокурьершей, да еще и какой на голову отшибленной. Небось сама обкуренная и невменяемая, раз так нагло пыталась дурь протащить. Небось перед отъездом еще и всю ночь кувыркалась с кем-то… Даже интересно стало. Дикое желание снова посмотреть в эти дерзкие, бесстыжие глаза…

А потом я зашел внутрь и… опять замешательство.Мало того, что я просто ох…л от того, что делали эти упыри, нарушая все правила и законы, так еще и она… Просто актриса прирожденная. Не туда ты полезла, девочка. С твоей внешностью бы Голливуд покорять, а ты так дешево продалась…

«Я… не такая… Я невиновна… Что вы будете делать»…. Сука, лучше бы просто опустила голову и молчала. Тогда бы не наказывал, не унижал еще больше. Но мне пиздеть — страшное дело. Это вся республика знает. И за меньшее языки вырывал. А она даже сейчас играть продолжает. Пойманная с поличным… Так еще и совершенно голая. Играет испуг, страх, ужас, а сама… Сама дурь везет, безвольно раздевается перед чужими людьми… Как можно быть такой бесхребетной? Взять и позволить себя раздеть за пять минут? Как можно в наше время не знать своих элементарных гражданских прав? На хера они в школьные программы включают все эти науки, если люди элементарному не учатся — уважению к себе и своей чести? Хотя какая честь у этой шлюхи… Она явно была готова уже дать этому отростку в присутствии двух баб.

Это за сколько бы в тюрьме она сломалась? Что бы там с ней делали? Наверняка ничего из того, что она уже не проходила. А я еще и поверил в ресторане, лох, что она не такая… «Не такие» бы раком не стояли перед мужиками по первому требованию.

Не знаю, зачем решил забрать. И понимал ведь, сколько дерьма за собой тащу. А хотел. Хотел её. Хотел вытащить отсюда, отмыть и вы…ать. Наказать. Спасти. Не знаю сам, что хотел от неё. От того и бесился так сильно. Странное чувство, почти животное. Я вроде давно научился своих демонов при себе держать, но с ней как крышу сорвало. В глазах налилось все кровью и желанием. Только я накажу её. Только передо мной ответит… Хотел ее жестко, чтобы сначала кричала от боли, а потом… Потом сама начала течь на меня. Как все они… Чтобы бл…дская натура в итоге взяла верх над всеми остальными инстинктами…

Дорога до квартиры с ней рядом прошла как в тумане. Как в тумане шли наверх, как в тумане ждал ее в спальне. Тумане дикого, адского желания. Трахну ее — а потом подумаю, что делать дальше. И с ней, и с тем, какие последствия будет иметь то, что я преступницу увел с собой. Но кто же, сука, знал…

Целка? Как?! Как такое было возможно при всех обстоятельствах?!

Ушел от неё от греха подальше. Пусть отдыхает. Переборщил… И я подумаю обо всем, всё обмозгую. Давно голова не была в такую кашу, словно бы час на ринге мозги выбивали.

Только все равно ничего не понятно. Я и не представлял, какой шлейф дерьма будет за этой странной историей. После вчерашнего такая эпопея разыгралась — покруче любого детективного сериала… И мне бы не ввязываться в это, слить её и отойти. Даже мог бы адвоката хорошего оплатить или большую взятку дать в ментовке, чтобы не жестили с ней. Да только нет уже. Поздно. Знаю, что думаю о ней… Она в квартире… Со вчера… Надо нормально с ней поговорить. Её сейчас спасет только правда. Правда мне.

Не ожидал, когда пришел, застать ее в той же позе, зареванной, даже не прикоснувшейся к еде за весь день.

Злость охватила. Бабы визжат от меня. Никогда не натыкался на невзаимность и отчуждение, а эта смотрела, как на зверя. Шугалась.

Глава 8

То ли это агония жара, то ли стресс от переживаемого, но последние часы я в бреду. Помню все обрывками, кривыми и рваными, алогичными, сквозь пелену сна и бодрствования.

Помню женщину — даже в своем состоянии ловлю себя на мысли, что она очень красивая и породистая. С высоким открытым лбом, подчеркнутым темными, собранными в высокий хвост волосами. Она смотрит на меня серьезно и сосредоточенно. Меряет температуру, проверяет давление.

— У нее лихорадка, сделаю укол жаропонижающего. Все нормально будет.

— Точно? — слышу грубовато-хриплый голос Алихана чуть позади.

— Бывает такое. И от стресса, и от… после первого полового акта. Женщины по-разному стресс переносят. Ты иди давай, нечего тебе здесь делать. Я с ней побуду.

От этих слов становится одновременно и страшнее, и легче. Не хочу его видеть, боюсь его. И в то же время эта женщина мне тоже совсем незнакома, чтобы ей доверять.

Не успеваю сосредоточиться на этой мысли, проваливаюсь в забытье. Не знаю, сколько продолжается мое состояние, но когда прихожу в себя, то взгляд проясняется. В комнате уже глубокие сумерки. Женщина сидит чуть поодаль, в кресле перед включенной лампой, читает книгу. Она не сразу замечает, что я проснулась, и у меня появляется возможность ее рассмотреть.

И правда очень красивая. Восточная красота, знойная. И в то же время тонкая, рафинированная. На ней темное широкое платье в пол, но оно только украшает ее фигуру — судя по комплекции, скорее сочную. На ухоженных руках с маникюром красивые кольца из серебра — аксессуары крупные, прямо под нее. Рядом краем глаза цепляю какую-то на вид очень дорогую сумку, наверное, это кожа змеи или крокодил, судя по выделке.

— Привет, Василиса, — обращается она ко мне мягким голосом, заметив, что я ее рассматриваю, — как ты сейчас себя чувствуешь?

— Получше, — отвечаю я хрипло, — кто вы?

Женщина встает, грациозно положив книгу на столик, подходит ко мне и улыбается.

— Меня зовут Сабина. Я сестра Алихана. Я знаю, что с тобой произошло. Ты можешь мне доверять.

Я смотрю на нее подозрительно. Хоть и с интересом. Теперь я вижу сходство между ними. Она такая же статная,как он, породистая. Хоть по глазам кажется, что постарше. Я не знаю, сколько лет Алихану, но у Сабины взгляд печальнее, осмысленнее, что ли. Или просто он всегда на меня смотрит волком… Красивая. Ослепительно красивая. Именно такая, какая есть, вся. И так ей идет ее скромное, ностильное одеяние. На такую женщину точно оборачиваются. Ее красота зрелая, но годы, как кажется, ей только к лицу. Какой же она, наверное, красавицей была в молодости.Ловлю себя на мысли, что жуть как хотела бы ее пофотографировать. Запечатлеть эту идеальную, спокойную благородность.

И почему я об этом думаю сейчас? Просто концентрируюсь на чем-то единственно красивом в этом мире ужаса, в который попала… Или это болезнь…

— Я сделала тебе укол ипуброфена. Он действует не только как жаропонижающее, но и обезболивающее. Но по идее, время действия должно было пройти. Как там? — кивает головой в сторону моего паха.

Я сразу напрягаюсь. Становится гадко на душе. Не хотела, чтобы она знала.

— Не переживай и не стесняйся, Василиса. Я не только женщина и тоже через это проходила, я еще и гинеколог. Брат попросил меня посмотреть тебя и поговорить. Он очень волнуется за то, чтобы ты чувствовала себя хорошо.

Тут я не выдерживаю. Сначала усмехаюсь. Потом начинаю смеяться истерично, заливаясь, переходя почти на рыдания. Заботится обо мне? Этот насильник?

На удивление Сабина спокойно сносит мою истерику. Протягивает стакан с водой. Дает прийти в себя. В итоге я чувствую себя неловко от своего взбрыкивания. Вот уж точно мудрая женщина…

— Давай отбросим сейчас все обиды и переживания. Если захочешь, мы об этом обязательно поговорим. Сейчас мне и правда важно посмотреть тебя и если нужно — помочь. Нужно понять природу твоего жара, одно дело — просто стресс, другое — воспаление…

Я не хочу этого, но молча соглашаюсь. Она права. Как минимум мозгами понимаю, что Алихан не оставит меня в покое в ближайшее время, пока я не придумаю, как бежать отсюда. Я не хочу той дикой боли. И хочу понять, как ее избежать…

Сабина надевает перчатки. Действует очень деликатно. У нее мягкие руки, и я и правда расслабляюсь.

— Все нормально, дорогая. Понимаю, для любой девушки в твоем положении пережитое — шок и стресс, но это наша физиология, от этого никуда не уйти. Никаких повреждений нет. Все скоро заживет…

Собираюсь с силами, сглатываю и все-таки спрашиваю. Она ведь специалист…

— Это… это всегда будет так больно?

Сабина переводит на меня глаза и так искренне улыбается, что я почему-то сразу настроена верить ее ответу.

— Ты что? Понятно, первое время тебе нужно будет привыкнуть к новому состоянию своего тела, привыкнуть к мужчине, но ни о какой боли больше не может идти речи. Напротив, женщинам это очень нравится… Все происходит в голове, Василиса. Ты должна принять его мозгами, дать разрешение своему телу познать мужчину. И тогда все изменится. Секс превратится для тебя из страшного кошмара в наиприятнейшее занятие, которым будет хотеться заниматься снова и снова. За Алиханом всегда была репутация женского сердцееда, так что, думаю, у вас все будет хорошо. И да, я купила тебе таблетки… Начинай их пить. Сейчас самое время. Прочитай инструкцию, не пропускай, если не хочешь забеременеть.

Глава 9

Я все-таки вышла к Сабине. И мы еще проболтали с ней как минимум с час. Удивительно приятная женщина. Грамотная, спокойная. С такой говорить — одно удовольствие.

Она расспрашивала меня про жизнь в Москве, делилась своими впечатлениями от столицы, куда, оказывается, ездила часто. У Сабины была своя сеть гинекологических клиник, и она часто посещала различные бизнес-тренинги и лекции профессоров в сфере медицины. Из контекста я поняла, что она не только любит брата, но и во всем на него полагается, что ее бизнес — во многом его заслуга. Как-то незримо из разговора стало ясно, что мужа у нее нет, как и детей. Я, конечно же, не стала ничего расспрашивать. Я вообще не спрашивала ничего об их семье, не касалась темы Алихана сама. Мне казалось, сделай я этот шаг, это даст им основание решить, что я смирилась со своей ролью безвольной пленницы, но это не так. Сомнения, подозрения, переживания продолжали грызть меня со всех сторон. В моей ситуации нельзя было верить никому. И я не верила.

— Как самочувствие? — тронула мой лоб, проверив, нет ли температуры.

В этот самый момент зазвонил телефон.

— Да, Алихан, — ответила Сабина, пристально следя за моей напряженной реакцией на его голос, — еще спит. Я снова дала ей жаропонижающее. Угрозы жизни нет. Все нормально. Но девочке нужно еще отдохнуть… Пусть отлежится пару-тройку дней.

Он что-то ответил в трубку. Судя по тону, слегка раздраженно.

— Я понимаю, но ничего поделать с этим не могу. Как есть, так есть.

Положила трубку, перевела на меня пристальный взгляд.

— Он не приедет. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Отдыхай. Я организую тебе питание и все, что нужно, из предметов гигиены. Я думаю, Вася, этого времени тебе должно хватить, чтобы взвесить все за и против своего положения, выстроить свою женскую стратегию. Знаешь, какую главную мудрость я вынесла за эти годы? Не стоит злить мужчин и пытаться с ними соперничать. Они все равно возьмут свое, но сделают тебе больнее. Не предумышленно. Потому что мужская ярость жестокая. Они делают, а потом думают, и часто не тем местом, если их выбесить. Сила женщины в хитрости и гибкости. Умей подстраиваться. Это даст тебе фору анализировать. Это смягчит их злость и ярость. Это в конечном итоге сделает тебя победительницей.

Я молчала, поджав губы. Ее этика женского подчинения, возможно, понятная местному менталитету женщин, была для меня чужда, даже отталкивала. Я ломала себя. Мою прострацию сейчас, то, что я еще не выскочила в окно, пытаясь всеми способами сбежать от этого человека, объяснял лишь страх оказаться в еще большей опасности, чем с ним, под ним… Да, я ставила во главу угла расчет, а как бы поступили вы на моем месте? И да, мысль о том, что это расчет, спасала меня и от осознания того, что все происходящее сейчас здесь — не по моей воле. Да, я легла под него. Да, я приняла его помощь. Но только потому, что один выбор был хуже другого. Он воспользовался. Я тоже пользуюсь и рассчитываю, что выгодно для меня. Дашь на дашь.

Сабина встала, взяла свою красивую сумку, закинула туда телефон. На комоде у входа я увидела ключи от автомобиля, судя по знаку, знаменитой элитной немецкой марки. Да, женщина производила впечатление очень успешной. Неужели и водит сама?

Она проследила за моим взглядом и улыбнулась.

— Как станешь получше себя чувствовать и Алихан решит ваши проблемы, возьму тебя с собой, вместе время проведем — —съездишь, клинику посмотришь, проедемся по магазинам. Договорились?

— Спасибо за помощь, — только и смогла ответить я.

Сабина усмехнулась.

Уже в дверях повернулась ко мне и многозначительно сверкнула глазами.

— Наших мужчин испокон веков называют орлами. Орлы — тотемные животные нашей республики, нашего народа. Они и правда бесстрашны. Гнездятся выше всех, летят, широко раскинув крылья. Хищники, наводящие ужас даже на огромных животных. Но знаешь, кто все же сильнее орла? Тот, кто его приручил, Василиса. Поверь мне, нет чувства большего упоения своей властью, когда ты выставляешь руку, а орел несется с огромной высоты, пикирует вниз, хищно смотря на этот мир, готовыйвцепиться своими когтями и клювом в любую жертву, а в итоге… В итоге он покорно садится на твою выставленную вперед руку…

Глава 10

Через пару дней мне гораздо лучше. По крайней мере, физически. Я исправно пью таблетки, которые мне оставила Сабина. Легкое обезболивающее и витамины. На противозачаточные смотрю косо, но потом все-таки плюю и пью. В конце концов, это мое здоровье и мои интересы. Она права, организм испытал такой стресс, что без дополнительной подкормки не справиться.

Сабина звонит стабильно на домашний по два раза в день, осведомляется о моем здоровье. Она приезжала вчера, чтобы убедиться, что со мной и правда все хорошо. У нее был прием на работе, времени особо поболтать не нашлось, но пышки с картошкой и тыквой, которые она мне привезла, были просто объедение. Алихан не появляется и не звонит, слава Богу.

Уже третий день. Принимаю душ, смывая с себя остатки токсинов после болезни — говорят, что с потом из тела выходит весь яд. Для того и нужна температура. Самоочищение организма.

Выхожу из ванной, в гардеробной, помимо полотенца,нахожу свежее белье и меняю его на кровати. Беру тряпку в ванной и прохожусь по поверхности мебели в комнате — убираю легкую пыль. Когда под рукой нет телефона, а нервы ни к черту, нужно себя занять. Я даже набираюсь смелости и выхожу к полудню за пределы спальни. Удивленно рассматриваю просторную гостиную с парой-тройкой иллюстрированных габаритных книг на полках, скорее для интерьера, на кухне в холодильнике стандартный набор свежих продуктов. Есть хочется, потому жарю себе пару яиц и режу огурец.

Даже чай нашла и заварила. Попила.

Кидаю глаза к двери, непроизвольно трепеща от мысли, что он может показаться. Натыкаюсь на свой рюкзак. А я и забыла, что Алихан его принес… Подхожу, открываю его, словно бы это портал в мою старую жизнь. Беру фотоаппарат и… невольно начинаю плакать. Сердце сжимается от боли. Объектив разбит… Как и моя жизнь…

Устала слоняться по этому безликому дорогому дому. Было видно — здесь все время не жили. Это словно бы огромный номер в отеле. Интерьер продуман, но души в нем нет, как и индивидуальности хозяина.

Тянуть больше нет смысла. Снова захожу в ванную, ловя свое отражение в зеркале. Вот чего я все это время боялась и чего избегала. Посмотреть на себя и посмотреть правде в глаза. А правда такова, что я в полной заднице. Проанализировав все факты, переспав с ними, так и не найдя в собственной голове никаких логичных ответов, я поняла, что стою посередине болота и каждое лишнее мое движение просто сильнее меня в него втягивает. Страшно…

Что я имела в преимуществе? В чем было мое спасение? Как ни крути, как ни строй из себя поруганную честь и жертву насилия, только этот непонятный устрашающий мужчина мог дать мне какую-никакую защиту. Как ни крути, был бы он моральным уродом, он бы уничтожил нас с Кирой еще в тот вечер в ресторане. И уж точно не присылал бы свою родную сестру меня выхаживать.

Бледная, осунувшаяся. На королеву красоты, конечно, сейчас я тянула мало. Отсутствие косметики делало меня вообще похожей на какого-то тинейджера.

В этот самый момент услышала, как ключ в двери поворачивается. Сердце ухнуло прямо в пятки, ударившись о пол. Судорожно схватилась за раковину, готовясь к встрече. И все равно не получалось приготовиться.

— Василиса, — спустя пару минут услышала голос Алихана, который, видимо, уже успел зайти в спальню и меня там не застал.

— Добрый день, — ответила я тихо, выйдя из уборной. Сознательно выбрала нейтральное приветствие, потому что опять колебалась, называть его на «вы» или на «ты».

— Как ты себя чувствуешь? — просканировал меня внимательно, проигнорировав приветствие, но это ничуть не задело.

— Спасибо, в отношении физического состояния вполне сносно. Видимо, это был результат стресса.

— А в отношении морально-психологического? — спросил, подняв бровь. Его губы чуть дернулись в подобии улыбки, но она тут же схлынула с лица.

Я пожала плечами, печально улыбнувшись. Не хотела ершиться и юлить. Я и так для него как на ладони. Я и так полностью от него завишу.

— Будет зависть от того, что мне скажете вы… Как скоро отпустите…

Алихан снова внимательно на меня посмотрел. Хмыкнул без улыбки.

— Здесь платье. Переоденься. Поедем поедим, — произнес он, протягивая белый твердый бумажный пакет, который я только заметила у него в руках, — ты ведь наверняка хотела бы пройтись и подышать свежим воздухом.

— Разве… разве это не безопасно? Выходить из этого дома…

— Со мной — да.

Когда я появляюсь в гостиной уже одетая, он разговаривает по телефону, но словно бы рапортуется, зависая на мне глазами. Мне и правда идет. Платье цвета темной морской волны в пол. Струящийся шелк, закрывающий меня от горла до пола. Никогда не думала, что такие вещи мне пойдут или что их приятно носить, но на поверку оказываюсь словно бы в коконе из мягкой ткани. И я правда чувствую себя в этом наряде женственной и красивой. Не нужно ни мини-юбок, ни открытых декольте…

— Волосы собери, — хрипло выдает он мне, — и накинь шаль. В пакете тоже должна быть.

Делаю, как он говорит. Перспектива покинуть эту квартиру за все это время — уже подарок, так что хоть в парандже.

Когда ловлю свое отражение в зеркале на выходе, сама поражаюсь, как красиво выгляжу. Никогда не думала, что закрытое платье в пол и платок на голове могут превратить обычную девушку в настоящую принцессу. А ведь раньше мне казалось, что мусульманки репрессированы, покрываясь… И словно бы прячут свою красоту.

Глава 11

Я замираю и сжимаюсь. Я еще не готова к сексу… Не готова повторить все то, через что прошла. И пусть Сабина говорила, что теперь будет иначе… Я не верила… Пусть мозги подсказывали, что я должна, чтобы сделать свое положение лучше…

Алихан разворачивает меня на себя и опять долго смотрит.

— Красивая, — шепчет хрипло, — пиздец какая красивая. Покрытая еще красивее. С ума по тебе сошел, Василиса…

Шепчет горячо. Слишком горячо. Так откровенно, что это смущает меня, дезориентирует. У этого мужчины всё через край — он делает больно, не стесняясь. Не стесняясь,заставляет чувствовать себя королевой красоты своими прямыми комплиментами. Я не встречала такого раньше. Это как лед и пламень одновременно. Это пугает меня и дезориентирует.

От прикосновений шаль спадает на плечи, он вовсе ее скидывает и распускает волосы. Его пальцы обводят мои скулы.

— Не бойся меня сейчас, понятно?

Не успеваю ответить.

Он стремительно приближается к лицу и глубоко целует.

Его язык горячий и умелый. И сейчас мне почти не страшно. Рваное дыхание и дико бьющееся сердце под рукой говорит о том, что ему не наплевать на меня. Я пока не понимаю, плохо это или хорошо. Но не отталкиваю.Чтобы оттолкнуть, надо самой твердо стоять на ногах, а я,очевидно, упаду. Потому что в одночасье потеряла все точки опоры.

Снова разворачивает меня спиной к себе, дергает за молнию, тут же оставляя в одном белье. Спасибо Сабине, благодаря ей я сейчас не голая перед ним. Впрочем, этот вопрос тоже стремительно им решен — он поддевает лифчик, следом за ним отправляются и трусы.

— Не бойся, — снова повторяет сипло и целует в шею, когда чувствует, что я опять дрожу. По телу почему-то бегут мурашки.

А я боюсь все равно.

Ойкаю, когда Алихан вдруг подхватывает меня на руки и несет на кровать.

Его шея такая большая и сильная. И мне приходится ее обнять, чтобы не потерять равновесие. Его запах не отталкивает. Теперь он знаком. Хоть это все равно запах чужого человека.

Кладет аккуратно на кровать, нависает сверху,полностью одетый.

Его глаза снова везде и снова слишком рядом. Какие они глубокие. Теперь я понимаю, что именно страшно в этом взгляде, — в нем страшно утонуть, захлебнуться…

Когда взгляд мужчины стекает мне между ног, автоматически зажимаюсь и скручиваюсь. Воспоминания первого раза накрывают холодным ушатом воды. Я невольно жмурюсь и группируюсь, пока не чувствую на коленке горячую руку.

— Тихо, кукла, — говорит возбужденно, — не трону тебя сегодня. Смотреть хочу. Тебе понравится, просто доверься…

Самонадеянно. Как довериться ему? Просто, Василиса. Так же просто, как доверилась в первый день. Не успеваю подавить скептицизм, как его руки ложатся на мои плечи. Ласкают кожу, обводят мои контуры. Медленно, плавно, расслабляя и дезориентируя. Он умеет так прикасаться? Я словно бы зависаю на этой мысли, словно бы с интересом смотрю на это со стороны…

— Тебя мужчина касался? Вот так… Как я сейчас… Чтобы голой была… — спрашивает мне в губы, хрипло дыша.

— Только ты, — так же хрипло отвечаю, от чего его пальцы сжимаются на моей талии сильнее.

— Сосунки с института разве во время медляков залезть под юбку не пытались? — продолжает свой допрос, не останавливая движений.

— Во-первых, я не ходила по институтским дискотекам, не моя сфера интересов. Во-вторых, кому бы я позволила…

Алихан хмыкает.

— А мне позволила, значит?

Я открываю глаза и впервые вижу его улыбку. Впервые эта улыбка искренняя. Только удивительно то, что он не губами улыбается. Он улыбается глазами. Они теперь словно бы подсвечены золотом изнутри. Притягивает, завораживает…

— Ты не спрашивал… — тихо отвечаю я, вздрагивая, когда его пальцы трогают меня там, между ног, где все еще до предела чувствительное, — сам взял.

На последних словах его кадык дергается. Смотрим друг на друга. Тело горит.

— Вранье, — сжимает мои половые губы и клитор там,и меня подбрасывает, как на углях, — я дал тебе выбор…Ты могла сказать, что невинна. Почему молчала до последнего?

Я зависла на его словах, зацепилась за свои новые ощущения. Он специально отвлекал меня разговорами, заставляя мое тело работать автономно от разума, это как укол в руках опытной медсестры — она обязательно найдет способ сделать его так, что ты сама не заметишь…

— Это бы ничего не изменило, ведь так? — отвечаю, впервые сама поднимая на него глаза и заглядывая в самую душу. — Ты бы все равно меня не отпустил…

Мои слова звучат как приговор самой себе. Я устала. Я боюсь. Я деморализована ситуацией, в которой оказалась. И эти умелые прикосновения, его руки — именно такие — заботливые, ласкающие, нежные, этот одержимо-сладкий взгляд, который заставляет внутри все сжаться — это сейчас слишком сильно, чтобы я знала, как правильно реагировать… Как противостоять этому…

— Скоро сама не захочешь, чтобы отпускал…

Его слова звучат как неизбежность и ответ на мой риторический вопрос. Алихан все решил за меня. Возможно, еще тогда, когда наши глаза впервые встретились. Понимаю, звучит бредово, но чувствую именно так…

Глава 12

Я появляюсь на кухне спустя пять минут, уже одетая в спортивный костюм. Тело все еще подрагивает от пережитого, ноги трясутся. Не могу на него смотреть сейчас. Хочу, чтобы ушел. Мне сейчас еще более стыдно, чем в первый день.

Быстро занимаю себя приготовлением чая. Получается неуклюже, я даже рассыпаю заварку, уронив плошку. Так сильно нервничаю, что всё валится из рук.

— Осторожно, не поранься, — говорит он, видя скол от фарфоровой банки из-под чая на мраморной столешнице, — сядь лучше, не нужно ничего. Чай — предлог. Я дал тебе возможность задавать вопросы. А теперь буду говорить я.

Звучит таким тоном, словно бы речь о послании Президента и он должен сообщить нечто судьбоносное. К горлу подступает волнение в виде дикого пульса.

Послушно сажусь, утыкаясь ему в грудь. Выше поднять глаза не решаюсь.

— Еще только предстоит разобраться, что произошло с твоими друзьями, Василиса. И если от наркокурьерства отмазать тебя я смог, то от подозрений в сопричастности к чему-то нехорошему в случае, если федералы найдут тебя, не спасу.

— И что мне делать?

Алихан хмыкает. Его взгляд тяжелый, внимательный.

— Тебе — подчиняться. Больше ты ничего сделать не можешь.

— И в чем будет заключаться это… подчинение? — сглатываю нервно. — Я буду жить в этой квартире, стану вашей любовницей? Вернее, рабыней… Это ведь не разговор, а приговор… У меня нет выбора…

На моих губах задерживается печальная усмешка. Я знала, что к этому все и идет…

Он выдыхает и чуть заметно усмехается.

— Ты умная девочка. И прекрасно понимаешь, что пропадешь без меня. В этом мире никто, совершенно никто тебе не поможет. И мы оба это знаем. Да, это выбор без выбора, Василиса. Я сам прекрасно это понимаю. Но не я тебя перед ним поставил. Давай честно — мне слишком дорого обходится решение твоих проблем просто ради благотворительности. Я не святой и им быть не собираюсь. Всё имеет свою цену. Изначальной ценой был просто секс. Но ставки повысились. Потому что теперь речь не только о дури у тебя в сумке… Случилось еще кое-что, поменявшее ситуацию еще сильнее…

— И что это?

Он продолжает тяжело смотреть и молчит.

В глазах невольно собираются слезы отчаяния. Я в полном дерьме… Он, черт возьми, прав.

Поднимает мою голову за подбородок и направляет на себя, смахивая слезы.

— Не стоит меня бояться. Это больше не имеет смысла. Боятся, чтобы избежать. А я в твоей жизни теперь неизбежен. Теперь тебе нужно только уважать и слушаться…

— К чему вы клоните? — пытаюсь понять его иносказания. Пусть бы прямо так и сказал — я стану его постельной утехой или что там… Как это у них называется…

Алихан подцепляет мое лицо за подбородок пальцами и заставляет посмотреть на себя.

— Факт того, что до меня ты была девственницей, многое для тебя поменял. Ты легла под меня девушкой, отдала мне себя. И это я сделал тебя женщиной. Своей женщиной… Теперь ты моя… А Алихан Камилов никогда не отдает то, что принадлежит ему! Поэтому ты станешь моей женой, Василиса! Не дешевой подстилкой, не содержанкой, а женой. Чувствуешь разницу?

Он не предлагает. Он констатирует. Ставит перед фактом. Я не совсем понимаю его слов… Понимаю только, что… это свяжет меня с ним намного сильнее…

— Я… не совсем понимаю… Зачем… я… Это ведь на время, да? Какой срок, скажите… Я… Ведь вы сказали, что решите мои проблемы, что я смогу уехать…

Продолжает буравить меня глазами.

— Ты не услышала главного, — поучает меня, — смотри на меня. Ключевое здесь было то, что ты теперь принадлежишь мне… И этот факт не имеет срока давности.

Он чеканит свою правду стигмой по моей коже. Я не понимаю его пока до конца, не понимаю…

— Объясняю, Василиса. Ни один мужчина к тебе больше никогда не прикоснется. Вопрос теперь не в спасении Василиса Орловой. Ее больше не существует. Зато существует моя жена…

— О чем ты говоришь?! — я срывалась то на ты, то на вы… Не могла сформулировать суть… — Как я могу просто взять и исчезнуть?!

Его взгляд железный. Гвоздяший. Приговаривающий без права на помилование.

— Ты уже исчезла. Пропала без вести… Теперь у тебя новая жизнь. И лучше тебе не усложнять и принять свою судьбу…

Воздуха в легких не хватает. Перед глазами черные мошки…

— Завтра с утра ты примешь ислам, а послезавтра мулла проведет обряд никяха. Это закроет все вопросы. И для тебя, и для меня. Мы поменяем тебе фамилию и имя. Ты снова станешь свободным самостоятельным человеком, но уже в новой своей жизни. Как Камилова…

— Я не хочу… Я не согласна! Я не согласна на смерть Василисы Орловой… — шепчу, задыхаясь от подступающих слез.

— Не нужно плакать. В той твоей жизни нет ничего, за что стоило бы держаться. Или это нелюбимая мать? Или мразь-отчим, который лез тебе под юбку? Не смотри на меня так удивленно и укоризненно. Я умею наводить справки. Институт, в котором ты даже не понимаешь, на кого учишься? У тебя даже друзей нет, Василиса. Ты ни с кем толком не общаешься… Но появятся новые. Поверь, тебе понравится твоя жизнь. Понравится то, что я могу тебе дать…

Глава 13

Василиса... В который раз пробую её имя на язык и сам усмехаюсь. Как в сказке. Девочка с длиннющей русой косой. Заставлю ее плести такую. Чтобы в спальне хватать ее за нее, тянуть на себя и…

Хочу её. Дико хочу. Она не просто красивая девочка, которую я возжелал, когда увидел. Так захотел, как давно уже не хотел — с тех пор, как был горячим юнцом, дорвавшимся до бабла, возможностей и шикарных женщин. Она была невинная до меня. Кристально чистая. Возможно, пара неудачников-очканавтов и пыталась ее полапать и засосать, но это не в счет. Даже удивительно, как такая безукоризненная красота осталась незапятнанной, как её никто не забрал себе, не сожрал…

Глупышка не знала, что позади нее в зале досмотра было зеркало. Не заметила. Она стояла, отчаянно прикрывая свою красоту от меня тряпкой, а я не только пожирал глазами стройные длинные ноги, я видел в отражении ее изящную спину с прочерченным изгибом позвоночника. Видел ее задницу. Блядь, ее задница… Как только думал о том, что поставлю раком, точно так же, как заставил сделать на таможне, как впечатаю в нее смачно пятерню, сомну, поглажу — член в штанах становился каменным. Смотрел на нее и понимал, что ее сожрут в тюрьме. Даже бабы сожрут. С порога…

Узкая… Какая она, сука, узкая… Ароматная. Свежая. Сочная. Догадывался, что будет такой, но здесь как раз тот вариант, когда реальность превосходит все ожидания.

Пугливая, хоть и дерзкая. Боялась меня. Боялась моего интереса. А я все равно чувствовал, что по-женски, где-то глубоко внутри, я ее тоже сразу зацепил, еще в ресторане. Это и толкало к ней больше всего. Я это потом понял, когда кончила так сладко и бурно на мои пальцы, хотя дико боялась. Смотреть на ее удовольствие будет особым кайфом. Мне хотелось не только брать. Мне впервые хотелось делать женщине так приятно, чтобы она растворялась в своем удовольствии, быть для неё, а не просто разрешать отрывать кусок от моего удовольствия, делиться им.

Василиса — тот самый сладкий десерт с кислинкой. Онарождена, чтобы быть женщиной сильного, властного мужчины, чтобы подчиняться, чтобы быть ведомой, но единственной. Её тело не создано для того, чтобы быть оскверненным сотнями мужиков в поисках «истинного». Она самка для единственного. Как волчица для своего волка. И именно это я увидел в ее глазах тогда в ресторане, но вначале отогнал, как наваждение. Она признала меня. Признала своего мужчину, пусть и не поняла этого.

Именно поэтому так возбуждалась от того, что я приказывал, хоть ее испорченная искаженными представлениями о гендерных ролях сущность пока и пыталась бунтовать. А еще она не была тряпкой, хоть обстоятельства и я сам и скрутили ее как жгут. Идеальный баланс. Настоящая пара сильному. Не дворняжка, а та, которую хотелось делать своей королевой. Она поймет это, прочувствует со временем.

Совершенная. Тугая девочка с розовой нетронутой плотью. И это не считая ангельски-кукольного лица с голубой бездной глаз, словно бы это два камня драгоценных. С волосами белоснежными ниже задницы. С губами. Её губы — это отдельный вид искусства. Пухлые, красные и чувствительные. Ее стоило раз поцеловать — и к ним приливала кровь, хотелось жрать их четкую кромку, въедаться в них, видеть на них свою сперму. Давно меня так не вело…

У отца тоже была русская женщина. Я узнал это всего за пару лет до его смерти, когда беспощадный возраст оставил ему лишь одну роскошь — воспоминания. Он уже не мог ходить и видел плохо. Но его речь до последнего оставалась такой же яркой и образной, словно бы мы были ровесники.

Идрис-дада, как называли отца на старости, слишком любил жизнь во всех ее проявлениях, чтобы быть лишенным самого главного — умения двигаться и смотреть. Мать всегда вздыхала и говорила, что это плата ему за грехи. А он лишь отмахивался, с аппетитом уплетая ее чуду (прим. национальные лепешки с сыром), и просил меня подробно рассказывать обо всем, что происходило в республике.

И я рассказывал. Рассказывал, как в наш край стало все больше и больше приезжать туристов из разных мест, что это идет и на благо, потому что делает нас более открытыми, и портит — местные становятся более меркантильными и развращенными во всех смыслах.

— Женщин много? — спрашивал отец мечтательно, смотря в пустоту.

— Много, — отвечал я с паузой, усмехаясь.

— Русские женщины и кавказские мужчины имеют друг для друга особую магнетическую силу. И те и другие презирают друг друга. И те и другие непроизвольно тянутся друг к другу. Нет русской женщины, к сердцу которой бы не нашел путь кавказский мужчина. Нет кавказского мужчины, для которого бы Всевышний не создал его русскую женщину. Знаю, сынок, ты сейчас усмехаешься скептически, но послушай старика, я многое в жизни повидал. Русская женщина для кавказского мужчины — это рай и ад, это сказка и кошмар… Нас тянет к этим белоснежным волосам, голубым глазам, открытым улыбкам, дерзким характерам и добрым сердцам.

— Среди них немало брюнеток.

Отец лишь хмыкал и отмахивался.

— Я образно. Они все равно другие. Не такие, как наши женщины. Наши живут разумом. Если не разумом, то страстью. Если не страстью, то нормами и правилами. На нашу женщину можно положиться. Она всегда твой тыл. Русская — это ураган. Русская женщина живет лишь сердцем. Это в них самое прекрасное и самое ужасное. Даже их грех — искренний. Измена — искренняя. Всё искреннее, потому что от сердца… Это сердце может топить самые твердые ледники. Это сердце может толкать на самые гнусные и безрассудные действия. Но его же легче всего разбить… Странно лишь то, что разбивая его, ты делаешь больнее самому себе…

Глава 14

Я проснулась в районе девяти часов утра. Вчерашнийэмоциональный разговор с Алиханом, шок от услышанноговытащили из меня все силы, в буквальном смысле опустошили. И несмотря на свою взвинченность, я смогла заснуть, смогла отключиться, словно рубильник внутри вырубили.

Спала бы и дальше, но настойчивый звонок в дверь не дал.

Встала, плохо спросонья понимая, что происходит. Только облегченная мысль о том, что Алихан бы не звонил, значит, это не он… Когда увидела в глазок Сабину, выдохнула.

Открыла дверь и невольно охнула, отступив. Потому что сразу вслед за улыбающейся женщиной в квартиру стали заносить десятки каких-то коробок, пакетов, свертков, портпледов…

— Это что? — хрипло произнесла я, недоумевая.

Как только участники этой странной процессии быстро ретировались, даже не удостоив меня одним своим взглядом, видимо, предусмотрительно, ибо, как я уже поняла, в этой республике лучше ни на кого лишний раз не смотреть, Сабина захлопнула за ними дверь и прошла, улыбаясь, в гостиную.

— Ну что, невестушка, принимай подарки.

— Я не понимаю.

— У нас есть традиция, Василиса. Жених дарит невесте перед свадьбой подарки. Это называется «чемодан». Ну, это в нашей традиции, на обывательском уровне. В исламе же это называется махр. Наша традиция такова, что семья жениха должна подарить своей будущей невестке полный набор одежды, начиная от белья, заканчивая зимними вещами и украшениями — получается, набить целый чемодан. Но, как ты поняла, Алихан у нас не обычный жених, потому и подарков тебе сделано в соответствии смасштабами его возможностей. Будет еще калым… Денежная часть вознаграждения за свадьбу. Обычно ее платят родителям невесты, но в вашем случае… — она осеклась, очевидно, увидев контраст со своим воодушевлением и моим замешательством.

Я растерянно оглядывалась на десятки подарков, в буквальном смысле завалившие гостиную, ужасалась тому, сколько, должно быть, это стоило, судя по крутизне названий брендов на коробках и пакетах, и совершенно не понимала, зачем это всё…

— Ты теперь женщина Алихана, Василиса. И он не собирается тебя прятать. Ты достойна всего этого. И со временем научишься принимать роскошь как должное…

Только роскошь? А насилие, отсутствие выбора и свою слепую покорность тоже научусь принимать?

Промолчала. Смысла втягивать в свой холивар Сабину не было. Она лишь зритель происходящего. И не несет ответственности за то, что происходит между мной и ее братом.

— Ну что, сейчас откроешь и посмотришь, или сначала съездим за платьем? — спрашивает меня деловито.

— Каким платьем?

— Ты серьезно? Еще не проснулась? Василиса, ты замуж выходишь! — в ее тоне было ироничное раздражение.

Ну, извините, господа Камиловы. Иначе не могу…

Я глубоко вздохнула, промолчав. Но энтузиазм женщины нисколько не угас.

— Вот, посмотри… Это соболь, — вытащила из гигантского пакета шубу до самого пола из удивительно красивого иссиня-черного пушистого меха, накинула мне на плечи. Удивительное ощущение — мех как пушинка…

— Я сама выбирала. Уж прости. Это же подарок. Потом еще поедем вместе на шоппинг, выберешь на свой вкус. Но на подарки посмотри! Мне не терпится, чтобы ты открыла! Там все самое лучшее, что оперативно можно было достать за один день. Алихан с утра вчера позвонил и сказал, чтобы я собрала приданое как для настоящей принцессы, что цена значения не имеет… Видишь, как он к тебе относится. В итоге байеры ночь не спали — работали. И даже две сумки привезены только что из аэропорта — прямиком из Милана.

Она с еще большим пылом подошла к еще одному пакету и достала две коробки известных люксовых брендов.

Я нервно сглотнула. Я даже помыслить не могла о такой роскоши… Это было не то, что неожиданно… Странно… Непонятно… Как всё, что связано с этим мужчиной…

Почему-то мысль о том, что мне сейчас нужно будет распаковать эти шикарные вещи, что они неизбежно начнут мне нравиться, пугала… Это как понимание того, что стоит только тебе раз попробовать наркотик, может возникнуть зависимость… Я уже и так испытала наслаждение от его рук. Шаг за шагом, он и правда приручал меня, как зверька, играя на инстинктах, манипулируя. Только я не зверек…

— Может, лучше за платьем съездим сначала? — сама не представляю, как я это произнесла… Просто не могу сейчас смотреть на эту роскошь…

Сабина подняла на меня голову и улыбнулась.

— Какая же ты красивая, Василиса. Я бы очень хотела, чтобы вы с ним были счастливы… И племянников хочу… У вас будут самые красивые дети в мире с вашими внешними данными.

Мы выехали не одни, а в сопровождении охраны, что Сабина объяснила необходимостью перестраховаться в моем положении. По ее словам, меня как новую женщину Алихана никто все равно бы не тронул, но перебдеть не помешает. Она и правда была за рулем шикарного джипа и выглядела в роли водителя вполне уверенно и органично.

Заметив, что я смотрю на нее, улыбнулась, обернувшись ко мне.

— Умеешь водить?

Я отрицательно покачала головой.

— Он научит. И купит тебе еще круче, как только освоишься в республике.

Глава 15

Он приехал за мной вечером накануне. Я не ждала его прихода. День был слишком сложным и утомительным, а на душе продолжала зиять пустота. После покупки платья мы заехали поесть в какой-то утопающий в зелени ресторан, где были одни женщины, а потом поехали домой. Сабина, конечно, не успокоилась, пока не заставила меня распаковать все подарки до последнего. Когда я смотрела на эту чрезмерную роскошь, внутри все сжималось в противоречивых чувствах. Я была уверена, за эти деньги можно бы было с легкостью купить двушку в нормальном районе Москвы. Здесь одного дорогого белья было минимум на стоимость интерьера пары комнат… Он покупал меня, конечно. И в то же время, конечно, заставлял чувствовать особенной, достойной… стоящей… Так вот что чувствуют женщины, когда получают дорогие подарки. Это ощущение собственной высокой цены…

Вздрогнула, когда услышала поворот ключа в двери. Не стала выходить навстречу, застыв в гостиной, где читала книгу…

— Здравствуй, Василиса, — сказал он, опуская на меня свой тяжелый взгляд.

— Здравствуй, — ответила тихо. Волнение скребло комом горло.

— Что читаешь? — сел напротив в кресло.

— «Преступление и наказание» Достоевского, — повернула книгу в его сторону обложкой.

Он хмыкнул, кивнув.

— Мало драмы в жизни?

— Как раз пытаюсь понять, как смиренно ее принять…

Глаза Алихана были внимательными, взгляд пытливым. Он присматривался. Калибровал. Высчитывал.

— Как тебе подарки?

— Не стоило… Это ничего не изменит. И…

Протянул руку к моему рту и положил на губы палец.

— Ничего не говори сейчас. Лучше так.

— Ты прав, — ответила, уведя губы от его пальца.

— На сегодня есть еще одно дело. Необходимо кое-куда скататься. Нам вдвоем.

Опять не спрашивал, констатировал. Окинул меня глазами.

— Одета нормально. Можем ехать прямо сейчас.

Я пожала плечами. Перспектива вырваться наружу радовала. Больших эмоций я сейчас не испытывала.Возмущение сменилось сначала на опустошение, а теперь на апатию…

Мы сели в автомобиль и резко рванули по погрузившемуся во мрак южной ночи городу. Смотрела в окно и думала о том, что теперь буду жить здесь. Могла ли ятакое предположить? Допускала ли даже в самых смелых фантазиях? И разве возможно, чтобы на ровном месте жизнь человека так стремительно, так кардинально поменялась?..

Мы неумолимо уезжали от центра города. Дорога постепенно перешла в малоэтажную застройку, а потом домов и вовсе не осталось. По сторонам были какие-то пугающего вида, стоящие в драматичной темноте строительно-промышленные объекты, и мое сердце невольно сжалось. Что еще он задумал? Куда вез меня? Даже спрашивать это не было смысла, потому что он бы все равно не ответил или по обыкновению просто бысамодовольно хмыкнул.

Когда машина заехала на гравий с характерным шуршанием и мы остановились у огромного амбара, сомнений в том, что впереди меня ждало нечто неприятное, не осталось.

— Выходи, — сухо произнес Алихан, стремительно направляясь к большим серым воротам. Мне оставалось только поспевать.

Картина, которую я увидела перед собой, стоило нам только войти, заставила вздрогнуть и поежиться.

В свете одинокой лампы на кривом шнуре, словно бы это был кадр из фильма ужасов, на полу в пыли валялись трое человек, лица которых я сразу узнала… По взглядам… Взглядам, которые я не забуду никогда.

Это были те две женщины и мужчина с пункта досмотра. Я сморгнула ужас и невольно охнула, закрыв рот рукой, когда поняла, что на мужчине ошейник, за который он был привязан.

— Узнаешь своих друзей, Василиса? — мрачно-торжественно произнес Алихан, разрывая нестерпимо спертый воздух своим жестоким вопросом…

К горлу подступила тошнота от неконтролируемогостраха и даже паники. Я хотела развернуться, убежать, скрыться отсюда навсегда, но… застыла как вкопанная.

Послышались шаги. Я резко обернулась, увидев троих мужчин. Они даже глаз на меня не подняли, но протянули руки Алихану, кротко с ним поздоровавшись.

Странное ощущение оцепенения охватило все мое тело. Я словно бы стала гипсовым изваянием, не способным пошевелиться.

— Шарик, ко мне, — поманил один из зашедших мужчину с таможни, словно бы тот был собакой, похлопав себя по ноге.

Алихан жестко усмехнулся.

— Не бойся, Василиса, он уже не кусается…

Его тяжелая рука нежно легла мне на талию, и он подтолкнул меня чуть вперед. Я слепо повиновалась, потому что сейчас боялась так, как в тот самый день, обрушившийся каскадом воспоминаний, будто это было только минуту назад.

Лицо мужчины было избито. Он раболепно сидел на коленях, подняв на нас испуганные, умоляющие глаза. В них и правда осталось мало человеческого.

Я всхлипнула, отвернувшись.

— Узнаешь её? — сказал жестко Алихан. — Это та самая девочка, которую ты назвал сукой и заставил раздеться, унизив. Вы, коровы, тоже ее узнаете? — повысил голос, обратившись к женщинам.

По амбару прокатился испуганный стон-плач, и мое сердце сжалось до размера финика.

Глава 16

Мы снова в машине и куда-то едем. Не знаю, сколько. Может, километр, а может, десять. Сердце предательски колотится. Меня пугает, что на сегодня это не последний «сюрприз». Когда машина съезжает с основной дороги и начинает ехать просто по песку степи, паника опять скручивает меня в рог. Она как боль — приходит спазмами.

— Куда мы? — в панике спрашиваю сдавленным голосом.

Алихан молчит, поджимая челюсть.

Машина тормозит с характерным свистящим шумом о гравий.

— Выходи, — отрезает он.

Мы выходим в пустоту. Вокруг совершенно ничего нет. Если бы не слепящий свет фар, темнота бы была вырви глаз.

Мы отходим на пару шагов от авто, которое продолжает светить яркими фарами. Мне страшно.

Алихан резко поворачивается ко мне, вытаскивает пистолет и… направляет его…

Направляет на себя…

— В машине в бардачке твои новые документы. И карта на твое новое имя. Денег хватит на хорошую жизнь, Василиса. Ты можешь быть свободна прямо сейчас. Моё слово. Позвонишь с моего номера на первый забитый контакт — твой выезд обеспечат.

— Что ты творишь? — спрашиваю не своим голосом, холодея от страха.

Глаза Алихана становятся шальными. Даже в темноте они кажутся чернее ночи. Дырявят.

— Я тоже унизил тебя. В нашем мире унижение смывает только кровь. Я даю тебе это право. Прикажи — и я выстрелю себе в башку. И твоя честь будет отмыта.

С ужасом наблюдаю за тем, как он взводит курок у своего виска.

— Прекрати… — говорю сдавленно, понимая, что трясусь, как банный лист.

Может быть, он просто играет. Зло играет. Но я не знаю, что ждать от этого мужчины. Я не знаю, что вообще ждать от таких мужчин… Это американские горки… Это ужас…

— Сумасшедший… — слово вылетает из меня по слогам, с придыханием и всхлипываниями. — Не надо…

— Это твое право, Василиса. Я даю тебе шанс уйти.Даю свободу… Ты ведь этого хотела? Я только так смогу тебя отпустить, девочка моя… Понимаешь? Только моя смерть тебя освободит…

— Прекрати, Алихан! — кричу я, а по щекам градом слезы.

Сама не понимаю, зачем и как, но оказываюсь возле него, пытаюсь вырвать пистолет.

— Прошу тебя… Хватит уже этой боли… — каждое мое слово как удар под дых. — Я не умею так, понимаешь? Не могу как вы…

Он делает шаг назад. Застывает. Тяжело дышит и смотрит на меня исподлобья. Отшвыривает пистолет и падает на колени.

Господи, что еще он задумал… Это невыносимо.

Отступаю. Закрываю лицо руками, рыдая так, что не хватает воздуха.

— Бей, Василиса, — говорит сухо, — подойди и бей.

Я снова замираю. Смотрю на него. Зачем… зачем он так со мной…

— Я не смогу…

— Нет, это я не смогу… терпеть эту ненависть в твоих глазах не смогу. Подойди и ударь… Сделай мне так же больно, как тебе сделал я… Я разрешаю… Более того, я прошу…

Я шокированно смотрю на него какое-то время. А потом…

Потом в меня вселяется дьявол. Не помню, как и правда подбегаю к нему, как размахиваюсь и даю смачную пощечину.

Его голова дергается.

Усмехается.

— Сильнее бей, девочка… Это не удар.

Я кричу и… снова бью. Так, что дух захватывает. Так, что с ударом из груди вырывается то ли вопль, то ли рык.

Не делаю паузы, вхожу в кураж. Бью снова и снова. Сука! Скотина! Животное! Мне было так больно! Так больно!

По одной щеке, по другой, начинаю его колотить в грудь, по плечам, врезаясь в каменные мышцы и…

И сползаю вниз к нему, в пыль. Плачу, чувствуя, как земля прилипает к мокрым щекам. Рыдаю так, как никогда в жизни не рыдала. Чувствую, как из меня словно бы что-то вырывается… Это что-то уродливое, ужасное, гадкое… Я не знаю, что это… Но я так не хочу, чтобы это было у меня внутри и… это покидает меня, вылетает наружу… Я падаю обессиленная. Падаю в его руки. Почти теряю сознание.

Чувствую только, как дико его сердце колотится о мое. Как сильно вжимается в меня, впивается горячим поцелуем в мои губы. Голова кружится под натиском его рваных горячих поцелуев, которые теперь везде.

— Ты моя женщина, Василиса. Я никогда больше тебя не унижу, слышишь? Я могу наказать тебя, если ты это заслужишь, но я никогда не унижу тебя. Твое благополучие— мое благополучие. Твоя боль — моя боль. Ты поняла?

Поддевает мой подбородок, запрокидывает голову.

— Ты услышала самое важное, что я тебе вчера сказал?

Испытующе смотрит в глаза. Подавляет. Берет. Только лишь своими пальцами на подбородке. Мой взгляд рассеянный… Я ничего сейчас не в состоянии произнести…

— Ты многое вчера сказал, — хрипло отвечаю. Во рту сухо.

— Я люблю тебя, Василиса, — говорит он, словно бы вынося мне вердикт.

Сердце разрывает грудную клетку от яростных ударов о ребра. Я почти физически ощущаю, как внутри что-то разрывается. Противоречивое, страшное, необъятное… Всего слишком много. Оно не укладывается в моей голове…

Глава 17

— Держи, — Раджаб протягивает мне новый паспорт Василисы.

Открываю первую страницу. Смотрю на ее фото. Моя девочка. Уставшая и испуганная. Страх все еще сковывает её, как мороз настом воду с утра. Провожу пальцем по ламинированной поверхности, глажу. Хочу растопить этот лед. Все сделаю, чтобы растопить.

Смотрю на свою фамилию, невольно улыбаюсь. Мне приятно, что она теперь Камилова. Что эта фамилия стала её. Это правильно. И пусть получилось только так. Потом она поймет, что иначе было нельзя… Женщина должна менять фамилию, когда выходит замуж. И это не только про мои права на неё. Это про мою ответственность.

Ответственность… На этот самом слове глаза падают на ее новое отчество. Тимуровна… Невольно хмурюсь… Меньше всего хотелось лишать Василису единственно ценного, что у нее осталось, — памяти и воспоминаний. Человек есть до тех пор, пока живы его воспоминания, егопамять. Именно поэтому в нашем обществе так важна традиция, так важна преемственность поколений… Мне кажется, что ее отец был хорошим человеком. Только правильный отец может воспитать кристально чистую душой девочку. Жаль, что он ушел… Прости, Василиса, что мне пришлось стереть его имя возле тебя. Просто оставить его было слишком рискованно, если я хочу жить с ней активной жизнью. А я хочу. Я отчаянно хочу столько всего ей показать… И потому я выбрал то самое имя, что навсегда свяжет ее с нашей семьей… Разбудил тайну прошлого, о которой многие хотели забыть и даже забыли…

Наши старшие с детства говорят нам, что главная задачамужчины — сделать свою жену счастливой. Счастье жены и детей — твоя обязанность, потому, что они — аманат. Они— это те, кого тебе доверил Всевышний. Кто ты такой, чтобы противиться его воле? Его выбору… Судьбе… Они твоя ответственность перед небесами, назначенная небесами.

Я никогда не отличался истовостью в религии, никогда не назвал бы себя религиозным. Но старался жить по совести и традициям. Иногда ради этого приходилось переступать через себя. Но с ней все изменилось. С ней хотелось быть, мать его, идеальным мужем…

— Значит, женишься? — спрашивает Раджаб, смотря на меня хитрым, но добрым взглядом.

Друг знает меня, как никто другой. Потому что мы с детства вместе. Потому что поднимались вместе. Он знает мою историю из первых уст… Я пошел в бои, а потом в бизнес, когда понял, как смогу преуспеть при надежном тыле брата, его всецелой поддержке и вере в меня. Он жевыбрал путь понятнее и прямее — стал подниматься в органах, к тридцати пяти годам заняв один из самых влиятельных силовых постов в республике. На Раджаба я и рассчитывал, когда отмазывал Василису. Знал, что он не будет задавать лишних вопросов, да и в целом поймет меня. Он сам когда-то выбрал любовь вопреки всему.

— Через два часа жду тебя в мечети с Альбиной, Раджа. У тебя ответственная миссия, — усмехаюсь, смотря на друга.

— Тамила? Она в курсе? — спрашивает он, продолжая буравить меня глазами.

— В курсе, — напрягаю челюсть и сжимаю кулаки. Зачем он напоминает мне и портит настроение…

— Странно, что она согласилась, — продолжает свой хитрый допрос Раджаб. В этом деле он мастер. Еще бы, столько лет практики… — Она не хотела бы делить тебя с другой.

— Ты неправильно ставишь акценты, Раджаб, — отвечаю ему жестким взглядом, намекая о том, что тему пора бы уже закрыть. — Я сам разберусь с этим. Позже. Не сейчас. Не когда мысли только о моей будущей жене.

— Девчонка еще ничего не знает? Ей будет непросто…

— Не девчонка, а моя женщина, Раджаб, — жесткость в голосе достигает предела. Зря он ступил на эту зыбкую почву.

— Хорошо, брат. Твоя жизнь. Тебе видней. Сердцу не прикажешь. У тебя не все было гладко, мы все об этом знали и сильно за тебя переживали. Ты ведь знаешь, я желаю тебе только счастья… И потому волнуюсь, Алихан. На следующей неделе тебя вызовут на допрос в связи с гибелью пацана и пропажей девушки. Неизбежно. Сам понимаешь, на этот факт в новых условиях повлиять я не могу. Это твой аэропорт. Ты проходишь свидетелем.

Я равнодушно пожимаю плечами.

— Вызовут — пойду. И в моих интересах выяснить, что произошло. Люди пропадают впервые…

— Было бы лучше для тебя не прятать Василису, Алихан. Пришли бы и озвучили все, как есть… Я говорю тебе как прошаренный мент. От срока, возможно, получилось бы отмазать. Или дали бы условный… Может,свернешь назад, пока не поздно?

— Нет, — жестко чеканю я, — хватит с неё этих проблем. Василиса должна забыть обо всем произошедшем, как о страшном сне. Я не буду марать её этими разбирательствами. Я обещал ей, что эта страница перелистана. Навсегда.

— Как знаешь… Желание, видимо, полностью затмило твой мозг, Алихан. Иначе я не могу объяснить, зачем тебе эти проблемы, когда вокруг столько нормальных женщин…Да и этот брак… Жил бы с любовницей…

— Всё сказал?

Наши взгляды сейчас колючие, почти враждебные. Оба понимаем, что Василиса теперь красная черта. Мое право на неё, право на то, чтобы сделать её счастливой, не подлежит оспариванию.

Я хотел бы, чтобы моя чистая девочка, в чью безукоризненность я так свято поверил, снова стала чистой… Но как это сделать? Аэропорт я купить мог, мог замазать дело с наркотой. Мог наказать сотрудников за пределами закона, чисто по понятиям. За то, что издевались и перегибали. Они сами выбрали это наказание вместо того, чтобы идти в тюрьму. Все рано или поздно выбирают, как Василиса выбрала. Но с пропажей друзей и тем более смертью парня все приобретало федеральные масштабы… Что же за херня произошла? Я оберегал её оттого, что пока сам не понимал масштабы возможных последствий. Куда влезли её друзья? С кем имели дело и по какому вопросу?