Я снова оказалась в конюшне. В месте, где вонь была такой, что закладывало ноздри, а под ногами хлюпало так, будто кто-то выплеснул ведро тролльей каши. Как графиня, я, конечно, могла бы послать слугу разобраться, но, увы, мои нервы были не в состоянии доверить важнейшее дело уборки навоза кому попало.
Сырая солома, навоз, пот лошадей… и никакой тебе магии, которая могла бы хотя бы немного всё это нивелировать. Только вилы, лопаты, ведра, и два бледных конюха, явно сожалеющих, что не сбежали из поместья.
Я стояла в дверях, поджав губы, и смотрела на весь этот беспорядок. Раньше, в моей прежней жизни, я бы просто вызвала уборщицу — и всё. А здесь? Здесь даже проклятой швабры никто не изобрёл.
— Почему здесь так воняет?! — воскликнула я, обращаясь к небу, судьбе, что забросила меня в этот мир, и прочим высшим силам. — И где, черт возьми, тот, который должен следить за порядком?
Ответ пришёл быстро — в виде самой ходячей невозмутимости, какой только можно себе представить. Опять он… Капитан Джереми Альмонт. Командир гарнизона, что охраняет поместье, а заодно и границу от набегов варваров. Просто невыносимый тип, который будил во мне настоящего зверя.
Капитан вошел в конюшню так, будто шагал по приемному залу императорского дворца. Безупречная выправка, холодный взгляд, безукоризненный мундир. Высокий, широкоплечий, с идеально выверенными движениями и мундиром, на котором не было даже пылинки. Волосы собраны в тугой хвост, а сапоги блестят чистотой — и это здесь, в этом месиве из навоза и соломы!
— Графиня, — произнес он с лёгким кивком. Голос у него был ледяным, словно айсберг. — Не думал, что вы решите лично инспектировать конюшни. Такое рвение — редкость.
Я вспыхнула. И не от комплимента.
— Уж простите, — я намеренно сделала паузу, — …офицер. Но когда конюшня начинает пахнуть, как драконья задница, я предпочитаю не доверять деликатным носам слуг.
Я показала рукой на беспорядок вокруг. Конюхи продолжали судорожно двигаться, как сонные мухи, увязнувшие в варенье, и навоз такими темпами не уберется даже к концу света.
— Вы отвечаете за гарнизон, размещенный на территории поместья. Где дисциплина? Где порядок?
Альмонт выслушал до конца, не перебивая. Лишь, когда я замолкла, кивнул — ровно, без показного уважения.
— Гарнизон, как и прежде, исполняет договор: охрана внутренних границ, сопровождение посылок и экипажей, защита от внешней угрозы во благо королевства. Что касается навоза, — он слегка склонил голову, — простите, но мои люди — солдаты. Не батраки. Мы не обязаны заниматься уборкой.
Меня перекосило, и я едва удержала на языке неприличные слова. Не обязан он! А кто ж тогда?
— Да я же не прошу их месить грязь голыми руками! Но можно же... организовать! Проверить! Кто-то же должен контролировать!
— И этим как раз должны заниматься ваши люди, графиня. А не мои.
Мужчина говорил это без грубости. Без нажима. Но с таким ледяным спокойствием, что у меня по спине пошли мурашки.
— Мне ничего не нужно от вас, кроме порядка. И чтобы навоз вычищался вовремя. Это же не сложно?
— Совсем не сложно, графиня. Особенно если хозяйка так трепетно относится к благоустройству. Ваш подход… вдохновляет.
Альмонт снова склонил голову. Без иронии. Словно комплимент сказал — но так, что я почувствовала себя школьницей, которую пожурили с изысканностью оперного критика.
Меня аж передернуло от его тона. Холодный, обтекаемый, сдержанный — никаких грубостей, только благородная ледяная выдержка.
Я окинула его внимательным взглядом, и вдруг поняла, что любуюсь им. Просто… ну нельзя же отрицать, что он хорош собой. Слишком хорош. Будто вырезан из мрамора – такой идеальный, аж до дрожи. Была бы моложе лет на двадцать — возможно, задумалась бы о том, о чем не надо. Но сейчас он вызывал у меня только раздражение.
— Впрочем, — добавил мужчина с явной неохотой, — при желании я могу отрядить одного из подчинённых, чтобы проконтролировал работу слуг. Раз в неделю. Не более.
Я прищурилась. Поджала губы. Нет, так дело не пойдет.
— Не нужно ваших милостей, капитан. Я справлюсь. Просто скажите — кто и за что в вашем гарнизоне отвечает. И… — я скрипнула зубами, — есть там у вас ещё офицеры? Те, кто смог бы заменить вас?
— Нет, графиня. Только я.
Конечно, черт бы побрал. Только он.
Я развернулась, чтобы уйти, но бросила через плечо:
— Вы слишком много себе позволяете, капитан. Может, у меня и нет над вами власти, но я всё равно не советую вам ссориться со мной.
Он не двинулся с места. Лишь произнёс:
— А вам, графиня, лучше бы найти себе помощника, и не шастать по конюшням лично.
Что это было? Подкол? Предостережение?
Я не стала выяснять. Я ушла — с выпрямленной спиной, звенящей от ярости.
Хорош собой, конечно. Чёртово воплощение офицерского достоинства. Но как же хочется ему заехать половником по его безупречному лицу.
И я точно знала: это была не последняя наша схватка. Невыносимый мужчина. Но, чёрт возьми, шикарный. И это раздражало вдвойне.
Сердце предательски кольнуло уже не в первый раз за день.
Я сидела на кухне, обложенная лекарствами и тонометрами, как египетская мумия амулетами. Вокруг — тишина. Телевизор бубнил что-то про курсы валют, а я смотрела на телефон. Ни звонков, ни сообщений. Сын… опять не ответил. Наверное, уехал к своей этой, как её… Тане? Свете? Да какая теперь разница.
— Уехал… — прошептала я. — И рад, небось.
И тут боль в груди ударила внезапно, как кулаком. Я сжалась, роняя чашку с чаем на пол. Стекло звонко треснуло, а я упала на пол. Всё поплыло, и перед глазами осталась только люстра. Дурацкая, китайская. Это было последнее, что я увидела.
Следующее, что я ощутила — запах. Дерево. Лён. Чуть гари. И ещё что-то терпкое, пряное, неуловимо... старинное.
Я резко открыла глаза.
Высокий потолок, тяжёлые балки, гобелены на стенах. Странная, незнакомая комната, в которой я неведомо как оказалась.
Я лежала в кровати. Нет — в настоящем ложе, с резьбой по столбам и балдахином. А за окном слышался лай, ржание лошадей и чьи-то голоса. А сквозь витражные окна пробивается рассвет. Где-то поют птицы, но не те, к которым я привыкла. Что это — павлины?
Я подняла руку, чтобы протереть глаза, уверенная, что все это мне просто чудится, и с изумлением уставилась на собственную ладонь, слишком бледную, без единой мозоли, с узловатыми пальцами, украшенными кольцами. И кожа гладкая, ни вен, ни пятен. Чудеса, не иначе…
— Что за…
Голос. Мой голос! Густой, властный. И чужой.
Я резко села, ошарашенно оглядывая себя и место, куда попала. На мне лишь ночная сорочка с узором да жутко неудобные панталоны. А на голове – «воронье гнездо». Комната — огромная, размером чуть ли не с мою бывшую квартиру, а мебели всего ничего. Непорядок!
Дверь приоткрылась, и я замерла, выпрямив спину и поспешно пригладив волосы рукой. Отчего-то сейчас меня волновало не то, что со мной случилось, а собственный внешний вид. Ведь я всегда должна выглядеть идеально!
— Графиня, вы проснулись! — вбежала молодая служанка, с подносом, на котором исходила паром чашка с чаем, а рядом лежало и что-то вроде булочек. — Хвала небесам! Мы уж боялись, что вы не очнётесь!
— Я… Какая ещё графиня? — начала я. — Где я? Что происходит?
— В Северном крыле замка, миледи. В вашем ложе. Вы два дня были без сознания, маг-лекарь сказал, что это от перенапряжения. Господин граф был в ужасе, миледи. Но… он с женой.
— С какой ещё женой?! — я вскочила. И тут же схватилась за грудь. Сердце… не болело. Билось чётко, ровно, как швейцарские часы. Неужели я и впрямь умерла, а потом воскресла?
— Женой вашего сына, миледи. Он же только что венчался, вы сами настояли на том, чтобы они остались у вас в поместье…
Меня затрясло. То ли от холода, то ли от ужаса. Что происходит? Я умерла? Или сплю? Или это — ад? Рай?
Поднявшись поспешно, я метнулась к зеркалу. И… замерла.
Оттуда на меня смотрела женщина. Лет пятидесяти. Высокая, статная, с аристократическим лицом, густыми, уложенными некогда тёмными волосами с проседью. Чужая. Но… с моим выражением глаз. С моим хмурым, недовольным взглядом.
— Это что ещё за шутка?..
Вспомнились книги, сериалы, разговоры в интернете. Попаданцы. Перерождение. Фэнтези.
— Господи… — прошептала я. — Я что, и вправду стала графиней?
***
День прошёл, как в тумане. Слуги сновали туда-сюда, подсовывали мне отвары, подавали еду, кланялись. Я пыталась понять, что вообще происходит, пытала слуг расспросами, читала книги, что они таскали мне из местной библиотеки, и старалась не сойти с ума от мысли, что назад, к старой жизни, нет возврата.
Действительно — другой мир. Причем магический. И все те чудеса, о которых я читала в книгах, видела в фильмах, здесь самое обычное дело. А сама магия здесь была занятием официальным, измеряемым, даже бюрократически организованным.
К обеду мне принесли бумаги: письма, счета, расписания. Всё на удивление понятным, пусть и вычурным языком. И я на удивление легко разобралась во всем этом. Мой мозг, привыкший контролировать финансы, таблицы, семейные бюджеты, почти сразу понял, как этим управлять. Нанимать. Увольнять. Считать. Экономить и контролировать. Мне даже стало… интересно.
Но главным потрясением было не это. А встреча с сыном.
— Мама? — он вошёл в кабинет, растерянный, высокий, в строгом сером камзоле и с растерянным взглядом. — Ты в порядке?
И вот тут меня пробило. Голос… интонации… взгляд. Это не мой сын. Но в то же время мой. В этом мире. Я почувствовала, как всё внутри сжимается от непривычных чувств. Я хотела кинуться к нему, обнять, но удержалась, ведь не имела на это права.
— Да, сын. Всё хорошо.
Он улыбнулся грустно и кивнул. И тогда я заметила девушку за его спиной — нежную, рыжеволосую, в платье, которое больше подошло бы сказочной фее. Невестка. Жена моего сына.
Она присела в реверансе и улыбнулась так, что в комнате стало светлей.
— Миледи Габриэлла. Рада, что вы выздоравливаете.
Я ответила улыбкой. Натянутой. Как на фотосессии с бывшими свекровями.
Вот и началась моя новая жизнь.
Я — графиня. Вдова. Мать взрослого сына, только что женившегося. И зовут меня теперь не Светлана Николаевна, а Габриэлла. У меня поместье, слуги, гарнизон, и чувство, что вот-вот сорвусь в крик.
Но, чёрт возьми, если уж я сюда попала — я наведу порядок. Даже если придётся начать с уборки в конюшнях. Вручную.
Дорогие друзья!
Мы рады приветствовать вас в нашей новой книге! Обещаем - будет весело и динамично!
А пока давайте познакомимся с главной героиней.
Итак, Светлана Николаевна, красивая, целеустремленная, властная... Грустит одна вечером, потому что не дождалась звонка от вырвавшегося из-под контроля сына

А теперь она - Габриэлла. Самая настоящая графиня, с поместьем, слугами и... сыном, вырвавшимся из-под контроля!

Пожелаем ей удачи в новом мире!
Понравилось начало истории? Мы будем рады звездочкам к книге! Вам - быстро и бесплатно, а нам очень радостно!
Приятного чтения!
Слуги носились, как мыши перед котом. Что-то мне подсказывало, что у дамы, в чьё тело я так внезапно угодила, характер был требовательный и дотошный. Иначе зачем было полировать салфеточкой дверную ручку кабинета, едва я открыла дверь?
А пока я шла по коридору, все дружно пытались стать незаметными. Две горничных даже слегка повздорили, не поделив единственную нишу, которая попалась им в стене. Девушки определённо хорошо питались, так что стенной проём оказался для двух пышнотелых девиц маловат, а вот страх перед графиней, напротив, слишком велик, чтобы уступить место товарке. В итоге я просто сделала вид, что на мгновение ослепла и не заметила их усилий. Наградой мне был вздох облегчения, который девушки выдали хором.
Стол в обеденном зале тоже накрывали с каким-то отчаянным рвением, как будто сюда должен был явиться сам император в сопровождении дракона. Я наблюдала за этим действом со своего, как мне подсказала одна из горничных, кресла у камина, сцепив пальцы и поджав губы. Внутри всё бурлило — эмоции, страх, злость, неуверенность. Но на лице была только маска ледяного достоинства. Это я уже давно освоила, ещё в той, прежней жизни.
А уж теперь и подавно — если я графиня, то играть роль леди я просто обязана. Даже если на поместье полчища орков нападут. Кстати, надо бы уточнить, как именно оно охраняется, и есть ли в этом мире орки. Уж не знаю, отчего именно они пришли мне в голову.
Откровенно говоря, было и ещё кое-что, что меня смущало. Взгляды, которые на меня бросали слуги. Сочувственные, удивлённые и неожиданно красноречивые. Будто они не то пытались мне что-то сказать, не то акцентировать моё внимание на чем-то. Вот только я никак не могла понять, на чем.
Наконец, одна из девушек решилась. Подошла ко мне, покашляла, склонилась к уху. Неужели я сейчас узнаю главную тайну странных взглядов, обращенных на меня?
— Миледи, быть может, смените платье? Это всё же… ужин с семьей, — робко подсказала служанка.
Я смерила её взглядом. В старом мире такой взгляд мог загнать в угол менеджера банка или строителя на кухне. Здесь, похоже, тоже работает. Девушка ойкнула, потупилась и постаралась раствориться в воздухе. Вот только она, похоже, была тоже из тех, кто на аппетит не жалуется - стремительно исчезнуть у неё не вышло. Зацепилась боком за торшер.
— Это платье было сшито в столице, — ответила я сухо. На самом деле, понятия не имея, откуда оно. Но если что-то говорить, то непременно уверенным голосом. — Оно прекрасно. И, в отличие от некоторых, не теряет достоинства при первой же встрече с молоденькой невесткой.
Служанка побледнела и ускользнула, унося в подносе ложки, которые, видимо, показались ей недостаточно симметричными.
А вот и они.
Сын вошел первым. Такой… графский. Все при нём: строгий ворот, орден на груди, выбритое лицо, чуть холодная, но очень открытая улыбка. И следом — она. Словно ветер влетел в зал: румяная, светящаяся, с глазами цвета горного озера и веснушками, будто красным перцем обсыпали. И — улыбка. Беспардонно искренняя. Как можно вот так… просто радоваться?
— Мама, — произнёс сын, слегка склонившись, — ты хорошо выглядишь.
— Да, для человека, недавно пережившего полумагическую кому, я просто сияю, — ответила я, бросив взгляд на невестку. Та, кажется, поняла, что шутка не ради шутки. Улыбка у неё чуть потускнела.
— Мы… беспокоились, — сказала она. — Я каждый день просила мага присылать мне вести.
— Очень трогательно, — притворно вздохнула я. — Рудольфу повезло, что ты, милочка, красива. Наверное, это главное твоё достоинство.
Невестка, которую как я случайно услышала, звали Алестой, замерла. А сын — сглотнул. Но промолчал. Умница.
Ужин начался. Суп из грибов с севера, оленина с вишнёвым соусом, вино — слишком терпкое, на мой вкус. Я молча наблюдала, как молодожены сидят рядом, как Рудольф кладет руку Алесте на талию. В прошлом мире я бы такое осекла: за столом — руки на столе. Но здесь… здесь я была не той свекровью. Хотелось бы верить.
И всё же в груди нет-нет, да и появлялось то знакомое щемящее чувство. Определенно, сына графиня любила. И какая-то, не то мышечная, не то ментальная память у этого тела осталась. Иначе почему меня тянет заботиться и оберегать великовозрастного графа?
— Итак, ты у нас… — я чуть повела вилкой в сторону девушки. — …Что-то вроде лесной ведьмы?
— Я училась у ведуний, да, — спокойно ответила Алеста. — Травы, заклинания, работа с животными… Но я оставила это, когда стала женой вашего сына.
— И правильно. Кому нужны грибы, когда есть граф?
Тишина повисла липкая, как сироп. Рудольф потёр переносицу.
— Мама… - начал было он, но слишком нерешительно, чтобы я дослушала.
— Не злись, милый. Я просто пытаюсь узнать твою жену. Пока без пощипывания и устрашений. Хотя мысль соблазнительная.
Невестка посмотрела на меня с неожиданным вызовом. В её глазах промелькнула задорная искорка.
— А я, признаться, ждала худшего. Вы — не такая уж страшная.
— Просто хорошо маскируюсь, — улыбнулась я.
И вдруг она усмехнулась. По-настоящему. С иронией. Я тоже прищурилась. В этой девчонке было что-то… знакомое. Может, и не такая она простушка, как кажется?
Но вечер, увы, не продлился мирно. К десерту — пирог с медом и сливками — я решила задать тот самый вопрос.
— А когда вы планируете подарить мне внуков?
Сын поперхнулся. Невестка уронила ложку. Я улыбнулась. Наверное, со стороны это выглядело чуть краше оскала гиены.
— Что? Я имею право знать. Наш род, в конце концов, держится на вас. Да и поместье не вечное. Наш род нуждается в наследниках.
— Мама, — выдохнул сын. — Мы только недавно поженились. Не всё так сразу. Да и ты ещё молода и активна, так что…
— Конечно, — решительно перебила я Рудольфа. — Но в молодости так легко упустить момент. А потом — бац, и вместо младенца — кот. Тоже милый, но пользы — ноль.
Графиня — это не просто титул. Это ответственность. Это власть. Это… проклятая катастрофа, если вовремя не показать, кто тут главный. Особенно, если припомнить, что моя предшественница за каким-то бесом пригласила новоиспеченную невестку разделить с ней хозяйство.
Сказать по правде, я так и не определилась, нравится мне Алеста или нет. С одной стороны, сыну, даже чужому и малознакомому, я ведьму в жены не желала. Ни фигурально выражаясь, ни слыша про её прежние зельеварные увлечения. С другой… Глупо было отрицать, что что-то неуловимое в рыжеволосой девчонке было, такое, за что цеплялся взгляд. Хотелось, чтобы она была достойна.
В этот прекрасный, солнечный, птичье-щебечущий день, второй с того момента, как я оказалась в теле Габриэллы, я проснулась с мыслью, что наступило то самое идеальное утро, чтобы устроить «ревизию». У меня было чёткое правило: если всё кажется слишком спокойным — значит, пора этот мир встряхнуть. А пока встряхнули только меня, причём из другого мира. Этот же почему-то устоял. Непорядок…
Слуги узнали об этом первыми.
— Сегодня делаем обход, — сказала я, потягивая чай с ромашкой. Жуть, но желудок теперь у меня явно не стальной, как раньше. — Проверим кухню, кладовую, конюшни, мастерскую и покои прислуги.
— Но, миледи… — пробормотала экономка, пожилая мадам Лоретта с выражением вечного испуга. — Мы не… не предупреждали…
— Так в этом и смысл, дорогая. Предупреждают тогда, когда хотят, чтобы их обманули красиво. А я хочу увидеть правду. С пылью, жиром и пауками.
Она сглотнула. А я надела перчатки. Новая, полная ярких событий и отчаянного наведения порядка жизнь началась.
Начать, разумеется, следовало с самого сердца главного дома. С того самого, где денно и нощно готовилась пища для членов семьи. Потому что плоха та хозяйка, которая с кухни не начнет.
В кухне было жарковато. Пахло каким-то пресным варевом, а под потолком клубился дымок. Кажется, о существовании крышек для кастрюль здесь не слышали. Зато интерьер был уютным: стены и пол выдержаны в бежево-коричневых тонах с красными вкраплениями. Не то рисунок, не то помидором брызнуло.
— Что это? — я ткнула тростью в кастрюлю с нечто булькающим и зловонным.
Да, у меня теперь была трость — роскошная, с набалдашником в виде ястреба.
— Это… суп, миледи, — с готовностью отозвалась пышнотелая и румяная от духоты повариха.
— Суп? А где картофель? Где мясо? Где, прости господи, хоть какая-то специя? Это же еда для заключенных! Кто это готовил?
— Повариха Нелла, миледи, но она сегодня… заболела, — потупилась пышечка, старательно пряча глаза.
— О, чудесное совпадение. Передай ей, что завтра она либо подает нечто съедобное, либо ест свой суп сама. Целую кастрюлю.
Повариха закивала с такой скоростью, что голова, наверное, закружилась. А мы с Лореттой уже неслись дальше. На очереди была кладовая.
Картина, которая меня здесь ждала, была, откровенно говоря, так себе.
Плесень на зерне. Крысиные следы у бочек. Засушенные яблоки с червоточинами. Я стояла, едва сдерживая ярость.
— Где кладовщик? — процедила я сквозь зубы.
Кладовщик явился. Не сразу, правда. Звать его нам с Лореттой пришлось хором, многократно, поэтому ожидала я увидеть деда Мороза, не меньше. Впрочем, реальность оказалась недалека от моих предчувствий. Вид у кладовщика был такой, будто он пришел с похмелья и забыл, где работает.
— Ты. Уволен. — Я ткнула в него пальцем, и он даже не возразил. Просто исчез. В прямом смысле — вылетел из кладовой бегом.
— Новым кладовщиком будет Лоретта Грэйнс. — Я кивнула в сторону экономки. — Она хоть слепа на один глаз, раз не разглядела этот беспорядок, но зато честная. А вам, — обратилась к остальным слугам, заглянувшим на свою беду в кладовую на шум, — задание: перебрать ВСЁ. До последнего мешка. Сегодня.
Дальше мой путь лежал в конюшни.
Без магии. Без проклятой волшебной уборочной метлы. Лошади были прекрасные, но стояли в грязи по щиколотку. Молодой грум лениво чесал хвост единорогу (да, у нас, оказывается, был единорог, не спрашивайте, зачем), попутно жуя солому.
— Ты. Как тебя зовут? — резко спросила я.
— Грегор, миледи, — отозвался парнишка.
— Грегор, ты знаешь, зачем мужчине руки?
— Э… ну… чтобы…
— Чтобы работать, Грегор. А не чесать задницу. До вечера всё вычистить вручную. И расскажи мне завтра, из скольких частей состоит седло. Хочу проверить твою эрудицию.
Он побледнел и закивал, как марионетка на ветру. Я бросила быстрый взгляд на застывшую в полнейшем ужасе Лоретту и решила, что потрясений на сегодня многовато. Во всяком случае, дообеденную норму я уже выполнила, можно подкрепиться, а потом, с новыми силами, продолжить осматривать то, что мне досталось. Кстати, а куда запропастился мой местный сын?!
Мастерская. Она стала следующим пунктом моего крестового похода. Как там писали классики? К вам едет ревизор!
Я зашла внутрь большого деревянного здания через скрипящие на ветру ворота, и попала в огромное помещение, буквально заваленное всяким хламом. Гнилые доски, какие-то железяки, бутылки, штакетник, даже колесо от телеги. И всё это свалено как попало, без малейшей видимости порядка. Безобразие!
Хозяев этого места я нашла в столярке — крохотной комнате в конце, посреди которой возвышался стол. А вокруг него — шесть пьяных столяров, играющих в кости.
— Что это?
— Перерыв, миледи, — сказал один, пытаясь спрятать кубики.
— Это не перерыв. Это беспредел. Вы уволены. Все!
Мужчины разом протрезвели, будто их холодной водой окатило.
— Госпожа, простите! — тут же бухнулся на колени первый.
— Миледи, клянемся, больше такого не повторится! — приложил кулак к груди второй, глядя глазами побитой собаки.
— Умоляем, смилуйтесь! — взвыл третий.
И всё в таком духе.
— Десять минут, чтобы привести всё тут в порядок! — гаркнула я. — Или начну обучать этому ремеслу мою сноху. Думаю, ей это понравится.
И мужчины тут же бросились исполнять мой приказ. Вот она — сила порядка и дисциплина!
Вечером я едва доползла до гостиной и рухнула в кресло, усталая, но удовлетворённая. Слуги шептались, кто-то даже плакал, но поместье, наконец, жило. Дышало. Шевелилось, как и положено хорошо налаженному механизму.
— Ты совершила настоящий переворот, — с усмешкой заметил сын, заходя внутрь.
— Я всего лишь навела порядок. Зато ты теперь не умрёшь от супа с плесенью, и твоя лошадь не поскользнётся на навозе.
Рудольф усмехнулся, но взгляд у него был… тёплый, словно он испытывал за меня гордость.
А потом появилась сноха. Посмотрела на меня долгим взглядом и уселась напротив.
— Вы деспот, — сказала она. — Но поместье впервые сияет.
Я усмехнулась:
— Знаешь, дорогая. У деспота — тоже есть сердце. Просто оно в стальных доспехах.
И Алеста вдруг… улыбнулась.
Что ж, может, война всё-таки окончится перемирием?
***
Когда сын с невесткой слишком уж притихли, и перестали попадаться мне на глаза, я поняла — пора вмешаться.
Нет, правда, вот ты идёшь по коридору, и вдруг… тишина. Ни ругани, ни смеха, ни даже шагов. Ясное дело — что-то не так. Либо ссорятся молча (что хуже), либо строят козни (что вероятней). А может, вовсе решили уйти из поместья без моего ведома — тогда я точно кого-нибудь убью. Ну, в смысле, строго по аристократическому протоколу, с чашкой чая в руке.
Я выждала момент, когда Алеста уединилась в саду, якобы чтобы почитать. Ха. Читает она, ага. С книжкой, которую держит вверх ногами.
Я появилась позади нее с невозмутимым выражением лица, как и положено графине. Подошла, обошла лавочку сзади, холодно улыбнулась и с достоинством села рядом.
— Ну-с, дорогая. Поговорим, как женщина с женщиной.
Она вздрогнула и уронила книжку в траву.
— Вы опять подкрадываетесь, как тень! Это неприлично!
— Зато честно. Я старая и занятая женщина. У меня нет времени на вежливости.
Девушка вздохнула и подобрала книгу. Но убегать не стала. Правильно, потому что разговора всё равно не избежать.
— Что вы хотите? — вздохнула она обречённо.
— Правды. Мне известно, что ты с моим сыном давно не уединялась… хм… для продолжения рода. — Я поджала губы. — Ты же понимаешь, насколько важно поддерживать страсть в браке? Не успеешь оглянуться, как он найдет себе кого на стороне. Или к кухарке заглянет. Тебе оно надо?
Алеста уставилась на меня, как будто я только что призналась в любви к драконам.
— Что, простите?
— Не извиняйся. — Я помахала рукой. — Просто скажу прямо: я вижу, что вы с Рудольфом отдалились. И как бы я к тебе не относилась, мне это совершенно не нравится. Ты его жена, и я хочу, чтобы он был с тобой счастлив. Так что больше никаких раздельных спален!
— Что? — Сноха подалась вперёд, и её щеки стали пунцовыми. — Вы что, следите за нами?!
— Кхм… - Я откашлялась и резонно возразила. — Я наблюдаю. Это другое. И вообще, я мать. А значит, имею право.
Девушка вскочила, прожигая меня гневным взглядом.
— Нет, не имеете! Мы взрослые! У нас всё хорошо! Даже отлично! Просто мы… мы заняты! Мой муж помогает мне с проектом по орошению огородов с помощью магической поливалки! Это важно для деревни!
— Орошение, значит… — я сузила глаза. — То есть ваша сексуальная жизнь страдает ради полива репы? Кому ты врёшь, девочка?
— …Вы безумны, — выдохнула она, закрыв лицо руками.
— Я — мудра. Просто не трачу время на сантименты. Если вы начнёте хандрить — я это исправлю. Хочешь, отправлю вас в «Дом счастливого брака» на озере? Там сноха одного герцога стала в два раза ласковей с мужем после месяца уединения и лечебных ванн.
Алеста прошипела что-то под нос, швырнула книжку в клумбу и ушла, не сказав ни слова.
…Хороший признак. Разозлилась — значит, чувства остались. Есть, с чем работать.
Позже вечером сын нашёл меня в гостиной за разбором счетов.
— Мам, — начал он осторожно. — Ты говорила что-то Алесте про… орошение репы?
— А что? Серьёзная проблема. Я хочу, чтобы вы взялись за себя. Это касается будущего рода. Наследие. Потомки. Ты же знаешь, что без наследников род вымрет, а если не будет детей, кому всё оставим?
— Мам… — Рудольф рухнул в кресло и прикрыл глаза с таким выражением, будто ему было дико стыдно. — Мы ведь только недавно поженились! Ну какие дети?
— Такие! Вот именно в это время нужно брать быка за рога! Или Алесту за…
— Мам!
Я со вздохом откинулась в кресле.
— Ну хорошо, хорошо. Не буду вмешиваться. До следующего раза. Но если вы так и не возьмётесь за ум, берегись!
Он ушёл, а я осталась с чувством лёгкой досады. Почему мои старания никто не ценит? Я же забочусь. Вкладываю душу. Поддерживаю семейные традиции.
Когда на следующее утро моя ночная рубашка взвилась в воздухе и, вертясь, как пьяный дух банного веника, вылетела через окно, я поняла — пора объявлять войну.
Никаких прелюдий. Никаких дипломатических нот. Это была «пакость». И хорошо спланированная. С прекрасно уловимым ведьминым духом. Видимо, Алесту все-таки проняло. Или Рудольф, наконец, поговорил с неприступной супругой по душам. Маловероятно, конечно, но надежда умирает последней.
Я стояла на балконе, босая, с чашкой утреннего отвара, и наблюдала, как моя кружевная рубашка, эксклюзивная, между прочим, с золотым шитьём, летит по спирали, скручивается в ком и плюхается прямо на голову садовнику.
— Мать Всеблагой Магии, — выдохнул он и с грохотом свалился в розарий.
На мгновение я даже пожалела бедолагу. Идешь себе по рассветному саду, никого не трогаешь — а тут такой сюрприз с небес.
Как оказалось, для меня утренние сюрпризы тоже еще не закончились. Отвар дрогнул в чашке. Я медленно повернулась к пустой комнате, в которой только что ещё висела эта самая рубашка — и поняла, что кто-то явно пожелал испытать моё терпение. Скорее всего — та самая ведьма в образе снохи. Та, которая, как выяснилось, умеет не только мило улыбаться, но и шаманить без палочки и предсказаний на ромашке.
«Ах ты ж…»
Горя праведным гневом, я поспешила вниз, проходя мимо потрясённых слуг, разбитых горшков и кактуса, почему-то оказавшегося на потолке (дьявольщина, надо будет проверить, не заколдовали ли его). Вышла в сад, торжественно отобрала свалившуюся рубашку у покрасневшего садовника, бормочущего что-то о том, что он тут совершенно ни при чем, и, неся её как знамя, направилась в библиотеку. Там, как и ожидалось, Алеста сидела на полу с книгами и высокомерно хихикала.
— Доброе утро, госпожа Мельтон, — сказала она, даже не подняв головы.
— Какое оно, к бесу, доброе, — разъяренно завопила я и встала перед ней, будто совесть перед студентом, не сдавшим зачёт.
— Что-то случилось? — её глаза были невинны, как у белки. Только зубы у этих милых пушистых прелестниц обычно крайне острые.
— Случилось, — я потрясла рубашкой. — Эта вещь только что чуть не задушила садовника.
— Как жаль, — сказала она, не моргнув. — Видимо, в поместье завёлся злой дух. Может, стоит провести чистку?
— Чистку я уже провожу, — процедила я. — С тебя начну.
Она медленно поднялась с пола. И тут наши взгляды впервые за утро встретились. Я видела в её глазах вызов. Она, наверняка, видела в моих — не менее горящий огонь.
— Значит, это война, госпожа Мельтон? — произнесла она, спокойно и почти вежливо.
— Это — предупреждение. А если ты ещё раз пошевелишь хотя бы одной магической ресничкой в сторону моей комнаты — ты узнаешь, на что способна мать, которую разбудили без рубашки. И без кофе!
— Ваш кофе никто не трогал.
— Твое счастье!
Мимо прошёл слуга, увидел нас и замер, прижав к груди поднос с пирожками.
— Живи долго, парень, — буркнула я, мимоходом отщипнув пирожок. — Ты ещё нужен в этом доме. Хотя бы вот, вовремя принести пироги.
Бедолага нервно икнул, поставил поднос на ближайший столик и ринулся прочь, изо всех сил мечтая, чтобы я его не окликнула. Но мне уже было не до него.
Алеста выпрямилась, прищурилась и… улыбнулась.
— Тогда играем по правилам, мадам?
— Никаких правил, ведьма.
— Отлично. Я обожаю импровизацию.
«Вот и славно», — подумала я, уходя с гордо поднятой головой и пирожком в зубах. Эта девчонка, наконец, начала играть по-настоящему. А значит, будет весело.
Это будет женская война. Без жертв, но с последствиями.
С колдовством в подушках, солью под коврами и, возможно, парочкой временных превращений в козу. Воспитательных, конечно.
И пусть сын пока ничего не знает. Ему ещё рано вмешиваться.
Но теперь… теперь я была готова. Это — война.
На следующее утро в поместье раздался первый тревожный звон. Нет, не колокол — визг. Причём такой, что птицы в саду попадали с веток. Даже петух, всегда крикливый и бодрый, спрятался под крыльцом и отказался выходить.
Алеста выбежала из спальни босиком, с взлохмаченными волосами и в сорочке, застёгнутой на одну пуговицу. Зевая и протирая заспанные глаза, с недоумением оглядываясь по сторонам. Но когда она увидела «это», сонливость мигом испарилась с лица девушки.
— Вы… вы что сделали?!
А я стояла внизу у лестницы, грациозно опираясь на перила и попивая утренний отвар с ромашкой. Не выспалась, конечно, но зато как приятно на душе.
— Доброе утро, дорогая. Надеюсь, ты хорошо спала?
С потолка прямо над её дверью свисал букет гремящих кастрюль. Они были аккуратно подвешены на заколдованной нитке, а в каждой — аккуратное послание: «СТАРШИХ НАДО УВАЖАТЬ», «ГРАФИНЯ ВСЕГДА ПРАВА» и «ВЕДЬМЫ НЕ ПРАВЯТ ДОМОМ».
— Пять утра! А вы тут устроили! — Алеста металась под кастрюлями, пытаясь не задеть ни одну. — А если бы они мне на голову упали?
— Почему «если»? — сказала я с самым доброжелательным выражением лица. — И вообще — это подарок. Сыну моему в них готовить будешь.
Из-за двери вдруг показалась растрепанная голова Рудольфа. Сын глянул на меня, потом посмотрел на жену. А после заметил кастрюли, и его глаза округлились.
— Матушка… - простонал он обречённо.
А после нырнул обратно за дверь, оставив Алесту на растерзание мне. Умница, сын. Знает, когда лучше не вмешиваться.
— Вы безумны, — прошипела девушка, прижавшись к стене. — Вы ж сама та ещё ведьма! Даже хуже. Но я не отступлюсь.
— И не надо. — Я сделала глоток, поморщившись от противного вкуса. — Где веселье, если враг сразу капитулирует?
— Это не веселье! — Алеста махнула рукой, и кастрюли разом вздрогнули, опасно качнувшись. Она моментально замерла. — Это издевательство!
— Нет, дорогуша. Это материнская забота. В изящной форме.
Сноха, наконец, выбралась из зоны поражения, обойдя кастрюли на цыпочках, как сапёр. А потом резко повернулась и гордо вскинула подбородок.
— Хорошо, поиграем, графиня. Но учтите — вы пробудили во мне настоящую ведьму. У нас в роду однажды превратили целого герцога в лягушку.
Я еле сдержала смешок.
Вот теперь разговор пошёл по душам.
— Уточни лишь одно, милая. Этот герцог все ещё квакает?
— До сих пор, — буркнула она. — И это несмотря на то, что он снова человек.
— Тогда я жду от тебя чего-то не менее впечатляющего, — я хмыкнула. — Дерзай, ведьмочка. Я люблю изобретательных личностей.
Алеста зашагала прочь, гордо размахивая рукавами. А я осталась у перил и улыбнулась своей чашке.
Пусть сын думает, что я вредничаю. Пусть дворецкий мечтает о пенсии. Пусть даже капуста в саду вянет от наших битв — но я впервые за долгое время чувствовала себя… живой.
Это была не просто война. Это была взаимная школа характера. И в этой войне мы обе победим — или станем очень хорошими врагами. А может, и подругами. Но это только если ведьма сдастся первой.
***
Дорогие друзья!
У одного из авторов этой книги - Юки - вышла чудесная новинка!
Развод с драконом. (не)настоящая семья
Обретя истинную пару, драконий герцог развелся с женой и отправил ее в монастырь, выкинув из своей жизни. Но в ее тело попала я, и обнаружила, что беременна от дракона. А спустя года, когда моя дочь подросла, судьба снова столкнула нас с бывшим и подкинула очередной сюрприз – метка истинности, которую никто не ждал. Кто же на самом деле пара дракону, и что будет, когда он узнает о дочери?
https://litnet.com/shrt/lMKz

Минула неделя с тех пор, как я оказалась в новом мире. И я уже прошла все стадии принятия, добравшись до смирения с судьбой. Впрочем, здешняя жизнь оказалась куда интересней и насыщенней, чем старая, а тело, что досталось мне, было гораздо выносливей и здоровей предыдущего. Спасибо магии и здешним целителям, которые могли, кажется, вернуть мертвеца с того света.
Я потихоньку обживалась и привыкала к своему положению графини, вдовы и владелицы огромного поместья, которое, как оказалось, находилось на самой границе королевства. Опасной границе, за которой не было ни цивилизации, ни городов, а лишь полуголые варвары, что вечно испытывали приграничную заставу на крепость.
Впрочем, мне бояться было нечего, ведь у меня был гарнизон, полный опытных вояк, доставшихся от покойного мужа Габриэллы.
Мы всё так же обменивались «любезностями» с Алестой, и от нашего общения слуги вздрагивали, поместье ходило ходуном, а мой новоявленный сын грозился сбежать в армию.
Я окончательно убедилась в одном: мир — другой, но люди остались те же. Разбросанные носки по углам, ленивые слуги, вечно жующие повара, которых хлебом не корми — только дай посплетничать о господах. А еще… тут повсюду была магия.
Вот бы я могла сказать: «Ах, магия, моя новая судьба! Сила, текущая в крови!» Но нет. Увы.
— Магический потенциал отсутствует, — бесстрастно сообщил мне артефакт проверки, купленный у деревенского целителя по цене очень приличного коровника.
Отсутствует! То есть я — магический аналог деревянной ложки! Даже у нашей кухарки, как выяснилось, есть слабенький дар подогревать бульон в кастрюле. А у меня — ничего, кроме сарказма и высокого давления.
— Ну и чёрт с вами, — заявила я зеркалу и велела седлать лошадь. — Я поеду в город. Если не могу быть магессой, куплю себе всё, чтобы быть похожей на нее.
Город назывался Ланфорд — административный и торговый центр ближайшего округа. На карте он выглядел крупным пятном, а вблизи оказался... хм, организованным бардаком.
Узкие мостовые, лавки, вывески с названиями вроде «Амулеты и Очарования мадам Гризельды» или «Фонари магические и масляные». Повсюду люди — в плащах, мантиях, броне, рваных штанах. Кони, повозки, тележки с кричащими продавцами. Шум, гам, стук копыт и звон стали. И, как водится, никто не смотрел по сторонам, наплевав на дистанцию.
— Осторожней, графиня! — мой кучер едва не сбил гнома, который перебегал улицу с ведром угля на голове. — Тут они все такие, вечно спешат, а потом жалуются, что кто-то их затоптал.
Я выглянула из кареты, приподняв вуаль. И что я увидела?
Город жил. Шумел, пах хлебом и лошадями, спорил и торговался, громыхал магическими вспышками, сверкал витринами. И люди тут были самые разные: сидящий на углу нищий с протянутой рукой, бегающие по улицам оборванцы и усталые рабочие в засаленных робах, спешащие по делам. Но если проехать дальше, минуя окраину, дома становились богаче и выше, а люди нарядней и надменней. И для этого мира подобное было нормой.
Меня немного затошнило от информационной перегрузки, и сначала я пошла в аптекарскую лавку. Взяла амулет от головной боли (на всякий случай), амулет от укусов кровососов, артефакт самогрева чая, зеркало-проверялку на отравления и три браслета-барьера. Один для себя, два для «деточек». Пусть защищаются. Даже если от меня.
Потом — в лавку одежды. И знаете что? Тут, оказывается, можно заказать платье с функцией самоочистки!
Взяв его, я посмотрела на продавца с недовольством.
— И почему я только сейчас узнала об этом? Я десять лет мучилась, отстирывая пятна с бархата зубной щёткой и солью.
Он кашлянул и предложил ткань с эффектом легкой ауры привлекательности.
Я взяла. А вдруг пригодится?
В обед я остановилась в уличной кофейне. Лучший столик, аппетитные запахи специй, и вид на центральную площадь, на краю которой возвышалась академия самой настоящей магии. А вокруг — ряды книжных лавок, ученые в очках, маги в мантиях, и галдящие студенты.
Чем-то напоминало старую Европу, только с ожившими статуями, которые подметали улицы.
Я смотрела, как юноши и девушки пробуют летать на метлах, как старик спорит с дракончиком размером с курицу, как один влюблённый маг рисует огненное сердце в небе, которое тут же с недовольством тушит ведьма, для которой он его сотворил.
Это было красиво. Это было живо. И всё же… где-то в глубине души зудело что-то.
— Ну вот почему, — бормотала я себе под нос, — никто не организует хоть какой-то порядок? Сплошной бардак! Могли бы назначить меня магистром порядка — и через месяц город бы засиял!
Я выпрямилась на стуле, чувствуя, как идеи кипят внутри. А почему бы и нет? Если уж я оказалась в этом мире, лишенной магии, может, моя сила — в этом? В порядке? В жёсткой, но справедливой руке?
Пусть они ещё узнают, что значит жить по расписанию. И да… я возьму ещё один артефакт. На обнаружение лжи. Пусть висит на стене в гостиной. Вдруг пригодится.
Я уже собиралась возвращаться домой — повозка была доверху забита покупками: амулеты, артефакты, благовония от злых духов, три метлы (две шли в подарок, так что взяла), новое платье с функцией обогрева и очень странный, но красивый кулон, который торговец обозвал артефактом защиты, и пообещал, что он защитит от всего, что угодно. Жаль, одноразовый, зато дешевый.
И всё шло по плану. До тех пор, пока я не решила пройтись пешком по переулку — короткой дорогой к стоянке повозок. И едва я туда вошла, как поняла, что лучше бы пошла в обход.
Узкая, извивающаяся словно змея улочка, терялась в полумраке, а воздух был пропитан запахом сырости и гнили. Высокие дома, построенные из серого камня, склонились друг к другу, будто грозя похоронить под собой всякого, кто сюда войдёт. Шум рынка казался далеким, и я словно в другой мир попала. Время здесь будто замерло, и каждый шаг отзывался эхом, словно кто-то невидимый следовал за мной.
И отчего-то я ничуть не удивилась, наткнувшись за очередным поворотом на сцену, будто списанную с криминальных романов.
Трое — двое в плащах и один в капюшоне — вели под локти молодую девушку. И, судя по её виду, она была от этого не в восторге. Вернее, она кричала так, что у меня зазвенело в ушах.
— У меня есть семья! У меня нет магии! Вы ошиблись!
— У всех она есть, — процедил один из мужчин. — Просто пока не раскрылась. Мы поможем.
Поможем? С такой ухмылкой? Угу. Сейчас они ей ещё чайку с травками предложат. Знала я таких помощников.
Никто не вмешивался. Народ проходил мимо, как будто всё нормально. Подумаешь, девицу уводят куда-то в подвал. Бывает. Ага, бывает... пока это не твоя девица.
Я достала из кармана перстень, выбрав тот, что потяжелей и побольше, и пошла вперёд. Шаг быстрый. Спина прямая. Взгляд — ледяной, вымеренный, материнский.
— Оставьте девушку. Сейчас же.
Они обернулись. Один из них — длиннолицый, с глазами как у дохлой рыбы — прищурился.
— А вы кто?
— Я — та, кто сейчас вам настучит по голове артефактом подогрева воды. — Именно его я достала, потому что он оказался таким увесистым, что его можно было использовать, как кастет. — Отпустите девушку, или обедать будете беззубыми.
Между нами повисла тишина. А потом воздух прорезала вспышка света. Кто-то из них решил применить заклинание, но мой кулон — тот самый защитный — вспыхнул багровым, и магия рассыпалась искрами.
— Это что за... — не успел договорить длиннолицый, как я засветила ему артефактом под дых.
Девушка выскользнула, спотыкаясь, и побежала ко мне. Второй ухватился за кинжал — а потом, видимо, заметив мой злобный взгляд, а может констебля, что заглянул в переулок, смылся вместе с третьим.
— Спасибо вам! — девушка всхлипывала. — Я… меня чуть не утащили на эксперименты! Они искали слабых магов. Какой-то орден, что охотится за чужой силой.
— Прекрасно, — выдохнула я, придерживая её под локоть. — Просто отлично.
В нашем графстве, оказывается, охотятся за людьми, а власти — как будто воды в рот набрали. Вот кто им нужен — организатор. Я.
Тот день я, признаться, планировала провести исключительно в конструктивном русле. Утром села за список текущих задач, обнаружила, что одна из лошадей прихрамывает (спасибо криворуким конюхам), и направилась в конюшни, горя от желания навести там марафет и восстановить справедливость.
Конюшни оказались в привычном беспорядке: где-то валялись спутанные уздечки, где-то пахло так, что хоть доспехи надень — не поможет. Но хуже всего была гнетущая, почти осязаемая тишина. Рабочие притихли, завидев меня — и это было тревожным знаком.
Я как раз раздумывала, с кого начать разнос, как услышала незнакомый мужской голос. Ровный. Невозмутимый. Бархатный, но с примесью командного металла. Он отдавал распоряжения о распределении смен на страже и о проверке снаряжения. Голос, который не привык, чтобы ему перечили.
Я свернула за перегородку — и чуть не споткнулась от неожиданности.
Он стоял ко мне спиной, в идеально выглаженной форме, начищенных до блеска сапогах, подтянутый, с широкими плечами и серебряной прядью на виске, сильно выделяющейся на черных волосах. Профиль — как с гербовой печати: хищный, благородный, с безупречным самоконтролем. У его ног копошился взмыленный мальчишка-оруженосец, стараясь не уронить копьё, и тараторя что-то про плохую балансировку.
— ...Если баланс плох, значит, ты плохо чистишь наконечник. И это не копьё виновато, а твои руки, — невозмутимо сказал незнакомец.
Я поджала губы. Мало того, что он почему-то командует на моей территории, чувствуя себя как дома, так я ещё и понятия не имею, кто он такой! Впрочем, одна догадка у меня все-таки была.
— А вы, случайно, не командир гарнизона? - ледяным голосом произнесла я.
Он повернулся, медленно, как в кино. Взгляд — холодный, цепкий, слишком спокойный, чтобы быть приятным. Он окинул меня с головы до ног — не нагло, не снисходительно, а будто сканировал. Как инвентарь на складе.
— Графиня. — Он чуть склонил голову. — капитан Джереми Альмонт. Временно исполняющий обязанности коменданта гарнизона поместья.
— «Временно»? — прищурилась я. — Вы здесь с тех пор, как умер мой муж. То есть два года. Это уже не «временно», капитан Альмонт. Это привычка.
Он кивнул, не моргнув.
— Удерживаю границу. Пока вы закупаете артефакты в лавках, - не удержался он от подколки.
Ах, вот как?
— И пока вы не доглядываете за дисциплиной в поместье, у меня лошади без присмотра, конюхи пьют, а молодые стражи флиртуют с поварихами!
— Значит, поварихи симпатичные. — Он снова кивнул. — Или плохо заняты.
Я вскипела. Буквально. Пар, наверное, из ушей пошёл. Он невозмутим и ехиден, бросает колкости, не повышая голоса. Без ухмылок, без театральности — а я завожусь, не находя себе места от бурлящей в груди ярости. Это было… непростительно.
— У меня просьба, капитан Альмонт. Не лезьте в управление поместьем. Если я захочу услышать сарказм, я посмотрю в зеркало.
Он кивнул. Снова. Словно одобрял.
— Уточню, графиня: я не вмешиваюсь. Я наблюдаю . Чтобы вовремя вмешаться, если ваши методы дадут сбой.
«Ах ты ж…»
— Вы думаете, я не справлюсь? — прищурилась я.
— Я вижу, что вы справляетесь. Просто… ломаете всё по дороге к этому. Интересно наблюдать. Не дает соскучиться, знаете ли.
Ох, как мне хотелось швырнуть в него подкову. Но я сдержалась. Лицо — ледяное. Голос — сталь.
— Я ещё не начинала ломать, капитан Альмонт, — прощебетала я с обворожительной улыбкой. Он должен был понять, что стоит готовиться к переменам.
— Буду в предвкушении. — Он слегка склонил голову, а потом… подмигнул!
Подмигнул!
Вот и скажите после этого, что мужчины за пятьдесят не наглеют.
Но, чёрт возьми… хорош собой. Это бесило ещё больше.
Я развернулась на каблуках и ушла с высоко поднятой головой, чувствуя, как уши пылают от ярости.
Или не только от ярости.
После разговора с этим лощеным военным истуканом я была, мягко говоря, не в духе.
Нет, я не кипела — я бурлила. Как кипящий казан, в который подбросили пуд соли, три головки чеснока и чей-то самодовольный мужланский взгляд. Последний ингредиент раздражал куда больше остальных. И дело было не только в том, что он бросил мне вызов.
Глупо было отрицать, что капитан чувствовал себя в поместье, в котором, на минуточку, именно я была графиней, как в своей вотчине. Он посмел отчитать меня за методы управления, недвусмысленно указать на недочеты. А сам! Наверняка и у него не все гладко, нужно только подловить его на чем-нибудь эдаком…
Разумеется, первым, кто попал под горячую руку, стала Алеста — моя новоиспечённая невестка, чьё существование меня раздражало в принципе, а в такие моменты особенно. С одной стороны, невестка вроде бы нечасто попадалась мне на глаза. А с другой, я отчетливо ощущала ее присутствие: слуги начали сервировать стол чуть иначе, в саду изменилась форма кустов, которую садовник старательно выстригал все утро. И я не сомневалась, что драгоценная Алеста приложила руку к этим переменам.
Я нашла её в саду. Она сидела под цветущей арникой, расплетая какой-то вонючий пучок трав и что-то себе бормоча. Выглядела безмятежно, будто все происходящее вокруг никоим образом ведьму не волновало. Этому спокойствию просто нельзя было позволить существовать.
— Что это ещё за ведьмовщина? — голос мой прозвучал так, что ворон на дереве наверху задрожал. — Ты тут магией, небось, балуешься, а потом крыша в ванной опять течёт! Всё из-за твоих проклятых травок!
Она медленно подняла глаза. Улыбнулась.
Улыбнулась, представляете?
— Это всего лишь сбор против бессонницы, — все с той же милой улыбочкой пояснила Алеста, — Вам, кстати, очень пригодится. Я добавила зверобоя, мелиссы и капельку лунного масла — чтобы не мучили… ну, знаете… неприятные сны.
Я ощетинилась.
— У меня никаких неприятных снов! Только эти ваши отвары и вызывают дурь в голове!
— Значит, не пить, а поливать, — спокойно парировала она. — На удачу. Или, по легенде, чтобы любовные дела наладились.
И вот ведь… Ух, наглость-то какая!
— Себе полей, - отрезала я.
Я поджала губы, решив, что просто обязана установить границы. Бурча себе под нос, я прошлась по саду, указала на криво подстриженные кусты, неудачно поставленные скамейки, и даже на яблоко, гниющее в траве. Выговаривая с таким чувством, будто мир спасаю, от беспорядка и ведьминского мракобесия.
Она же всё выслушала молча, только её глаза блеснули странным огнём. А потом тихо сказала:
— Я всё поняла, графиня. Больше не повторится.
Слишком покорно. Подозрительно. Но я решила, что победила.
А зря.
Вечером я, как обычно, приняла ванну, надела уютный бархатный халат и направилась к себе в будуар, чтобы разложить бумаги и немного поработать над перечнем необходимых покупок для замены посуды в столовой.
И тут… Я увидела зеркало. И вскрикнула.
Нет, я не испугалась, разумеется. Просто... неожиданно.
Потому что в отражении у меня на голове — пышный венок из ромашек и крапивы. Сияющий. С переливающейся подписью «Гроза поместья».
А на щеке… на щеке была нарисована звезда. Красная, как варенье из клубники.
Я подбежала к умывальнику, пытаясь стереть всю эту ересь, но надпись только ярче вспыхнула, а звезда стала мерцать.
— Алеста! — взревела я.
Ответа не последовало. Лишь где-то издалека донёсся тихий смех.
Я вытерла лицо, с трудом оттерев проклятую магию какой-то солью из ванной, которую берегла на случай простуд.
Ах так, да? Ну держись, дорогая невестка!
На следующий день в её гардеробе внезапно исчезли все носовые платки и все туфли на каблуках. А в спальню каким-то образом попал вонючий козёл, которого стража потом два часа выманивала веточками яблока.
Они думали, что это случайность. Но мы-то с ней знали, в чем на самом деле причина.
Вот так мы и играли — в войну без крови, но с обилием реплик, колкостей и мелкой мести. Ни один из слуг не решался вставать между нами. Даже управляющий, видавший немало графских истерик, начал заикаться.
Мир снова обрел краски, правда — с привкусом лаванды, крапивы и лёгкого безумия.
А капитан…
Капитан больше не попадался мне на глаза.
И зря. Очень зря. Потому что следующее столкновение с ним обещало быть гораздо более бурным.
После того как я одержала победу в зеркальной войне с Алестой, я ощутила необычайный подъём сил. Да что там — второе дыхание! И даже не из-за лаванды, которую всё ещё упорно пытались вывести из ковров в восточном крыле. Нет. Это было настоящее вдохновение. Вдохновение действовать.
И я была уверена — снохе это тоже нравится. Кажется, в этом огромном поместье скучно не только мне.
«А что я давно не проверяла? — спросила я себя, размешивая мёд в утреннем чае. — Правильно. Гарнизон».
Эти вояки слишком вольно себя чувствуют. Один прошлой ночью спал на посту — я видела это из окна, когда не спалось. А вчера доклад мне вообще принесли в смятом виде, заляпанный чем-то липким. То ли медом, то ли чем похуже. Но самое главное меня жутко раздражала невозможность приказывать им, и существование неподконтрольной структуры на моей же территории будило во мне настоящую мегеру. Я знала, что это неправильно, что характер у меня не сахар, но ничего не могла с собой поделать.
Что ж, небольшая проверка им не помешает. Приказывать не могу, а вот проверять — сколько угодно!
Я подошла к гарнизонным казармам в любимом бордовом плаще с золотыми пуговицами, с записной книжкой и чернильным пером наготове. Постовые так и дремали на плацу под ласковым утренним солнцем, пока их не разбудил звонкий стук моих каблуков.
— Подъём! — скомандовала я. — Инспекция! Принесите график дежурств, список утренних построений, и пусть кто-нибудь объяснит, почему на флагштоке сушатся чьи-то портки!
И тут появился он. Капитан.
Мужчина вышел из штаба, как из фильма о настоящих военных: рубашка без единой складки, волосы зачёсаны волосок к волоску, на лице маска абсолютного спокойствия, которая сразу вызывала у меня желание проверить, настоящая ли.
Вот прямо сейчас. Пальцем ткнуть и посмотреть на реакцию. Но я, разумеется, удержала себя от глупых поступков и мыслей.
— Графиня, — медленно произнёс Альмонт, едва заметно кланяясь мне. — Что вы делаете в зоне, отведённой для боевой подготовки?
— Устанавливаю порядок, — ледяным тоном ответила я. — Чего тут нет даже в зачатке. Какого лешего у вас вон тот боец чистит меч о гобелен?! А этот... этот пьёт компот на дежурстве!
Капитан подошёл ближе, небрежно поправил перчатку и посмотрел на меня сверху вниз.
— Гобелен был списан. Компот — рекомендован целителями.
Он сделал паузу.
— И, если позволите, графиня, у нас свои приказы, присланные высшим командованием. Ступайте и займитесь прислугой, они ждут ВАШИХ приказов.
— Да как вы смеете! — вспылила я. — Я хозяйка этого места. А вы…
— А я служу королю, так же, как и вы, графиня, — сдержанно усмехнулся он. — В пределах поместья вы можете командовать кем угодно, но гарнизон — моя территория, леди Габриэлла. При всём моем к вам уважении.
Закипая от ярости, я открыла рот, но он опередил меня.
— Прошу покинуть территорию гарнизона. У нас утреннее построение. И крик графини может отвлечь солдат от важных задач.
Вот тогда-то мои щеки запылали. Не от стыда — от унижения. Вон он — стоит с лицом, будто ему только что вручили грамоту за терпение и пять лет без премий. А я — как дура, с блокнотом, которого у меня в руках уже нет: уронила в клумбу.
— Вы… — прошипела я. — Вы… наглец! Хам в мундире! Мужлан, у которого вместо сердца устав!
Он молча наклонился, поднял блокнот, отряхнул и протянул мне с ледяной невозмутимостью.
— Всегда к вашим услугам, миледи.
Ах так?
В тот же вечер в его кабинете внезапно появилась музыкальная шкатулка, которая при каждом открытии играла серенаду с его фамилией, вставленной в текст песни.
Он попытался выбросить её в реку. Она вернулась. С песней в два раза громче.
Но капитан, зараза такая, не моргнул. До определённого момента. Потому что утром я появилась в казармах. С корзиной, полной румяных булочек, умопомрачительно пахнущего копченого мяса, и бутылкой вина. Меня встретили настороженные взгляды, сменившиеся восторженными, едва солдатские носы учуяли аромат еды. А когда на свет показалась большая, оплетенная лозой бутыль дорогого вина, в их глазах я увидела благоговение.
— Это для утреннего чаепития, — сказала я демонстративно, входя в их столовую. — У вашего капитана нет даже времени позаботиться о вашем моральном духе.
И вот тогда капитан Джереми сорвался. Всё, как я и планировала.
Ворвался в столовую со скоростью урагана, ухватив меня за руку, и вытащил в коридоре. Замер напротив меня с налитыми кровью глазами, и вдруг с силой ударил кулаком о стену.
Штукатурка осыпалась на пол, а на его рука появилась кровь.
— Вы ничего не понимаете! — выдохнул он, глядя на меня таким убийственным взглядом, что я отступила на шаг. — Ничего. Ни о моих людях. Ни обо мне. Вы их мне развращаете! Разлагаете дисциплину! А когда придет враг, они будут не готовы противостоять ему! И всё из-за вас!
Молчание было звенящим. Я не знала, что сказать. Он тоже.
Мне вдруг стало стыдно, и захотелось извиниться. Я сама не понимала, что на меня нашло – этот мир словно испытывал меня, и я раз за разом проверяла его на прочность. А заодно и тех, кто окружал меня.
Но Джереми уже отвернулся и пошёл прочь, не сказав больше ни слова. А я осталась стоять в коридоре, глядя на испачканную штукатуркой стену… и на пятна крови, оставшиеся на ней.
И почему-то впервые за долгое время мне стало не по себе.
На следующее утро я появилась в зале для совещаний — как и полагается графине: при полном параде, с тростью для эффектного постукивания и кипой бумаг, которые, впрочем, собиралась использовать исключительно как театральный реквизит. Главное — атмосфера. А там, может, и капитан опять взорвётся. Я уже почти начала получать от этого удовольствие.
Однако капитан сидел за столом как каменная статуя. Ни одного лишнего движения, ни единого проблеска эмоций. Даже лёгкого раздражения.
Гад хладнокровный.
— Доброе утро, графиня, — произнёс он ровным голосом. — Присаживайтесь.
— Уж не собираетесь ли вы выделить мне место рядом с собой, капитан? — с ехидцей уточнила я.
— Оно предусмотрено уставом. — Он даже не поднял глаз. Только слегка кивнул в сторону стула рядом.
Ах вот так? Без даже крохотной капли раздражения? Без привычного «графиня, вы нарушаете протокол»?
Похоже, вчерашний удар по стене и сквозная трещина в его холодной броне вынудили его… закалиться ещё сильнее.
Отлично. Вызов принят.
Мы обсуждали поставки провизии, ремонт северной стены, жалобы жителей деревень.
Он — вежливо, чётко, по делу.
Я — язвительно, хлёстко, с сарказмом.
Но каждый выпад он отражал — молча, спокойно, вежливо, чёрт бы его побрал. А в ответ подкидывал какие-то данные, схемы, доказательства своей правоты. Ехидные замечания и шпильки с меня скатывались, как дождь с крыши.
Когда я с шумом откинулась в кресле, выразительно закатив глаза, он лишь отложил перо, посмотрел на меня и сказал:
— Если вы устали, графиня, могу предложить вам передышку. Или, быть может, мятный настой. — Пауза. — По рецепту вашей невестки.
Вот тут мне понадобилось всё моё самообладание, чтобы не метнуть в него инкрустированный пресс-папье. Неужели эта и сюда пробралась?! Или нет? Я давно подозревала, что Алеста пытается занять мое место, но чтобы так откровенно… Да еще и с таким союзником…
Я решительно и дерзко посмотрела на капитана, собираясь сообщить ему все, что я думаю о нем и его предложении, но увидела, что несмотря на то, что мужчина оставался каменно-невозмутимым, глаза его смеялись.
Подлец. Он издевается. Сдержанно, но издевается.
— Мне не нужен настой. И передышка мне не нужна. — Я склонилась к нему ближе. — Мне нужно только одно: чтобы вы перестали вести себя так, будто вы главнее меня.
— Я не веду себя так. — Он слегка наклонился в ответ. — Просто так и есть.
И это было сказано с таким невозмутимым достоинством, что я… промолчала.
Что было, между прочим, впервые.
В зале повисло напряжение. Воздух стал плотным, как студень сразу после холодильника.
— Хорошо, — сказала я, наконец. — Допустим… ничья.
— Вполне разумно, — кивнул он.
— Перемирие, — уточнила я. — Хрупкое. Временное. Только ради порядка.
— Только ради порядка, — повторил он. И — честное слово — в уголке его губ мелькнула... тень улыбки?
И тут я поняла: он тоже начал получать от этого удовольствие.
Вот сволочь.
Так и сидели до конца совещания. Я — с выпрямленной спиной и гордо вскинутым подбородком. Он — с ровной осанкой и непроницаемым лицом.
Но когда я уходила, я уловила его взгляд.
И впервые не почувствовала в нём презрения или усталости.
Скорее… уважение.
И интерес.
Ну что ж, капитан. Пусть пока ничья.
Но эта война ещё не окончена.
И, быть может, я даже не хочу, чтобы она заканчивалась.
***
Дорогие друзья!
Приглашаю вас в нашу с Ладой Орфеевой новинку:
Пленница темного колдуна
https://litnet.com/shrt/lQxB
Случайный сон старой отшельницы вынудил Варвару отправиться на поклон к темному колдуну, который, по слухам, наложил на деревню смертельное проклятье. Колдун готов его снять, но то, что он просит взамен, невозможно для Вари. Сможет ли она договориться с тем, кто проклял деревню? Или навсегда останется его пленницей? И что скрывает молодец, чьи глаза чернее ночи?

На следующее утро я решила действовать официально. То есть, вломиться на плац с кипой бумаг, цокая каблуками и языком от раздражения. Благо и повод в этот раз был вполне себе настоящий.
— Командир! — выкрикнула я с порога, перекрывая звуки строевого марша. — Кажется, у ваших бойцов с дисциплиной проблемы. Как и с воспитанием. Один из них до смерти напугал мою служанку, размахивая мечом, как он заявил, в качестве тренировки. Другой же своей магией разнёс калитку на заднем дворе, и ещё посмел огрызаться, когда прислуга попросила вернуть всё, как было. Почему вы не следите за собственными людьми?
Плац замер ошеломлённый, и в воздухе повисла тревожная тишина. Воины — закалённые, суровые, некоторые со шрамами и татуировками — буквально застыли в строю. А капитан, стоявший перед ними, медленно обернулся.
— Графиня, — сказал он ледяным, как замороженное озеро, тоном. — Вы, кажется, снова перепутали сферы полномочий.
— Это моё поместье, — отрезала я, нисколько не испугавшись его гневного взгляда. И не таких еще встречали. — И если тут кто-то ведет себя, как варвар, я не намерена это терпеть.
— Гарнизон подчинён короне. — Джереми подошёл ближе, и тень от его фигуры легла на меня, а огонь, полыхающий в глазах, почти обжигал. — А вы пока вроде не были коронованы.
— Но я — графиня. И я не потерплю подобного бесчинства на своей территории!
— А я не позволю, чтобы на моих бойцов рычали без веского повода! — впервые за всё время голос капитана сорвался, и я почти физически ощутила исходящую от мужчины ярость. — Вы, графиня, можете распоряжаться слугами, саженцами и сервировкой, но не дисциплиной в гарнизоне!
— Да как вы смеете?! — У меня аж трость зашаталась в руке.
— Смею. Потому что это моя прямая обязанность. А вы… отправляйтесь дальше конюшни инспектировать.
— Прекратите! — раздался вдруг позади голос сына, и я вздрогнула. — Капитан, ещё одно слово в таком тоне — и я передам прошение о вашем увольнении.
Повернувшись удивлённо, я увидела Рудольфа, который с лицом, пылающим гневом, стоял чуть поодаль, пронзая капитана злым взглядом. Ох, милый мой, ну ты-то куда полез?
— Я подчиняюсь только королю, — отчеканил капитан, не глядя на него. — Вы можете делать что угодно, но решать всё равно не вам.
— Хватит! — Я покачала головой, глядя на сына. — Спасибо за помощь, но можешь не переживать. Я сама разберусь с этим… С капитаном.
Хотелось употребить словечко покрепче, но вряд ли присутствующие мужчины бы это оценили. Пожалуй, шепну это капитану потом на ушко наедине.
— Как знаешь, матушка, - вздохнул Рудольф, даже не пытаясь убедить меня.
Наверное, знал меня лучше, чем я сама себя. Интересно, моя предшественница, похоже, тоже была той еще штучкой, и неизвестно, с кем им тут всем больше «повезло».
— Что ж, капитан, — повернулась я к замершему рядом мужчине. — Надеюсь, мы друг друга поняли. Еще одно такое происшествие, и я не поленюсь дойти до самого короля.
Капитан смотрел мне прямо в глаза, и в этот раз в его взгляде не было ни ледяного спокойствия, ни вежливой иронии. Там было… раздражение. И жар, от которого можно было сгореть.
Он наклонился, на мгновение оказавшись так близко, что мое сердце невольно дрогнуло, и процедил:
— Вы ещё пожалеете, графиня, что решили связаться со мной.
Я усмехнулась, хоть и было не до веселья.
— Посмотрим, кто первым пожалеет, капитан.
Мужчина развернулся резко с такой силой, что плащ взметнулся, как крыло, подняв в воздух клубы пыли. А я осталась стоять, пылая. От злости, конечно. Только от злости. Разумеется.
— Вот это было зрелище, — раздалось рядом ироничное.
Я повернула голову. Алеста, ну конечно же, кто же еще. С коварной усмешкой на устах и корзиной с яблоками, которую явно держала просто для вида.
— Он на вас глаз положил, графиня. Это же очевидно. Я бы на вашем месте уже приготовила вечерний наряд.
— Что за вздор?! — пробормотала я, отводя взгляд. — Не говори глупости. Мы оба терпеть друг друга не можем!
— Конечно, конечно. — Алеста усмехнулась. — Только не удивляйтесь, если он начнет вам цветы таскать. Или кинется вас спасать с мечом наголо.
Не успела я ответить, как она нагло сбежала, оставив меня посреди плаца, среди ошарашенных солдат, с тростью, дрожащей в руке, и щеками, пылающими как угли.
Ерунда. Всё это — ерунда.
Только сердце всё никак не соглашалось.
— Что значит отдохнуть? — прошипела я, прижимая к груди папку с чертежами новой оранжереи. — Я что, похожа на ту, что нуждается в отдыхе?
— Мам, — сказал сын с выражением святой терпимости на лице, — ты за последние три недели устроила три инспекции, поругалась с половиной гарнизона и почти довела до инфаркта повара. Ты либо поедешь в санаторий, либо мы с Алестой тебя туда силком отправим.
— Это всё твоя ведьма придумала? — воскликнула я. — Ты сговорился с ней, что ли?
— Именно. Ради твоего же блага, — улыбнулся он.
Ах вы, маленькие заговорщики.
Санаторий оказался не таким уж и ужасным. Небольшой, но изысканный комплекс на берегу моря, с белыми арками, виноградом по перилам и тенью от платанов. Персонал как по заказу оказался до невозможности услужливым, вежливым, будто чувствовал: графиня Габриэлла Мельтон на пороге — и лучше бы ей всё понравилось.
Ветер пах солью и можжевельником. Чай приносили в изящных фарфоровых чашках, белоснежные скатерти скрипели от крахмала. А в номере был балкон, с которого открывался такой вид на закат, что я впервые за долгое время осталась сидеть на месте больше получаса и даже ни на кого не накричала.
Я почти расслабилась. Почти. Пока на четвёртый день не услышала знакомое рычание с соседнего балкона:
— Этот настой пахнет болотом. Я просил чай с мятой, а не с ряской.
Я замерла, узнав этот голос. Голос того, от кого я сюда сбежала, чтобы привести нервы в порядок. И вот он здесь, словно судьба решила снова поиздеваться надо мной.
— Капитан Джереми?!
Он появился на балконе мгновенно. В простой рубашке, с закатанными рукавами и книгой в руке, которую держал, как клинок. И с ледяной усмешкой на красивом лице.
— Графиня, — кивнул он невозмутимо. — Рад видеть вас… хотя, нет, вру.
— Что вы здесь делаете? — прошипела я, чувствуя, что отпуск летит к чертям собачьим.
— Отдыхаю. Приказ сверху. Мне тоже надо отдыхать, оказывается. Кто бы мог подумать.
Мы переглянулись с неприязнью. Точно дети, которые терпеть друг друга не могут, и которых засунули в один летний лагерь.
На следующее утро мы столкнулись в коридоре. Я в халате из шёлка. Он — в полотенце, выходя из парилки. Взгляд, которым я удостоила его загорелые плечи, рельефную грудь и крепкую задницу, мог бы расплавить металл. Вот же нахал! Ходит тут, сверкает своим голым торсом, никакого приличия! Или… он это специально? Решил меня позлить?
Джереми усмехнулся, ничуть не смутившись, и подошел ближе. Воздуха резко стало не хватать, и я отпрянула назад, стараясь не краснеть, как девчонка. Интересно, под полотенцем он так же хорош?
— У вас такой взгляд, графиня… Если бы не знал вас, подумал бы, что вы смутились.
Я стиснула зубы до хруста и процедила с яростью:
— У вас полотенце сползает, командир. Думаете, настолько хороши, чтобы демонстрировать всем себя?
Он снова подался ко мне и с ледяным хладнокровием поинтересовался:
— Хотите проверить?
— Попробуйте. Получите в лоб заклятьем.
К полудню о нас уже шептались все отдыхающие. Особенно после того, как мы случайно — совершенно случайно! — оказались в одной и той же группе на морскую прогулку.
Он держал меня за талию, когда я поскользнулась на палубе. Я цапнула его за плечо, когда корабль качнуло. Мы оба молчали после этого чуть дольше, чем прилично. И пили чай на террасе, уставившись в море, словно надеялись, что прилив унесёт нас обоих и избавит от неловкости.
Не унес. А вечером состоялся приём. Арфа, вино, лёгкая музыка, вальс. И капитан, стоящий у колонны, смотрящий прямо на меня.
— Танцуете? — спросил он, протягивая руку.
— Только если по протоколу. Без шагов в сторону и порывов сердца.
— Обещаю. Только танец.
И я позволила себе… чуть-чуть забыться. Только вальс. Только море. Только ночь. И рука в руке.
Отдых, говорили они…
На шестой день отдыха я, наконец, призналась себе: я скучаю.
Скучаю по грохоту сапог в коридоре, по крикам слуг, по летающим подушкам Алесты, по сыну и главное по своим обязанностям графини. В этом санатории всё было слишком идеальным. Воздух свежий, подушки мягкие и воздушные, персонал — предупредителен до слёз. Даже чай с лимоном был настолько вкусным, что вызывал подозрение.
И вот, когда я всерьёз собиралась устроить проверку состояния кухни санатория, как раз случилось… оно.
Сначала до моего балкона донёсся писк. Не обычный — магический, с лёгким привкусом тревоги. Потом раздался грохот, и когда я выбежала на балкон, увидела, как в воздухе возникло что-то фиолетовое и… пушистое.
— О нет, — выдохнула я, вскакивая. — Неужели опять кто-то экспериментирует с иллюзорной флорой?!
Не прошло и минуты, как к моим дверям подлетела запыхавшаяся горничная.
— Графиня! Внизу… внизу!.. — Она махнула рукой в сторону внутреннего сада. — Там... слизь! Огромная! Говорит и поёт! И требует абрикосов!
— Ну конечно, — устало пробормотала я. — Шестой день отдыха без происшествий — слишком хорошо, чтобы быть правдой .
Спустившись в сад я замерла, с интересом разглядывая разъярённую, полупрозрачную массу, напоминающую переливающуюся медузу размером с повозку, бледного управляющего санаторием, одного мага, которого слизь почему-то облизывала, и разумеется, капитана Джереми, стоящего прямо перед этой аномалией с мечом в одной руке и заклинанием в другой.
— Я всего на минуту отвернулась, — бросила я со вздохом, подходя к нему. — И вы уже дел натворили…
— Я-то тут при чём? — покосился он на меня с недовольством. — Это же не я вызвал поющую слизь.
— Уверены? Обычно вы с таким же выражением лица лупите манекенов на полигоне.
Слизь в этот момент хрюкнула. Потом протянула щупальце в мою сторону и завопила высоким тенором:
— Графиня! Абрикосов! А то всех заляпаю!
Я отступила на шаг, прячась за спину Джереми.
— Это было жутко.
Капитан тихо рассмеялся, вызвав желание убивать, и невозмутимым голосом:
— Что прикажете, миледи? Уничтожить, заморозить или накормить?
Разозлившись на собственную трусость, я решительно вышла вперёд.
— Начнём с переговоров. Мы же в санатории, а не на войне.
Час спустя мы с капитаном, в компании троих дрожащих подмастерьев, заклинателя трав и одного кота, закармливали слизь абрикосовым компотом и одновременно запечатывали утечку магии в фонтане. Выяснилось, что один из отдыхающих — юный алхимик с манией величия — решил «улучшить» лечебные свойства воды, и подмешал в источник концентрат веселья и вкусовых галлюцинаций. Слизь была побочным эффектом.
— Итак, — подытожила я, когда слизь, наконец, заснула, довольно бурча, — теперь в санаторий вернётся порядок.
— Неожиданно приятно видеть вас в роли миротворца, — заметил Джереми, подходя ближе. — Раньше вы бы просто подожгли всё.
— Значит, я стала мудрей. Или старей. Что, кстати, одно и то же, — хмыкнула я.
— Не наговаривайте на себя, вы прекрасно выглядите. Мне кажется, вы переживете ещё всех нас.
Я подняла бровь угрожающе:
— Вы сейчас комплимент сделали или пошутили?
Но мужчина лишь кивнул в сторону сада.
— Я просто констатирую: где бы вы ни были, порядок не держится дольше недели. Потому что вы сами — ходячее приключение.
Я прищурилась недовольно, хотя признавала, что он прав:
— Тогда держитесь крепче, капитан. Неделя ещё не закончилась.
И он… улыбнулся.
А я поняла, что скучать по дому — это одно. Но скучать по кому-то конкретному куда опаснее. Не успеешь оглянуться, как он поселится не только в твоей голове, но и в сердце.
Последний день отдыха я планировала провести в тишине и одиночестве, наслаждаясь теплым солнцем и природой. Ага. Конечно.
Я проснулась в прекрасном настроении. Солнце, чай на балконе, чайки, не орущие, а мелодично щебечущие — как будто и не на море вовсе, а где-то в сельской глуши.
— Сегодня я точно отдохну, — пообещала я себе.
И уже через час накричала на администратора за криво постеленные скатерти в столовой, дважды отчитала повара за то, что еда оказалась пересолёной, и отругала кухарку потому что она принесла мне вместо чёрного чая с имбирём зелёный с жасмином.
— Графиня, — раздался позади ироничный голос капитана, — вы снова в форме, как я погляжу?
Я обернулась на Джереми с раздражением. Он всё ещё был одет как обычный аристократ, а не военный, но взгляд у него не изменился: холодный, невозмутимый, властный, вызывающий желание вскочить с места по первому же приказу. Не у меня, конечно.
— А вы — всё ещё тут, — заметила я, ставя чашку на подоконник. — Или вы решили стать моим телохранителем и здесь?
— Я защитник, графиня. А вы порой опасны даже для самой себя.
— Я? Опасна? — Я гневно вскинула голову. — Это вы каждый день ходите с таким выражением лица, будто завтра наступит конец света, и вы собираетесь его лично встретить с одним лишь мечом.
— Только потому, что каждый раз, как вы просыпаетесь с намерением «отдохнуть», кто-то либо улетает в портал, либо призывает поющую слизь.
— Это была не моя вина! — прошипела я. — Это был неуч с глупыми амбициями и слишком большим доступом к лаборатории!
— Тем не менее, — отозвался капитан, подходя ближе, — вы тут главный источник хаоса. И, с вашего позволения, я не хочу, чтобы вы рисковали, пока меня нет рядом.
— Ах, простите, командир, что я снова осмелилась действовать по собственной инициативе! — Я начала закипать. — Но знаете, что раздражает больше всего?
— Ваш тон? — невозмутимо уточнил мужчина.
— Ваше лицо! — выпалила я. — Когда вы смотрите, как будто я ваш подчинённый, а не наоборот!
Джереми чуть приблизился, и в его глазах мелькнул тот самый огонёк. Опасный. Привычный. Горячий.
— А вы когда-нибудь слушаете кого-то кроме самой себя? — спокойно спросил он. — Вы требуете уважения, при этом приказываете, как будто держите всех на привязи. Вы хотите признания — но при этом не даёте мне ни малейшей свободы.
— Потому что вы вечно себя ведёте, как будто всё знаете лучше! — выпалила я. — И даже на отдыхе не можете отпустить поводья!
— Потому что если отпустить — вы обязательно куда-нибудь вляпаетесь!
Капитан замолчал, и между нами повисла тишина. Гнетущая, напряженная, словно перед грозой
Мы стояли друг напротив друга. Я — со сжатыми кулаками и бешено колотящимся сердцем. Он — с мрачным, напряжённым лицом и шумным дыханием.
— Я… — начала я, не зная, хочу послать его окончательно или всё же найти общий язык.
— Не надо, — устало сказал Джереми, отворачиваясь. — Просто… уезжайте домой, графиня. Вам там привычнее. И безопаснее.
Он ушёл. А я осталась на террасе, с дрожащими пальцами, солёными глазами — и непрошеным чувством пустоты.
Проклятье. Мне даже отдых удаётся испортить. Но только потому, что он рядом.
Мы ехали в одной карете. Разумеется.
Экипаж прислали из поместья — благоразумно одну, чтобы «не тратиться на излишества», как выразился мой сын в записке. Ах он, стратег мелкий. Всё знал, всё рассчитал.
И всю дорогу мы с капитаном молчали. Я сидела, уставившись в занавеску. Он — на противоположном сиденье, не шелохнувшись. Лишь иногда его взгляд скользил в мою сторону, но мужчина тут же отводил глаза. Казалось, будто бы воздух между нами стал густым и вязким, как мёд. Даже дышать было тяжко.
Сколько бы я ни открывала рот, тут же закрывала обратно, не зная, что сказать, не желая быть первой. Ну и чёрт с ним! Ему же легче, когда я молчу, верно?
Карета неторопливо ползла по просёлочной дороге, и дорога домой казалась бесконечной. Долгие часы, полные напряженного, неловкого молчания.
Прекрасно. Великолепно. Отпуск, чёрт его побери…
Когда через четыре часа пути мы остановились на привал, под удивлённые взгляды слуг я первая выскочила из кареты, не дожидаясь руки капитана. Не хотела больше ни минуты находиться с ним рядом.
Опушка леса, где мы остановились, встретила запахом хвои, трелями птиц и журчанием реки где-то совсем рядом. Слуги тут же поставили небольшой шатер, походный столик, и разожгли костер, чтобы согреть еду и погреть косточки.
Я не стала дожидаться, пока всё будет готово. Просто встала, накинула плащ и пошла вдоль опушки в сторону воды. Ноги сами несли меня прочь, и сердце тоже.
Река оказалась бурной, быстрой, а берег крутым и обрывистым. Зато вид отсюда открывался великолепный. Но я желала лишь убраться подальше от всех. Хотя бы пару минут, просто отдышаться.
Я подошла ближе, собираясь присесть прямо на берегу и отдохнуть. Сделала шаг — и…
— АААХ!
Земля ушла из-под ног. Подошва соскользнула по влажной глине. Я успела только вдохнуть — и полетела вниз, в ледяную воду. Холод резанул лёгкие, в глазах потемнело. Я захлебнулась, и отчаянно забарахталась, безуспешно пытаясь выплыть… Легкие горели огнём, и я успела попрощаться с жизнью, как вдруг услышала всплеск.
Меня ухватили сильные руки, вытягивая за собой, и я вцепилась в своего спасителя, из последних сил выгребая вверх.
Мы вынырнули с рывком, и я судорожно вздохнула, хватая ртом воздух. И только тогда поняла, кто меня спас. Джереми. Я могла бы и догадаться.
Капитан прижал меня к себе и потащил за собой к берегу. Я кашляла, дрожала, и почти не помогала ему, не в силах справиться с собственным телом. Но он не выпускал меня, хотя я видела, как сложно ему дается плыть вместе со мной.
На берегу мы повалились рядом, тяжело дыша. Я вся мокрая, в иле, волосы на лице, платье прилипло, и, возможно, где-то остался мой башмак.
— Гр… графиня… — прохрипел мужчина, не пытаясь встать.
— Ты… с ума сошёл… — выдавила я сквозь кашель. — Ты же мог погибнуть из-за меня!
— Я не мог иначе, — выдохнул он.
Я приподнялась на локтях. Он тоже. С его мокрых волос закапало прямо на хмурое лицо, но он даже не подумал вытереться, глядя на меня так серьёзно, что стало не по себе. В его взгляде не было ни гнева, ни иронии. Только страх. За меня. И что-то… большее.
Он молча обнял меня, прижав так крепко, будто хотел удержать не только тело, но и душу.
Я не спорила. Не командовала. Не язвила и не возмущалась его наглости. Только сама прижалась к нему, ловя тепло его тела. И впервые за долгое время позволила себе просто расслабиться. Никем не командуя. Ничего не контролируя. Просто радуясь, что осталась живой.
Мы сидели так, пока лес не стих, и река не унесла с собой всё лишнее. А к костру вернулись порознь — будто ничего и не было. И о произошедшем напоминало лишь мое мокрое платье, да его задумчивый взгляд, направленный на меня.
Я заранее знала, что день выдастся тяжёлым. Платить налоги — занятие малоприятное, особенно когда приходится везти в город сундук с серебром, а еще хуже — тащить с собой компанию в лице молчаливого, хмурого и подозрительно задумчивого офицера, коего мне, увы, пришлось взять для охраны.
— Без сопровождения вас не отпущу, графиня, — заявил он утром, не спросив, а констатировав. — В лесу орудуют шайки разбойников. Слухи говорят, их там полно, и они совсем обнаглели последнее время. А у вас — целый сундук монет. Вы ведь не хотите лишиться денег? А то и жизни.
Я так выразительно посмотрела на него, что даже кучер вздрогнул. Но возразить было нечего. Он прав, увы.
Карета мерно покачивалась на ухабистой дороге, прохладный ветерок задувал внутрь, разгоняя духоту, и всё шло относительно спокойно... до того момента, как лошади вдруг взбесились, заржали громко и чуть ли не встали на дыбы.
— Что за… — начала я, выглядывая в окно.
И тут же затрещали ветки, а из чащи высыпали шестеро, а может, и больше, оборванных, вооружённых до зубов субъектов. Один даже был с косой. Не в смысле причёски, а с настоящей, ржавой косой.
— Отдавайте добро, и останетесь живы! — завопил один, с таким выражением лица, как будто сам не поверил в то, что сказал.
— Не дергайтесь, графиня, — буркнул капитан. И вышел из кареты, спокойно, как на прогулку.
— Уважаемые, — поучительно произнес он, будто читал лекцию в столичном университете, — вы нарушаете три параграфа закона и подрываете местную экономику. Прошу сдаться до того, как я испорчу вам внешний вид.
Разбойники переглянулись, потом засмеялись. Один сплюнул на землю, другой поднял арбалет, третий достал из-за спины меч.
И тут… Капитан вдохнул — и я почувствовала, как воздух вокруг сгустился. Впервые за всё это время я поняла, что он не просто военный, а маг.
Он протянул руку — без жестов, без выкриков, без пафоса. И воздух вспыхнул серой вспышкой, отбросивший всех нападавших на землю. Трое рухнули без чувств. Двое поползли обратно в чащу. Один остался валяться, стонал о какой-то матери и клялся, что уйдёт в монахи.
Джереми подошёл, снял перчатку, взял меня за руку — и потянул к себе.
— Всё хорошо, — сказал он негромко. — Вы в безопасности.
Я стояла, прильнув к его груди, дыша слишком быстро, и не сопротивлялась. Руки сами нашли его плечи. Он пах дымом, кожей, металлом… и чем-то ещё. Уверенностью. Силой. Спокойствием.
Сердце билось в горле, и я вдруг почувствовала, как всё моё величие, холод и строгость улетучиваются, как пыль с полки.
— Вы… — только и выдохнула я, но слов не хватило.
Капитан смотрел спокойно. Его рука держала меня крепко, но не грубо. В его глазах не было насмешки — только уверенность, как будто он знал, что всё под контролем. И я снова, как в прошлый раз позволила себе расслабиться. Но только на мгновение. А потом испугалась. Того, как мне хорошо рядом с ним, и того, как он на меня влияет. Испугалась сама себя.
— Отпустите меня, — сказала я резко и отстранилась, натягивая на себя маску безразличия. — Вы… слишком много себе позволяете.
Мужчина прищурился и едва заметно усмехнулся.
— Да, конечно. Простите, забылся. Наверное, я должен был позволить этим оборванцам обчистить вас до рубашки.
Я аж задохнулась от его наглости.
— Вам не говорили, что вы грубиян?
— А вы могли бы сказать хотя бы «спасибо», графиня, — ответил он с тем самым невозмутимым выражением лица, от которого мне хотелось либо ударить его, либо…
Нет. Только ударить.
— Благодарю, — процедила я, — но не думайте, что это оправдывает вашу манеру вести себя как герой дешёвого романа.
Он поклонился. Без насмешки, с достоинством.
— Как скажете, графиня. Но если вдруг вам снова захочется оказаться в моих объятиях — просто крикните. Вдруг кто-то снова решит вас ограбить.
И он спокойно пошёл к кучеру, оставив меня стоять с сердцем, бешено колотящимся под корсетом, и желанием…
В городе мы пробыли всего ничего. Я отдала свои кровные казначею в городской ратуше и сразу же отправилась обратно. Джереми сопровождал меня всюду, словно чёртова тень, молчаливая и пугающая. А я старательно делала вид, что не замечаю его.
Обратная дорога оказалась мучительно долгой. Точнее — невыносимой.
Капитан сидел напротив, сложив руки на коленях, выпрямив спину, будто и не было ровным счётом ничего. Ни нападения. Ни разбойников. Ни моих дрожащих рук на его груди.
Мужлан с манерами. Молчаливый, как статуя, и такой же каменный на вид. Наглый, уверенный, раздражающе невозмутимый.
Я сидела напротив, будто на иголках. Разглядывала пейзаж за окном, делала вид, что читаю накладную, пересчитывала остаток монет в сундуке, только бы не смотреть на него. Только бы не вспоминать, как он держал меня в объятиях. И как мне это понравилось.
— Вы вся дрожите, графиня, — вдруг сказал он. — Замёрзли?
— Нет, это от злости, — отрезала я. — Что вы себе слишком многое позволяете. Опекаете меня, корчите из себя проклятого спасителя.
Он усмехнулся небрежно.
— Разумеется. Какой кошмар — быть спасённой. Как вы вообще пережили эту катастрофу?
Я промолчала, стиснув зубы до хруста. Потому что, если начну говорить, выдам себя окончательно.
Вернулись мы в поместье уже под вечер. Слуги зашевелились, увидев нашу карету. А из-за дома вынырнула Алеста, спеша в нашу сторону.
— Всё хорошо? — Она подбежала ко мне, удивлённо взглянула на заляпанное платье и взъерошенные волосы. — Что случилось? Я будто бы что-то почувствовала, пока вас не было.
Я уже открыла рот, но её взгляд метнулся дальше — и остановился на капитане, лицо которого вдруг прорезала улыбка.
И… вот тут началось самое интересное.
— А вы чего такой довольный? — бросила Алеста ему, хмуро прищурившись.
Он приподнял бровь.
— Я доволен всегда. Особенно, когда удаётся сохранить вашу свекровь в целости и сохранности.
— Только не говорите, что вы её спасали, — пробормотала она, скрещивая руки на груди.
— Хорошо, не скажу. Я просто оказался рядом в нужный момент.
— Ага. Случайно, конечно. Интересно было бы на это глянуть, — буркнула Алеста.
— Алеста! — воскликнула я возмущённо. — Это не твоё дело!
— Не моё? — её глаза вспыхнули. — Тогда почему, вы, матушка, выглядите так, будто на вас пахали, а этот… капитан лыбится, словно между вами что-то было?
— Алеста, не забывайся! — возмутилась я, чувствуя, как щеки пылают не хуже, чем костёр.
— Не волнуйтесь, графиня, — неожиданно вмешался подполковник. — Уверен, ваша сноха просто… завидует вам.
Что?
— Я? — Алеста поперхнулась. — Да чему тут завидовать? У меня вообще-то муж есть!
— Ну значит и обсуждать нечего, госпожа, — кивнул капитан, пряча усмешку. — И я надеюсь, вы больше не позволите себе грязных домыслов в адрес графини.
— Вы... Вы... — девушка замолчала, судорожно ища подходящее оскорбление.
— Грубиян, — подсказал он с улыбкой.
Алеста что-то прошипела, развернулась на каблуках и ушла, оставив за собой шлейф магического озноба. Даже трава там, где она прошлась, вся пожухла и пожелтела.
А капитан спокойно повернулся ко мне.
— Вы очень изменились за последнее время, графиня. И я даже не знаю, хорошо это или плохо. Но так определённо лучше.
Я недовольно поджала губы, не зная, как реагировать на столь сомнительный комплимент.
— Идите вы… в казарму.
— Уже бегу, — ответил Джереми и поклонился.
А после резко крутанулся и зашагал прочь, не оглядываясь.
Вот же… невыносимый человек. И почему от одной его усмешки у меня так замирает сердце?
Вечер начинался вполне обычно — я перечитывала учетные книги с фонарём, устав от света магических кристаллов, когда за дверью кабинета кто-то громко постучал.
— Графиня, разрешите доложить, — раздался знакомый бархатный голос. Хладнокровный, уверенный, раздражающе спокойный. Он.
Я раздражённо поджала губы. Вот только я перестала вспоминать о капитане, появляющемся везде в самый неподходящий момент, как надо же — он на пороге моей комнаты. Непозволительное поведение в адрес вдовствующей особы.
Мало мне домыслов со стороны Алесты. так еще и среди слуг всякие шепотки пойдут. Совершенно ни к чему это всё…
Однако, и оставить его за дверью я не могла. Ни нормы этикета подобного не позволяли, ни, что греха таить, моё собственное любопытство. А вдруг, в поместье действительно что-то случилось, а я и не узнаю. Не хватало ещё, чтобы они ухитрились справиться без меня. Так что пусть лучше докладывает.
— Входите, раз уж так настаиваете, капитан, — откликнулась я, не вставая, изо всех сил стараясь придать голосу равнодушие.
Командир вошёл с «докладом»: в руках пара страниц и всё тот же невозмутимый взгляд. Кажется, он чувствовал себя вполне комфортно, его не смущало даже то, что мы остались неприлично одни.
— По всем параметрам гарнизон действует в пределах устава. Но, к сожалению, вы продолжаете вмешиваться в мою юрисдикцию, - начал он резким, официальным тоном. Сразу захотелось что-нибудь в него бросить.
— Это МОЁ поместье, капитан. И вы тут — по договору. Не забывайтесь, - прищурилась я.
Он подошёл ближе, чем стоило бы. Я поднялась, сверкая глазами. Воздух между нами словно накалился. Любой, кто в этот миг вошёл бы в комнату, подумал бы, что мы в шаге от рукотворного землетрясения.
— Вы забываете, что я мужчина. И командир. А вы женщина. И женщине не пристало командовать там, где есть тот, кто может защитить, решить и взять ответственность, — выдал Джереми с такой безмятежной наглостью, что у меня чуть челюсть не отвисла.
— Ах, вот как?! — я возмущённо рванулась к нему. — Женщине?! Не пристало?!
Слова неожиданно закончились. Впервые в жизни я стояла перед человеком, которого искренне считала неправым, беспомощно размахивая руками и открывая рот, как выброшенный на берег карась. Неудивительно, что этой растерянностью воспользовался капитан.
Он схватил меня за талию, потянул к себе резко. Губы коснулись моих в уверенном, властном поцелуе. И как бы я ни собиралась возмутиться… что-то во мне дрогнуло. И тут же я себя за это возненавидела. Резко оттолкнула его.
— Вон! Немедленно! И не вздумайте больше ТАК со мной разговаривать! — воскликнула я, с трудом сдерживая дрожь в голосе. Чёртов капитан…
Он едва заметно усмехнулся, как будто знал, что выбил у меня почву из-под ног. И удалился. Уверенной походкой, не оборачиваясь. Мужлан!
Я кипела от злости. На него. На себя. На то, что внутри что-то опасно вибрировало от его слов. От прикосновения. От взгляда. О поцелуе я и вовсе старалась не вспоминать: слишком остро, тонко, горячо…
Впрочем, как оказалось, неприятности этого вечера на этом не закончились. Потому что вторым неожиданным посетителем оказался Рудольф. И, конечно, кто бы ещё выбрал лучший момент для «воспитательного диалога», как не мой драгоценный сын?
Он отчитал меня буквально за все. И за резкость в отношении прислуги. За непомерную активность. За излишний, по его словам, наведённый именно мной бедлам в поместье. И, конечно, за практически неприличные отношения с капитаном. Именно последние и были причиной того, что я позволила Рудольфу высказаться, вместо того, чтобы сразу отправить его читать Алесте сказку на ночь. Слишком я была дезориентирована поведением Джереми, чтобы с порога выдать отпор зарвавшемуся отпрыску.
— Мама… ты ведь не просто женщина. Ты — графиня, — отчитывал меня Рудольф. — Не стоит вести себя, как девчонка с окраин. Эти разговоры… у всех на слуху…
— А ты мне нравоучения не читай! — вспыхнула я, придя в себя после нервного потрясения. — Я тебя растила, или ты меня?!
Но в следующий момент всё поплыло перед глазами. Грудь сдавило, как будто огромный кулак сжал моё сердце изнутри. Я пошатнулась.
— Мама! — испуганно выкрикнул сын, и его руки подхватили меня, не дав упасть.
Я очнулась только к рассвету. Воздух пах лекарствами и сухими травами. Рудольф сидел рядом, с красными глазами и растрёпанными волосами.
— Прости, — сказал он тихо, — я не должен был…
Я кивнула. Потому что вдруг осознала — я действительно люблю его. Не просто как мальчика, которого мне подарила судьба. А как родного. Как того, что остался в другой жизни, той, откуда я пришла.
Я отвела взгляд и заметила в вазе свежие розы. С резким пряным ароматом, какими не пахли местные сорта.
— Это ты мне принёс?
Сын покачал головой.
— Нет. Это капитан. Он был здесь… долго. Потом оставил цветы и ушёл. Сказал, что завтра заглянет снова. Он беспокоился.
Я ничего не ответила.
Но сердце внутри сжалось снова — уже не от боли. А от чувства, которое я не хотела признавать.
Проклятье. Только этого мне не хватало.