У подножья горы, покрытой сочной зеленой травой, суетились фигурки людей. Одни тщательно ставили переносные хижины, другие разжигали костер, третьи разделывали тушу дикого кабана.
За поясом каждого поблескивал смертоносный металл, который и остановил любопытную девушку в желании подойти поближе. Она заметила приближение чужаков и хотела выйти им навстречу. Но истории о жалящих ножах, рассказанные старейшинами племени, заставили пригнуться за кустарником и наблюдать издалека. Интерес подталкивал выйти и узнать причину визита, но холодный разум без остановки напоминал, что народ, подчинивший камень небес, затаил злобу в сердце.
День клонился к закату. И тонкое девичье тело, пригибаясь и стремясь быть незамеченным, бесшумно, словно струя ветра, скользило обратно в свою деревню. Ее движения походили на безмолвный танец в сумерках: ни одна травинка не пригнулась, ни хрустнула сухая ветка, даже птицы не заметили ее и не вспорхнули от испуга.
Знакомой тропой девушка без труда вышла на плато, где располагается ее родное поселение. Круглые хижины, сплетенные из прочных веток и обтянутые шкурами, могли увидеть только птицы, да и то только те, которые не боялись подниматься выше облаков.
Жилища выстроились в геометрически правильные линии, отчего не загораживали вход в храм, высеченный прямо в скале. Каменные ступени заканчивались овальным проходом, в сумерках напоминающим рот великана, готовый проглотить зазевавшегося путника.
— Элая, — окликнула пожилая женщина, тщательно перетирающая травы в ступке, — тебя отец искал, поторопись. Он рассержен.
— Благодарю, тетушка Кейпра, — босыми ногами негодница заторопилась домой.
У подножия святилища находилась самая большая хижина. Элая на минуту закрыла серые глаза, представив, как ее будут бранить, дрожащей рукой откинула полог.
— Дочь моя, — мужчина крепкого телосложения с черными, как смоль, волосами, заплетенными в тугую косу, обнял хрупкое тело, — куда ты пропала. Я же велел не покидать Салум.
— Пришли чужаки. Мне было интересно, — раздался звонкий голос.
— Вот поэтому я и беспокоился. Не все приходят с добром. Они видели тебя?
— Нет. Я испугалась.
— Хорошо, что существует на свете страх, — всплеснула руками сидящая на шкурах женщина с соломенным цветом волос, отложив в сторону шитье, — Элая, ты скоро станешь жрицей, Луна с ночи на ночь призовет тебя. Нельзя быть такой беспечной.
— Матушка, прости, — взмолилась девушка и сильнее прижалась к отцу, — зато я могу точно их описать. А вождю же надо знать про пришельцев.
Она лукаво посмотрела в карие глаза мужчины.
— Проказница, — ласково улыбнулся он, — рассказывай, что пропустили мои соглядатаи.
— Пришло народу столько, что можно заполнить нашу хижину и дядюшки Ватера. У них странные повозки, которые катятся сами по земле, запряженные красивыми животными с пушистыми хвостами и красивой гривой.
— Элая, это лошади. Они обитают на равнинах, за пределами наших гор, — отец ласково потрепал по щеке дочку, — где опасность подстерегает на каждом шагу. Лучше не покидать наше плато.
— Как бы посетить эти места, — мечтательно подняла руки девушка.
— Даже думать не смей! – гаркнул глава семейства, услышав желания своего отпрыска, его настроение переменилось в один миг.
— Прости! – склонила голову негодница, — еще у них за поясом небесный металл.
— Оружие – не добрый знак, — скрестил вождь руки на голой груди, из одежды на нем были лишь полотняные штаны с серебряной вышивкой и такая же накидка.
Женщина вновь отложила работу в сторону и встала, поправляя простое белое платье с открытой спиной, подошла к мужу.
— Тар, они могут быть опасны. Много развелось охотников за слезами Луны, — она покрутила круглый серебряный медальон на шее.
— Элая, больше не спускайся на равнину. Это может быть опасно.
— Но, отец! Я наблюдаю издалека!
— Не перечь мне, — сурово посмотрел вождь на Элаю карими глазами, — сможешь только посещать святилище или оставаться в хижине.
— Отец, — взмолился мелодичный голос, — когда меня посвятят, первое время я не смогу покидать храм. Дай насладиться свободой.
— Вдруг тебя схватят.
— Но я всегда напускаю морок, к большому зверю никто не осмелится подойти, — негодница затрясла головой так, что ее вороньего цвета волосы выбились из ленты и рассыпались по плечам.
— Не смей ослушаться! — разгневался вождь, а затем обратился к жене, — Касея, поговори с ней. А я пойду проверю защиту. Не хорошо будет, если нас перебьют ночью.
Элая упала навзничь на шкуру, и ее тело сотрясали рыдания. Она знала, ее мать непреклонна. И лишь будет поучать, только отец делал ей поблажки и разрешал вольности, которые сверстницам были запрещены.
— Перестань, — повелительно сказала женщина, — лучше помоги мне. Я должна дошить платье.
— Не хочу.
— Я не прошу, а ну, встань и принимайся за работу. Воин Вир давно приглядывается к тебе, после посвящения он захочет забрать к себе, а ты ничего не умеешь. Да и не хочешь.
Однако девушка насупилась и нарочно стала шить быстрее, совершая размашистые движения, от которых в один момент уколола палец, и ткань окрасилась красным.
— О всемогущая Луна, — закатила глаза женщина, — вразуми это дитя.
— Матушка, почему я не могу жить своей жизнью, — в глазах заблестели слезы.
— Хочешь умереть раньше времени? Ты же знаешь историю Трикки.
— Всех девушек в поселке пугают ей. Но я не хочу уходить. Мне всего лишь интересно, что там за пределами.
— Кроме смерти, ничего.
— Никто же толком не знает. Откуда приходят чужаки? А животные? Я никогда таких не видела, — Элая отложила в сторону шитье и мечтательно подняла глаза.
— Трикки также была любопытна. Вспомни, когда она встретила странствующего незнакомца, то не рассказала о нем вождю. А втайне ходила послушать его обманчивые истории. А в день посвящения решила убежать с ним. Луна хранила молчание, и никто не решился отыскать ее. А через некоторое время тело девушки нашли истерзанным и повешенным на сухом дереве. Луна сняла свое покровительство, и та поплатилась жизнью. Пока мы здесь, то защищены.
— Всего лишь страшилка, — фыркнула девушка под нос.
— Это старая история. Но ее никто не хочет повторять. Твоя сестра давно жрица, она свято чтит каноны, твой брат – хороший воин, и ты должна стать достойной своей родни, — женщина говорила восторженно, смотря сквозь дочь.
Больше они не разговаривали. Закончив шитье, девушка свернулась калачиком и накрылась вязаным одеялом, демонстративно отвернувшись. Она не хотела такой судьбы, невиданные дали манили, поговорить с чужаками было самой заветной мечтой. В страшные истории отказывалась верить, а пример брата и сестры раздражал. Отец всегда делал ей поблажки, но тем не менее он никогда не допустит, чтобы Элая ушла с плато.
Так, в раздумьях, ее окутал сон. Она шла по ночной равнине, ноги твердо ступали по влажной траве. Впереди, словно путь к новому миру, раскинулось озеро, искрящееся под лунными лучами. Остановившись на мгновение, она вдохнула холодный воздух и прислушалась к таинственным звукам. Вдалеке сливались пение соловьев и шепот деревьев, создавая симфонию природы в тишине. Волны играли звонкой музыкой, словно приглашая войти. На лице девушки засияла улыбка, ускорив шаг, она хотела побыстрее оказаться в воде.
— Стой! — звонкий крик заставил девушку замереть.
К ней подходила фигура в легком белом сарафане. Длинные серебристые волосы развивались от легкого ветерка. Остановившись неподалеку, она прижала руки к груди:
— Мое сердце чувствует нехорошее. Прими свою судьбу.
Элая посмотрела на озеро и сделала шаг в его сторону.
— Не ходи, — услышала голос, полный скорби. – Останься. Не покидай дом. Ты искусница снов, прими свою судьбу.
Тело юной собеседницы затряслось от гнева.
— Нет! — вскрикнула Элая и проснулась.
Подняв голову, поняла, что утро еще не наступило. Родители мирно спали в противоположном углу хижины. Брат и сестра уже создали семьи и жили обычной жизнью. Скоро и ей предстояло покинуть родной кров. Однако делить очаг с Виром девушка не хотела. Она потрясла волосами, окончательно сбрасывая ночные наваждения. Сколько раз молила Луну не показывать будущее. Что сейчас ей хотели донести? Почему именно она? Каждый раз нужно идти в храм и рассказывать толкователю свое сновидение. Сколько раз приходилось умалчивать. В знак протеста выскользнула из хижины. Она успеет вернуться, только еще одним глазком посмотрит на пришельцев.
В деревне царила тишина, главное — обойти дозор. Однако Элая это умела с детства. Низко пригнувшись, напустила морок, и воины увидели лишь вспорхнувшую пташку.
Довольная собой, девушка весело побежала вниз. С детства умение затуманивать взгляд людям проявлялось у нее лучше всех. Даже подруга Уша, которая рьяно выполняла все наставления жриц, не могла похвастаться такими способностями.
Спуск получился быстрым, потому что девушка знала короткие тропы. Бесшумно ступая, негодница подкралась к лагерю чужаков и затаилась под тенью деревьев. Внутри стана никто не подозревал о ее присутствии. Люди мирно лежали вокруг тлеющих костров. Никто и не подумал выставить охрану. Даже животные не выдавали своего беспокойства.
В большой палатке из шкур горел свет. Раздираемая любопытством, Элая вступила на запретную территорию. Огибая спящих, незамеченно подобралась к цели и заглянула сквозь небольшую щель. В свете масляной лампы за столом сидели двое и перебирали свитки.
Мужчина, сидевший спиной, замер, его золотистые волосы, заплетенные в небрежную косу, поблескивали от пламени лампы. Он начал медленно поворачивать голову в сторону девушки, которую объял неописуемый страх. Сердце словно попыталось вырваться из груди, бешено заколотилось, гонимое неясной угрозой. Элая сжала кулаки, пытаясь удержать последние остатки рассудка и собраться с мыслями. Утренние сумерки казались сделанными из непроницаемого мрака.
— Луна, защити, — подняла испуганные глаза в небо и, напустив морок, помчалась прочь.
Оказавшись на безопасном расстоянии, остановилась отдышаться. Девушка до боли закусила губу, стараясь прийти в себя. Ужас гнал ее назад, в безопасное место, в храм их защитницы. Проскочив охрану, Элая направилась к черному ходу. Молниеносно поднялась по каменным ступеням и оказалась в святилище, высеченном в скале. Внутри царил полумрак, пропитанный атмосферой таинственности и благоговения. Тонко шлифованные стены отражали мягкий свет, вытесняя всякую злобу и тревожность. На громадном алтаре, отделанный серебром, светился священный огонь.
Элая упала на колени и зашептала:
— Сохрани мой разум, сбереги мою душу, защити от врага, помоги обрести себя.
Сердце бешено колотилось, хотя разум твердил, что здесь безопасно. Почему этот внезапный страх сжал грудь ледяными пальцами? Девушка провела ладонью по лицу, пытаясь унять дрожь. Возможно, причина крылась в том, что она слишком долго убегала от своей судьбы, играла в беззаботность, будто ребенок, закрывающий глаза перед страхом.
Огонь потрескивал, отбрасывая тени на стены.
— Стать искусницей снов... — пальцы невольно потянулись к амулету на груди.
Это было больше, чем долг. Это была ее суть: читать знаки в сновидениях, предупреждать об опасностях и стоять на страже, пока племя спит спокойно. Но хочет ли она этого?
Элая шептала, тело колотила мелкая дрожь. Согнувшись, она прижалась щекой к холодным камням. В таком положении ее застала женщина в белом балахоне, расшитом серебряными нитями, нежно погладила Элаю по голове.
— Что с тобой, дитя?
— Жрица Лаи, я почувствовала непонятную опасность, — девушка приподняла голову, — сама Латифика предупредила во сне.
— Что она говорила? — напряженно спросила женщина.
— Не купаться в озере!
— Лучше прислушаться к этому. Не волнуйся, ступай домой. А к полудню приходи. Ты скоро станешь одной из нас, нужно готовиться к обряду.
Элая кивнула и вышла из храма. Солнце поднималось над горизонтом медленно, прогоняя серебряную защитницу. Девушка медленно брела к хижине и не заметила, как дорогу ей преградил высокий юноша. Его мощные плечи и подтянутая фигура излучали силу. Пышные черные волосы сбриты у висков и заплетены в косу, они создавали контраст со светлыми глазами, которые с любопытством рассматривали девушку. Он лучезарно улыбнулся.
— Пташка, ты откуда так рано идешь?
— Из храма, — Элая косо посмотрела на него.
— Все не терпится стать избранной?
— Глупости.
Элая насупилась и обогнула препятствие. Не понимая, почему все хвалили этого воина. Уша при виде него всегда краснела, словно закатное солнце. А она же лишь злилась, когда тот удостаивал своим вниманием.
Отодвинув полог, встретилась с недовольным взглядом матери.
— Ты ослушалась!
— Там был Вир, захотела поговорить, — солгала девушка и наигранно опустила голову. — Прости!
Обман удался, в этом искусстве ей не было равных с детства. Жрица не скажет, что та посещала храм, а этого назойливого воина все любили. Поэтому женщина сразу смягчилась и пригласила помочь ей с готовкой.
— Сей муку аккуратно.
— Я стараюсь.
— Не похоже. Как ты будешь кормить мужа, всю еду растратишь. Потом Вир будет на тебя ругаться, — засмеялась Касея. Но Элая не поддержала ее, только гневно поджала губы и старалась сдержать зевок усталости. Она думала лишь о том, почему так испугалась? Может, это Луна наслала наказание за ее поведение. Девушке снова захотелось спуститься к подножию. Из раздумий вывел приход отца. Он сел рядом с очагом. Жена тут же поднесла ему кружку молока и свежеиспеченную лепешку.
— Тар, тебя что-то беспокоит? — тихо спросила Касея.
Вождь на мгновение замер, а после нахмурился, словно хотел разгадать тайну.
— Чужаки просят разговора, — наконец признался он с оттенком сомнения и настороженностью.
Касея задумчиво прикусила губу.
— Думаешь, они пришли за лунным металлом? — предположила она.
— Не знаю, — произнес он.
— Возьми меня с собой, — соединила ладошки Элая, вмешиваясь в разговор, — я могу помочь.
— Ты еще плохо понимаешь мысли других, даже Катара сказала, что не слышит чужаков, — мужчина медленно жевал, — она предположила, что пришельцы могут владеть способностями, как и мы.
— Значит, они тоже поклоняются Луне? — предположила Элая, возбужденно вскинув брови, глаза ее светились любопытством.
— Кто знает, — неопределенно ответил отец, голос звучал настороженно. — Но мой приказ строг, и нарушителей ждет наказание. Никому не позволено покидать деревню. Мы с воинами спустимся, чтобы разгадать их истинные намерения и цели.
— Так где же мне учиться? — по-детски надув губы, капризно задала очередной вопрос Элая.
Она никому не желала подчиняться.
— Жрицы жалуются, — мать покачала головой, выражение лица было строгим, но в глазах мерцала тень нежности. — Ты не старательна, и тебе все дается с легкостью, что вызывает у них недовольство. Ты должна быть более ответственной, чтобы познать мудрость и силу нашего мира.
— Касея права, — проговорил Тар, оставаясь на стороне жены. — Как бы мы тебя ни любили, у каждого есть обязанности перед домом.
— Но зачем мне учить то, что я и так знаю. Мне кажется, я уже видела пророческий сон.
— Катара разгадает его, — Касея подлила молока мужу, — поведай ей, но она всегда может отличить правду от лжи. Приходила Латифика или нет.
Янтарные глаза мужчины не отрывались от кустов. Он оставался неподвижным длительное время, словно слился с окружающим миром. Пальцы сжимали ножны кинжала, а широкая грудь и высокий рост подчеркивали силу и решительность. Волосы небрежно распущены и струились золотым водопадом вдоль спины.
— Крисан, ты хочешь победить тигра ножом.
— У них сильная магия, даже под солнечными лучами не все распознают морок.
— И кто там? — прищурил глаза подошедший собеседник.
— Девушка. Красивая, — губы довольно растянулись в улыбке, — Эмерс, как думаешь, ее послали шпионить или она сама пришла? Их вождь еще не дал согласие на переговоры. Их ведьмы пытаются вторгаться в наши сны, но послать беззащитную пташку… изловить бы…
— Ты что! — отшатнулся мужчина и испуганно начал всматриваться в хищного зверя, — племя не простит нам, еще и убьют.
— Ты хороший советник, но трус.
— Я смотрю наперед. Поэтому ты еще жив. Мы еще живы, — с нажимом произнес Эмерс и провел ладонью по рыжим волосам, — жара скоро доконает. А эти дикари сдерут кожу. Зачем тебе их умение, мы и так владеем силой Солнца.
— Оно дает жалкие крупицы. А вот когда магия отражается от Луны, то становится покладистой. Словно та усмиряет ее. Ты не видишь красавицу, так как слишком слаб.
Эмерс покачал головой, стер пот со лба и снова прищурился. Его глаза видели только грациозное животное. Тигр осторожно передвигался по периметру лагеря. А через некоторое время заторопился прочь.
— Смутилась, — отпустил рукоять кинжала Крисан, — жаль.
Он с наслаждением выдохнул, любуюсь грациозной девушкой.
— Нужно задобрить племя. Пошлем дары, — развернулся Крисан.
— Чем ты хочешь их удивить. Они не возьмут в ученики.
— Вот и подумай, чем их заинтересовать, — Крисан поднял руку, словно захватывая лучи палящего солнца, и направился в палатку.
Эмерс покачал головой, не одобряя действия вожака. Но заторопился укрыться в тень сооружения.
— На плато много воды и еды. Горы защищают поселение. У них мотыги, украшения и даже миски из серебра. Они богаты, — Эмерс устало сел на маленький табурет.
Крисан взглянул на него свысока.
— Оружие из такого металла плохое. Они заинтересуются железом. Вот и ответ. Надо камешков цветных еще показать, дикарей всегда привлекает все яркое.
— Я все подготовлю, но не удивляйся отказу. Их легче захватить и заставить, — Эмерс зевнул.
— Они скорее умрут, чем откроют тайны. А наши люди думают, что я хочу мирно договориться, знают, что пришли с миром, — усмехнулся Крисан.
— Потому что мы им внушили, и не знают истинной причины, — проворчал Эмерс и стянул тунику, обнажая поджарое тело.
— Если ведьмы явятся во снах к ним, то сразу все узнают. А мы с тобой крепкие и не позволим вторгнуться в разум, — Крисан расположился за столом из неотесанного дерева.
— Верховный, — зашел воин, — лагерь готов. Какие будут еще указания?
— Отдыхайте. Вдоволь ешьте и спите до моего приказа. Охрану не выставлять.
Страж поклонился своему повелителю и тихо скрылся.
— Нам бы тоже отдохнуть, — Эмерс недовольно выдохнул.
— Не зли, — Крисан развернул один свиток, — здесь записи об этом племени. Слаумы нелюдимы. Тут много сказок от путешественников. Нужно разобрать, как повлиять на принятие ими положительного решения.
Пара просидела до захода солнца. И уже свет луны разлился по ночному небу, осветив спящий лагерь воинов, погруженных в мирные грезы. Лишь двое бодрствовали, их приглушенная беседа растворялась в тишине.
— Тут написано, что одному путешественнику когда-то удалось заманить в ловушку девушку из племени. Только она даже под пытками ничего не рассказала, — хмуро произнес Крисан.
— А чего он хотел? — хмыкнул Эмерс, — вот так просто возьмет и расскажет тайны. Да может и не знала она. Только зря терзали.
Внезапно Крисан замер, его тело напряглось, как струна, готовая сорваться. Взгляд стал острым, пронзительным, словно он улавливал нечто невидимое, но крайне важное. На лице Эмерса отразилась тревога, его брови сдвинулись, а губы сжались в тонкую линию.
— Что случилось? — спросил он, голос его звучал глухо, будто предчувствовал недоброе.
— Чужак в лагере, — произнес Крисан, и в его голосе зазвучала странная смесь настороженности и любопытства. — Вернее, чужая. Я чувствую ее страх. Он витает в воздухе, как дым от костра.
Его губы медленно растянулись в улыбку, однако в ней не было ни тепла, ни радости. Это была улыбка хищника, учуявшего добычу. Он поднялся с места, его движения были плавными, словно мужчина боялся спугнуть. Эмерс, не задавая больше вопросов, поспешил за ним, его шаги отличались осторожностью.
— Сбежала, — пробормотал Крисан, выйдя из шатра.
Ночь встретила их прохладным ветром, который играл в золотистых волосах.
— Видно, почувствовала мое присутствие. Сильная… — он глубоко вдохнул, пытаясь вобрать в себя весь этот страх, всю эту тревогу, что витала в воздухе.
Воины, собравшись в круг, неторопливо надевали кожаные жилеты, грубые и прочные, поверх белоснежных рубах, которые оттеняли их суровые лица. Каждый клинок у пояса, отточенный до блеска, мерцал холодным светом, будто жаждав встречи с врагом. Тар выделялся среди них из-за красного плаща. Лица мужчин украшали защитные руны, выведенные в виде загадочных кругов. Эти знаки, нанесенные с особым ритуалом, должны были уберечь их от несчастий.
Воины спускались медленно, будто сама природа замедляла их шаг, давая время осознать величие момента. У подножия горы, в тени высоких сосен, стояли люди. Их лица были спокойны. Во главе стоял Крисан, его фигура выделялась среди остальных. В руках у них не было оружия, лишь дары: корзины с плодами, сосуды с вином, ткани, расшитые золотом.
Тар остановился перед ними. Его лицо, словно высеченное из камня, не выражало ни удивления, ни интереса. Он даже не взглянул на подношения, его холодный взгляд скользнул мимо, будто эти дары были не чем иным, как пылью под ногами.
— Чужеземцы, зачем вы потревожили наш покой? — произнес Тар, голос был размеренным и разнесся как эхо по поляне.
Его проницательные глаза будто видели насквозь каждого из пришедших.
— Я — Крисан, верховный друид окраинных земель, — шагнул вперед золотоволосый мужчина в плаще, голос звучал мягко, но в нем чувствовалась скрытая сила. — Я пришел не с мечом, а с просьбой. Дай мне знания, чтобы мое правление было справедливым, чтобы я мог вести свой народ по пути света.
Тар медленно покачал головой, его длинные черные волосы колыхнулись подобно ветви векового дуба.
— Нет, — произнес он твердо. — Ваши слова пусты, как шелест сухих листьев. Идите восвояси.
— Мудрый вождь, — голос Крисана дрогнул, но он сдержался, лишь повысив тон. — Ты видишь, мы пришли с миром. Наши сердца чисты, а намерения искренни. Нам нужно покровительство Лунной души, ее благословение, чтобы защитить наши земли от тьмы.
Тар вздохнул, его взгляд стал еще суровее.
— Лунная душа не подчиняется ничьей воле. Она сама выбирает, кого защищать, а кого оставить на милость судьбы. Уходите, пока я не изменил своего решения.
Ветер поднялся с новой силой, закружив вокруг них. Воздух наполнился тревожным гулом, а небо потяжелело. Крисан сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, оставляя глубокие следы. Неукротимый гнев пульсировал в жилах, но он сдерживался, зная, что сейчас не время для ярости.
— Вот твое истинное лицо, — проницательно произнес Тар. — Ты жаждешь власти, но мысли твои черны, как ночь без звезд. Даю вам день и ночь на сборы. Если останетесь, то отправитесь к праотцам.
Его слова повисли в воздухе. Тар развернулся, его плащ развевался на ветру, как крыло хищной птицы. Воины последовали за ним, их шаги были размеренными, но время от времени они оглядывались на чужаков, и в их взглядах читалось презрение.
— Крисан, — раздался голос Эмерса, появившегося по правую руку, — его слова не были пустой угрозой. Время, отведенное нам, уже начало отсчитываться.
— Уничтожу, — прошипел Крисан, сжимая кулаки так, что костяшки побелели. Его голос был низким, словно рычание зверя, которого загнали в угол. — Как смеет он…
— Остуди гнев, — прервал его Эмерс, сощурив глаза и внимательно осматривая местность. Его взгляд скользил по деревьям, тропинкам, теням, будто искал ответы в самой земле. — Я сразу говорил, что так и будет.
— Вечером нужно будет пробраться к ним в поселение, — Крисан скрестил руки на груди, пытаясь сдержать бурю, клокотавшую внутри. Он шумно выдохнул, и его дыхание вырвалось вместе с остатками терпения.
— Ты что, — испуганно отшатнулся Эмерс. — Прибить до конца не смогут, но помнут основательно. Ты хоть понимаешь, на что идешь?
Крисан не ответил. Его глаза, горящие холодным огнем, говорили сами за себя. В них читалась решимость, граничащая с безумием, и Эмерс почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он знал, что остановить Крисана теперь будет невозможно.
Как только солнце начало медленно опускаться к горизонту, окрашивая небо в багряные и золотые тона, Крисан вышел из шатра. Его фигура выделялась на фоне заката. За ним, как тень, следовал Эмерс, с напряженным лицом, а в глазах читалась тревога.
— Пусть воины возьмут оружие, — властно произнес Крисан.
— Еще одна ошибка, — выдохнул Эмерс, едва сдерживая раздражение.
Крисан даже не удостоил его взглядом. Его внимание было приковано к горе, чьи очертания терялись в вечернем тумане. Он сдвинул брови, из-за чего образовалась складка на лбу. Крисан словно видел что-то, что было недоступно остальным.
Как только указание было исполнено, Крисан и Эмерс отошли к отвесной части горы и плавно взлетели вверх. Их фигуры, окутанные легкой дымкой, растворялись в воздухе, пока они не достигли широкого плато, где их встретил вид, от которого захватывало дух. Перед ними раскинулось ущелье, над которым застыл водопад, вылитый из чистого серебра. Его струи, замершие в вечном падении, искрились, как драгоценные нити, сотканные из света.
— Вот они откуда его берут, — с завистью и восхищением цокнул языком Эмерс.
Крисан лишь молча кивнул, смотря на застывшее чудо. Но вскоре они осторожно переместились за заросли, стараясь не нарушить тишину. Оттуда открылся вид на пещеру, из которой доносились приглушенные звуки торжественной музыки и мерцающий свет огня.
Крисан, словно осторожный охотник, неслышно ступил на влажные от сырости ступени, уводящие в темную глубину пещеры. Каждый шаг отдавался эхом в его напряженном сознании. Позади Эмерс, с лицом, искаженным тревогой, неотступно следовал за ним, то и дело оглядываясь через плечо, ожидая удара в спину. Крисан сломил волю троих людей, подчинил их разумы и теперь прятался за этим хрупким барьером их повиновения, как за щитом.
Внутри пещеры царила удушающая духота, воздух был густым и тяжелым, пропитанным запахом ладана и еще чем-то… животным, первобытным. Монотонный, гипнотический стук барабана проникал в самую суть, заставляя вибрировать кости. В центре святилища, залитого колеблющимся светом факелов, появилась женщина. Белоснежный балахон, контрастируя с окружающей тьмой, казался светилом. На ее шее, отражая пляшущие языки пламени, блистало массивное серебряное украшение, которое мерцало в такт стуку барабана.
— Я Катара! — торжественно провозгласила она, и ее голос, усиленный эхом пещеры, гулко разнесся по пространству, заставляя Крисана невольно вздрогнуть. — Латифика являлась ко мне сегодня. Она неспокойна. Поэтому призывает новых жриц. Избранные Уша, Рибика, Тайри и Эрлин. Выйдете ко мне.
По толпе волной восторга пробежал радостный девичий возглас, в этот миг Крисан увидел ту самую любопытную девушку, которую заметил ранее. Она, вопреки всеобщему ликованию, нахмурилась, ее губы были плотно сжаты в тонкую линию, а кулаки стиснуты так сильно, что побелели костяшки. Ее недовольство было ощутимым, почти осязаемым. Крисан невольно залюбовался ею. В ней было что-то… живое. И это «живое» почему-то притягивало его взгляд, рождая в душе давно забытое чувство – интерес.
В это время к Катаре подошли девушки и взобрались на круглый алтарь, ведомые невидимой нитью. Их легкие белые сарафаны, сотканные из тончайшего льна, странным образом колыхались, будто вторили незримому ветру. Спины обнажены для торжественного ритуала. На них падал свет сверху, из круглого отверстия на потолке, переливаясь на коже перламутром. В руках жрицы — Катары — блеснул тонкий серебряный нож, его лезвие казалось продолжением лунного луча: холодным и острым. В ее глазах плескалась решимость, смешанная с благоговением.
— Во имя Луны, во имя души, Латифика, прими верующих в свои ряды, защити наше племя от чужаков, от болезней и напастей, — голос Катары звучал твердо и мелодично, наполняя воздух древней молитвой.
Эхо слов растворялось в тишине, уносясь к далеким звездам. Она подошла к первой девушке, движения были полны уверенности. Острым кончиком лезвия жрица дотронулась до спины, едва касаясь кожи. Девушка закрыла глаза, на ее ресницах дрожали капельки росы. Страх и надежда боролись в сердце, но она не пискнула, когда на спине появился алый круг: распустившийся кровавый цветок. Такой же узор появился на каждой девушке, знаменуя их приобщение к вере, их защиту. Каждая чувствовала связь с древней богиней, волну тепла и покоя, которые сменили мимолетный страх. После алтарь засветился мягким, пульсирующим светом, исходящим из сердца небес. Теплые волны энергии прокатились по телам девушек, наполняя их силой и уверенностью.
— Все приняты Латификой! — радостно провозгласила Катара, ее лицо сияло от счастья.
Голос ее звенел, как чистый колокольчик, возвещая о новом этапе в жизни племени, об их единении с божественным. В этот момент они были одним целым, связаны невидимыми узами веры и преданности.
Крисан ощутил странное чувство. Не резкий укол опасности, а что-то другое, более тонкое и тревожное. Непонятное, как шепот ветра сквозь забытые руины. Им заинтересовались. Это было почти физическое ощущение: пристальный, незримый взгляд, скользящий по его ауре. Кто-то чувствовал его присутствие, чужака, посмевшего нарушить покой этого места, но не спешил выдавать, играл, наслаждаясь моментом. Крисана передернуло от невидимого наблюдения. Инстинкт закричал о необходимости бежать. Не мешкая, он ринулся прочь, прочь от этого навязчивого внимания. Эмерс, как тень, не отставал, доверяя чутью Крисана безоговорочно.
У застывшего водопада серебра Крисан ловким движением отломал небольшой кусок. Закончив, он воспарил над зияющей пропастью, бросая вызов бездне. Легко коснувшись земли у подножия, Крисан огляделся, чувствуя, как дрожь пробегает по телу.
— Хорошо, что нас не заметили, — с облегчением выдохнул Эмерс, вытирая пот со лба.
Крисан задумчиво покачал головой, его взгляд был далек и насторожен. В глубине глаз плясало беспокойство.
— Ошибаешься, Эмерс, — тихо произнес он, голос его был приглушен, почти шепот, но в нем чувствовалась стальная твердость, — еще как заметила. Но не рассказала… пока.
Эмерс, бледный, нервно переступил с ноги на ногу. Его широкие плечи понуро опустились, выдавая отчаяние.
— Эти дикари нас убьют, — выдохнул он, словно молитву, в голосе слышалась паника.
Крисан усмехнулся, коротко и безжалостно.
— Если б хотели, мы бы сейчас не разгуливали свободно. Утром выдвигаемся.
— Наконец здравое решение. Пора отступить от этой затеи, — с облегчением произнес Эмерс.
— Из тебя в последнее время советник никудышный, — отрезал Крисан, игнорируя Эмерса.
В его голосе прозвучало раздражение, он вынужден был тратить время на пустые разговоры.
— Что ты опять задумал? — он знал Крисана слишком хорошо, чтобы верить в простое отступление.
Элая ворочалась в постели подобно раненой птице, однако сон упорно не приходил. Каждая клеточка тела напряженно пульсировала, вторя бешеному стуку сердца. Торжество, от воспоминания о котором в душе поднималась волна жгучей, разъедающей злобы, закончилось. Всеобщее ликование, это фальшивое, приторное счастье лишь подливало масло в огонь ее ярости. Латифика… Латифика не выбрала ее. Предательница! Ведь она, Элая, так часто видела ее в снах, ощущала ее присутствие почти физически. Сны были яркими.
Она, Элая, самая достойная. Это не высокомерие, а истинная правда. Она самая способная, самая восприимчивая к силе. Лишь она, единственная, почувствовала присутствие чужака, просочившегося в их священные земли. Никто из новообращенных, погрязших в своей слепой вере, никто из жриц, ослепленных ритуалами, не заметил. Только она! И тем не менее…Почему? Почему именно ее Латифика обошла своим вниманием? Почему предпочла другую, слабую, ничем не примечательную послушницу? В этом крылась несправедливость чудовищная, невыносимая.
Гнев поднимался в ней, как ядовитый туман, застилая разум и затмевая все остальные чувства. Она чувствовала себя обманутой, преданной Латификой, богиней, которой она должна посвятить свою жизнь. Элая стиснула зубы до скрежета, ногти впились в ладони, оставляя на коже багровые полумесяцы. Ей казалось, что она вот-вот взорвется от переполняющей ее ярости и разочарования. Тишина ночи казалась теперь издевательским хохотом, напоминающим о ее поражении. Да Элая сомневалась, но считала себя самой достойной. Латифика опозорила, не выбрав ее.
Элая все же провалилась в сон, в тревожную пучину, где страхи и надежды сплетались в зловещую вязь. Ей снилось, что она идет по влажной, холодной траве, роса липнет к босым ногам. Ветер злобно раздувает темные волосы, хлеща ими по щекам. Впереди, в дрожащем мареве лунного света, вырисовывалась фигура девушки неземной красоты, но в то же время пугающе отстраненной.
— Элая, — ласково, но с едва уловимой ноткой предостережения произнесла та. — Не гневайся, дитя. Ты еще не готова.
— Латифика, — Элая опустила голову, пряча взгляд, полный горечи и обиды. — Я была опозорена. Мои способности превосходят многих, я это знаю! Но сегодня… сегодня я потерпела неудачу. Все видели мою слабость.
— Твой час придет, — ответила Латифика, ее лицо оставалось невозмутимым, как поверхность горного озера. — Прояви смирение. Иначе, поддавшись гордыне, ты можешь навлечь на себя и на других беду, последствия которой ты не в силах будешь предотвратить.
— Я готова к обучению! — с вызовом бросила Элая, поднимая голову и смотря прямо в сияющие, как звезды, глаза богини. — Я давно жду, и ты знаешь это!
— Большая сила – это большая ответственность, — покачала головой Латифика, сожалея о чем-то.
В ее глазах мелькнула тень, и она отступила на шаг, растворяясь в лунном свете, становясь все более призрачной.
Элая почувствовала, как холодная вода начинает подступать к ногам. Сначала робко, лаская щиколотки, а затем, с нарастающей стремительностью, она начала прибывать. Элая, охваченная ужасом, попыталась идти прочь, прочь от надвигающейся опасности, но вода преследовала ее, неумолимо поднимаясь все выше. Вскоре она доставала до пояса, сковывая движения, тянула вниз, в бездну. Элая споткнулась, потеряла равновесие и рухнула в бурлящий поток. Она судорожно проснулась, рывком села, глотая воздух, как выброшенная на берег рыба.
Рассвет едва процарапал небосклон бледной полосой, когда Элая тенью скользнула за порог хижины. Каждый шаг был выверен, дыхание приглушено. Она кралась, как дикий зверь, боясь нарушить тишину, оберегающую сон племени. Необъяснимая, властная сила тянула ее вниз, к подножию скалы, где располагался лагерь чужаков.
Сердце Элаи колотилось в груди, как пойманная птица. Напустив морок, словно тонкую вуаль, она почти бесшумно подкралась к границе, откуда открывался вид на чужое поселение. Костры догорали, окутывая все вокруг дымкой, сквозь которую проступали силуэты двигающихся людей. Чужаки собирались в путь. Их движения были слаженными, уверенными, как у тех, кто знает свою цель.
Элая впивалась взглядом в каждую деталь: в поношенные кожаные доспехи, в отблески металла, в суровые, обветренные лица. Ее переполняла сложная смесь чувств: зависть, восхищение и жгучая, щемящая тоска. Зависть к их свободе: они могли идти, куда пожелают, выбирать свой путь, будучи не связанными древними традициями и долгом. Восхищение их силой и уверенностью, их умением выживать в этом суровом мире. И тоска… Тоска по неизведанному, по приключениям, по жизни, которую она никогда не сможет прожить.
Завороженная зрелищем, она перестала быть осторожной. Забыв про опасность, Элая сделала несколько шагов вперед, желая рассмотреть их ближе.
***
— Снова пришла, — ухмыльнулся Крисан, его глаза опасно блеснули в полумраке. — Лэнал, Пранс, поймать зверя. Только не навредите.
— Что ты делаешь? — зашипел Эмерс, дрожа от бессильного гнева. — Дикари не простят!
Крисан рассмеялся холодно и безжалостно.
— Мы ловим тигра, а не хрупкую девушку. Скажем, что ошиблись, — с каким-то темным предвкушением проговорил друид, наслаждаясь собственной властью.
В голосе сквозила зловещая уверенность.
Воины, повинуясь его жесту, поспешно сомкнули кольцо вокруг хищника. Элая испуганно оглянулась, ее глаза, обычно сверкающие дикой энергией, сейчас были полны отчаяния. Путь отступления был отрезан. Она стояла посреди поляны, окруженная копьями и ненавидящими взглядами. Инстинкт взял верх. Она опустилась на четвереньки и издала рык, полный боли и ярости.
Крисан вскочил на коня, его пальцы крепко сжали поводья. Он задумчиво устремил взгляд вдаль, где горизонт сливался с бескрайними просторами. Его лицо было непроницаемо, но в глазах читалась тяжесть раздумий. Ветер играл с золотистыми волосами, пытаясь унести с собой его тревоги.
— Что ты с ней хочешь сделать? — раздался голос Эмерса, который подъехал ближе.
Голос звучал спокойно, но в нем чувствовалась настороженность. Он пристально смотрел на Крисана.
— Это ты мне должен посоветовать, — резко ответил Крисан.
Он продолжал смотреть вперед, но в нем ощущалось раздражение.
— Мой совет — отпустить, — прорычал Эмерс, его голос стал глубже, почти звериным.
В глазах вспыхнул огонь, но не гнева, а скорее отчаяния. Он понимал, что его слова могут вызвать бурю, но молчать больше не мог.
— Еще одно слово, и ты будешь изгнан, — процедил сквозь зубы Крисан, наконец повернув голову в сторону Эмерса.
Его взгляд был ледяным, словно зимний ветер, готовый снести все на своем пути.
— Тогда и ты не продержишься и дня. Тебя убьют, — с горечью в голосе ответил Эмерс. Он сжал кулаки, чувствуя, как гнев и страх борются внутри него. — Я защищаю тебя, нахожу предателей, выискиваю несогласных. Ты думаешь, это легко?
Крисан на мгновение замер, но лишь на миг.
— Тогда будь со мной до конца! — воскликнул он. — И когда я обрету власть, ты будешь вознагражден по заслугам.
Эмерс колебался, сжал плотно губы. Власть манила, как сладкий зов, но страх перед неизвестностью сковывал душу. Он чувствовал, как сердце бьется быстрее, а в груди разливается холодная тяжесть. Что, если он сделает неверный шаг? Что, если все пойдет не так, как он ожидает? Но в то же время мысль о награде, о могуществе, которое может обрести, заставляла его сердце биться чаще.
Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоить свои мысли.
— Хорошо, — наконец тихо произнес Эмерс, но твердо. — Я буду с тобой. Но помни, Крисан, я не просто твой советник. Я твой друг.
Крисан кивнул, лицо снова стало непроницаемым. Он повернул коня и двинулся вперед, в сторону горизонта, где ждала судьба. Эмерс последовал за ним, но в душе продолжали бушевать сомнения.
Воины беспрекословно последовали за предводителем, охраняя клетку с испуганным хищником.
Элаю увозили далеко от родных мест, от жриц, которые предупреждали ее, от богини, которая когда-то являлась ей во снах. Теперь сны были пусты. Элая отчаянно звала Латифику, но та молчала. Она чувствовала себя брошенной, преданной. Но больше всего ее мучило осознание собственной ошибки. Она была слишком самоуверенна, слишком слепа. И теперь платила за это.
Элая больше не притрагивалась к еде. Даже крохи, приносимые пленителями, оставались нетронутыми. Лишь изредка она подносила к пересохшим губам чашу с водой, да и то больше по привычке, чем из желания жить. Ее когда-то гордые плечи теперь бессильно поникли, а взгляд, прежде полный огня, стал пустым и потухшим. Казалось, сама тень смерти уже обнимала ее хрупкую фигуру.
— Она умирает, — голос Эмерса дрогнул, когда они с Крисаном наблюдали за клеткой издалека. Его пальцы судорожно сжали край плаща, а в глазах читалась беспомощная ярость. — Хватит ждать! Начни уже что-то делать, бездна побери!
Крисан стиснул челюсти так сильно, что в висках застучало. Каждое слово Эмерса вонзалось в него, как нож. Он знал, что ошибся. Знал, что его расчеты, его холодная логика привели к этому — к медленному, мучительному угасанию. И теперь, глядя на Элаю, он впервые почувствовал, как что-то внутри него рвется на части.
— Мы еще не вернулись, — прошипел он сквозь зубы, но даже сам не верил своим словам.
— Тогда будет поздно, — Эмерс бросил на него взгляд, полный презрения. — И ты это прекрасно понимаешь.
Крисан резко отвернулся. Гнев, страх, отчаяние — все смешалось в нем в единый клубок. Он не хотел ее смерти. Не мог допустить. Но время утекало сквозь пальцы, как песок, и с каждым мгновением шансов спасти ее становилось все меньше.
Когда ночь поглотила лагерь, окутав его в безмолвный мрак, Крисан наконец сдался. Лунный свет, пробивавшийся сквозь тучи, рисовал серебристые дорожки на земле, а в воздухе витал запах сырой травы и дыма от потухших костров. Он двигался бесшумно, но каждый его шаг отдавался в висках тяжелым стуком, будто сердце пыталось вырваться из груди.
Элая услышала приближение. Ее веки, отяжелевшие от слабости, медленно приподнялись, и в тусклом свете она разглядела фигуру в темном плаще. Капюшон скрывал лицо, но она почувствовала на себе его взгляд — острый, изучающий, почти жгучий. В нем не было жестокости, лишь странная смесь: холодное любопытство и... что-то еще. Что-то, от чего по спине пробежал ледяной озноб.
Он не произнес ни слова. Просто стоял, будто ожидая, как она отреагирует. Потом медленно достал нож. Лезвие блеснуло в темноте, и Элая инстинктивно рванулась назад, ударившись спиной о прутья клетки.
Но вместо удара она услышала скрип открывающегося замка. Дверь отворилась. Незнакомец жестом велел ей подойти, но она не двигалась, застыла, как загнанный зверь, не веря в возможность свободы. Тогда он резким движением бросил нож к ее ногам и растворился в ночи.
Бесшумно Элая отворила дверцу клетки, стараясь не издать ни единого звука, который мог бы привлечь внимание чужаков. Влажные от пота ладони скользили по шершавым прутьям. К счастью, ее побег остался незамеченным. Диким зверем, выпущенный на волю, она метнулась в непроглядную темноту, в манящую и пугающую неизвестность. Сердце бешено колотилось в груди, отбивая лихорадочный ритм страха и надежды. Она бежала, не разбирая дороги, повинуясь лишь инстинкту самосохранения. Куда? Она не знала. Но знала наверняка, что должна бежать.
Лес был незнаком и казался враждебным. Деревья, одетые в траурные одежды ночи, тянули к ней свои корявые ветви, пытаясь схватить и вернуть обратно в плен. Шорохи и вздохи, издаваемые лесными обитателями, превращались в зловещий шепот, который преследовал ее на каждом шагу. Но страх лишь подгонял вперед, придавая сил и решимости. Элая не останавливалась, стиснув зубы и сжав кулаки, полная решимости вырваться из этого кошмара. Она чувствовала, что где-то впереди, за этой темной завесой, ее ждет свобода. Когда силы начали покидать ее, она упала на колени у подножия старого дуба. Ее дыхание было тяжелым, а глаза полны слез. Она снова попыталась позвать богиню, но ответа не было. Только ветер шелестел листьями, как будто насмехаясь над ней.
— Ты слышишь меня? — прошептала она, глядя на звезды. — Я была глупа. Я не слушала. Но я готова исправить все. Прошу, вернись ко мне.
Собрав остатки воли в кулак, ринулась прочь от преследователей, не замечая тень, крадущуюся за ней по пятам. Крисан наблюдал за ней, но не решался подойти, боялся спугнуть. Он не хотел отпускать, но и не хотел держать в неволе. И просто ждал.
Элая, спотыкаясь о корни деревьев и продираясь сквозь колючие кустарники, добралась наконец до равнины, где в серебристом свете луны раскинулась водная гладь озера. До боли знакомая, она видела его в своих снах. О нем предупреждала Латифика, предостерегая от обманчивой красоты и таящихся опасностей. Но, отбросив все сомнения, Элая, ведомая жаждой и отчаянием, направилась к озеру и опустилась на колени, начала жадно пить, глотая прохладную воду, как эликсир жизни.
Вода вливала в нее новые силы. Вдохнула жизнь в уставшее, исстрадавшееся тело, иссушенное страхом. Она сбросила на землю свой сарафан, ставший символом заточения, пропитанный едким запахом клетки и безысходности. Ночной воздух приятно холодил разгоряченную кожу, когда она, затаив дыхание, ступила в воду, на зыбкую лунную дорожку, ведущую в неизвестность.
Вода, прохладная и шелковистая, нежно обнимала плечи Элаи, когда она с головой ушла в омут тишины. На мгновение мир вокруг исчез, оставив лишь приглушенные отзвуки реальности. Затем она появилась на поверхности, судорожно вдыхая живительный воздух, который пропитался запахом диких трав. В теле разливалась блаженная истома после короткой, но такой желанной передышки.
Крисан, скрытый тенью прибрежных деревьев, завороженно наблюдал за ней. Обнаженное девичье тело, будто сотканное из лунного света и речной пены, вызвало в нем волну неподдельного восхищения. Он застыл, зачарованный, не в силах отвести взгляд от этого дивного видения. Однако вскоре желание оказаться рядом и разделить с ней прохладу воды пересилило первоначальный ступор. Сбросив с себя одежды, Крисан бесшумно скользнул в воду.
Когда Элая в очередной раз вынырнула, откинув мокрые пряди волос с лица, она наткнулась на незнакомый взгляд. Его глаза изучали ее с неприкрытым любопытством. В сердце вспыхнул ледяной ужас. Она отпрянула, пытаясь вырваться, но незнакомец успел удержать ее за плечо, его пальцы сжали нежную кожу.
— Кто ты? — прошептал он, его голос был низким и бархатистым, с оттенком удивления. — И откуда в моих землях?
Элая, охваченная паникой, отчаянно затрясла головой, пытаясь вырваться из его хватки. В этот момент ее взгляд упал на приближающихся к озеру людей, тех самых, которые лишили ее свободы. Их силуэты, искаженные сумерками, казались еще более угрожающими.
— Ты их боишься? — спросил Крисан, заметив ее испуг.
В голосе прозвучало сочувствие, смешанное с нескрываемым интересом. Элая, не в силах произнести ни слова, лишь судорожно кивнула. Крисан едва заметно улыбнулся, принимая какое-то важное решение. Он разжал пальцы, освобождая ее плечо, и, развернувшись, уверенно направился к берегу, навстречу опасности. Его движения были плавными и грациозными, как у дикого зверя, готового к схватке.
Он вышел из озера, не таясь своей наготы, как дикий бог, возрожденный из глубин. Капли воды, как россыпь звезд, мерцали на его бронзовой коже, подчеркивая каждый изгиб мускулистого тела.
— Верховный, — пробормотал один из воинов, инстинктивно склоняя голову в знак почтения, но Крисан поднырнул под его руку и выхватил из ножен меч.
Лезвие блеснуло в темноте, очерчивая напряженное выражение лица Верховного.
— Сражайтесь со мной! — тихо приказал он.
Крисан нанес удар, молниеносный и яростный, вложив в него всю свою ярость.
Непонимающие воины, ошеломленные внезапной вспышкой гнева своего предводителя, нерешительно начали изображать нападение. Они колебались, не смея нанести настоящий удар, но Крисан был неумолим. Он двигался так, словно танцевал со смертью. Его меч кружил в воздухе, отбивая удары с поразительной легкостью и точностью.
— Отступайте! — прошипел друид.
Вскоре он прогнал всех и, тяжело дыша, отбросил меч в сторону. Он чувствовал, как пот стекает по его спине, смешиваясь с остатками воды. И восторженно взглянул на Элаю, застывшую в озере. Вода колыхалась вокруг нее подобно прозрачной ткани, прикрывающая ее нежную грудь. В ее глазах, широко распахнутых от удивления и испуга, он увидел надежду.
Между ними повисло молчание. Их взгляды встречались и вновь расходились, как два ручья, не решающихся слиться в один поток.
— Я не причиню тебе вреда, — произнес Крисан и протянул открытую ладонь в жесте, лишенном какой-либо угрозы.
Его голос звучал мягко, как шепот листвы в вечернем лесу.
— Но твои преследователи могут вернуться с подкреплением.
Элая стояла, как испуганной птичке, готовая в любой миг обратиться в бегство. Ее ладони прикрывали наготу, и девушка ощущала себя ещё более уязвимой под его взглядом.
Крисан, успевший облачиться в простые холщовые штаны, широким жестом распахнул свой походный плащ, предлагая укрытие, и отвернулся. Его профиль в этот момент казался высеченным из камня.
Как дикое существо, приручаемое к доверию, Элая сделала осторожное движение. Каждый шаг был размерен и осмотрителен, будто земля под ногами могла в любой момент разверзнуться. Она быстро накинула сарафан.
— Ты можешь заболеть, — промолвил он с той заботливой интонацией, которой матери успокаивают расшалившихся детей.
Взгляд янтарных глаз скользнул по худым дрожащим плечам, но не задержался.
— Как тебя зовут?
Тишина была ответом — упрямым и гордым.
— Я Крисан, — продолжил он, будто беседуя с пустотой. — Охотник. Я не припоминаю, чтобы видел тебя в этих краях прежде.
С величайшей осторожностью, словно ступая по хрупкому льду воспоминаний, он сделал шаг. Каждый мускул тела напрягся, движение было выверено и замедленно, рассчитано так, чтобы дать ей время отпрянуть, ускользнуть в тень, если вдруг его присутствие окажется нежеланным. Однако девушка осталась стоять на месте, неподвижная, как статуя, высеченная из лунного камня. В глазах плескалась настороженность, но не страх.
— Элая, — наконец произнесла она имя.
— Элая, — повторил Крисан, пробуя имя на вкус, словно глоток терпкого вина.
Импульсивно, повинуясь внезапному порыву, он оказался рядом, укутал ее своим просторным плащом, стремясь оградить от холода и опасности.
Она искоса взглянула на него, смущенно и недоверчиво, не привыкшая принимать помощь от чужих. В темных глазах промелькнула искра любопытства, смешанная с опаской.
— Пойдем со мной, я хочу помочь тебе, — тихо произнес Крисан, стараясь, чтобы в его голосе не звучало приказного тона.
Он протянул руку, ожидая, не зная, примет ли она его предложение, доверится ли незнакомцу, предложившему покровительство в этом враждебном и непредсказуемом мире.
Элая робко вложила свою маленькую ладошку в большую, загрубевшую. Его прикосновение, одновременно сильное и осторожное, вселяло странное, непривычное спокойствие. Крисан слегка потянул за собой. Он уводил прочь от успокаивающего плеска волн озера, туда, где тени леса сгущались.
Они шли молча, лишь шелест листвы под ногами нарушал тишину. Элая чувствовала, как тревога постепенно отступает, уступая место любопытству. Вскоре сквозь деревья показался небольшой охотничий шалаш, искусно сплетенный из ветвей и укрытый пожухлой, сухой травой.
— Это твой дом? — тихо спросила Элая, с надеждой глядя на Крисана.
— На время, — уклончиво ответил Крисан.
Он не хотел, чтобы она почувствовала себя в западне, хотя понимал, что именно в его руках сейчас находится судьба девушки. Крисан знал, что по краям земель всегда можно найти такие укромные убежища, кем-то забытые и заброшенные, и ему просто повезло наткнуться на одно из них. Оно станет их временным пристанищем, пока не придумает, что делать дальше.
Крисан приподнял полог, и они зашли внутрь, где пахло землей и хвоей. Друид поспешил развести небольшой огонь в очаге, сложенном из камней. Искры весело заплясали, освещая их лица мягким теплым светом. Элая с интересом наблюдала за его движениями, как завороженная.
А после Крисан развязал свой мешок и достал из него вяленое мясо и кусок черствого хлеба. Нарезав ломтиками, он протянул еду Элае, которая с жадностью набросилась на нее. Крисан с грустью наблюдал за ней, понимая, как много пришлось пережить девушке из-за его действий.
— Расскажи, откуда ты? — мягко спросил он, пытаясь установить хоть какую-то связь, стать другом, заслужить доверие.
Элая молчала, не поднимая глаз от еды. Казалось, она не слышала вопроса. В молчании чувствовалась какая-то глубокая, невысказанная боль.
— Не хочешь — не говори, — понимающе произнес Крисан, стараясь не давить на нее.
Он понимал, что для того, чтобы залечить ее раны, потребуется время и терпение. Друид готов ждать, ведь в ее больших, испуганных глазах он видел что-то такое, что тронуло его сердце, что-то, что заставило его почувствовать себя ответственным.
— Отдохни, я постерегу, чтобы плохие люди не пришли, — прозвучал голос Крисана, теплый и уверенный, как щит, готовый отразить любую опасность.
Элая почувствовала, как тяжесть усталости медленно отступает, уступая место благодарности.
— Мне надо домой, — она подняла на него заплаканные глаза, полные потерянности и отчаяния, — но я не знаю, в какой он стороне.
Крисан осторожно отстранился, стараясь не потревожить хрупкий сон Элаи. Непослушный локон, лежащий на щеке, раздражал его взгляд своей мимолетной небрежностью. Он бережно убрал его, освобождая нежную кожу, и наклонился, чтобы оставить легкий, как прикосновение бабочки, поцелуй на губах. Элая не проснулась, лишь на лице промелькнула едва заметная улыбка, будто чувствовала его близость даже в царстве грез. Крисан еще немного полюбовался ею, запоминая каждую черту, каждый изгиб, боясь, что этот момент никогда больше не повторится. А потом выскользнул из хижины, оставив девушку в тепле и безопасности.
Рассвет только начинал окрашивать горизонт робкими мазками розового и золотого, когда из клубящейся предрассветной темноты отделилась высокая, напряженная фигура. Сквозь сумрак проступили жесткие черты лица Эмерса. В его глазах плескалось нескрываемое недовольство и глухая тревога.
— Чего ты этим добился? — прошептал он.
Крисан ухмыльнулся, в его взгляде мелькнула хищная искра. Усталость от ночного бдения и внутренней борьбы испарилась, уступая место самоуверенности и твердой решимости.
— Она доверяет, — произнес он, наслаждаясь растерянностью на лице Эмерса. — Распорядись, чтобы мне принесли еду. Пусть достанут украшение и одежду, достойную ее красоты.
Эмерс нахмурился, понимая, куда клонит Крисан.
— Что собираешься делать?
Крисан выдержал паузу. В его голосе прозвучала неприкрытая жажда жизни.
— Жить.
— А потом? — настаивал Эмерс, чувствуя подвох.
Крисан прищурил глаза, оценивая реакцию собеседника.
— Оставлю себе, — произнес он, вынося окончательный приговор.
Эмерс скривился, не веря своим ушам. Лицо исказил гнев.
— Я… я не ослышался? — прохрипел он, чувствуя, как в горле пересохло.
— Она мне нравится, — спокойно, даже с какой-то неприкрытой гордостью произнес Крисан, не обращая внимания на друга. — Владеет силой… огромной силой. Элая… она достойная спутница. Настоящий бриллиант, который мы ограним.
— Элая? — переспросил Эмерс, не веря в реальность происходящего.
— Да, — подтвердил Крисан, голос звучал теперь холодно и отстраненно. — Она назвала настоящее имя. Поддалась… доверилась. Наивная девочка.
— Но… ты обманул ее, — возмутился Эмерс.
Крисан, до этого сохранявший внешнее спокойствие, в ярости схватил Эмерса за шею. Его пальцы сжались, перекрывая доступ воздуха. В глазах сверкнула неконтролируемая ярость.
— Замолчи! — прорычал он сквозь зубы. — И выполняй приказ! Скоро… очень скоро мы станем непобедимы. Она предаст свою богиню… богиню, которая покинула ее. И тогда… тогда нам не будет равных.
— Защити нас, лес, — промолвил Эмерс, задыхаясь и отчаянно вырываясь из мертвой хватки Крисана. Сердце бешено колотилось, адреналин хлестал в кровь, а в глазах плескался первобытный ужас. — Ты безумен, Крисан! Что ты творишь?
— Прекрати, — отмахнулся Крисан, его голос звучал глухо и неприступно.
Во взгляде не читалось ни тени сомнения, лишь решимость.
— Но почему она тебя не узнала? — не унимался Эмерс, пытаясь уловить смысл происходящего, найти хоть какую-то логику.
— Ты же сам искажал наши потоки, Эмерс, и твердил, чтобы мы держались в тени, были осторожны. Твоя трусость, как ни странно, пригодилась, — ответил Крисан.
— Надеюсь, ты прав, — выдохнул Эмерс, чувствуя, как постепенно отступает паника, уступая место горькому привкусу беспокойства.
Он хотел отступить, уйти подальше от этого безумия, но в этот момент, приподняв полог, из хижины вышла девушка. Она испуганно замерла на пороге, как перепуганная птичка, угодившая в капкан. Ее большие глаза были полны растерянности и страха. Крисан мгновенно оказался рядом и бережно обнял ее за плечи, защищая от всего мира.
— Элая, это Эмерс, мой друг. Мне нужно отлучиться, подожди здесь. Ни о чем не волнуйся.
— Но… если те люди вернутся? — робко прошептала она, в ее голосе слышалась дрожь.
— Они ушли на север, — вмешался Эмерс, против воли поймав себя на мысли, что любуется этой хрупкой девушкой.
Ее невинный взгляд, ее нежная кожа, казалось, излучали свет.
— Не выходи из хижины, я ненадолго. Нужно зайти в поселение. Узнать, что происходит, — сказал Крисан, глядя Элае прямо в глаза.
Элая робко кивнула, доверчиво вглядываясь в твердые, но такие по-своему добрые черты лица Крисана. Тот привычным движением закрепил на поясе меч, последовал за Эмерсом.
Когда они отошли на достаточное расстояние, позволяющее говорить без опаски быть услышанными, Эмерс обернулся. Элая все еще стояла в дверях хижины, ее худая фигурка казалась призрачной и уязвимой. Она провожала их взглядом, в котором читалось одновременно и беспокойство, и надежда на скорое возвращение.
Эмерс был тронут. Девушка вызвала в нем волну противоречивых чувств. В сердце, привыкшем к хитростям и лишениям, зародилось необъяснимое, терпкое чувство. Это была смесь жалости к потерянному цветку, нежности к этой юной душе и чего-то большего, глубокого и пока еще не осознанного, что заставляло его смотреть на Элаю совсем иными глазами. Что-то напоминало Эмерсу о родном доме, о спокойствии и мире, которого он так давно был лишен. Желание защитить ее, укрыть от всех бед росло в нем с каждой секундой.