Глава 1. Обгоревший Феникс
Анна Фролова не знала, сколько прошло времени. Минуты сплетались с часами в один тягучий, серый кошмар, пахнущий больничной стерильностью и смертью. Она лежала, не в силах пошевелить ни одним пальцем, но с адским пожаром в голове.
«Павел…»
Её губы дрогнули. Она хотела закричать его имя, но издала лишь слабый хрип.
Медсестра, дежурившая у её койки, тут же склонилась над ней. "Тише, милая. Тебе нельзя говорить. Отдыхай."
Анна закрыла глаза, и больничная палата исчезла, уступив место воспоминанию.
Они стояли на крыше их нового дома, того, который Павел назвал «нашим замком». В тот вечер он выглядел не как успешный чиновник, а как юноша, которого она когда-то полюбила — с искрой в глазах, слегка взволнованный.
"Анна, ты — самое лучшее, что случилось со мной. Ты моя поддержка, моё вдохновение. Без тебя не было бы Павла Фролова."
Она таяла от этих слов, прижимаясь к его пиджаку. Он держал в руках бокал.
"За нас, Анна. За нашу вечную любовь," — прошептал он, и их бокалы звякнули.
Вино было необычайно терпким, тяжелым. Вкус был последним, что она почувствовала перед тем, как мир взорвался болью. Жгучей, разъедающей болью, которая сковала её легкие.
"Павел, что… что это?" — Она схватилась за грудь, отступая.
Он не двинулся. Лишь смотрел на неё с выражением, которого Анна никогда не видела: смесь сожаления, отвращения и холодной решимости.
"Прости. Но ты стала обузой," — Его голос был тих, но звучал как приговор.
Обуза.
Он сделал шаг вперед, и в этот момент она увидела за его спиной силуэт — высокий, надменный. Ольга Аркадьевна — влиятельная дама, стоящая за всеми его карьерными успехами.
"Как грубо, Павел. Мог бы и сам разобраться. Но, как видишь, я должна быть уверена," — прозвучал ледяной, высокомерный голос.
Анна рухнула на пол. Последнее, что она услышала, был холодный голос мужа:
"Она была хорошей женой, Ольга. Но теперь — никто. Просто забудьте о ней."
Он ушёл. Не оглянулся. Оставил её умирать.
— Я помню!
Анна резко распахнула глаза, игнорируя дикую боль в горле. Слёзы текли по вискам. Это не было сном. Это была реальность. Он не просто бросил её — он пытался убить.
Она провела языком по пересохшим губам.
Я не умерла.
Месть. Это слово стало единственным, что поддерживало жизнь в её изувеченном теле.
В палату вошёл мужчина. Он был в дорогом, идеально сидящем костюме, но держался так, будто костюм для него — просто броня. Не врач и не охранник. Его взгляд был пронзительным, серым и абсолютно нечитаемым.
Он подошел к кровати, не сказав ни слова, и сел на стул.
"Фролова Анна Сергеевна. 30 лет. Диагноз: сильное токсическое отравление, повреждение голосовых связок, практически недееспособна. В документах будет сказано: 'неудачная попытка суицида на почве нервного срыва'," — произнёс он низким, бархатистым голосом, читая сводку, которую достал из внутреннего кармана.
Анна уставилась на него с немой яростью.
Он небрежно отложил бумаги. "Не утруждайте себя попытками говорить. Мне всё ясно."
Она попыталась пошевелиться, показать ему, чтобы он убирался.
"Моё имя — Глеб Соболев. Вы обо мне, возможно, слышали," — он сделал паузу, позволяя имени повиснуть в воздухе. "Я знаю о том, что случилось на крыше. Знаю о Павле Фролове. И знаю о том, что он вас оставил."
Его интонация на последнем слове заставила Анну вздрогнуть.
Глеб подался вперед, его глаза сузились. "У вас есть два пути, Анна Сергеевна. Первый — 'неудачный суицид'. Через пару месяцев вас выпишут под наблюдение. Жить будете в тени, всеми забытая, пока ваш 'любящий' муж будет наслаждаться жизнью с Ольгой Аркадьевной."
Он поднял бровь, глядя на её беспомощное тело.
"Второй путь… сложнее. Опаснее. Вы получаете шанс. Шанс исчезнуть. Умереть для мира как Анна Фролова и возродиться."
Анна, превозмогая боль, кивнула. Это был немой, отчаянный, но твёрдый ответ.
Глеб усмехнулся — коротко и холодно. "Я не из благотворительности. У нас есть общие враги. И мне нужна сильная фигура на доске. Фигура, которую никто не будет искать."
Он достал из папки фотографию. На ней была молодая, красивая девушка с большими, печальными глазами.
"Знакомьтесь, Вероника Смирнова. Дочь крупного московского бизнесмена, сосланная мачехой в глухой пансион десять лет назад. Она недавно… погибла. Трагически. Я был должен ей услугу."
Глеб положил фотографию Анне на грудь.
"Её никто толком не помнит. Семья ждет, что она вот-вот вернётся. Вы — её точный возрастной и визуальный 'двойник'. И вы — чистый лист. Никто не будет искать Анну Фролову в теле Вероники Смирновой."
Глаза Анны метались от фотографии к лицу Глеба. Это было безумие. Абсолютное безумие. Но это был единственный путь.
Слезы снова навернулись, но это были уже другие слезы — слёзы ярости и надежды.
Она подняла руку, показывая один палец, а затем сжала его в кулак — да.
"Хорошо," — Глеб поднялся, его тень накрыла её. "С этого момента Анна Фролова мертва. А Вероника Смирнова возвращается домой. И начинает свою игру. А я… я буду наблюдать. И помогать, пока мне это выгодно."
Он поправил ей одеяло с какой-то неожиданной, деловой заботой.
"Добро пожаловать в новую жизнь, Вероника. Она будет наполнена кровью, ложью… и, может быть, чем-то ещё. А теперь, отдыхай. Операция по твоей трансформации начинается завтра."
Глеб Соболев вышел, не попрощавшись.
Анна осталась одна, сжимая в руке фотографию мёртвой Вероники. Впервые за долгое время она почувствовала не боль, а холодную, острую жажду.
Павел Фролов получит сполна. И он узнает, каково это — сгореть заживо.
Глава 2. Сделка в полумраке
Следующие трое суток слились в сплошной, мучительный процесс. Глеб Соболев, как оказалось, был человеком слова и ресурсов. В больницу приходили не врачи, а, как подозревала Анна, лучшие частные специалисты, работающие под полным контролем Глеба.
Её лечили, но одновременно «стирали». Под этим подразумевались не только косметические изменения, чтобы сходство с Вероникой Смирновой стало поразительным, но и полное переписывание истории болезни.
На пятый день Анна уже могла сидеть. Говорить пока было трудно, но связки восстанавливались. Вечером к ней снова пришел Глеб. Он принес с собой коньяк и два бокала, хотя пил только один.
"Твоя новая легенда готова," — сообщил он, отпивая янтарный напиток. "Вероника Смирнова по-настоящему погибла, спасая человека из ДТП. Ты... оказалась рядом, получила травмы и потеряла память. Я инсценировал твое "воскрешение" и возвращение домой, использовав свои связи."
Анна смотрела на него. В её глазах был немой вопрос: Зачем мне это?
"Зачем тебе нужна Вероника Смирнова?" — Глеб прочел её взгляд. "Семья Смирновых — одни из ключевых пешек в игре против Павла Фролова и Ольги Аркадьевны. Мачеха Вероники, Инга, одержима карьерой мужа, а её муж, Николай Смирнов, — идеальный объект для шантажа. Войдя в этот дом, ты получаешь прямой доступ к их финансовым и политическим связям, которые пересекаются с твоим бывшим мужем."
Он налил ей воды. "Твоя главная задача сейчас — убедить всех в Доме Смирновых, что ты — Вероника. Это будет легко. Никто там, кроме мачехи, Веронику толком не знал и не любил. Но я хочу, чтобы ты знала, на что идешь."
"Что... я должна делать?" — с трудом, хрипло прошептала Анна, и этот звук заставил её поморщиться.
"Ты должна стать проблемой. Я должен использовать тебя, чтобы дестабилизировать финансовые потоки Смирновых. Ты будешь задавать неудобные вопросы, делать глупые, но публичные ошибки. А я буду решать их за тебя. За это я получу влияние. Ты за это получишь... меч."
Глеб наклонился к ней, и в его глазах вспыхнул опасный огонёк.
"Твой муж и его покровительница должны узнать о 'Веронике Смирновой'. Ольга Аркадьевна боится конкуренции за влияние, а Павел... он узнает твой взгляд, твою манеру двигаться. И он будет сходить с ума от мысли, что его мёртвая жена вернулась в теле другой женщины."
Анна ощутила прилив энергии. Это было лучше, чем любой наркотик.
"Я... согласна," — прошептала она, и впервые её голос прозвучал почти твёрдо.
"Отлично. Но запомни главное правило," — Глеб поставил бокал, и его тон стал жёстким. "Ты мне подчиняешься во всем, что касается бизнеса и стратегии. Ты не действуешь в одиночку. Ты не прощаешь. И ты не влюбляешься."
Он пристально посмотрел ей в глаза, словно проверяя её на прочность. "Ты — орудие. А орудие не имеет сердца."
"Моё... сердце сгорело," — ответила Анна.
"Хорошо. Тогда подпишем наш договор." Он пододвинул ей тонкий юридический документ. "Здесь изложены все детали моей помощи и твоих обязательств. Если ты нарушишь условия — ты снова станешь Анной Фроловой, которую все считают мёртвой. А мёртвые не мстят."
Анна взяла ручку. Её рука дрожала от слабости и предвкушения. Она поставила подпись: Вероника Смирнова.
"Кстати," — Глеб встал. "Завтра к тебе приедет твоя сводная сестра. Она должна 'тебя' забрать. Первая проверка на прочность."
Он повернулся к двери. "И ещё одно. Твоя ненависть сильна. Это хорошо. Но если ты позволишь ей поглотить тебя, ты проиграешь. Хладнокровие. Только хладнокровие, Вероника."
Как только он вышел, Анна почувствовала, как её тело обмякло. Она посмотрела на свою подпись, на чужое имя, ставшее её новым именем, и горько усмехнулась.
Орудие не имеет сердца? Мы посмотрим, Глеб Соболев.
Она сжала фотографию Вероники. Её ненависть не была холодной. Она была горячей, обжигающей и совершенно неконтролируемой. И она не собиралась её тушить.
Павел, готовься. Двойник возвращается.
Глава 3. Здравствуй, чужая семья
Утро началось с грохота и суматохи. Анна, уже "Вероника", сидела на кровати, одетая в простое, но дорогое платье, которое явно подобрал Глеб. Она чувствовала себя манекеном, на который надели чужую кожу.
Дверь распахнулась, и в палату влетела молодая, ярко накрашенная девушка с выражением лица, полным напряженного театрального сочувствия. Это была Карина, сводная сестра Вероники, дочь мачехи Инги.
"Вероничка! О, моя бедная, дорогая сестричка!" — воскликнула Карина, подбегая к кровати. Она обняла Анну быстро и неловко, стараясь не помять свою дорогую шелковую блузку. "Мы так волновались! Мама просто места себе не находила!"
Анна, не в силах пока говорить громко, лишь кивнула, позволяя Карине играть свою роль.
"О, эти аварии! Ужасно!" — Карина отошла, осматривая Анну критическим взглядом. "Но ты выглядишь… неплохо. Похудела, правда. А глаза… знаешь, они совсем другие стали. Какие-то… пустые. Ну, это нервы, я понимаю!"
Анна сжала губы, удерживая гнев. Пустые? В этих глазах горел огонь, которого Карина не могла видеть.
"Мама попросила заехать за тобой, потому что папа не мог оторваться от дел, а у неё — благотворительный вечер. Но ничего, я справлюсь! Ты просто должна сказать ей, как ты благодарна, что она тебя простила и приняла домой!" — на последних словах Карина слегка прищурилась, напоминая ей о её зависимом положении.
Анна с трудом выдавила: "Спасибо, Карина."
Голос прозвучал хрипло, но достаточно ясно.
"Ой, не за что! Просто пообещай, что не будешь устраивать сцен, ладно? А то с твоей-то историей… все думают, что ты немного того," — Карина рассмеялась нервным, высоким смехом.
Анна внутренне усмехнулась. Я устрою такую сцену, Карина, что вся ваша жизнь покажется дешёвой мелодрамой.
Их встретил роскошный чёрный автомобиль с личным водителем. Дорога до особняка Смирновых казалась вечностью. Анна смотрела в окно на стремительно меняющийся пейзаж Москвы, чувствуя себя чужаком в родном городе.
Когда они подъехали к дому, её сердце ёкнуло. Это был тот самый район, где они с Павлом жили. Дом Павла — их замок — был всего в нескольких километрах.
"Ну что, добро пожаловать в 'Чистилище'," — тихо прошипела Карина, открывая дверь.
В холле особняка было темно и торжественно. Навстречу вышла Инга Смирнова, мачеха. Высокая, безупречная, с лицом, застывшим в маске озабоченности и милосердия.
"Вероника! Доченька моя!" — Инга бросилась вперед, но остановилась в метре, сохраняя идеальную дистанцию. Её объятие было таким же фальшивым, как и улыбка.
"Ты вернулась, слава Богу! Мы так молились, чтобы ты оправилась от этой ужасной травмы."
Анна ощутила в словах Инги скользкую фальшь. Мачеха не молилась — она панически боялась, что возвращение Вероники разрушит её тщательно выстроенный мир.
"Мама," — голос Анны звучал глухо, но достаточно уважительно.
Инга отступила, осматривая её с головы до ног, и в её глазах промелькнуло разочарование — она жива, и выглядит, черт возьми, слишком хорошо.
"Что ж, ты, должно быть, устала. Карина, покажи сестре её комнату. Она должна отдохнуть перед ужином. Сегодня к нам придет Павел Фролов. У него какие-то важные дела с твоим отцом. И не дай Бог, ты устроишь сцену! Помни о своем месте, девочка."
Последние слова Инга произнесла понизив голос, чтобы слышала только Анна.
Удар был прямой и точный. Павел Фролов. Первый круг ада.
Сердце Анны забилось быстро и тяжело, как раненая птица. Внутренний приказ был один: Дышать. Играть. Мстить.
Карина потащила её наверх, бормоча о том, что "Вероничка всегда была такой неженкой".
Оставшись одна в небольшой, скудно обставленной комнате, Анна подошла к зеркалу.
На неё смотрела Вероника Смирнова: более худая, с более острыми скулами, но черты лица оставались её, Анны. Но взгляд...
В этом взгляде не было ни тени прежней доброй и наивной Анны Фроловой. Это был взгляд мертвеца, вернувшегося из ада с одной целью.
Она прикоснулась к своему горлу, вспоминая, как Павел поднес к её губам отравленный бокал.
Павел, мы встретимся через пару часов. Ты увидишь меня, но не узнаешь. Ты будешь говорить с Вероникой, но чувствовать будешь свою мертвую жену.
Анна натянула маску холодного равнодушия, и впервые за долгое время почувствовала себя сильной.
Вечерний ужин. Овальный стол, тяжелый хрусталь. Смирнов-старший, Николай, нервно хмурился, а Инга блистала в бриллиантах. Карина не отрывалась от телефона.
И тут он вошёл. Павел Фролов.
Он был ещё красивее, ещё увереннее. Его костюм сидел безупречно, в глазах — холодная властность. Он стал выше, недоступнее. Идеальный предатель.
Павел пожал руку Николаю Смирнову и направился к столу. Его взгляд скользнул по Карине, по Инге… и остановился на Анне.
Он замер. На секунду. Этого было достаточно, чтобы Анна поняла: он почувствовал.
Павел не мог понять, что это. Воспоминание? Призрак? Но его глаза, в которых всегда горел расчёт, впервые выразили смятение.
Он быстро взял себя в руки, подошел к Анне и протянул руку.
"Добрый вечер, мисс Смирнова," — его голос был ровным, но в его прикосновении проскользнуло нечто нервное.
Анна, взглянув ему прямо в глаза, взяла его руку. Её прикосновение было холодным и твёрдым.
"Добрый вечер, господин Фролов," — сказала она, слегка растягивая слова. Она позволила своей руке задержаться в его ладони на долю секунды дольше, чем нужно.
Павел вздрогнул. Он смотрел на неё, не отрываясь, пытаясь найти изъян, ошибку, разгадку. Она выглядела как незнакомка, но в её взгляде читалась та же сила, то же пламя, что когда-то покорило его в Анне.
"Вы… кажетесь мне знакомой," — наконец выдохнул он.
Анна слегка улыбнулась, и эта улыбка была чужой, ледяной и полной яда.
"Возможно, мы встречались в вашей прошлой жизни, господин Фролов. Но в этой вы меня точно не знаете."
Он отступил. На его лице впервые за весь вечер появилась тень настоящего, неподдельного беспокойства.
Игра началась.
Глава 4. Подозрения и Холодный Расчёт
Павел Фролов сел за стол, но его внимание было приковано к Веронике. Он делал вид, что слушает Николая Смирнова, обсуждающего очередной строительный проект, но каждые несколько секунд бросал на Анну/Веронику настороженный взгляд.
Анна прекрасно ощущала его сверлящее внимание. Она ела нарочито медленно и грациозно, держала осанку и практически не отводила глаз от Павла. Она хотела, чтобы он страдал от этой похожести, чтобы его грызла догадка, которую он не смел озвучить.
Наконец, Инга, устав от молчания падчерицы и сосредоточенности гостя, решила вмешаться, чтобы "разрядить" обстановку.
"Вероника, милая, как ты себя чувствуешь после нашего сегодняшнего разговора?" — Инга сделала акцент на слове «разговор», явно намекая Павлу на «проблемы» вернувшейся дочери.
Анна подняла глаза, полные искусственного недоумения. "Прекрасно, мама. Я ведь просто поинтересовалась, почему в моём распоряжении не находится та часть семейного фонда, которая была завещана мне покойной бабушкой. Ведь теперь я совершеннолетняя и вернулась домой, верно?"
Слова Анны упали на стол, как осколки льда. Николай Смирнов поперхнулся вином. Инга мгновенно побледнела, а Карина закатила глаза.
"Вероника! Какая... нетактичность!" — прошипела Инга сквозь улыбку, предназначенную Павлу.
"Нетактичность?" — Анна, играя невинность, повернулась к Павлу. "Господин Фролов, скажите, пожалуйста, это нетактично — просить у родителей то, что принадлежит тебе по праву?"
Павел, наконец, получил возможность говорить с ней, и он ухватился за это.
"Вопрос не в праве, мисс Смирнова," — его голос был сухим, деловым. "Вопрос в целесообразности. И в доверии. Если вас так долго не было, и вы пережили такую травму, возможно, разумнее доверить управление активами тем, кто разбирается в финансах?"
"А может быть," — Анна наклонилась вперед, и её голос стал тише, опаснее, — "разумнее держать деньги подальше от тех, кто слишком хорошо разбирается в финансах, чтобы не потерять их в сомнительных проектах?"
Павел напрягся. Эти слова, этот взгляд, эта тонкая, едва уловимая издёвка… это было абсолютно Анной.
"Мне кажется, вы слишком много думаете о деньгах, мисс Смирнова. Не лучше ли сосредоточиться на восстановлении?"
"Я восстановилась, господин Фролов. А если думать о деньгах, то, как я слышала, ваш фонд недвижимости переживает не лучшие времена," — парировала Анна, не отступая. Это был тонкий намёк на слухи, которые Глеб Соболев специально распространил.
Павел метнул на неё острый, как лезвие, взгляд.
"Вы откуда знаете о моем фонде? Вы следите за моей работой?" — в его голосе прозвучала первая, едва заметная нотка паники.
Инга попыталась взять ситуацию под контроль: "Павел, не обращайте внимания! Она нахваталась ерунды в своих… пансионах."
Анна проигнорировала мачеху, продолжая смотреть на Павла. "Я интересуюсь всем, что связано с влиятельными людьми, господин Фролов. В том числе и с теми, кто разоряет своих партнёров."
Между ними повисла тишина, настолько тяжёлая, что можно было слышать, как хрустит лёд в бокале.
Николай Смирнов, видя, как рушится важный деловой ужин, резко встал.
"Достаточно! Вероника, немедленно в свою комнату! Извините, Павел, она не в себе. Травма."
Павел, однако, тоже встал. Он смотрел на Анну с необъяснимым, мучительным интересом.
"Нет, Николай. Пожалуй, я поговорю с мисс Смирновой. Наедине. Мне нужно кое-что… прояснить."
Это не было просьбой. Это было требование. Павел чувствовал, что должен либо развеять эту навязчивую, безумную иллюзию, либо подтвердить свой самый страшный ночной кошмар.
Инга пыталась протестовать, но Павел уже взял Анну за локоть — его хватка была сильной и требовательной, как в их прежней жизни.
"Прошу вас, мисс Смирнова. Прогуляемся по саду. Нам есть о чём поговорить."
Анна позволила ему вести себя. Она чувствовала тепло его пальцев, ненавистное и знакомое. Она видела страх в его глазах и знала, что побеждает.
— Наконец-то, Павел, — прозвучал беззвучный триумф в её голове.
Они вышли на тёмную террасу. Ветер холодно обдул их лица. Двое врагов, разделённых пропастью предательства, но связанных одной судьбой.
Глава 5. На грани безумия
Павел тащил ее по террасе, пока они не оказались под сенью старой липы, подальше от окон дома. Он резко отпустил ее руку, и Анна почувствовала, как её локоть обдало холодом. В темноте его глаза блестели, как у загнанного зверя.
"Кто ты такая?" — Его голос был низким и прерывистым. В нем не было властности — только отчаянное, почти безумное требование.
Анна скрестила руки на груди, слегка наклонив голову, изображая недоумение. "Вы только что представились мне, господин Фролов. Я — Вероника Смирнова."
"Ложь!" — Он сделал шаг вперед. "Это невозможно! Таких совпадений не бывает! Твоя манера говорить, твой взгляд, даже то, как ты держишь голову, когда лжешь!"
"Лгу?" — Анна позволила себе горькую, ледяную усмешку, которая, как она знала, была чисто Анина. "А вы, я вижу, большой эксперт по лжи, господин Фролов. Особенно женской."
Павел побледнел. Этот упрек ударил точно в цель. Он вспомнил, как обвинял свою жену в несуществующем предательстве, чтобы оправдать своё собственное.
Он шагнул еще ближе, сократив расстояние до опасного минимума. Анна чувствовала жар его тела, запах дорогого одеколона — все то, что когда-то было её миром. Её собственное сердце, несмотря на ненависть, колотилось о рёбра с бешеной силой.
"Послушай меня внимательно," — прошипел он, хватая её за плечи. Его пальцы впились в ткань платья, причиняя боль. "Моя жена… Анна. Ты знаешь, кто она. Была. Ты невероятно на нее похожа. Но есть вещи, которые никто не сможет скопировать."
"Например?" — она дерзко подняла подбородок, не отступая от его натиска.
Павел замолчал. Его глаза метались по её лицу, по губам, по волосам. И внезапно, ослепленный подозрениями, ревностью и невыносимой жаждой, он поступил так, как поступал всегда — взял то, что, по его мнению, принадлежало ему.
Он резко притянул ее к себе и впился в ее губы жадным, жестким поцелуем.
Этот поцелуй не был любовью. Он был попыткой проверки, актом отчаяния, требованием признания. Павел хотел через этот физический контакт убедиться, что она — не она. Или, наоборот, найти в ней ту, которую он предал и потерял.
Анна ощутила прилив ярости. Её рот наполнился вкусом ненависти и горького, знакомого вина. Но она не оттолкнула его.
Она знала, что должна сыграть эту сцену на грани. Она ответила на поцелуй, но не страстью, а чистым, ледяным отвращением, замаскированным под жгучий интерес.
Павел углубил поцелуй, его руки скользнули по её спине. Он задыхался, его тело отреагировало мгновенно — память, ревность и безумие смешались в горячий коктейль.
"Анна," — прошептал он ей в губы, его голос дрожал. "Скажи мне, что это ты…"
В этот самый критический момент, когда её ненависть едва не прорвалась наружу, Анна отстранилась. Резко, со всей силой, которая у нее была. Она вытерла губы тыльной стороной ладони, а в глазах ее горела чистая, беспощадная ярость.
"Вы ошибаетесь, господин Фролов. Я — Вероника. И мне отвратительна ваша наглость."
Она сделала вдох, восстанавливая равновесие. "И если вы ещё раз позволите себе такую вольность, вы пожалеете об этом. Я — не ваша бывшая жена. И тем более не та женщина, которую вы можете использовать для проверки своих сумасшедших теорий."
Павел стоял, тяжело дыша, его галстук был сдвинут, а лицо покрыто испариной. Он выглядел одновременно возбужденным и сбитым с толку.
"Тогда почему... почему ты так похожа?"
"А почему вы, такой успешный и счастливый человек, целуете в саду малознакомую женщину?" — Анна нанесла ответный удар, вложив в голос всё свое презрение. "Может быть, вы скучаете по прошлому? Или ваша новая покровительница, Ольга Аркадьевна, не удовлетворяет ваши… потребности?"
Она видела, как этот удар попал точно в цель. Павел замер. Анна использовала самое мощное его оружие — его амбиции и страх потерять власть.
"Вы можете быть Вероникой Смирновой. Но вы — очень опасная женщина," — прорычал он, восстанавливая свою маску.
"Учитесь жить с этим, господин Фролов. Потому что теперь мы будем встречаться часто. И каждый раз, когда вы будете смотреть на меня, вы будете вспоминать того, кого предали."
Анна развернулась и, не оглядываясь, пошла обратно к дому, оставив Павла одного, в полумраке, охваченного дикой смесью желания, ревности и панического страха.
Глава 6. Разговор с Кукловодом
Анна ворвалась в свою комнату и захлопнула дверь, прислонившись к ней спиной. Её сердце всё ещё колотилось от мерзкого поцелуя Павла, и руки дрожали от сдержанной ярости. Она провела пальцами по губам, пытаясь стереть его прикосновение.
Как он посмел? Как он смеет?!
Звонок телефона, лежавшего на прикроватной тумбочке — специального, выданного Глебом — прервал её нарастающую истерику.
Она с силой схватила трубку. "Соболев!" — голос сорвался на хрип.
"Спокойно, Вероника. Я слышал, ужин был... оживлённым," — ровный, насмешливый голос Глеба мгновенно подействовал как холодный душ. "Павел Фролов только что выехал из дома Смирновых, и у него такое лицо, будто он увидел собственного призрака. Отличная работа."
"Он... он меня поцеловал!" — выдохнула Анна, и даже через телефон она чувствовала, как её щёки горят.
Наступила короткая, напряжённая пауза.
"И что ты сделала?" — спросил Глеб. В его голосе не было ревности, только деловой интерес.
"Я оттолкнула его. Сказала, что он наглый и что я — не его жена, которую он может использовать," — Анна старалась говорить чётко, но эмоции захлёстывали. "Это было омерзительно. Он пытался проверить, кто я."
"И ты позволила ему это сделать?"
"Я должна была! Если бы я сразу его оттолкнула, он бы просто подумал, что я не в его вкусе. Но так... я дала ему понять, что он почти прав, но ошибся дверью. Это сведёт его с ума." Анна сжала кулаки. "Он назвал моё имя, Глеб. Он сказал: 'Анна, скажи мне, что это ты'..."
"Прекрасно," — Глеб проигнорировал её боль. "Значит, первая и самая сложная проверка пройдена. Ты успешно посеяла зерно сомнения, которое вырастет в безумную одержимость. Ты сыграла на его самом слабом месте — на его чувстве вины и страхе. И на его эго. Он должен думать, что ты либо Анна, либо ещё лучше Анны."
"Я — не кукла для твоих игр, Соболев!"
"Ты — орудие мести, Вероника. Ты сама это выбрала. А у орудия нет пола, нет чувств и нет права на истерику. Если ты позволишь своим эмоциям взять верх, ты провалишь всё, ради чего прошла через этот ад. Включая память о той девушке, чьё место ты заняла."
Этот холодный упрёк отрезвил Анну. Он всегда знал, на какие рычаги давить. Она тяжело вздохнула.
"Что дальше?"
"А дальше ты играешь 'плохую дочь' Веронику. Завтра утром ты поднимаешь вопрос о фонде ещё раз. Громко. При мачехе. А главное — при Смирнове-старшем. Не бойся Инги Смирновой. Она будет орать. Ты должна ответить хладнокровно и жёстко."
"Зачем этот цирк?"
"Потому что сегодня ты показала Павлу, что ты — угроза. Завтра ты должна показать Смирнову-старшему, что ты — головная боль, от которой нужно избавиться. А избавиться от тебя он сможет, только если передаст твои "проблемы" мне. Как своему надёжному, но хищному партнёру."
Анна села на край кровати, переваривая план. "Значит, я должна стать твоей собственностью?"
"Да. Ты станешь моей личной проблемой, которую я возьму на себя, чтобы спасти бизнес Смирнова. И тогда я получу полный доступ ко всей их документации. Ты будешь под моим полным контролем, Вероника. А я подсажу тебя прямо под нос Павлу."
"И что мне делать, когда он начнёт меня преследовать?"
"Он будет. Он теперь уверен, что ты либо его жена, либо ключ к его прошлому. Он будет пытаться соблазнить тебя, шантажировать, угрожать. Но ты должна помнить, что ты — его приманка. Играй с ним. Доводи до исступления. Пусть он горит от ревности и желания," — Глеб понизил голос, и в нём промелькнула нотка, которую Анна не смогла прочитать. — "Но ты никогда больше не позволяешь ему пересечь черту. Если он коснётся тебя, ты позвонишь мне. Я заберу тебя."
"Ты так уверен в себе, Соболев," — усмехнулась Анна.
"Я уверен в своём расчёте, Вероника. Ты — моё лучшее оружие. И я не позволю ему сломаться."
После этих слов Глеб повесил трубку.
Анна отложила телефон. Она посмотрела на свои руки — на руках Вероники не было обручального кольца Анны, но на её пальце чувствовался фантомный след. Она поднялась и подошла к окну. Там, вдали, мигали огни большого города, скрывая сотни лжецов и предателей.
Она была не просто орудием. Она была актрисой на сцене мести, а Глеб — её режиссёр. Но она чувствовала, что у этой пьесы будет не тот финал, который он запланировал. В игре, где главный приз — сердце, проигрывают все.
Глава 7. Утренняя Буря в Доме Смирновых
Утро в доме Смирновых было идеально чистым и нервным. За завтраком царила гробовая тишина, которую нарушали лишь позвякивание серебряных приборов и чтение Николаем Смирновым новостей в планшете.
Инга, мачеха, сидела, напряжённая как струна, метко целясь в Анну/Веронику взглядом. Карина откровенно скучала, переписываясь с кем-то в телефоне.
Анна, следуя указаниям Глеба, решила не тянуть.
"Папа," — произнесла она, положив вилку. Голос звучал уже увереннее, но всё ещё немного низко, что добавляло ему таинственности.
Николай Смирнов оторвался от экрана. "Да, Вероника?"
"Я вчера хорошо подумала. Мне нужно немедленно разобраться с бумагами. И я хочу увидеть выписки по семейному фонду, который мне оставила бабушка."
Инга немедленно взорвалась: "Что?! Вероника, ты совсем сошла с ума? Мы только что тебя приняли, вылечили! А ты снова о деньгах? Это нетактично, это некультурно!"
"Нетактично — это когда десять лет меня держали в пансионе, пока вы пользовались моими активами, Инга," — Анна посмотрела прямо на мачеху, и в её глазах не было и тени сомнения. "Я требую полной отчётности. Сегодня же."
Инга вскочила на ноги. "Да как ты смеешь! Это дело твоего отца! Ты — ребёнок, который не понимает в финансах ничего!"
"Я ребёнок, который только что заставил Павла Фролова, одного из ваших важнейших партнёров, краснеть от стыда и уходить, не закончив деловой ужин," — парировала Анна, не повышая голоса. — "Или вы считаете, что я недостаточно взрослая, чтобы распоряжаться своими деньгами, но достаточно взрослая, чтобы портить вам репутацию?"
Николай Смирнов, до этого молчавший, захлопнул планшет. Его лицо было багровым от ярости и унижения.
"Хватит! Обе! Вероника, ты не получишь этих бумаг. Фондом управляю я, и я не позволю тебе разрушить десятилетия моих трудов!"
"Разрушить?" — Анна изобразила удивление. "Но я слышала, что нашему семейному фонду грозит банкротство из-за неких сомнительных вложений. Вроде бы тех, что связаны с господином Фроловым и его покровительницей, Ольгой Аркадьевной."
Инга ахнула. Карина впервые оторвалась от телефона. Эти слухи были слишком точными, чтобы быть просто сплетнями.
"Это ложь! Наглая клевета!" — закричал Николай.
"Если это клевета, то я хочу видеть доказательства — все документы по сделкам за последние три года. Иначе я обращусь к адвокатам и в прессу. Я готова стать публичной проблемой для вас, папа. Но я не позволю себя разорить," — Анна произнесла это с такой убеждённостью, что даже Николай дрогнул.
Наступила тишина. Николай тяжело дышал, глядя на дочь, которую не видел десять лет. В ней не было ничего от прежней, забитой девочки. Перед ним сидела хищница.
В этот момент зазвонил телефон Николая. Он взглянул на экран, и выражение его лица мгновенно перешло от ярости к подобострастию.
"Да. Глеб... Соболев? Да-да, слушаю!"
Анна внутренне торжествовала. Глеб появился точно по расписанию.
Николай отошёл в сторону, прикрывая трубку рукой, но Анна легко слышала обрывки его взволнованного монолога.
"...Да, она вернулась. Проблемы? Да, она совершенно невыносима! Говорит о фонде... об адвокатах... Вы можете... Да, ради Бога! Если вы готовы взять это на себя..."
Через пару минут Николай вернулся к столу, вытирая лоб. Он посмотрел на Ингу — та была вне себя от ярости, но боялась что-либо сказать.
Он бросил на Анну злой, но облегчённый взгляд.
"Твоими делами займётся Глеб Соболев. Он мой деловой партнёр, и он согласился быть твоим... финансовым куратором. Ты передаешь ему все свои права на управление фондом, а он гарантирует, что ты получишь ежемесячное содержание, и твои активы будут в безопасности. И он займётся поиском адвокатов, чтобы проверить все твои претензии."
Николай ткнул пальцем в сторону Анны. "И он требует, чтобы ты немедленно поехала к нему в офис, для подписания бумаг."
Анна едва сдержала торжествующую улыбку. "С удовольствием, папа. Я полностью доверяю господину Соболеву."
Инга, наконец, не выдержала. "Ты что творишь, Николай?! Отдаешь блудную дочь этому волку?! Соболев — опасный человек, он разорвёт нас!"
"Он сделает это, только если мы будем его врагами, Инга!" — прорычал Николай. "Он сейчас наша единственная защита от того, что Вероника натворит с этим домом. Соболев — меньшее зло."
Анна поднялась. Она посмотрела на шокированную мачеху, на растерянного отца. Она была больше не забитой жертвой, а пешкой, которую только что перевели в ферзи.
"Мне пора, папа. Обещаю, ты не пожалеешь, что доверил меня Глебу Соболеву. Он — лучший в своей игре."
Она вышла из столовой, оставляя за собой атмосферу разрушения. Впервые за годы она чувствовала, что держит нити своей судьбы в руках. И эта дорога вела прямо в логово другого хищника.