Дорогой читатель,
История, которую вы держите в руках, родилась не из желания шокировать или развлечь. Она пришла из тишины — той особенной тишины, которая наступает после того, как закрывается дверь в дом, где никто не должен слышать происходящее внутри.
Алиса — вымышленный персонаж, но её боль, её путь, её борьба — это отражение реальности тысяч людей, живущих рядом с нами. Людей, которые улыбаются вам в лифте, стоят за вами в очереди в супермаркете, возможно, даже сидят с вами за одним столом каждый день.
Я написала эту книгу не для того, чтобы вы пожалели Алису. Жалость — последнее, что нужно тем, кто пытается выжить. Я написала её для того, чтобы задать вопрос: что происходит с человеком, когда самые близкие люди становятся источником глубочайших травм? И как меняется человек, когда боль становится частью его существования?
Предупреждение о содержании
Внимание: Эта книга содержит темы и сцены, которые могут быть травмирующими для некоторых читателей, включая:
Домашнее насилиеПсихологическое и физическое жестокое обращениеСексуальное насилие (без графических описаний)Нежелательную беременность и её прерываниеДепрессивные состояния и суицидальные мыслиЗлоупотребление психоактивными веществамиСложные семейные отношения и их последствияЭта история не предназначена для читателей младше 18 лет. Если вы переживали подобный опыт и эти темы могут вызвать у вас болезненные воспоминания, пожалуйста, подходите к чтению с осторожностью или проконсультируйтесь со специалистом.
Но если вы решитесь продолжить — я прошу вас об одном. Не торопитесь осуждать. Ни Алису за её решения, ни даже тех, кто причинил ей боль. Потому что порой самые разрушительные поступки совершают люди, которые сами когда-то были травмированы.
Готовы ли вы заглянуть за фасад обычной жизни и увидеть, что иногда скрывается за закрытыми дверями? Готовы ли вы задать себе неудобный вопрос: что бы вы чувствовали на месте Алисы?
И самое главное — готовы ли вы к тому, что, дочитав эту книгу до конца, вы, возможно, никогда не будете смотреть на окружающих вас людей так, как раньше?
Если да — переверните страницу. История Алисы ждёт вас. И она изменит вас, как изменила меня.
С уважением и надеждой на понимание,
𝓛𝓲𝓷𝓪 𝓚𝓵𝓮𝓬𝓱
Мне было семь, когда я впервые увидела воздушных гимнастов.
Это было на единственном представлении бродячего цирка, куда нас привела учительница. День был серым, билеты дешёвыми, а шатёр пах опилками и чем-то сладким — может быть, сахарной ватой, может быть, детскими мечтами.
Тогда я ещё не знала, как выглядит настоящая красота. Но когда они появились под куполом — девушка в блестящем трико и её партнёр — время замедлилось. Их тела, извиваясь в воздухе, рассказывали историю без слов. Они падали и взлетали, доверяя друг другу с каждым смертельно опасным па.
«Воздух любит их», — подумала я. Потому что они парили так, словно гравитация была всего лишь неудобным правилом, которое можно нарушить, если очень захотеть.
В тот вечер, вернувшись домой, я попыталась объяснить отцу, чем хочу заниматься, когда вырасту. Он посмотрел на меня тем взглядом, который я уже тогда научилась распознавать — смесь разочарования и чего-то ещё, чему у меня тогда не было названия. Теперь я знаю, что это было презрение.
«Шлюхи в блёстках», — сказал он, отпивая из стакана. «Только и умеют, что задницами трясти. Тебе туда нельзя».
Я не понимала значения первого слова, но интуитивно почувствовала, что это что-то плохое. И всё же той ночью я закрыла дверь в свою комнату и начала кружиться с раскинутыми руками, представляя, что лечу.
В тот момент я не знала, что кружиться мне придётся совсем по-другому. Что моими первыми полётами станут отчаянные прыжки с кровати, когда отцовский ремень рассекал воздух за моей спиной. Что вместо аплодисментов будет только звон разбитого стекла и мамины всхлипывания из соседней комнаты.
Но даже тогда, даже маленькой девочкой с ободранными коленками и синяками, которые я научилась прятать под длинными рукавами, я знала одно: у меня внутри есть что-то, чего они не могут забрать. Что-то, что умеет летать, даже когда тело приковано к земле.
Это «что-то» я берегла годами, пряча глубоко внутри. То, чего не смогли сломать ни отец своими кулаками, ни мать своим молчанием, ни тот парень из колледжа, который решил, что моё «нет» ничего не значит.
Они все хотели, чтобы я забыла о полёте. Чтобы смирилась с землёй, грязью, болью.
Но что, если я скажу вам, что они почти преуспели? Что однажды ночью, стоя на краю крыши двенадцатиэтажки, я почти поверила, что единственный способ полететь — это прыгнуть?
И что, если я скажу вам, что именно в тот момент я осознала свою настоящую силу? Силу, которая страшнее любого падения.
Видите ли, когда у вас забирают всё — даже страх смерти — вы становитесь опаснее, чем могли себе представить.
Меня зовут Алиса. Мне двадцать четыре. И это история о том, как я училась летать после того, как у меня вырвали крылья.
Клубный свет режет темноту. Красный и синий пульсируют на моей коже, превращая меня в существо из другого измерения. Басы отдаются в грудной клетке вместо сердцебиения.
Сегодня я выбираю быть неуязвимой.
— Алиса, пять минут, — Макс заглядывает за кулисы, его взгляд скользит по моему телу и замирает на лице. В его глазах — смесь голода и замешательства. Он до сих пор не понимает, что я делаю в его клубе.
— Готова, — отвечаю, закрепляя последний слой блесток на ключицах. Холодное прикосновение к коже — мой ритуал. Броня из света.
Большинство думает, что девушки вроде меня сломлены. Что мы здесь из отчаяния. Может, для кого-то так и есть. Для меня — нет. Здесь я контролирую каждый взгляд, направленный на меня.
Музыка меняется. Мой выход.
Прожектор обжигает. Публика — размытые силуэты за границей света. Я танцую не так, как ожидают от танцовщицы на пилоне. Я двигаюсь как те воздушные гимнасты из детства — с той же силой, с той же отточенностью каждого жеста.
В первом ряду — мужчина в дорогом костюме. Его глаза хищные, властные. Он смотрит так, словно уже владеет мной. Я узнаю этот взгляд. Мой отец смотрел так же.
Наши глаза встречаются, и я улыбаюсь — не губами, только взглядом. Он подается вперед. Думает, что увидел слабость. Что я — добыча.
Не понимает, что это я препарирую его. В момент, когда он решает, что может купить меня, я уже определила его стоимость.
Музыка нарастает. Я взмываю по пилону к самому потолку и замираю в сложной позиции — тело параллельно земле, держусь одними руками. Мышцы горят. Эта боль — моя. Не та, что причиняли другие. Моя, выбранная, очищающая.
В клубе наступает полная тишина. Я чувствую, как мужчина в первом ряду задерживает дыхание. Медленно поворачиваю голову и смотрю прямо на него. Он вздрагивает. В моих глазах он видит то, что обычно скрыто — знание. Я знаю, что скрывается за его безупречным фасадом. Ту черную пустоту, с которой я слишком хорошо знакома.
Мой танец обрывается внезапно. Тишина, затем — взрыв аплодисментов.
За кулисами я вытираю пот. Телефон в сумке вибрирует. На экране имя, от которого внутри все холодеет.
«Мама».
Три года молчания. Три года с того дня, когда я, дрожа, пыталась объяснить ей, что случилось на вечеринке у Антона. Как он подмешал что-то в мой напиток. Как я приходила в сознание урывками, чувствуя чужой вес на себе. Как поняла недели спустя, что беременна.
«Шлюха», — бросила она тогда, глядя на меня глазами, полными презрения. — «Думаешь, я не видела, как ты одеваешься? Как флиртуешь со всеми подряд? Сама напросилась».
А потом были горькие отвары и ванны с фиолетовым раствором, который жег кожу. Тогда я не понимала. Когда начались боль и кровотечение, до меня дошло — она решила всё по-своему.
Я не открываю сообщение.
В зеркале отражается женщина с глазами, видевшими слишком много. Женщина, умеющая быть видимой для всех и невидимой ни для кого.
Стук в дверь. — У тебя клиент, Алиса. Очень настойчивый, — Макс заглядывает в гримерку.
Я знаю, кто это. Мужчина из первого ряда. Он хочет купить иллюзию власти надо мной.
— Сегодня я не работаю индивидуально, — отвечаю, не поворачиваясь.
— Он предлагает пятьдесят тысяч. За час.
Я медленно разворачиваюсь. Макс знает мои правила. Но в его глазах — алчность.
— Я сказала нет.
Он уходит, а телефон снова вибрирует. Я открываю сообщение.
«Отец умирает. Просит тебя приехать. Последнее желание».
Что-то темное и вязкое поднимается внутри. Отец. Человек, который сломал мне нос в тринадцать за опоздание. Человек, чьи шаги в коридоре заставляли меня цепенеть от ужаса.
В памяти всплывает ночь, когда я стояла на краю крыши. Двенадцатый этаж. Ветер трепал волосы, а внизу мигали огни. Тогда я поняла, что не боюсь смерти. И это сделало меня опасной.
Телефон вибрирует снова. Макс. «Он предлагает сто тысяч и говорит, что знает тебя. Антон его имя».
Мир замирает. Музыка из зала превращается в далекий гул.
Антон.
В ящике стола — перочинный нож, который я всегда ношу с собой. Маленький, незаметный.
Медленно накидываю халат поверх костюма и пишу ответ: «Пусть подождет в приватной комнате 3. Буду через десять минут».
Возможно, отец не дождется своего последнего желания. У меня есть дела поважнее.
Я смотрю в зеркало долго, внимательно. Снимаю остатки сценического макияжа, оставляя только тонкий слой тона и красную помаду. Мои движения спокойны, отточены. Со стороны может показаться, что я просто готовлюсь к встрече с клиентом.
Антон. Три года я представляла эту встречу. Три года прокручивала в голове сотни сценариев. И вот он сам пришел за мной.
Нож скользит в карман шелкового халата. Я чувствую его вес, его присутствие — прохладное, успокаивающее. Я не уверена, что воспользуюсь им. Но уверена, что хочу видеть страх в его глазах.
По пути к приватной комнате я заглядываю к бару. Сергей, бармен, поднимает бровь, когда я прошу два бокала мартини.
— Клиент попался щедрый? — он ухмыляется, добавляя оливку.
— Особенный, — улыбаюсь я, и что-то в моей улыбке заставляет его отвести глаза.
Приватная комната номер три — самая дальняя. Звукоизоляция, приглушенный свет, удобный диван, на котором обычно происходят вещи, в которых я не участвую. Сегодня всё будет иначе.
Я поворачиваю ручку двери. Мое сердце бьется ровно, спокойно. Странно — я ожидала бури внутри, но там лишь тишина. Кристальная ясность.
Он сидит в углу дивана. Немного располнел с тех пор, как я видела его последний раз. Волосы поредели. Но глаза — те же. Самоуверенные, с оттенком жестокости, которую он всегда умело скрывал от других.
— Алиса, — он улыбается, будто мы старые друзья, встретившиеся случайно. — Ты стала еще красивее.
Я не отвечаю. Ставлю бокалы на столик между нами и сажусь напротив, сохраняя дистанцию. Его взгляд скользит по моему телу — привычка, от которой он не избавился.