Марина.
Оказалось, что попасть в экстремальную ситуацию можно и на собственной кухне.
И лишиться в одночасье сердца.
Всегда думала, что моя жизнь будет идти своим чередом, спокойным, размеренным ручьем, но в один момент она повернулась и забурлила потоком.
В тот день, когда мой собственный муж вонзил мне ржавый нож в самое сердце и провернул несколько раз, от чего оно начало кровоточить и медленно умирать.
Долго и тяжело, доставляя столько боли, что, кажется, такого не бывает – ни один нормальный человек не может жить с открытой раной в груди от предательства, страшной боли, иссушающих горячих слез.
— Я долго думал... Мне кажется, нам лучше расстаться. Давай разведёмся.
Игорь пришел домой с работы в обед – когда у меня все греется, жарится, парится, когда я сама жонглирую несколькими делами одновременно и не могу собрать себя воедино, в одну личность, которой уже являюсь уже тридцать лет. Просто потому, что у меня на это нет времени, ведь нужно быть настоящей любящей и внимательной женой, совмещать столько дел в одно лицо, тогда как муж занимается только одним – работой.
Сказать, что я была поражена в самое сердце, - значит приуменьшить чувства. Шок, неверие, волнение – все обрушилось разом.
— Почему? Что случилось?
— Мы давно живём будто чужие друг другу. У меня больше нет тех чувств, которые были раньше...
Я помню, что в этот момент мне жутко хотелось, чтобы он поднял глаза и сказал, что пошутил. Что это такая шутка, что это проверка – на мои эмоции, на мое внимание, на мое чувство юмора.
Но шутками и не пахло.
— Игорь, надеюсь, ты сейчас не всерьез.
— Чувства исчезли, и я чувствую себя несчастливым рядом с тобой.
— Несчастливым?!
В сердцевине груди начало зарождаться настоящее горе. Но тогда, в ту минуту на кухне нашего дома, который я с таким удовольствием и вниманием обставляла, мне казалось, что в груди полыхает настоящий гнев.
— Может, попробуем ещё раз разобраться, поговорить обо всём честно? Мы столько лет вместе?
Сколько мы прожили в браке? Мозг закрутился быстро, круто подставляя даты и цифры. Одиннадцать лет.
Одиннадцать!
За это время из молоденькой красавицы я стала… Черт возьми, я стала женщиной, которой просто некогда расчесать волосы, вот кем я стала!
— Понимаешь, я пытался много раз наладить отношения, но понял, что ничего не изменится. Лучше отпустить друг друга, пока мы оба не начали мучиться сильнее.
— Но ведь бывают кризисы в отношениях, которые проходят. Ты точно уверен в своём решении?
— Да, я действительно решил окончательно. Извини, если моя откровенность ранила тебя, но я хочу честности перед собой и перед тобой.
Как мне удалось удержать лицо и не разрыдаться перед ним? Сама не знаю.
Только опустилась на стул, прижала руку к груди и легонько ущипнула себя на запястье.
— Мне кажется, ты торопишься с решением…
— Ничего я не тороплюсь, — вдруг повысил голос муж. — Все уже решено. Разводимся.
— Даже так?!
— Слушай, у меня уже давно другая женщина. Нужно быть полной дурой, чтобы этого не замечать… Не видеть… Не чувствовать…
Перед глазами все поплыло.
Говорят, что в минуту таких страшных откровений у человека мозг становится ясным, кристально чистым, как если натереть уксусом стекло. На самом же деле все происходит иначе. В моем сознании все заволокло туманом, грозовым облаком. Сердце закололо, руки стали холодными, кончики пальцев задрожали.
— Слушай, я не хотел говорить тебе это вот так… Но мне и правда некогда. Через неделю я еду в командировку, хочу до нее все с нами решить.
— А что… что ты собираешься решать?
— Тебе нужно будет освободить наш дом.
— То есть как?
— Очень просто. Снимай квартиру. Помогу на первый месяц. Дальше уж сама.
— Игорь… — я начала вставать, чувствуя, что слезы сейчас польются водопадом, что гнев раскатится по всей кухне и поглотит остатки всего нашего окружения.
— Марин, — он выставил руку вперед, устало отмахиваясь от меня, как от надоевшей мухи. — Давай не сейчас. Вообще не до этого. Официально разведемся потом. Но уже сейчас можешь считать себя свободной женщиной.
— У тебя совесть есть? — не выдержала, выкрикнув, выдавая, сколько гнева плещется в крови.
— Совесть. И желание быть счастливым. С тобой у меня этого чувства нет.
От автора: всем привет! Добавляйте книжку в библитечки, подписывайтесь на страничку) Проды каждый день, завтра увидим героиню спустя месяц там, где она сама себя не ожидала встретить)
История участвует в литмобе “Развод с властным мужем” (16+), смотрите по тегам, будет волнительно! https://litnet.com/shrt/VwJd

Спустя месяц.
Марина
Вилкова, как всегда, выбирает самое неудачное место для нашей встречи. Я захожу в этот модный напыщенный рестоклаб и мои иголочки сразу выпускаются наружу. Не нравится тут все: и слишком громкая электронная музыка, и чересчур красивые девушки в облегающих платьях, и оценивающие взгляды парней.
Снова не вписываюсь в окружение со своими простыми темно-синими джинсами и белой футболкой без надписей. Оглядываюсь на дверь, думая о том, что можно сбежать обратно, но Вилкова уже кричит на весь зал, отчего я буквально сгораю от стыда:
— Денисова! Сюда! Не стой там, двигай жопой!
Пока я пробираюсь между огромным количеством людей к столику с диванчиками в полутьме, в который раз думаю провести профилактическую беседу с бывшей одноклассницей о том, что пора прекращать называть друг друга по фамилии, и орать на всю ивановскую друг другу, привлекая внимание.
— Простите, — практически лбом упираюсь в строгую громаду каменной горы. Фирменная черная футболка. Узкая талия. Рельефный торс. Широкие плечи.
Медленно поднимаю голову выше. Еще выше. Еще.
Громада смотрит на меня веселыми темно-карими глазами. Подмигивает. И вдруг буквально ошпаривает совершенно ясным, внимательным, мужским взглядом от макушки до груди, беззастенчиво определяя главной ее, а не мои глаза.
— Не спеши, конфетка, останься со мной, — глубокий темный голос прошивает молнией вдоль позвоночника, заставляя поежиться. В руке он держит напиток с толстым дном, о который ударяются кубики льда.
Звук приводит в замешательство. От мужчины пахнет грозой, пряной вишней, тестостерон бьется в каждой клетке его тела, он слишком привлекателен и знает это.
Я вспыхиваю, щеки краснеют: кто ему позволял так бесцеремонно меня разглядывать?!
— Да пошел ты, — бурчу беззлобно, огибаю громаду и слышу позади себя томный смешок. Знаю, что это по мою душу, но усилием воли заставляю себя не оглядываться и не показать композицию из оттопыренного среднего пальца, спешу к подружке.
— Вырядилась, как монашка, — недовольно дует губы Вилкова. — Тридцать лет, а ума все нет.
— И тебе привет, — целую ее в щеку в ответ.
Инцидент со столкновением с громадой отодвигается на дальний план. Мы не виделись с Вилковой чуть больше месяца, но все это время были на связи.
Она долго не думает: наливает шампанское, протягивает мне фужер, двигает ближе сырную нарезку.
— Денисова, я от всей души, наконец-то тебя поздравляю с началом новой жизни!
Напиток холодит горло и отдается пузырьками в носу, вспыхивает осколками бриллиантов в уголках глаз. Чтобы скрыть подступающие слезы, смотрю на танцпол, где музыка становится громче, и парни и девушки выходят танцевать.
Прошел месяц с того разговора на кухне, когда муж сказал, что я ему не нужна. Что нашел другую. Что просит меня быстрее освободить дом, в котором я сама лично делала ремонт, выбирала обои, работала с ландшафтным дизайнером, решая, какие деревья будут расти на участке.
Такое чувство, что это было не месяц, в целый век назад.
За это время я собрала вещи, сняла квартирку в городе. И даже нашла работу.
Предательство близкого человека – это, наверное, не такое событие, которое нужно отмечать с шампанским в клубе с подругой. Чтобы отвлечься, думаю о том, что музыка слишком «не моя» - агрессивная, резкая, не знакомая.
— Развод – такое дело, конечно, не веселое. Тем более с твоим. Но это все пойдет тебе на пользу, уверяю. Ты со скольки лет с ним?
— С восемнадцати.
Голос приходится повышать. Я снова поглядываю на дверь. Трогаю часы на руке. У меня не очень много времени на встречу с подругой, но, кажется, я готова его значительно сократить.
— У-у-у, — Вилкова закатывает глаза так глубоко, что это даже кажется немного страшным. — Денисова, это слишком. Это слишком даже для тебя. А у тебя другие мужчины-то были?
Теперь глаза закатываю я.
— Верно я сразу подумала, что не было других, — Вилкова снова разливает напитки в фужеры. — А жизнь меж тем идет. Тебе уже тридцатка!
— Да когда мне, Вик? Когда другого-то найти?
— Верно! — она задумчиво качает головой и оглядывается, прицельно вглядываясь в окружающих парней, которые ни сном не духом о том, что попали в пеленгатор неугомонной Вилковой.
— Я только-только тут обжилась. Переезд, сама знаешь, как пожар. Столько дел! Ладно работу в центре удалось найти, я уже и не надеялась, что повезет так сразу.
— За это надо выпить! — Вилкова вроде бы и радуется за начало моей новой жизни, но мыслями уже не со мной: она оценивает пространство на наличие симпатичных парней в округе.
— Зарплата маленькая, но хоть что-то. Хорошие логопеды нужны, но у меня, сама знаешь, ни квалификации толком, ни клиентов, ни портфолио…
— Я знаю, что тебе нужно делать! — глаза Вилковой загораются.
— И я знаю. Квартиру получше найти. Вторую работу. Может, курсы переподготовки какие…
— Тебе надо отпустить себя на волю и нагуляться!
Глаза Вилковой горячечно блестят то ли от выпитого, то ли от окружения.
— Какие мужики, Вик? Мне не до этого. Вообще не представляю, как это – целоваться с другим. Не говоря уже про секс.
— Ты пей, пей, — подливает мне в фужер шампанское подружка. — И слушай меня. Прежде чем в новые отношения идти, нужно… как бы это сказать… побезобразничать с другими мужиками… Нагуляться…
— Опять ты за свое Вилкова… Говорю же: нет на это у меня ни времени, ни сил…
Спустя два часа музыка уже не кажется мне ни нервной, ни громкой, она отзывается в каждой клеточке тела, в каждом вдохе грудной клеткой. Мы с Вилковой буквально вытекаем на танцпол и танцуем, совершенно не обращая внимания ни на кого. Я совсем забыла, что не вписываюсь со своими простыми джинсами в этот антураж. Что принадлежу к тому типу людей, которых можно обманывать за спиной.
Вика кричит мне в ухо что-то, но я вообще не слышу ее – басы словно заставляют содрогаться мое тело вместе с барабанными перепонками. Она машет мне рукой и идет к выходу с танцпола, в коридор, где находится туалетная комната.
Марина
Просыпаюсь резко, быстро, от звука, будто кто-то хлопнул над ухом. Хлопнул и тут же спрятал ладони. Пару минут смотрю в темный потолок и пытаюсь собрать себя по кусочкам. Вот моя нога, вот рука, вот грудь, вот задница. На всех частях тела – следы чужих прикосновений. Как только осознаю это, покрываюсь краской, тягучей, ошпаривающей все нутро.
Блин, как это все быстро случилось.
Вот только я говорила Вилковой, что не смогу себя представить целующейся с другим мужчиной, как уже оказалась в чужой постели.
Осторожно поворачиваю голову, боясь натолкнуться на полный насмешливого осуждения взгляд.
Сейчас эта тестостероновая гора покачает головой. «Ну ты и шалава, — подумает он про себя. Или даже скажет вслух. — Отдалась при первой же возможности».
Но мужчина спит.
Раскинулся на спине, настоящий лев, хозяин положения. Огромная рука закинута под голову, одеяло скомкано вдоль обнаженного тела – он вообще ничего не стесняется и не боится не только при неровном освещении в клубе, но и дома, в постели с незнакомкой.
Зажмуриваюсь, ослепленная его наготой, мужской силой, властью. И тут же перед глазами встают картинки того, что мы с ним делали здесь, вдвоем на этой самой постели.
Поспешно распахиваю глаза.
Зацелованные губы ноют. Между ног немного тянет. Грудь полна теплоты чужих пальцев и губ.
Торопливо выбираюсь с постели, прижимая к себе легкое одеяло. Оглядываюсь в полутьме, готовая, как лань, рвануть с места, как только он повернется ко мне.
Но ничего не происходит.
Он все также спит, даже не шелохнется.
Не человек. Гора.
Бросаю одеяло на пол и тяну на себя джинсы, ищу на полу футболку, нахожу один носок. Второй обнаруживаю в рукаве футболки. Ищу и не могу найти трусики. Они явно пропали в полутьме небольшой комнаты.
Золушка при побеге из замка потеряла туфельку. Я, Марина Денисова, тридцати лет от роду, женщина в разводе с отягчающими обстоятельствами, - трусы.
Наощупь вываливаюсь в коридор, все также боясь включить свет, действую на ощупь, как мышка.
Бог с ними, с трусами.
Сбежать бы отсюда спокойно, чтобы не столкнуться глаза в глаза на трезвую голову с тем, с кем провела ночь.
Стыдно.
Куртку в руки, ботинки даже не застегиваю. Выкатываюсь из квартиры, закрываю входную дверь. Прислушиваюсь. Щелчка нет, еще раз сильнее подпираю ее.
Она приоткрывается.
Блин.
В старом подъезде с облупившимися стенами пахнет кошками и водой. Неприятный запах еще больше показывает мне глубину моего падения. Мало того, что переспала с незнакомцем, так еще и сделала это в таком отвратном доме…
Возле лифта стоит потертая табуретка. Приставляю ее к двери, чтобы не распахнулась от возможного сквозняка. Пока стекаю по лестницам вниз, открываю приложение такси.
Восемьсот рублей до моего дома… Мысленно присвистываю. Куда меня занесло? Вообще в другой город?..
Ладно. Голову пеплом посыпать буду потом.
И только в салоне автомобиля немного выдыхаю, ощущая себя в сравнительной безопасности. Человек-гора останется в прошлом, все забудется постепенно. Город большой – его жилье находится в восьмиста рублях от моего.
Никто и ничего не узнает.
— Трудная ночь? — улыбается водитель. Подступает утро, рассвет брезжит в зеркалах, просыпаются дома и детские площадки, и чем больше метров отделяет меня от той злосчастной квартиры, тем легче дышать моим легким в грудной клетке.
— Бывало и получше.
Он смотрит пристально и мне кажется, что понимает всю глубину моего позора, моего падения. Поэтому торопливо прячу взгляд в переписку с Вилковой… А сама тону в воспоминаниях вечера. Тягучих, сладких, постыдно-приятных…
— … Какая ты холодная, — шепчет мне в ухо человек-гора. — Я согрею.
Я подаюсь вперед, касаюсь губами его горячих, полных, красивых губ, и снова чувствую разряд тока.
— Как тебя зовут, конфетка?
Молчу, только улыбаюсь и отчего-то наслаждаюсь его ароматом, который опутывает, обволакивает, запутывает сознание.
— Меня – Павел. Мое имя ты будешь шептать, когда будешь просить двигаться быстрее. В тебе.
Мне становится смешно. Какой же он упертый. Какой самоуверенный.
Не выдерживаю и прыскаю ему в плечо.
Он смеется тоже.
— Вика, — представляюсь, конечно же, не своим именем. Думаю, Вилкова меня простит.
— Поехали ко мне, Вика.
Отрицательно мотаю головой и улыбаюсь. Не могу сдержаться – его смешливый взгляд теперь не давит, хотя в его глубине я ощущаю какое-то напряжение.
— Ты не пожалеешь, я умею делать девушке приятно.
— Не сомневаюсь, — смеюсь в голос, откидывая голову назад. И он пользуется ситуацией, проходит губами прямо по внутренней стороне горла, от чего по моему телу бежит дрожь.
— Спасибо за танец, — отпускаю его и выдвигаю вперед руки, отрицательно мотаю головой, когда он делает шаг вперед. — Я тут с подругой и продолжения мне не нужны.
Он немного выпячивает нижнюю губу, я чувствую, что противостоять Павел умеет очень хорошо. Потому прищуриваюсь, показывая, что ничем хорошим наша перепалка не закончится. И он вдруг сдается.
Подмигивает.
— Хорошего вечера.
Когда я иду к столику, где уже пьет шампанское настоящая Вика, ноги немного дрожат. А телу словно не хватает тепла, которое оно только что ощутило.
— Денисова, где ты гуляешь, шампанское уже согрелось.
Улыбаюсь как дурочка, но тут же принимаю серьезный вид.
— Так, на чем это мы закончили с тобой? На том, что тебе нужно нагуляться. Точно. Выбирай себе партнера побрутальнее. Покруче. Потом будет совсем не до этого. Пусть даже будет каждую неделю новый. Наешься этого добра до отвала, выберешь, кто больше подходит для жизни.
Делаю глоток и качаю головой. У Вилковой – язык без костей, это точно. В школе нас вечно рассаживали, чтобы своим жужжанием не срывали уроки.
— Только смотри, чтоб симпотный был. Сильный. С деньгами опять же. А через пару месяцев замуж. За нормального, адекватного, простого. Денежного.
Марина
— Марина, ты заставляешь меня волноваться. А мне нельзя. У меня давление.
Бывшая свекровь могла бы и не дергаться с утра пораньше. На часах стрелка еле доходит до половины восьмого утра. Однако он тут. В моей снятой месяц назад квартире. Смотрит на меня снисходительно.
— Почему трубку не берешь?
Я стою на прохладном полу, по которому гуляет сквозняк и ежусь под полотенцем. С волос капает вода, которая тут же становится ледяной и неприятной. Свекровь продолжает отчитывать.
— Когда я звоню, сразу же реагируй. У меня сейчас столько забот, хлопот…
— Да, да, конечно, Елена Альбертовна, — блею, ощущая себя маленькой девочкой, которую поставили в угол за безобразное поведение. Душа сжимается, сжимается в одну точку. Еще чуть-чуть – совсем исчезнет по давящим взглядом бывшей свекрови.
— Обуйся, христа ради. Где твои тапочки.
— У меня нет…
Она закатывает глаза. Сама стоит в коридоре у ванной комнаты в бежевом пальто, идеально слепящих белизной ботиночках.
— Ну я так и думала.
Съеживаюсь до размера червяка от ее замечания.
— Чаю будете?
— Да бог с тобой, — отмахивается она и идет по направлению к открытой входной двери. — Какой чай. У тебя кроме кипятка, небось, ничего и нет.
— Уже уходите? — блею, откашлявшись.
Все приятные эмоции, в которых я варилась последний час, схлынули. Я снова ощущаю себя жалкой, потерянной, никудышной девчонкой.
— Мне пора, столько дел, сама же знаешь… Как все успеть? Ладно по пути к твоему дому заехали. Раз ты трубку так долго не берешь!!
Елена Альбертовна вышагивает королевой, захлопывает за собой дверь моей съёмной однушки.
Выдыхаю.
— А ключи… верните… пожалуйста… — бурчу себе под нос. — Зачем вам ключи от моей квартиры…
Свекровь, конечно же, меня не услышит. Вообще все, что скажу, останется только со мной. Останется между мной и моими пальцами ног, которым, собственно, и говорю, заготовленную с месяц назад фразу.
Настроение напрочь испорчено. Чувство, что я нахожусь в социальной цепи ниже плинтуса. Бесполезная, жалкая, еще и… гулящая…
От последней мысли вздрагиваю, даже оглядываюсь немного: вдруг кто заподозрит, что ночь я провела не дома, а в постели с чужим мужиком?!
Но стены с простенькими обоями, тускловатым светом и прохладными полами не отзываются и не глядят укоризненно. Поэтому шлепаю в комнату, быстро одеваюсь, игнорируя джинсы, которые, казалось, помнят следы моего вчерашнего падения в пропасть, достаю утепленные брючки, черную простую водолазку, нахожу в сумке малиновый бальзам для губ.
— Вы не правы, Елена Альбертовна, — говорю сама себе в зеркало перед выходом. — Я и сама в состоянии позаботиться обо всем. Я взрослая. И помощь мне ваша больше не нужна. Верните, пожалуйста, ключи от моей квартиры.
Киваю сама себе. Скоро, совсем скоро скажу ей это в лицо. А пока… пока говорю своему отражению в зеркале. И кажется, что ловлю в глубине зрачка ту самую решимость, затаенную сталь, на которую откликалась, глядя в глаза своего случайного любовника сегодняшней томной ночью.
Дорога до центра занимает не много времени, меньше получаса на автобусе, и я уже на месте. Мы договорились, что я отрабатываю эту неделю бесплатно, и меня оформляют в штат. Сначала группа будет небольшой, но позже я смогу брать прямо тут дополнительные занятия, оплачивая только аренду помещения за действительно смешные деньги.
За это мне нужно поблагодарить Елену Альбертовну. Она сразу нашла телефон своей бывшей приятельницы, которая устроила мне собеседование в день моего переезда в город.
— Марина, доброе утро, — встречаемся мы с директором в коридоре.
Тепло улыбаюсь в ответ.
— Ты сдала медкомиссию?
— Все уже в кадрах, осталось только написать заявление на прием в штат.
— Хорошие новости! — моя директор легонько дотрагивается до локтя. — Ты хорошо отработала прошлую неделю, коллеги отозвались положительно.
Мне приятно это слышать: я действительно старалась, готовила уроки.
— Давай сегодня и подпишем заявление, завтра – первый официальный рабочий день.
— Спасибо вам большое!
— Только Елене Альбертовне пока ничего не говори, — понижает голос она. Кажется, не только я побаиваюсь эту властную женщину. — Я ей обещала, что трудоустроим тебя через две недели испытательного срока.
Подмигиваю и пожимаю теплую руку.
Как хорошо, что хотя бы в этом вопросе у меня есть союзники!
— Поскольку ты – в штате, присоединяйся к нашей учебе.
— Как, опять учиться? — неловко посмеиваюсь.
— Для сотрудников центра организовали учебу, бесплатно разумеется, по оказанию первой медицинской помощи. «На пульсе». Сегодня в три придет специалист, проведет занятие. Ничего сложного. Наоборот, интересно.
— Лишним не будет, — соглашаюсь и киваю.
Согласна на все, даже полы мыть после занятий, только бы скорее закрепиться в городе, чтобы все уже решить, все поставить на рельсы.
В последнюю неделю мне вообще кажется, что я не живу, а только все готовлю, готовлю к тому, чтобы начать полноценную жизнь. И только ночью вдруг просыпаюсь с немым вопросом на испуганных холодных губах: а вдруг она, эта полноценная жизнь никак не начнется?!
До трех часов время бежит, летит, стремительно несется. Но я не ощущаю усталости – впервые применяю на практике с таким количеством детей все то, чему училась пять… почти шесть лет…
Когда вхожу в аудиторию, сажусь на свободное место в середине. Нас собралось немного – в центре много учителей, педагогов, и почти все здесь. Человек двадцать. Улыбаюсь всем, здороваюсь с теми, кого знаю. Приятно ощущать себя частью сообщества.
По привычке расправляю челочку на лбу, как шторку, отгораживаясь от большого количества людей, и так и замираю с поднятой рукой.
Потому что дверь в кабинет отворяется.
И входит тот, о ком я почти забыла.
— Добрый день, — глубокий темный голос прошивает молнией вдоль позвоночника, заставляя поежиться. Я чувствую фантомный запах грозы, пряной вишни, тестостерона.
Марина.
Считается, что я нахожусь в разводе. И я себя считаю разведенкой. Но на самом деле это не совсем так. Вернее, совсем не так.
Замуж я вышла в восемнадцать, по настоящей, большой и чистой. Игорь был старше, казался таким оплотом надежности и уверенности, и мне ничего не оставалось делать, как упасть к нему в объятия и пропасть в них на долгие годы.
Быт, семья, - все закрутило, завертело, и вот уже оказалось, что я совсем не та, кто ему подходит, кто нравится, кто зажигает. И меня можно променять на другую женщину. Легко и просто, как чашку в шкафу. Одну выкинул, другую купил.
Ума не приложу, как я вообще выдержала тот разговор.
Вилкова считает, что я – дура, и мне нужно было остаться в этом доме, где все было по-настоящему моим, несмотря на то, что я не работала и деньги в семью приносил Игорь, и даже кухонные полотенца были куплены на его средства.
А я просто не могла.
Не могла бороться. Кусаться.
Он сказал, что у него другая женщина.
Что семья – это не то, что ему сейчас нужно.
Как я могла находиться в стенах, где были сказаны такие жуткие слова, где было искромсано мое сердце?
Поэтому собрала вещи и переехала в город.
Даже не оформив развод.
Без денег, толковой поддержки, опыта работы.
Да, сейчас все непросто.
Но я приду в себя, немного залатаю свое кровоточащее сердце и зацеплюсь тут. Буду землю грызть зубами, ногтями, только бы выжить.
И выживу.
Потому что у меня, просто-напросто, нет другого выхода.
Хочу встать на ноги. Хочу, по крайней мере, попробовать это сделать.
Прийти и бросить ему в лицо: «не ожидал? Не думал, что я могу быть такой? Достойной? Крутой? Деловой? Что могу прожить без тебя?».
И вот уже тогда оформить развод. И плюнуть в лицо. И послать куда подальше. Сердце снова дрожит в груди. Снова бьется неровно, снова кровоточит рана.
За этот месяц он ни разу – ни разу не позвонил, не написал. Только Елена, блин, Альбертовна, тут как тут. Всегда поблизости со своим контролем…
— Добрый день, — глубокий темный голос вмешивается в мои мысли, прошивает молнией вдоль позвоночника, заставляя поежиться. Я чувствую фантомный запах грозы, пряной вишни, тестостерона.
Человек-гора, моя вчерашняя ошибка, обводит взглядом аудиторию и останавливается на мне, выкидывая из собственных мыслей.
В глубине его черных глаз сверкает огонек неверия, узнавания, а потом появляется что-то такое нехорошее, тяжелое, даже злое. Мужчина прищуривается.
— Ой, какой красавчик, — слышу шепотки по залу. Женская аудитория, кажется, не ощущает от него никакой опасности, один только сплошной тестостерон, который сбивает с ног, заставляет плавиться мозги, а пальчики в кроссовках – поджиматься от чего-то томительного, неясного, волнующего.
— Сегодня занятия проведу для вас я. Павел Сухов. МЧС.
— Ухмхма, — пробегает невнятный пожарчик по аудитории, и в кабинете становится жарче.
Я втягиваю голову в плечи.
— А можно вопрос? — поднимает руку кто-то из женщин в глубине зала.
Он смотрит резко в ту сторону, и я, потеряв зрительный контакт, стекаю вниз по спинке стула, желая стать маленькой букашкой, которую никто не видит, и сбежать отсюда далеко-далеко.
Туда, где никто и ничто не напомнит мне о моем грехопадении.
— Сколько вам лет? — кокетничает кто-то.
Мужчина ухмыляется.
Очень хорошо помню эту ухмылочку.
Только он вот так дернул губой, как я сама поцеловала его. В эти самые полные, красивые губы…
Вот черт…
Прикрываю глаза и мысленно стону.
Как я могла?
Как? Я? Могла?
— Двадцать пять, — бросает Паша и я ощущаю, как мои ладони становятся горячими. Боже, он еще и младше меня! Какой невероятный, ужасающий кошмар! — Есть еще вопросы? По делу?
Он обрывает на лету рой вопросов, которые, судя по всему, хотят задать девушки и женщины нашего центра. Настроение из игривого сразу меняется. Ощущается гроза, здесь даже, кажется, становится темнее, чем было.
Не поднимаю голову, так и сижу, как маленький черный шарик, старательно сливаюсь с партой и стулом, робко поглядывая на дверь, планируя побег.
— Сегодня будем учиться делать искусственное дыхание.
— Я б такому разрешила сделать мне искусственное дыхание, — слышу приглушенное рядом и старательно держусь, чтобы не застонать от бессилия.
И тут же ощущаю, как внутри нарастает нервный смешок.
Сегодня рано утром я сбежала из его дома, вызвав потихоньку такси, и напарываюсь на него уже здесь, в центре, спустя всего несколько часов. Воистину, у вселенной на меня какие-то особые планы!
— Сначала покажу на манекене, — поглядываю краем глаза, что происходит. Мой мчсник легко подхватывает внушительный манекен и укладывает его на пол.
А потом встает и быстро оглядывает всех.
Девушки и женщины выпрямляются.
Кажется, что по аудитории пробегает дрожь ожидания и волнения.
— А потом покажу на живом. Человеке.
Он замолкает, и я поднимаю глаза.
И тут же понимаю, что допустила чудовищную ошибку.
Попалась!
Как мышь в мышеловку!
Не нужно было мне смотреть на него, не нужно было!
Потому что мы сейчас глядим друг на друга, и кажется, что он одними глазами говорит, что мне не стоит ждать ничего хорошего.
Тихонько вздыхаю, когда слышу непоколебимое:
— Вот на вас и покажем, девушка, — снова чуть оттягивает губу в сторону. — Как правильно делать искусственное дыхание.
От автора:
Дорогие читательницы, хочу пригласить вас в эмоциональную новинку от Киры Вербицкой!
ВЛАСТНЫЙ МУЖ. РАЗВОДА НЕ БУДЕТ! https://litnet.com/shrt/0uJj
16+
Марина
Дыхание. Искусственное дыхание. Рот в рот. Вот черт. Смотрю на дверь, думаю, что как только встану из-за стола, сразу же рвану вперед, и вылечу отсюда пулей. Не задержат же меня силой?
Рассчитываю траекторию своего движения все время, пока аудитория заворожено глядит, как делают искусственное дыхание резиновому страшному манекену. Мне ничего не видно – перед глазами плывут волны, пульсируют космические черные дыры, прыгают разноцветные мячики.
Все это вообще неправильно – встреча со случайным любовником, вторым, по сути, мужчиной, в жизни, на рабочем месте. На новом рабочем месте.
— Жмем на грудную клетку аккуратно, но сильно…
Все это слышу сквозь вату в ушах. А может быть, положить на губы платочек? И тогда мы не соприкоснемся рот в рот…
— Если нажмем сильно, есть риск сломать кости…
А может быть, он мне сломает пару костей, а я уеду на скорой помощи в больницу?
— Девушка, прошу вас, проходите, ложитесь, — грудной мужской голос будоражит, запускает россыпь мурашек по коже.
— Я?
— Вы, вы, — он смотрит пристально, заставляя повиноваться. — Скорее.
Дважды натыкаюсь на углы парт по дороге, но не ощущаю боли. Один только стыд, волнение, мятеж в душе.
Павел легко перекидывает резиновый манекен на пол, оставляя мне место – расстеленный на полу матрас.
Подмигивает.
Я выдыхаю и вдруг мне становится смешно.
«Девушка, прошу вас, проходите, ложитесь», — специально ведь так сказал, чтобы подсечь, словить! Чтобы напомнить о том, что было вчера, показать, что ничего не забыл. И точно-точно меня узнал, несмотря на то, что я выгляжу совсем не так, как вчера!
Смешно, черт побери!
Кряхтя, укладываюсь на матрас, вокруг тут же появляются люди, всем интересно, смотрят, шепчутся.
Я подергиваю ногами. Скорее давай уже!
— Больно не будет, — шепчет мне Паша одними губами, и я закрываю глаза и начинаю подергиваться от смеха. — Девушка, серьезнее, пожалуйста, вы тут умираете вообще-то.
— А давайте я вместо нее?
— А можно я?
— Марина еще новенькая, почему новичкам так везет? — все эти возгласы вокруг меня смешат еще больше, и тело содрогает довольно крупная дрожь.
Мчсник складывает ладони на моей груди, несильно давит на точку под грудью, освобождая легкие от воздуха. Все происходит не по-настоящему, вполсилы, но его руки, прикосновения даже сквозь ткань будоражат, тревожат, цепляют какие-то крючки в душе и теле, отчего я мгновенно заливаюсь краской. Боюсь открыть глаза, чтобы не попасть снова в его ловушку, не ощущать себя пригвожденной к месту.
И вдруг он нагибается и прикасается теплыми губами к моим.
И я ощущаю, что он тоже улыбается.
Мы практически смеемся друг другу в губы, и от этого вдруг на сердце становится так хорошо и легко, что мне невероятно сильно хочется – даже на кончиках пальцев покалывает от электричества – задрать свои руки, ухватиться за его шею, провести по коротким волосам на затылке.
«Проходите, ложитесь», — нет, ну каков, а?!
— Тшшш, — шепчет этот гад мне прямо в рот. — Вечером начнем с этого же момента.
Я не могу сдержать смешка, смеюсь уже почти в голос, пресс напрягается.
Самоуверенность у него, конечно…
Я от него сбежала утром, чтобы не испытывать чувства стыда за внезапный секс на… даже не на свидании! А он уверен, что все повторится, и нас ждет продолжение.
Он снова показывает движения ладонями у меня под грудью, почти не прикасаясь к телу. Однако всем все понятно, что делать, как действовать. Какие, все же, все умницы тут в центре!
— И наш пострадавший приходит в себя, — на этих словах я широко открываю глаза. Паша подает мне руку, помогая подняться с пола, девушки и женщины расступаются, кто-то даже пару раз хлопает в ладоши, как будто мчсник действительно вернул меня с того света.
— Спсссибо, — бормочу горящими губами.
Он быстро нагибается к моему уху, и шепчет, от чего волнение прокатывается по позвоночнику прохладной каплей воды:
— После работы буду ждать тебя на парковке.
Я только ошалело моргаю, решая послать его лесом прямо сейчас при людях, или сделать это позже.
Но ответить не успеваю, девушки налетают на Пашу как волна, как сель, погребая под собой – одна только голова с могучими плечами возвышается над всеми этими макушками. Они задают вопросы, просят что-то показать снова, хотят тоже попробовать себя в роли экспоната, тренажера для оказания помощи.
Сажусь за парту и прижимаю к горящим щекам холодные ладони.
Надо же, надо же.
И как мне теперь быть? О чем с ним разговаривать?!
Хотя, думаю, пока закончится моя смена, он сто раз передумает дожидаться и просто уйдет. Если так подумать, он получил, что хотел. Я, думаю, тоже. Зачем ему искать встречи и говорить со мной?
— Большое спасибо! Спасибо! Если будут вопросы, на все ответим! — две девушки в профессиональных жилетках, организаторы, встают, улыбаются, наводят порядок.
Пора работать…
Я выхожу в коридор вместе с коллегами, которые бурно что-то обсуждают, смеются, а сама думаю о том, что жизнь сделала слишком крутой поворот, слишком. Еще месяц назад я и подумать не могла, что окажусь в такой ситуации. а сейчас… Сюрпризы сыпятся каждый час.
Еще и этот разговор, который, наверное, совсем ни к чему. Нет, все же, он точно передумает и уйдет. Когда я завершу рабочий день, его точно не окажется на парковке.
— Ребята, привет! — встречаю свою группу. Настроение тут же меняется, по синусоиде взлетает вверх. Их всего пятеро, это детсадовцы, занятие будет одновременно и легким, и нет.
Нужно следить за их вниманием, которое иссякает также быстро, как родник в пустыне. А как уследить за вниманием пяти ребят, когда мое собственное пропало, осталось там, в зале, где моих губ едва касались другие, полные, сильные и уже знакомые губы?!
Качаю головой и усмехаюсь сама себе под нос.
— Давайте начнем с зарядки. Попрыгаем как зайчики ровно пять раз.
Марина
Мне и везет, и не везет одновременно. Даже не знаю, как все это объяснить. Слишком, слишком много событий на одну мою голову!
Весь день невероятно суматошный.
Как только моя первая группа закончила упражнения, я передала малышей нашему куратору – воспитатель проводит ребятишек дальше, в другой зал на следующее занятие. Открыла дверь, чтобы проветрить кабинет, и не подходить к окну, за которым маячил Паша, и тут услышала резкие крики. По дороге двое подрались, уж не знаю, что они там не поделили. Мальчик резко дернул Софию за руку, и она бухнулась на пол, рыдая громче, чем звонит мой будильник по утрам.
Девушка-куратор растерялась, не поняла, как быть.
Я же испугалась, что может быть вывих – в таком возрасте у ребятни все еще сырое, не до конца сформированное, так скажем, вывихи-порезы-трещины могут появиться на пустом месте.
И потому сразу написала сообщение маме девочки, что везу малышку в больницу. И выбрала самый легкий путь – машину Паши на улице, чтобы не ждать такси и успеть обратно в центр ко времени, когда соберется моя вторая группа.
Рентген делаю вместе с Софией, захожу в кабинет, помогаю ей раздеться до маечки, справиться со страхом, успокаиваю как могу. Шесть лет – это не шестнадцать, не шестьдесят. Малейшее отклонение от курса привычной жизни воспринимается как катастрофа, не говоря уже о путешествии в больницу с незнакомым дядькой, который выглядит как гора, и учительницей, которую знаешь без году неделю.
— Ну, вот и все, — подхватываю девочку на руки и выхожу в коридор.
Рентген сделали, медсестра сразу сказала, что вывиха нет. Одной рукой я строчу сообщения в центр и маме Софии, а другой придерживаю легкую, воздушную девочку. — Сейчас обратно в кабинет к врачу, и все, мы свободны!
— Сонечка! — а вот и мама. Молодая женщина в расстегнутом пальто, растрепанными волосами и огромными глазами ясно показывает всем своим видом, кто тут настоящая мать, кто действительно натерпелся ужаса.
Она бросается ко мне, перехватывает дочь и начинает ее зацеловывать.
Я терпеливо жду и неловко улыбаюсь – все в порядке, можно не беспокоиться, никакого вывиха. Один последний прием у врача, и все. Сейчас она повернется, и скажет: мол, спасибо вам, что вовремя все сделали, еще и без очереди ребенка сводили на рентген, благодарю, спасибо…
Выдыхаю спокойно: я везде успела, сделала все от меня зависящее…
— Что вы наделали! — вдруг поворачивается она ко мне всем корпусом, глаза горят и метают молнии. София прячет голову у нее на плече. — Вы мне чуть дочь не угробили!
Я застываю, как громом пораженная.
Скромная улыбка сходит с бледного лица, как растаявший снежок.
— Я вам самое дорогое доверила, а вы?!
— Я-а-а, — моргаю несколько раз, открываю и закрываю рот, словно рыба на льду.
— Да я на вас в суд подам! — горячится женщина, лицо краснеет, она сама себя заводит еще больше. — Будете знать, как детей до больниц доводить!
— Да-а-а-а я-а-а, — все еще пытаюсь взять себя в руки и пресечь поток несправедливых обвинений, но ничего не выходит. Женщина уже наступает на меня, вся очередь заинтересованно глядит на бесплатное представление, я краснею, бледнею, отступаю к стене, София начинает плакать от подступившей истерики матери.
— Вы мне ребенка решили инвалидом сделать?! — она сама себя накрутила, пока бежала сюда, и пристальное внимание большого количества людей просто выдернуло чеку, фейерверк эмоций запускается по одному, по очереди, но бьет меня прицельно – я даже не могу собраться с духом и прервать поток ее оскорблений.
«Козлина вызывает…»
Вот блин. Хочется просто выбросить сотовый телефон в сторону, нажать на стоп, чтобы вся эта ситуация разом прекратилась.
Безудержно давит виски.
Давление нарастает быстро, сильно, я дергаю рукой, оправляя челку, как шторку.
— Мамочка, вы дочку-то не пугайте, — слышу сквозь звон в ушах.
Паша наступает сбоку, как медведь, как гора, как бронепоезд, идет ровно на нее.
— Врач сказал – все о-кей, сейчас вам больничный выпишут, мне уже сказали, что при таких незначительных травмах нужен покой.
— Да вы вообще кто такой? — дергается она.
— Водитель, — недовольно зыркает мужчина в мою сторону, и я прихожу в себя.
— Это я вам писала, я из центра, — киваю ей, чувствуя, как горят щеки. — Вам нужно сейчас оформить документы на Софию. Мы прошли без очереди, повезло…
Она бросает колючий, злой взгляд на меня, на моего защитника, фыркает и топает в сторону кабинета врача.
Паша подмигивает мне, забирая из вялой руки выписку и результат из рентген-кабинета, догоняет женщину с девочкой на руках, что-то говорит ей перед кабинетом травматолога, и передает бумаги. Она вдруг резко меняет свое настроение с воинственного на совсем другое, легкое, она даже улыбается ему! Нет, ну это ни в какие ворота!
Я ловлю на себе самые разные взгляды – от сочувствующих до обвиняющих, всех тех, кому было интересно наблюдать за словесной потасовкой в поликлинике.
Оправляю на себе одежду, волосы, и иду к выходу.
Сейчас закажу такси и вернусь в центр.
— Стоп, стоп, — слышу кровожадное за своей спиной уже на улице. — А с тобой, конфетка, мы еще не закончили…
От автора:
Дорогие читатели!
Приглашаю Вас в новинку 16+
от Ксении Хиж
Развод. С надеждой на счастье https://litnet.com/shrt/yG8q
Женский роман, современный любовный роман
Павел.
В этом центре слишком, слишком много детей. Наверное, сюда собрали вообще всех, что есть в городе, чтобы они не бегали, не кричали и не мешали взрослым.
Пока шел по коридору, пришлось двадцать раз опустить глаза, чтобы случайно, ненароком не наткнуться на кого-то в пять раз ниже себя.
Вишу в телефоне, но поглядываю на окно, очень примечательное окно, в котором мелькает голова Вики-Марины. Хочется зайти и пару раз шлепнуть по заднице. Есть за что: во-первых, имя не свое назвала, во-вторых, утром сбежала, не то, что не попрощалась, а вообще.
Она занимается с мелкими, периодически выглядывая в окошко, резко оправляет челку на лбу, будто пытается отгородиться от меня, и тут же ныряет обратно.
Смешно.
— Пашуля, приветики, — Лиза, моя бывшая, словно чует, когда нужно проявиться. Звонит именно в тот момент, когда я…
Смотрю на Марину, которая мелькает в окне, со своего наблюдательного пункта, придумывая, каким карам можно ее подвергнуть из-за нечестного поведения, и примериваюсь. Сам не пойму, к чему. Но будто внутри что-то свербит.
Словно зацепился крючками за нее – за волосы, за тонкие нежные пальцы, и нужно распутаться, выпутаться. А для этого, в первую очередь, приблизиться.
— Я тут подумала… — Лизин голос становится тише, ниже, но эти ее уловки в виде волнующего голоса сейчас не работают. Совсем. — Может быть, увидимся сегодня? Знаю, ты сейчас свободен. Можем в кино сходить. Или… я могу приехать…
Последнее предложение она произносит так, будто предлагает диабетику вкусный торт, который не сможет навредить.
Знаю я эти «тортики».
Смотрю на телефон скептически, будто через сотовую связь можно передать все мои чувства. Молчу.
Расстались недавно. Обоюдно. Пока-пока. Ей не подходит мой график жизни. я – будто и забыл, что она была в моей жизни. В мире достаточно много красивых, интересных, на все готовых девушек, чтобы зацикливаться на одной.
Лизе надо было серьезно.
Мне – точно нет.
В море полно рыбы, не нужно плавать только с одной.
— Лиз, — роняю громко. Она замолкает. — Не нужно, ладно, всего этого. Ты будешь счастлива. Я буду счастлив. Договорились же.
— Но я… — она торопится, говорит быстро, скорее, так, что окончания слов глотает. — Я согласна на редкие встречи. Как скажешь, так и будет, честно. Ничего не скажу против. Хочешь – еще с кем-то встречайся, я согласна. Но и со мной.
Морщусь.
— Лиз. Не надо, ладно.
Обрываю связь.
Мрачно смотрю на макушку Марины. По-моему, тебе пора бы выйти уже – стою тут достаточно, чтобы увидеть, что сменилась новая группа детей, а девушка даже не думает выйти и поговорить.
На телефон падает сообщение от бывшей.
Лиза: «Ты все же подумай. Я готова на открытые отношения».
Ничего не отвечаю. Ерунда какая-то.
Расстались-расстались. Все честно.
Я не против разнообразия, даже очень «за». Но встречаться одновременно с двумя – это как-то уже за гранью.
Нет уж, Лизок, мы с тобой разошлись, ты – за дверью.
А перед…
Макушка в окне пропала.
Как будто и не было.
Пробегаю глазами по двум соседним окошкам – нет, и там не проявилась моя упрямая пропажа.
Интересно…
Вдруг открывается дверь, оттуда вываливается Марина, в незастегнутой куртке, какая-то всклокоченная, нервная, даже отсюда видно, как в заполошных глазах бьется волнение.
Почти на руках несет девчушку.
Тоже, почему-то, раздетую – в кофточке, но куртка только накинута на плечи.
— Заводи мотор, — командует Марина, поравнявшись со мной.
— Ку-куда?
Она резво открывает заднее сиденье моей, между прочим, машины, усаживает туда девчонку с красными глазами, пристегивает ее с огромным трудом, но довольно оперативно, захлопывает дверь.
Я слышу, как девчушка начинает выть ором, морщусь и в недоумении гляжу на Марину.
— Чего стоим? Кого ждем? Живо, марш за руль, — командует она.
— Это – не мой ребенок, — говорю, но сам повинуюсь накалу и иду к двери с водительской стороны. Марина тем временем уже садится рядом в пассажирское кресло.
— Я знаю, — поспешно говорит она. — Давай срочно в травму. Девочка руку вывихнула.
Малышка на заднем сиденье снова орет. Вернее, она плачет, но довольно громко.
— Давай, я посмотрела, где это… — Марина достает телефон, шустро сбрасывает чей-то вызов, и открывает карты.
— Я знаю, где травма, убери, — командую и кручу руль. — Секунда, и будем на месте.
Надеюсь, это не ее ребенок.
Мне понравилась Марина, чего перед собой скрывать. Не стоял бы тут два с половиной часа в ожидании, если б не понравилась. Зацепила чем-то.
Но у меня важное правило: никаких детей. Никаких разведенок с прицепом. Никаких замужних с детьми в анамнезе.
Ни-ка-ких.
— Блин, — ругается Марина, снова скидывая чей-то звонок.
Кто-то безуспешно пытается прозвониться к ней, но очень, очень не вовремя, судя по тому, как она морщится при взгляде на экран.
Скорее всего, мошенники. В какой-то момент снова очухались, никакой антиспам-болот не спасает, звонят и днем, и ночью.
Долго не думаю – на красном светофоре, как раз до поворота в травму, спокойно беру из ее дрожащих холодных ладошек телефон, быстро провожу по экрану пальцем:
— Слышь, хорОш сюда названивать. Телефон вычеркни, ага.
— Аа-а-а! — Марина поспешно выхватывает у меня телефон от уха, скидывает вызов.
Широко открытыми глазами глядит на меня.
По бледным щекам- пятна.
Пальцы сомкнулись на черном экране до мучной белизны.
— Ты чего, блин, творишь?!
Выкрикивает нервно, да так экспрессивно, что девочка на заднем сиденье замолкает и смотрит широко раскрытыми глазами, в которых может поместиться неплохо надутый шарик.
По позвоночнику пробегает волна.
Вообще не припомню случая, чтобы женщина на меня кричала.
Подо мной – да.
Но на меня…
Марина
— Не люблю детей, с ними уж слишком много проблем, — забалтывая, он удерживает меня за локоть и ведет по направлению к своей машине, будто это само собой разумеющееся. — То одно, то другое.
— Хотела тебя поблагодарить и попроща…
Он бросает взгляд на небо с грозовыми облаками и буквально затаскивает меня в машину:
— Надо поспешить, если мы хотим успеть до дождя.
— Эй!
Он уже ничего не слышит – захлопывает двери, оббегает машину и садится на водительское кресло.
— По кофейку, или сразу – ко мне? – нахально подмигивает.
— Эй! — возмущенно шиплю, хватаюсь за ручку двери авто. Холодом и дождем меня не напугать.
— Ладно, ладно, уже и пошутить нельзя, — мужчина быстро показывает свои огромные ладони в мирном жесте, кладет их на оплетку руля и выворачивает его вправо, выезжая с парковки больницы.
— Мне нужно обратно в центр, у меня еще урок, — я снова оправляю челку на лбу, и он улыбается – вижу, как верхняя губа чуть кривовато ползет в сторону и вверх, от чего на щеке проявляется едва заметная ямочка.
— Понял. Урок. А потом по кофейку и ко мне, да, Марин? — кажется, его настроение стремительно рвануло вверх после того, как мы остались с ним наедине. Или он действительно растерялся от моего напора, или по правде не имеет никакого понятия, как вести себя с детьми.
Качаю головой и тут же замираю.
«Марин».
Я же ему представилась вчера не своим именем, а именем Вилковой.
Викой.
Быстро моргаю и прячу глаза.
Ладно, поймал.
Блин, а может быть, и он – совсем не Павел? Хотя… нет, ошибки быть не может – сам-то на уроке представился настоящим именем.
Мы доезжаем до центра очень быстро, парковка забита машинами, и Паша останавливается у входа в здание.
— Спасиии…
— Жалеешь? — быстро перебивает он меня.
Качаю головой.
— Нет, но…
У меня не то, что случайного секса никогда не было – я в жизни ни с кем не целовалась, кроме мужа.
Паше не нужно долго ждать – он подается вперед, быстро обхватывает мою голову двумя широкими ладонями и притягивает к себе, чтобы впиться в губы губами.
Быстрый, яркий поцелуй оглушающе действует – перед глазами встают бесстыдно-волнующие картинки вчерашней ночи, под веками меркнут и рождаются сверхновые звезды.
Блин.
Кажется, меня затягивает в этот устрашающий водоворот…
— Скажи, во сколько тебя забрать отсюда, начнем с того же момента, на котором остановились…
Дергаю ручку двери и буквально вываливаюсь на улицу. Думаю, что издалека смогу продолжать разговор. Или, по крайней мере, попробую…
— Паша, нам не следует. Все было хорошо, но…
Вижу, как его лицо темнеет, скулы напрягаются.
— Давай я сам решу, конфетка, следует или не следует.
Качаю головой, перевожу взгляд чуть дальше, и тут же мне кажется, что превращаюсь в соляной столб.
Возле входа стоит Елена Альбертовна. По виду ясно: свекровь мило общалась с моим директором, до того момента, как я не появилась на парковке в незнакомой машине, за рулем которой – чужой мужик.
Вот блин.
— Паша, — стону, понимая, что сейчас свекровь может подойти и начать неприятный разговор, который еще неизвестно, к чему может привести… — Давай я тебе свой номер телефона оставлю, поговорим позже.
— Я тебя подожду, — настаивает Паша, меняясь в лице – кажется, он больше не настроен ходить вокруг да около.
— Пожалуйста – пожалуйста, — и тут делаю то, что, мне кажется, должно как-то спасти разговор, ситуацию, заставить, наконец, его уехать! Ныряю в машину, прикасаюсь своими губами к моим. Он тут же реагирует, натянутый нерв отпускает.
Паша кивает, я закрываю дверь и иду к входу в центр, с оглушительным облечением слушая, как шины шуршат по асфальту – машина уезжает…
— Елена Альбертовна, — подхожу ближе.
Глаза свекрови шарят по моему лицу, по телу, рукам, разыскивая одной ей необходимые приметы того, как я снова сделала что-то не так.
— Где ты гуляешь? Ты же на работу устраиваешься! Так-то ты ценишь мое участие, я за тебя прошу, а ты подводишь людей!
— Вы не подумайте, такая ситуация произошла – девочка ручку повредила, возила ее в травмпункт. Повезло сразу такси вызвать…
Она явно не верит моим словам, прищуривается.
— Я позвонила Игорю.
При этих словах мне хочется закричать – он не вспоминал обо мне целый месяц, а сегодня, когда я была занята с маленькой девочкой, названивал каждые пять минут.
— И он сказал, что все обдумал и решил.
— Наконец оформить все бумаги для развода? — ощущая, как сердце сжимается, с трудом заставляю произнести себя эти слова.
Не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы я могла спокойно реагировать на то, что меня бросили, оставил муж, предпочтя другой женщине.
— Нет конечно, — она пожимает плечами. — Какой развод, о чем ты. И речи ни о каком разводе быть не может. Он вернется, вы снова будете жить одной семьей. Это не дело – родителям жить по разные стороны.
— Да что вы говорите, — медленно опускаю руки. — То есть, он изменил, сказал, что не любит меня, что я ему надоела, а теперь, спустя месяц, как он гулял направо и налево, теперь можно будет все забыть?
— Начнете все сначала. Мужчина так устроен, ему нужно разнообразие. Войди в его положение…
— Какое положение? Положение кобеля?
Я начинаю задыхаться, резко машу рукой, оправляя челку на лбу.
— Не кипятись. Мужчины изменяют. Женщины прощают. Так устроен мир. вернетесь обратно, дом, наверное, весь зарос пылью.
— Знаете что, Наталья Альбертовна, — резко тяну дверь от центра на себя, задыхаясь от волнения. — Не вернусь я к Игорю. Будем разводиться. Он со своей командировки вернулся как минимум три недели назад. Мог бы найти за это время возможность увидеться, поговорить. Развестись. Но что такое? Его не было на горизонте!
— Он… был занят…
— Чем? Вернее – кем?
— Не делай глупостей, у тебя толком ни работы, ни жилья. Ты не проживешь без мужского плеча.
Паша
Все внутри царапается, бьется от неправильности. Как будто что-то должен был сделать, или, наоборот, сделал слишком много.
А может быть, огромное количество детей в травмпункте сыграло такую роль.
Не то, чтобы я не любил детей.
Скорее, отношусь к ним с опаской.
Всегда, когда выбирал женщину для отношений – долгих или не очень, - всегда смотрел на наличие прицепа. С прицепом, понятное дело, сливал.
Мне лишние проблемы и вопросы не нужны. А женщина с ребенком – это уже другая история, она всегда будет наполовину в твоем распоряжении. Меня же эти полутона не интересуют.
Едва отъезжаю от центра, встаю на светофоре.
Обвожу глазами поток, опускаю взгляд и вижу на переднем сиденье розовый шарфик.
— Марина, — сам себе улыбаюсь.
Не понятна реакция.
Вообще сам себя не узнаю.
Не припомню случая, чтобы искал встречи после одной ночи.
Но то, как она реагировала, когда я касался, когда целовал, когда смотрел внимательно… Что-то такое есть в ней, царапающее, сладкое, вкусное.
От автора:
Дорогие мои читатели!
Приглашаю вас в новый роман 16+ от Лики Ланц https://litnet.com/shrt/mb2T
“Развод. Выживу вопреки”
До центра доезжаю быстро. Места на парковке уже нет, поэтому встаю почти перед входом.
И тут вдруг двери открываются, на пассажирское садится взрослая женщина.
Белое пальто, светлые ботинки. Сумка в руках как главный атрибут. Губы стянуты в утиную жепку.
Не очень приятное соседство.
Тем более – не запланированное.
Да, на женское внимание не жалуюсь, многие сами ищут моего общества. Но не настолько… Быстро…
— Поехали, — командует она и пристегивается.
Открываю рот, чтобы высадить нахалку, и даже хочу полюбоваться на ее лицо, когда она поймет, что ошиблась – уж слишком от нее веет неприятием ко всему. Но…
— О, Марина в такси шарфик забыла. Я ей передам, — она, даже не спрашивая, тянет шарф у меня из рук.
Хлопаю глазами, офигевая от такой наивной простоты.
— Вообще-то… — думаю, что сейчас можно сказать все резче, чем планировал, однако тетка меня снова перебивает. Меня! В моей же машине!
— Молодой человек, не тяните время, иначе выставлю в приложении низкую оценку.
Ухмыляюсь.
— Знаете Марину? — даже не думая трогаться с места, поворачиваюсь вполоборота.
Она косится на меня, решая – обсуждать или нет девушку с незнакомым мужиком.
Но, кажется, таксисты имеют право на исповедь, как психологи и бармены.
— Конечно, я ее свекровь!
Оп-па, как интересно.
— Куда вам? — сухо интересуюсь, быстро меняя направление.
Кажется, семья этой загадочной девушки решает взять меня в оборот – сначала я вожу Марину, потом – ее свекровь. Кто следующий?!
В груди нарастает глухое недовольство. И в первую очередь - собой.
Дурак, ехал, грея внутри теплое чувство ожидания поцелуя, которое заслужил настоящий герой.
А в итоге вляпываюсь в настоящую семейную историю.
— Проспект Мира, 23.
Жму на газ.
— Да вы не газуйте так сильно, — ворчит пассажирка недовольно. — Других не бережете, меня поберегите!
Усмехаюсь под нос.
— Давно Марину знаете?
— Ой да. Одиннадцать лет она за Игорьком замужем.
За-му-жем.
Тьфу.
Не скажу, что такого у меня не было, были и ситуации, когда пару раз с замужними крутил. Но все это… Было по обоюдному согласию, и очень давно.
М-м-м.
Мягкий, нежный образ, который сформировался вчера и устойчиво гнал вперед на встречу с этой удивительной девушкой, трясет перед моими глазами. Он буквально скатывается с пьедестала вниз, в руины.
— Глупенькая конечно, я своему сыну другой судьбы желала, — вдруг говорит она, глядя вперед, словно сама с собой беседует. — Ни кожи, ни рожи. Образование за счет моего сыночки получила.
Усмехаюсь под нос.
Понятно откуда, тонким ростком пробивается жалость к Марине. Попробуй, поживи с такой свекровью.
— Готовить до сих пор толком не умеет. Всему приходится учить.
— Да что вы говорите, — подкалываю, но она не слышит сарказма.
— Разговаривает без почтения. Никакого уважения. Говорит-то вроде нормально, «спасибо-пожалуйста», но в глазах черти пляшут.
Кстати да, тут баба-яга права. Тоже чертенят этих заметил. Но они и привлекли – значит, девушка умная, задорная, просто замученная чем-то. Теперь становится ясно, - чем. Вернее, кем.
— Как вобьет что себе в голову, - не вытравить! Упертая.
Ловлю себя на том, что улыбаюсь. Мне нравятся упертые. Тоже это заметил в травмпункте, как она шла напролом. Зажигательная.
— Детей любит, это да, не отнять, — а вот тут улыбка сходит с лица. Сам я детей – не очень… — Но следить за ними совсем не умеет!
Она бурчит, ворчит, сама себя подзуживает.
— Одним словом – бестолочь!
С таким ее выводом я не согласен. Пока что все сказанное, наоборот, шло в копилку в голосовании за характер Марины.
— И сейчас я ей работу нашла. Да если б не я, голодала бы!
Брови ползут вверх. Но не придаю словам тетки сильного значения, видно, что себе цену набивает.
— Была бы красавица, а так… Тьфу.
А вот тут с ней не согласен. Красивая – волосы ниже лопаток, шелковистые, мягкие, пахнут вкусно – даже сейчас будто флер аромата волос чую. Глаза смешливые, зеленоватые, ресницы острыми стрелами. Губы мягкие, розовые, едва прикусит – разгораются до цвета вишни. Сглатываю – такой вкусный образ перед глазами, хочется вместо десерта…
— Понимаю, почему Игорек ей изменял.
А вот это как серпом по…
Даже давлюсь воздухом.
— Ну конечно, мужчина должен налево ходить, что я, не понимаю. Причем при такой жене – ни кожи, ни рожи. Он ее содержал. А значит, она куплена. Купленная вещь не имеет права на мнение.
Паркуюсь дальше, чем она попросила.
Становится неприятно – липкое, брезгливое чувство к этой тетке, к ее сынку, разгорается внутри.
— А она про один раз узнала, так взбесилась. Сюда переехала. Говеную квартирку сняла. Все сама, говорит, без этого козла всего добьюсь. Да чего она добьется-то? Чего?
— Выходите, — командую коротко.
Отвратительно даже дышать воздухом одним с этой женщиной. Никакого уважения. Никакого такта. Да что там, бесчеловечные слова.
Тем более про нее – про Марину.
Все постепенно становится на свои места.
— Вы не доехали.
— ВЫ-хо-ди-те, — сердито повторяю.
— Я вам оценку плохую поставлю в приложении!
— Бога ради.
Тетка вываливается, грузно идет вперед.
Не жду, срываюсь с места.
И только развернувшись на светофоре, смотрю на пассажирское.
Да черт.
На сиденье – забытый сотовый телефон тетки и шарф Марины.
Ну просто комбо!
Жму на газ, снимаюсь с ручника, мчу вперед.
Разделаюсь со всем одним днем.
Врываюсь на дорожку у дома, бросаю машину, вглядываюсь вперед – вдруг повезло, и противная свекровь Марины все еще плетется по дороге?
Мне везет – она стоит у подъезда. Видимо, пропажу обнаружила.
В два шага равняюсь с ней.
— Вы забыли, — протягиваю ей сначала шарф.
— Конечно, она будет уволена. Без допуска к детям. И да, вы правы, работу в нашем городе она вряд ли найдет.
Дергаю рукой, оправляя челку, и чувствую такую злость, что кажется, волосы сейчас оторвутся и полетят перышками на пол…
— Вы что, от меня избавиться хотите?
Нервничаю.
Только-только работу нашла, начала жизнь устаканивать, а тут такое открытие – увольнение. Да еще и за что? За то, что помогла коллеге? Помогла маленькой девочке?!
Директор завершает разговор, она сидит за столом, вся в окружении детских игрушек, ярких цветов. Устало выдыхает, откидывается на спинку кресла.
— Я отвезла девочку в больницу. Бегала с ней на рентген и к врачу. Списалась с мамой. Вам все тоже объяснила – с ней все в порядке, просто небольшой вывих, в этом возрасте такое случается.
— Да, да, — она машет рукой в воздухе.
— И это произошло даже не в моем кабинете! Не при мне! — распаляюсь.
— Вы абсолютно правы.
— И вы все равно решаете избавиться от меня? — расстроено присаживаюсь на кончик стула за столом, не дожидаясь приглашения.
Женщина грустно усмехается.
— Все совсем не так. Сегодня был тяжелый день, можете отправляться домой, смены переписала на Галину Викторовну, она доработает за вас день. Я думала, вы в травмпункте надолго задержитесь, просто повезло, что так быстро все разрулили.
— У меня был… помощник, — кусаю губы, отчаянно краснея.
— И ему спасибо скажите. Ни о каком увольнении речи не идет. Отдохните дома, жду вас завтра. Но… У меня будет просьба. Пока будет идти внутреннее расследование, а его в любом случае нужно будет инициировать, вы не сможете работать с детьми.
— …
— Поэтому на это время… Максимум неделя… Попрошу вас поработать на рецепшене, прием детей, оплата за центр… Это все, что могу вам предложить.
— Но я.. Это вообще не моя специальность!
— Конечно. Но иначе отстраним вас без смен на это время, оплату за рабочее время вы просто не получите.
— Надеюсь. Спасибо, — говорю сухо, еще не до конца отойдя от услышанного.
Застегнув пальто, перехватывая поудобнее сумку, выхожу из центра. Вдыхаю полной грудью воздух. Все наладится, я это точно знаю!
В кармане снова начинает вибрировать телефон.
К гадалке не ходи, я знаю, что за абонент названивает. Так и есть: «Вызывает Козлина». Смотрю на телефон и растерянно бреду к остановке. Нам нужно поговорить. Обязательно. Но прямо сейчас, пока на мне ощущаются прикосновения и взгляды другого мужчины, я отчего-то не могу думать всерьез о разговоре с мужем. Хоть и мысленно обозначенном как «бывший».
— Би-и—и-ип! — клаксон автомобиля сзади пугает до нервных мурашек. От растерянности вздрагиваю, и сотовый телефон летит экраном вниз. Слышится треск.
Вот блин!
— Да что за козлина! — поднимаю сотовый и уже замечаю, что на экране появилась паутинка трещин. Ругаю неосторожного водителя, поднимаю глаза и тут же проглатываю окончание слов, горящих на языке.
Потому что из авто, опустив стекло, на меня смотрит Игорь. «Абонент Козлина вызывает» - разгорается на экране, и бывший уже муж прикладывает свой сотовый телефон к уху, улыбается и говорит мне:
— Может, ответишь наконец?
— Не вижу поводов для смеха, — огрызаюсь. Смотрю на него во все глаза – мы не виделись месяц. Он даже не написал ни одного сообщения! А сейчас сидит тут, спокойный, расслабленный, глаза горят.
— Я тоже по тебе соскучился.
— Я по тебе – нет.
— Садись в машину, поговорим, — серьезнеет его взгляд.
До дома мы едем в полном молчании. У меня столько всего, чтобы сказать ему, крутится на языке, но я держусь и стараюсь не скатиться в истерику. Ситуация в травмпункте и кабинете директора центра вымотала меня, и сейчас нет ни настроения, ни желания выяснять отношения.
Но нужно проговорить многие моменты – будем ли мы разводиться с судом или без. Как будем делить имущество. Финансы. Я не работала столько лет, и не ясно, как и на что мне нужно будет жить, на что я имею право. Конечно, это понятно, что я буду настаивать на финансовом распределении в мою пользу, но все же…
Тот месяц, что я прожила сама, показал, что я смогу выпутаться из любой передряги. И это вызывает во мне гордость за себя. Но спускать все на тормозах я не имею права. Мне нужно думать о будущем.
— Пригласишь домой? — кивает он на подъезд.
Я выдыхаю, и в лифте мы также едем в полном молчании.
Открываю дверь в квартиру, и оттуда вываливаются дети.
— Папа! Папа приехал! — вопят они.
Дочь и сын гроздьями повисают на плечах Игоря.
Мое сердце кровью обливается…
— Ты где был?
Игорь поверх плеча сына смотрит на меня. Я жду, что он скажет, что ответит, будто он сможет признаться в том, что бросил, по сути, нас, потому я ему, видите- ли, «надоела». И отвечает:
— Дак в космос летал. По делам.
Я закатываю глаза.
— Наконец мы домой поедем! — вопит сын. — Надоело в этом клоповнике жить.
— Что за «клоповник»? Что за слова? — прикрикиваю. Бабушка, видимо, говорила, сам он такого слова точно нигде услышать не мог.
— Не ругайся, милая, — сладким голоском выдает Игорь.
Мои брови ползут все выше от удивления.
— Давайте, ребят, собирайтесь, вместе поедем покатаемся, погуляем. В кафе сходим.
— Ура!
Дети тут же, не сходя с места, одеваются, даже про свои вечные притирки забывают, настолько взбудоражены.
— Два дня последних они у Елены Альбертовны жили, — на самом деле мне не стоит отчитываться перед мужем, уже почти бывшим, но ничего не могу с собой поделать. — На выходные к ней отправляла.
— Тебе нужно было позвонить мне, я бы приехал.
— После слов о том, что ты со мной несчастлив, это сделать проблематично, — говорю сухо.
Он отмахивается от моих слов.
— Это все нервы. Накопилось немного, оговорился.
— Оговорился?! — округляю глаза. Шепчу яростно: — Да ты меня раздавил. Уничтожил. Выгнал из дома.
Дети тянут на улицу – папа обещал прогулку, пиццу, суши, коктейли. Сейчас еще и свекровь подъедет – Игорь сказал, что они договорились встретиться в час.
Игорь берет меня под руку, заставляя выйти из квартиры. Он улыбается и ведет себя так, будто ничего и не было. Я в шоке гляжу на него, не понимая, как реагировать, как себя вести, потому что его поведение далеко от нормального. Мы выходим в подъезд, я достаю ключи, чтобы закрыть дверь, дети сбегают по лестнице вниз, слышно, что они ругаются и гомонят, как стая ворон.
Дергаю рукой, стараясь избавиться от его прикосновений. Но он тут же меняется в лице.
В подъезде полутемно, я не сразу попадаю в сердечко замка ключом.
— Зачем ты вообще приехал, Игорь, я не понимаю.
— Значит так, — он оглядывается, проверяя, нет ли рядом детей, и вдруг оказывается очень близко ко мне, шепчет в ухо немного зло и резко. — Возвращаем все, как было раньше. Никаких разводов. Никаких гулянок. Собираемся, и все возвращаемся домой, это ясно?!
— …
Ключ попадает в замок, наконец, я проворачиваю его раз, второй, и думаю о том, чтобы быстро открыть дверь в квартиру, запереться изнутри.
Никогда в нашей жизни не было такого, чтобы Игорь был груб, и тем более жесток, а тут – позволяет себе вести себя так, будто это норма: хватать человека за руку и пугать в темноте.
— Пуссти меня, — дергаю локтем, освобождаясь.
— Ты мне сам сказал, что хочешь быть счастливым, и именно я тебе мешала это делать. Давай разойдемся.
— А я и буду счастлив. Мне нужна жена и дети. И они у меня есть.
— Ага, то есть ты погулял, как кот по всем помойным кошкам, а теперь вернулся обратно? Так не пойдет.
Игорь нависает надо мной, я чувствую исходящую от него злость, бьющий наотмашь нерв, едва сдерживаемую силу. Он кипит, как чайник на плите, еще немного – и кипяток расплескается вокруг. Съёживаюсь, хочу стать меньше и незаметнее, раствориться в полумраке подъезда. Он действительно меня пугает.
— Пойдем. Дети внизу, — произносит сквозь зубы.
И я… послушно иду по ступенькам вниз, слыша, как он четко отмеряет шаги чуть позади.
Хочется обернуться, дернуться, рвануть вперед, увеличить между нами расстояние. Всегда пугает неизвестность, а тем более такие резкие перемены в настроении человека, которого, казалось, знаешь чуть больше десяти лет…
— Веди себя нормально, что ты все дергаешься…
Я вздрагиваю, чувствуя, как в сердце зарождается страх, он тонкими лепестками касается сердца, холодит кончики пальцев.
— Ма-а-ам! Он первый начал! — бегают вокруг дети, но я замираю.
Потому что вижу Пашу.
Поначалу даже моргаю несколько раз – вдруг мне кажется, и перед моим подъездом стоит мужчина, просто очень похожий по комплекции на него.
Но нет, ошибки быть не может.
Он стоит рядом со свекровью и смотрит прямо на меня.
Осуждающе. Обжигающе. Чуть зло и нервно. Обвиняюще.
Словно я что-то ему должна, вернее, будто я ему и должна! Весь мир.
Свекровь что-то ему говорит, я даже не могу сообразить, понять, что к чему – они знакомы? Она ему делает выговор? Что вообще он тут делает?
Я только утром от него ушла, сбежала, чтобы случайный, как казалось, мужчина, не знал ни моего имени, ни телефона, а уже через несколько часов он в курсе и моего места работы, и адреса, и постыдной части жизни…
Мысленно стону.
Чувствую спиной напряжение и холод – Игорь выходит из подъезда.
— А вот и Игорек, ему объясните, почему мой телефон украли! — свекровь говорит тонким голосом.
Игорь подходит ближе, ситуация патовая. Мы стоим вчетвером: я, мой пока еще муж, моя свекровь и мой вчерашний любовник. Щеки горят, и не только щеки – земля подо мной пылает. Не удивляюсь, если земля разверзнется, и я провалюсь в геенну огненную.
— Не понял.
— Ваша матушка сотовый у меня в машине забыла. Я вернул, — смотрит Паша на Игоря пристально, глаз злеет.
— Не забыла бы, если б он не заговаривал. Еще и не туда отвез.
Паша разводит руками. Он не извиняется, не хочется ему перечить.
Он будто специально не смотрит сейчас на меня. Только на Игоря, и при этом видно, как от него флюидами исходит неприязнь.
— Ну, спасибо за бдительность, — Игорь протягивает ему руку, но тот не жмет ее в ответ. Переводит взгляд на меня.
Смотрит пристально, долго, свекровь тактично кашляет, прерывая заминку.
— Что ж… — Игорь протягивает руку и касается моей спины на уровне лопаток, что похоже на короткое легкое объятие. Я сама вся сжимаюсь от этого жеста. Мне не приятны ни его общество, ни его прикосновения. Взгляд Паши при этом каменеет. На щеках играют желваки. Он чуть опускает глаза, как будто для того, чтобы прикрыть молнии, что сейчас могут вырваться и опалить все кругом. — Спасибо за помощь.
Паша ничего не отвечает. Он коротко стреляет взглядом в Игоря, искоса, и я вижу, как напрягается его линия челюсти, сжимаются руки в кулаки – костяшки белеют. Сама внутренне дергаюсь, и рука Игоря опадает. Он не предпринимает второй попытки коснуться, и я этому бесконечно рада.
Мужчина резко разворачивается, в два шага достигает своей машины, садится за руль, и, явно красуясь силой, выражая недовольство, с шумом и звуком рессор выезжает с парковки на дорогу.
— Какой нервный, — поджимает губы свекровь. Но, переключившись на Игоря, тут же забывает обо всем. Глаза ее излучают свет и радость. — Ну, пойдемте все в ресторан. Нужно отметить объединение, воссоединение.
— Никакого воссоединения нет, не было и не будет, — сквозь зубы шепчу, но яростно и довольно внятно, обиженная сама на себя ситуацией, в которой только что оказалась. Марина, куда ты несёшься? Куда летишь с такой скоростью? На самое дно?
— Ну-ну, — закатывает глаза свекровь.
— Дети! — наиграно радостно кричит Игорь и зовет все к машине. — За пиццей!
— Ура! Пицца!
— Наконец-то! Пицца!
Он открывает двери, помогая всем разместиться, а я стою на дорожке, сложив руки на груди. Сердце колотится как заполошное, словно после бега на тысячу километров.
Марина
— Ну, как вы жили без меня?
Свекровь задумчиво молчит, все смотрит в мою сторону, как будто что-то обдумывает, что-то не дает ей покоя, какая-то мысль точит и точит внутри. Обычно такая говорливая, даже чересчур, сейчас она ведет себя как затаившийся мышонок, и, если бы не другие отвлекающие факторы в виде вдруг обнаружившегося мужа и вселившиеся чертята в детей, я бы присмотрелась к ней получше.
Пока же только старательно держу себя в руках.
— Отлично жили, — отвечаю мужу.
Он выгибает бровь.
— Мама не покупает вкусняшки, — Ева подает голос, отвлекаясь от огромного молочного коктейля с трубочками.
— Девочкам в восемь лет нужны витамины, а не много сахара, — отвечаю строго.
— Мы живем в клоповнике! — Матвей не остается в стороне, обвинительным тоном выговаривая то, что волнует его больше всего.
— А как школа? — Игорь делает вид, что ему все интересно. Хотя на самом деле впервые задает этот вопрос за все время нашей семейной жизни.
— Фу-у-у, — морщится Матвей. — Класс стремный, школа стремная, все стремное!
Он выкрикивает эти слова, распаляясь.
Я пытаюсь его успокоить, а Игорь смотрит на меня с заметным торжеством во взгляде. В котором, впрочем, читается еще одна мысль: снова ты не можешь уследить за детьми!
Сжимаюсь под таким молчаливым обвинением. И сама себя мысленно ругаю: решила же, что не буду идти на поводу у мужа, когда он ведет себя таким образом, будто я всегда во всем виновата.
— А работа как? — он уточняет у пеня насмешливо. Все время, что мы жили вместе, его не волновало то, чем я занимаюсь. Как успевала жонглировать учебой и детьми, домом… А сейчас…
— Ой, Лилечка говорит, что Марина не очень справляется. Она ее перевела на рецепшен. Будет секретарем, грубо говоря.
Я в шоке оборачиваюсь к Елене Альбертовне.
— Я – педагог. Учитель. Не секретарь.
Она пожимает плечами, и кидает заговорщицкий взгляд на Игоря.
— Да, да, думай, как тебе нравится.
Свекровь исподтишка приглядывается к моим рукам, скользит взглядом по шее, думая, что я не замечу, не увижу, но эти ее как бы случайные взгляды колют и щекочут. Не пойму, что она высматривает.
Невроз все нарастает.
— Секретарь, говоришь, — еще мгновение, и он рассмеётся мне в лицо!
Мне же хочется показать, что я и без него смогу добиться многого, смогу выплыть, смогу справиться. А сейчас получается…
— Это всего на неделю. В центре я работаю логопедом.
— Хорошо, что взяли без опыта и книжки.
— Спасибо, Елена Альбертовна, — закатываю глаза.
— А ты поблагодари, поблагодари! — вдруг взвивается она.
Дети, присмирев, замолкают, даже перестают друг друга подкалывать под столом.
— Мы тебе и дом, и образование, и не работала ты ни дня! — она покрывается красными пятнами. — А ты!
— А что я? — говорю тихо, как будто меня придавило камнепадом – ее тяжелыми словами.
— А у тебя никакой благодарности! Сидишь, нос кривишь!
— А я благодарна, Елена Альбертовна, — отвечаю также тихо, дергаюсь рукой и оправляю челку, отгораживаюсь, как шторкой, от всех. — Но это было решение наше с Игорем. Общее.
— Вот и помни добро!
— Мам, ну что ты в самом деле, — лениво тянет Игорь. Скандал ему не нравится – оглядывается украдкой, чтобы оценить, не стал ли кто свидетелем скандала. Но при этом то, что мать снова и снова прилюдно забивает гвозди в мою самооценку, ему льстит.
— Детей в город привезла! Поселила в клоповнике!
Ага, вот откуда в лексиконе Матвея «клоповник». Так и думала.
И тут она вдруг меняется в лице. Резко кладет передо мной шарф, который я где-то обронила.
— Я поняла, — скорбно говорит она. — Это был не таксист.
Не понимающе гляжу на нее.
— Это был не таксист! — вдруг кричит она, выпучив глаза, как будто стала свидетельницей страшной трагедии. Начинает охать, хватается за сердце. — Ты, ты… муж уехал, а ты…
— Ничего, все изменится, мы с вами возвращаемся домой, — Игорь прерывает спектакль матери.
Я холодею внутри.
Не может быть такого, чтобы она поняла, что у меня был другой мужчина. Не может этого быть! Но ее взгляды, слова говорят об обратном…
— Этого не будет, — я крепче сжимаю чашку с кофе, аж пальцы белеют.
— А что так? — под возмущенный вой детей переспрашивает Игорь, вальяжно раскинув руку на спинке дивана.
— Мы остаёмся здесь. У меня есть работа. Будут деньги. Снято жилье. Детей я устроила в школу. Запишемся в кружки.
Я смотрю на детей, думая о том, правильно ли будет сказать им здесь и сейчас, что мы с их отцом будем разводиться, но не успеваю.
Свекровь прижимает к себе Еву.
— Не дам сгубить детям жизнь, не дам.
— Ну что вы в самом деле, — стону я страдальчески. Какая-то жалкая манипуляция, на которую Игорь, конечно же, ведется.
— Дети, мама шутит. Конечно, мы вернемся домой.
— И не подумаю! — вдруг мой голос взвивается выше. — Не решай за меня.
— Пока я отвечаю за вас, — он подается вперед, успев перехватить мою ладонь, и сильно давит на точку возле большого пальца. Да так больно, что еще мгновение – и из глаз слезы польются, брызнут во все стороны. Прикусываю губу, чтобы не разреветься, позорно и по-детски. — Будете делать то, что я скажу. Возвращаемся домой. Займись документами из школы. Увольняйся.
— И не подумаю, — говорю ему одними губами.
В его глазах вспыхивают угольки. А по губам змеится улыбка превосходства. Он знает, что сильнее и сможет меня переломить…
Рекомендация 16+
Мой муж завёл семью на стороне,
а потом появился на моём пороге...
ПОСЛЕ РАЗВОДА. А ПОТОМ ОН ВЕРНУЛСЯ... https://litnet.com/shrt/6zBW

– Я тебя не обижу, буду щедр. Развод мы оформим без проволочек. Мой сын должен расти в полной семье, поэтому я женюсь на Вике и перевезу их с сыном в эту квартиру. Тебе я куплю новую.
Я не возражаю, потому что муж прав: дети должны расти в полной семье.
А ещё потому, что не могу дышать. Меня парализовало от шока.
Оказалось, что у мужа есть семья на стороне, а меня он отправил в утиль с щедрым откупом.
Я выжила, справилась, даже более того…
А потом он вернулся.
Дома с трудом укладываю детей спать.
Всегда после того, как они переночуют у свекрови, гомонят до ночи. Вот и сейчас, взбудораженные приездом отца, его словами о том, что нам, все же, нужно вернуться домой, ночью, проведенной у свекрови накануне, бегают и дерутся.
Первым засыпает Матвей.
Он еще долго бурчит о том, что квартира ему не нравится, не нравится школа, класс, и он крайне всем недоволен.
После него, спустя несколько сказок, которые я читаю заплетающимся уже языком, засыпает Ева.
Я глажу ее по голове, по спутавшимся тонким и мягким волосам, ощущая, как меня буквально топит нежность.
Нежность и страх. За них, за их будущее, настоящее, за все то, что еще только будет впереди.
Сажусь в маленькой кухоньке, налив себе в чашку кипяток, и смотрю в темное ночное окно.
— Правильно ли я поступаю, что лишаю детей всего того, что было у них? вырвав из привычного окружения, приехав сюда?
Спрашиваю у своего отражения, но не жду ответа.
— Что делать с Игорем? Как поступить с мужем?
Развод – непростое, но обоюдное решение, мы должны решить все цивилизованным образом.
— Почему он так себя ведет… Всерьез думает, что я смогу забыть его измену? Его слова?
Мое одинокое отражение снова не протягивает руку помощи и не дает совета. Я тяну кружку к стеклу и чокаюсь сама с собой.
— Выплывем, еще и не из таких ситуаций выходили. И тут тоже сможем все наладить, — даю себе обещание.
Во сне меня крутит, вертит в разные стороны.
Я словно оказалась на карусели, и она ведет меня, везет, кружит и так вертит, что нет возможности остановиться, сойти с нее.
Игорь смотрит желтым злым звериным глазом, рыча, как волк.
Свекровь лисой пытается пробраться в мой дом, но я держу оборону, не отпираю замок, и она пытается прорваться лапой, с силой давя плечо на деревянную дверь.
За окном начинает полыхать пожар, я смотрю на все это и думаю, что делать – ни одной мало-мальской мысли не приходит в голову, только колокол гудит: бом! Бом! Бом!
Руки дрожат, хочется крикнуть, но что-то не дает открыть рот.
И тут я понимаю, что огонь отступает. Вижу, что его заливает водой из шланга Паша. Он сосредоточен и смел. Ему нипочем такие явления, как пожары, вода, дикие звери.
Он направляет струю воды на лису, и та с визгом отступает.
Черный волк, слепя желтым глазом, уходит, виляя хвостом.
— Эй! — кричу я Паше. Мне хочется так много ему сказать!
Но он не смотрит на меня. Вернее, глядит, но как будто мимо – скользит взглядом, словно и нет меня. Я понимаю, что он обижен на меня, расстроен.
Но, несмотря на свой настрой, свое отношение ко мне, он ведь спас меня! Спас.
— Паша! — кричу, желая остановить, когда он поворачивается ко мне спиной.
— Па…
Просыпаюсь от звона будильника. Голова чумная, квадратная, как будто ею гвозди забивали. Язык еле шевелится во рту. Видимо, вчерашний стресс сказался, сегодня наступает отходной период, и я все делаю в сильно замедленном, затяжном темпе.
Подхожу к окну, будто хочу удостовериться, что за ним нет Паши, который поливает огонь из шланга, с опаской кошусь на дверь, за которой может скрываться свекровь в облике лисы.
— В школу, — с трудом бужу детей, помогаю собраться.
— А когда домой? — хнычет Ева.
— Я никуда не пойду, — хмурится Матвей.
— А где папа?
— Я хочу домой!
— Ты мне денег дай на вкусняшки, тогда пойду.
Матвей и Ева идут в школу вдвоем, тут недалеко. Я же сажусь на автобус – мне нужно в детский центр.
Смотрю вперед, но ничего не вижу перед собой. Вся под впечатлением от своего сна, вся в переживаниях о том, что нужно делать выбор, от которого зависит не только моя судьба, но и судьба моих детей…
Может быть, мне действительно нужно забыть обо всем и вернуться домой, жить как прежде с мужем? Или нужно выбрать себя?
Что делать…
До центра дохожу в состоянии, близком к разбитому.
Сажусь в кресло за стол у входа.
Включаю компьютер.
— О, Марина, добрый день, — улыбаясь, идет ко мне директор. — Не переживайте, работа не сложная. Вам нужно будет сегодня собрать деньги на обучение за месяц с тех, кто еще не сдал. Вот договора.
Она протягивает кипу бумаг, ставит ручки на столешницу.
— Большинство делает перевод. Но есть те, кто несет наличные.
Я внимательно слушаю, понимаю, что одну неделю точно продержусь здесь, ничего страшного.
— Их мы закрываем в сейф. Ничего сложного.
Она показывает комбинацию цифр.
— Пароль от сейфа я сменила, его знаем только я и вы.
Женщина пишет его на листочке, и протягивает мне.
— Или запомните, или сохраните в таком месте, его никто не найдет.
— Буду стараться, — отвечаю и улыбаюсь. Она же в ответ не улыбается.
Пожимает плечами и уходит дальше по коридору.
Минут через пять начинается суматоха: приходят родители, приводят детей. Среди пришедших не вижу Софию – наверное, мама оставила ее дома, на больничном. Думаю о том, как-то она себя чувствует? Как ощущает?
Даже порываюсь написать маме, ее номер телефона у меня сохранен. Но, конечно не делаю этого.
День суматошный, длинный, тяжелый.
— Здравствуйте, я оплачиваю занятия за полгода, — приходит девушка в длинном сером пальто. Я протягиваю ей договор, она быстро его заполняет.
Через минут пять приходит еще две родительницы, тоже с наличкой.
За первую половину дня сумма в сейфе скапливается не маленькой.
Закрываю его, поглядывая несколько раз – думаю о том, как бы вечером не напутать чего, ведь с деньгами я еще не имела никакого опыта работы. Одно дело – собирать в школе на нужды класса, совсем другое – собирать довольно большую сумму денег в центре, куда пришла преподавать малышам…
День тянется нереально долго, несмотря на кучу разных мелких поручений, вопросов, которые приходится решать – помочь детям одеться перед выходом на улицу, тем, кто сам пока не справляется; ответить на телефонные звонки; заменить в кулере воду; собрать папки для учителей, которые придут во вторую смену, после обеда.