Пролог.

Оговорка: Любые совпадения по тексту романа с реально существовавшими историческими персонами случайны. Это авторская версия альтернативной реальности

Всю жизнь Фаина* Андреевна боролась, сначала за хорошие оценки в школе, потом за стахановские показатели на фабрике, потом за урожаи, потом боролась с безденежьем девяностых, с рэкетирами на продовольственном рынке, потом с деловыми за свой участок земли, и вот наконец борьба завершена, дай бог помирает в отдельной палате, окружённая большой семьёй, дети, внуки, даже один правнук есть.

Ну теперь-то отдохну, - подумала она и закрыла глаза, чтобы сделать последний вдох.

(* Фаина — женское русское личное имя греческого происхождения; переводится с греческого — «сияющая, блестящая»)

***

Фаина Андреевна

Это совершенно точно была больничная палата. Но я сразу поняла, что это не та палата, где я лежала. Во-первых, запах был совершенно другой, какой-то острый, из своего послевоенного детства я помнила этот запах, меня тогда вместе с другими детьми отправили в санаторий на море, отъедаться и лечиться, у нас у всех был рахит.

Я очень хорошо запомнила чувство голода, хотя мне и говорили, что такого не бывает, что двухлетний ребёнок не может так чётко помнить. Но я помнила, как ели картошку в кожуре, и мне очень хотелось соли. Тогда голова у меня было большая, больше, чем должна быть, но потом, когда через четыре месяца я вернулась домой, мама меня не узнала, привезли упитанную здоровую девочку. Хотя сердце потом всю жизнь пошаливало. Последствия.

Из воспоминаний меня вырвал разговор. Разговаривали двое.

— Завтра отправьте девушку в Волковскую богадельню

Женский, похоже, что женщина была пожилая, голос отвечал:

— Да как же, Иван Петрович, в Волковскую, там же самая беднота, они же всех принимают. Помрёт же. Может в Елисаветинскую?

Мужской голос устало произнёс:

— Поверьте Анфиса Васильевна, ей всё равно, она уже умерла, просто тело ещё живо, а душа её уже в раю.

Потом помолчал, и Фаине Андреевне показалось, что мужчине не очень приятно объяснять женщине такие вещи, и добавил:

— В Елисаветинской места ограничены, лучше отправьте туда старика из второй палаты, здоровье крепкое, он ещё проживёт, может и лет десять.

Визуал к главе

Дорогие мои! Сделала для вас визуалы главной героини

Знакомьтесь Фаина Андреевна до попадания

Фаина Андреевна после попадания

Вот это омоложение!

Приветствие.

Дорогие Читатели!

Рада приветствовать вас в своей новой истории "Вторая молодость Фаины"

История перенесёт вас в прошлое Российской империи, конец 19 века.

Вас ждёт тёплое и интересное, местами очень интересное, повествование

Добавляйте книгу в библиотеку! Если вам понравится, то поставьте

звездочку ⭐⭐⭐

С любовью, ваша Адель

История выходит в рамках литмоба “Пенсионерка-попаданка”

16 историй про то, как женщины, умудрённые опытом, по тем или иным причинам становятся попаданками, получив молодое тело и шанс прожить жизнь заново.

Все они с честью пройдут испытания и обретут женское счастье

Вот все авторы и их истории

Наши истории литмоб Пенсионерка -попаданка

https://litnet.com/shrt/uVUb

Наши пенсионерки в новом мире снова станут ягодками, помогут решить проблемы и справятся с самыми сложными задачами и обязательно станут счастливыми!

Глава 1

Хлопнула дверь. Кто-то склонился, поправляя одеяло. На меня пахнуло запахом кислого женского пота.

— Ох, ты ж горюшко, брошенное, — жалостливо проговорила женщина, и я решила открыть глаза.

Прямо передо надо мной, было широкое, рябое лицо. На голове был повязан белый платок, с красным крестом.

«Странно, — подумала я, — уже неделю лежу в этой больнице, а эту медсестру вижу впервые, и что за Иван Петрович, если моего врача звали Александр Иванович, да и палата какая-то странная, может реанимация? Да и говорят странно, в богадельню кого-то отправлять собрались. Я такие слова только в книжках и читала.»

Женщина, погружённая в свои мысли, сначала не заметила, что я открыла глаза. И я хотела её позвать, но из горла вырвался стон, как будто горло сильно пересохло и голосовые связки не желали издавать звук.

Женщина вздрогнула и перевела на меня удивлённые глаза, я моргнула. Она охнула и непроизвольно сделала шаг назад. Я опять попыталась произнести слово, попросив воды, но вместо слова «пить» у меня снова получился стон. Я хотела поднять руку, чтобы показать хотя бы жестом, что хочу пить, но рука у меня не двигалась.

Сбылся мой самый страшный кошмар, меня парализовало, вот надо же, не могла помереть спокойно, и что теперь буду так лежать? Как овощ?

Захотелось завыть в голос! И, о, чудо, из горла вырвался не просто стон, а целый крик!

Анфиса Васильевна, видимо, была привычная ко всему, второй раз уже не вздрогнула.

— Барышня, да неужто?! — она довольно шустро для своей комплекции подскочила ко мне и помогла мне присесть, откуда-то сбоку, словно фокусник из шляпы, достав дополнительную подушку.

Лет ей было около шестидесяти, может быть меньше, но лишний вес годков прибавлял. Лицо у женщины было добродушное, глаза добрые, одета она была в белый хирургический халат, тот, который без пуговиц, обвязывается вокруг пояса.

Я подумала, что скорее всего мужчина, с которым Анфиса Васильевна разговаривала, был доктором, а она сама медсестра.

Я скосила глаза на небольшую тумбочку, на которой стояла кружка, размышляя, как бы мне сообщить, что надо воды. Но Анфиса Васильевна была опытная медсестра и, быстро прийдя в себя, увидев, что я поглядываю на кружку, ласково спросила:

— Водички?

Я, облегчённо выдохнув, кивнула. И с радостью поняла, что шея у меня вполне шевелится.

Анфиса Васильевна, цапнув кружку, выскочила за дверь.

А я ещё раз попыталась подвигать пальцами на руке, и мне показалось, что у меня начало получаться, но будто бы с трудом, словно я долго не двигалась, и руки и ноги, да и всё тело моё затекло.

Вдруг на меня накатило чувство нереальности происходящего, потому как я вглядывалась в свои руки и только сейчас поняла, что, во-первых, вижу их прекрасно, а не мутно, как в последние несколько лет, и во-вторых, это совершенно точно были не мои руки.

Руки, которыми я пыталась двигать, принадлежали молодой женщине, а не восьмидесятилетней старухе. От неожиданности у меня даже получилось скрючить пальцы, и не только на руках, я ощутила, что чувствительность появилась и в ногах.

И вдруг меня скрутила боль, ноги, руки, спина, всё вдруг начало сводить, и колоть иголками, я застонала и в этот момент открылась дверь и в палату зашёл мужчина в белом халате и с ним Анфиса Васильевна.

— А-а-а, — продолжила я стонать, выгибаясь всем телом, потому что его сводило, мне казалось, что все мышцы, какие есть сжались и стали скручиваться с пружину.

Мужчина, быстрым шагом подошёл ко мне и скомандовал:

— Анфиса Васильевна, помогите мне её надо перевернуть.

Он сорвал с меня одеяло, и они вместе с Анфисой Васильевной меня перевернули.

— Масло принесите — ещё раз скомандовал, видимо, доктор

И уже обращаясь ко мне, произнёс:

— Терпи, сейчас будет больно, терпи

Я только успела ощутить, как руки прикоснулись к моим ногам, а потом мне стало так больно, что я, прикусив губы, ни о чём не могла думать, только мычала, пока не услышала от врача:

— Дыши, давай, постарайся сделай вдох

И меня снова перевернули, и я постаралась вдохнуть и, когда у меня это получилось, мне вдруг стало легче.

Таким же образом мне промассировали руки, было больно, но то ли я притерпелась, то ли боль была уже не такой интенсивной.

Закончив, доктор посмотрел на меня с какой-то смесью удивления и восхищения, и даже, мне показалось, что неверия и сказал:

— Чудо, что вы ожили, я вам, скажу, что из «вегетативного состояния*» не выходят, если проводят в нём больше двух недель. Я впервые вижу такое.

(*понятие кома появилось чуть позже ближе к середине двадцатого века, до этого медики использовали определения «вегетативное состояние» или «состояние минимального сознания»)

А я поняла, что всё-таки хочу пить, о чём и сказала, вернее прохрипела.

Анфиса Васильевна снова убежала за дверь. Скорее всего она так и не принесла воды в прошлый раз, предпочтя позвать врача. И, надо признаться, они появились очень вовремя.

Пока ждали Анфису Васильевну, доктор пододвинул стул и, присев, рядом с кроватью, попросил подвигать глазами проследив за его рукой, что я успешно сделала.

Доктор довольно хмыкнул и весело произнёс:

— Надо же, чудо, просто библейское чудо. И, главное, как вовремя

Глава 1 (продолжение)

Доктор покачал головой, видимо, каким-то своим мыслям. В дверь палаты вошла Анфиса Васильевна с подносом, на котором стоял графин и стакан.

Я смотрела на вожделенную воду.

Анфиса Васильевна помогла мне, поддерживая стакан, но я всё равно облилась.

Доктор приказал:

— Анфиса Васильевна, организуйте гигиену пациентке и после вызовите меня.

Доктор ушел, а Анфиса Васильевна, помогла мне встать, и мы пошли куда-то в коридор.

Я уже поняла, что со мной произошло «чудо». Вот только мы с доктором говорили о разных чудесах. Он о чудесном оживлении неизвестной мне девушки, а я о чудесном превращении из умирающей старухи с вредным характером, в умирающую девицу.

Анфиса Васильевна, повязав мне на ноги бахилы на завязках, довела меня о комнаты, которая оказалась, помывочной, потому что водопровод был, но то, как всё было устроено указывало на то, что здание явно не оборудовано по последнему слову техники, а скорее по «первому слову». В комнате стояла печка, на которой грелся большой чан.

Благодаря печке в «помывочной» было тепло.

Под пропитанной потом холщовой рубашкой у меня оказался большой, скрученный из какой-то старой простыни «памперс». Ну что сказать, моё оживление не прошло даром, «памперс» был использован по назначению.

Меня усадили в корыто, и Анфиса Васильевна начала меня поливать из ковшика, предварительно смешав воду в тазике.

А я молчала и рассматривала не свои ноги, аккуратные маленькие стопы, ноги были нездорово худыми, но по тому, что я увидела, можно было точно сказать, что омолодилась не меньше, чем на полвека, а то и больше.

Анфиса Васильевна, видимо была женщина словоохотливая, поэтому всё время, что она меня мыла, она говорила, и даже то, что я ей не отвечала, её совершенно не смутило.

— Это хорошо, барыня, что вы сегодня проснулись-то, видно, бог вас любит, а то ведь, — и Анфиса Васильевна снизила голос о шёпота, — завтра-то Иван Петрович велел вас в богадельню определить, а та-ам, — женщина даже на стала заканчивать, просто протянула слово «там» так, что стало понятно, что туда отправляли умирать.

Слушать мне было интересно, но я пока побаивалась задавать вопросы, надо было разобраться, где я, кто я, и что произошло.

Кожа на руках и ногах у меня была мягкая без мозолей, это означало, что физическим трудом это тело особо не занималось, да и то, что Анфиса Васильевна назвала меня барышней, указывало на то, что я могла находиться, вообще, в каком-то прошлом и, возможно, даже относится к какому-то сословию.

Но я пока старалась об этом не думать потому как никогда не верила в сказки.

Я выросла в стране, где всем говорили, что бога нет, а религия, это «опиум для народа», правда в последние годы все вдруг резко стали верующими, и иногда глядя по телевизору, как чиновники стоят многочасовые пасхальные службы, мне хотелось ругаться, что тяжело, наверное, думать о душе, глядя на мир из окна служебного автомобиля.

— Деньги-то ваш жених последние месяц назад внёс, а неделю назад, приезжал, красивый такой и, посмотрел на вас, послушал, значит, Ивана Петровича, что не жилец вы, да и сказал, что он собирается жениться и оплачивать ваше содержание больше не может.

Анфиса Васильевна тяжело вздохнула, и вдруг погладила меня по мыльной голове:

— А ведь Иван Петрович, и маменьке вашей писал, да пришёл ответ, что уехали они, не знаю, за границу иль ишо куда, а только тоже никаких денег больше не платили.

Женщина так сама расстроилась, что у неё выступили слёзы и она промокнула глаза, тыльной стороной кисти, шмыгнула носом и проговорила:

— Ну ладноть, главное, что вы пришли в себя, барышня, а значит всё наладится, и жениха нового найдёте, и маменька может вернётся.

Анфиса Васильевна встала, и с лёгкой улыбкой, проговорила:

—Давайте подымайтесь

Завернула меня в чистую сухую простыню, помогла надеть бахилы, и мы пошли обратно палату.

В палате Анфиса Васильевна помогла мне переодеться в не новую, даже можно сказать застиранную, но чистую рубаху.

Кровать уже кто-то перестелил, и я с удовольствием прилегла.

— Сейчас я покушать вам принесу, а потом Ивана Петровича позову, — Анфиса Васильевна почему-то прятала от меня глаза, и мне это не понравилось. О чём таком будет говорить Иван Петрович, что доброй женщине так неловко.

Визуалы к главе

Дорогие мои, как и всегда,в начале истории, продолжаю знакомить вас с персонажами

Знакомьтесь, Анфиса Васильевна, я, конечно, представляла её потолще, но нейросеть отказывается рисовать точный вариант который хочет автор :))

И доктор Иван Петрович

Глава 2

Бульончик и жидкая кашка показались мне божественно вкусными. Вероятно, ещё и потому, что я последние годы совсем почти вкуса не чувствовала. Вот если селёдочку под шубой, то да, но доктора-то часто солёного не позволяли.

А в этом теле, уже и не знаю, за какие заслуги или грехи мне вторая молодость досталась, а только пока я себя ощущала словно стоя на около двери в «сказочную страну», как Алиса.

Ещё бы узнать, как меня зовут, кто я и почему оказалась в таком молодом возрасте в коме на больничной койке.

Если жених платил отдельную палату, значит не такая уж и бедная я была, да и «маменька» вон за границу умотала. Тоже, наверное, не на последние.

Так за размышлениями я постепенно стала проваливаться в дремоту. Но уснуть мне не дали, дверь в палату распахнулась и зашёл Иван Петрович.

— Ну вот, голубушка, — широко улыбнувшись проговорил доктор, — это же совсем другое дело.

Иван Петрович взял стул и придвинул его ближе к кровати, присел.

Я рассматривала доктора и замечал, что и причёска мужчины, и бородка, и очки, такие, без дужек, кажется, это называли пенсне, всё указывало на то, что я нахожусь в прошлом. И судя по тому, как говорила Анфиса Васильевна, используя выражения, которые в моём времени никто уже и не употреблял, вполне возможно, что прошлое, весьма отдалённое от моего настоящего.

Между тем доктор присел на стул, закинул ногу на ногу, руки сложил замком на коленях. Потом достал платок из кармана, снял пенсне и начал его протирать.

Я смотрела и размышляла о том, что похоже мужчине, как и Анфисе Васильевне крайне неловко начинать этот разговор.

Но Иван Петрович всё-таки собрался с мыслями, надел на переносицу, до блеска натёртое пенсне и снова сложив руки в замок и положив их на колени сказал:

— Фаина Андреевна, голубушка, раз уж вы пришли в себя, то я должен вас предупредить, что палата эта оплачена до сегодняшнего дня и завтра вам придётся её освободить.

А я даже не услышала, что он сказал, потому как только он меня назвал мои собственным именем, меня отчего-то затопила такая радость, что больше ничего я и не услышала.

Так странно, неужели и вправду есть некая магия имени. И как только прозвучало моё, то сразу откуда-то пришла уверенность, что я со всем справлюсь, потому что это я.

— Фаина Андреевна, вы слышали, что я сказал? — сквозь свои размышления я вдруг услышала голос Ивана Петровича.

Я улыбнулась, не в силах сдержать радость оттого, что снова слышу собственное имя, и попросила:

— Не могли бы вы повторить?

Доктор внимательно на меня посмотрел:

— Вы себя хорошо чувствуете?

— Да, только вот помню не всё, — решилась я сообщить доктору о своей проблеме. Не буду же я ему говорить, что совсем без памяти, ещё отправит в богадельню.

Но доктор сразу же ухватился за предложенный симптом:

— Да, голубушка, такое бывает, всё же ваша, … мгм… душа, где-то пребывала целых три месяца, и, конечно, вам ещё предстоит восстанавливаться…

На это вдруг Иван Петрович осёкся и даже испуганно на меня посмотрел:

— Ну так вот, голубушка, о чём это я… В общем, завтра буду вынужден вас выписать…

И доктор замолчал, видимо, не зная, что говорить дальше.

— Иван Петрович, — несколько хрипло проговорила я, — я не всё помню, но мне казалось, что мы жили не бедно, возможно ли меня отвезти домой

Доктор испуганно на меня посмотрел, и, тяжело вздохнув сообщил:

— Матушка ваша, продала столичный дом и уехала в Париж, на письма мои не отвечала, а перед отъездом счета платить отказалась. Если бы не ваш жених, Дмитрий Алексеевич, то давно бы пришлось вас в богадельню отправлять. А так всё же появился у вас шанс, и вы пришли в себя.

Я смотрела на доктора и размышляла: — «Выпихнут меня завтра отсюда и куда я пойду?»

Видимо, что-то отразилось у меня на лице, потому как Иван Петрович улыбнулся и успокаивающе произнёс:

— Да вы так не переживайте, голубушка, до завтра полежите, потом сходите к вашему семейному нотариусу, у которого ваши документы хранятся и всё узнаете.

Иван Петрович снова достал из кармана платок, снял пенсне и начал его протирать. В какой-то момент остановился и добавил:

— Помнится, брат у вас был старший сын вашего батюшки от первой супруги, где-то на Урале живёт. Может и примет вас, всё же вы одна кровь.

Глава 2 (продолжение)

Доктор уже ушёл, я у меня сон как рукой сняло.

«Да, Фаина Андреевна, —подумала я, — вот же решила отдохнуть».

И так мне весело стало, что я чуть было в голос не рассмеялась. Но сдержала себя, мне ни в богадельню, ни в ом призрения не хотелось. И так пришлось признаться про потерю памяти. Хорошо, что её доктор всё списал на «возможные последствия».

Сон всё-таки «победил» и в какой-то момент моих размышлений я уснула. Разбудила меня Анфиса Васильевна, которая принесла мне ужин и тёплый взвар, как она назвала приятный ароматный напиток, в глиняном кувшинчике. А ещё она принесла мне небольшое зеркало, красивое, на ручке.

Зеркало было аккуратно завёрнуто в тряпицу. Анфиса Васильевна с большой осторожностью его развернула и подала мне:

— На вот, посмотри, видела же я, что ты всё осматривалась, зеркало искала.

Я с благодарностью приняла зеркало, которое оказалось весьма тяжёлым доя такого размера, и, с замиранием сердца взглянула на себя.

На меня смотрела белокурая девушка, с огромными потрясающей синевы глазами. Лицо у девушки сейчас было болезненно бледным, но то ли из-за глаз, то ли от сочетания этой бледности с розовыми пухлыми губами, лицо девушки казалось очень нежным и беззащитным.

Я в молодости совершенно точно такой не была, хотя тоже имела светлые волосы и синие глаза, которые с возрастом приобрели сероватый, я бы даже сказала стальной оттенок. Жизнь не особо баловала поэтому пришлось «закалиться».

Смотрела женщина на меня с жалостью, и поэтому я решилась всё-таки спросить:

— Анфиса Васильевна, а какой теперь год?

На глазах у сердобольной санитарки выступили слёзы, и она, погладив меня по голове сказала:

— Ох ты же горюшко, год нынче она тысяча восемьсот семь восьмой год. Неужто и это запамятовала.

— Да, просто решила теперь себя проверять, чтобы точно знать, что помню, а что нет, — постаралась я исключить всякие подозрения в моей адекватности.

После ужина Анфиса Васильевна принесла мне какие-то порошки. Я Попросила оставить, сказала, что выпью попозже.

Мне даже стало немного стыдно, когда женщина, поверив мне всё оставила и ушла, а я, конечно же, ничего пить не собиралась, потому как кто его знает, что там в этих порошках.

Точно не помнила, но и истории знала, что раньше и ртуть и чего только не добавляли в лекарства.

«Ничего, организм молодой, справлюсь, — подумала я, снова проваливаясь в сон. И последняя мысль перед тем, как я заснула была, а что же всё-таки случилось с Фаиной?».

Утром я проснулась сама. Самостоятельно встала с кровати, меня уже не качало, как вчера, так что я сама дошла до туалетной комнаты, которая находилась тут же, в виде маленького чуланчика. И после подошла к окну. Вчера мне так и не удалось увидеть, что там, и даже узнать какое время года.

На улице было лето, я приоткрыла окно, в палату ворвался свежий аромат листвы. Перед здание больницы был прекрасный парк. Воздух наполнился ещё и пением птиц, встречающих рассвет. Я подумала, что сейчас, вероятно, около пяти утра, воздух был свежим, а солнце только подсветило голубое небо.

Вдохнула полной грудью, и голова у меня закружилась. Но постояв немного, я поняла, что просто тело моё отвыкло от свежего воздуха, а теперь, когда наполнила лёгкие, то кислород, попавший в кровь немного «вскружил мне голову».

Молодой организм снова хотел есть. В голову пришла веселая мысль, сколько мне понадобится денег, что себя прокормить? Если я всё время хочу есть. Или так всегда в молодости? Я уже и не помнила.

К счастью скоро пришла Анфиса Васильевна, она привела с собой двух простоватого вида мужчин, которые принесли довольно объёмный чемодан. Он, конечно, был мало похож на чемодан, больше на короб, но имел прямоугольную форму и застёжки.

Поставив «чемодан» на пол, мужчины ушли, а Анфиса Васильевна, обернувшись ко мне, виновато сказала:

— Вещи ваши, как вас тогда раненую-то привезли через две недели маменька ваша вещи-то ваши и привезла, с тех пор вот у себя в кладовой и храню.

А я первым делом подумала, как бы уговорить Анфису Васильевну ещё немного похранить мои вещи, а то боюсь, что с таким «чемоданом» я отсюда далеко не уйду.

И вдруг поняла, что резануло слух, «раненую привезли», сказала Анфиса.

В этот момент Анфиса Васильевна как раз нагнулась, пытаясь открыть «чемодан». Я тронула женщину за руку и спросила, стараясь поймать её взгляд, который она всё время виновато отводила:

— Анфиса Васильевна, а что значит раненую меня привезли?

Глава 3

Анфиса Васильевна посмотрела на меня долгим взглядом, вздохнула:

— Так может и хорошо, что забыли-то? И не надо вам вспоминать, барышня. Вам, господь жизнь подарил, так и живите.

Я не стала настаивать, подумала, что сейчас женщина снова расстроится, решила, что когда врач меня будет выписывать, то я у него спрошу.

Подошла ближе к Анфисе Васильевне и обняла её:

— Правы, вы правы, Анфиса Васильевна, надо жить.

— Вот то и дело! — широко улыбнулась женщина и снова начала открывать «чемодан».

Когда мы его, наконец, общими усилиями открыли, то я удивилась. Вещи все были довольно дорогие, ну на мой взгляд. Хорошая ткань, незаношенное.

В «чемодане» нашлось несколько платьев, две юбки и несколько блуз. Помимо этого, там было бельё. Смешное, конечно, такое «бабушкино».

«Ну тебе, Фаина Андреевна, не привыкать к панталонам,» — весело подумала я

У меня вообще настроение было хорошее. Лето, молодость, новая жизнь.

Надела я простое, приятного серого цвета платье. Удобные башмачки, тоже явно, не дешёвые.

Анфиса Васильевна сама предложила оставить пока кофр, так она назвала «чемодан» у неё:

— Барышня, куда же вы потащите енту монстру, а как устроитесь, — Анфиса Васильевна снова виновато спрятала глаза, — то пришлёте кого-нибудь ко мне сюда.

Я понимала, что за те три месяца, что я лежала, а она ухаживала за мной, женщина прикипела ко мне, и теперь понимая, что я ухожу, практически на «улицу», ей было неловко и даже стыдно. Но, женщина сама жила где-то при больнице и никак не могла помочь несчастной девице в моём лице.

Чуть позже пришёл Иван Петрович, принёс бумаги и строго по врачебному сказал:

— Фаина Андреевна, как устроитесь где, если не в Петербурге будете, то эти бумаги передайте местному врачу, пусть вас наблюдают.

А я подумала, что сейчас хороший момент расспросить о «моём ранении».

— Иван Петрович, — обратилась я к доктору, замечая, что говорю не так, как мне было свойственно в прежней жизни, а будто бы приноровившись к местной речи, — я вот совсем не помню, почему и как получила ранение, не могли ы вы мне рассказать.

Доктор посмотрела на меня внимательно, видимо, оценивая, насколько далеко простирается моя «забывчивость», но ничего про «потерю памяти» больше не сказал, а вот про события трёхмесячной давности довольно сухо, словно из медицинской карты зачитывал, произнёс:

— Поступили вы, Фаина Андреевна, в очень плохом состоянии, привезла вас матушка, сказала, что нашла вас в доме, рядом с вами был пистоль, а в груди у вас было ранение.

Я удивлённо посмотрела на замолчавшего доктора:

— Получается, что я сама себя пыталась убить?

— Я этого не сказал, — Иван Петрович недовольно нахмурился, — хотя матушка ваша настаивала именно на такой версии и полицейским тоже так и заявила.

Я сразу уловила, что к матушке Фаины доктор явно не благоволит, вилимо та ещё «особа».

— А что думаете вы? — я вопросительно посмотрела на мужчину

— То, как выглядело пулевое отверстие указывало на то, что стреляли с расстояния, — поясни доктор, почему-то оглянувшись в сторону двери, как будто бы опасался, что кто-то может подслушать.

И в ответ на мой непонимающий взгляд добавил:

— Ожога на коже не было, какой обычно бывает, когда стреляют, приложив пистоль вплотную

«Да, — задумалась я, — всё выглядит ещё более запутанней»

Я посмотрела на папку в руках, а Иван Петрович, почему-то пряча взгляд, проговорил:

— В бумагах этого не записано, Фаина Андреевна

Помолчал пару мгновений, прочистил горло, и уточнил:

—Матушка ваша просила, чтобы не завить криминальное дело, — доктор снова вздохнул, достал платок из кармана и начла протирать пенсе, — через неделю, как вы поступили, стало понятно, что жизнь ваша поддерживается только вашим здоровым сердцем, а вот душа ваша ушла далеко…

— И вы решили, что мне уже всё равно, — закончила я фразу за доктора, и сразу же произнесла свою, слегка повысив голос:

— А мой убийца, значит, остался безнаказанным?

Доктор вздрогнул и удивлённо посмотрел на меня. Он, явно не ожидал, что ещё вчера полумёртвая девица, оживёт и начнёт «права качать».

Но у меня не было выхода, я подумала, что здесь, как, собственно, и везде нельзя надеяться на справедливость, её нет. Поэтому надо что-то делать, чтобы не оказаться без денег на улице.

Тем более, что много мне не надо, пусть оставит за мной комнату с питанием на несколько дней, пока я разберусь есть у меня что-то или нет.

Визуал к главе

Дорогие мои! Сейчас модно делать иллюстрации к роману. И я попробую

Фаина обнаружила, что у неё есть одежда. Что же, возможно, что не всё так плохо.

А ещё визуал Фаины Андреевны до попадания в начале книги весьма грустный, там она перед самым переходом в новую молодость и мне захотелось показать, какая она была

Глава 3 (продолжение)

Я смотрела на Ивана Петровича прямо, ожидая ответа. Да, мой вопрос был риторическим, уже было понятно, что никто не ответил за преступление. А то, что в девушку стреляли я уже не сомневалась. С чего бы это ей кончать жизнь самоубийством, если всё было хорошо?

Судя по информации от Анфисы Васильевны, жених у Фаины был молодой, красивый и богатый. Маменька не очень, правда, но сама Фаина, вроде бы и жила не бедно, гардероб вот новый.

— Однако, — произнёс, наконец, мужчина, — и что вы собираетесь делать?

Я понимала, что вся моя бравада шита «белыми нитками», доказать, теперь, спустя несколько месяцев, что меня пытались убить, когда никаких документов не сохранилось практически невозможно, но… пусть простит меня доктор, который в принципе был неплохим человеком уже потому, что ему было стыдно. Но вот на этом чувстве вины я и собиралась сыграть:

— Позвольте мне остаться ещё на два дня в больнице с питанием, пока я разберусь что и как, а после я уеду.

Доктор выдохнул. Уж и не знаю каких требований он от меня ожидал, а только я поняла, что это требование для него выполнимо.

— Только я не смогу вас оставить в этой палате, — грустно сказал он, — сюда уже сегодня вечером заезжает пациент, она оплачена.

— В общую не пойду — заявила я, испугавшись, что меня сейчас как отправят куда-нибудь, где заразные больные лежат.

— Нет, что вы, — у мужчины даже глаза возмущённо сверкнули, — я бы и не стал вам такого предлагать, Фаина Андреевна

Мне и самой вдруг стало неловко, что я накинулась на бедного доктора. Всё же мой, привыкший к вечной борьбе характер, не удержался в рамках, предписанных барышням.

А доктор между тем сказал:

— Палата будет отдельная, просто она на цокольном этаже, окошко там маленькое, но чисто и сухо. А вот еда больничная, уж не обессудьте.

Я уже не стала вступать в спор, и так хорошо, есть где переночевать, безопасно, да ещё и покормят. Поблагодарила.

Иван Петрович сразу засобирался:

— Сейчас распоряжусь, чтобы вещи ваши перенесли

И уже собрался выходить

— Постойте, — крикнула я, испугавшись, что он сейчас уйдёт, а я его потом не найду

Лицо Ивана Петровича вытянулось, и он выдохнул так печально, что прозвучало с какой-то безнадёжностью:

— Да, Фаина Андреевна

— А адрес нотариуса? — с надеждой спросила я

— Ах, вы об этом, — с облегчением произнёс доктор, — конечно, сейчас напишу.

Так я получила небольшую отсрочку от того, чтобы не оказаться на улице и адрес нотариуса, к которому незамедлительно и поехала.

Потому что добрый доктор дал мне двадцать копеек на извозчика:

— Фаина Андреевна, возьмите извозчика, до конки от нас далеко, устанете, вы ещё очень слабы

— Я отдам, — сказала я, растрогавшись, и вот теперь мне стало по-настоящему стыдно, что я пыталась шантажировать Ивана Петровича.

— Оставьте, — как-то устало произнёс доктор, — не такие уж и большие деньги.

Извозчик высадил меня возле двухэтажного строения.

— Приехали, барышня, улица Миллионная дом одиннадцать.

Здание было длинное с тремя подъездами, над каждым подъездом был красивый кованый балкончик, сами подъезды были арочными с большими из дорогого дерева дверями. На двери среднего подъезда было две таблички, на одной табличке было написано: «Коллегия 78», а на другом «Нотариус Арсентьев К. К.»

Я посмотрела в записку, которую мне написал Иван Петрович, на ней было написано Константин Константинович Арсентьев и поняла, что извозчик действительно привёз меня туда, куда надо.

Решительно подошла ближе, и прочитала, что мелким шрифтом было подписано, что нотариус находится на втором этаже.

Потянула за резную ручку двери, с первого раза мне не удалось открыть дверь, малый вес, да ещё и слабость, не совладала с весом тяжёлых дверей.

Вдруг из-за спины густым басом прозвучало:

— Посторонитесь, барышня

Я от неожиданности вздрогнула и оглянулась. Взгляд упёрся в широкую грудь, на груди была простая холщовая рубаха, волосы казавшиеся серыми оттого, что черная когда-то шевелюра была щедро усыпана сединой, изрезанное морщинами лицо, но морщины были скорее не от возраста, мужчине от силы было около сорока, а от тяжёлого труда. Ладони были большими и мозолистыми, что бросилось в глаза, когда мужчина, отодвинув меня, ухватился правой рукой за медную ручку и легко открыл дверь. От мужчины пахло кожей и табаком

— Проходите, что ли, барышня, —улыбнулся мужчина

— Спасибо, — почему-то пропищала я и юркнула в открытую дверь, быстро поднялась по лестнице на второй этаж и уже там обернулась. Дверь была закрыта.

Осмотрелась, справа увидела ещё дверь, на которой был установлен звонок. Не раздумывая, нажала, с удовлетворением услышав раздавшуюся трель.

Через несколько мгновений дверь открылась, и я увидела девушку в темно-сером платье, белом переднике, с гладкой причёской. Девушка кивнула и спросила:

— Чего изволите?

— Я к господину Арсентьеву, — сухо произнесла я

— Вам назначено? — продолжила расспрашивать меня, видимо, горничная

— Нет, но я по важному делу, — меня начало раздражать то, что меня держат на пороге, и не пускают внутрь, я понимала, что это дурной тон, поэтому я сделала шаг вперёд и от неожиданности девица отступила, и я оказалась внутри и холодно, приказным тоном произнесла:

— Доложите Константину Константиновичу, что к нему дворянка Стрешнева Фаина Андреевна.

— Кто?! — раздался мужской голос и, подняв глаза, я увидела, что в коридоре стоит моложавый подтянутый мужчина с прилизанными волосами в очках и смотрит на меня словно увидел привидение или ещё какое-нибудь необычное явление.

Визуалы к главе

Дом 11 на Миллионой улице в Петербурге конечно же имеется и сейчас, но в реальности куда попала Фаина, он гораздо новее

Глава 4

Мужчина сделал несколько шагов вперёд, подойдя ближе, примерно на расстояние вытянутой руки:

— Фаина… Андреевна?! Это действительно вы?! — каждый свой вопрос мужчина произносил с восклицанием, будто бы удивляясь, тому, что это могу быть я.

— Здравствуйте, Константин Константинович, — сухо проговорила, я же не знала, общалась ли Фаина с этим «товарищем» или нет, но в любом случае собиралась придерживаться версии, что всё помню, просто «память девичья».

Мужчина вдруг спохватился, что держит меня в коридоре:

— Проходите, Фаина Андреевна, рад, что… что …, — мужчина никак не мог подобрать слова, — рад вас видеть в добром здравии

Жестом показал проходить прямо по коридору, в конце которого виднелась приоткрытая дверь. Я, не раздумывая пошла и вскоре оказалась в большом, дорого и красиво обставленном кабинете.

Облицованные зелёным камнем, похожим на малахит, стены, хотя может быть это он и был, мощный стол, мне показалось, что ножки стола отделаны кожей, такой, как и стоявшие по периметру кабинета диваны. Большой стеллаж за спиной владельца кабинета, и три арочных окна.

Стул для посетителей тоже имелся, был таким же большим и дорогим, но Константин Константинович, вошедший следом, предложил мне присесть на один из диванов.

— Фаина Андреевна, а хотите чаю? — задушевно спросил нотариус

Я подумала, что в моём положении грех отказываться, тем более что чаю хотелось. А уж когда та же самая горничная, которая не пускала меня, принесла ещё и пряников, я готова была её расцеловать.

Так увлеклась пряником с чаем, что пропустила первый вопрос. Вот же, как будто бы никогда не ела. Но они были такие свежие и вкусные, что мне показалось, такие пряники я ещё не пробовала.

— Так, Фаина Андреевна, вы, наверное, пришли по вопросу документов? — нотариус оказался прямо «мистер очевидность».

Захотелось пошутить: — «Нет, пряников пришла поесть», но сдержалась.

— Да, Константин Константинович, пришла в себя в больнице… и удивилась, — голос мой дрогнул, и нотариус внимательно на меня посмотрел.

А я сделала это ненамеренно, просто вдруг вот так вот за поеданием пряника я осознала, что это всё и правда со мной произошло. Что я больше не Фаина Андреевна Кутепова, бухгалтер со стажем и почётная пенсионерка, а Фаина Стрешнева, дворянка, «чудом» выжившая после непонятного происшествия.

— Удивилась тому, что не приди я в себя именно в этот день, меня бы отправили умирать в Волковскую богадельню, и никому до меня не было бы дела, — закончила я.

Нотариус покачал головой, прикусил губу:

— Вы правы, Фаина Андреевна, все мы основывались на заключении доктора

Нотариус вздохнул и продолжил:

— Дела вашей семьи я веду давно, ещё с вашим батюшкой начинали. Так вот, ситуация непростая.

Я удивлённо посмотрела на нотариуса, интересная формулировка:

— Что значит непростая ситуация?

Нотариус встал с дивана, и пошёл к стеллажам, как оказалось на боковой панели был установлен металлический несгораемый шкаф, его-то он и открыл, вытащив ключи из верхнего ящика стола.

Достал из шкафа увесистую папку и вернулся, положив папку на низкий журнальный стол.

— Допили? — спросил меня, и когда я кивнула, переставил пустые чашки на подкатную тумбу. Я проводила взглядом вазочку с пряниками.

—Ну-с, давайте я вам всё расскажу, — произнёс Константин Константинович, усаживаясь на придвинутый стул.

Оказалось, что когда отец семейства Стрешневых умер несколько лет назад, то оставил он довольно приличное состояние, доходный дом, столичный дом, загородное имение, да круглую сумму на счёте в банке.

Да вот только маменька денег зарабатывать не умела, а тратила их со вкусом. Да ещё «завела» любовника, который втянул её в финансовые махинации, обещая «золотые горы», да так, что, распродав всю недвижимость еле-еле хватило рассчитаться с кредиторами. И за несколько лет состояние дворян Стрешневых стало напоминать тонущую дырявую лодку. А здесь дочка красавица подросла и решила маменька её повыгоднее замуж пристроить.

Искать женихов было сложно, репутация семьи, благодаря мамаше была подпорчена, но маменьке удалось. Жениха нашла богатого. Опытного, дважды вдовца, шестидесятилетнего князя Дулова.

Услышав про возрастного жениха, я сразу же задала вопрос:

— А был ли ещё жених? Я что-то помню, что жених у меня был молод и не женат

Нотариус опустил глаза, сглотнул:

— Вы, вероятно, про Воронова Дмитрия Алексеевича?

Я на всякий случай кивнула:

— В больнице мне сказали, что он оплачивал моё содержание, когда маменька отказалась это делать.

— Фаина Андреевна, — нотариус вдруг смутился, как будто бы я сказала что-то неприличное, — Дмитрий Алексеевич не был вашим женихом, скорее… сердечным другом.

«Ничего себе, поворот, — подумала я, — вот это Файка учудила!»

А вслух спросила, чтобы уж точно знать:

— Константин Константинович, есть моменты, которые я не помню, доктор сказал, что память восстановится, но позволите, назову вещи своими именами?

Нотариус, как мне показалось, облегчённо кивнул

—То есть Дмитрий Алексеевич был моим любовником? — прямо взглянув на нотариуса спросила я

Тот даже вздрогнул, но кивнул и добавил:

— Верно, Фаина Андреевна, для общества так и выглядело.

Я задумалась, но нотариус не дал мне долго рефлексировать:

— Давайте я вам расскажу, что у вас осталось

Осталось у меня немного, из плюсов пятьсот рублей на «мои похороны», из минусов, задолженность по уплате налога за продажу недвижимости, и… маменькина любимая лошадь, которая вот-вот пойдёт с торгов, если не заплатить за содержание.

Я вздохнула, с жильём по-прежнему было непонятно. И вдруг вспомнила, что говорил мне доктор:

— Постойте, Константин Константинович, а брат? У меня же был брат?

Нотариус странно поморщился, открыл папку и достал оттуда несколько плотных листов.

— Брат у вас был, Фаина Андреевна, сводный, от первого брака вашего батюшки, — степенно проговорил нотариус, раскладывая передо мной лист за листом, — землю в Пермской губернии отписал ему батюшка ваш, остальное ваша матушка не позволила, — Константин Константинович недовольно поджал губы, как будто был в корне не согласен с таким решением.

Глава 4 (продолжение)

— Конечно! Готовьте бумаги, я девочку заберу, — воскликнула я прежде, чем вообще успела подумать. Малышка уже три месяца в приюте!

Константин Константинович довольно кивнул и, извинившись пошёл за стол. Однако довольно быстро вернулся:

— Фаина Андреевна, здесь такое дело, — нотариус явно расстроился, но не сказать не мог, — поскольку вы незамужняя девица, то вам надобно подтвердить, что у вас имеются денежные средства в размере полутора тысяч рублей на одного ребёнка.

Я посмотрела на нотариуса. Он что, издевается? Сам только что сказал, что у меня всего пятьсот рублей похоронных, откуда ещё тысячу взять?

Вслух ничего говорить не стала, да и чего воздух сотрясать, денег на счету не прибавится.

Какое-то время мы оба молчали. Я поняла, что нотариус ждёт моего решения, но мне не хватало информации, поэтому решила её собрать:

— Какие есть варианты?

Константин Константинович, явно не ожидавший от Фаины таких вопросов, сперва замешкался, но потом быстро взял себя в руки и начал перечислять:

— Банковский заём вам не дадут, простите, обеспечения нету, у ростовщиков не советую, нужную сумму не получится взять, а отдавать придётся много. Хорошим вариантом было бы занять у друзей.

— Но друзей у меня нет, — закончила я список вариантов.

Нотариус развёл руками, признавая мою правоту.

«Ситуация получалась не радостная, мне нужно было достать тысячу рублей, судя по всему сумма довольно значительная».

Я сидела и раздумывала, получается, что есть два человека к кому я могу обратиться за помощью: мой жених и мой «сердечный друг».

С женихом ситуация непонятная, он вообще не интересовался моей судьбой, а вот «сердечный друг» может оказаться приемлемым вариантом несмотря на то, что собирается жениться. Ну так я и не собираюсь его отговаривать или, боже упаси, вставать между ним и его невестой, даже деньги потом ему отдам… когда заработаю.

— Готовьте бумаги, Константин Константинович, — я решительно встала, — поеду искать друзей… и деньги.

Сначала заявила, а потом поняла, что адресов-то у меня и нет. Вот же «омоложение» не прошло даром, память-то стала девичья.

— Константин Константинович, — улыбнулась я и постаралась, чтобы голос прозвучал легко и непринуждённо, — не сочтите за труд, напомните мне, пожалуйста, адреса моего жениха и моего «сердечного друга».

И через пять минут я вышла из кабинета нотариуса, а в сумочке у меня лежала записка с адресами и именами, Я попросила, чтобы и имена написал полностью, а то про жениха вообще ничего не знаю.

Подумала, что первым делом поеду к «сердечному другу», всё же о нём мне тепло вспоминалось. Конечно, я его лично знать не знала, но то, что он оплачивал содержание Фаи, указывало на то, что он, возможно, человек порядочный.

Жил Воронов Дмитрий Алексеевич на Садовой улице, пешком было не очень близко, а время поджимало, поэтому я наняла извозчика и на оставшиеся копейки поехала занимать деньги.

Особняк, в котором жил «сердечный друг», был небольшой, но вокруг него имелся небольшой участок земли, да архитектура была весьма необычная. Размером дом был не очень большой, но выстроен был по типу замка. Даже перед забором имелась небольшая канавка.

Подумала о том, что, вероятно, «сердечный» друг удивится, увидев «воскресшую» подругу, но, отринув все сомнения, решительно постучала молоточком в невысокие кованые ворота.

Внутрь территории меня пропустили практически мгновенно, немного пришлось обождать на входе в сам особняк.

Я поднялась по ступенькам, забежавший вперёд дворовый человек, обогнав меня два раза стукнул по высоким, украшенным инкрустацией дверям. И в распахнувшихся дверях показался пожилой дворецкий, который увидев меня, застыл на месте, словно увидел привидение.

— Доложите Дмитрию Алексеевичу, что к нему Стрешнева Фаина Андреевна

Поскольку дворецкий даже не отреагировал, я сделала шаг вперёд и строго с нажимом сказала:

— Ну!

Мужчина вздрогнул, сделал шаг назад, продолжая со страхом на меня смотреть

— Прохор! — громкий мужской голос послышался с высоты второго этажа, — кто там?

— Б-ба-барышня, — вдруг заорал Прохор, которому, видимо, после вопроса барина стало не так страшно. И, поклонившись, посторонился, чтобы я могла войти. А сам, довольно резво побежал наверх по широкой лестнице.

Вскоре оттуда раздалось, причём громко, хотя стало заметно, что уже не орали, а просто говорили:

—Прохор, и чего ты вдруг заикаться начал? Что за барышня?

— Ф-фаина Андреевна, — с трудом выговорив моё имя произнёс дворецкий

— Что-о? — весело, но с оттенком злости послышалось от Воронова, — гони в шею аферистов, а ещё лучше полицию вызови.

— Барин, там и вправду Фаина Андреевна, подите сами, и убедитесь, — дворецкий, наконец, справился со своей речью и начал произносить слова без дрожи и заикания.

Я стояла внизу и смотрела на лестницу, вскоре по ней стал спускаться мужчина. Видно было, что обычно он сбегает по лестнице, но сейчас он двигался осторожно, словно опасаясь, что вдруг откуда-то выскочит дикий зверь и нападёт на него.

Лица мужчины мне видно не было, он шел против света, падавшего из потолочных окон. Одет мужчина был в синий костюм из дорогой ткани.

Высокого роста, длинные стройные ноги, атлетическая фигура. Спустившись и, увидев меня, стоявшую в отдалении от лестницы, он сделал несколько быстрых шагов, стремительно приблизившись ко мне, и вдруг замер, как вкопанный:

— Фаина … Андреевна?! — мужчина попятился назад, словно не верил, что перед ним именно я, даже попытался вытянуть руку, но потом сразу же убрал.

Глава 5

Я обратила внимание на кольцо на безымянном пальце правой руки.

Мужчина тоже заметил, что я смотрю на его руку:

— Да, Фаина Андреевна, я помолвлен

— Вы поэтому не можете помочь? Даже в долг? — мужчина удивлённо на меня посмотрел

— Вы изменились Фаина Андреевна, — вместо ответа заявил он, — стали жёстче, ну что же, значит вам можно сказать всю правду.

Вздохнул и, уже не пытаясь казаться милым и всепонимающим, сказал:

— Я, Фаина Андреевна, разорён, и брак мой, возможность спасти то, что ещё осталось. По договору, я более не управляю своими финансами и денег дать вам не могу.

Заметив, что я никак не реагирую на то, что он сказал, мужчина решил подвести черту, видимо, опасаясь, что я «коплю» силы на истерику:

— И вас я попрошу впредь не приходить сюда более, скоро здесь поселится моя супруга и видеть …, — он замялся, но потом просто продолжил, — и видеть вас здесь ей будет не по нраву.

Стало противно, значит, когда девицу соблазнял, можно было приходить, а теперь нельзя, но, с другой стороны, спасибо ему, без него мне бы некуда было «попадать».

Я встала:
— Благодарю, Дмитрий Алексеевич, и за чай, и за науку, может ещё совет дадите? К кому я могу обратиться за помощью?

Господин Воронов закашлялся и, пряча глаза сказал:

— Попробуйте пойти к князю Дулову вашему жениху, он богат и … возможно, будет рад видеть вас в добром здравии.

А я решила, что с «поганой овцы, хоть шерсти клок» и попросила заказать и оплатить мне извозчика.

Радостный, видимо оттого, что я, наконец-то покидаю его, Дмитрий Алексеевич тут же отправил человека всё это сделать. И уже через десять минут я ехала к особняку князя Дулова. Особняк был расположен в пригородной части Петербурга. Как я буду добираться оттуда я не знала. Ну, как-нибудь доберусь.

Особняк князя Дулова. За час до приезда Фаины

— И что же вы Алексей Сергеевич так строги? — спрашивал князь Дулов Игнатий Иванович.

Князь Дулов был грузный, среднего роста шестидесятилетний мужчина. Голова его была седа, но старым он себя не считал, он считал себя умным и хитрым. Занимал государственную должность в императорском совете, да с некоторых пор заметил, что деньги немалые стали приносить различные мануфактуры. И начал потихоньку их скупать. И вот на шоколадной фабрике Порываева он и споткнулся.

И уже почти час он уговаривал этого «крестьянина» продать ему долю его шоколадной фабрики.

Ещё лет десять назад, этого «коммерсанта» и на порог бы к князю не пустили, а здесь князь ещё и уговаривать его должен.

— Вам же, Алексей Сергеевич, самому прибыль будет, ежели в партнёрах древняя княжеская фамилия, — продолжал увещевать коммерсанта князь Дулов.

Алексей Порываев и вправду происхождения был «низкого», дед его был крепостным крестьянином, а как крепостное право отменили, так и стал род подниматься. У отца сначала была лавка, потом склады, корабль купил, а он, Алексей, получивший прекрасное образование и в Москве, и в Европе, сам основал шоколадную мануфактуру. И год назад она начала приносить прибыль.

Князю Дулову он не доверял, ему казалось, что тот был похож на паука. Красиво плетёт, да можно смертельно застрять в той паутине.

Он бы и на встречу с ним не пошёл, если бы не его прошение на покупку земли, которое, скорее всего, по распоряжению князя затормозили в коллегии.

И вот уже битый час он был вынужден «отбиваться» от уговоров «старого паука».

А перед глазами было лицо Фёдора Карловича Эйнема, который чуть было не лишился своей фабрики печений.

«Не продавайте долей аристократам, а особенно опасайтесь князя Дулова, иначе снова попадёте в кабалу, как когда-то ваш дед»

Самого Эйнема спасло появление Юлиуса Гейса, который стал партнёром Эйнема, и сделка потеряла привлекательность для Дулова.

Спустя ещё полчаса, князь Дулов так и не получив согласия со стороны Порываева, поджимая губы и не разжимая зубов, сообщил ему:

— Зря вы так ерепенитесь, Алексей Сергеевич, земля-то круглая.

Порываев и сам понимал, что теперь его прошение вообще потеряют, но у него ещё оставался запасной путь, подать прошение напрямую императору.

Мужчины сухо попрощались и как раз в этот момент в дверь протиснулся дворецкий, лицо у него было крайне удивлённое и он, покосившись на Алексея, и получив разрешающий кивок от князя произнес:

— К вам девица Стрешнева, Фаина Андреевна.

Алексей Порываев вздрогнул. Стрешневых он знал, ведь когда-то его дед был крепостным помещика Стрешнева.

«Интересно какие дела у девицы с князем Дуловым», — почему-то стало неприятно, но пора было откланиваться, что Алексей и сделал.

А на лестнице столкнулся с «неземным созданием». Бледная, похоже еле на ногах держащаяся, совсем молодая девушка, в скромном платье, тяжело поднималась держась за перила.

Она взглянула на него, и словно электрическим разрядом ударила. Алексей даже помотал головой.

Взгляд такой…, нездешний, нашёл подходящее слово Алексей. И решил не спешить уезжать, по какой-то причине ему показалось, что всё не так просто с этой девицей.

Глава 5 (продолжение)

Особняк князя Дулова напоминал дворец, в три этажа, с огромным количеством окон, парадным въездом и входом. Меня еле-еле пропустили на территорию. Если бы не моя напористость, которой, судя по всему, девица Стрешнева ранее не обладала, то наглые княжеские слуги вряд ли бы меня пропустили.

Возле входа в сам особняк, расположившегося на возвышении, наверное, десяти ступеней, а может и больше, не смогла посчитать, все силы уходили на то, чтобы не упасть, стоял экипаж. Он был … лаконичный, видно, что дорогой, но ничего лишнего, никаких гербов или вензелей, и в тоже время было заметно, что сделан с умом. Уверена, что поездка на таком экипаже гораздо удобнее того, на котором я приехала.

Поскольку я тряслась в нанятом возке около часа, то меня, похоже, укачало. На меня навалилась какая-то странная слабость, даже слегка подташнивало.

С трудом преодолев ступени на улице, я вошла в холл «дворца». Если бы я чувствовала себя хорошо, то, вероятно, я бы застыла в восхищении. Но сейчас, всё на что я была способна, это коротко бросить слуге:

— Доложи, Стрешнева Фаина Андреевна к князю, — и с нажимом добавила, — по срочному делу.

А сама с ужасом уставилась на ещё одну лестницу, расположенную ровно по центру огромного холла. Но на ней хотя бы были перилла.

После приглашения дворецкого, глядевшего на меня выпученными глазами, вдохнула поглубже и пошла «покорять» лестничную «вершину». Я была настолько сосредоточена на том, чтобы переставлять ноги, что сразу не обратила внимания на спускавшегося мне навстречу молодого человека.

Высокий, русоволосый, с открытым умным лицом, в дорогом, но одновременно простом, без вычурностей костюме. Встреть я такого в своё время, то подумала бы, что человек знает цену деньгам, и себе. Он взглянул на меня так, будто бы что-то обо мне знал, но мне надо было дойти до князя, поэтому я только коротко кивнула и продолжила «восхождение».

Когда я дошла до второго этажа, дворецкий, терпеливо дожидавшийся меня наверху, показал на гостеприимно распахнутую дверь. Я дала себе около минуты отдышаться, потому что ни слабость, ни тошнота не проходили.

— Принеси мне воды, — сказала дворецкому, не обращая внимание на то, что его глаза «выпучились» ещё больше, и он начал напоминать выброшенного на берег карпа.

Сама же прошла в…

Это была гостиная. Пока я видела только кабинет нотариуса, который мне показался дорогим, но эта гостиная «перенесла» меня в Строгановский дворец, где стены были отделаны розовым мрамором, но поскольку я в этом музее была в своё время, то до наших дней вся отделка не сохранилась. А здесь, у князя Дулова гостиная напоминала рассвет над заснеженными вершинами Эльбруса с картин Рериха, настолько необычно смотрелся розовый мрамор на всех стенах и колоннах.

— Так это действительно вы?! — вдруг раздалось откуда-то из-за угла, и я поняла, что засмотревшись на отделку, не заметила главного, а именно, хозяина всей этой красоты, князя Дулова

— Добрый день Игнатий Иванович, — тело само «присело» в лёгком книксене, я даже не успела среагировать.

Князь Дулов, до моего появления сидевший на одном из больших диванов, встал мне навстречу.

Он был полной противоположностью Дмитрию Воронову «сердечному другу» Фаины. Немудрено, что девушка влюбилась не в жениха.

Среднего роста, полный, с лысиной на затылке, седыми волосами, масляными глазками и неприятно-высокомерным лицом, князь производил впечатление человека, для которого все остальные только пыль под ногами.

Я обратила внимание на руки мужчины, пальцы у князя были короткие и толстые, почему-то именно руки произвели на меня наиболее отталкивающее впечатление.

— Вот уж и не ожидал вас увидеть в добром здравии, — неожиданно неприятным тоном заявил князь, даже не предложив мне присесть.

Мне стало нехорошо, может и не стоило мне сюда приходить, я же не в курсе, насколько далеко зашло увлечение Фаины с Дмитрием Вороновым.

Но решила сделать вид, что ничего не знаю, неприятных намёков в голосе не слышу, в конце концов я бухгалтер со стажем, если что могу помочь разобраться в финансовых потоках, и, наверное, даже приумножить капиталы.

Определившись с манерой поведения, взяла и уселась на ближайший стул, так как стоять больше не могла. Брови князя Дулова поползли наверх, но он ничего не сказал.

Вернулся обратно на диван и сел ровно посередине. Сложилась не очень равновесная ситуация, князь, развалившийся на диване, и примерно в пяти метрах от него я, сидящая на стуле. Довольно сложная позиция для диалога.

— Ну что вы, Фаина Андреевна, подходите, садитесь рядом, мы же всё-таки друг другу не чужие люди, — произнёс князь и похлопал ладонью по дивану.

И так это у него премерзко получилось, что я поняла — не договоримся.

И в этот момент в гостиную вошёл дворецкий, вслед за ним слуга с подносом, на котором стоял бокал с водой.

Князь удивлённо взглянул на собственных слуг.

— Вода для сударыни, — важно произнёс дворецкий с интересом оглядывая гостиную, видимо, отмечая для себя что-то.

Слуга направился ко мне, но князь, хлопнув рукой по низкому столу, стоящему рядом с диваном, приказал:

— Поставь на стол.

Так вода оказалась в непосредственной близости к князю и далеко от меня.

Захотелось встать и уйти. Но я заставила себя успокоиться, и встав, подтащила стул, усевшись ровно напротив князя. Схватила стакан с водой и с наслаждением отпила.

Когда ставила стакан обратно заметила какой-то вожделеющий взгляд Дулова, который словно загипнотизированный наблюдал как я пью.

— Игнатий Иванович, — начала я, — вы верно поняли, что я к вам по делу. Пришла в себя, теперь вот надо решить кое-какие проблемы и для этого мне нужно тысячу рублей… в долг.

Сказала и замолчала, предоставляя самому князю решить, готов он ссудить меня деньгами или нет.

Дулов тоже молчал.

Я подумала, что князь, вероятно, опытный делец, раз так долго держит паузу. Ну, да я тоже кое-что знаю.

Глава 6

Алексей Сергеевич Порываев

Возок выехал за пределы княжеского двора, и Алексей приказал кучеру остановиться чуть в отдалении, съехав на обочину, среди высоких тополей, высаженных вдоль дороги.

Что-то Алексея смутило в облике девицы Стрешневой. Она поднималась по лестнице, опираясь на перила, всё это вместе с неестественной бледностью, и каким-то рваным дыханием. Алексею показалось, что девица старалась скрыть одышку…

«Да она же на грани обморока! — вдруг осознал мужчина, и тут же задался вопросом, — интересно, зачем она в таком состоянии приехала к князю Дулову?»

Вспомнив про Дулова, Алексей поморщился. После разговора с «пауком» осталось противное ощущение склизкости.

Барин, — раздался голос кучера, вырывая мужчину из размышлений, — долго стоять-то? А то я отбежать хотел, — сообщил кучер «подробности» демонстративно подтягивая штаны.

— Беги, Митяй, — рассмеялся Алексей, — дело важное.

Сам же решил пройти ближе к воротам, чтобы видеть, что происходит во дворе.

Алексей и сам не понимал, чего он ждёт. Вспоминал, что он слышал про Стрешневых. Конечно, ему и дела не было до этих дворян. Но поскольку дед его был когда-то крепостным помещика Стрешнева, то время от времени, особенно увидев знакомую фамилию в новостях или услышав сплетню, Алексей прислушивался.

Знал он, что сын того самого помещика, Андрей Васильевич Стрешнев, не успев жениться вторым браком, через несколько лет скончался, оставив на попечении молодой жены неплохое наследство и маленькую дочь. Ещё был жив дед Алексея и, поднимая поучительно указательный палец вверх, говорил внуку: — «Смотри, Леха, помяни моё слово, растратит ента фуфыря всё наследство, потому шта не умеют енти ристократы деньгу приумножать.»

Сбылись пророческие слова деда, Алексей периодически, посматривал сделки в «Биржевом вестнике» и видел, как сперва был заложен, а потом продан доходный дом, потом загородное имение, а совсем недавно и столичный дом ушёл с молотка. О происходящем в семье Стрешневых Алексей не знал, только видел в газете в колонке криминальных происшествий что-то вроде «найдена с пулевым ранением…». Тогда не придал тому значения, некогда, почти всё время отнимал запуск фабрики, а теперь вот сопоставил. Неужели это она?

Вот только где же непутёвая мамаша этой бледноты, еле на ногах держащейся.

— Барин, — снова раздался голос Митяя, который уже вернулся и теперь стоял возле возка, — едем?

Алексей посмотрел на двор перед особняком Дулова, там никого не было, постоял ещё немного взглянул на часы. Ехать до дома, расположенного в центральной части столицы, ближе к северной стороне, было около часа. Значит вернётся уже по темноте.

— Поехали, — бросил Алексей и развернулся, направляясь к повозке. Уже поставил ногу, чтобы запрыгнуть, как вдруг кучер, так и стоявший рядом с возком, прищурился и проговорил:

— Смотри барин, бежит кто-то, девица што-ли, — и покачал головой, то ли удивляясь, то ли осуждая.

Алексей развернулся и действительно увидел несущуюся, словно за ней гнались черти, девицу Стрешневу, даже рассмотрел, как голые коленки мелькают в приподнятом для удобства бега платье. Выражение лица сложно было рассмотреть, но он удивился, что девица, ещё недавно еле переставляющая ноги на лестнице, так бодро бежала теперь.

Алексей увидела, как её проводила удивлёнными взглядами охрана, стоявшая на воротах, которую девица, похоже, даже не заметила.

Девица ещё довольно бодро пробежала некоторое расстояние, но потом движения её стали замедляться, она перешла на шаг.

— Сейчас свалится, — выдал, заинтересованно наблюдающий за происходящим, кучер.

Алексей вздрогнул и резко побежал навстречу девице, которая и вправду выглядела так, словно ноги её уже не держали. Еле успел подхватил несчастную возле самой земли, когда глаза девицы закатились и она рухнула, словно её разом покинули все силы.

***

Фаина Андреевна

Меня трясло, но под головой у меня было что-то тёплое, хотя и не сильно мягкое. Глаза открывались с трудом. Снова очень хотелось пить. Но вспомнила стакан воды, а затем и князя Дулова, и меня в буквальном смысле передёрнуло от отвращения.

Глаза всё-таки пришлось открыть. Я находилась внутри какого-то экипажа, голова моя лежала на чьей-то груди, как и рука, которой я вцепилась в рубашку … мужчины. Пахло приятно, чистой одеждой и ненавязчиво каким-то парфюмом, что для меня было удивительно, я и не думала, что такой аромат можно «услышать» в этом времени.

Я сначала трусливо прикрыла глаза, но потом по вдруг изменившемуся ощущению под щекой поняла, что мужчина знает, что я очнулась. Пришлось окончательно «приходить в себя».

Я отстранилась, в сером свете сумерек, пробивающемся из небольшого окна возка, мне удалось рассмотреть, что лежала я на плече того самого молодого человека, с которым столкнулась на лестнице в особняке Дулова.

— Простите, — проговорила я скрипучим голосом, горло было пересохшим, словно я неделю не пила воды.

— Не прощу, — неожиданно ответил мужчина, весело сверкнув глазами, — вы мне весь пиджак обслюнявили.

Я перевела глаза на пиджак и правда, видимо, пока я пребывала в бессознательном состоянии из уголка рта вытекло немного слюны.

— Воды хотите? — спросил мой… спаситель?

Я кивнула, но потом сообразила, что возможно мужчина не заметил и «проскрипела»:

— Да, очень

Мужчина достал флягу, на ощупь она была металлической. Я взяла, аккуратно принюхалась.

— Пейте, — как-то по-своему понял мужчина мою нерешительность, — фляга серебряная, вода в ней почти что святая.

Я с наслаждением сделала глоток, вода была вкусная, и я сделала ещё несколько глотков.

После чего передала флягу обратно мужчине, который тут же демонстративно сделал лоток сам. Меня несколько смутило, то, что, по сути, мы пили из одной бутыли, но я решила сделать вид, что не заметила. Может он просто хотел показать, что вода совершенно безопасна.

Глава 6 (продолжение)

Особняк князя Дулова.

Князь Дулов снова сидел на одном из больших розовых диванов. Он ненавидел эту гостиную. Её ещё обставляла его супруга, вторая, так и не принёсшая ему наследника. Первая была пустоцветом, и вторая такая же. Хотя брал он девку, пусть и не богатую, но из многодетной семьи. Специально узнавал, и мать её и бабка, словно кошки, каждый год рожали. А эта, сколько он ни старался, так и не понесла.

Отправил её в деревню, набраться бабского здоровья. Вернулась брюхатая. Такого позора княжеской фамилии князь Игнатий Иванович Дулов допустить не мог.

Отправил неверную супругу обратно, да приставил к ней специального человека. А с бабами чего только при родах не случается?

Вот и эта при родах померла, да и «наследник» не выжил. Князь «погоревал», да и снова пустился на поиски супруги.

Слава дурная «бежала» впереди князя, и несмотря на его богатство и положение, не спешили за него своих дочерей сватать. Но вдова дворянина Стрешнева сама предложила ему свою дочь, правда запросила пятнадцать тысяч приданного…

Князя из воспоминаний вырвал звук открывающейся двери.

— Ну наконец-то! — недовольно бросил князь, и слуга с подносом, на котором стоял запотевший графин и стопочка, а на красивой, украшенной орнаментом сиреневого цвета тарелочке производства Императорского фарфорового завода, лежала капустка, да хрусткие огурчики, а в отдельной того же сервиза мисочке мочёные яблочки, чуть не спотыкнулся, услышав строгий голос скорого на расправу барина.

Барину надо было срочно «лечить» последствия неудачного дня.

Во-первых, так и не удалось уговорить этого «крестьянина» Порываева, во-вторых, ожила, почти что похороненная девка Стрешнева, а в-третьих, ещё никто так обидно не бил князя по самому дорогому.

После пары стопочек стало легче, мысли сразу переключились на главное.

«Что она знает?» — размышлял князь, которому оставался всего один шаг до задуманного.

И вдруг вспомнил сверкающие от возмущения глаза этой «бледной немочи», и удивился ощутив, как желание, родившись где-то на уровне поясницы, выстрелило острой иглой в низ живота.

«Что-то в ней изменилось!» — облизнул внезапно пересохшие губы Игнатий Иванович и рукой поправил, ставшими вдруг неудобными штаны.

Следом пришла злая мысль, что теперь будет сложнее воплотить то, что задумал, но ещё и предвкушение, что с такой девкой можно будет и «поиграть».

***

Фаина

Выспавшись, проснулась утром отдохнувшая. Хотя и подозревала, что на лицо точно буду выглядеть несколько опухшей.

Вернувшись вчера вечером, выпила, наверное, целое ведро воды. Меня в моей «палате» встретила Анфиса Васильевна. Она-то мне и пояснила, что жажда моя оттого, что организм мой был сильно обезвожен, несмотря на хороший уход. И мне обязательно надо вовремя питаться и пить воду, иначе можно снова заболеть.

Мне захотелось «треснуть» себя по лбу рукой: — «Ну, конечно, вышла из комы и побежала дела делать, вот же ненормальная, хорошо ещё, что Алексей попался. Подобрал и отвёз. А если бы люди князя…»

Я даже зажмурилась, так мне стало страшно.

Вспомнив про нового знакомого, изучила карточку. На ней было написано:

«Алексей Сергеевич Порываев

Университетская набережная дом пять»

К сожалению, не было указано ни кто он, ни чем занимается. Позавтракала, кашей, принесённой добросердечной Анфисой Васильевной, с её же помощью собралась и пошла на встречу к господину Порываеву.

Вариантов у меня было немного, и я решила, что пока этот человек ничего плохого мне не сделал, а забрать свои «похоронные» деньги я всегда успею. И как бы я ни любила Петербург раньше, была в нём несколько раз с экскурсией, но если у меня есть шанс забрать девочку и выстроить новую жизнь на своей земле, то я им обязательно воспользуюсь.

Денег у меня уже не было совсем, поэтому я пошла пешком. Погода была прекрасная, было немного ветрено, но сухо. С собой взяла два куска хлеба, которые мне полагались к завтраку, и рассчитывала на обратном пути от Порываева зайти к нотариусу и там попить чаю с пряниками. Вот такой вот был план.

Я даже не сопоставила, что Университетская набережная — это набережная, где находится Кунсткамера, а увидев, обрадовалась, что по тому адресу были расположены коллегии и Алексей позвал меня не к себе домой, а «в офис».

Прогулка по мосту через Неву меня взбодрила, и в здание Мануфактурной коллегии я вошла хоть и с растрепавшейся причёской, зато со «светлой» головой.

На дверях стоял швейцар, высокий, худой пожилой мужчина, с лихо закрученными седым и усами. И я подумала, что понятие возраста сильно отличается в этом времени. Ему с успехом могло быть около сорока или около шестидесяти. Но суд по осанке дед ещё ого-го!

Он мне поклонился, сразу, профессиональным глазом, определив дворянку:

— Чего изволите, госпожа

Я демонстративно достала из сумочки карточку и зачитала имя Порываева.

— Вам на третий этаж комната два а, — сразу даже не задумавшись отрапортовал «старик».

— А, скажите, Алексей Сергеевич уже… там? — решила я уточнить, на всякий случай, пока есть шанс сбежать.

— Да, не волнуйтесь, он завсегда рано приходит, — «успокоил» меня дед, и прищурившись добавил, — уже почитай часа три там, работает, — поднял швейцар указательный палец вверх.

Время на часах было девять часов тридцать минут утра.

Сегодня подъём по лестнице сегодня дался мне гораздо легче, хотя лестница здесь была не такая пологая как в особняке Дулова.

«Интересно, — подумала я, а у Порываева чай с пряниками есть?»

Сама себе поразилась. Видно, с моим переселением в Фаину, мозги мои вместо старческой деменции получили всё-таки ослабление немного «раскиснув», раз я так часто про пряники думаю.

Стучать в дверь не стала. Поскольку на этаже, куда я поднялась и, всё-таки потратила некоторое время на восстановление дыхания, никого не было, то, отыскав комнату «два а», я толкнула дверь сама.

Глава 7

Алексей Порываев.

Алексей смотрел на девушку, которая вот уже целый час изучала документы и выписывала вопросы, потому что, когда она начала их задавать, то он и сам растерялся. И отправил секретаря за юристом. А её попросил пока их записать.

Признаться, когда он вчера вечером предложил девице прийти к нему в офис, то не думал, что она согласится, да ещё и примет его предложение.

Женщин, которые владели предприятиями в России, было много. Конечно, в основном это были купчихи, вдовы или замужние женщины, но были и аристократки. Потому что женщины были уравнены в правах с мужчинами, если хотели заниматься коммерцией.

Аристократы до сих пор имели привилегии, на покупку земли, налоговые преференции, поэтому для Алексея сделка была крайне выгодной… пока Фаина Андреевна не начала задавать вопросы.

И Алексей понял, что за тысячу рублей ему партнерство не купить. Нет, он, конечно, может встать в позицию, он точно знал, что у девушки безвыходная ситуация, она открылась ему вчера, когда он подвозил её, но как бы циничен он не был, уподобляться князю Дулову он не станет.

Фаина

Я зарылась в документы и поняла, что законы местные для меня неведомы, и захоти этот «благородный разбойник» меня обмануть, у него это легко получится.

А «разбойником» я его назвала про себя, когда, даже не зная законов, поняла, что со мной в партнёрстве он получит гораздо больше одной тысячи рублей.

Я так ему и сказала, и, когда он спросил сколько я хочу, я заявила, что хочу тридцать процентов от суммы преимущества, которое он выгадает на партнёрстве с дворянской фамилией.

Судя по выражению лица, Алексей Сергеевич тоже про себя меня называл «разбойницей», но если он разбирается в коммерции, то поймёт, почему я на3вала тридцать, а не десять, на которые, собственно, и рассчитываю.

Когда он не смог ответить мне на вопрос, почему налог на оборот для аристократов почти вполовину ниже, то он сам предложил вызвать юриста. Пока его секретарь бегал за юристом, я выписала ещё с десяток вопросов, раз уж у меня выдалась возможность воспользоваться бесплатной юридической консультацией.

Я ещё собиралась уточнить про подписание соглашения, что моё имущество вместе со мной не входит в эту сделку.

Правда пока из всего имущества у меня был только кофр с платьями, который лежал в каморке у Анфисы Васильевны, но вдруг Алексей Сергеевич позарится на мои платья.

В общем спустя примерно три часа, когда я подписала все соглашения, и юрист, и Алексей Сергеевич, выглядели уставшими.

Чаю с пряниками мне всё-таки сделали. Но пришлось попросить. Я бы правда и от бутербродов не отказалась, но никто не предложил. Вероятно, мужчины думают, что девушки питаются исключительно пряниками.

Мы с Алексеем Сергеевичем заключили довольно крупное соглашение. Мой интерес составил одиннадцать процентов.

— Торгуетесь вы, Фаина Андреевна, как заправский купец, — высказал мне Алексей Сергеевич, после того как ему пришлось согласиться на одиннадцать процентов. Зато я подписала отказ от немедленного вывода из оборота своей доли, согласовав процент и необходимое количество наличности.

Юрист, тот вообще смотрел на меня с восторгом, особенно когда я ему про ограничение ответственности* заявила.

(*ответственность каждого партнера ограничена его вкладом)

И только когда он мне задал вопрос:

— А как это?

Я поняла, что до товариществ или обществ с ограниченной ответственностью местное законодательство еще не дошло.

И когда юрист, откланявшись уходил, то поздравлял он почему-то именно Алексея Сергеевича.

Я подозрительно на него посмотрела и спросила:

— А почему он поздравил вас, Алексей Сергеевич?

Порываев пожал плечами:

— Вероятно рад, что я нашёл такого умного партнёра, как вы.

Это нисколько не утихомирило мою подозрительность, но я поняла, что другого ответа мне не дадут. Не бежать же за юристом с вопросом?

Настало время прощаться, в сумочке у меня были деньги, счёт юрист обещал открыть для меня в течение трёх дней.

Я грустно взглянула на пряники, вкусные, конечно, но хотелось нормальной еды.

Я в книжках читала, что купцы после заключения ехали в какой-то трактир и отмечали там сделку. Я бы тоже не отказалась бы отметить, большой тарелкой борща с пампушками.

Подумала: — «Вряд ли здесь женщины самостоятельно ходят в ресторан, чтобы поесть».

Но как я потом узнала, они и с кавалерами не ходят, если только те не являются их женихами.

— Какие у вас планы, Фаина Андреевна? — неожиданно остановил меня, почти что вышедшей за дверь, голос Алексея Сергеевича.

— Мне надо к нотариусу, оформить документы на опеку, — я не видела необходимости скрывать от Порываева свои планы.

— А что, Фаина Андреевна, жить так и останетесь в больнице? — весело спросил Алексей

— Да, Алексей Сергеевич, хорошая идея! — я подумала, что надо бы попробовать уговорить доктора на продление пребывания, тем более, что теперь я могу оплатить палату.

Может в каком-нибудь «Англетере» и комфортнее, но там точно нет Анфисы Васильевны, которая и кашку принесёт и с остальным поможет. А вечером перед сном ещё и молока с мёдом тёплого притащит.

Мужчина с удивлением на меня посмотрел. Мне даже показалось что Порываев, будь он хоть немного хуже воспитан, был готов заржать, закрыв лицо руками.

— Вообще-то я пошутил, — растерянно сказал он.

— А я нет, — улыбнулась и добавила, — я же уезжаю через пару дней, зачем мне что-то искать.

Порываев стал серьёзен:

— Куда, позволите спросить, собрались?

Теперь настала моя очередь растеряться:

— В Екатеринбург, за племянницей

«Ну надо же прямо допрос устроил», — подумала я, а вслух спросила:

— А я вам здесь нужна?

Порываев покачал головой, и я уже думала, что он промолчит, но нет:

— Не забывайте просто оставлять свой адрес, где вас можно будет найти, а то мало ли что. Мы же теперь… партнёры.

Глава 7 (продолжение)

Дорога мне предстояла дальняя. Радовало то, что железная дорога уже была проложена, но ехать напрямую из Петербурга на Урал возможности пока не было.

Сначала мне надо было добраться до Москвы, а потом пересесть на поезд, идущий в сторону Екатеринбурга.

В Москву вела Николаевская железная дорога, а из Москвы Рязанская железная дорога, которая шла до Казани, и там уже по частной ветке до Екатеринбурга.

Поэтому на билетах от Москвы до Казани я экономить не стала. Да и нотариус мне посоветовал взять первый класс, хотя от Петербурга до Москвы я ехала во втором.

Ещё раз убедилась, что скорости передвижения в этом времени совершенно иные. Поезд до Москвы ехал почти восемнадцать часов.

Второй класс напомнил мне купе с четырьмя полками и был довольно комфортен, тем более что спать там предстояло всего одну ночь. Что меня поразило, так это то, что билет я купила один на весь маршрут и действовал он две недели. Мест на нём указано не было.

Я пораньше приехала на Московский вокзал в Петербурге, и обрадовалась, услышав от проводника:

— Барышня, вы молодец, что заранее приехали, я вас сейчас со всеми удобствами устрою, и значитца, постараюсь, чтобы женщины с вами в купе ехали.

Слово своё проводник сдержал и скоро купе заполнилось, пришли две пожилые женщины, с которыми путешествовала девочка ле четырнадцати. Как я поняла, она возвращалась в Москву к родителям на каникулы. А женщины были из школы-пансиона, где девочка училась. Одна её сопровождала, а вторая ехала по своим делам.

К отправлению вагон второго класса был полностью забит, все купе были заняты. И я с удивлением наблюдала картину, как важный господин ругался на проводника, который его не пустил, объясняя тем, что мест больше нет.

Одна из пожилых женщин, заметив, что я наблюдаю за происходящим на перроне, сказала:

— Ругайся не ругайся, не пустит, у них с этим строго.

Я решила воспользоваться тем, что мои соседи первыми начали разговор и улыбнувшись сказала:

— Забавно, а я вот еду впервые и не знала такие подробности.

Улыбка творит чудеса. И уже скоро мы разговорились с моими попутчицами, особенно когда нам принесли чаю в подстаканниках. А у меня были с собой пряники. Они мне достались в качестве гостинцев.

Когда я вчера забирала документы у нотариуса, то прощаясь он вынес мне целый пакет с пряниками, и, смущаясь сказал:

— Фаина Андреевна, я заметил, что вам этот сорт понравился, вот, решил вам на прощание, так сказать, сделать приятное.

Я взяла, мне ещё в детстве бабушка говорила, что не стоит отказываться, когда дают.

Вот и пригодились.

Анфиса Васильевна пыталась меня убедить взять с собой еды, но я побоялась. Было жарко, ехать долго, пищевое отравление в дороге не самое приятное событие.

В поезде был вагон ресторан, и при желании можно было сходить туда или сделать заказ проводнику.

В Москву поезд прибыл к обеду, до отправления поезда до Казани оставалось несколько часов, и я решила их провести на вокзале, чтобы не опоздать с посадкой и не остаться до следующего поезда, как тот важный господин. Разговор которого именно этим и закончился. Проводник ему просто сказал, что следующий поезд будет через восемь часов и закрыл перед ним дверь вагона.

Перестраховавшись, стояла на перроне ещё до подачи состава. Но на удивление вагон первого класса был полупустой.

В купе первого класса было две полки и проводник, рассадив по вагону немногих пассажиров, мне в купе никого не подселил.

Так я, с относительным комфортом, проехала четыре дня пути до Казани. Любопытно, что много путешествовали либо мужчины, либо семьями. Таких как я, путешествующих в одиночку, молодых женщин больше не было. Но я не ощутила дискомфорта, в первом классе было безопасно, и я была благодарна нотариусу, давшему совет насчёт билетов и Порываеву, который сразу выделил остаточно наличности.

Что странно, в этом поезде, который шёл на более дальнее расстояние, не было вагона ресторана и питаться приходилось на станциях. Сперва я всё время нервничала, что поезд уедет без меня. Но кафе на станциях располагались таким образом что было видно состав, которых стоял, ожидая новых пассажиров и давая возможность поесть и приготовится к следующему «перегону».

Так в Казани я познакомилась с городским главой Екатеринбурга Нуровым Михаилом Ананьевичем.

Михаил Ананьевич был высокий, немного грузный мужчина, с коротко стриженными волосами и ухоженной окладистой бородой. Все столики в кафе были заняты, за каждым сидело по два или даже по три человека, и только я сидела одна. Он вошёл не со стороны перрона, а со стороны здания вокзала.

Он сразу огляделся, много времени тратить на раздумывания не стал, и пошёл к моему столику.

Пока шёл, я заметила, что многие его знали, он кивал, здороваясь, но ни у одного столика не остановился.

— Позволите присесть? — голос у него был зычный, а лицо приятное, даже добродушное.

Я не увидела причин отказать, тем более что уже почти всё доела и собиралась идти обратно в вагон.

— Присаживайтесь… — я намеренно сделала паузу, надеясь, что он представится.

Мне показалось, что он удивился тому, что я не знала его имя

— Нуров, Михаил Ананьевич, — сообщил он, и снова, похоже, ожидал какой-то реакции от меня.

Я, конечно, никого не знала с таким именем, а вот фамилия показалась мне знакомой.

—Нуров? — почти что невежливо переспросила я, — а вы имеете какое-то отношение к Нуровскому приюту?

Именно в том приюте была Полина, за которой я и ехала.

Мужчина улыбнулся, явно не той реакции он от меня ожидал, но ответил:

— Не я, моя супруга, Клавдия Ивановна, приют на её попечении, вот и назвали в честь фамилии.

Я, спохватившись тоже назвала своё имя.

— А не приходитесь ли вы родственницей помещику Стрешневу? — в свою очередь поинтересовался мужчина и назвал имя отчество погибшего брата Фаины.

— Да, — я кивнула, — это мой брат, сводный.

Глава 8

Алексей Порываев задумчиво крутил в руках карандаш. Сегодня утром у него была встреча с частным детективом.

Аркадий Никифорович Кошко много лет служил в сыскной полиции Петербурга, прежде чем решиться уйти на «вольные хлеба». Но в конце концов, когда вместо него на более высокий чин поставили племянника генерала Ахметова, Аркадий Никифорович понял, что выше той высоты, до которой удалось дотянуться простому крестьянскому пареньку, когда-то приехавшему в столицу из Старого Оскола с мечтой стать великим сыщиком, уже не получится.

И с лёгким сердцем, предварительно устроив скандал, и, получив за это довольно большие отступные, согласился уйти в отставку. Выслуга лет позволяла, а мечта… мечта продолжала исполняться.

Не прошло и двух лет, а имя Аркадия Никифоровича уже гремело, как имя настоящего профессионала, который может расследовать самые сложные дела, которые не в состоянии расследовать сыскная полиция.

И к нему даже начали обращаться из полиции за помощью. И своим бывшим коллегам он, конечно, помогал, и потому всегда мог рассчитывать и на их поддержку.

К нему-то и обратился Алексей Порываев, когда решил разузнать, что же случилось с семьёй его нового партнёра, Фаины Андреевны Стрешневой.

И вот сегодня Аркадий Никифорович принёс Порываеву собранный материал. И Алексей Сергеевич крепко задумался.

По всему выходило, что Фаина Андреевну застрелил не нервически настроенный поклонник, как писали в газетёнках, которые любят такие истории, а неизвестное лицо, которое лишь потому не довело дело до конца, что как раз таки «поклонник» его и спугнул.

Кстати, «поклонника» тоже не осудили из-за недостаточности улик. И здесь Аркадий Никифорович был со своими коллегами согласен, улик против молодого человека, которого схватили на месте преступления, действительно, не было, да и повода убивать девушку тоже. Потому что тот, кого «жёлтые» газетёнки назвали «поклонником», был всего на всего курьером от банка, посланным вручить извещение о том, что по невыплате дом Стрешневых переходит в собственность банка.

А вот гибель семьи брата Фаины Андреевны и поспешный отъезд её матери за границу, были как будто бы финалом в череде странностей, вокруг семьи помещика Стрешнева.

И выбивалось из всего этого то, что Фаина не умерла, а неожиданно пришла в себя, что рушило кем-то очень тщательно выстроенный план.

Так Порываеву и сказал Аркадий Никифорович:

— Понимаете, Алексей Сергеевич, не верю я в такие совпадения, и быстрое разорение семьи, и гибель всех наследников. Нюхом чую, что здесь надо искать того, кто основную выгоду получит.

«Нюхом чую» было известное выражение Аркадия Никифоровича. И когда он его произносил, то это означало, что совершено преступление.

Вот и сейчас Аркадий Никифорович «нюхом почуял». А Алексей Сергеевич, вздохнув, подумал, что не надо было ему связываться с этим делом, у самого проблем достаточно.

Но потом вспомнил тонкую фигурку и упрямый взгляд и понял, что вариантов-то у него и не было.

Подумал: — «Интересно, как там она? Доехала ли до Екатеринбурга?»

***

Фаина

«Куда я еду?» — думала я, выслушав рассказ Михаила Ананьевича, который сейчас, прикрыв глаза либо делал вид, либо и правда дремал.

По всему выходило, что семейное поместье Стрешневых, было передано сыну Андрея Стрешнева по дарственной от отца. В поместье входила земля, на которой стояли две деревни Становская и Пышминская, между деревнями протекала река Берёзовка, и на реке стоял семейный дом помещика. Неподалёку от дома была пасека, которой как раз занимался брат Фаины Иван Андреевич Стрешнев.

Ну, это я всё примерно знала из тех документов, которые мне передал нотариус.

А вот то, чего не было в документах, мне поведал городской глава.

— Брат ваш с супругой были найдены застреленными в начале февраля. Да и обнаружили их не сразу, только спустя несколько дней. Зима.

— А ребёнок? — похолодев от ужаса, спросила я, — Неужели никого рядом не было? Слуги?

— Так из слуг у брата вашего только старый Кузьма оставался, он то как раз и сообщил, что в доме хозяина беда.

Михаил Ананьевич тяжело вздохнул, и потёр лоб рукой, словно вспоминая, что там было, после чего продолжил:

— Просто сразу добраться до города никто не мог. Снегом дороги завалило. А у нас, знаете ли, не как в Петербурге, если завалит, сразу не расчистить.

— Так, а ребёнок? — повторила я свой вопрос, начав нервничать, а то, что он мне всё про снег.

— А-а, — спохватился Михаил Ананьевич, — так со старым слугой она была. Кузьма так и рассказал, что мать собрала и отправила его с девочкой в ближайшую деревню.

Я задумалась, так живо представила себе, как старик в тулупе идёт через сугробы с маленькой, тоже в тулупчике, из-за чего она похожа на бочонок, девочкой в платочке и тёплой шапке.

У меня сразу возник вопрос, но я не стала задавать его вслух: — «Почему мать отправила старика с малышкой в деревню? Почему они сами остались в доме?»

Выяснилось, что пасекой с тех пор никто не занимался, дом никто не охранял, старый Кузьма продолжал жить там же при доме, но чем занимался и на что жил никто не знает.

На мой вопрос, а почему?

Господин Нуров ответил:

— По закону, если наследники не находятся в течение шести месяцев, то землица продаётся с молотка.

— И, если на земле никаких дорогих строений нет, то и цена соответственно невысокая, — продолжила я незаконченную, как мне показалось, мысль градоначальника.

Нуров очень внимательно на меня посмотрел:

— Правда ваша, Фаина Андреевна.

А потом вдруг сказал:

— А на землицу эту много кто целился, да я бы и сам был не прочь прикупить.

Взглянул так остро, что мне даже неприятно стало, ощущение, как бумагой порезалась, и спросил:

— Может подумаете насчёт продажи? Зачем вам столько земли одной-то?

Я решила всё перевести в шутку, чтобы не отвечать:

Глава 8 (продолжение)

— Ну-с, Фаина Андреевна, приветствую вас в Екатеринбурге, — довольно бодро проговорил, только что дремавший, Нуров, — вы же впервые на нашей земле?

«Ну вот что сказать, — подумала я, —так-то не впервые, конечно, почти всю жизнь там и прожила, но вот Фаина, возможно, что и впервые».

Да ещё моя подозрительность проснулась, что-то мне показалось, что хитрит Михаил Ананьевич, недоговаривает.

—В детстве мы здесь с батюшкой бывали, — на свой и страх и риск ответила я.

Ну то в детстве, — заявил Нуров, — сейчас-то многое изменилось

Я на него посмотрела с удивлением, детство, если брать, что Фаине двадцать, совсем недавно было. Ну тему развивать не стала, решила послушать, к чему он это вообще ведёт.

— Вам, Фаина Андреевна, надо присмотреться, приглядеться к местному обществу, я бы мог вам в этом помочь, — наконец озвучил истинную мысль господин Нуров

— Конечно, — ответила я, — это дело очень нужное, но мне бы сразу хотелось племянницу забрать и в родное имение поехать.

Лицо у Нурова стало не очень довольное, и я поспешила его заверить:

— Но как только всё увижу, сразу в город, к вам, с радостью воспользуюсь вашим предложением.

На всякий случай, чтобы не было двусмысленности ещё добавила: — С супругой вашей мне интересно познакомится, такими добрыми делами занимается.

Мне показалось, что Нуров удовлетворённо кивнул, и больше мы к этой теме не возвращались. Единственное, что он удивился, что я сразу хочу ехать в приют.

—Вы бы сначала в имение съездили, — посоветовал он.

Но я для себя решила, что девочку заберу сразу, может,конечно, там очень хороший приют, да вот только дома с родным человеком всегда лучше.

Заручившись обещанием Нурова о помощи, и пообещав ему не позднее, чем через неделю приехать в город, я отправилась в Нуровский приют.

Находился он на окраине Екатеринбурга. Сначала хотела договориться с извозчиком сразу на то, чтобы он нас уже вдвоём отвез в имение, но извозчик мне разъяснил, что они только в городской черте работают, а чтобы добраться до деревни мне нужно почтовую карету нанимать.

Я подумала: — «Любопытно, а знал об этом Нуров? Если знал, то почему не предложил помощь? Неужели думает, что я «сломаюсь»?»

Извозчик, заметив мои поджатые губы, подумал, что это я на его счёт злюсь:

—Барышня, да вы не сердитесь, я вас возле приюта подожду и до почты поедем, а там и пересядете на почтовую.

Я выдохнула, кивнула доброму дядьке.

Приют находился в двухэтажном полукаменном здании на пересечении двух улиц, Сибирского проспекта и улицы Тихвинской. Прямо перед приютом была небольшая площадь, где и остановился извозчик:

— Здесь вас обожду, а как выйдете, если с вещами, кликните, я подъеду

В приюте я сразу приказала привести мне девочку. Начальница приюта попыталась что-то рассказать, что нужны какие-то ещё документы, но я была уставшая, после почти недельной дороги, злая, потому что мне ещё надо было искать транспорт, и уже осознавшая, что дворянам можно немножко больше, чем неродовитым людям.

— Приведите мне ребёнка, — и я посмотрела на даму взглядом бухгалтера, у которого не сдан годовой отчёт.

Через полчаса мы с Полиной уже выходили из здания.

Когда девочку только привели она настороженно на меня смотрела, словно зверёк.

— Полина, я Фаина, твоя тётя, теперь мы будем жить вместе, вернёмся в дом, — я старалась, чтобы мой голос звучал весело, хотя хотелось схватить малявку и заплакать, почему-то так было её жалко.

— Она не говорит, — произнесла воспитательница, крупная, не очень опрятная женщина.

— Вообще? — удивилась я, вроде уже большая, должна говорить

Начальница достала папку:

— Вот это тоже возьмите, здесь врачебные осмотры

Я пролистнула и увидела заключение некоего доктора Рощина, что у девочки посттравматический шок.

— Вы мне всё отдали? — не стала уточнять подробности про врача у начальницы, которая по какой-то причине была негативно настроена, решила, что позже приеду в город и всё выясню.

— Вещи ещё, — всё так же недовольным тоном спросила начальница, не удосужившись назвать меня по имени, — забирать будете?

— Какие?

Начальница кивнула воспитательнице и вскоре та притащила тканый мешок и положила передо мной.

«Вот же …»— мне захотелось выругаться, но я сдержалась

— Я что ковыряться в нём буду?

— Вы вправе забрать всё, — сообщила мне начальница и гадко улыбнулась

И тут до меня дошло: —«Да она же денег хотела! Эх, Россия-матушка, «не подмажешь не поедешь». Но теперь-то я принципиально ей ничего не заплачу.»

Взглянула на начальницу и приказала:

— У входа стоит извозчик, извольте погрузить вещи в багаж

Уж не знаю, что там в мешке, наверняка хлам, но неизвестно, что нас с Полиной ждёт в имении, поэтому нам может там любой хлам пригодиться.

Извозчик не обманул, дождался и отвёз нас на почту. Там тоже всё прошло отлично и, наняв довольно приличную почтовую карету мы с Полиной доехали до имения. По пути жевали, купленные заранее пирожки и запивали морсом.

Когда прибыли в имение было около пяти вечера. И вот здесь начались сюрпризы.

Ворота на въезде в имение были нараспашку, причём она створка буквально висела, словно её выбили. Дом издалека, от ворот казался красивым, но когда мы подъехали, то стало заметно, что внутри есть следы пожара, большинство окон были выбиты, возле входа валялись какие-то камни. Приглядевшись, я поняла, что это куски статуи или статуй, судя по постаментам, их было две возле входа.

Людей пока не увидела, но по словам Нурова здесь должен жить Кузьма.

Между тем, почтовый кучер уже выгрузил багаж, поставил его на землю и, почесав затылок, спросил:

— Барышня, в дом нести?

Я вздохнула и дав ему на чай, попросила постоять немного.

Если здесь никого нет, то может лучше в деревню поехать, одной с ребёнком оставаться на ночь в пустом полуразрушенном доме страшновато.

Глава 8 (продолжение)

— Ну немного я могу, — извозчик снова почесал затылок.

«Надеюсь, что это просто привычка,» — подумала я, но на всякий случай, решила к нему близко не походить.

— Полинка, ты со мной или с дядей кучером постоишь? — спросила девочку, решив, что может ей не захочется бродить по дому.

Но она так вцепилась мне в руку, что я поняла, идём вместе.

Но не успели зайти в дом, как услышали:

— Это кто тама? У меня ружьё есть!

Я повернулась, из правого флигеля, в котором, кстати стёкла были целые, из открытого окна высунулся пожилой мужчина и в руках его действительно было ружьё.

— Кузьма? — крикнула я

Мужчина опустил ружьё и подслеповато прищурился. Видимо, углядел, что ничего опасного женщина и ребёнок не представляют, и вскоре вышел из флигеля.

Полина, увидев старика, вырвала ручку и побежала к нему

Я наблюдала их встречу, было заметно, что девочка его знает и любит, значит неплохой дед, сработаемся.

Почтовую карету я отпустила, Кузьма помог с вещами, перетащил их во флигель и рассказал мне что и как.

Оказалось, что «сперва-то выделил город охрану» и всё было хорошо, а потом через месяц охрану убрали и началось. Несколько раз Кузьме удавалось отпугнуть мародёров, но не всегда.

— Видите, барыня, — развёл Кузьма руками, — вот постарался ценное припрятать, здесь оно, в подполе. И ещё в сарае зарыл, серебро там, и дорогие вещи. А что не успел, то либо побили, как вона статуи, либо украли.

Кузьма достал не очень свежий платок и промокнул глаза. Полина сидела за небольшим столиком и играла с двумя деревянными фигурками каких-то зверей.

Кузьма, взглянув на девочку, улыбнулся:

—Вот новые сделал, знал, что всё пригодится.

Дом мы с ним вместе осмотрели, конечно, там, где были следы пожара, уборка нужна была серьёзная и с ремонтом.

— А что за пожар был? — спросила, не понимая, почему след пожара есть, а дом вроде как целый, хотя перекрытия наверняка деревянные.

Оказалось, что когда нашли родителей Полины, то и следы пожара обнаружили, как будто кто-то сначала в окна факелы кидал.

Мне стало немного жутко. Но решила пока про это не думать. Надо было заняться насущным.

Я осмотрелась, жить, конечно, во флигеле, вместе с Кузьмой я не собиралась, поэтому вопрос с ремонтом в доме надо было решать в первую очередь.

А из срочного надо было что-то на ужин, время уже было позднее, а мы с собой еды не брали. Как-то в этой действительности у меня с режимом питания пока никак не наладиться. Но теперь есть Полинка, поэтому надо этот вопрос решать.

Спросила Кузьму, тот пожал плечами и грустно поделился:

—Особо припасов нету, я-то, барышня, тоже тут бедствовал, мёд распродавал прошлогодний, на то и жил.

В общем Кузьму я отправила в деревню, разжиться продуктами и договориться, чтобы с утра приехали убираться и те, кто хочет служить.

Решила, что надо нанять кухарку, мастеров на починку и пару человек в охрану. А то как-то страшно с распахнутыми воротами.

Кузьма оказался полезным дедом, привез из деревни не только продукты, но и готовую еду на ужин. Еще и на завтрак осталось.

— Барышня, с утра мастера будут, и плотника позвал и каменщика, и несколько баб придут наниматься, я вам подскажу какую куды брать. А то ведь не каждая вкусно сготовить может.

Потом помолчал, словно раздумывая говорить или нет, но всё-таки решил сказать:

— Только вы им много не платите. А то знаю я вас, господ, счёта деньгам не ведаете.

Я улыбнулась:

— А сколько им платить?

— Дык, дом отмыть три целковых не боле, если кто отличится, то можна и накинуть на конфеты копеек по десять.

Я подумала, что надо бы разобраться с местными расценками, а то для одних тысяча рублей не деньги, а другие за рубль целый день работать будут, а может и не один.

В имении была старая баня, но до неё надо было идти, поэтому просто попросила Кузьму набрать воды, и помочь подогреть. Он удивился, но возражать не стал.

Во флигеле было три комнаты, в одной я помыла Полину, и сама ополоснулась в корыте. Подумала, что завтра попрошу Кузьму баню затопить. А сегодня устала.

Кузьма спать лёг в коридоре с ружьём, предварительно заперев все двери во флигеле.

А ночью к нам пришли.

Глава 9.

Сначала я услышала голоса за окном, говорившие даже не пытались говорить тихо. Создавалось впечатление, что наоборот, они делали всё, чтобы их услышали. Спала я почти одетая, поэтому осторожно встала с кровати, чтоб не разбудить Полину и подошла к окну.

Отодвинув занавеску, посмотрела в окно. Ночь была лунная и в неровном свете луны было видно, как совершенно не скрываясь, двое мужчин идут через двор, направляясь ко входу в дом.

Я вышла из спальни и легонько, чтобы не испугать, толкнула Кузьму.

Тот сразу проснулся, я жестом показала ему, чтобы молчал и шёпотом сказала, что там кто-то направляется к дому.

Кузьма сразу схватился за ружьё.

— А есть ещё оружие? — спросила я, чувствуя, как внутри начинается адреналиновая реакция.

Кузьма кивнул, в темноте особо не было заметно, но мне показалось, что он удивился, но принёс коробку, в которой лежали два больших пистолета.

С гордостью сказал:

— Вот сберёг, ду..эльные

— Как из него стрелять? — взяв в руки один из тяжёлых, явно инкрустированных серебром, пистолей, я поражённо рассматривала эту конструкцию

— Неужто стрелять будете, барышня? — удивление всё-таки прорвалось из Кузьмы.

— Надо будет, выстрелю, — отрезала я

Кузьма показал мне, что нужно сделать, и я понадеялась, что в нужный момент, если такой наступит, рука у меня не дрогнет.

— Есть проход из флигеля в дом? — тихо спросила

— Есть, канешна, как же на быть, токмо завалил я его, — произнёс Кузьма виновато.

«Молодец, дед!» — подумала я, а вслух сказала:

— Пошли покажешь.

Я проверила как там Полинка, девочка спала крепко, и мы с Кузьмой пошли в сторону «заваленного прохода».

Завален проход был качественно, разобрать его быстро, чтобы выйти противникам в «тыл» без шума, не представлялось возможным.

Но ждать пока «мародёры», или кто они там, осознают, что в доме ничего ценного нет, а вот во флигеле, который выглядит целым, есть, я не хотела.

И не знаю, откуда во мне вдруг появились «стратегические способности», а только я вдруг чётко поняла, что надо делать.

Отправила Кузьму на крышу, сама же заняла позицию у окна, так, чтобы мне было видно, если они подойдут ко входу, и я смогла бы их отпугнуть выстрелом. Оба пистоля были допотопными, на один выстрел каждый, Кузьма с гордостью сказал, что оружие собирал ещё мой дед.

Так что у меня было всего два выстрела и Кузьма на крыше, и надежда, что в нужный момент ни Кузьма, ни дедушкины пистолеты не подведут.

Как и предполагала, скоро грабители вышли из дома и стали переругиваться:

— Пусто, ни добра, ни девки

И я вдруг поняла, что они знали, что я приехала, или кто-то им сказал, а, возможно, что и направили. Вопрос зачем? Просто припугнуть или что похуже?

И мне вспомнились девяностые, как оставалась ночевать в контейнере на рынке, чтобы «добрый ребятки», которые, кстати, денег брали «за охрану», не позарились на то, что внутри. А то один раз так пришла утром, а у меня недостача на тридцать тысяч. И пистолетом я пользоваться умела, правда у меня тогда был травмат*.

(*здесь Фаина имеет ввиду травматический пистолет, стрелявший резиновыми пулями, наполненными газом)

От воспоминаний меня отвлёк кашель одного из «гостей». «разбойнички» приняли решение идти во флигель.

— Стоять! —— крикнула я, получилось не очень грозно, пришлось добавить классическое, — буду стрелять на поражение.

Уж не знаю, что подействовало, то, что услышали слово стрелять или непривычную формулировку, а только мужики вдруг замерли и один из них прохрипел:

— Эй, девка, не шали, отдавай деньги и мы уйдём

Но с места не сдвинулись.

Пришлось придать им ускорение:

— Считаю до трёх

— Раз, два, … — и я не успела сказать три, как вдруг один из мужиков резко побежал в сторону входа во флигель.

И я, то ли от испуга, то ли где-то внутри у меня зрела уверенность, что так и надо, выдохнула:

— Три, — и выстрелила.

Пистоль был очень тугой и рычажком мне больно прижало палец, а ещё обожгло руку, в которой я держала оружие, но в тот момент сердце у меня стучало с такой скоростью, что я вообще ничего не чувствовала.

Зрение моё вдруг стало чётким-чётким, и я увидела, как пуля летит по воздуху и врезается бегущему мужчине в грудь.

А раньше думала, что это только в кино так показывают.

Второй завизжал и ринулся то ли во флигель, то ли к своему подельнику. И здесь в дело вступил Кузьма, у которого было указание стрелять, только после моего выстрела.

Кузьма очень чётко выстрелил под ноги бегущему и тот, странно подпрыгнув на месте, развернулся и зигзагами, словно заяц от лисы, поскакал к выходу из имения.

Конечно, Полинку выстрелы разбудили. И, хотя руки у меня тряслись, я нашла в себе силы пойти к девочке и успокоить её, сказав, что это гроза на улице:

— Вот утром встанем, а там всё свеженькое, после грозы, хорошо, солнышко выйдет и пойдём мы с тобой гулять.

Девочка доверчиво прижалась, и, слушая её ровное дыхание, у меня стало успокаиваться сердцебиение. Я шептала ей в светловолосую макушку успокаивающие слова и девочка уснула.

А я пошла к Кузьме, надо было разобраться, с тем, кого я…убила?

Кузьма ждал меня внутри:

— Ну, барышня, ну, не ожидал, — с восхищением произнёс он

— Ты не ходил ещё туда? — спросила я, — жив он?

И вдруг резко почувствовала тошноту, как будто бы до меня только что дошло, что я натворила.

Начались спазмы и меня стошнило, я только и успела, что выскочить ближе ко входу, где были доски.

Пока мне удалось себя собрать, Кузьма притащил ведро с водой, налил мне кружку:

— На-ко, барышня, попей, — жалеючи произнёс он, — давайте што ли я сам сходю.

Но мне было страшно отпускать Кузьму одного, вдруг этот гад ещё жив, ещё сделает что-нибудь деду, как я без Кузьмы, я к нему уже привыкла.

Спустя некоторое время, когда на улице уже начало светать, я, наконец, нашла в себе силы, чтобы выйти во двор.

Глава 10.

—Дык, известно кто, деревенские и попёрли, —совершенно серьёзно проговорил пасечник.

Посмотрела на весело подпрыгивающую Полину, подумала, что обещала девочке прогулку, и вот, можно выполнить обещание:

— А далеко?

— Нет, недалече, — мужчина мотнул головой, показывая куда-то вправо, — там у Березовки.

— Погодите, барышня, — остановил меня Кузьма, — куды ж без охраны-то?

Я обернулась в ту сторону, куда махал Кузьма, к нам подошли трое парней.

Высокие, румяные, русоволосые, двое шли, тяжело впечатывая шаги в землю, а третий выглядел на их фоне мелким. Сухой, смуглый, черноволосый, похоже, что юркий, он шёл, словно плыл по воздуху и, мне показалось, что он был постарше остальных. Я подумала, что только он один из них и был похож на того, кто мог бы претендовать на роль охранника, остальные двое были больше похожи на «молодцов из ларца».

«Молодцы из ларца» подошли, поклонились.

Кузьма с довольным видом сообщил:

— Братья Тимохины,

— Что умеете? — спросила я

Ответил вместо них Кузьма:

— Так они первые на кулачных

Братья смущённо улыбнулись.

Я кивнула, подумав, что такие румяные, лучше, чем ничего. Но пару вопросов при найме задать надо было:

— Почему решили наняться?

Ответил тот из братьев, кто выглядел чуть старше:

— Кузьма Петрович сказал, вы платить будете, а я вот женюсь по осени, надо бы подзаработать.

— А ты значит, брату помогаешь? — спросила, глядя на того, кто помоложе

Он кивнул.

— Как зовут вас? — решила всё-таки парней оставить, на ворота пока поставлю.

Парней звали Михаил и Павел.

А я с интересом посмотрела на смугляка.

— Азат, — белозубо улыбнулся он, и напомнил мне Саида в исполнении Спартака Мишулина*.

(персонаж из к/ф «Белое солнце пустыни»)

— Почему решил наняться?

— Работа по мне, — коротко сказал он.

И мне сразу подумалось, что он один стоит двух румяных братьев Тимохиных.

Кузьма, кстати, наоборот, с недовольным видом смотрел на Азата.

— Беру всех троих, — сказала я, — вы двое здесь, на воротах, чужих, кроме работников не пускать. Азат, ты с нами.

Но всё-таки решила спросить Кузьму, почему он морщится.

— Да пришлый он, — сообщил мне Кузьма, когда мы отошли в сторонку.

— Семья у него есть? — почему-то мне показалось, что не так просто Азат пришёл наниматься. Чужаку всегда сложно, особенно в деревне.

— Есть, — кивнул Кузьма, — жена и двое ребятишек.

— Жена тоже… смуглая? —

— Нет, — ответил Кузьма, — нашенская, светленькая, худенькая, улыбчивая.

А я подумала, что вот и ответ. Скорее всего поженились против воли родных и ушли, а смугляк-то не крестьянин. Непонятно только почему в деревне осели, в городе-то проще.

Закончив с наймом, мы пошли по хорошо утоптанной дороге и вскоре вышли на перекрёсток, с которого открывался вид на речку.

Речка здесь делала поворот и в месте поворота через речку был мост.

— В ентом месте Берёзовка узкая, вот дед ваш и построил мост здеся, — прокомментировал Кузьма.

Пасека находилась на другом берегу. Сразу после моста, тропинка шла наверх.

Пасечник, которого звали Степаном, рассказал, что место отличное, весной вода не заливает, а переносы можно делать быстро, потому как с одной стороны, поля засевают то гречихой, то рапсом, то под парами держат, а с другой лес, и мёд получается разный.

Поднявшись наверх по тропинке, мы вскоре увидели большую поляну, на которой как-то сиротливо торчали пара десятков ульев, и с дальней от нас стороны было что-то вроде сарая.

Я подумала, что вроде нормально, двадцать ульев, это же много? Но на всякий случай спросила:

— А много ли ульев украли?

— Много, — ответил Степан, — здесь было сто ульев, а осталось, сами видите, от силы треть.

«Ну народ, — подумала я, — растащили»

А Степан между тем продолжил:

— Мы же с Иваном Андреевичем все улья в омшанник* на зиму убрали, так, когда несчастье-то случилось, погода пошла, я всё-всё продолжал делать, хотя мне и не платили, но пчёлы же живые, жалко их.

(*Чаще всего это подземное или заглубленное в землю строение, где оборудуется система вентиляции, поддерживается температура не ниже -4°C)

Я обратила внимание на то, что Степан в отличие от того же Кузьмы говорит почти что по-городскому, слов почти что не коверкает.

Кузьма кивнул:

— Мёд давали пчёлкам-то, подкармливали родимых

— А потом, смотрю, — тон Степана стал возмущённый, — сперва один, улей пропал, потом пять, а потом-то я приболел, через неделю прихожу, а здесь…

И он махнул рукой, мол и так всё видно.

— А сможешь ли опознать наши ульи? — спросила я

— Конечно смогу, своими руками делал, —Степан даже оживился.

—Тогда сделаем так, — сообщила я, и пару мгновений подумав спросила— есть же в деревнях староста?

— Есть, конечно, — кивнули и Кузьма, и Степан

— Вызывайте ко мне, — я не знала имею ли право на это, но полагала, что раз земли, на которой стоят деревни, принадлежит Стрешневым, наверное, да.

Не хватало мне знания какие финансовые отношения у меня с крестьянами, не могут же они просто так пользоваться принадлежащей мне землёй.

Уже уходили, я у Степана спросила:

— А раньше, когда брат был жив, ульи пропадали?

— Нет, госпожа, — Степан отрицательно помотал головой, — брат ваш только первый год, когда урожай собирали с ульев, тогда только нанимал двух охранников из города, а в остальное время нет.

А я подумала, что непросто так брат Фаины нанимал охранников из города. Деревенские может недорого берут, но вот придут их соседи и что, не будут же они в них из ружья стрелять?

Я-то им никто, а в этой деревне они всю жизнь живут.

По пути обратно Полинка устала и я хотела взять её на руки, но Кузьма так на меня взглянул, что я отступила. Хоть и старый дед, а крепкий ещё. Так и донёс девочку.

Глава 11.

Сказано-сделано.

Старостам велела проследить, чтобы все ульи были возвращены. Так и сказала:

— К тем, кто в течение суток привезёт ульи и под отчёт сдаст Степану, и, если, конечно, с пчёлами всё будет в порядке, к тем претензий иметь не буду. А у остальных будут проблемы.

Повернулась к Степану, посмотрела на него и поняла, что старосты могут и надавить на мужчину, поэтому строго добавила:

— Потом сама проверю, что всё принято так, как дόлжно, без фальсификации.

Старосты даже вздрогнули, услышав незнакомое слово, но переспросить не решились.

Обращаясь к старостам, добавила:

— Подготовьте мне за прошедший период отчёт, с кого и сколько. Да, и завтра в город поеду, транспорт нужен.

Староста, который похитрее, с Пышминской, подсуетился быстрее:

— Завтрева пришлю вам коняшку, госпожа, только господской повозки-то у нас нет.

— Как зовут? — я вдруг поняла, что забыла спросить имена

Оказалось, что старосту Пышминской звали Прохором, а староста Становской сообщил, что его «Мироном кличут».

Я сразу представила себе, как я завтра в город на телеге въеду, верхом-то не умею, да и не в чем. Среди платьев своих ничего похожего на амазонку или что-то удобное для езды верхом не нашла.

Но староста Становской тоже был не лыком шит:

— А у меня как раз повозка имеется, токмо открытая она, да ведь сейчас лето, ехать недалече.

Я кивнула, не стала выспрашивать, хотя и хотелось, откуда у деревенского старосты господский экипаж:

— Вот и ладно, значит завтра утром жду подготовленный выезд.

Обратила внимание на то, что Кузьма как-то странно отреагировал, но решила, что потом спрошу.

Старост выпроводили, а там уже и Полина проснулась, и поздний обед подоспел.

Не ошибся Кузьма, готовила Екатерина, как звали тоненькую девчонку, потрясающе. Возможно, ещё сыграло свою роль то, что мы нагуляли аппетит, проведя почти весь день на улице, но и мы с Полиной, и Кузьма, и Степан, которого я пригласила за стол, и охрана, которым накрыли чуть позже и за другим столом, ели, как «в последний раз».

Захотелось спать, но у меня по плану была ещё баня, теперь, когда в имении было много людей, мне не было страшно. Но встал ещё один вопрос.

Нужны были ночные дежурства. На сегодняшнюю ночь ещё утром сговорились, что все остаются, а на следующие как?

Понятное дело, что мне нужна была охрана с проживанием. Братья-молодцы не сильно подходили, военного опыта нет, да и работу эту они рассматривали больше, как временную.

Ближе к вечеру поговорила с Азатом. Предложила ему вместе с женой перебраться в имение, и подумать кого ещё можно взять в охрану.

Фактически я предложила Азату возглавить мою охрану. Поймёт, воспользуется возможностью, значит не дурак, значит сработаемся, не поймёт, буду искать.

Я уже подумала о том, что надо бы написать письмо моему «партнёру». Пока из всех тех, кто мне встретился, Алексей Порываев был самым адекватным и понятным, а ещё ему, похоже, ничего скрытого от меня не надо было. И я решила завтра в городе заехать на почту и оправить Алексею письмо с просьбой. Может он пришлёт мне какого-нибудь толкового человечка.

В баню я всё-таки пошла, и не одна, Полинку с собой взяла, повариху и… охрану.

Охрана правда не парилась, а охраняла. Главным над охраной, пока состоящей из трёх человек, я назначила Азата. Розовощёким братьям это не очень понравилось, но возражать мне никто не осмелился.

Вот я всегда знала, что важно сразу поставить себя.

Сила — это понятие не реальное, это больше восприятие, то, как тебя воспринимают. Ты можешь быть в два раза меньше стоящего перед тобой бугая, но, если он воспринимает тебя сильнее, то и сила будет на твоей стороне.

Дом, конечно, за день весь отмыть не удалось, но прогресс было видно, окна плотник пообещал в течение недели поставить, а «бригада мойщиц», пообещала в течение этой же недели всё отмыть и отстирать.

***

С утра мой выезд, состоящий из двуколки, в которую была запряжена одна лошадь, стоял во дворе имения.

Вокруг него с недовольным видом ходил Кузьма.

Я накануне забыла его спросить, что не так с «господским экипажем», а сегодня он сам мне сказал:

— Повозка ента, барышня, вашего брата, хочь чего делайте, а я её узнал.

— А когда она пропала? — спросила я Кузьму, понимая, что возможно крестьяне не только ульи «поперли», но и из дома, что могли вынесли, во главе со старостой. Только вот мне одно было не понятно, он что совсем бесстрашный, не боится, что я за кражу на него в полицию подам.

Но оказалось, что кроме Кузьмы подтвердить чья двуколка и некому. Потому как брат мой, Иван Андреевич Стрешнев, кучера и конюшего не держал, лошадка у него была одна и ухаживал за ней он сам, так же, как и сам этой двуколкой правил.

«Да, — подумала я, — не жировал братец, жил скромно, капиталами отца не пользовался, своих не нажил».

В город мы поехали все вместе. Как бы ни хотелось мне оставить Кузьму на хозяйстве, следить за имением, но в городе он был мне нужнее, по крайней мере кивнёт, когда знакомые лица увидит. Полину тоже с собой взяла, понимала, что девочке будет тяжело по-быстрому туда-обратно, но одну её оставлять не хотела. И сопровождать нас поехал мой новый «начальник охраны» Азат, у которого была своя лошадь. Увидев утром Азата въехавшего во двор имения верхом, я поняла, что моё первое впечатление было верным, крестьяне так верхом не ездят. Передо мной был воин, который ездить на лошади научился раньше, чем ходить.

Уж и не знаю, благодаря ему или тому, что они сегодня ночью по очереди все дежурили вместе с братьями-молодцами, только ночь прошла спокойно, без происшествий, и я, наконец-то, так хорошо выспалась, что с утра чувствовала себя просто заново родившейся.

Погода была чудесная. Такое бывает только летом, особенно когда вдоль дороги лес, перемежающийся с полем, и воздух, который ты вдыхаешь в лесной части, можно пить, потому что там столько всего намешано: и ароматы земли и воды, и листвы, и хвои, а потом выезжаешь на открытую часть, а там ветерок, он ещё не жаркий, потому что утро, но уже и не холодный потому что лето, и запах травы и клевера, и полыни. И многоголосье птиц.

Глава 12.

— Кого удочерил? — спросила я, почувствовав, что не могу сглотнуть, ставшую вдруг вязкой, слюну.

— Полину, —удивлённо ответила мне Раиса Леонтьевна.

Полинка, услышав своё имя, подняла белобрысую головку, отвлекаясь от перебирания маленьких пирожков, и захлопала глазёнками.

—Мою Полину? — всё ещё не в силах поверить в услышанное переспросила я.

— А вы не знали? — Раиса Леонтьевна понимающе улыбнулась.

— В документах не было, а больше мне и неоткуда было узнать, — пожала я плечами, размышляя о том, как всё непросто в семье Стрешневых.

— Это для вас… важно? — на добродушное лицо Раисы Леонтьевны набежала тень, — важно, чтобы девочка была родной крови? Вы теперь откажетесь?

Я даже задохнулась от возмущения:

— Нет!

Громко получилось и Полинка вздрогнула, посмотрела на меня строго: — «Мол, ты чего, совсем с ума сошла?!»

Я обняла её и прижала к себе так, как будто бы, кто-то собирается у меня её отнять:

— Нет, — уже спокойнее произнесла я, — Полинка моя племянница, и мы с ней родня.

Мне показалось, что Раиса Леонтьевна мне не поверила, а мне почему-то очень хотелось, чтобы именно она мне поверила:

— Я не потому, что наследство…

Вдруг женщина улыбнулась и мягко произнесла:

— Я знаю, ведь Полина наследует только дом, землю-то только в роду передавать можно, и земля эта и так ваша.

«Ничего себе подробности, — задумалась я, — а почему этого не было в документах, полученных мною от нотариуса в Петербурге?»

— А вы опекунство вы уже оформили? — прерывая мои размышления, спросила Раиса Леонтьевна

— Да, оформила, иначе бы мне в приюте девочку бы не отдали, —я колебалась говорить про мои ощущения, что с меня денег вымогали и нет, но всё-таки решила сказать, тем более что эти «работники приюта» напихали в мешок такой хлам, что даже деревенские брать отказались.

И об этом я тоже рассказала. И теперь, глядя на расстроенную супругу градоначальника испытывала неловкость, что невольно стала причиной огорчения прекрасной женщины.

— Раиса Леонтьевна, да вы не расстраивайтесь, отнеситесь к этому так, что хорошо, что узнали, теперь можно этим управлять.

Раиса Леонтьевна с интересом взглянула на меня:

— Вы удивительно мудры для своего юного возраста.

А я усилием воли захлопнула рот, чтобы не выдать себя ещё какой-нибудь мудрой мыслью.

Разговор плавно перетёк на мои планы, я поделилась своей идеей аренды лавки, и производства косметических изделий.

Раиса Леонтьевна заинтересовалась:

— Знала, что мёд полезный, но о таком использовании слышу впервые.

А я возьми и скажи ещё одну свою «мудрость»:

— Да получше французских средств будет, наше же всё, натуральное.

И сразу подумала, что надо бы мне тоже, как и Полинка, пирожки в рот напихать, чтобы поменьше «мудрствовать».

Но на удивление эта фраза оказалась решающей, потому как Раиса Леонтьевна с энтузиазмом подхватила:

— Согласна с вами, Фаина Андреевна, слышала, что модницы столичные за эти французские эликсиры громадные деньжищи платят, а нам надо свои делать, лучше.

Внутри у меня зрела уверенность, что Раиса Леонтьевна сильный союзник и теперь у меня шанс заполучить хорошее помещение под лавку гораздо выше.

И только мы решили продолжить «сплетничать», как дверь открылась и широким уверенным шагом хозяина в гостиную вошёл господин Нуров Михаил Ананьевич.

— А я думаю, что это за гости у нас, — проговорил он своим зычным голосом и вдруг достал из кармана сахарного петушка, которого, впрочем, у него сразу перехватила Раиса Леонтьевна.

— Сначала обед, — строго сказала она, но улыбка на лице показала, что мужу она очень рада.

Полинка же, увидев, что петушок достался не ей, попыталась скукситься, но Раиса Леонтьевна сказала:

— Петушок твой, лапонька, но после обеда. Ты же есть хочешь?

Девочка закивала.

— Вот и ладненько, погодите пять минут, я скажу, чтобы накрывали, — и Раиса Леонтьевна выплыла из гостиной, оставив нас с Полиной с Нуровым.

— Здравствуйте, Фаина Андреевна, рад, что так скоро решили посетить нас, — широко улыбнулся Нуров, — как вам имение?

— Я как раз об этом и приехала поговорить, — сразу перешла я к делу.

— Продать не надумали? — Нуров тоже о своём.

Я отрицательно покачала головой:

— Нет, всё-таки родовое имение, жалко

Нуров не стал уговаривать меня так, как пытался делать в поезде, но лицо его стало выглядеть более постно что ли, будто бы он утратил интерес к беседе.

А я подумала, что хорошо я уже поговорила с Раисой, «зацепила» своей идеей.

—У меня к вам две просьбы, Михаил Ананьевич, — Нуров всячески изображал отсутствие интереса.

Но я решила продолжать, в конце концов не скажет сам, отправит к секретарю или к помощнику.

— Мне нужно имя того, кто помогал брату с учётом финансов по хозяйству, — твёрдо произнесла я, заметила удивление в глазах Нурова, и решила его «добить», — и второй вопрос, даже не вопрос, а просьба.

Здесь взгляд Нурова снова изменился, на скучающе-понимающий «мол, ясно всё, денег пришла просить».

— Хочу открыть лавку торговую в Екатеринбурге, нужно помещение на проходном месте, но, чтобы хотя бы по первости не дорого.

Подумала, что наглеть так наглеть.

И, судя по реакции Нурова, удалось мне его сильно удивить.

— В торговлю значит решили пойти, Фаина Андреевна? — вдруг улыбнулся он

Но я не успела ответить, дверь открылась и вошла Раиса Леонтьевна:

— Обед на столе, мои хорошие, пойдёмте в столовую.

На обед у Нуровых всё было по-домашнему, капустка квашеная, грибочки, щи с потрошками. На горячее подали мясной рулет, похожий на кулебяку, только внутри не яйцо, а тоже рубленные потрошка с черносливом. Вкусно было очень. Я даже подумала, может, когда дом отремонтирую, попросить, чтобы нашу повариху Катю на стажировку на недельку взяли.

Но это может и подождать, а пока мне надо было получить ответы на свои вопросы.

Глава 13.

Вместе с помощником Нурова, Елисеем, который был племянником управляющего Нуровским салотопенным заводом, посмотрели два помещения. Оба были хороши.

У каждого были свои достоинства и недостатки. В одном были огромное витрины, где можно было красиво расставить продукцию, зато другое было расположено на улице, напротив нескольких женских магазинов и, судя по всему, не дешёвых.

Стремление быстро заполучить покупателей пересилило желание украшать витрины, и я выбрала лавку на оживлённой торговой улице.

Елисей пообещал подготовить все документы и привести помещение в порядок, и осторожно поинтересовался, что я собираюсь там продавать, я вкратце рассказала, без подробностей, и предприимчивый парень предложил свои услуги … по подбору оборудования и людей.

Я тоже осторожно попросила посчитать, сколько будет стоить оборудование. Прилавки-то в лавке были установлены и для начала, чтобы мёд продавать, это было вполне нормально.

Но товары для красоты, конечно, надо было выделить, нужны были дорогие зеркальные прилавки и панели. В воображении возник «тестовый зал» с туалетными столиками, где богатые покупательницы могли бы «побаловаться» с тестерами. Понятное дело, что к самым именитым, придётся ездить домой, и там всё демонстрировать, но меня это не пугало, наоборот, я испытывала чувство радости, оттого что знаю, что делать. Конечно, как делать косметические средства я не знала, одно дело масочку для себя дома намешать, а другое дело сделать средство, которое какое-то время должно сохранять свои свойства, да ещё и не вызвать аллергии или не желательных реакций.

Но я рассчитывала найти какого-нибудь аптекаря или химика, с которым смогу скооперироваться.

Потому что я примерно знала состав, но чем его стабилизировать и что добавить, чтобы не портилось, я не знала.

Несколько пугало то, что градоначальник стал мне помогать. Я не могла отделаться от ощущения, что это всё не по-настоящему и поняла, что ищу подвох. Пока не находила. Он так сперва активно отговаривал меня оставаться здесь, а теперь и помощника выделил, и помещение хорошее предложил, да и условия нормальные.

В конце концов сама себе нашла объяснение, что Нуров коммерсант, и, возможно, «почуяв» прибыль пока решил отказаться от первоначального плана.

После того как мы договорились о дальнейших шагах по выбранному помещению, Елисей проводил меня до здания доходного дома, который находился по пути в мэрию, куда и возвращался парнишка, и в котором находился кабинет Кирилла Матвеевича Угрюмова. Он был управляющим, который вел дела моего брата.

Я огляделась в небольшом помещении на первом этаже было несколько кабинетов, и я подозревала, что люди, чьи имена указаны на табличках все занимаются примерно тем же, чем и господин Угрюмов, а именно оказывают различные услуги по бухгалтерии.

Дверь в кабинет господина Угрюмова находилась в самом конце коридора.

Подойдя к двери, стучать не стала, а сразу надавила на ручку, чтобы открыть.

Дверь открылась сразу, и передо мной образовалась картина, напоминающая не очень хороший архив. Где в шкафах, и на полу, и на столах, в общем на всех поверхностях лежали перевязанные бечёвкой стопки бумаг.

Посередине всего этого бедлама стоял стол, за которым сидел мужчина, мужчина меньше всего соответствовал моему представлению о человеке, фамилия которого была Угрюмов.

Нет, он не был веселым или добродушным. Просто, когда я услышала фамилию Угрюмов, то мне представился высокий, может быть даже кряжистый крупный мужчина. А в кабинете сидел небольшого роста, худой, лысоватый человечек.

В комнате пахло какими-то прогорклыми щами, которые, видимо, этот человек и ел из тарелки, которая стояла прямо среди документов на столе.

«Хотя бы окно бы приоткрыл,» —подумала я, морщась от неприятного запаха.

В тот момент, когда я зашла, мужчина как раз нёс ложку ко рту, увидев меня, поперхнулся, ложка упала в тарелку и брызги разлетелись, жирными пятнами «украшая» лежащие на столе бумаги.

— В-вы ко мне? — вытирая рот тыльной стороной кисти, спросил мужчина.

Я, стараясь дышать ртом, высокомерно произнесла:

— Если вы Угрюмов Кирилл Матвеевич, то я к вам

— Погодите, барышня, я сейчас, — и он вскочил, убирая тарелку с недоеденным супом на пыльный подоконник, на котором тоже лежали бумаги, откуда-то из-под бумаг достал ненадёжный на вид стульчик, вытер его рукавом и поставил перед своим столом:

— Вот, пожалте, барышня, садитесь

— Окошко приоткройте, душно у вас— сказала я, больше не в силах сдерживать дыхание

И вдруг он весь сжался:

— Не могу я окошко, здоровье у меня слабое, а ну как продует меня, кто моих деток-то кормить будет? —выдал этот «любитель щей».

Я закрыла дверь, смиряясь с неизбежным, но надеясь, что спёртый воздух этого ужасного кабинета, хоть немного уже смешался с воздухом из коридора.

Подошла к столу, покосилась на поставленный стул, отметила, что пыль со стула никуда не делась, и поняла, что, если сейчас сяду, то ходить мне до вечера, с пятнами на юбке, и осталась стоять.

— Моё имя Фаина Андреевна Стрешнева, и меня интересуют все бумаги по имению, которое перешло мне от брата.

Говорила, а сама следила за Угрюмовым. По мере того, как он осознавал, кто перед ним и что я говорю, дыхание его начало учащаться, глаза стали бегать слева-направо, рука непроизвольно потянулась к носу, а на лысине его стали появляться красные пятна.
«А мужик-то в стрессе,» — пришла отчего-то веселая мысль.

И я взяла паузу.

— К-какие бумаги? — вдруг раздался жалкий голос

— Ну как же, Кирилл Матвеевич, — усмехнулась я, — вы же вели бухгалтерию по работе пасеки по арендованной земле, вот эти бумаги мне и нужны.

Внутри меня, ещё только когда увидела этого внешне неприятного человека, зародилось сомнение в его честности и порядочности, но я не привыкла судить людей по внешности, поэтому всё-таки решила дать ему шанс.

Глава 14

До отделения полиции, которая здесь называлась сыскным отделением, от доходного дома было пару кварталов, и я решила пройтись пешком. Правда, район был не очень благополучный, но было светло, довольно людно, а мне хотелось прогуляться, потому что казалось, что у меня даже платье пропахло кабинетом Угрюмова.

Шла по основной улице и уже видела впереди перекрёсток, с центральной улицей города, на которой и находилось отделение, как вдруг со мной кто-то поравнялся, и я даже не успела ничего сообразить, как мою сумку из рук сильно дёрнули, и я, не ожидавшая этого, не удержала, и растерянно застыла, глядя вслед убегающему человеку, уносящему с собой сумку со всеми моими документами по имению, которые я с таким трудом получила от Угрюмова.

Деньги в сумке тоже были, но немного, мелочь. Основные-то, я по наущению Кузьмы, спрятала совершенно не по-дворянски, зато надёжно.

Улыбнулась, вспомнив, как старик, краснея и заикаясь, советовал:

— Барышня, деньгу-то приберите так, чтобы не светить.

Но я сразу догадалась о чём старик говорит. Конечно, в моём платье были карманы и достаточно глубокие, но так как Кузьма советовал, ещё моя бабушка прятала, поэтому я не стала противоречить.

А вот сейчас я пожалела, что не взяла с собой к бухгалтеру Кузьму, изначально же именно для этого его в город и потащила, да так обрадовалась, что помещение хорошее нашла, что совсем из головы вылетело, прям как раньше, привыкла всё сама.

Я даже попыталась бежать за грабителем, который скорее всего выкинет мои документы, разозлившись, когда не найдёт в сумке ничего ценного.

— Стой! — крикнула я, — стой!

На другой стороне улицы шли люди, и многие видели, что произошло, но никто особо не среагировал ни на то, что я бежала, ни на мой крик, из чего я сделала вывод, что подобное явление на таких улицах не редкость.

Я видела, что навстречу бегущему идут люди и снова крикнула:

— Остановите его!

И кто-то из мужчин даже попытался, но юркий парень легко увернулся.

Я подумала, что сейчас он свернёт на перекрёстке, а там побольше людей, и больше шансов его остановить. И я поднажала.

Но парень, вопреки мои ожиданиям, свернул в одну из подворотен раньше.

И я, добежав до этой подворотни, остановилась, раздумывая, стоит ли мне зайти в неё, посмотреть, вдруг парень там уже распотрошил сумку и выкинул мои документы.

«Вот было бы здорово!» — подумала я.

И, конечно же, я всё-таки рискнула.

Подворотня была полутёмная, и уходила в глубину метров на десять. Со стороны улицы казалось, что там никого нет.

Я решительно вошла в подворотню и двинулась внутрь. Чем ближе я подходила к другой стороне, тем яснее мне становилось, что там во дворе-колодце кто-то разговаривает.

Я вплотную приблизилась к стене и стала мелкими шажками продвигаться, одновременно прислушиваясь. Слов было не разобрать, но мне показалось, что говорили несколько мужчин. Первым желанием было развернуться, дойти до отделения сыска и потом вернуться сюда с каким-нибудь городовым или околоточным, или, как они здесь называются.

Но я не знаю, что на меня нашло, откуда во мне появилась вот эта авантюрная смелось, или уверенность, что со мной ничего плохого не случится, что я не стала разворачиваться и продόлжила двигаться вперёд. И когда мне оставалась всего пара шагов до выхода из подворотни, откуда я собиралась хоть одним глазом посмотреть, кто там разговаривает во дворе, навстречу мне вышло трое разбойного вида мужчин, и один из них был мой грабитель, но в руках у него уже не было моей сумки…

Загрузка...